- То есть ты действительно не знаешь, спали ли они?
- Когда тур подходил к концу, я видел Кортни рвущейся в дверь к Тренту с какими-то претензиями, которые я не помню, потому что был пьян. Так себя может вести только женщина, с которой ты спал. Я помню, что Резнор зависал в ее номере как-то ночью, но он ничего не говорил нам, мы делаем свои собственные выводы.
- Мне кажется, это интервью должно пролить правду на все, что происходило за последний год?
- Я говорю правду, но Твигги может сказать больше, поскольку он имел тайные отношения с Кортни.
- Это правда, Твигги?
- Твигги: Правда в том, что мне нужны виски и скорость.
- Мэнсон: Когда наше турне подходило к концу, Кортни выглядела неважно, очевидно, из-за проблем с Трентом. Мы зависали в одном из баров в Хьюстоне целую ночь, и много народу предлагало нам те или иные наркотики. Это была одна из моих самых ужасных ночей, потому что я чувствовал, что подыхаю. Я хотел звонить всем друзьям и близким и рассказывать им, как я их люблю и что я дико испуган. Посреди ночи Твигги испарился. Как оказалось, он созвонился с Кортни и она тоже была не в лучшей форме. Он появился только в семь утра. Я спросил его, что случилось, он снял рубашку и показал мне солидные царапины на спине. Это выглядело очень сексуально. Остальное предоставляю вашему воображению.
- Так что ты выбираешь, Твигги?
- Мир с Трентом или взаимоотношения с Кортни?
- Твигги: Виски и скорость.
- Мэнсон: Он продолжает ее видеть, но не выпендривается, поскольку никогда раньше не общался с женщиной такого ранга.
- Твигги: Все обвиняли меня в использовании этой мазы, хотя все на самом деле было искренне. Я многому научился за время наших тусовок (падает обратно в кресло).
- Ты хочешь что-нибудь добавить, Твигги?
- Твигги: Виски и скорость.
- Мэнсон: Я особо никогда не разговаривал с Кортни до тех пор, пока не понял, что она очень больной человек и при этом контролирует себя гораздо больше, чем это кажется. Мы играли где-то на западном побережье. Я до сих пор помню яростный стук кулаков в дверь нашего автобуса и ее пьяный голос: "Джорди! Джорди! Где, мать вашу, Джорди!" Кортни вскарабкалась в автобус (за день до этого она упала и повредила ногу). Увидев какую-то девчонку-фанатку, тусовавшуюся с нами, она моментально подсела к ней и стала говорить, что та не должна просто так сшиваться в этом автобусе, поскольку ей нужно покупать клавиши и организовывать группу, тогда все эти парни будут сидеть в ее автобусе сами. Увидев нас, она спросила, есть ли у нас донатсы. У меня было около дюжины, и я протянул ей. Она взяла четыре штуки и моментально заглотила их, после чего, сев в кресло, размотала бинт и накинула его на плечи нашего тур-менеджера. Он разорался, что его не устраивает, когда на нем чья то кровь, даже если она и кровь знаменитости, так как это не входит в контрактные обязательства. Тут с кормы автобуса показался Твигги, выбравшийся из компании нескольких девчонок-тинейджеров, и с явным удовлетворением стал наблюдать всю эту сцену. С тех пор я окончательно зауважал Кортни, поскольку она меня действительно рассмешила и, в общем-то, оказалась прикольной теткой.
- Я слышала, что в последний вечер турне Nine Inch Nails здорово подшутили над вами. Это правда?
- Выходя из душа перед концертом, я вдруг увидел парочку голых девиц, обнимающихся самым наглым образом, и голого педика, пристроившегося к ним. Мои музыканты и парни из Nine Inch Nails стояли кружком и пялились на них. Увидев меня, этот красавец подошел ко мне и сказал: "Я слышал, ты говорил, что если у кого-то есть кишки и он зайдет за сцену, ты засунешь ему кулак в задницу?" Nine Inch Nails думали, что поиздевались надо мной, поскольку я частенько орал со сцены такую фразу. Наверное, они думали: "Хорошо, мы обязательно подсунем ему кого-нибудь и посмотрим, что он будет делать." Чтобы расстроить их планы, я сказал: "О'кей. Без проблем," достал резиновую перчатку, натянул ее на руку и слегка воткнул ее в задницу этому парню. Я думал, что это все, но когда пять минут спустя мы поднимались на сцену. Nine Inch Nails обрушили на нас целый дождь из соуса, вазелина, детского порошка, пудры и прочей дряни. Пришлось разыгрывать из себя черти кого, чтобы только публика не догадалась, что мы такие идиоты. Спускаясь за сцену после выступления, мы были готовы выбить все дерьмо из Трента и его команды, дабы отплатить за столь далеко зашедшую шутку, но и это было еще не все. Я был одет всего лишь в кожанные шорты и носки и покрыт слоем пива, пота и губной помады. Пока мы добирались до нашей гримерки, на нас посыпался очередной дождь дерьма, после чего окончательно взбешенные секьюрити схватили нас, заковали в наручники, вытащили на улицу и затолкали в пикап. Заперев двери, нас повезли в неизвестном направлении. Это уже выходило за рамки шутки… Только сейчас я начинаю удивляться происшедшему, но тогда был испуган, так как мы ехали около получаса. Нас выкинули где-то в пригороде, бросили нам ключи от наручников и долларовую бумажку, сказав: "Это поможет вам вернуться на концерт!" Было совсем не жарко, а мы были практически голыми, тряслись от страха и злобы и выглядели настолько нелепо, что никто не шел по одной стороне дороги с нами. В конце концов нас подбросил какой-то милосердный школьник.
- Ты испытывал еще какие-нибудь мерзкие чувства?
- Нет, если я что-то кому-то преподношу, я должен быть готов получить в ответ то же самое. Мы просто поднялись на другой уровень.
- Сейчас мы отпустим тебя, только скажи напоследок, что случилось с Фредди?
- Все знали, что Фредди будет уволен уже за неделю до этого. Не знал об этом только сам Фредди. Мы провели переговоры с барабанщиком из Лас-Вегаса по имени Кении Уилсон о вступлении его в наши ряды под именем Джинджер Фиш. После этого сообщили Фредди, что он был всего лишь другом нашего тур-менеджера. Он понял это. На самом деле мы никогда не были жестоки с ним, потому что он симпатизировал нам как человек. Последний концерт Фредди мы решили отметить ритуальным сжиганием басового барабана, но загорелась вся установка, и наш друг поспешил скрыться за сценой в поисках огнетушителя. Тогда мы начали крушить горящие обломки… Я думаю, он понял, что был принесен в жертву таким образом, поскольку на следующий день улетел домой. Я никогда не говорил ему "прощай", но и не разговаривал с ним с тех пор. Он был очень покладист, и я уважаю его за это, но если он будет преследовать меня в судебном порядке, я перебью ему коленные чашечки…
11. Мы здесь, чтобы увидеть волшебника
12. Плохое обращение, части первая и вторая
- Когда тур подходил к концу, я видел Кортни рвущейся в дверь к Тренту с какими-то претензиями, которые я не помню, потому что был пьян. Так себя может вести только женщина, с которой ты спал. Я помню, что Резнор зависал в ее номере как-то ночью, но он ничего не говорил нам, мы делаем свои собственные выводы.
- Мне кажется, это интервью должно пролить правду на все, что происходило за последний год?
- Я говорю правду, но Твигги может сказать больше, поскольку он имел тайные отношения с Кортни.
- Это правда, Твигги?
- Твигги: Правда в том, что мне нужны виски и скорость.
- Мэнсон: Когда наше турне подходило к концу, Кортни выглядела неважно, очевидно, из-за проблем с Трентом. Мы зависали в одном из баров в Хьюстоне целую ночь, и много народу предлагало нам те или иные наркотики. Это была одна из моих самых ужасных ночей, потому что я чувствовал, что подыхаю. Я хотел звонить всем друзьям и близким и рассказывать им, как я их люблю и что я дико испуган. Посреди ночи Твигги испарился. Как оказалось, он созвонился с Кортни и она тоже была не в лучшей форме. Он появился только в семь утра. Я спросил его, что случилось, он снял рубашку и показал мне солидные царапины на спине. Это выглядело очень сексуально. Остальное предоставляю вашему воображению.
- Так что ты выбираешь, Твигги?
- Мир с Трентом или взаимоотношения с Кортни?
- Твигги: Виски и скорость.
- Мэнсон: Он продолжает ее видеть, но не выпендривается, поскольку никогда раньше не общался с женщиной такого ранга.
- Твигги: Все обвиняли меня в использовании этой мазы, хотя все на самом деле было искренне. Я многому научился за время наших тусовок (падает обратно в кресло).
- Ты хочешь что-нибудь добавить, Твигги?
- Твигги: Виски и скорость.
- Мэнсон: Я особо никогда не разговаривал с Кортни до тех пор, пока не понял, что она очень больной человек и при этом контролирует себя гораздо больше, чем это кажется. Мы играли где-то на западном побережье. Я до сих пор помню яростный стук кулаков в дверь нашего автобуса и ее пьяный голос: "Джорди! Джорди! Где, мать вашу, Джорди!" Кортни вскарабкалась в автобус (за день до этого она упала и повредила ногу). Увидев какую-то девчонку-фанатку, тусовавшуюся с нами, она моментально подсела к ней и стала говорить, что та не должна просто так сшиваться в этом автобусе, поскольку ей нужно покупать клавиши и организовывать группу, тогда все эти парни будут сидеть в ее автобусе сами. Увидев нас, она спросила, есть ли у нас донатсы. У меня было около дюжины, и я протянул ей. Она взяла четыре штуки и моментально заглотила их, после чего, сев в кресло, размотала бинт и накинула его на плечи нашего тур-менеджера. Он разорался, что его не устраивает, когда на нем чья то кровь, даже если она и кровь знаменитости, так как это не входит в контрактные обязательства. Тут с кормы автобуса показался Твигги, выбравшийся из компании нескольких девчонок-тинейджеров, и с явным удовлетворением стал наблюдать всю эту сцену. С тех пор я окончательно зауважал Кортни, поскольку она меня действительно рассмешила и, в общем-то, оказалась прикольной теткой.
- Я слышала, что в последний вечер турне Nine Inch Nails здорово подшутили над вами. Это правда?
- Выходя из душа перед концертом, я вдруг увидел парочку голых девиц, обнимающихся самым наглым образом, и голого педика, пристроившегося к ним. Мои музыканты и парни из Nine Inch Nails стояли кружком и пялились на них. Увидев меня, этот красавец подошел ко мне и сказал: "Я слышал, ты говорил, что если у кого-то есть кишки и он зайдет за сцену, ты засунешь ему кулак в задницу?" Nine Inch Nails думали, что поиздевались надо мной, поскольку я частенько орал со сцены такую фразу. Наверное, они думали: "Хорошо, мы обязательно подсунем ему кого-нибудь и посмотрим, что он будет делать." Чтобы расстроить их планы, я сказал: "О'кей. Без проблем," достал резиновую перчатку, натянул ее на руку и слегка воткнул ее в задницу этому парню. Я думал, что это все, но когда пять минут спустя мы поднимались на сцену. Nine Inch Nails обрушили на нас целый дождь из соуса, вазелина, детского порошка, пудры и прочей дряни. Пришлось разыгрывать из себя черти кого, чтобы только публика не догадалась, что мы такие идиоты. Спускаясь за сцену после выступления, мы были готовы выбить все дерьмо из Трента и его команды, дабы отплатить за столь далеко зашедшую шутку, но и это было еще не все. Я был одет всего лишь в кожанные шорты и носки и покрыт слоем пива, пота и губной помады. Пока мы добирались до нашей гримерки, на нас посыпался очередной дождь дерьма, после чего окончательно взбешенные секьюрити схватили нас, заковали в наручники, вытащили на улицу и затолкали в пикап. Заперев двери, нас повезли в неизвестном направлении. Это уже выходило за рамки шутки… Только сейчас я начинаю удивляться происшедшему, но тогда был испуган, так как мы ехали около получаса. Нас выкинули где-то в пригороде, бросили нам ключи от наручников и долларовую бумажку, сказав: "Это поможет вам вернуться на концерт!" Было совсем не жарко, а мы были практически голыми, тряслись от страха и злобы и выглядели настолько нелепо, что никто не шел по одной стороне дороги с нами. В конце концов нас подбросил какой-то милосердный школьник.
- Ты испытывал еще какие-нибудь мерзкие чувства?
- Нет, если я что-то кому-то преподношу, я должен быть готов получить в ответ то же самое. Мы просто поднялись на другой уровень.
- Сейчас мы отпустим тебя, только скажи напоследок, что случилось с Фредди?
- Все знали, что Фредди будет уволен уже за неделю до этого. Не знал об этом только сам Фредди. Мы провели переговоры с барабанщиком из Лас-Вегаса по имени Кении Уилсон о вступлении его в наши ряды под именем Джинджер Фиш. После этого сообщили Фредди, что он был всего лишь другом нашего тур-менеджера. Он понял это. На самом деле мы никогда не были жестоки с ним, потому что он симпатизировал нам как человек. Последний концерт Фредди мы решили отметить ритуальным сжиганием басового барабана, но загорелась вся установка, и наш друг поспешил скрыться за сценой в поисках огнетушителя. Тогда мы начали крушить горящие обломки… Я думаю, он понял, что был принесен в жертву таким образом, поскольку на следующий день улетел домой. Я никогда не говорил ему "прощай", но и не разговаривал с ним с тех пор. Он был очень покладист, и я уважаю его за это, но если он будет преследовать меня в судебном порядке, я перебью ему коленные чашечки…
11. Мы здесь, чтобы увидеть волшебника
Насколько мне известно, в госпелах нет ни слова, восхваляющего интеллект.
Бертран Рассел, "Создает ли религия противодействие цивилизации"
Я писал, я звонил, я умолял. Наконец во время нашего тура с Nine Inch Nails 1994-го года в моем гостиничном номере в Сан-Франциско зазвонил телефон. "Доктор хочет встретиться с вами," - сообщил мне суровый женский голос. Я спросил ее, не хочет ли доктор посетить наше следующее шоу. "Доктор никогда не покидает своего дома," - ответил голос. "Хорошо, когда я могу увидеть его? Я в городе несколько дней." "Доктор действительно хочет повидать вас. Можете ли вы приехать между часом и двумя сегодня?" Неважно, какое время он мне назначал: он вызывал меня, и я должен был быть там. Я уважал и обожал его. Мы имели много общего: у нас был опыт экстравагантных шоуменов, мы изучали криминалистику и серийные убийства, находили вдохновение в книгах Ницше и создавали философию против репрессий и в поддержку нонконформизма. Короче, мы оба отдали лучшие года своих жизней потоплению Христианства в его собственной лжи. "Да, - добавил голос в трубке. - Приходите один." Доктором был Антон Шандор Ла-Вей, основатель и верховный жрец Церкви Сатаны. Практически все в моей жизни - от Джона Кроуэлла до миссис Прайс - не понимали в сатанизме практически ничего, ставя его на одну доску с ритуальными жертвоприношениями, разрыванием могил и поклонением дьяволу. Дьявол здесь не столь важен. Сатанизм - в поклонении самому себе, поскольку ты сам в ответе за собственное добро и зло. Христианская война с дьяволом была и остается войной с основными человеческими инстинктами - сексом, насилием, самоудовлетворением - и отрицанием принадлежности человека к царству животных. Идея рая - это всего лишь христианский путь к созданию ада на земле. Я никогда не был открытым проповедником сатанизма, это просто одна из частей того, во что я верю. В тот день в Сан-Франциско я не сказал никому, куда иду, взял такси и направился к дому ЛаВея. Он жил в незаметном темном здании, окруженном забором с колючей проволокой. Расплатившись с водителем, я подошел к воротам и заметил, что на них нет звонка. Я стал озираться по сторонам, и тут они распахнулись. Преодолев легкое замешательство, я все же шагнул вперед. Войдя в дом, я не метил ни души, пока не добра до середины лестницы, KOГДА вдруг обнаружил, что на последней ступени меня ожидает толстячок с сальными черными волосами, прикрывающими лысину. Не говоря ни слова, он жестом пригласил следовать за ним. Во время последующих визитов к ЛаВею, этот человек также всегда молчал, и я даже не знаю, как его зовут. Мы прошли несколько коридоров и наконец очутились в просторной зале. Человек исчез, оставив меня в одиночестве. Я принялся изучать комнату. Рядом с дверью висел шикарный портрет самого хозяина, стоящего рядом со львом, который жил у него как домашнее животное. На противоположной стене возвышались стеллажи с книгами: биографии Гитлера, Сталина, ужасы Брэма Стокера и Мэри Шелли, Ницше и Гегель, а также трактаты по гипнозу. Большая часть пространства комнаты была занята кушеткой, над которой были развешаны различные жуткие картины, словно взятые из "Ночной Галереи" Рода Серлинга. За несколько лет до этого визита я читал биографию ЛаВея, написанную Бланч Бартон, и был восхищен, каким щеголеватым он казался. (Правда, кое-что в книге могло быть преувеличено, так как автор являлась также и матерью одного из его детей.) Сила этого человека заключалась в страхе, людском страхе перед словом Сатана. Говоря людям, что он сатанист, ЛаВей становился самим Сатаной в их глазах. "Ненавидят то, чего боятся, - писал он. - Я приобретаю силу без сознательного напряжения, просто живя. ЛаВея осуждали в нацизме и расизме, но его главной целью была элитарность, базовый принцип после мизантропии. Итак, я глазел по сторонам, когда в комнату вошла женщина. У нее были осветленные волосы, розовая помада неестественно выделяла губы, будто ребенок рисовал мимо контура в книге-раскраске; на ней был узкий голубой свитер, мини-юбка и телесного цвета чулки. Следом за ней вбежал маленький мальчик, Ксерксес Сэйтан ЛаВей, который моментально подскочил ко мне и стал пытаться стащить с меня кольца. "Я думаю, у вас все в порядке, - сказала она. -Я Бланч, это я говорила с вами по телефону. Хэйл Сэйтан." Я понял, что по идее должен был ответить такой же манерной фразой с "хэйл сэйтан" в конце, но воздержался. Это казалось мне слишком пустым и ритуальным, словно ношение униформы в Христианской школе. Я только посмотрел на мальчика и сказал: "У него глаза отца," проведя легкую параллель с "Ребенком Розмари". "Доктор будет с минуты на минуту," - информировала меня она и ушла, как мне показалось, не разочарованная моими манерами. Я знал о прошлом ЛаВея - дрессировщик животных, ассистент мага, фотограф в полиции, пианист - и это позволяло мне думать, что его появление будет впечатляющим. ЛаВей не вошел в комнату, он словно появился из ничего. На нем были черная морская фуражка, черный костюм и солнцезащитные очки. Он подошел ко мне, пожал руку и произнес: "Я ценю имя Мэрилина Мэнсона, потому что оно совмещает два различных вида экстремальности вместе, в чем и есть Сатанизм. Но я не хочу называть вас Мэрилин. Могу я звать вас просто Брайен?" "Конечно, если вам так удобнее," - ответил я. "Помня о своих отношениях с Мэрилин в шестидесятых, я чувствую некий дискомфорт, поскольку она занимает отдельное место в моем сердце." - молвил ЛаВей. Он принялся вспоминать о своих интимных отношениях с Монро, которые начались в ту пору, когда он еще работал органистом в клубе, где выступала актриса. По его словам чувствовалось, что ЛаВей считает, будто связь с Мэрилин во многом повлияла на ее карьеру; он говорил настолько искренне, словно это был неоспоримый факт. Он снял очки, и я наконец увидел полностью это лицо гаргулии, столь знакомое тысячам тинейджеров по Сатанинской Библии. Я решился спросить у него о Трэйси. Дело в том, что я встретился с Трэйси Лордс за кулисами нашего шоу в Лос-Анджелесе и она позвала меня с собой на вечеринку. Между нами не было никакого секса, но я был приятно удивлен, признав в ней женский вариант самого себя - в общении с людьми она постоянно придумывала всяческие головоломки. Поскольку ЛаВей имел опыт общения с секс-символами, я подумал, что он сможет дать мне конкретные рекомендации в отношениях с ней. "Я думаю, что вы принадлежите друг другу, - ответил он, - и мне кажется, что скоро в ваших взаимоотношениях произойдет что-то важное." Это звучало не намного убедительнее, чем пятиминутная консультация у пятидесятидолларового психотерапевта, но я притворился, что признателен и восхищен, поскольку ЛаВей был не тем человеком, которого можно критиковать. Мы продолжили беседу, и он рассказал мне о своей сексуальной связи с Джейн Мэнс-филд и что до сих пор чувствует ответственность за ее смерть в автокатастрофе, поскольку наложил проклятие на ее менеджера и любовника Сэма Броди, который погиб вместе с ней. Слушая, я все больше замечал, насколько завораживает его голос, очевидно, он научился этому, занимаясь гипнозом. Основная вещь, в которой он помог мне разобраться тогда, была проблема с апатией, которую я чувствовал по отношению к себе и окружающему миру. Он дал мне понять, что это всего лишь ступень в эволюции от невинного ребенка к высокоинтеллектуальному и сильному существу, способному оставить след на Земле. Одним из аспектов лавеевской сущности было то, что он ставил себя на одну доску с таким звездами, как Джейн Мэнсфилд и Сэмми Дэвис Младший, которые также были членами Церкви Сатаны, и не удивительно, что он пожелал, чтобы я познакомил его с Трэйси. На следующий день она прилетела из Лос-Анджелеса на наше шоу в Окленде. Я был абсолютно разбит после концерта, но она приехала со мной в отель, вымыла и обогрела меня. Между нами снова ничего не произошло, поскольку я был верен Мисси, однако Трэйси была первым человеком, который, кажется, смог бы разрушить мои принципы. Я рассказал ей о встрече с ЛаВеем и добавил, засыпая: "Этот человек имеет очень интересную точку зрения. Ты должна встретиться с ним." Когда на следующий день мы посетили дом доктора, Трэйси вела себя чуть более цинично и самоуверенно, чем я в первый раз. Она со многим не соглашалась, но после того, как ЛаВей пояснил ей, что вошь имеет большее право на жизнь, чем человек, что природные катаклизмы полезны для человечества и что концепция равенства -собачье дерьмо, что-то щелкнуло в ее голове, и, покидая ЛаВея, я понял, что в ее мозгу заклубились свежие идеи. В тот раз доктор показал нам некоторые уголки дома, которые я раньше не видел: ванную, опутанную то ли настоящей, то ли искусственной паутиной, и кухню, напичканную змеями, кучей электроники и кубками с пентаграммами. Как хороший шоумен, ЛаВей дозировал информацию о себе, давая понять, насколько мало ты знаешь о нем. Ближе к концу нашего визита он сказал: "Я хочу сделать вас Преподобным" и выдал мне малиновую карточку, обозначающую мою принадлежность к Церкви. Как мне кажется до сих пор, этот жест был всего лишь данью уважения ко мне, словно оценка в университете. Пожимая мне руку на прощанье, ЛаВей сказал: "Это хороший почин. Ты произведешь впечатление на этот мир."
Его пророчества вскоре сбылись. Что-то важное действительно произошло в наших отношениях с Трэйси и я произвел впечатление на этот мир, но в тот день, когда я был принят в ряды сатанистов, все христианские силы моментально ополчились против меня. Мы уже однажды играли в Джексонвилле, Флорида, и уже тогда практически все баптисты этого консервативного города пытались спровоцировать мой арест, но в тот раз все обошлось. В наш второй приезд в этот город мне повезло меньше. Как я уже рассказывал, я практически всегда носил в качестве нижнего белья черное резиновое трико с гульфом, и почти на каждом концерне я снимал с себя Bсе, кроме этого трико. На сей раз я был осторожен и не расстегивал гульф, но люди из отдела нравов, караулившие у каждого выхода из клуба, увидели то, что хотели увидеть, а именно что я вышел на сцену с фаллоимитатором и изображал акт мастурбации. Ближе к концу концертов я любил мазать лицо губной помадой, и, если у сцены находилось несколько симпатичных девчонок, рисовал у них на лбах знак Зверя, который являлся для них пропуском в ад, коим являлся бэкстейдж. Итак, после окончания концерта я направлялся в гримерку в приподнятом настроении, как вдруг услышал, что наш тур-менеджер Фрэнки (бывший наркоша, похожий на Винса Нейла из Motley Crue, только с кругами под глазами), что-то кричит мне вслед. "Копы здесь! - прошептал он, подбегая ко мне. - Они собираются арестовать тебя!" Я помчался в гримерку и поскорее переоделся в джинсы и балахон. Я успел вовремя: через секунду двое в штатском ворвались в дверь, вопя: "Вы арестованы за нарушение Закона О Развлечениях!" Меня заковали в наручники, препроводили из клуба и увезли в участок. В общем-то, они вели себя достаточно мирно, так как просто выполняли свою работу, однако в участке меня представили нескольким крестьянам в униформе, которые явно могли позволить себе больше, чем им предписано. Один из них, с тонкими черными усиками, одетый в гражданское и кепку с надписью "Первая Баптистская Церковь Джексонвилла", явно имел против меня много больше чем другие. Он и его дружки-полицейские постоянно прикалывались к моему внешнему виду и позировали перед поляроидом, словно с обезьянкой. Это была относительно спокойная ночь, и я был просто развлечением. Однако спустя несколько часов к ним присоединился гигантских размеров негр, очевидно, самое огромное человеческое существо, которое я когда-либо видел. Его руки казались размером с мое тело, а вены на шее - толщиной с мою собственную шею. Он отвел меня в некоторое подобие туалета и заставил смыть грим с лица. Все, что мне предоставили, так это воду и туалетную бумагу, и посмотрев на мои безуспешные попытки избавиться от грима, гигант сунул мне банку с порошком для чистки полов. Я сидел в сортире с красным от раздражения химией лицом и молил все силы, чтобы кто-нибудь пришел ко мне на выручку. Но снова пришла эта горилла… "Отлично, - пробасил он, разглядывая меня. - Давай, снимай свою одежду!" Я подчинился, и тогда он медленно и с расстановкой обыскал меня. Когда он снова ушел, я в изнеможении опустился на пол, стараясь представить, какая участь ожидает меня дальше. Вскоре он снова ввалился ко мне и поинтересовался: "А где собственно искусственный член?" Позабыв об осторожности, я ляпнул в своем стиле: "А для чего он вам, собственно?" И тогда он сорвался… Его рожа покраснела, огромная грудь выпятилась, и он отшвырнул мое несчастное бледное тело к стене. Другой коп, баптистский прихвостень, склонился ко мне вплотную, дыша прямо в рот свиной вонью, и стал допрашивать по поводу показа члена и прочих непристойностей на концерте. После получаса бессмысленных перепалок они отстали от меня, велели одеться и бросили в камеру к десятку других заключенных. Несколько раз мои тюремщики возвращались, чтобы показать своим вновь прибывшим коллегам самый удачный улов за вчерашний вечер. На восьмой раз меня забрали из камеры и сообщили, что я буду переведен в главную тюрьму. По дороге меня всучили некоему субъекту, который провел несколько психологических тестов. Каждый прожженный псих знает, как поступать с тестами. Существуют ответы нормального человека, ненормального человека, но есть и вопросы с подковыркой, дабы раскусить сумасшедшего, претворяющегося нормальным. На вопросы типа: "Верите ли вы в Бога?" или "Хорошо ли причинять боль тому, кто причинил ее вам первым?" я отвечал так, как они того хотели, исключая любой подвох, дабы не попасть в палату к шизикам.
КРУГ ВОСЬМОЙ - ОБМАННЫЙ - ФАЛЬСИФИКАТОРЫ МЕТАЛЛА, ЛЮДИ, МОНЕТЫ, СЛОВА
Будучи призывным нормальным, я был направлен к терапевту. Первое, что он предложил мне - вытащить кольцо из губы. "Оно не вынимается," - ответил я.
"Если вы этого не сделаете, в тюрьме это сделает за вас кто-нибудь другой," - с садистской ухмылкой сообщил мне врач. Мне срезали кольцо и выпроводили в коридор. У меня было два пути: попасть в общество безмозглых громил, готовых отсодомировать любого человека с длинными волосами, или же очутиться в компании алкашей, наркоманов и прочего отрепья. По каким-то причинам копы поступились своими зверскими принципами и отправили меня по легкому пути. Кстати, наш менеджер заявил ноту протеста сразу же после того, как меня увезли, но она дошла до конечной инстанции достаточно нескоро. Я провел в тюрьме шестнадцать часов. В следующий раз я встретился с ЛаВеем спустя полтора года, когда мы проводили тур в поддержку альбома "Antichrist Superstar", и мы долго говорили. Я пришел к выводу, что мои враги не только те люди, которые выступают против моих концертов, а все, кто посягает на самое святое для нас обоих - личную свободу. Как и ЛаВей, я понял, что происходит, когда говоришь людям что-то такое, что заставляет их задуматься. Они начинают бояться тебя и навешивать ярлыки фашиста, дьяволопоклонника и поборника насилия. Год спустя, через несколько дней после Хеллоуина, мне позвонили и сказали, что ЛаВей умер. Я был шокирован. Этот человек являлся для меня кем-то вроде отца, а я так и не смог попрощаться с ним и поблагодарить за все, что он для меня сделал. Думаю, мир потерял великого философа. а ад приобрел нового лидера.
Бертран Рассел, "Создает ли религия противодействие цивилизации"
Я писал, я звонил, я умолял. Наконец во время нашего тура с Nine Inch Nails 1994-го года в моем гостиничном номере в Сан-Франциско зазвонил телефон. "Доктор хочет встретиться с вами," - сообщил мне суровый женский голос. Я спросил ее, не хочет ли доктор посетить наше следующее шоу. "Доктор никогда не покидает своего дома," - ответил голос. "Хорошо, когда я могу увидеть его? Я в городе несколько дней." "Доктор действительно хочет повидать вас. Можете ли вы приехать между часом и двумя сегодня?" Неважно, какое время он мне назначал: он вызывал меня, и я должен был быть там. Я уважал и обожал его. Мы имели много общего: у нас был опыт экстравагантных шоуменов, мы изучали криминалистику и серийные убийства, находили вдохновение в книгах Ницше и создавали философию против репрессий и в поддержку нонконформизма. Короче, мы оба отдали лучшие года своих жизней потоплению Христианства в его собственной лжи. "Да, - добавил голос в трубке. - Приходите один." Доктором был Антон Шандор Ла-Вей, основатель и верховный жрец Церкви Сатаны. Практически все в моей жизни - от Джона Кроуэлла до миссис Прайс - не понимали в сатанизме практически ничего, ставя его на одну доску с ритуальными жертвоприношениями, разрыванием могил и поклонением дьяволу. Дьявол здесь не столь важен. Сатанизм - в поклонении самому себе, поскольку ты сам в ответе за собственное добро и зло. Христианская война с дьяволом была и остается войной с основными человеческими инстинктами - сексом, насилием, самоудовлетворением - и отрицанием принадлежности человека к царству животных. Идея рая - это всего лишь христианский путь к созданию ада на земле. Я никогда не был открытым проповедником сатанизма, это просто одна из частей того, во что я верю. В тот день в Сан-Франциско я не сказал никому, куда иду, взял такси и направился к дому ЛаВея. Он жил в незаметном темном здании, окруженном забором с колючей проволокой. Расплатившись с водителем, я подошел к воротам и заметил, что на них нет звонка. Я стал озираться по сторонам, и тут они распахнулись. Преодолев легкое замешательство, я все же шагнул вперед. Войдя в дом, я не метил ни души, пока не добра до середины лестницы, KOГДА вдруг обнаружил, что на последней ступени меня ожидает толстячок с сальными черными волосами, прикрывающими лысину. Не говоря ни слова, он жестом пригласил следовать за ним. Во время последующих визитов к ЛаВею, этот человек также всегда молчал, и я даже не знаю, как его зовут. Мы прошли несколько коридоров и наконец очутились в просторной зале. Человек исчез, оставив меня в одиночестве. Я принялся изучать комнату. Рядом с дверью висел шикарный портрет самого хозяина, стоящего рядом со львом, который жил у него как домашнее животное. На противоположной стене возвышались стеллажи с книгами: биографии Гитлера, Сталина, ужасы Брэма Стокера и Мэри Шелли, Ницше и Гегель, а также трактаты по гипнозу. Большая часть пространства комнаты была занята кушеткой, над которой были развешаны различные жуткие картины, словно взятые из "Ночной Галереи" Рода Серлинга. За несколько лет до этого визита я читал биографию ЛаВея, написанную Бланч Бартон, и был восхищен, каким щеголеватым он казался. (Правда, кое-что в книге могло быть преувеличено, так как автор являлась также и матерью одного из его детей.) Сила этого человека заключалась в страхе, людском страхе перед словом Сатана. Говоря людям, что он сатанист, ЛаВей становился самим Сатаной в их глазах. "Ненавидят то, чего боятся, - писал он. - Я приобретаю силу без сознательного напряжения, просто живя. ЛаВея осуждали в нацизме и расизме, но его главной целью была элитарность, базовый принцип после мизантропии. Итак, я глазел по сторонам, когда в комнату вошла женщина. У нее были осветленные волосы, розовая помада неестественно выделяла губы, будто ребенок рисовал мимо контура в книге-раскраске; на ней был узкий голубой свитер, мини-юбка и телесного цвета чулки. Следом за ней вбежал маленький мальчик, Ксерксес Сэйтан ЛаВей, который моментально подскочил ко мне и стал пытаться стащить с меня кольца. "Я думаю, у вас все в порядке, - сказала она. -Я Бланч, это я говорила с вами по телефону. Хэйл Сэйтан." Я понял, что по идее должен был ответить такой же манерной фразой с "хэйл сэйтан" в конце, но воздержался. Это казалось мне слишком пустым и ритуальным, словно ношение униформы в Христианской школе. Я только посмотрел на мальчика и сказал: "У него глаза отца," проведя легкую параллель с "Ребенком Розмари". "Доктор будет с минуты на минуту," - информировала меня она и ушла, как мне показалось, не разочарованная моими манерами. Я знал о прошлом ЛаВея - дрессировщик животных, ассистент мага, фотограф в полиции, пианист - и это позволяло мне думать, что его появление будет впечатляющим. ЛаВей не вошел в комнату, он словно появился из ничего. На нем были черная морская фуражка, черный костюм и солнцезащитные очки. Он подошел ко мне, пожал руку и произнес: "Я ценю имя Мэрилина Мэнсона, потому что оно совмещает два различных вида экстремальности вместе, в чем и есть Сатанизм. Но я не хочу называть вас Мэрилин. Могу я звать вас просто Брайен?" "Конечно, если вам так удобнее," - ответил я. "Помня о своих отношениях с Мэрилин в шестидесятых, я чувствую некий дискомфорт, поскольку она занимает отдельное место в моем сердце." - молвил ЛаВей. Он принялся вспоминать о своих интимных отношениях с Монро, которые начались в ту пору, когда он еще работал органистом в клубе, где выступала актриса. По его словам чувствовалось, что ЛаВей считает, будто связь с Мэрилин во многом повлияла на ее карьеру; он говорил настолько искренне, словно это был неоспоримый факт. Он снял очки, и я наконец увидел полностью это лицо гаргулии, столь знакомое тысячам тинейджеров по Сатанинской Библии. Я решился спросить у него о Трэйси. Дело в том, что я встретился с Трэйси Лордс за кулисами нашего шоу в Лос-Анджелесе и она позвала меня с собой на вечеринку. Между нами не было никакого секса, но я был приятно удивлен, признав в ней женский вариант самого себя - в общении с людьми она постоянно придумывала всяческие головоломки. Поскольку ЛаВей имел опыт общения с секс-символами, я подумал, что он сможет дать мне конкретные рекомендации в отношениях с ней. "Я думаю, что вы принадлежите друг другу, - ответил он, - и мне кажется, что скоро в ваших взаимоотношениях произойдет что-то важное." Это звучало не намного убедительнее, чем пятиминутная консультация у пятидесятидолларового психотерапевта, но я притворился, что признателен и восхищен, поскольку ЛаВей был не тем человеком, которого можно критиковать. Мы продолжили беседу, и он рассказал мне о своей сексуальной связи с Джейн Мэнс-филд и что до сих пор чувствует ответственность за ее смерть в автокатастрофе, поскольку наложил проклятие на ее менеджера и любовника Сэма Броди, который погиб вместе с ней. Слушая, я все больше замечал, насколько завораживает его голос, очевидно, он научился этому, занимаясь гипнозом. Основная вещь, в которой он помог мне разобраться тогда, была проблема с апатией, которую я чувствовал по отношению к себе и окружающему миру. Он дал мне понять, что это всего лишь ступень в эволюции от невинного ребенка к высокоинтеллектуальному и сильному существу, способному оставить след на Земле. Одним из аспектов лавеевской сущности было то, что он ставил себя на одну доску с таким звездами, как Джейн Мэнсфилд и Сэмми Дэвис Младший, которые также были членами Церкви Сатаны, и не удивительно, что он пожелал, чтобы я познакомил его с Трэйси. На следующий день она прилетела из Лос-Анджелеса на наше шоу в Окленде. Я был абсолютно разбит после концерта, но она приехала со мной в отель, вымыла и обогрела меня. Между нами снова ничего не произошло, поскольку я был верен Мисси, однако Трэйси была первым человеком, который, кажется, смог бы разрушить мои принципы. Я рассказал ей о встрече с ЛаВеем и добавил, засыпая: "Этот человек имеет очень интересную точку зрения. Ты должна встретиться с ним." Когда на следующий день мы посетили дом доктора, Трэйси вела себя чуть более цинично и самоуверенно, чем я в первый раз. Она со многим не соглашалась, но после того, как ЛаВей пояснил ей, что вошь имеет большее право на жизнь, чем человек, что природные катаклизмы полезны для человечества и что концепция равенства -собачье дерьмо, что-то щелкнуло в ее голове, и, покидая ЛаВея, я понял, что в ее мозгу заклубились свежие идеи. В тот раз доктор показал нам некоторые уголки дома, которые я раньше не видел: ванную, опутанную то ли настоящей, то ли искусственной паутиной, и кухню, напичканную змеями, кучей электроники и кубками с пентаграммами. Как хороший шоумен, ЛаВей дозировал информацию о себе, давая понять, насколько мало ты знаешь о нем. Ближе к концу нашего визита он сказал: "Я хочу сделать вас Преподобным" и выдал мне малиновую карточку, обозначающую мою принадлежность к Церкви. Как мне кажется до сих пор, этот жест был всего лишь данью уважения ко мне, словно оценка в университете. Пожимая мне руку на прощанье, ЛаВей сказал: "Это хороший почин. Ты произведешь впечатление на этот мир."
Его пророчества вскоре сбылись. Что-то важное действительно произошло в наших отношениях с Трэйси и я произвел впечатление на этот мир, но в тот день, когда я был принят в ряды сатанистов, все христианские силы моментально ополчились против меня. Мы уже однажды играли в Джексонвилле, Флорида, и уже тогда практически все баптисты этого консервативного города пытались спровоцировать мой арест, но в тот раз все обошлось. В наш второй приезд в этот город мне повезло меньше. Как я уже рассказывал, я практически всегда носил в качестве нижнего белья черное резиновое трико с гульфом, и почти на каждом концерне я снимал с себя Bсе, кроме этого трико. На сей раз я был осторожен и не расстегивал гульф, но люди из отдела нравов, караулившие у каждого выхода из клуба, увидели то, что хотели увидеть, а именно что я вышел на сцену с фаллоимитатором и изображал акт мастурбации. Ближе к концу концертов я любил мазать лицо губной помадой, и, если у сцены находилось несколько симпатичных девчонок, рисовал у них на лбах знак Зверя, который являлся для них пропуском в ад, коим являлся бэкстейдж. Итак, после окончания концерта я направлялся в гримерку в приподнятом настроении, как вдруг услышал, что наш тур-менеджер Фрэнки (бывший наркоша, похожий на Винса Нейла из Motley Crue, только с кругами под глазами), что-то кричит мне вслед. "Копы здесь! - прошептал он, подбегая ко мне. - Они собираются арестовать тебя!" Я помчался в гримерку и поскорее переоделся в джинсы и балахон. Я успел вовремя: через секунду двое в штатском ворвались в дверь, вопя: "Вы арестованы за нарушение Закона О Развлечениях!" Меня заковали в наручники, препроводили из клуба и увезли в участок. В общем-то, они вели себя достаточно мирно, так как просто выполняли свою работу, однако в участке меня представили нескольким крестьянам в униформе, которые явно могли позволить себе больше, чем им предписано. Один из них, с тонкими черными усиками, одетый в гражданское и кепку с надписью "Первая Баптистская Церковь Джексонвилла", явно имел против меня много больше чем другие. Он и его дружки-полицейские постоянно прикалывались к моему внешнему виду и позировали перед поляроидом, словно с обезьянкой. Это была относительно спокойная ночь, и я был просто развлечением. Однако спустя несколько часов к ним присоединился гигантских размеров негр, очевидно, самое огромное человеческое существо, которое я когда-либо видел. Его руки казались размером с мое тело, а вены на шее - толщиной с мою собственную шею. Он отвел меня в некоторое подобие туалета и заставил смыть грим с лица. Все, что мне предоставили, так это воду и туалетную бумагу, и посмотрев на мои безуспешные попытки избавиться от грима, гигант сунул мне банку с порошком для чистки полов. Я сидел в сортире с красным от раздражения химией лицом и молил все силы, чтобы кто-нибудь пришел ко мне на выручку. Но снова пришла эта горилла… "Отлично, - пробасил он, разглядывая меня. - Давай, снимай свою одежду!" Я подчинился, и тогда он медленно и с расстановкой обыскал меня. Когда он снова ушел, я в изнеможении опустился на пол, стараясь представить, какая участь ожидает меня дальше. Вскоре он снова ввалился ко мне и поинтересовался: "А где собственно искусственный член?" Позабыв об осторожности, я ляпнул в своем стиле: "А для чего он вам, собственно?" И тогда он сорвался… Его рожа покраснела, огромная грудь выпятилась, и он отшвырнул мое несчастное бледное тело к стене. Другой коп, баптистский прихвостень, склонился ко мне вплотную, дыша прямо в рот свиной вонью, и стал допрашивать по поводу показа члена и прочих непристойностей на концерте. После получаса бессмысленных перепалок они отстали от меня, велели одеться и бросили в камеру к десятку других заключенных. Несколько раз мои тюремщики возвращались, чтобы показать своим вновь прибывшим коллегам самый удачный улов за вчерашний вечер. На восьмой раз меня забрали из камеры и сообщили, что я буду переведен в главную тюрьму. По дороге меня всучили некоему субъекту, который провел несколько психологических тестов. Каждый прожженный псих знает, как поступать с тестами. Существуют ответы нормального человека, ненормального человека, но есть и вопросы с подковыркой, дабы раскусить сумасшедшего, претворяющегося нормальным. На вопросы типа: "Верите ли вы в Бога?" или "Хорошо ли причинять боль тому, кто причинил ее вам первым?" я отвечал так, как они того хотели, исключая любой подвох, дабы не попасть в палату к шизикам.
КРУГ ВОСЬМОЙ - ОБМАННЫЙ - ФАЛЬСИФИКАТОРЫ МЕТАЛЛА, ЛЮДИ, МОНЕТЫ, СЛОВА
Будучи призывным нормальным, я был направлен к терапевту. Первое, что он предложил мне - вытащить кольцо из губы. "Оно не вынимается," - ответил я.
"Если вы этого не сделаете, в тюрьме это сделает за вас кто-нибудь другой," - с садистской ухмылкой сообщил мне врач. Мне срезали кольцо и выпроводили в коридор. У меня было два пути: попасть в общество безмозглых громил, готовых отсодомировать любого человека с длинными волосами, или же очутиться в компании алкашей, наркоманов и прочего отрепья. По каким-то причинам копы поступились своими зверскими принципами и отправили меня по легкому пути. Кстати, наш менеджер заявил ноту протеста сразу же после того, как меня увезли, но она дошла до конечной инстанции достаточно нескоро. Я провел в тюрьме шестнадцать часов. В следующий раз я встретился с ЛаВеем спустя полтора года, когда мы проводили тур в поддержку альбома "Antichrist Superstar", и мы долго говорили. Я пришел к выводу, что мои враги не только те люди, которые выступают против моих концертов, а все, кто посягает на самое святое для нас обоих - личную свободу. Как и ЛаВей, я понял, что происходит, когда говоришь людям что-то такое, что заставляет их задуматься. Они начинают бояться тебя и навешивать ярлыки фашиста, дьяволопоклонника и поборника насилия. Год спустя, через несколько дней после Хеллоуина, мне позвонили и сказали, что ЛаВей умер. Я был шокирован. Этот человек являлся для меня кем-то вроде отца, а я так и не смог попрощаться с ним и поблагодарить за все, что он для меня сделал. Думаю, мир потерял великого философа. а ад приобрел нового лидера.
12. Плохое обращение, части первая и вторая
Я повял ужасную вещь, что другие могут сделать со мной то, что я делаю с ними.
Дюран Дюран, "Барбарелла"
Часть первая
НАШИ синглы проваливались, музыку не крутили на радио, и нас мало кто знал, за исключением кучки фанатов Nine Inch Nails и жителей Форт Лодердейла. Мы не хотели оставаться андеграундной командой всю жизнь. Мы знали, что мы гораздо лучше. Когда весной 1995-го мы готовились к записи новых песен на студии в Новом Орлеане, поступило предложение съездить в турне с Гленном Дэнзигом. Мы ухватились за эту идею, поскольку альбом "Portrait Of An American Family" был провален и группа нуждалась в реабилитации. В первый день я вышел на сцену в смирительной рубашке и военных ботинках. Мои глаза были постоянно красными после нервных бессонных ночей, и я толком ничего не соображал. Внезапно что-то холодное и тяжелое ударилось мне об лицо, и в первую секунду я подумал, что стукнулся о микрофон, но это оказалась бутылка, пущенная кем-то из зала. На второй песне бутылки уже сыпались градом, а накачанные татуированные быки из первых рядов явно провоцировали меня на драку. Я был настолько взбешен, что схватил бутылку с пола, разбил ее об ударную установку и заорал в зал: "Если хочешь подраться, выходи на сцену, п…да!" После этого я со всей дури полоснул себя "розочкой" по груди, оставив один из самых больших порезов, бывших когда-либо на моем теле. Истекая кровью, я разбежался и прыгнул в зал. Секьюрити моментально вытащили меня обратно, и тогда я схватил микрофон и воткнул его в бочку Джинджера. Он удивленно посмотрел на меня поверх барабанов - это был его второй концерт с нами - но потом быстро смекнул что к чему. Твигги занес свой бас над головой и обрушил его на монитор, Дэйзи проделал то же самое со своей гитарой. Мы разрушили все… Спускаясь со сцены после четырнадцатиминутного шоу, я натолкнулся на Дэнзига (который вдвое ниже меня, но при этом и вдвое шире). Злобно улыбаясь, я произнес сквозь стиснутые зубы: "Ты хотел нас, вот теперь и плати за это." Мы не хотели выступать, но все равно практически каждый вечер нам приходилось разыгрывать на сцене непродолжительное брутальное шоу. "Дорожная карта" на моей груди была испещрена порезами и синяками. Ярость съедала наши силы, к тому же в один прекрасный день позвонила Мисси и сказала, что хочет прекратить отношения со мной. Я чувствовал себя трупом, но в самый пик депрессии нам повстречался Тони Виггинс. Он вышел из автобуса Дэнзига, одетый в черные джинсы, черную футболку и умопомрачительные темные очки. Он выглядел человеком, который сначала даст тебе по морде, а потом принесет свои извинения. Я похвалил его "стекла", а он снял их и сказал, протянув мне: "Бери, они твои." С того дня мы больше не были в турне с Danzig, мы были в турне с их водителем Тони Виггинсом. Каждое утро он будил нас стуком в дверь автобуса или гостиничного номера, держа в руках бутылку или пакет с наркотой. Если его волосы были убраны в хвост на макушке, значит, он был при исполнении, если же они были распущены, это означало, что беспредел на сегодня гарантирован. Он придумывал кучу безумных вещей и не покидал нас, пока кто-то не падал замертво, оказывался в больнице или не засыпал в собственной блевотине. Со временем Тони, Твигги и я начали понимать, что можно придумать кучу путей, чтобы сделать создавшуюся в группе ситуацию более выгодной для нас. Мы стали проводить всевозможные эксперименты типа знакомства с какой-нибудь парочкой и одарения девушки проходкой за сцену: таким образом мы проверяли их взаимоотношения.
Дюран Дюран, "Барбарелла"
Часть первая
НАШИ синглы проваливались, музыку не крутили на радио, и нас мало кто знал, за исключением кучки фанатов Nine Inch Nails и жителей Форт Лодердейла. Мы не хотели оставаться андеграундной командой всю жизнь. Мы знали, что мы гораздо лучше. Когда весной 1995-го мы готовились к записи новых песен на студии в Новом Орлеане, поступило предложение съездить в турне с Гленном Дэнзигом. Мы ухватились за эту идею, поскольку альбом "Portrait Of An American Family" был провален и группа нуждалась в реабилитации. В первый день я вышел на сцену в смирительной рубашке и военных ботинках. Мои глаза были постоянно красными после нервных бессонных ночей, и я толком ничего не соображал. Внезапно что-то холодное и тяжелое ударилось мне об лицо, и в первую секунду я подумал, что стукнулся о микрофон, но это оказалась бутылка, пущенная кем-то из зала. На второй песне бутылки уже сыпались градом, а накачанные татуированные быки из первых рядов явно провоцировали меня на драку. Я был настолько взбешен, что схватил бутылку с пола, разбил ее об ударную установку и заорал в зал: "Если хочешь подраться, выходи на сцену, п…да!" После этого я со всей дури полоснул себя "розочкой" по груди, оставив один из самых больших порезов, бывших когда-либо на моем теле. Истекая кровью, я разбежался и прыгнул в зал. Секьюрити моментально вытащили меня обратно, и тогда я схватил микрофон и воткнул его в бочку Джинджера. Он удивленно посмотрел на меня поверх барабанов - это был его второй концерт с нами - но потом быстро смекнул что к чему. Твигги занес свой бас над головой и обрушил его на монитор, Дэйзи проделал то же самое со своей гитарой. Мы разрушили все… Спускаясь со сцены после четырнадцатиминутного шоу, я натолкнулся на Дэнзига (который вдвое ниже меня, но при этом и вдвое шире). Злобно улыбаясь, я произнес сквозь стиснутые зубы: "Ты хотел нас, вот теперь и плати за это." Мы не хотели выступать, но все равно практически каждый вечер нам приходилось разыгрывать на сцене непродолжительное брутальное шоу. "Дорожная карта" на моей груди была испещрена порезами и синяками. Ярость съедала наши силы, к тому же в один прекрасный день позвонила Мисси и сказала, что хочет прекратить отношения со мной. Я чувствовал себя трупом, но в самый пик депрессии нам повстречался Тони Виггинс. Он вышел из автобуса Дэнзига, одетый в черные джинсы, черную футболку и умопомрачительные темные очки. Он выглядел человеком, который сначала даст тебе по морде, а потом принесет свои извинения. Я похвалил его "стекла", а он снял их и сказал, протянув мне: "Бери, они твои." С того дня мы больше не были в турне с Danzig, мы были в турне с их водителем Тони Виггинсом. Каждое утро он будил нас стуком в дверь автобуса или гостиничного номера, держа в руках бутылку или пакет с наркотой. Если его волосы были убраны в хвост на макушке, значит, он был при исполнении, если же они были распущены, это означало, что беспредел на сегодня гарантирован. Он придумывал кучу безумных вещей и не покидал нас, пока кто-то не падал замертво, оказывался в больнице или не засыпал в собственной блевотине. Со временем Тони, Твигги и я начали понимать, что можно придумать кучу путей, чтобы сделать создавшуюся в группе ситуацию более выгодной для нас. Мы стали проводить всевозможные эксперименты типа знакомства с какой-нибудь парочкой и одарения девушки проходкой за сцену: таким образом мы проверяли их взаимоотношения.