Мельникова Валентина Александровна. Талисман Белой Волчицы

   - Получается, что сторож ошибся? - Кретов смерил Федора Михайловича мрачным взглядом.
   - Выходит, ошибся, - подтвердил Тартищев и вздохнул. - Утро только занималось, туман, суматоха...
   - Если б не туман, они бы черта с два к "Амуру" сунулись! - Кретов сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, и опустил их на колени. Подплыли на лодке из-за острова и на пароход взобрались по якорной цепи... Он крякнул от досады. - Мои орлы растерялись только потому, что двое из них были в полицейской форме... Иначе пристрелили бы на месте.
   - От чего ушли, к тому и приехали, - произнес удрученно Иван, успевший избавиться от грима и переодеться.
   Темные круги под глазами и посеревшее лицо выдавали его с головой: несмотря на приказ Тартищева ехать домой и отоспаться как следует, Иван полдня мотался по городу, пока не собрал воедино доказательства непричастности Михаила Кретова к нападению на пароход. Хотя с большим удовольствием сделал бы обратное: его усердие привело к тому, что вновь вопросов оказалось больше, чем ответов. И Тартищев понимал, что дело зашло слишком далеко за рамки внутрисемейных раздоров и склок.
   Вечером следующего дня Тартищев пригласил в свой кабинет на Тобольской Алексея и Ивана. Почти шесть часов провели они, обсуждая план действий, которые помогли бы обнаружить неизвестных злоумышленников, досаждающих Никодиму Кретову.
   Полицмейстер отвел на все про все месяц сроку. Прежде он не был так суров, но взрыв петард в парке пожарного общества вызвал такой поток злословия и насмешек в адрес полиции, что Батьянов не выдержал, накричал на Тартищева и велел ему ежедневно докладывать о ходе дознания.
   Сам Никодим Кретов публично пообещал вручить золотые часы тому из полицейских чинов, кто особо отличится при поимке предводителя разбойников, но прошло уже два дня, а сыщики не продвинулись даже на вершок в разгадке преступлений.
   И тогда родился тот самый план, благодаря которому Алексей вновь натянул на себя сюртук горного инженера с желтыми латунными пуговицами и малиновыми петлицами и отправился на юг Североеланской губернии, чтобы на месте разобраться, откуда растут ноги тех происшествий, из-за которых потеряли покой и сон все чины сыскной полиции от младшего агента Алексея Полякова до ее начальника - Федора Михайловича Тартищева.
   ***
   Алексей добросовестно сутки не выходил из своей каюты: отсыпался, читал и вновь отсыпался. Обеды ему приносили из ресторана. Официант, веснушчатый и долговязый, оказался на редкость словоохотливым и, расставляя на столике доставленные им блюда или убирая грязные приборы, рассказывал о событиях, происходящих на верхней палубе. Там чуть ли не до утра играл оркестр ложечников и балалаечников, лились удалые цыганские песни, а лихой перестук каблуков с подковами частенько сменяли пьяные выкрики: "Пей до дна! Пей до дна!"...
   Но в первую ночь на пароходе Алексей долго не мог заснуть, и не оттого, что мешал шум и гам, душу его растревожил приятный мужской голос, который с невыразимой болью выводил в разлившуюся над рекой ночную тишину:
   Я не ведаю, не знаю,
   Где найду, где потеряю,
   Жизнь - сплошная маята,
   Все на свете - суета.
   Любовь изменит, будет больно,
   Закричишь во сне: довольно!
   Проснешься, вспомнишь, маята,
   Усмехнешься: суета!
   в этом месте певец сделал паузу, а публика тут же начала бить в ладоши и стучать ногами, повторяя, как заклинание:
   Проснешься, вспомнишь, маята,
   Усмехнешься: суета!
   А певец продолжал петь, и опять ему хлопали, кричали "Бис!" и "Браво!", а следом вступал цыганский хор, за ним ложечники, и все по старому кругу, только песню эту певец пел единственный раз за ночь, других в его исполнении Алексей не слышал...
   Первую ночь пароход двигался медленно, осторожно, словно на ощупь, то и дело посвистывая гудком. К августу река сильно мелела. И хотя вовсю уже шли дожди, а дальние горы посеребрил первый снег, капитан боялся посадить пароход на мель и вечером второго дня причалил его к длинному острову, заросшему черемухой и огромными, в два обхвата, березами.
   С парохода спустили на довольно крутой берег сходни, и пассажиры устремились на поляну. Низкое солнце окрасило все в золотистые тона, зачернив тени и приглушив цвета.
   Дамы, подобрав юбки, бродили по траве, переговариваясь и пересмеиваясь с кавалерами, а те, окружив черемуху, срывали с веток тяжелые кисти с матово-черными ягодами и отправляли их в рот. Но одна беда - комары оказались здесь злющими, кусали беспощадно и всех без разбора. Через полчаса раздосадованная публика вынуждена была спасаться бегством, и остров опустел. Но сходни не убрали, и Алексей решил сойти на берег.
   Отмахиваясь от комаров березовой веткой, он пересек остров, постоял некоторое время на противоположном берегу... Напротив острова возвышалась гора, поросшая редким лесом с проплешинами старых гарей, затянутых малинником.
   Три причудливых останца на ее вершине, освещенные лучами заходящего солнца, отбрасывали на лес длинные черные тени, и Алексею показалось, что это скрюченная трехпалая рука тянется к реке, словно чудище из детской сказки хочет зачерпнуть воды и напиться.
   Темные воды бились о скальные отвесы горы, свиваясь в тугие жгуты и порождая высокие волны с крутыми гребнями, которые, завихрясь в каком-то немыслимом танце, ныряли под утес, нависавший широким выступом над черной пучиной омута. Поток мчался с невероятной скоростью, и Алексей понял, почему капитан не решился провести пароход в этом месте, хотя здесь, судя по всему, было значительно глубже.
   Пароход двигался против течения, и вряд ли его машины смогли бы справиться со столь мощной противодействующей силой.
   - Дикий омут, - раздался за его спиной мужской голос, - Дикий омут.
   Алексей оглянулся. Пожилой человек в измятой шляпе и сером чесучовом костюме вглядывался сквозь подзорную трубу в противоположный берег. Опустив трубу, он улыбнулся Алексею и протянул ему руку:
   - Сергеев Владимир Константинович. Учитель истории тесинской мужской гимназии. Возвращаюсь в родные пенаты после летних каникул. - Он кивнул на водный поток. - Силища, а? Сколько людей здесь сгинуло, не счесть! - Он с интересом окинул Алексея взглядом:
   - К месту службы добираетесь?
   - Добираюсь, - улыбнулся Алексей. - Разрешите представиться. Подпоручик корпуса горных инженеров Полетаев Илья Николаевич. Следую на Тесинский железоделательный завод.
   - Похвально, весьма похвально, - покачал одобрительно головой Сергеев. - Рудное дело у нас в уезде ведется по старинке, все больше кайлом да лопатой машут, а ведь пора уже умные машины завозить, чтобы каторжный труд уничтожить А для этого потребуются не только деньги, но и знания таких молодых людей, как вы, Илья Николаевич.
   - К сожалению, я еду в Тесинск по печальным делам.
   Неделю назад на заводе вспыхнули волнения. Мы получили петицию доменных рабочих, в которой они жалуются на необоснованные увольнения, маленькое жалованье и притеснения, которые чинят мастера.
   Учитель достал из кармана очешник, надел очки, сквозь них посмотрел на Алексея и печально вздохнул:
   - Да, тяжелая вам миссия предстоит. Начальник завода - немец, фон Тригер. Человек жесткий, деспотичный, но тем не менее порядок на заводе изумительный. Волнений сроду не наблюдалось, а тут, видно, смутьян какой объявился.
   Воду мутит...
   - Так вы считаете, что претензии необоснованны? - изумился Алексей.
   - Почему же, дыма без огня не бывает. - Сергеев взял Алексея за локоть и развернул его в сторону парохода, чьи высокие трубы, увенчанные едва заметным дымком, виднелись из-за деревьев. Там опять гремела музыка, смеялись женщины, а эхо удваивало, утраивало эти звуки, они дробились о скалы и рассыпались, как горох, над притихшей рекой...
   - Давайте возвращаться на пароход, а то скоро стемнеет. - Сергеев оглянулся на скалу, увенчанную останцами, И перекрестился.
   Алексей с изумлением уставился на него, а учитель улыбнулся, снял очки и затолкал их в нагрудный карман.
   - Пойдемте, пойдемте, Илья Николаевич, а по дороге я расскажу вам и об этой скале, и об омуте, но сначала давайте свернем во-о-он к тем березам, кивнул он вправо на два огромных дерева, растущих, казалось, из одного корня.
   Они подошли ближе, и Алексей увидел, что все нижние ветви одной из берез увешаны разноцветными ленточками - белыми, синими, красными .
   - Это священная для местных жителей черная береза. - Учитель погладил ствол ладонью. - Смотрите, Илья Николаевич, кора у нее гораздо темнее, чем у соседки. Это достаточно редкое явление, поэтому тесинские татары, их еще хакасами называют, или хагасами, почитают ее, украшают ленточками челомами. Каждая ленточка - чье-то загаданное желание. Но чаще их завязывают, чтобы умиротворить злых духов или в благодарность добрым за то, что спасли или помогли в чем-нибудь. К примеру, благополучно миновать Дикий омут... - Сергеев вынул из кармана носовой платок, оторвал край и привязал ленточку на ветку.
   Затем весело улыбнулся Алексею и пояснил:
   - На удачу.
   Думаю, лишним не будет. Хотя это и языческий обычай, но определенно в нем что-то есть.
   Алексей молча достал из кармана платок. Сергеев проследил взглядом, как его новый знакомый совершает древний обряд, затем сорвал две березовые веточки - одну себе, другую подал Алексею.
   - Поставьте у себя в каюте, чтобы злые духи не водились, а лучше сухого чабреца поджечь, его дым любую нечисть выгонит. - Он взял Алексея за руку и провел между березами.
   Они остановились на берегу. На верхней палубе парохода вовсю гуляла веселая компания, но на палубах второго и третьего класса тоже виднелись люди - группами и в одиночку. Они стояли, облокотившись на перила, тихо переговаривались, смеялись и наслаждались неожиданно теплым вечером.
   Они ступили на сходни, и вдруг сверху послышался мужской голос:
   - Владимир Константинович! Вы что ж у меня в гостях не появляетесь? Али чем вас обидел?
   Алексей поднял голову. С верхней палубы на них смотрел самый настоящий африканец. Мощный торс и лицо отсвечивали черным рояльным лаком, на фоне которого особенно ярко выделялись белки глаз и ярко-красные губы. Африканец стоял рядом с капитанской рубкой, картинно подбоченясь.
   На бедрах - шкура ягуара с переброшенной через плечо когтистой лапой, во всклокоченных волосах - разноцветные перья, на шее - бусы из морских раковин, в ушах и носу - роговые кольца. В правой руке он сжимал настоящее копье из черного дерева, украшенное хвостами неизвестных животных, а другой призывно махал Сергееву и кричал на чистейшем русском языке:
   - Вот уж уважьте, Владимир Константинович! Выпейте чарочку на пару с непутевым Мишкой Кретовым!
   - Не надо так громко, Миша, - покачал головой учитель, - я все понял и сейчас поднимусь к вам на палубу.
   Негр тем временем переключил свое внимание на Алексея:
   - А это кто с вами, Владимир Константинович? Почему не знаю?
   - Подпоручик корпуса горных инженеров Илья Николаевич Полетаев, представился Алексей второй раз за вечер и сделал вид, что щелкнул каблуками.
   - Ишь ты, подпоручик... - весьма ехидно прокомментировал сверху негр и уже другим тоном приказал:
   - А ну-ка оба ко мне на палубу! Живо!
   Глава 6
   - Экий ты, Миша, черный да блестящий, - засмеялся Владимир Константинович, - того гляди свой парадный фрак о тебя измажу.
   - Ничего, - рассмеялся в ответ негр и обнял учителя, оставив на его сюртуке жирные черные следы - пятна гуталина. - Новый справим!
   Владимир Константинович отстранился от него, покачал головой.
   - Все хулиганишь?
   - Хулиганю, - преувеличенно тяжело вздохнул негр. - Планида у меня такая - жизнь весело прожить! - Он оглянулся на Алексея. - А ты что стоишь, как неродной? Вон сколько мест свободных, - кивнул он на столики. - Выбирай любое, а Федька тебе сейчас выпить поднесет и закусить как следует. Сегодня у нас баранина на вертеле и осетры...
   - Спасибо, я не пью. - Алексей, зная о непредсказуемости поступков Кретова-младшего, постарался отказаться самым вежливым образом, на который был сейчас способен, но, кажется, переусердствовал. Отказов здесь не признавали.
   Кретов отошел от Сергеева, крадучись, словно кошка, сделал несколько шагов в сторону Алексея и остановился напротив. Они были одного роста, но Алексею показалось, что над ним вдруг нависла черная скала с выпученными от бешенства глазами.
   - Ты кто такой, чтоб от моего предложения отказываться? - выкрикнула "скала" голосом Михаила Кретова. - Ты что ж себе позволяешь?
   - Я не пью, - произнес Алексей твердо и посмотрел в глаза Кретову. - Я могу себе это позволить!
   - Здесь только я позволяю и приказываю! - рявкнул Кретов и, повернувшись, окликнул коренастого, с опухшей физиономией субъекта, в табачного цвета жилете и таких же панталонах с болтающимися штрипками:
   - Давай, Федька, испробуй, сколько подпоручик водки сумеет вылущить!
   Федька (а Алексей знал по описаниям, что это и есть Драпов, первейший приятель Кретова, но и объект всех пинков и затрещин, на которые не скупился молодой баламут в моменты гнева) подошел к Алексею и окинул его внимательным взглядом.
   - Д-а-а, - протянул он с сомнением в голосе, - личность эта, - ткнул он пальцем в Алексея, - конечно ж, не ахтильная! - Он обошел вокруг него, оглядывая с ног до головы, и даже попытался ухватить Алексея за рукав, но тот руку отдернул. Федор этого словно не заметил, лишь покачал головой неодобрительно и задумчиво молвил, не сводя взгляда с лица Алексея:
   - Жилист, это хорошо, но крепости особой не чувствую. Думаю, слаб он для пития. Тощий больно! Сначала откормить его надобно как следует. А то на ногу он, может, и крепок, а на голову, право слово, слабоват, отвислости на лице не имеется...
   Кретов смачно хлопнул его по плечу и захохотал:
   - А ну-ка, Федька, конкурируй, брат! Уважь! Не давай в обиду! - И, ухватив Алексея за отворот мундира, притянул к себе:
   - Смотри, перепьешь моего приятеля - награжу, не перепьешь - не обессудь!
   - Я не собираюсь пить ни с Федькой, ни с вами, - опять крайне вежливо произнес Алексей, но почувствовал, что кровь приливает к лицу, первый признак ярости, в порыве которой он мог совершить поступки, которые ему как агенту сыскной полиции чести бы не придали.
   - Ишь ты, - Кретов на мгновение опешил, - какой неуступчивый! - и крикнул Драпову:
   - Подвергнуть его взысканию, на первый раз со снисхождением!
   Федор и еще один изрядно помятый гость купца, судя по внушительному, начинающему желтеть синяку под глазом, тот самый актер Ферапонтов, с которым Драпов подрался в ночь нападения на пароход, наполнили водкой две огромные бокалообразные рюмки и направились к Алексею. Тот заблаговременно сделал шаг назад и отступил к пароходной рубке, из которой наблюдали за происходящими на палубе событиями капитан и рулевой.
   Кретов понял его маневр и весело выкрикнул:
   - Степка, Тришка, хватай его за руки, чтобы не сбег!
   Непонятно откуда из-за спины Алексея выросли вдруг два низкорослых узкоглазых человека, ухватили его за руки и плечи, а когда он попытался сбросить их, повисли на нем всей своей тяжестью. Кретов принял из рук Драпова бокал, оттянул сорочку Алексея за воротник и вылил ему за пазуху водку, следом столь же хладнокровно опорожнил вторую рюмку. Затем отступил на шаг, окинул довольным взглядом дело рук своих и провел тыльной стороной ладони по губам Алексею:
   - А это тебе закусить, подпоручик!
   Дальнейшее Алексей помнил слабо. Кажется, завизжали и от страха забились в рулевую рубку дамы, которых он перед этим видел степенно разгуливающими по острову. Капитан от неожиданности дернул за ручку гудка, в воздух с оглушительным свистом рванул столб пара... Что делали другие пассажиры и гости хозяина в это время - неведомо, но дикие вопли, прерывистые пароходные гудки и грохот разбрасываемых во все стороны столов и стульев вперемешку с посудой и бутылками подняли с деревьев острова несметные стаи ворон, которые носились теперь над пароходом, внося своими криками еще большую сумятицу и переполох в творящийся на верхней палубе бедлам.
   Некоторые из пассажиров второго и третьего класса, прихватив немудреные пожитки, выскочили на берег, тем самым усугубив панику и беспорядок, но зато им удалось наблюдать заключительный акт представления, развернувшегося на пароходе.
   Рослый молодой человек в расстегнутом мундире и в вылезшей из панталон мокрой сорочке отшвырнул от себя слуг и пронесся тараном сквозь толпу гостей, за чьи спины благоразумно отступил Кретов, заметив, как перекосилось вдруг от ярости лицо подпоручика и как отлетели к перилам его телохранители Степка и Тришка.
   Кретов попробовал выставить перед собой копье, но Алексей вырвал его и отбросил назад, угодив в стекло рубки.
   Копье просвистело над головой капитана и вонзилось в противоположную стену, отчего дамы завизжали и вовсе отчаянно. А две из них без чувств повисли на капитане и на матросе-рулевом, напрочь забывшем о своих обязанностях.
   Кретов метнулся на нос парохода, ухватился за ограждение. Дальше была только вода. Вернее, не менее трех-четырех саженей до ее поверхности.
   - Стой, дурак! Хуже будет! - Он выставил перед собой ладони, но Алексей, пригнувшись, слегка отклонился в сторону, ухватил Михаила за шкуру, прикрывавшую его бедра, перекинул через себя и, не дав опомниться, тут же рванул вверх и, крутанув в воздухе, выбросил за борт...
   Зрители, взволнованно гомонящие возле рубки, одновременно вскрикнули и сдавленно выдохнули: "А-ах!" - и метнулись на нос. Алексей протиснулся сквозь галдящую и отскакивающую от него толпу и подошел к Владимиру Константиновичу, который окинул его взглядом и неожиданно спокойно произнес:
   - Идите, Илья Николаевич, переоденьтесь и умойтесь.
   Пока Михаила поднимут из воды и приведут в чувство, много времени пройдет. Объяснений не избежать, поэтому вам нужно выглядеть достойно.
   Алексей спустился в каюту, переоделся, с трудом оттирая руки и лицо от пятен гуталина, умылся, затем с отвращением посмотрел на изгаженный мундир и сорочку, источавшую водочный запах, и вновь вернулся на верхнюю палубу.
   Михаил, закутанный в тяжелый персидский халат, восседал, скрестив ноги, среди красно-желтых подушек на низком широком диване под столь же пестрым балдахином, который поддерживали чернокожие кариатиды. В пылу схватки Алексей балдахин не заметил, лишь промелькнуло перед глазами что-то яркое и по-восточному пестрое...
   Тигрица лежала рядом с хозяином. Крупная голова покоилась на его коленях, а круглые желтые глаза лениво жмурились. Иногда она столь же лениво зевала, открывая ярко-розовую пасть с мощными клыками. При появлении Алексея кошачьи глаза открылись и уставились на него пристальным, немигающим взглядом.
   Столы и стулья уже водворили на место, но официанты, то и дело косясь на Кретова, сновали по палубе, подбирая посуду, бутылки, сметая в совки осколки и остатки обильной трапезы, растоптанной и размазанной по палубе. Цыгане, не по обычаю молчаливые и растерянные, сгрудились слева от балдахина, гости - справа, и все как один испуганно и вместе с тем изумленно вытаращились на Алексея, когда он поднялся по трапу, прошелся по палубе и остановился напротив дивана, заложив руки за спину.
   Михаил окинул его тяжелым взглядом:
   - Пить будешь?
   - Нет, - спокойно ответил Алексей.
   - А если я велю утопить тебя в вине? - ласково справился Михаил и потрепал тигрицу за уши. - Или Мурке на ужин скормлю, выбирай!
   - Попробуйте, - Алексей качнулся с пятки на носок и обратно, - первому, кто ко мне приблизится, я сверну шею!
   Купец окинул его скептическим взглядом:
   - Не успеешь!
   Ощутив движение за спиной, Алексей оглянулся. Степка и Тришка в компании еще пятерых слуг пристроились сзади, поигрывая плетками и железными цепями. Алексею уже приходилось видеть нескольких пострадавших в драке обитателей Хлудовки, с переломанными костями и кожей, что висела на них лохмотьями. Тогда Вавилов пояснил ему, что их избили цепями. Поэтому, увидев цепи в руках инородцев, Алексей понял, что ничего хорошего ему уже не светит. Ко всему прочему, "смит-вессон", подарок Тартищева, остался в саквояже, поэтому вновь придется рассчитывать только на свою ловкость и свои кулаки. Но перевес в этот раз будет явно не на его стороне.
   - Ладно, - неожиданно миролюбиво проговорил Михаил Кретов и кивнул головой своей гвардии. Сопение за спиной прекратилось, и Алексей краем глаза заметил, что вся узкоглазая компания с Тришкой и Степкой во главе отступила к борту, но по-прежнему оставалась за его спиной.
   - Не хочешь - не пей! - Михаил облокотился на подушки и язвительно произнес:
   - Думаешь наверняка, что я самодур, дикарь, только что с ветки спрыгнул?
   - Думаю, - спокойно ответил Алексей, продолжая покачиваться с пятки на носок. - Думаю, - повторил он не менее язвительно, - что самодур, дикарь и с ветки действительно совсем недавно спрыгнул. Хвост, правда, уже отвалился.
   Даже под густыми мазками гуталина, оставшегося на лице хозяина парохода, стало заметно, как он побелел и едва сумел выговорить от ярости:
   - Капитана ко мне!
   Капитан парохода в черном сюртуке с желтыми галунами выскочил из рубки, громко стуча каблуками, пробежался по палубе и, белея в сумерках испуганным лицом, вытянулся перед хозяином, прижимая к груди форменную фуражку.
   - Слушаю, Михаил Корнеевич!
   - Немедленно верни ему деньги за билет и спусти его на берег! Везти его я дальше не намерен!
   - Но, Михаил Корнеевич... - поперхнулся от неожиданности капитан, - это ж... Как он доберется до Тесинска?
   - Это не твоя забота, - рявкнул Кретов и исподлобья посмотрел на Алексея. - Я хоть и с ветки спрыгнул, но законы божьи чту... Поэтому дай ему лодку, пусть своим ходом телепается до Тесинска. - Он щелкнул пальцами, и Драпов угодливо склонился к нему. - Подай ему, Федька, четвертной, думаю, расходы подпоручика это покроет.
   Алексей принял из рук Драпова ассигнацию, медленно сложил ее пополам, затем разорвал и бросил под ноги Кретову и, окинув ошеломленного купца безмятежным взглядом, развернулся и направился к трапу, ведущему на вторую палубу.
   - Куда это ты? - опешил еще больше Кретов.
   - За вещами, - ответил холодно Алексей и, как ни в чем не бывало, подмигнул Владимиру Константиновичу:
   - Встретимся в Тесинске.
   - Илья Николаевич, - проговорил быстро учитель, - я живу за Базарной площадью, рядом с аптекой.
   - Понял, я вас обязательно найду.
   - Подождите, - Владимир Константинович придержал его за рукав и с укором посмотрел на Кретова, - остепенись, Миша, пока не поздно.
   - Простите, Владимир Константинович, но я своих слов на ветер не бросаю, - произнес тот высокомерно. - Ваш знакомый мне изрядно насолил.
   - Хорошо, - кивнул головой учитель, - тогда я остаюсь с Ильей Николаевичем, - и, не обращая внимания на взволнованный ропот, пробежавший по толпе пассажиров, отправился вслед за Алексеем в свою каюту.
   Глава 7
   Алексей связал в пучок ветки тальника и накрыл сверху толстым пледом, который взял по совету Анастасии Васильевны, уверявшей, что ночи на воде необычайно холодны. Получился небольшой шалаш, в котором можно было с грехом пополам, но переночевать вдвоем.
   Владимир Константинович возился около костра. Отсыревшие ольховые и березовые ветки никак не желали загораться, и Алексей поплелся к ближайшим березам за берестой, моментально промочив ноги. Обильная ночная роса, казалось, пропитала все вокруг и даже воздух, который вырывался изо рта облачком белесого пара.
   Наконец костер разгорелся. И тотчас ночная темнота отступила к реке, укрылась за кустами ракит и березами, распустившими зеленые космы над их примитивным убежищем и костром, чадящим едким дымом в высокое звездное небо.
   Было ясно и потому холодно. Алексей почувствовал, что зябнет, и накинул на плечи шинель. Владимир Константинович в теплой вязаной кофте, подбитой ватой, пристроился рядом с ним на обломке плавника, который они принесли с берега.
   Пока не стемнело, они занимались благоустройством бивака, не обращая внимания на то, что стали объектом пристального внимания всех пассажиров парохода и его хозяина в том числе.
   После того как Алексей и учитель сошли на берег, Кретов громогласно приказал убрать сходни и отогнать пароход саженей на сто от берега, что капитан незамедлительно исполнил. "Амур" застыл чуть ли не на стрежне речного потока. Алексей подтянул оставленную для них лодку повыше на берег и захлестнул цепь за выступающие над землей корни.
   Теперь он не опасался, что их утлый челн захватит волной от парохода, когда он поутру снимется с якоря, чтобы продолжить плавание до Тесинска.
   На верхней палубе было необычайно тихо, не голосили скрипки, не стучали бубны и каблуки пьяненьких гостей, не звенела посуда - видно, настроение хозяина не располагало к веселью. Пассажиры в конце концов разошлись отсыпаться, радуясь в душе столь неожиданному подарку. Но сам Михаил Кретов остался на палубе, и Алексей подозревал, что он продолжает наблюдать за тем, что происходит на острове. Полосатая кошка не отходила от него ни на шаг, отмечая путь хозяина огоньками светящихся в темноте глаз.