Страница:
Алексей взял из его рук письмо и книжку. Заголовок ее гласил: Замечательные похождения бывшего графа, ставшего по воле рока Черным Вороном - лихим атаманом шайки благородных разбойников, и его смертельная любовь к персидской царевне Замире. Здесь же присутствовал и сам атаман в русском кафтане, с довольно свирепым лицом, с роскошными усами и кинжалом в правой руке. Левой он прижимал к себе девицу в шароварах и прозрачном покрывале на голове. У нее была осиная талия, глаза на добрую половину лица и крошечный ротик. Без всякого сомнения, часть рисунков на письме и на обложке очень сильно смахивали друг на друга.
- Откуда у тебя эта книжонка? - поинтересовался Алексей и вернул вещественные доказательства Ивану.
Тот рассмеялся:
- От старшого своего спрятал. Домашнее задание не выполняет, "неудов" в гимназии нахватал, а мать говорит: "Митенька каждый день допоздна только и делает, что книжки читает". Она же не ведает, что это за чтиво. Тогда я за него взялся, заглянул к нему в стол, а там подобная дребедень, каждой полкопейки цена. Ну, я парню уши надрал, чтобы знал, чем на самом деле следует заниматься, а книжонки с собой забрал. Видишь, дерьмо, а на доброе дело сгодилось.
- В каком классе твой старший, в пятом? - спросил Алексей. - Кажется мне, что здесь кое-кто того же возраста замешан. Надо, Ваня, меньшую барышню тоже проверить.
Слово "экспроприация" ей вряд ли известно, но чем черт не шутит, когда господь спит?
- Понял, - кивнул головой Иван, - только больше трех агентов нам негде взять, придется им задание увеличить, пускай за младшей тоже походят, приглядятся как следует. - Он взглянул на часы, и глаза его полезли на лоб. - Черт побери! Уже пятый час, а у меня ни у шубы рукав. А я еще хотел до темноты к озеру проехать, посмотреть, где засаду лучше устроить.
- Вместе поедем, - сказал Алексей, - а теперь давай поступим таким образом: я делаю сводку, а ты пишешь донесение Федору Михайловичу по поводу Полиндеева. Пусть знает, что мы без толку не сидели.
Иван, обрадованный таким поворотом событий, просиял и прихлопнул в ладоши.
- Ну, удружил, Алешка, право слово, удружил! Я это донесение вмиг составлю и с агентами поговорю, решим, кого выставить для наблюдения. А тебе слово даю, июньская сводка за мной.
- Июльская и августовская... - уточнил Алексей. - Иначе передумаю!
- Ладно, - вздохнул покорно Иван и печально добавил:
- Сдается мне, ты фармазон почище того Черного Ворона будешь, туды его в болото.
Глава 3
Целый час приятели работали, не отвлекаясь на посторонние дела, даже заперли дверь, в которую стучали кулаком чуть ли ни каждые десять минут. Но сыщики не отзывались, потому как понимали: если не напишут бумаги, то получат приличный нагоняй от Тартищева. И еще они знали: если стучат кулаком, то происшествие на сей раз малое или средней тяжести, но если станут бить ногой и кричать во весь голос, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.
В четыре руки и в две головы дело спорилось, и с бумагами они разобрались гораздо быстрее, чем рассчитывали.
О том, что Иван первым покончил с донесением, подтвердило его довольное мурлыкание, а затем и песня, которую он затянул во весь голос:
Дорогая, хорошая,
Ты дружком моим брошена,
Ты дружком моим брошена,
Ну а я подобрал.
Травы буйные скошены,
подхватил следом Алексей и показал Ивану большой палец, дескать, отлично сработали. И приятели грянули уже в два голоса:
Дорогая, хорошая,
Дорогая, хорошая,
Я про все забывал...
Они пели так самозабвенно и с таким чувством, что не заметили, как открылась и закрылась дверь кабинета.
- Тэ-эк-с! - раздался за их спинами слишком знакомый голос. - Спеваем! По какому поводу, интересно знать?
Сыщики вскочили и вытянулись по стойке "смирно". Федор Михайлович Тартищев, которого они ждали только через два дня, запыленный и усталый, возник на пороге их убежища, а они прошляпили сей немаловажный момент, потому как не учли, что у начальства есть ключи от всех кабинетов.
Тартищев принюхался и подозрительно покосился на стол, на котором ничего, кроме бумаг, не было.
- На трезвую голову голосите, что ли? - поинтересовался Федор Михайлович, опускаясь в единственное кресло.
Оно предназначалось для особо важных посетителей, но большей частью им пользовался Тартищев, если по какой-то надобности заглядывал к своим агентам.
- На трезвую, - вздохнул Иван, - но с радости, что с бумагами рассчитались. Сводка происшествий за май готова, рапорты на поощрение прочитаны и на правильность оформления проверены.
Он протянул Тартищеву одну из бумаг.
- Что это? - справился тот.
- Донесение, - пояснил Вавилов, - по поводу заявления от спиртозаводчика Полиндеева о подметном письме.
- От Карпа Лукича? - не спросил, а скорее уточнил Тартищев. Впрочем, ему не требовалось ответа. С Полиндеевым он был хорошо знаком по причине ряда случаев нарушений торговли вином и водкой. Штрафовали Карпа Лукича часто и изрядно, однажды в судебном порядке даже наложили арест на его продукцию. Полиндеев затихал на какое-то время, но после наверстывал упущенное с лихвой. И действовал он смело, потому что речь шла о несметных барышах. Но когда возникла угроза расставания с ничтожной для него суммой, не на шутку всполошился.
Тартищев пробежал донесение глазами, потом зачитал вслух, упустив обращение на свое имя:
- ДОНЕСЕНИЕ. Имею честь донести Вашему Высокоблагородию, что 6-го числа июня месяца сего года спиртозаводчик, купец, первой гильдии г. Североеланска Карп Полиндеев, представил мне подметное письмо от неизвестного лица, именующего себя атаманом разбойной шайки Черным Вороном, в котором потребовал, чтобы Полиндеев 7-го числа настоящего месяца отнес в лес возле Рыжего озера не позднее восьми часов вечера тысячу рублей денег и лично передал бы их вышеозначенному лицу у завалившегося пня, что находится в пятидесяти шагах на запад от старой купальни. За неисполнение Полиндеевым этого требования ему угрожают лютой смертью.
Донося о вышеизложенном, жду приказаний Вашего Высокоблагородия о том, чтобы приступить к негласному расследованию этого дела и розыску злоумышленников.
Старший агент сыскной полиции Вавилов Иван.
Да-а! - Тартищев повертел в руках донесение и отложил его на стол. Ваши соображения?
- Кто-то из своих, - ответил Алексей. - Почти не вызывает сомнения. Но посмотрим, походим... Впереди еще сутки.
- Трех младших агентов наладим за домочадцами присмотреть, засаду выставим, - вступил следом Иван. - Сам съезжу на озеро, огляжусь... Возьмем голубчика как дите от мамкиной титьки.
Тартищев смерил их мрачным взглядом исподлобья. Задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла.
Агенты замерли. Только сейчас до них дошло, что начальство приступило к должностным обязанностям гораздо раньше намеченного срока. Кажется, довезло свое семейство до заимки и мигом вернулось. Выходит, что-то стряслось? И немаловажное, если Тартищев гнал лошадей взапуски...
Оба сыщика уставились на Федора Михайловича. Тот тяжело вздохнул и потуже натянул на голову запыленную фуражку.
- Полиндеева на сегодня отставить! Есть дела поважнее.
В мельничном пруду возле Залетаева труп женщины подняли.
Похоже, долго в воде пролежал. И если бы не дожди... - он устало махнул рукой, - то и вовсе могли не обнаружить. Уровень воды поднялся, решили открыть створ в плотине, чтобы спустить излишки, а его забило, не поднимается. Попытались расчистить и зацепили багром мешок, а оттуда рука торчит!
Мы с Анастасией Васильевной только-только Залетаево миновали, видим, верховой догоняет. Оказывается, местный урядник. Дескать, явное смертоубийство! Видел, как мы сквозь село проезжали, и поспешил доложить. Что ж, делать нечего, пришлось мне возвращаться. Кое-как упросил своих самим до заимки добираться.
Сыщики быстро переглянулись, живо вообразив, что пришлось пережить при этом Федору Михайловичу. И знали, что не ошиблись, предположив, что не найденный труп стал причиной мрачного настроения Тартищева. В кои-то веки начальство позволило себе кратковременный отпуск, и на тебе, - труп!
Как по заказу!
- Смертоубийство? - переспросил Иван, и глаза его оживленно блеснули. Кажется, пришел конец затяжному безделью. - Есть наметки?
- Есть кое-какие! Но пока не очевидные. Перерезано горло. Женщина, судя по первому взгляду, молодая, но не местная, в селе ее никто не видел. Видно, труп привезли откуда-то в мешке и сбросили в воду. К ногам и за шею привязали обломки жерновов. - Федор Михайлович вытянул из кармана за цепочку брегет, щелкнул крышкой и поднялся из кресла. - Сейчас захватим Олябьева и махом в Залетаево, пока не стемнело. Я велел тело спустить в ледник, оставил урядника охранять, и сюда. Давай, ребята, время не ждет!
- Мельника допросили? - поинтересовался Алексей.
- Только предварительно. Я приказал уряднику за ним присмотреть, правда, пока никаких улик против него не имеется, кроме разве двух обломков жерновов.
- Надо еще доказать, что это улики! В округе, почитай, еще две или три мельницы имеются. Труп могли привезти и сбросить подальше от места преступления и жернова с собой прихватить. Их вместо грузила гораздо удобнее использовать, чем те же каменюги, - заметил Иван.
- Правда твоя, - согласился Тартищев и снова заторопил, - едем, едем, живей! По дороге обсудим все версии, все предположения. Судя по одежде, девица то ли учительница деревенская, то ли фельдшерица.
- Такую легче отыскать, - сказал Алексей, - во всей губернии их раз, два и обчелся.
- Тоже верно! - Федор Михайлович опять посмотрел на часы. Поторапливайтесь, братцы! Если не успеем до темноты, то съездим вхолостую. Придется ночевать в Залетаеве, а я тамошнего станового пристава знаю, говорун и выпивоха, не приведи господь!
- Ас Полиндеевым как поступить? - поинтересовался Иван. - Мы обещали ему помочь!
- Корнеев им займется, - ответил Тартищев. - Кстати, где он?
Алексей и Иван быстро переглянулись, и Вавилов безмятежно посмотрел на начальство.
- На базаре, щипачей ловит.
- Щипачей? - поразился Федор Михайлович. - Ему что, заняться больше нечем? Пусть лучше возьмется за Полиндеева. Негоже старшему агенту мелочовкой заниматься!
- Понятное дело, - пожал плечами Вавилов, - но порой из мелочовки такой крупняк вырастает!
Тартищев внимательно посмотрел на него:
- Или выросло чего?
- Ага, только возле мельницы, - развел руками Иван, - и чувствую, на нашу голову.
- Меньше бы ты чувствовал, Ванюша, - усмехнулся Тартищев. - А то, говорят, хорошая спина кнут за неделю чует.
Они вышли в коридор, но не успели замкнуть дверь, как в его конце появилась длинная процессия во главе с Корнеевым.
- Ну вот, на ловца и зверь бежит, - констатировал Тартищев и приказал:
- Корнеев, зайди в кабинет, Вавилов изложит тебе новое задание, а мы срочно выезжаем в Залетаево на труп.
Корнеев остановился и растерянно посмотрел на начальство.
А как же... Я вон восьмерых привел... - и он кивнул на вереницу мрачных типов со связанными за спиной руками, выстроившихся лицом к стене. Длинная веревка обхватывала их за шеи. Корнеев привел воришек на поводке, точно собачью свору.
- Ты что, в участке не смог с ними разобраться? - возмутился Тартищев. - Процедуры не знаешь? В управлении этой рвани не хватало!
- А премия? - опешил Корнеев. - Десять кошельков и портмоне взяли, финажек почти на триста рублей.
- Улики описать и в сейф, щипачей допросить и в холодную. Или мне тебя учить? - рассердился Тартищев. - А то не видишь знакомые рожи? - Он подошел к одному из воришек и схватил его за шиворот. - Этого рыжего оставь мне.
Я сам с ним поговорю! - И Федор Михайлович несколько раз сильно встряхнул лохматого рыжего босяка. - Ты, Фимка, тварь поганая, скоро из города уберешься? Обещал к весне в Томск податься; или, думал, не заметим, что ты в городе до сих пор сшиваешься?
- Господин начальник, - взмолился тот, пытаясь извернуться в руках Тартищева так, чтобы избежать оплеухи или по крайней мере получить ее по касательной, - хворый я был, чуть не загнулся от горячки. И за дело не от хорошей жизни взялся! Сами скажите, как мне до Томску добираться без финажек?
- Ладно, забирай его, Корнеев, - Тартищев оттолкнул от себя рыжего Фимку, - времени у меня нет, чтобы рожу ему начистить.
- А доля как же? Премия?
- Доля? - посмотрел на него в недоумении Федор Михайлович. - Какая, к дьяволу, доля? Какая премия? За каждого бродягу, что ли, я тебе должен премию выписывать? Так никакой казны не хватит!
- Но приказ?.. - Корнеев растерянно оглянулся на Ивана. - Вы сами, ваше высокоблагородие...
- При... - начал было Тартищев и уставился на Корнеева. И тут же перевел взгляд на Ивана. Тот смотрел на начальство преданными и по-детски чистыми глазами. - Ах, приказ? - ласково улыбнулся Федор Михайлович. - Есть приказ! Да еще какой: выплатить Савелию Корнееву премию в десять рублей за чрезмерное усердие в служебных делах из жалованья старшего агента сыскной полиции Ивана Вавилова. - Тартищев приложил ладонь к козырьку фуражки. Через минуту жду вас, господа агенты, в коляске! - И двинулся быстрым шагом по коридору к лестнице, ведущей на первый этаж.
- Знаешь, Савелий, - удрученно сказал Иван, - кажется, ты меня не понял. Я имел в виду не щипачей, а "деловых", за них и вправду премию выдают.
- Сейчас я тебе покажу и щипачей, и "деловых", и приказ на роже нарисую! - И Корнеев начал засучивать рукава.
Задержанные босяки, неестественно вывернув шеи, пытались не упустить тот сладостный миг, когда агенты сцепятся в драке. Но Алексей лишил их подобного счастья, взял и попросту растащил в разные стороны двух самых тертых и хватких сыщиков североеланской полиции. Причем уложился вовремя, так что, когда он и Вавилов оказались на крыльце управления, до назначенного начальством срока оставалось пять секунд.
Их вполне хватило, чтобы сбежать с крыльца и занять места в коляске напротив Тартищева и судмедэксперта Олябьева, державшего на коленях свой неизменный сундучок. Федор Михайлович смерил сыщиков взглядом, затем посмотрел на окна сыскного отделения, там виднелась белобрысая голова и красная от негодования физиономия Корнеева, хмыкнул сердито и сказал, особо ни к кому не обращаясь:
- Еще раз повторится, и выгоню к чертовой матери!
Коляска, на облучке которой сидел денщик Тартищева Никита, тронулась с места и завернула за угол Тобольской улицы. Это случилось в то самое мгновение, когда раздраженный старший агент Корнеев двинул первому в очереди карманнику в зубы. Служба продолжалась, несмотря на то что солнечный диск уже завис над острыми гребнями далеких гор.
Глава 4
Лицо Олябьева было абсолютно безмятежным, без малейших признаков любопытства. За свою жизнь он видел слишком много трупов, и даже в более безобразном состоянии, поэтому вздувшееся тело утопленницы не вызывало у него никаких эмоций, кроме чисто профессионального интереса.
- Девицу вначале крепко избили, - сказал он, обтирая руки спиртом, затем прикончили и после того бросили в воду. Так что об утоплении и речи нет. Убийство, самое примитивное убийство. Вероятно, она сопротивлялась, под ногтями видны следы крови, а может, и просто грязи. Об этом я скажу точнее после детального обследования и вскрытия. Но на груди и предплечье хорошо заметны синяки и ссадины.
Горло перерезано махом, но не ножом, края рваные. Похоже, что орудовали осколком стекла, вернее, бутылки. Возможно, ее убили в пьяной драке.
- Но по виду она не простого сословия, - заметил Алексей. - Одежда приличная, приобретена не в дешевой лавке. Явно состоятельная барышня.
- И что же? - усмехнулся Олябьев. - Считаешь, что в состоятельных семействах не случается пьяных драк?
- Но почему она босиком? Без чулок и башмаков? В мае погода стояла холодная, и девица одета явно не по-домашнему.
Может, ее изнасиловали, прежде чем убили?
- Вскрытие покажет, но одежда почти не пострадала, и прочие детали дамского туалета на месте, так что внешних посягательств на ее честь не наблюдается, - ответил Олябьев.
Он повернулся к Тартищеву, который разговаривал со становым приставом Таракановым, широколобым и толстогубым, с маленькими хитроватыми глазами и плохо выбритым подбородком. Седые усы уныло свисали по краям его рта, а правой рукой он держался за раздувшуюся щеку. У пристава страшно болел зуб, и поэтому на все вопросы он отвечал медленно и с трудом.
- Эй, любезный! - окликнул его Олябьев. - Можно увозить труп. - И спросил у Тартищева:
- Хотите еще раз взглянуть?
- Нет, и так все ясно, - отмахнулся Федор Михайлович, - постарайся завтра к вечеру показать мне результаты обследования, а ты, - повернулся он к Алексею, - с утра дашь объявление во все газеты о том, что найден труп неизвестной женщины... Словом, не мне тебя учить, что написать.
- Слушаюсь! - ответил Алексей. - Позвольте заняться мельником?
- Давно пора, - кивнул головой Тартищев и поверх его головы посмотрел в сторону пруда. - Куда Иван подевался?
- Верно, что-то отыскал? - предположил Алексей. - Ведь не на прогулку пошел!
Тартищев направился к телеге с высокими бортами, дно которой устилала солома. Два одетых в немыслимое рванье мужика, бродяги, которых привели из холодной для свершения столь неприятной процедуры, как погрузка тела утопленницы, ухватившись за края брезента, волоком подтащили его к телеге и замерли, не зная, что делать дальше. Из-за чрезмерной хилости сложения они не смогли даже оторвать свой скорбный груз от земли.
На помощь к ним подоспели два сотских и урядник Гордеев. Кое-как тело уложили в повозку, закрыли брезентом, возница взгромоздился на дощечку-сиденье, перекинутое с одного борта телеги на другой, два полицейских стражника и урядник пристроились сзади, и Тартищев махнул рукой:
- Трогай!
Возница взмахнул кнутом, заскрипели колеса, и две мосластые лошаденки потянули за собой повозку с трупом.
Из ближних кустов показался Иван. Сапоги его, колени, руки и даже подбородок - все было перепачкано землей, а на штанах висели гроздьями старые колючки чертополоха и сенная труха.
У-у! - Он вытер рукавом лоб. - Вокруг запруды обежал. В дальнем конце на берегу нашел старую колею.
Видно, еще по весне, когда самая грязь, подъезжали, да у воды виднеется несколько старых следов ног. Часть из них точно мужские, потому что в одном месте ясно просматривается отпечаток подошвы мужского сапога. Я его на всякий случай срисовал. - Он протянул лист бумаги Тартищеву. - Смотрите, две набойки: на носке и каблуке. И даже все гвоздики пересчитал. А вторые уже не разобрать, мужские или женские, но по размеру гораздо меньше первых.
- Умелец! - усмехнулся Тартищев. - Знатно у тебя получилось! Прибереги! Возможно, это тоже улика. - И вернул рисунок Ивану.
- Понял. - Вавилов спрятал лист в нагрудный карман тужурки.
- Так, говоришь, двое побывали? - уточнил Тартищев. - А не может так случиться, что вторые следы принадлежали убитой барышне? Вдруг там на самом деле убийца и его жертва прогуливались?
- Определенно сказать ничего не могу, - покачал головой Вавилов, следы точно разные, но принадлежали ли они убитой, тут уж - увы! - пока не ясно. Отпечатки заплыли, каких-то особых примет не разглядеть. - Он сердито сплюнул на землю. - Одна теперь надежда, если кто по объявлению в газете отыщется.
- То и удивительно, - покачал головой Федор Михайлович, - что никто не заявил о пропаже. Будь она из хорошего семейства, тотчас бы хватились. Разве одиночка какая? Так и у нее должны быть друзья, подруги, поклонники, наконец.
- А может, ее из соседней губернии нам подкинули? - с надеждой в голосе спросил пристав. - Отсюда верст сорок всего, через горы перемахнуть и...
Тартищев покосился на него и ничего не сказал, но Тараканов мигом замолчал и снова схватился за щеку.
- Ближний свет через горы трупы тягать, - не сдержался Вавилов, - наш это труп, доморощенный.
- Платье на утопленнице действительно напоминает покроем одежду гувернантки или учительницы, - заметил Алексей. - Вполне вероятно, от нее избавились по причине адюльтера. Такое частенько бывает, когда глава семейства кладет глаз на молодую учительницу своих детей.
- Ты имеешь в виду, что от гувернанток часто избавляются подобным способом? - усмехнулся Тартищев. - Насколько мне известно, их попросту увольняют без рекомендаций, а порой и без жалованья. Не знаю, кому убитая могла так насолить, если разделались с ней столь жестоко. Обычно так расправляются с жертвами в крайней степени ярости. Но с трупом, не находите, обошлись хладнокровно, упрятали в мешок, доставили к пруду, привязали жернова и после спустили в воду. У убийц явно было достаточно времени, чтобы управиться со своими делами. И они не боялись, что их заметят.
Так что вполне вероятно, ты их следы обнаружил, Иван. Надо будет еще раз пройтись к пруду, чтобы все осмотреть должным образом.
- Похоже, они действовали ночью, - заметил Алексей. - И труп мог привезти кто угодно и откуда угодно. Тут на пять верст вокруг ни одной деревни до самого Залетаева.
- Ладно, не будем пока гадать. - Тартищев взглянул на часы. - Сначала осмотрим следы, а то до темноты часа два осталось, а после займемся мельником и его домочадцами. - Он повернулся к становому приставу. Тараканов, вели всем оставаться в доме, чтобы не разбежались раньше времени. Сколько их?
- Да трое всего, - поморщился пристав. - Сам Петухов, мельник то есть, его супруга да сын, но он того, немного умом тронутый, заместо батрака все работы справляет. Дочка еще была, да только ее к тетке в Каинск отправили, тут, вишь, женихов справных трудно сыскать.
- А что же работников не возьмут? - поинтересовался Вавилов. - Или бедствуют? Деньжат не хватает?
- Да у них работники и впрямь надолго не задерживаются, - пояснил пристав, - скуповат Петр Евдокимыч, прижимист, у него кажная копейка гвоздем прибита. Расплачивается или мукой, или картошкой, а чаще - отрубями. Не всякий работник на такое согласен. Вот и бегут люди. Правда, один больше чем на полгода задержался, да с месяц назад тоже утек. Теперь сами на себя жилы рвут.
Они сели в коляску и направились к противоположному от мельницы краю запруды. Каменная плотина перегородила небольшую речушку, которая разлилась на добрую версту во все стороны, заполнив собой ложбину между двумя грядами невысоких, поросших хилым лиственничным лесом холмов. У противоположного берега виднелись похожие издали на нерастаявшие льдины огромные стада гусей. Постоянный их гогот и хлопанье крыльев долетали сюда слабо, но все-таки были слышны, так как звуки по воде разносятся гораздо дальше, чем по суше.
Сначала они остановились на плотине. Здесь крики гусей были слышны сильнее и заглушали все остальные звуки. Пристав показал сыщикам створ, сквозь который спускали излишки воды. На дороге, ведущей через плотину на другую сторону запруды, все еще валялись обломки сучьев, лохмотья подсохших водорослей и два увесистых обломка старых жерновов, затрудняя проезд.
- Что это такое? - удивился Тартищев. - Почему жернова не убрали с пути?
- Сей момент, сей момент! - засуетился пристав и, спрыгнув с коляски, попытался поднять обломок жернова с земли. С большим трудом ему удалось оттащить его в сторону.
Второй он осилил только с помощью Алексея и сказал, отдуваясь:
- Тяжелы, чертяки! Одному не поднять!
Тартищев молча наблюдал за ними из коляски. Затем приказал Олябьеву:
- Ну-ка достань те веревки, которыми жернова привязывали.
Олябьев послушно открыл свой сундучок и извлек из него два обрезка пеньковой, раскисшей в воде веревки. Узлы на ней не стали развязывать, ее просто разрезали, освободив мешок с трупом от груза, который удерживал его у самого дна.
Федор Михайлович, не обращая внимания на тряску (коляска катила по полю, сплошь усеянному норками сусликов), некоторое время тщательно рассматривал узлы, затем вернул веревку Олябьеву и заметил:
- Морской узел. Брамшкотовый. Преступник явно прошел флотскую школу.
- Моряк? - Алексей и Иван переглянулись. - В наших сухопутных краях?
- И что здесь удивительного? - строго посмотрел на них Тартищев. - Он может быть из купцов, из военных, даже из духовенства. Но тот, кто ходил в море, знает, как завязывается шкотовый узел или, к примеру, булинь... Без этой науки моряк - не моряк.
- Ну вот, еще одна загадка. Теперь надо искать моряка, - недовольно пробурчал Вавилов.
- Ничего, зато такие подсказки значительно сужают круг поисков. Моряки, учительницы... Не так их много среди наших обывателей.
Коляска спустилась в неглубокую ложбину, по дну которой тянулся замеченный Иваном след колес. Злоумышленники явно были из местных жителей или из тех, кто раньше тут не раз побывал, так как ложбина была самым удобным местом, чтобы скрытно подобраться к воде. Края ее поросли тальником и бурьяном, и даже всадник мог проехать здесь, не рискуя быть замеченным со стороны мельницы.
Сам след едва просматривался, и только зоркие глаза Ивана сумели разглядеть затянутые песком и заросшие травой две узкие полосы - остатки колесной колеи. Впрочем, Алексей и сам, доведись ему осматривать окрестности, непременно и прежде всего самым тщательным образом исследовал бы ложину. Он уже отметил для себя, что именно здесь труп могли незаметно спустить в воду.
Сыщики вышли из коляски. Тартищев, расставив ноги и заложив руки за спину, некоторое время смотрел на воду, затем повернулся к Алексею.
- Откуда у тебя эта книжонка? - поинтересовался Алексей и вернул вещественные доказательства Ивану.
Тот рассмеялся:
- От старшого своего спрятал. Домашнее задание не выполняет, "неудов" в гимназии нахватал, а мать говорит: "Митенька каждый день допоздна только и делает, что книжки читает". Она же не ведает, что это за чтиво. Тогда я за него взялся, заглянул к нему в стол, а там подобная дребедень, каждой полкопейки цена. Ну, я парню уши надрал, чтобы знал, чем на самом деле следует заниматься, а книжонки с собой забрал. Видишь, дерьмо, а на доброе дело сгодилось.
- В каком классе твой старший, в пятом? - спросил Алексей. - Кажется мне, что здесь кое-кто того же возраста замешан. Надо, Ваня, меньшую барышню тоже проверить.
Слово "экспроприация" ей вряд ли известно, но чем черт не шутит, когда господь спит?
- Понял, - кивнул головой Иван, - только больше трех агентов нам негде взять, придется им задание увеличить, пускай за младшей тоже походят, приглядятся как следует. - Он взглянул на часы, и глаза его полезли на лоб. - Черт побери! Уже пятый час, а у меня ни у шубы рукав. А я еще хотел до темноты к озеру проехать, посмотреть, где засаду лучше устроить.
- Вместе поедем, - сказал Алексей, - а теперь давай поступим таким образом: я делаю сводку, а ты пишешь донесение Федору Михайловичу по поводу Полиндеева. Пусть знает, что мы без толку не сидели.
Иван, обрадованный таким поворотом событий, просиял и прихлопнул в ладоши.
- Ну, удружил, Алешка, право слово, удружил! Я это донесение вмиг составлю и с агентами поговорю, решим, кого выставить для наблюдения. А тебе слово даю, июньская сводка за мной.
- Июльская и августовская... - уточнил Алексей. - Иначе передумаю!
- Ладно, - вздохнул покорно Иван и печально добавил:
- Сдается мне, ты фармазон почище того Черного Ворона будешь, туды его в болото.
Глава 3
Целый час приятели работали, не отвлекаясь на посторонние дела, даже заперли дверь, в которую стучали кулаком чуть ли ни каждые десять минут. Но сыщики не отзывались, потому как понимали: если не напишут бумаги, то получат приличный нагоняй от Тартищева. И еще они знали: если стучат кулаком, то происшествие на сей раз малое или средней тяжести, но если станут бить ногой и кричать во весь голос, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.
В четыре руки и в две головы дело спорилось, и с бумагами они разобрались гораздо быстрее, чем рассчитывали.
О том, что Иван первым покончил с донесением, подтвердило его довольное мурлыкание, а затем и песня, которую он затянул во весь голос:
Дорогая, хорошая,
Ты дружком моим брошена,
Ты дружком моим брошена,
Ну а я подобрал.
Травы буйные скошены,
подхватил следом Алексей и показал Ивану большой палец, дескать, отлично сработали. И приятели грянули уже в два голоса:
Дорогая, хорошая,
Дорогая, хорошая,
Я про все забывал...
Они пели так самозабвенно и с таким чувством, что не заметили, как открылась и закрылась дверь кабинета.
- Тэ-эк-с! - раздался за их спинами слишком знакомый голос. - Спеваем! По какому поводу, интересно знать?
Сыщики вскочили и вытянулись по стойке "смирно". Федор Михайлович Тартищев, которого они ждали только через два дня, запыленный и усталый, возник на пороге их убежища, а они прошляпили сей немаловажный момент, потому как не учли, что у начальства есть ключи от всех кабинетов.
Тартищев принюхался и подозрительно покосился на стол, на котором ничего, кроме бумаг, не было.
- На трезвую голову голосите, что ли? - поинтересовался Федор Михайлович, опускаясь в единственное кресло.
Оно предназначалось для особо важных посетителей, но большей частью им пользовался Тартищев, если по какой-то надобности заглядывал к своим агентам.
- На трезвую, - вздохнул Иван, - но с радости, что с бумагами рассчитались. Сводка происшествий за май готова, рапорты на поощрение прочитаны и на правильность оформления проверены.
Он протянул Тартищеву одну из бумаг.
- Что это? - справился тот.
- Донесение, - пояснил Вавилов, - по поводу заявления от спиртозаводчика Полиндеева о подметном письме.
- От Карпа Лукича? - не спросил, а скорее уточнил Тартищев. Впрочем, ему не требовалось ответа. С Полиндеевым он был хорошо знаком по причине ряда случаев нарушений торговли вином и водкой. Штрафовали Карпа Лукича часто и изрядно, однажды в судебном порядке даже наложили арест на его продукцию. Полиндеев затихал на какое-то время, но после наверстывал упущенное с лихвой. И действовал он смело, потому что речь шла о несметных барышах. Но когда возникла угроза расставания с ничтожной для него суммой, не на шутку всполошился.
Тартищев пробежал донесение глазами, потом зачитал вслух, упустив обращение на свое имя:
- ДОНЕСЕНИЕ. Имею честь донести Вашему Высокоблагородию, что 6-го числа июня месяца сего года спиртозаводчик, купец, первой гильдии г. Североеланска Карп Полиндеев, представил мне подметное письмо от неизвестного лица, именующего себя атаманом разбойной шайки Черным Вороном, в котором потребовал, чтобы Полиндеев 7-го числа настоящего месяца отнес в лес возле Рыжего озера не позднее восьми часов вечера тысячу рублей денег и лично передал бы их вышеозначенному лицу у завалившегося пня, что находится в пятидесяти шагах на запад от старой купальни. За неисполнение Полиндеевым этого требования ему угрожают лютой смертью.
Донося о вышеизложенном, жду приказаний Вашего Высокоблагородия о том, чтобы приступить к негласному расследованию этого дела и розыску злоумышленников.
Старший агент сыскной полиции Вавилов Иван.
Да-а! - Тартищев повертел в руках донесение и отложил его на стол. Ваши соображения?
- Кто-то из своих, - ответил Алексей. - Почти не вызывает сомнения. Но посмотрим, походим... Впереди еще сутки.
- Трех младших агентов наладим за домочадцами присмотреть, засаду выставим, - вступил следом Иван. - Сам съезжу на озеро, огляжусь... Возьмем голубчика как дите от мамкиной титьки.
Тартищев смерил их мрачным взглядом исподлобья. Задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла.
Агенты замерли. Только сейчас до них дошло, что начальство приступило к должностным обязанностям гораздо раньше намеченного срока. Кажется, довезло свое семейство до заимки и мигом вернулось. Выходит, что-то стряслось? И немаловажное, если Тартищев гнал лошадей взапуски...
Оба сыщика уставились на Федора Михайловича. Тот тяжело вздохнул и потуже натянул на голову запыленную фуражку.
- Полиндеева на сегодня отставить! Есть дела поважнее.
В мельничном пруду возле Залетаева труп женщины подняли.
Похоже, долго в воде пролежал. И если бы не дожди... - он устало махнул рукой, - то и вовсе могли не обнаружить. Уровень воды поднялся, решили открыть створ в плотине, чтобы спустить излишки, а его забило, не поднимается. Попытались расчистить и зацепили багром мешок, а оттуда рука торчит!
Мы с Анастасией Васильевной только-только Залетаево миновали, видим, верховой догоняет. Оказывается, местный урядник. Дескать, явное смертоубийство! Видел, как мы сквозь село проезжали, и поспешил доложить. Что ж, делать нечего, пришлось мне возвращаться. Кое-как упросил своих самим до заимки добираться.
Сыщики быстро переглянулись, живо вообразив, что пришлось пережить при этом Федору Михайловичу. И знали, что не ошиблись, предположив, что не найденный труп стал причиной мрачного настроения Тартищева. В кои-то веки начальство позволило себе кратковременный отпуск, и на тебе, - труп!
Как по заказу!
- Смертоубийство? - переспросил Иван, и глаза его оживленно блеснули. Кажется, пришел конец затяжному безделью. - Есть наметки?
- Есть кое-какие! Но пока не очевидные. Перерезано горло. Женщина, судя по первому взгляду, молодая, но не местная, в селе ее никто не видел. Видно, труп привезли откуда-то в мешке и сбросили в воду. К ногам и за шею привязали обломки жерновов. - Федор Михайлович вытянул из кармана за цепочку брегет, щелкнул крышкой и поднялся из кресла. - Сейчас захватим Олябьева и махом в Залетаево, пока не стемнело. Я велел тело спустить в ледник, оставил урядника охранять, и сюда. Давай, ребята, время не ждет!
- Мельника допросили? - поинтересовался Алексей.
- Только предварительно. Я приказал уряднику за ним присмотреть, правда, пока никаких улик против него не имеется, кроме разве двух обломков жерновов.
- Надо еще доказать, что это улики! В округе, почитай, еще две или три мельницы имеются. Труп могли привезти и сбросить подальше от места преступления и жернова с собой прихватить. Их вместо грузила гораздо удобнее использовать, чем те же каменюги, - заметил Иван.
- Правда твоя, - согласился Тартищев и снова заторопил, - едем, едем, живей! По дороге обсудим все версии, все предположения. Судя по одежде, девица то ли учительница деревенская, то ли фельдшерица.
- Такую легче отыскать, - сказал Алексей, - во всей губернии их раз, два и обчелся.
- Тоже верно! - Федор Михайлович опять посмотрел на часы. Поторапливайтесь, братцы! Если не успеем до темноты, то съездим вхолостую. Придется ночевать в Залетаеве, а я тамошнего станового пристава знаю, говорун и выпивоха, не приведи господь!
- Ас Полиндеевым как поступить? - поинтересовался Иван. - Мы обещали ему помочь!
- Корнеев им займется, - ответил Тартищев. - Кстати, где он?
Алексей и Иван быстро переглянулись, и Вавилов безмятежно посмотрел на начальство.
- На базаре, щипачей ловит.
- Щипачей? - поразился Федор Михайлович. - Ему что, заняться больше нечем? Пусть лучше возьмется за Полиндеева. Негоже старшему агенту мелочовкой заниматься!
- Понятное дело, - пожал плечами Вавилов, - но порой из мелочовки такой крупняк вырастает!
Тартищев внимательно посмотрел на него:
- Или выросло чего?
- Ага, только возле мельницы, - развел руками Иван, - и чувствую, на нашу голову.
- Меньше бы ты чувствовал, Ванюша, - усмехнулся Тартищев. - А то, говорят, хорошая спина кнут за неделю чует.
Они вышли в коридор, но не успели замкнуть дверь, как в его конце появилась длинная процессия во главе с Корнеевым.
- Ну вот, на ловца и зверь бежит, - констатировал Тартищев и приказал:
- Корнеев, зайди в кабинет, Вавилов изложит тебе новое задание, а мы срочно выезжаем в Залетаево на труп.
Корнеев остановился и растерянно посмотрел на начальство.
А как же... Я вон восьмерых привел... - и он кивнул на вереницу мрачных типов со связанными за спиной руками, выстроившихся лицом к стене. Длинная веревка обхватывала их за шеи. Корнеев привел воришек на поводке, точно собачью свору.
- Ты что, в участке не смог с ними разобраться? - возмутился Тартищев. - Процедуры не знаешь? В управлении этой рвани не хватало!
- А премия? - опешил Корнеев. - Десять кошельков и портмоне взяли, финажек почти на триста рублей.
- Улики описать и в сейф, щипачей допросить и в холодную. Или мне тебя учить? - рассердился Тартищев. - А то не видишь знакомые рожи? - Он подошел к одному из воришек и схватил его за шиворот. - Этого рыжего оставь мне.
Я сам с ним поговорю! - И Федор Михайлович несколько раз сильно встряхнул лохматого рыжего босяка. - Ты, Фимка, тварь поганая, скоро из города уберешься? Обещал к весне в Томск податься; или, думал, не заметим, что ты в городе до сих пор сшиваешься?
- Господин начальник, - взмолился тот, пытаясь извернуться в руках Тартищева так, чтобы избежать оплеухи или по крайней мере получить ее по касательной, - хворый я был, чуть не загнулся от горячки. И за дело не от хорошей жизни взялся! Сами скажите, как мне до Томску добираться без финажек?
- Ладно, забирай его, Корнеев, - Тартищев оттолкнул от себя рыжего Фимку, - времени у меня нет, чтобы рожу ему начистить.
- А доля как же? Премия?
- Доля? - посмотрел на него в недоумении Федор Михайлович. - Какая, к дьяволу, доля? Какая премия? За каждого бродягу, что ли, я тебе должен премию выписывать? Так никакой казны не хватит!
- Но приказ?.. - Корнеев растерянно оглянулся на Ивана. - Вы сами, ваше высокоблагородие...
- При... - начал было Тартищев и уставился на Корнеева. И тут же перевел взгляд на Ивана. Тот смотрел на начальство преданными и по-детски чистыми глазами. - Ах, приказ? - ласково улыбнулся Федор Михайлович. - Есть приказ! Да еще какой: выплатить Савелию Корнееву премию в десять рублей за чрезмерное усердие в служебных делах из жалованья старшего агента сыскной полиции Ивана Вавилова. - Тартищев приложил ладонь к козырьку фуражки. Через минуту жду вас, господа агенты, в коляске! - И двинулся быстрым шагом по коридору к лестнице, ведущей на первый этаж.
- Знаешь, Савелий, - удрученно сказал Иван, - кажется, ты меня не понял. Я имел в виду не щипачей, а "деловых", за них и вправду премию выдают.
- Сейчас я тебе покажу и щипачей, и "деловых", и приказ на роже нарисую! - И Корнеев начал засучивать рукава.
Задержанные босяки, неестественно вывернув шеи, пытались не упустить тот сладостный миг, когда агенты сцепятся в драке. Но Алексей лишил их подобного счастья, взял и попросту растащил в разные стороны двух самых тертых и хватких сыщиков североеланской полиции. Причем уложился вовремя, так что, когда он и Вавилов оказались на крыльце управления, до назначенного начальством срока оставалось пять секунд.
Их вполне хватило, чтобы сбежать с крыльца и занять места в коляске напротив Тартищева и судмедэксперта Олябьева, державшего на коленях свой неизменный сундучок. Федор Михайлович смерил сыщиков взглядом, затем посмотрел на окна сыскного отделения, там виднелась белобрысая голова и красная от негодования физиономия Корнеева, хмыкнул сердито и сказал, особо ни к кому не обращаясь:
- Еще раз повторится, и выгоню к чертовой матери!
Коляска, на облучке которой сидел денщик Тартищева Никита, тронулась с места и завернула за угол Тобольской улицы. Это случилось в то самое мгновение, когда раздраженный старший агент Корнеев двинул первому в очереди карманнику в зубы. Служба продолжалась, несмотря на то что солнечный диск уже завис над острыми гребнями далеких гор.
Глава 4
Лицо Олябьева было абсолютно безмятежным, без малейших признаков любопытства. За свою жизнь он видел слишком много трупов, и даже в более безобразном состоянии, поэтому вздувшееся тело утопленницы не вызывало у него никаких эмоций, кроме чисто профессионального интереса.
- Девицу вначале крепко избили, - сказал он, обтирая руки спиртом, затем прикончили и после того бросили в воду. Так что об утоплении и речи нет. Убийство, самое примитивное убийство. Вероятно, она сопротивлялась, под ногтями видны следы крови, а может, и просто грязи. Об этом я скажу точнее после детального обследования и вскрытия. Но на груди и предплечье хорошо заметны синяки и ссадины.
Горло перерезано махом, но не ножом, края рваные. Похоже, что орудовали осколком стекла, вернее, бутылки. Возможно, ее убили в пьяной драке.
- Но по виду она не простого сословия, - заметил Алексей. - Одежда приличная, приобретена не в дешевой лавке. Явно состоятельная барышня.
- И что же? - усмехнулся Олябьев. - Считаешь, что в состоятельных семействах не случается пьяных драк?
- Но почему она босиком? Без чулок и башмаков? В мае погода стояла холодная, и девица одета явно не по-домашнему.
Может, ее изнасиловали, прежде чем убили?
- Вскрытие покажет, но одежда почти не пострадала, и прочие детали дамского туалета на месте, так что внешних посягательств на ее честь не наблюдается, - ответил Олябьев.
Он повернулся к Тартищеву, который разговаривал со становым приставом Таракановым, широколобым и толстогубым, с маленькими хитроватыми глазами и плохо выбритым подбородком. Седые усы уныло свисали по краям его рта, а правой рукой он держался за раздувшуюся щеку. У пристава страшно болел зуб, и поэтому на все вопросы он отвечал медленно и с трудом.
- Эй, любезный! - окликнул его Олябьев. - Можно увозить труп. - И спросил у Тартищева:
- Хотите еще раз взглянуть?
- Нет, и так все ясно, - отмахнулся Федор Михайлович, - постарайся завтра к вечеру показать мне результаты обследования, а ты, - повернулся он к Алексею, - с утра дашь объявление во все газеты о том, что найден труп неизвестной женщины... Словом, не мне тебя учить, что написать.
- Слушаюсь! - ответил Алексей. - Позвольте заняться мельником?
- Давно пора, - кивнул головой Тартищев и поверх его головы посмотрел в сторону пруда. - Куда Иван подевался?
- Верно, что-то отыскал? - предположил Алексей. - Ведь не на прогулку пошел!
Тартищев направился к телеге с высокими бортами, дно которой устилала солома. Два одетых в немыслимое рванье мужика, бродяги, которых привели из холодной для свершения столь неприятной процедуры, как погрузка тела утопленницы, ухватившись за края брезента, волоком подтащили его к телеге и замерли, не зная, что делать дальше. Из-за чрезмерной хилости сложения они не смогли даже оторвать свой скорбный груз от земли.
На помощь к ним подоспели два сотских и урядник Гордеев. Кое-как тело уложили в повозку, закрыли брезентом, возница взгромоздился на дощечку-сиденье, перекинутое с одного борта телеги на другой, два полицейских стражника и урядник пристроились сзади, и Тартищев махнул рукой:
- Трогай!
Возница взмахнул кнутом, заскрипели колеса, и две мосластые лошаденки потянули за собой повозку с трупом.
Из ближних кустов показался Иван. Сапоги его, колени, руки и даже подбородок - все было перепачкано землей, а на штанах висели гроздьями старые колючки чертополоха и сенная труха.
У-у! - Он вытер рукавом лоб. - Вокруг запруды обежал. В дальнем конце на берегу нашел старую колею.
Видно, еще по весне, когда самая грязь, подъезжали, да у воды виднеется несколько старых следов ног. Часть из них точно мужские, потому что в одном месте ясно просматривается отпечаток подошвы мужского сапога. Я его на всякий случай срисовал. - Он протянул лист бумаги Тартищеву. - Смотрите, две набойки: на носке и каблуке. И даже все гвоздики пересчитал. А вторые уже не разобрать, мужские или женские, но по размеру гораздо меньше первых.
- Умелец! - усмехнулся Тартищев. - Знатно у тебя получилось! Прибереги! Возможно, это тоже улика. - И вернул рисунок Ивану.
- Понял. - Вавилов спрятал лист в нагрудный карман тужурки.
- Так, говоришь, двое побывали? - уточнил Тартищев. - А не может так случиться, что вторые следы принадлежали убитой барышне? Вдруг там на самом деле убийца и его жертва прогуливались?
- Определенно сказать ничего не могу, - покачал головой Вавилов, следы точно разные, но принадлежали ли они убитой, тут уж - увы! - пока не ясно. Отпечатки заплыли, каких-то особых примет не разглядеть. - Он сердито сплюнул на землю. - Одна теперь надежда, если кто по объявлению в газете отыщется.
- То и удивительно, - покачал головой Федор Михайлович, - что никто не заявил о пропаже. Будь она из хорошего семейства, тотчас бы хватились. Разве одиночка какая? Так и у нее должны быть друзья, подруги, поклонники, наконец.
- А может, ее из соседней губернии нам подкинули? - с надеждой в голосе спросил пристав. - Отсюда верст сорок всего, через горы перемахнуть и...
Тартищев покосился на него и ничего не сказал, но Тараканов мигом замолчал и снова схватился за щеку.
- Ближний свет через горы трупы тягать, - не сдержался Вавилов, - наш это труп, доморощенный.
- Платье на утопленнице действительно напоминает покроем одежду гувернантки или учительницы, - заметил Алексей. - Вполне вероятно, от нее избавились по причине адюльтера. Такое частенько бывает, когда глава семейства кладет глаз на молодую учительницу своих детей.
- Ты имеешь в виду, что от гувернанток часто избавляются подобным способом? - усмехнулся Тартищев. - Насколько мне известно, их попросту увольняют без рекомендаций, а порой и без жалованья. Не знаю, кому убитая могла так насолить, если разделались с ней столь жестоко. Обычно так расправляются с жертвами в крайней степени ярости. Но с трупом, не находите, обошлись хладнокровно, упрятали в мешок, доставили к пруду, привязали жернова и после спустили в воду. У убийц явно было достаточно времени, чтобы управиться со своими делами. И они не боялись, что их заметят.
Так что вполне вероятно, ты их следы обнаружил, Иван. Надо будет еще раз пройтись к пруду, чтобы все осмотреть должным образом.
- Похоже, они действовали ночью, - заметил Алексей. - И труп мог привезти кто угодно и откуда угодно. Тут на пять верст вокруг ни одной деревни до самого Залетаева.
- Ладно, не будем пока гадать. - Тартищев взглянул на часы. - Сначала осмотрим следы, а то до темноты часа два осталось, а после займемся мельником и его домочадцами. - Он повернулся к становому приставу. Тараканов, вели всем оставаться в доме, чтобы не разбежались раньше времени. Сколько их?
- Да трое всего, - поморщился пристав. - Сам Петухов, мельник то есть, его супруга да сын, но он того, немного умом тронутый, заместо батрака все работы справляет. Дочка еще была, да только ее к тетке в Каинск отправили, тут, вишь, женихов справных трудно сыскать.
- А что же работников не возьмут? - поинтересовался Вавилов. - Или бедствуют? Деньжат не хватает?
- Да у них работники и впрямь надолго не задерживаются, - пояснил пристав, - скуповат Петр Евдокимыч, прижимист, у него кажная копейка гвоздем прибита. Расплачивается или мукой, или картошкой, а чаще - отрубями. Не всякий работник на такое согласен. Вот и бегут люди. Правда, один больше чем на полгода задержался, да с месяц назад тоже утек. Теперь сами на себя жилы рвут.
Они сели в коляску и направились к противоположному от мельницы краю запруды. Каменная плотина перегородила небольшую речушку, которая разлилась на добрую версту во все стороны, заполнив собой ложбину между двумя грядами невысоких, поросших хилым лиственничным лесом холмов. У противоположного берега виднелись похожие издали на нерастаявшие льдины огромные стада гусей. Постоянный их гогот и хлопанье крыльев долетали сюда слабо, но все-таки были слышны, так как звуки по воде разносятся гораздо дальше, чем по суше.
Сначала они остановились на плотине. Здесь крики гусей были слышны сильнее и заглушали все остальные звуки. Пристав показал сыщикам створ, сквозь который спускали излишки воды. На дороге, ведущей через плотину на другую сторону запруды, все еще валялись обломки сучьев, лохмотья подсохших водорослей и два увесистых обломка старых жерновов, затрудняя проезд.
- Что это такое? - удивился Тартищев. - Почему жернова не убрали с пути?
- Сей момент, сей момент! - засуетился пристав и, спрыгнув с коляски, попытался поднять обломок жернова с земли. С большим трудом ему удалось оттащить его в сторону.
Второй он осилил только с помощью Алексея и сказал, отдуваясь:
- Тяжелы, чертяки! Одному не поднять!
Тартищев молча наблюдал за ними из коляски. Затем приказал Олябьеву:
- Ну-ка достань те веревки, которыми жернова привязывали.
Олябьев послушно открыл свой сундучок и извлек из него два обрезка пеньковой, раскисшей в воде веревки. Узлы на ней не стали развязывать, ее просто разрезали, освободив мешок с трупом от груза, который удерживал его у самого дна.
Федор Михайлович, не обращая внимания на тряску (коляска катила по полю, сплошь усеянному норками сусликов), некоторое время тщательно рассматривал узлы, затем вернул веревку Олябьеву и заметил:
- Морской узел. Брамшкотовый. Преступник явно прошел флотскую школу.
- Моряк? - Алексей и Иван переглянулись. - В наших сухопутных краях?
- И что здесь удивительного? - строго посмотрел на них Тартищев. - Он может быть из купцов, из военных, даже из духовенства. Но тот, кто ходил в море, знает, как завязывается шкотовый узел или, к примеру, булинь... Без этой науки моряк - не моряк.
- Ну вот, еще одна загадка. Теперь надо искать моряка, - недовольно пробурчал Вавилов.
- Ничего, зато такие подсказки значительно сужают круг поисков. Моряки, учительницы... Не так их много среди наших обывателей.
Коляска спустилась в неглубокую ложбину, по дну которой тянулся замеченный Иваном след колес. Злоумышленники явно были из местных жителей или из тех, кто раньше тут не раз побывал, так как ложбина была самым удобным местом, чтобы скрытно подобраться к воде. Края ее поросли тальником и бурьяном, и даже всадник мог проехать здесь, не рискуя быть замеченным со стороны мельницы.
Сам след едва просматривался, и только зоркие глаза Ивана сумели разглядеть затянутые песком и заросшие травой две узкие полосы - остатки колесной колеи. Впрочем, Алексей и сам, доведись ему осматривать окрестности, непременно и прежде всего самым тщательным образом исследовал бы ложину. Он уже отметил для себя, что именно здесь труп могли незаметно спустить в воду.
Сыщики вышли из коляски. Тартищев, расставив ноги и заложив руки за спину, некоторое время смотрел на воду, затем повернулся к Алексею.