Меньшов Виктор. Наследство, или Промежуточное состояние

   Оля (басом):
   - Мальчики, а мы будем водкууу пьянствовать?
   Колюня:
   - Конечно, мадам, конечно. Сегодня у нашего ученого друга праздник. Он вернулся домой.
   Оля:
   - А он что, сидел, что ли?
   Колюня:
   - Оля, да как ты можешь о таком человеке не то что сказать, даже подумать такое. Ты посмотри, это же само благородство. Нет, Оля, просто он давно не был дома. Он был в далекой трудной командировке и теперь вернулся домой. Понт, хватит дуться! Убирай свою книжку, завтра отремонтируем ее в лучшем виде. Ну, Понт? Ты чего, обиделся? Ну, давай после. А? Не порть себе и людям праздник, лады?! Оля! Давай быстро на кухню, готовь закусь, а то водка прокиснет! Быстро-быстро-быстро-быстренько!
   Понт:
   - Я ничего не понимаю. Что происходит? Объяснитесь?
   Колюня:
   - Объяснюсь, Понт, объяснюсь. Не будь занудой, ну хотя бы сегодня! Сперва полеты, разборки потом! От винта! Давай, Понт, хотя бы на один день откажись от занудства, потом, Понт, потом все выскажешь, а я выслушаю. Лады, Понт?! А вот и Олечка с закусью. Нууу, прямо и лечь и помереть, какие ароматы! Ты, Понт, наверное, забыл, как вареная картошка пахнет, а? А с укропчиком, да с постным маслицем, а, Понт? Который русский не любит вареную картошечку с укропом да с маслицем подсолнечным?! Да на этом маслице, почитай вся Россия выкормилась, оно у нас взамен молока материнского. Ну, давайте, братцы, разольем, да не по рюмочкам, не для нас эта посуда, не наш размерчик, а вот стакашок, так это в самый раз. Это оно то самое, что надо. Вот тааак, до краешка, чтобы жизнь полной была...
   Понт:
   - Да что происходит, в конце концов?! Что за праздник? И что случилось в мое отсутствие, у меня кое-что пропало, конечно, при даме, может и не стоило, но я не могу сидеть за одним столом с...
   Колюня:
   - Понт, не произноси слов, за которые потом будет мучительно стыдно, как говорил один великий писатель. Правда, теперь есть по этому поводу другие мнения, но человек, победивший свою смерть, заслужил право даже на ошибки, если они искренни. А такие железные люди искренни, ибо они прямые, как те же гвозди, которыми их приколачивают к крестам. Понт, в конце концов, я все осознал и возместил. Давай будем считать это временным помутнением неустоявшегося сознания, отягощенного контузией. И вообще, выяснять отношения мы решили после. Давай выпьем, Понт. Давай, сегодня выпьем. Нет, не напьемся. А крепко выпьем. Очень крепко, но не напьемся так, чтобы потом утром себя не уважать. Давай выпьем за жизнь, Понт. За ту самую, проклятую и святую нашу жизнь. За ту самую, которая была до нас и будет после. И вроде бы, ей наплевать: были мы или нет. Она нас, вроде и не заметила. Дудки! Все она заметила! Раз мы появились, значит, мы были нужны в этой самой жизни. Ей было нужно, чтобы мы пришли. Давай скажем ей спасибо за это ее щедрое приглашение. Как думаешь, Олечка, стоит сказать спасибо?
   Оля:
   - Конечно, стоит, чего там. Гыыы...
   Колюня:
   - Слышишь, Понт, что говорит дама? Стоит. А слово дамы на пиру закон для гусара. Мы похожи на гусаров, Олечка?
   Оля:
   - Кто, я?
   Колюня:
   - Сказал бы я тебе, на что ты похожа, да, ладно. При чем тут Вы, Оля? Спрашиваю про меня и Понта.
   Оля:
   - Чо, понта? Чо понта? Я без всякого понта, чо пристал?
   Колюня:
   - Олечка. Красссотуля, кхм, кхм... Ну да что есть. Я спрашиваю тебя: похож ли я и вот этот ученый хмырь, которого зовут так: Понт, это как море. Так вот, похожи ли мы, черт возьми, на гусаров?!!!
   Оля:
   - Так бы сразу и сказал. А то: бе, ме. Похожи, похожи. А пить мы будем, или еще поговорим?
   Колюня:
   - А я вот тебе поговорю счас!..
   Понт:
   - Колюня, все-таки дама, и Вы же сами пригласили. Давайте выпьем, раз такое дело...
   Колюня:
   - За жизнь, Понт?
   Понт:
   - Если вам так угодно...
   Оля:
   - Во, правильно! Только без трепа! За жисть! Вперед...
   Колюня:
   - Вот это да! Стаканище одним глотком, не пережевывая. Вот это женщина! Гип-гип ура! (Пьет до половины).
   Понт:
   - За вас. (Кланяется, отпивает глоток стоя, садится).
   Колюня:
   - Давай, Понт, налегай на домашнее. Оля, ухаживай за кавалером. Холостой, промежду прочим всем. Учти!
   Оля:
   - Чо брешешь-то? Чтоб такой видный мужик да холостяк? Гыыы. Все вы, как жена за порог, холостые. Ага.
   Колюня:
   - Эх, Оля. Жизнь это суровая вещь. Такие люди, как Понт, не из того материала сделаны, как все остальные мужики. Да и не сделаны они, а созданы. И не забывайте, что Вы - женщина, а брешут только собаки в подворотне. Вам бы, Оля, при ваших природных данных (показывает руками формы) - да еще столько бы Господь на разум отпустил, сколько на тело. А, впрочем. Для женщины это не обязательно. Женщина это... это... А черт ее знает, что это. Женщина - вот что это.
   Понт:
   - Браво, Колюня, браво! Что это за напиток? Я только пригубил, а в голове зашумело. Давайте выпьем за женщин...
   Колюня:
   - Ха, чтоб я так жил! Что я слышу, Понт?!
   Понт:
   - Вы слышите только то, что Вы слышите, Колюня. Оля, давайте выпьем за женщин! За прекрасных, таинственных, неразгаданных женщин, которым мы обязаны тем, что появляемся на свет...
   Колюня:
   - ... и тем, что преждевременно покидаем его! Ха!
   Оля:
   - Во дают, мужики! Ну точно, жен в командировку или еще куда спроворили... А я люблю таких! Мушшины, вы мне нравитесь такие. Оба. Только штоб без трепа. Все! Булькнули что ли? Или опять речи будем разговаривать.
   Колюня:
   - Весьма содержательная речь. Ну что, Понт? Мы таки пьем, или?
   Понт:
   - Никаких "или"! Все! Долой междометия! Да здравствует легкость бытия! Пьем!!!
   Колюня:
   - Ну, мадам, вы и всасываете!..
   Оля (вытирая рот тыльной стороной ладошки):
   - А то!
   Колюня:
   - А после второй - не грех и поцеловаться... Да не со мной, дура. Раздавишь, ишь грабли вырастила. Ты лучше его, Понта, поцелуй.
   Понт:
   - А может меня не надо? А! Да и рано еще...
   Оля:
   - Дурачок! Поцеловаться - это только поздно может быть! Ух, какой ты мушшына! Ну-ка, дай поцалую!!!
   Понт пытается вскочить, падает стул. Возня. Гаснет свет. Голос Колюни: "А третью мы пыпьем..." Голоса дальше в темноте:
   Понт: Ой, я щекотки боюсь! Оля! Оля! Зачем вы с меня это снимаете? Ой, Оля, неудобно же!
   Колюня:
   - А это она, Понт, до истины добирается.
   Понт:
   - Да нехорошо это как-то. Колюня, помогите...
   Колюня:
   - Да брось, Понт. Чего ей помогать? Оля - дама квалифицированная, сама справится, Вы не сомневайтесь...
   Возня затихает.
   Утро. За столом, зажав в руке стакан, сидя спит Колюня. На полу, на матрасе, кое-как прикрытые, Понт и Оля. Звонок в двери. Понт пытается вскочить, ищет по полу брюки. Пытается встать в одеяле.
   Оля:
   - Эй, эй! С ума спрыгнул?..
   Понт:
   - Черт возьми, где же брюки? Кто там?!
   Голос:
   - Откройте. Участковый. Проверка паспортного режима.
   Понт:
   - О, Господи! Только этого не хватало! Сейчас, сейчас!
   Колюня:
   - Да не суетись ты, Понт. Подумаешь, участковый. Так открывай, как есть.
   Понт:
   - Что же мне перед участковым голышом прыгать?
   Колюня:
   - А чего такого? Мужик, чай, не баба, у него все свое такое же имеется. А брюки у тебя, Понт, промежду прочим, под подушкой.
   Понт:
   - Сейчас, иду. (Натягивает под одеялом штаны, идет к двери).
   Участковый:
   - Тааак, ну и ну. Веселитесь, значит? Папрашу паспорта предъявить.
   Колюня:
   - А на какой предмет, позвольте полюбопытствовать и по какому праву?
   Участковый:
   - На предмет проверки. А по какому праву? Вот задержу тебя на тридцать суток, тогда узнаешь. У нас сейчас в связи с борьбой с организованной преступностью - знаешь сколько прав? У Берии столько не было.
   Колюня:
   - Так у Берии и организованной преступности не было.
   Участковый:
   - Что, назад захотелось, в старые времена? Соскучился?
   Понт:
   - А Вы знаете, иногда хочется. Я, конечно, приверженец демократии, но иногда хочется.
   Участковый:
   - Во, все вы гады такие...
   Колюня:
   - А тебе-то легко говорить, ты же не мучаешься головной болью: что да почему? Тебе что? Тебе всегда место у кормушки обеспечено. Ты в застой участковым был и сейчас.
   Участковый:
   - Да! Был! И - что?!
   Колюня:
   - А мне, если, честно, то хрен с тобой, будь. Так, противно иногда.
   Участковый:
   - Что тебе противно? Ну, договаривай!
   Понт:
   - Не надо, Колюня!
   Колюня:
   - Да не буду, не буду, Понт... И так все ясно.
   Участковый:
   - Что тебе ясно? Вот мы сейчас твои документики проверим, тогда будет ясно. Ишь, демократы хреновы.
   Колюня:
   - Неее, я не по этой части. Я - сам по себе.
   Участковый:
   - Чего ж так? Тебе там самое место.
   Колюня:
   - А это ты ошибаешься. Я в 91-м, в августе, пришел к Белому Дому, помочь хотел сдуру. Случайно в Москве оказался. Смотрю - танки идут, люди под танки бросаются. Черт те что творится. А у Белого Дома - баррикады тьфу! - а не баррикады. Смотрю, осматривает баррикады мужик с усами и с ним военные. Я подошел, говорю, мол, нельзя в баррикады автобусы ставить, бензин не слив. Загорится баррикада при штурме. А он подумал и говорит: мать с ней, с баррикадой. Я ему: там же промежду прочим люди будут - за баррикадой. А он пожал плечами и пошел. Руцкой это был. А ночью стояли мы в три ряда, взявшись под руки, вокруг этого дома. Дождь идет. Зонты открыть нельзя, если наподать будут, зонты под ноги попадут - беда. Оружия нет. Холодно. А по громкоговорителю опять Руцкой: и говорит он, мол, сейчас, с минуты на минуту начнется штурм, и просит цепочку отойти на пятьдесят шагов от здания, в здании закрываются двери, в случае приближения противника без предупреждения открывается огонь на поражение. У меня челюсть на грудь отвисла. Ни хрена себе думаю, защитили. Вот так меня демократия на пятьдесят шагов отодвинула и двери за моей спиной закрыла. А утром, когда угроза штурма прошла, все направились по домам, почти двое суток не спали, на нервах, замерзли, вымокли. И смотрю - пусто-пусто перед зданием. Иду я к метро потихонечку, мимо памятника героям Пятого года, на штыке у одного флаг трехцветный прицепили, усталость и пустота в душе вместо радости победной. Остановился я, закурил. Смотрю, а из метро, навстречу, толпы людей и все - к Белому Дому. Около меня мальчишка остановился, пригляделся я, мы рядом ночью стояли, он все молитвенник читал. И говорит он мне, на выбегающих из метро показывая: смотри-ка победители праздновать спешат. И тут мне совсем муторно стало. Так что ошибся ты с демократией, участковый.
   Участковый:
   - Ладно, байки травить. (Понту) - Почему в доме находятся непрописанные люди.
   Понт:
   - А почему у меня не могут заночевать просто мои знакомые? Я что не имею права пригласить гостей?
   Участковый:
   - Ха! Гостей! Это Олька-проститутка, что ли гостья? Так ее каждую ночь кто-то в гости тащит. А вот этот гражданин живет у тебя несколько дней...
   Понт:
   - А этот гражданин - мой племянник. Да-да. Я пригласил его для того, чтобы он ухаживал за мной. Вот, вот. Ага, вот, бумага...
   Участковый:
   - Какая бумага такая?
   Понт:
   - Завещание. С печатью. Я за уход за мной завещаю этому гражданину все свое имущество и квартиру. Вот. Все оформлено, все нотариально заверено.
   Участковый:
   - Ну, дела. Уход за ним. Ха! Знаем мы этот уход! Ну, ничего, разберемся. (Уходит).
   Понт:
   - Боже мой! Я никогда в жизни так не напивался. Я абсолютно ничего не помню. А тут еще милиция с утра. Чего он хотел, кто-нибудь понял?
   Колюня:
   - Чего мог хотеть участковый? Участковый хочет всегда того же, что и гаишник. Денег. Чего же еще?
   Понт:
   - Да откуда у меня деньги?
   Колюня:
   - Вот за это он тебя и не простит, что у тебя нет денег. Как это так: завещание есть, а денег нет? Этого мент не поймет. Промахнулся ты, Понт. Добрые дела надо делать втайне и вдали от людей, иначе не поймут, отнимут.
   Оля:
   - Мужики, дайте кто-нибудь женщине одеться.
   Колюня:
   - Да кто тебе не дает-то? Одевайся сколько тебе влезет, прекрасная Шехерезада.
   Оля:
   - Ладно прикалывать-то. Лучше похмелиться дали ба, что ли. А, мужики? Дадите опохмелки, или как?
   Колюня:
   - А это ты вон у него спроси. (Переворачивает над стаканом бутылку). - Увы, пуста моя посуда. И, как сказал поэт, "наличность вся в угасании".
   Оля:
   - А ты вон у него возьми. У него есть, ты сам ему вчера отдавал, я видала...
   Колюня:
   - Ты видала, ты и спрашивай.
   Оля:
   - Дак твой родственник, он тебе все равно все завещает, сам сказал, ага.
   Колюня:
   - Правильно, Оля, чего там церемониться? Давай все пропьем, раз отдают.
   Оля:
   - Да ладно, ладно, зажилился. Я чо, я для всех. Голова она у всех голова, у всех болит, поди.
   Колюня:
   - Ох, сердобольная ты наша.
   Понт:
   - Колюня, оставьте женщину в покое! Ну, чего Вы к ней пристали?
   Колюня:
   - Это еще разобраться надо, кто к кому пристает.
   Понт:
   - Вот, возьмите, купите себе водки...
   Колюня:
   - Конечно! Себе. А у тебя голова не болит?
   Понт:
   - Болит, но пить эту гадость я не буду. Я не могу себе позволить оставшиеся дни провести в беспамятстве.
   Колюня:
   - Смотрите на него! Он хочет сохранить в памяти наши пьяные рожи, кривлянье этих гребаных депутатов по ящику, этого президента, пропившего мозги и разучившегося говорить с людьми на человеческом языке. Может, тебе еще воспоминаний о войне подкинуть? А? Знаешь, как входят в дома, захватывая город? Знаешь?! Не знаешь?! Тогда ты ничего не знаешь! Так слушай, как это делается: ногой выбивают дверь, бросают гранату, расстреливают из автомата и заходят. А на полу - все, что осталось от людей. И люди эти - дети, женщины. Ошибочка получилась. Понял, нет?! Трезвость он хочет беречь, себя соблюсти. Ты у нее, у Ольки спроси, как ее мамка пропила и как она теперь сама себя пропивает. Ты на улицу выйди.
   Понт:
   - Колюня, это... правда?
   Колюня:
   - Что - правда?! Что я у тебя деньги вчера украл и книжки? Да, правда. Я же тебе праздник хотел...
   Понт:
   - Да нет, Колюня. Я все понял про деньги еще вчера. Это все ерунда. Про детей это - правда?
   Колюня:
   - Конечно, мне сейчас больше всего хотелось бы сказать, что нет, но я не могу соврать: правда, Понт. К сожалению - правда. Это война, Понт, пойми. Там нет виноватых...
   Понт:
   - Колюня, я прошу Вас уйти. Совсем уйти. Я прошу Вас. Очень прошу.
   Колюня:
   - Но, Понт, послушай же...
   Понт:
   - Я прошу Вас...
   Колюня:
   - Ладно, Понт. Я пойду. Только все, что тебе так не нравится и все от чего ты так стараешься отгородиться - происходит на самом деле. И как ты ни жмурься, рано или поздно зло, которое порождается всеми нами - приходит в дом к каждому, кто его породил. А породили мы его все вместе. Все. Согласись, Понт. Мы же живем рядом. Только часто не замечаем этого. Нам все кажется, что все плохое происходит где-то там. Что если и воюют, то другие. Да, другие, Понт. Но кто все это начинает? Конечно, ты здесь ни при чем. А кто - причем? А? Не знаешь, Понт?.. А может, не хочешь знать? Да ладно, чего тут выступать? Всем привет!
   Уходит.
   Оля:
   - Ну чего вы, мужики, в самом деле-то. Чего не поделили? Давай я его верну что ли?
   Понт:
   - Не надо, Оля. Мы Россию не поделили. А не поделили мы ее по той самой простой причине, что не делится она, Россия. И мы не делимся. И у каждого своя правда. Да ладно, чего я тут перед тобой?
   Оля:
   - Кааанешшно! Чего со мной? Ночью по пьянке трахнуть - это сколько угодно. А слово по-человечьи, так чего со мной. Господа брезговают. Ну и пажжжжалста, могу и уйти...
   Понт:
   - Не надо! Пожалуйста, не надо. Мне сейчас никак одному, я вот сейчас. Ты извини, ты не думай, я хорошо о тебе. Я вот... это... ну... вот, возьми деньги.
   Оля:
   - Ты чо, мужик?! Думаешь, я совсем уже? Да пошел бы ты!
   Понт:
   - Да нет же! Нет! Я хотел попросить принести водки. Наверное, иногда это просто необходимо, - выпить водки. Давайте, Оля, выпьем водки. Вдвоем. Просто выпьем и помолчим. Давайте? Я даже сам сбегаю. Только Вы подождите меня.
   Оля:
   - Чо, боишься, что скраду бутылку?
   Понт:
   - Да не боюсь я за бутылку. И за деньги не боюсь. Я... Я один боюсь остаться. Я так долго был один.
   Гаснет свет. Когда зажигается - та же комната. Только опустела. Стеллаж пуст, несколько книжечек. Кровати нет. На полу - растерзанный матрас. Вместо стола - ящик. Сидит на матрасе Понт. Ободранный, грязный, трясущийся. На полу - пустые бутылки, шприцы. Окно разбито. В двери без стука входит участковый.
   Участковый:
   - Ну, может, расскажите, гражданин хороший, как получилось, что вчера вечером у Вас из окна гражданочка сиганула, а?
   Понт:
   - Я не хочу с тобой разговаривать. Уйди. Ты не имеешь права.
   Участковый:
   - Это я-то не имею?! А ну, вставай, пойдем!
   В дверь входит медсестра.
   Медсестра:
   - Что здесь происходит? В чем дело? Товарищ милиционер, что Вы делаете? Куда Вы его тащите? Я буду звонить в милицию, если Вы не прекратите!
   Участковый:
   - А это что еще за явление?
   Медсестра:
   - Я - медсестра. Я делаю ему уколы. Обезболивающие. Вы меня понимаете?
   Участковый:
   - Нннне совсем.
   Понт:
   - Да не стесняйтесь вы, сестричка. Ничего. Пускай этот гад подавится - умираю я, мент. Понял? У-ми-ра-ю. И нет во мне страха. А у тебя - власти надо мной нет. Все - кончилась, мент, твоя власть.
   Медсестра:
   - Я все знаю, товарищ милиционер. Я уже следователю все объяснила. Эта женщина, которая выбросилась из окна, она жила с ним три месяца. Любила его по-своему очень. Только она пила сильно. Она совсем была больная. И он стал пить. А у него боли. И ему бесплатные уколы. И она ему делала уколы, а потом стала делать и себе - это же наркотик. А ему стало не хватать. И он терпел. А она мучилась. Пришла накануне ко мне и говорит: сестра, помогите. Дайте еще укол. А как я могу? У нас учет. Строго. Она в слезы. Говорит, что ей очень стыдно, все рассказала, что ворует уколы, и что он все знает и терпит. А ей так стыдно. И, говорит она, что раз на даете мне уколы, я больше так не могу его и себя мучать. И вот видите - пришла домой, ну и...
   Участковый:
   - А я не знал, что ты вправду больной. Я думал, что ты из голубых. Привел к себе мужика за наследство. Думал, бардак здесь разводите. Совсем я сапог стал. Ты прости, мужик. Извиняй. (Сняв фуражку, уходит).
   Медсестра:
   - Ничего, ничего. Ты плачь, плачь. Слезы - они тяжелые. Надо плакать, а то слезы на душу давят. Душе тяжесть. Плачь, плачь. Мы сейчас укольчик. Вот так. Вот таак. Ну и хорошо. Все хорошо. Лежи, милый. Ты не стесняйся, что плачешь, что грязно у тебя. Не стесняйся. Нельзя самого себя стесняться. Каждый есть то, что есть. Ты не мучайся. Господь он все на место поставит. Всех примет. Не печалуйся так. Спи.
   Понт:
   - Мне так легче. Ты посиди со мной, сестричка.
   Медсестра:
   - Да как я могу? У меня знаешь, сколько больных? И все ждут. Извини, милый. Побегу я. Во, а к тебе кто-то идет, гость никак. Вот, посиди, немного, милый. А я побегу.
   Входит Кузьмич. Медсестра убегает.
   Кузьмич:
   - Ну, здрав будь, Понт. Тьфу ты, прощевай Пантелеймон Евстафьевич, приучил нас Колюня твой на рынке...
   Понт:
   - Да ладно, Иван Кузьмич. Зови Понтом, мне даже нравится.
   Кузьмич:
   - Правда? Ну и славно, а то я, признаться, привык уже, сподручнее.
   Понт:
   - А что, ничего про Колюню не слыхать?
   Кузьмич:
   - На нет, совсем ничего. Как пришел невесть откуда, так три месяца назад и сгинул невесть куда. Да правильно ты его выгнал. Чего переживать? Он же - наемник. Чего у него могло за душой остаться?
   Понт:
   - Душа.
   Кузьмич:
   - Чего, чего?
   Понт:
   - Душа, Кузьмич, у него за душой осталась. Пускай искалеченная, пускай больная, а все-таки - душа. Да и у кого она сейчас здоровая?
   Кузьмич:
   - Да ладно, Понт. Ты, главное, не волновайся. Тебе силы беречь надо...
   Понт:
   - А для чего, Кузьмич? Помирать - дело такое, что сил не требует.
   Кузьмич:
   - Да чего ты все: помирать, помирать. Да если на то пошло, то сотря как помирать. Если достойно, то очень даже много сил требуется. А ну-ка, давай, вставай, лежебока, давай, давай, потихоньку, нам спешить некуда. Давай порядок наведем, что ж посреди свинарника помирать собрался? Давай, прибирай, как можешь, а я ванну приготовлю, я вот тут бельишко кое какое принес, рубашечку, брюки. Мы же с тобой одного размера. Ну вот и давай, как можешь, а я потом помогу остальное убрать. Помираю. Это, брат ты мой, тоже по-человечески надо делать...
   Все чисто. Понт сидит у стены, на матрасе, чисто одетый. На полу, на газетке, Кузьмич. Перед ним и Понтом, на ящике, нехитрая закуска.
   Кузьмич:
   - Ну, Понт, давай по такому случаю выпьем сто грамм фронтовых. (Достает фляжку). - Много не будет, не обессудь, но после баньки еще Петр Великий завещал: "штаны пропей, а выпей". И не нам традиции дедовы нарушать. Мы их вон сколько порушили. И что имеем? Ох, беда, беда. Ну, давай, Понт.
   Понт:
   - Спасибо тебе, Кузьмич. Мне, конечно, от этой водки не полегчает, мне уколы хорошо помогают. Только у меня от них, от уколов, видения всякие и сны наяву. Но это все ничего. Спасибо, Кузьмич, напомнил, что умирать надо достойно. И не только тогда, когда на миру умираешь. Смерть - дело благородное, это же окончание жизни. Живи долго, Кузьмич, это хорошо, когда долго, даже если и трудно.
   Кузьмич:
   - Будет тебе, Понт... (Машет рукой, смахивает слезу). - Со свиданьецем!
   Выпили. Сидят молча. Понт ложится.
   Понт:
   - Ты иди, Кузьмич. Иди. Мне отдохнуть надо. На меня укол действует. Иди, спасибо. Я полежу так немножко. Мне хорошо стало. Чисто. Спасибо, Кузьмич.
   Кузьмич:
   - Брось ты. Чего там. Я пойду тогда? Ты, Понт, не сомневайся, я забегу вечером. Лады?
   Понт:
   - Конечно, лады, Кузьмич.
   Кузьмич уходит. Понт лежит, накрывается с головой. Входит Колюня.
   Колюня:
   - Здорово, Понт. Я знаю, ты меня простил. Вот я и пришел. Не выгонишь?
   Понт:
   - Конечно, нет, Колюня. А это ты мне снишься или взаправду? Как я могу тебя простить? Ты меня прости за то, что я судить тебя выдумал.
   Колюня:
   - Да ладно, Понт. Глупости все это.
   Понт:
   - А я знал, что ты вернешься. Знал. Вот, видишь? Даже завещание цело. Ты смотри, смотри, я его под подушкой держу, когда помру. Оно там будет.
   Колюня:
   - Это ты все про наследство, Понт? Глупости все это. У нас на этой земле одно наследство остается после нас - мы сами. Мы сами и есть наследство. Жизни наши, они же не без следа проходят. И нам стыдиться этих жизней нечего, даже если они и калечные, все одно - наши. Кто же виноват, что получше другим досталось? Нельзя же всем только радоваться. Кому-то и помучаться маленько надо.
   Понт:
   - А надо ли, Колюня?
   Колюня:
   - Ну, это мы только там узнаем.
   Понт:
   - Там, Колюня, это там, да? Совсем там?
   Колюня:
   - Чего это мы, дед, начали за здравие, а кончаем за упокой? Я же не один пришел. Я привел с собой собаченцию замечательную. Чистокровная дворняга, вся в репьях. И где только она их посреди асфальта понацепляла. Вот так, Понт. Ты понял? Мы не помирать будем. Мы жить будем. И никак иначе, Понт. И никаких возражений. И жить мы будем до тех пор, пока не умрем. Вот так. Но до тех пор мы будем жить. Ты понял, Понт? Жить будем, а не умирать.
   Понт:
   - Я понял, понял, Колюня. Конечно же, мы будем жить. А ты знаешь, у меня горе. Оля умерла. Мне ее так жалко, она такая несчастная...
   Входит Оля.
   Оля:
   - Ты чего это, Понт? Я вот тебя встретила. Разве это не счастье? Пусть немножко, а полюбила. И не умерла я, Понт.
   Понт:
   - Как же, Оля... А окно?
   Оля:
   - Глупости все это, пустое. Это я так... полетала немножко. Это совсем даже не страшно, оказывается...
   Понт:
   - Колюня, а ты тоже...
   Колюня:
   - Чего тоже? Брось ты, Понт, тебе же сказали: глупости все это. Не бери в голову.
   Понт:
   - Дай руку, Колюня. И ты, Оля, дай руку. Я понял, это вы за мной пришли. Я готов.
   Оля:
   - Да не за тобой мы пришли, любимый. Я к тебе пришла. Навсегда. И Колюня тоже. К тебе.
   Понт:
   - Я понял, понял. Спасибо, не надо ничего объяснять.
   Колюня:
   - Ты ничего, Понт, ничего. Ты спи. Мы с тобой.
   Оля:
   - Спи, Понт. Все будет хорошо. Спи. Мы с тобой.
   Все.