Любить… Да, любить! Чувства мои оставляли позади всяческие вожделения. До этого я занимался сексом из-за возбуждения, желая насладиться и проявить превосходство самца. Принцесса, в отличие от любой другой женщины, влекла меня к добру. Я полностью доверял своему чувству. Знал, что обладать ею было бы величайшим счастьем, и отказался бы от секса, если это необходимо, только бы быть с нею. Новый, истинный мир, который она мне дарила, превосходил всё. Принцесса внушила мне, что без уважения и нежности ничего хорошего не получится.
   Я никогда не вменял себе в грех свои фантазии. Она научила меня, как обращаться с женщиной. Утверждала, что женщина – это продолжение мужчины и наоборот. Наши беседы о сексе длились долго. Мало-помалу я стал постигать половые отношения как душевную общность. Из обладания они превратились в отдачу, из овладения – в уважение. Естественное осуществление оборотной стороны вожделения. Свобода, а не табу. Любовь, отдача и возрастание.
   Нескончаемым обменом были наши чувства, переписка, чтение книг. Она была необыкновенно ласковой, но умела и поспорить. Это-то мне в ней и нравилось и нравится поныне. Будучи взыскательной, она прекрасно говорила обо всем, что бы ни делали. Мы пустились в долгое странствие по книгам бразильских авторов. Из португальских поэтов нашим любимым стал Фернанду Пессоа. [2]
   Книги мы читали запоем. Обсуждали до мельчайших подробностей. Двадцать три года пролетело, а всё это живет в моем сердце. Не представляю, как сложилась бы у меня жизнь без Принцессы и без книг. Никому оказалось не под силу столь возвысить меня. Все время я ссылаюсь на книги. Я всегда говорил и говорю, что в тюрьме меня спасали только книги. Но, на самом деле, не только книги. В первую очередь это была любовь. Принцесса привела меня к тому, что я научился уважать себя. Она все время говорила, что верит в мою любовь лишь оттого, что она, эта любовь, глубоко изменила мою жизнь. Не все ли равно, ради нее или ради себя я переменился! Рядом с нею мне хотелось быть именно самим собой.
   Наши письма были бесценны. Они отражали всё богатство наших переживаний. Сила чувства, ощущение общности, поиск истины вознесли нас до небес. Любовь подвигла нас возблагодарить жизнь и все более уважать людей. Несколько раз – как это ни было мучительно для нас – она настаивала, чтобы я кого-нибудь себе нашел. Выслушав ее с недовольством, я тысячу раз повторял, что лучше ее мне никого не найти. Не все ли говорят своим избранницам то же самое?
   Несмотря на не вполне удачное супружество, ее ожидал сюрприз. Она забеременела.
   Ничто нам не прошло даром. Более пяти лет великого чувства. Я весь внутренне переменился, и эта перемена повлияла на всю мою жизнь. Таким, как прежде, мне уже не бывать никогда. После такой любви это уже невозможно. Принцесса достигла цели: я стал уважать себя. Верил, что сумею победить свои пороки. Учительница – так я ее иногда называл из уважения к Анне Сулливан и Элен Келлер – благодаря своей любви и уму дала мне силы для победы над самим собой.
   У меня полностью изменились душа и характер, и я порвал с теми, кто вовлек меня в преступный мир. Мне стало радостно жить. Я ощущал себя личностью. Был любим, потому что сумел внушить истинное чувство достойной и умной женщине. Мой эгоизм уменьшился, а жадность улетучилась. Мне стали чужды насилие и мстительность. Я хорошо знал, что мне нужно и чего не хочу терять. Забеременев, Принцесса снова стала настаивать, что мне нужна любовница. Это принесло мне новые мучения. Искать другую женщину не входило в мои планы. Я действительно представить не мог, что бывают женщины лучше нее, а на меньшее не согласился бы никогда в жизни. Я сделался неисправимым романтиком – только о любви и думал. Всем сердцем был привязан к ней и не мыслил жизни без нее. Ближе Принцессы у меня никого не было – это совершенно ясно.
   Мало-помалу наш роман подошел к концу. Было очень больно. Почти полгода малейшее известие от нее значило для меня всё. Это было ужасно. Меня одолевала грусть. Порою у меня пропадала охота жить. Это был один из тягчайших периодов в моей жизни. Лишь перестрадав, я по-настоящему смог оценить, сколь многим ей обязан. Чувствовал себя более человечным, способным любить и уважать людей, ощущать чужую боль как свою. Чувствовал, что достоин жить, и чувство это не покидало меня даже без любимой учительницы. Даже без нее мне хотелось продолжать учение. Очень хотелось.

Глава 9
Лия

   Когда я получил от нее первое письмо? Не помню. Кажется, это был конец 1980 года. Давненько. Удивительная штука память! Словно вчера это было. Нужно только как следует вспомнить.
   По образованию она была психологом. Стажировалась в фонде Юнга, в Швейцарии. Потом повышала квалификацию в Англии и во Франции. Свободно говорила на четырех языках. Пять лет в Европе делила время между занятиями, курсами, музеями, экскурсиями и интересными встречами. Все это она описала в письме. Умная и образованная, подумал я, но, наверное, некрасивая, раз живет одна. И одевается наверняка плохо. И все же я заинтересовался ею. Красивая она или нет, во всяком случае, я могу многому научиться от нее. Она казалась простой и непосредственной. Я написал ответ, где рассказал немного о себе, о своей жажде знания и об арестантских невзгодах, об огромном желании изучать науку, которой она занимается. Особенно я подчеркнул свой живейший интерес к другим народам и иным культурам. Письмо получилось длинным, но не вместило и десятой доли того, что мне хотелось рассказать. Через несколько дней я написал еще одно письмо, где извинялся за назойливость, но мне слишком многое хотелось добавить к сказанному.
   Ответ тронул меня до глубины души. Письмо было преисполнено уважения и внимания. Она искренне желала облегчить мне участь, тем более что я так молод и осужден на столь долгий срок. Ее стремление помочь казалось бескорыстным, идущим от чистого сердца. Ей хотелось познакомиться со мною лично. В следующем письме она подробно описала свою жизнь. Она вышла замуж, чтобы избавиться от деспотизма матери. Потом развелась. В Европе жила на средства матери и вернулась совсем другим человеком. Однако чувствовала себя не вполне подготовленной к профессиональной деятельности.
   Через три недели она пришла ко мне на свидание. Я и не ожидал, что оно состоится так скоро. Я не представлял, какова она из себя. Для меня это стало большим сюрпризом. Лия была миниатюрной блондиночкой и очень хороша собой. Лицо у нее было прекрасным, точно ангельский лик.
   Она села рядышком со мной. Завязалась непринужденная беседа, словно мы были знакомы много лет. Руки у нее были нежные.
   Взяв ее за руку, я встрепенулся. Что-то меня ожидает? Хотелось бы надеяться на лучшее. «Это выше моих возможностей», – подумалось мне. Но тут я вспомнил Принцессу, учение, беседы и внутренний рост…
   На прощание она обняла меня. Я заметил, что она вот-вот расплачется. Близость ее тела растревожила меня. Вот уже десять лет как я не обнимал женщину. При Принцессе это было совершенно немыслимо. Лия оказалась чувствительной. Уходить ей не хотелось. А мне не хотелось ее отпускать. Высвободившись из моих объятий, она ласково помахала мне рукой.
   Неделя тянулась бесконечно. Я писал длинные письма и получал ответы. Я произвел на нее впечатление. Она всячески хотела мне помочь. Но помочь было почти что нечем. Трудные были годы. Сахару и то не хватало, разве что к концу года. Она жила с матерью и сестрой в просторном фамильном особняке. Их имение гарантировало материальную независимость. Мне страшно хотелось увидеть ее. Прикоснуться к ней. Поцеловать ее. Я чувствовал, что возрождаюсь. Любовь с первого взгляда. Часы казались днями, дни – месяцами. Они тянулись нескончаемой вереницей.
   В воскресенье я проснулся рано утром. Не терпелось ее увидеть. Ждать себя она не заставила. От ее гладко причесанных волос пахло духами, шерстяные рейтузы обтягивали полные бедра. Кода я увидел ее нежное лицо, то решил сжечь за собою все мосты. Она просто создана для меня. Ее взгляд пронзил меня. Почему? Я решил взбодриться, чтобы сделать ей приятное. Меня радовало уже одно то, что она пришла ко мне и села рядышком. Я ощущал исходящее от нее тепло. Очаровательная улыбка воодушевляла меня. Я был заворожен! Лия была красавицей, и я ее любил. Как я волновался – насилу держал себя в руках. Ее многообещающие глаза жаждали ответа. Я начал игру. Что-то в ней вызывало меня на откровенность. Я поведал ей, какие бури у меня в душе. Взял ее за руки. Она внимательно слушала. Когда я закончил, она взяла мое лицо в ладони, нежно поцеловала и произнесла долгожданные ободряющие слова. Сказала, что тоже полюбила меня с первого взгляда и возжелала моей любви после первого свидания. Ласкала себя, воображая, что это я вхожу в нее.
   Мне даже не верилось! Неужели это правда? Как сладостно, что она вожделеет меня как любовника! Я поцеловал ее, легонько покусывая ей губы.
   Тут свидание наше стало иным. Мы чувствовали себя гораздо непринужденнее, презрев все прежние барьеры. Оставшееся время я целовал ее, ласкал груди и бедра. Она смотрела на меня влюбленными глазами… Как сладостно было встречать влюбленный взгляд! Два часа мы целовались и ласкали друг друга. Я почти не думал о сексе, потому что слегка обалдел и не смел верить, что это творится наяву. Не та ли это избранница, о которой говорила Принцесса?
   На прощание она крепко обняла меня. Своим запахом вожделеющей самки она пробудила во мне чувственность.
   На следующих свиданиях мы стремились насладиться тем, что было доступно. Оба мы были невысокого роста, и нам не составило труда спрятаться под столом, из-под которого виднелись только наши плечи. Она приходила в блузке и юбке. Когда я выходил из камеры, член выпирал у меня из трусов, но брюки были застегнуты на молнию, а в карманы я клал два платка. Едва мы успевали поздороваться, как наши тела сливались в объятии. Лия выпрастывала и брала в руку мой член, слегка смущенная, но счастливая. Как это было замечательно! Нежная рука скользила вверх и вниз. Я кончал ей в руку и при этом сжимал и лизал ее груди, запускал пальцы во влажное лоно. Она тихонько постанывала, боясь привлечь внимание. Я запускал пальцы еще глубже и подбирался к попке. Это не составляло труда. Я настаивал, она отказывалась, но, в конце концов, уступала, и мой палец оказывался в цветочке ее розовой попки. К концу свидания мы изнемогали. Руки болели. Я не щадил ее, трогая за все места. Ей хотелось всё больше. Кто бы увидел – не поверил. Приходя, она не оставляла времени на разговоры. Расстегивала блузку. Внизу у нее ничего не было, даже трусиков. Ей нравилось, когда я начинаю сзади, и крепко обнимала меня в порыве сладострастия.
   Мы подумывали, не пожениться ли нам. В конце года Лия успешно сдала экзамены и начала работать по специальности, силясь вызволить меня из тюрьмы. Она консультировалась у профессоров университета. После упорной борьбы ей удалось скостить мне несколько лет. Отсидев почти десять лет, я стал мечтать о вольной жизни.
   Она пришла в тюрьму поговорить с адвокатами насчет свадьбы, но те ее отговаривали. Доктор Формига, глава гильдии адвокатов, настаивал, чтобы она отказалась от своего намерения. Когда меня вызвали, чтобы подписать брачный контракт, который Лия выправила в нотариальной конторе, Формига был вне себя от злости. Как ей это удалось? Я приворожил девушку! Прочитав ее автобиографию, он сглотнул слюну, побагровел, потом полиловел и чуть не упал в обморок.
   Я был влюблен, и всё мне благоприятствовало. В тюрьме происходили перемены. Нами занялась комиссия по правам человека. Нас стали снабжать кое-какими продуктами, бельем, позволили играть в теннис… Свидания разрешались теперь дважды в день – с восьми до одиннадцати и с тринадцати до шестнадцати часов. Заключенные чувствовали себя непринужденнее. Охранники на все смотрели сквозь пальцы. Находилось место и время, чтобы ощутить себя счастливым хоть на несколько часов. Среди заключенных росли религиозные настроения, что пользовалось всеобщим одобрением. Появилась надежда. В тюрьме подул ветер перемен.
   По праздникам – на Рождество, в Женский день и на Пасху – нам разрешалось принимать гостей во дворе. В первый раз мы с двумя друзьями, Энрике и Франку, расстелили покрывало в углу двора. Лия пришла с утра пораньше, отстояв в очереди: хотела прийти в числе первых. К Энрике тоже должна была прийти подруга Лизета, а Франку хотел побыть с нами: он-то никого не ждал. Девушки принесли продукты, чтобы устроить пикник.
   Усевшись на ограде, мы принялись за дело. Сначала – легкие поцелуи и нежные ласки. Потом – мощная, требовательная эрекция после десяти лет без секса, компенсируемого мастурбацией. Мы встали. Она хотела ощутить меня, прижать к своему телу. Когда проходили охранники, мы замирали, чтобы нас не заметили. Стоило им отойти, как нами овладевало безумие. По углам двора, крепко обнявшись, сидели парочки.
   У Лии увлажнились глаза от возбуждения. Запустив руку мне в ширинку, она стала выпрастывать член. Я посмотрел на сидящие по соседству парочки – у них дело зашло еще дальше.
   Я набрался смелости. Высвободив член, я отпрянул назад. Потянулся к ее нежным ляжкам. Много времени мне не понадобилось, чтобы кончить. Ноги у меня подкосились, и я упал. Она засеменила в туалет. Вернулась с пакетиком в руке. Ей пришлось постирать трусики…
   Мы пообедали, и завязалась добрая беседа. Франку рассуждал с ней о разных предметах. Это он умел. Она на замедлила раздвинуть ноги шире, чем следовало бы. Когда я увидел Лию тамвблизи, меня словно током ударило. Дрожь прошла по всему телу. Я вскочил и схватил ее за руку. Забившись в угол, мы насладились любовью, как никогда прежде. Забыли про всё на свете. Катались по земле. Я сосал ее груди и потянулся к бедрам, а она ввела мой член. Не успел я войти, как кончил. Она насилу вытерлась.
   Когда раздался свисток, оповещавший об окончании свидания, мы лежали совсем обалдевшие от наслаждения. Парочки разошлись, мы – в последнюю очередь. Попрощались, когда подошли охранники. Нашему счастью не было предела.
   Время шло незаметно. Я ждал каждого воскресенья. Неизменным было только мое учение. Я продолжал занятия. Культура была нужна мне как воздух. Мой ум оживляла возможность учиться. Я написал в Сан-Паулу, в одно почтенное издательство, о своем пламенном желании учиться. Мне нужны были книги по всеобщей истории. В издательстве ко мне отнеслись сочувственно и с пониманием. Прислали каталог, чтобы было из чего выбрать. Можно было заказывать до семи наименований в месяц. На этот счет я побеседовал с Лией. Она тоже взялась мне помочь и отправилась за книгами. Чтение было одной из моих насущных потребностей, и книги, к счастью, у меня не переводились. Когда я еще только выбирал, что прочесть, одно это доставляло мне неописуемое удовольствие. Лия радовалась за меня и помогала глубже вникнуть в суть прочитанного. Готовность, с которой она мне помогала, была поистине трогательной.
   Все же порою что-то повергало меня в уныние. На душе кошки скребли, а у нашего чувства, казалось, нет будущего. Все равно Лия меня бросит! Для меня не найдется места в ее жизни. К тому же мне было никак не забыть Принцессу. Хотелось, чтобы именно она была рядом. В последних письмах, отправленных в начале 1979 года, я уверял, что не хочу порывать с нею связь – хотя бы переписываться. Только с нею я был по-настоящему счастлив. Чувства настолько переполняли мне душу, что я решил поведать обо всем Лии. Наверное, глаза у меня сверкали, когда я говорил об этом, но ведь действительно Принцесса, а не кто другой, научила меня понимать женскую душу и объяснила, насколько важную роль играет женщина в жизни мужчины. Мне хотелось хоть с кем-то поделиться своей радостью. Лия молча выслушала и подивилась, что эта женщина изменила всю мою жизнь.
   Однажды приехали ее мать и сестра. Сестра мне показалась бесконечно далекой от жизненных реальностей. Впоследствии она попала в психиатрическую лечебницу. Мать, с налетом снобизма, приняла меня за неимением альтернативы. Все они казались какими-то безжизненными, в том числе Лия, которую я стал лучше понимать. Именно во мне она черпала жизненные силы, которых ей остро не хватало.
   С тех пор что-то у нас не заладилось. Она продолжала приходить каждое воскресенье, но мы стали отдаляться друг от друга.
 
   Моих друзей одного за другим выпускали. Первым освободился Арманду, за ним – Моринга и, нежданно-негаданно, Франку. Он просидел с нами восемь лет, и мы очень его любили. Без него казалось, что всё опустело. Он не был жителем Сан-Паулу, и город был ему незнаком. Я дал ему адрес Лии, чтобы она о нем позаботилась.
   Вскоре от нее пришло письмо, где она рассказывала, что ему нелегко в большом городе. Потом затянулось молчание. Наконец она его нарушила. Я еще в начале наших отношений просил ее, чтобы, когда я ей надоем, пусть она скажет об этом прямо и без обиняков. Мне нужна не жалость, а уважение и правда – я всё выдержу.
   Она ничего мне не сказала. Я дал себе волю и расплакался. Было мучительно больно. Потом я всё же взял себя в руки. Нужно было держаться. Она поднялась и решительно вышла. Я проводил ее затуманенным от муки взглядом. Она вышла за ворота и исчезла из виду. Шатаясь, я вошел в тюремный корпус, направляясь в камеру к Энрике, и всё ему рассказал. Долго я не мог успокоиться. Наконец решился ей написать.
   Через две недели она пришла, чтобы предаться со мной ласкам и мастурбации. Ей казалось, что только это мне и нужно. Когда я увидел, с каким скучающим видом она сжимает мне член, я понял, что всё кончено. Некоторое время спустя я узнал всю правду. Она была с Франку и забеременела от него. Об этом мне сообщила Лизета – подруга Энрике.
   Прошло время, и я завел новую любовницу. Успокоившись, я всё хорошенько обдумал. Франку прожил восемь лет без любви, без ласки, полный вожделения. У Лии тоже два года не было полноценного удовлетворения. Ей осточертело стоять в бесконечных очередях и подвергаться унизительным обыскам. Я сблизил двух изголодавшихся людей. Значит, винить некого – сам виноват. А раз они ждут ребенка – значит, возврата к прежнему нет.
   Но жизнь – штука сложная. Вскоре они расстались. Он снова совершил преступление, а ей не хватило душевных сил, чтобы выдержать это. Спустя некоторое время Франку при невыясненных обстоятельствах был убит у дверей собственного дома.
 
   Выйдя на волю, я стал посещать лекции в католическом университете.
   Узнав об этом, Лия разыскала меня. Мы пошли на прогулку и вдосталь наговорились. Ее дочь от Франку родилась уродом – с головкой что-то не в порядке. Понадобилась срочная операция. У Лии тоже в жизни что-то не клеилось. О прошлом я заговаривать не стал. Хотелось, чтобы она первая намекнула. Правда, не меньше хотелось испытать, какова она в постели. Она по-прежнему казалась хорошенькой, и в душе у меня снова зародилось желание. В то же время я обдумывал, стоит ли продолжать дружбу. Она мне нравилась. Вдруг она попросила, чтобы я поцеловал ее. Ей хотелось познать меня до конца. Она выбрала мотель в Пиньейрусе.
   Когда я увидел ее голой под душем, то совсем обезумел. Попка у нее была по-прежнему розовая. Я моментально возбудился. Казалось, что мы и не разлучались. Я уже захотел. Ей хотелось продолжить. Я бережно взял ее на руки и понес к кровати. Я почувствовал, что она не такая, как прежде.
   «Сплошное возбуждение», – подумалось мне.
   Я лег на нее, раздвинул ей ноги, не торопясь вошел в нее и почувствовал, что ей хорошо. Мне тоже. Я продолжил. Переменил позу, стараясь подарить ей новые наслаждения. Но, взглянув ей в лицо и ожидая увидеть радостное выражение, я заметил слезы. Какое безумие! Пока я был внутри ее, она плакала. Я слез с нее и лег рядышком. Спрашивать ни о чем не стал. Она тоже молчала.
   С тех пор как Франку погиб, ей ни разу не удалось кончить. Попыталась с кузеном, но безуспешно. Это повергло ее в уныние. Неужели он не мог ее удовлетворить? Я снова посмотрел на нее, взобрался и опять вошел. Больше глядеть на нее не стал. Я искал лишь эгоистического наслаждения. Нехорошо это, что я насытил свою похоть – и она, похоже, поняла. Когда мы покинули мотель, попрощались без поцелуев и взаимных клятв. Она сильно разочарованная.
   «Больше такое не повторится», – подумал я.
   Неделю спустя, во время лекции я увидел, что она стоит у дверей и ждет меня. Я вышел, попросив разрешения у профессора. Ей нужно было поговорить со мной, отвезти к себе, познакомить с дочерью. Я спросил, не хочется ли ей попробовать еще. Для этого-то она и пришла. Ей ведь не всё равно, что с ней самой происходит. Она приложит все силы, чтобы всё было хорошо.
   «Ну и прекрасно», – подумал я.
   У нее в квартире я увидел девочку. Поиграл с ней. Лия покормила ее и собралась уложить спать.
   Всякий раз, как она проходила мимо, либо я притрагивался к ней, либо она ко мне. В глаза у нее читалось былое вожделение. Но ее дочка, явно из-за моего прихода, не засыпала.
   Я пошел в спальню.
   Лия пришла почти голая, нервно срывая то, что на ней оставалось. Я разделся. Она действовала слишком активно. Я уселся на кровать, но она снова удивила меня: легла сверху и взяла инициативу на себя. Я попытался сдержать ее и вместе с тем ожидал чего-то сладостного. Она не обращала внимания и действовала, как истеричка. Обуреваемая желанием, она то залезала, то слезала с меня. Быстро достигнув оргазма, она закричала, словно раненая птица. Бросившись на меня, она зарыдала в голос. Я попытался утешить ее, но мне тоже хотелось кончить. Так будет лучше. Отдохнув, она принялась ненасытно целовать меня. Наконец, призвав на помощь всю свою мужественность, я отлично кончил, разомлел рядом с ней и, кажется, на несколько секунд впал в беспамятство. Когда я пришел в себя, она направлялась в душ. Я последовал за ней и вымылся, не глядя на нее. Мы перекинулись несколькими словами. Прощаясь, я сказал, что пусть она меня ищет, если только оченьзахочет. Потом ушел, насвистывая какую-то мелодию.
   Она пришла еще несколько раз, пока я не попросил, чтобы она больше не появлялась. Хороши были только первые две встречи. Потом это надоело. Я собирался жениться на Бел. Лия еще какое-то время таскалась за мной, но потом отвязалась. Настал мой черед попытать счастья с новой партнершей.

Глава 10
Факультет

   Много лет подряд я читал и учился, чтобы получить образование и стать культурным человеком. А еще мне хотелось производить впечатление на людей и вызывать у них восхищение. В глубине души я желал нравиться людям. Годы, проведенные в тюрьме, в обществе грубых и темных людей не очень-то способствовали культурному развитию. По мере того как я учился, познавая людей и мир, всё очевиднее становилось мое собственное невежество, что сильно меня угнетало. Моя жажда знаний превосходила меня самого. Но были поставлены пределы. Крепкие и холодные стены. Строгие порядки, произвол. Оглядываться вокруг и видеть отупевших людей было мучительно. Но я знал, что только здесь у меня есть возможность развития. Иначе нельзя. К счастью, на моем пути встречались люди, способствовавшие развитию моей личности и характера. Люди, чьи поступки были преисполнены благородства, самоотверженности, дружбы и любви. Они помогали мне сохранять уравновешенность, столь необходимую для овладения знаниями. Проявляя заботу, они заронили мне в душу зерна мудрости. Замечу кстати, что не все они успели принести плоды!
   Марксизм, помимо прочего, тоже стал моей любовью с первого взгляда. Поскольку происхожу я из низших классов и с малолетства смотрел на чужое богатство с неистовой завистью, то нет ничего удивительного, что меня сильно привлекала идея всеобщего равенства. Я принадлежал к числу тех упрямцев, которые готовы вникать, расспрашивать и цитировать что бы то ни было. Когда мне стало ясно, что тех, которые действительно глубоко изучили то, знатоками чего себя мнят, слишком мало, это еще прибавило мне пылу. Со временем я овладел весьма солидной суммой знаний.
   Как раз в эту пору судья разрешил мне посещать лекции на юридическом факультете университета. Я робел, боялся, что ни с кем не найду общего языка, но был несказанно рад, что передо мной открываются столь широкие перспективы.
   В аудиторию вошли и представились члена студенческого совета. Среди них оказалась одна довольно разговорчивая девчонка. Когда они вышли из аудитории, я увязался за ними. Селия была симпатичная и очень добрая девушка. Я рассказал ей, кто я, откуда и как мне трудно найти общий язык с товарищами. Та пригласила меня следовать за ней и отвела в комнату, где располагался студенческий совет. Она представила меня всем как друга.
   Я сел на потертый диван. Рядом села Селия, с другой стороны Кристина, а напротив Вера. Окруженный красавицами, я чувствовал себя в центре внимания. Мне только того и надо было: я ощутил себя свободным, и беседа завязалась. Эти девушки, как и все в студенческом совете, были членами Бразильской коммунистической партии. Теоретически они были сторонниками албанской модели коммунизма и на лету схватывали слова Эвера Ходжи. Я его знал, как знал и Лукача, Грамши, Гароди и прочих теоретиков и философов-марксистов. Рассуждения членов студсовета были довольно примитивны и поверхностны. А учение Маркса на самом деле основательно, универсально и доступно. В ту пору я уже знал, что полное равенство невозможно, но то, что все должны иметь необходимое для достойной жизни, было для меня неоспоримым. Мне были близки принципы социализма. Я ощущал это больше, чем все они, и мои познания, естественно, были глубже и фундаментальнее. Они и не ожидали, что у заключенного могут быть такие познания. Чем больше склонялись они перед моими знаниями, тем больше стремился я произвести на них впечатление своими рассуждениями. Достигнув цели, я решил остановиться и уйти. В таком деле спешить ни к чему.