В первый день, когда я осталась одна хозяйничать, мы с Крысем немного прогулялись после ленча, потом я проводила его в школу на вторую пару уроков. Мое чрезмерное опекунство скорее всего объяснялось тем, что недалеко от школы находится торговый центр и Крысь хорошо знает туда дорогу.
В большом супермаркете я отважно взяла тележку и повезла ее перед собой по лабиринтам между набитыми полками. Найти нужное в этой массе самых разных товаров показалось мне невозможным, поэтому я решила сначала методически осмотреть все. Я обошла зал вокруг и, дойдя до кассы, вернулась. Если бы мне кто-нибудь в Варшаве сказал, что избыток товаров может вызвать такие неудобства, я бы рассмеялась. Но сейчас, рассматривая разноцветные блестящие упаковки с кошмарными голландскими надписями, не напоминающими ни один нормальный язык, я чувствовала себя тем ослом, который замер в растерянности даже не перед двумя, а перед десятью кормушками.
Мои колебания, должно быть, тянулись слишком долго, так как ко мне подошел продавец и что-то спросил по-голландски. Я попробовала объяснить, что я иностранка и хочу сориентироваться в этих товарах. Смущаясь, я путала английские и французские слова, бессмысленность которых ясно отразилась на лице молодого продавца. Ситуация была пиковая. И вдруг я услышала за спиной мягкий голос, спросивший по-английски: «Вы позволите вам помочь?» Затем голос что-то сказал по-голландски, и продавец исчез.
Моим спасителем оказался мужчина, которого я видела в N. читавшим газету на террасе кафе. Тогда он сидел, и я не заметила, что он такой высокий. Теперь, глядя на него, я должна была задирать голову.
Я объяснила, что вызвалась помочь невестке вести хозяйство и впервые пришла за покупками.
– А что бы вы хотели купить?
– Сама не знаю, – ответила я откровенно.
Это, должно быть, его удивило, так как он посмотрел на меня внимательно, а потом словно смутился. Только через минуту он спросил:
– Вы хотите что-то купить к обеду?
Как я могла ему объяснить, что вся трудность для меня заключается в том, что здесь все можно купить к любому обеду, какой бы я ни задумала приготовить, но, привыкшая к варшавским магазинам, где покупают не то, что хотелось бы, а то, что в данный момент есть, я не запланировала покупки.
– Да, я имела в виду покупки к обеду, – поддакнула я, – только не решила заранее, какой обед сделать…
Он долго и пристально смотрел на меня. Это был мужчина примерно моего возраста, с серыми глазами, под которыми залегли темные круги. У людей с таким цветом глаз обычно мягкий характер, но только не у этого. Он смотрел на меня с холодным интересом и явно критически. Под таким взглядом я почувствовала необходимость оправдаться.
– Меня удивил большой выбор продуктов, у меня в стране сейчас проблема с продуктами питания, – призналась я и сразу почувствовала себя еще хуже. Какого черта я говорю незнакомому голландцу о наших проблемах?
– А вы откуда приехали?
– Из Польши.
– Я так и подумал…
Бедность Польши теперь стояла у меня костью в горле. Все тут знают, какие мы сейчас бедные, даже организуют посылки, из Голландии через Европу постоянно движутся многотонные грузовики с дарами для Польши.
– Жаль, что вам в голову не пришел Бангладеш, – ответила я с раздражением.
– Не обижайтесь, пожалуйста. – Незнакомец взял мою тележку. – Ну так как насчет обеда? Могу я распорядиться?
Он изменился как хамелеон и сейчас казался вполне симпатичным.
– Конечно, – согласилась я. И добавила: – Если можете.
– Я могу не только составить меню, но и приготовить. – Заявил он и покатил тележку в направлении застекленного холодильного прилавка, где, уложенные на подносах, громоздились мясо, шницели, бифштексы, груды колбасных изделий.
– Теперь нужно сделать выбор с учетом необходимой экономии. Если мы купим дорогое мясо, добавки должны быть дешевле. И наоборот.
– О! – вырвалось у меня. Я почувствовала неподдельное удивление.
– На сколько персон обед? – спросил он, изучая содержимое прилавка.
– Трое взрослых и один шестилетний мальчик. Через десять минут мы стояли перед кассой.
Когда кассирша подсчитала стоимость покупок и подала мне чек, мне показалось, что его взгляд снова стал острым. Может быть, он забеспокоился, хватит ли у меня денег. Я достала кошелек и довольно бестолково начала перебирать неизвестные мне голландские банкноты. Мое незнание денежных знаков должно было вывести из терпения не только кассиршу, но и его.
– Могу я помочь? – Не дожидаясь ответа, он взял у меня из рук кошелек и быстро отсчитал требуемую сумму. – Купюры одинакового достоинства лучше складывать вместе, – сказал он, возвращая кошелек.
Я охотно ответила бы ему по-польски: «Alez pan jest starowny!», [3]но вместо этого вежливо улыбнулась и кивнула.
Он помог мне переложить все в мою варшавскую сумку для покупок, и мы наконец вышли из магазина.
– В какую вам сторону?
Я остановилась и осмотрелась. Не могла же я ему опять сказать, что не знаю, но в тот момент я действительно никак не могла вспомнить, в какой стороне мой дом. Не помнила я также, с какой стороны пришла, проводив Крыся в школу. Наконец я нашла выход из положения.
– Мне нужно на Веезенхоф 38–43.
– Я еду в том направлении и мог бы вас подвезти. А может, вы любите прогулки? После вчерашнего дождя погода сегодня великолепная.
Было пасмурно и ветрено, но, видимо, если не льет, погода кажется голландцам великолепной. Я подумала о тяжелой сумке.
– На прогулки я хожу с внуком, – ответила я дипломатично. – К тому же мне не хотелось бы злоупотреблять вашей любезностью…
Но он еще раз заверил меня, что нам по пути, и я охотно втиснулась в его «тойоту». Он заботливо поставил сумку на заднее сиденье.
– Я поинтересуюсь, будет ли вкусным предложенный мною обед.
– Если речь идет о моих кулинарных способностях, то никогда неизвестно, как у меня получится, – ответила я искренне.
– Приготовление пищи – это искусство, а во всяком искусстве редко встречаются шедевры, обычно мы имеем дело только со средним уровнем.
Я заверила, что всегда стараюсь достичь этого уровня. Однажды даже я уже готова была поверить в свой кулинарный талант, пока вдруг не приготовила какую-то халтуру, после чего меня охватили сильные сомнения.
Машина остановилась в конце улицы. Он взял сумку и проводил меня до самой двери.
– Я всегда делаю покупки в это же время, что и сегодня, когда мало покупателей. Готов оказать помощь, если потребуется…
На прощанье он подал руку, но не представился. Я тоже. Только в кухне, начав опорожнять сумку, я вдруг осознала, что он ничего себе не купил. Но, может быть, он сделал покупки раньше, до того, как услышал мое нескладное объяснение с продавцом? Была ли у него какая-нибудь сумка в руке, я не могла вспомнить, но благодаря удачно сделанным собственным покупкам эта мысль показалась мне совершенно несущественной.
Обед я готовила старательно и с вдохновением: не могла же я скомпрометировать себя перед Эльжбетой. Я подозревала также, что услужливый голландец, если мы только еще раз встретимся, не преминет спросить, как мне удался этот обед, а я хотела, чтобы мой положительный ответ соответствовал действительности.
На следующий день после ленча я опять вышла с Крысем, но не стала провожать его до самой школы, а проводила только до места, откуда было ближе всего до торгового центра. По пути я старалась запомнить дорогу, хотя бы направление, в каком возвращаться домой.
Не успела я в супермаркете взять тележку, как появился мой высокий голландец и сразу же подошел ко мне. С некоторым удовлетворением я подумала, что почти одновременный наш приход в магазин не был, пожалуй, стечением обстоятельств. Неужели голландский джентльмен высматривал меня перед магазином из своей «тойоты»?
Мы поздоровались как старые знакомые. Я сразу проинформировала его, что вчерашний обед всем понравился, а на сегодня я придумала такой, приготовление которого займет мало времени, так как после возвращения внука из школы мы с ним идем на длительную прогулку. Я дала ему понять, что не нуждаюсь больше в его помощи. Несмотря на это, он подошел к прилавку с мясом вместе со мной. Я показала продавцу пальцем на печенку.
– А вы что покупаете? – спросила я.
Он краем глаза глянул на меня со своей высоты.
– Сосиски.
– Приготовление сосисок не требует никаких кулинарных способностей, а мне уж показалось, что вы охотно готовите, – засмеялась я.
– Не все, что умею, я люблю делать. И не все, что умею, делаю. Вы, вероятно, тоже умеете многое, чего не делаете, потому что либо не хотите, либо не должны делать.
– Согласна. У себя дома я не готовлю обедов, – поддакнула я. – Сначала нужно все купить, потом убить уйму времени в кухне, потом все быстро съедается и остается только грязная посуда. Нет, я люблю свою работу, а готовку терпеть не могу. Если кому и готовлю, то считаю это наивысшим доказательством любви…
Не оставалось сомнений, что моя декларация произвела на него впечатление. Он смотрел на меня не только с удивлением, но и, пожалуй, с долей испуга. В его стране сферой деятельности женщины является исключительно дом.
– Да, я не уделяю много внимания еде, – добавила я развязно. – Сейчас, поскольку я люблю сына и его жену, я должна еще купить салат и картофель.
– Недалеко есть магазин с большим выбором фруктов и овощей, я вас провожу. Хотя картофель лучше покупать в фирменном магазине на окраине.
Теперь я посмотрела на него внимательно. Покупает только сосиски, а знает, где следует покупать картофель. Кем он может быть, этот тип? Наверное, вдовец, потому что сам ходит в магазины, а сведения, где и что покупать, получил в свое время от жены. На пенсионера еще не похож, а свободен в то время, когда все мужчины работают. Когда он брал с прилавка пачку сигарет, я успела бросить взгляд на их стоимость. Очень дорогие. К тому же одет безупречно. Может быть, он бизнесмен, который рано удалился от дел, поскольку накопил достаточно денег для того, чтобы спокойно жить на проценты или от стрижки купонов с акций? Кем бы он ни был, я решила выжать максимальную пользу из этого знакомства, ведь я могла его больше не встретить. Спросила его, где лучше купить рыбу и раков. Оказалось, что на рынке в соседнем районе.
– Сегодня четверг, – сказал он, – а рынок работает в пятницу. Хорошо складывается, так как завтра я мог бы вас туда подвезти. Но на рынке нужно быть с утра. Я мог бы за вами заехать в 9.30. Это для вас удобно?
Я часто забываю, что уже не молода, но сейчас, к счастью, вовремя вспомнила это. Если бы я была на пятнадцать лет моложе, то подумала бы, что он хочет меня подцепить. Впрочем, я смотрюсь неплохо, и он может заблуждаться относительно моего возраста, но не настолько уж. Кроме того, я сообщила ему возраст Крыся, и он легко мог вычислить приблизительно мой…
– Ваши мать и отец не были поляками? – спросила я. Если бы я спросила его, не негр ли он, он бы, пожалуй, меньше удивился.
– О нет. Я нидерландец, во мне нет даже капельки валлонской крови. Почему вы так подумали?
– Вы очень любезны, помогаете мне делать покупки и охотно тратите на это свое время. На Западе обычно на иностранцев никто не обращает внимания. Кроме Китая, только в Польше к каждому иностранцу относятся как к личному гостю. У нас, например, достаточно, иностранцу произнести название какой-нибудь улицы, как тут же находятся несколько желающих не только подробно его проинформировать, но и проводить.
– И вас удивляет, что в Голландии кто-то тоже может хотеть помочь иностранцу? – Он смотрел на меня, иронично прищурившись.
Про себя я должна была признать, что эти серые глаза в темном обрамлении придают его лицу небанальный, привлекательный вид. Впрочем, может быть, это мне лишь казалось. Вообще, мне никогда не нравились мужчины типа «рокового блондина».
Мы договорились на восемь утра в пятницу.
Прогулка с Крысем не удалась. Он непременно хотел идти в лес, что при моей способности к ориентированию на местности было весьма рискованно. Тогда, надутый, он потащил меня к пруду, который не только находился далеко, но к тому же был окружен влажными лугами. Увязая в грязи, мы накормили булкой плавающих в воде уток и вернулись домой, перепачканные по уши. Не успела я взяться за приготовление обеда, как из N. позвонила Эльжбета с просьбой не впадать в панику по поводу отсутствия еды и с известием, что она везет гостя.
Они приехали даже немного раньше, чем я ожидала, и привезли с собой отличную еду из китайского ресторана – рис с креветками и побегами бамбука, так что моя печенка с салатом сыграла роль только холодной закуски.
Гость оказался молодым немцем из ФРГ. За столом говорили в основном по-немецки, главным образом Эльжбета с гостем, так как Войтек на этом языке лишь читает по слогам. А я и того не могу, поскольку во время оккупации старалась даже не смотреть на немецкие вывески. Моя роль во встрече ограничилась едой и заботой о Крысе.
В кухне, где мы готовили кофе, я узнала от Эльжбеты, что гостя зовут Ганс, что они познакомились в библиотеке, куда он регулярно ходит после обеда, и она пригласила его домой, так как ей показалось, что у него тут нет знакомых и он чувствует себя одиноким. Вероятно, это была правда, которая не противоречила моим подозрениям относительно того, что забота о Гансе являлась маленьким реваншем перед Войтеком за волоокую Лизу.
Прогулки с Крысем оказались для меня мукой. И на следующий день он заупрямился, тащил меня в лес, уверял, что это только «кусочек» леса и что он хорошо знает дорогу. Помня о походе в болото, я в конце концов согласилась. Полчаса мы шли по краю дороги, мимо нас то и дело проезжали машины, а леса все еще не было видно. Наконец я решила, что дальше мы не пойдем, и тут, естественно, разразился скандал. Напрасно я объясняла Крысю, что, пока мы дойдем, солнце сядет, что после полудня начинать такой поход неразумно, что он может пойти в лес с мамой и папой утром в субботу или в воскресенье. Ничего не помогало, ни за какие сокровища Крысь не хотел возвращаться домой.
В пылу ссоры я не заметила, что к нам кто-то подходит, и увидела высокого голландца лишь тогда, когда он был уже в шаге от нас.
– Проезжая мимо, я понял, что у вас какие-то хлопоты с молодым человеком. Я притормозил, так как, мне кажется, тут нужна мужская рука…
Я представила себе, какой у нас только что был вид: Крысь топает от злости ногами и кричит, что домой он не вернется, а я после напрасных уговоров стараюсь схватить его за руку и силой заставить вернуться. Длилось это достаточно долго, так что мой новый знакомый не мог не заметить этой сцены, подъезжая к нам. Впрочем, черт его знает, может, он уже давно остановился и долго на нас смотрел. Я ведь была так занята укрощением Крыся…
При виде высокого голландца Крысь сразу перестал скандалить.
– Кто это? – спросил он.
– Молчи, – ответила я и повернулась к голландцу: – Внук очень хочет в лес, а я считаю, что для такой длительной прогулки уже поздно. Может быть, вы ему это объясните? Он знает голландский.
Мой магазинный чичероне стал что-то говорить Крысю, тот сразу же ему ответил, после чего оба в течение нескольких минут вели оживленную беседу. Результат был абсолютно не такой, какого я ожидала. У Крыся просветлела мордашка, и, обратившись ко мне, он закричал:
– Вот видишь, мы едем в лес!
Захваченная врасплох, я смотрела на мнимого избавителя.
– Мы нашли общий язык с молодым человеком. Я убедил его, что для пешей прогулки в лес уже действительно поздно, но я могу вас подвезти туда на машине, погуляем полчаса и вернемся.
– Но ведь вы ехали сюда не с целью гулять по лесу, – запротестовала я.
– Я возвращался из N., лишние полчаса или час не имеют для меня значения, а прогулка по лесу на пользу каждому.
Крысь внимательно и со знанием дела осматривал стоящую на обочине «тойоту».
На машине мы действительно доехали до леса за несколько минут и задержались на его опушке. Широкий утрамбованный тракт вел в глубь леса, и мы проехали по нему еще несколько сот метров.
Этот лес был весьма ухоженный, с удобными дорожками. Меня удивило, что местность здесь слегка волнистая: каждый клочок земли, на который я до сих пор смотрела, был плоским, как стол.
Крысь был в восторге, но и мой голландец выглядел довольным тем, что оказался на лоне природы. Я представила себе, какое бы у него было выражение лица, если бы он видел наши мазурские леса, не говоря уже о Беловежской пуще. Между ним и Крысем сразу же возникли дружеские отношения, они битый час болтали по-голландски, не обращая на меня внимания.
Мы взобрались на какой-то пригорок, за которым виднелось маленькое «окошко» водной поверхности, заросшее тростником.
– Вам нравится? – обратился наконец ко мне мой «безымянный» голландец.
Я посмотрела на небо. Тучи, точно такие, как на старых голландских картинах, – сильно клубящиеся, бело-серо-фиолетовые, освещенные солнцем, – плыли громадами по низкому небу. Очень красиво. И я вполне искренне ответила:
– Нравится.
Он взглянул на часы, потом на Крыся.
– Пора возвращаться.
К моему удивлению, Крысь не протестовал.
– Мы были в лесу, – похвалился он своей матери сразу, как только она вернулась домой.
– Вы что, возвращались затемно? – забеспокоилась она.
– Совсем не затемно, потому что ездили туда на машине.
– Какой машине? С кем?
– На «тойоте», с одним господином, голландцем.
– Кто вас туда возил, Пушистик? – обратилась она ко мне.
Знала бы я – кто?!
– Так, один знакомый. Пожилой человек, который как-то помог мне сделать покупки в супермаркете. Сегодня он встретил нас по дороге и подвез…
– Целый час он был с нами в лесу и потом отвез домой, – разъяснил Крысь.
– Иди вымой руки, – напомнила я ему, – сейчас будем обедать.
Эльжбета лукаво посмотрела на меня.
– Ну-ну, Пушистик. Только оставь тебя одну, хорошенькое дело… А он приличный?
Я улыбнулась:
– Приличный, – и снисходительно пожала плечами. – Не шути, я даже не имею понятия, кто он. Он хотел сделать Крысю приятное. Может, у самого нет внуков.
Помогая мне накрывать на стол, невестка вдруг задала неожиданный вопрос:
– Пушистик, а почему, собственно, ты разошлась с отцом Войтека?
Минула долгая пауза, прежде чем я ответила:
– Ты требуешь от меня слишком больших умственных усилий. Это было так давно, что я уже ничего не помню…
И это было правдой. Какими бы ни были когда-то поводы, сегодня они уже не имели никакого значения.
Обедали мы втроем, Войтек в этот день возвращался поздно.
– Кажется, с этим господином ты разговаривал целый час? – На этот раз интерес Эльжбеты был направлен на Крыся.
Тот с набитым ртом поддакнул.
– О чем-то интересном? Только проглоти сначала…
– Угу. Ну… о разных вещах… Не помню… – Мальчишка замахал рукой с вилкой и отправил порядочный кусок с тарелки в рот.
– А о Пушистике вы тоже разговаривали? – Эльжбета сверкнула глазами в мою сторону.
Крысь засмеялся.
– Он думал, что «Пушистик» значит по-польски «бабушка». Я сказал, что у меня есть бабушка Магда, дедушка Артур и дедушка Анджей.
– А обо мне что ты говорил? – забеспокоилась я.
– Что ты мамочка моего папочки, но не жена деда Анджея. Я уже наелся, буду строить самолет. – Он сорвался со стула и побежал наверх.
– Мне кажется, твой муж в рассказе Крыся очень похож на мое родное дитя, – вздохнула я. – Постараюсь теперь вести себя с вежливым голландцем как старая дева, которая ошибку молодости искупает добропорядочностью оставшейся части жизни.
– А может быть, он хочет вырвать тебя из круга старых дев… – Эльжбету беседа на эту тему явно забавляла. – Ведь люди твоего возраста еще выходят замуж и женятся.
– Я слышала об этом, но слышала также, что и среди живущих в домах престарелых часто заключаются браки. Так что у меня еще есть немного времени…
У меня всегда плохо с пунктуальностью, но в пятницу в условленное время я была готова к свиданию. Сероглазый голландец приехал немного раньше, так как в полдесятого, когда я посмотрела из окна в кухне на улицу, «тойота» уже ждала.
День был серый, теплый, собирался дождь. Выходя из дома, я хотела взять зонт, но вспомнила, что одна спица «спустила». Это обычно не мешало мне его использовать, но сейчас, как представительница своей страны за границей, я сочла, что потрепанный зонт не должен компрометировать мою родину, поэтому из двух зол лучше все-таки вымокшая прическа.
Рынок располагался на небольшой площади перед церковью. Все прилавки и лотки были завалены грудами товаров.
– В вашей стране нужны только деньги, – заметила я.
– Вы любите деньги?
Я удивленно посмотрела на него. Что за глупый вопрос! Как можно любить то, чего никогда нет? Потому что очень трудно заработки, хватающие на так называемую жизнь, назвать деньгами.
– Я никогда над этим не задумывалась…
Он нахмурил брови, словно размышляя о чем-то.
– В таком случае вы исключение, – сказал он наконец.
– Охотно сочла бы этот комплимент правдивым, – усмехнулась я, – но, к сожалению, мой доход, пожалуй, типичен для большинства людей. Я небогата, а денежные дела являются областью интересов и деятельности людей богатых.
– Но зарабатывание денег по крайней мере доставляет вам удовольствие?
– Оно доставляло бы больше, если бы я зарабатывала их легче. Хотя лицам, которые смотрят на мою профессию со стороны, это кажется легким делом. Моя работа требует абсолютного одиночества, со всеми трудностями я должна справляться сама, и, что самое главное, вплоть до окончания работы я не знаю, будет ли результат удовлетворительным.
Мне подумалось, я заинтриговала его настолько, что он сейчас спросит меня, чем я занимаюсь. Однако он не только ни о чем не спросил, но даже заметно нахмурился.
– А вы любите деньги? – спросила я, чтобы прервать молчание.
– Разумеется. Ведь без них нельзя жить.
Потом он снова посмотрел на меня, по своему обыкновению как-то очень изучающе, и быстро добавил:
– Неужели вы хотите предложить мне какое-то хорошее дело?
Я не могла не рассмеяться.
– Нет, что вы! Просто я задала вам тот же вопрос, какой вы задали мне.
– И я искренне на него ответил.
Ничего себе! Значит, мой ответ он счел неискренним. Меня это задело: за кого он меня принимает! Но я ничего не сказала.
Шел мелкий дождь, довольно плотный, и я чувствовала, как моя прическа превращается в мокрые висящие космы. Мы подошли к рыбному ряду.
– Раз вы так хорошо ориентируетесь в кулинарных проблемах, прошу вас, помогите мне выбрать хорошую рыбу, чтобы в ней было мало костей.
Он показал на кучу плоских и широких рыбин.
– Как они называются по-голландски?
Он произнес какое-то слово, которое немыслимо повторить.
– Запишите его, пожалуйста.
Он послушно выполнил мое распоряжение.
– Это на будущее, когда я буду делать покупки одна, – объяснила я.
Мы купили рыбу, что-то там еще и сели в «тойоту». На его предложение посетить костел, который служит как католикам, так и протестантам, я ответила отрицательно.
Вся обратная дорога прошла в молчании. Он производил впечатление оскорбленного, а у меня остался какой-то неприятный осадок от неудавшегося разговора о деньгах. Когда он подвез меня к дому, я взяла сумку с покупками, безразлично-вежливо поблагодарила его и быстро вышла, не дожидаясь, когда он проводит меня до дверей.
Настроение было такое паршивое, что дома, желая разрядиться, я занялась разделкой рыбы. Быстро справилась с кухонными делами и хотела уже взяться за генеральную уборку, но вовремя подумала, что нужно что-то оставить Эльжбете на субботу. Сварила себе кофе и с чашкой в руке удобно уселась в кресле. Впереди у меня было два «выходных», и я задумалась, как их провести, когда раздался звонок. Уверенная, что это К рысь, я побежала открывать. Но это был не Крысь, а сексуальная Лиза.
Должно быть, на лице у меня было написано удивление, потому что она сразу стала объяснять:
– Я знала, что Эльжбеты нет, видела, как они утром уезжали. Пришла специально к вам…
Я попросила ее войти в гостиную, где остывал мой кофе, запах которого приятно наполнял всю комнату. Мне ничего не оставалось, как с деланным гостеприимством предложить кофе и ей, на что она охотно согласилась. Похоже, предстоял длинный разговор, и у меня мурашки побежали по коже от мысли, что он может касаться Войтека.
Когда мы сели пить кофе (она – свежий и горячий, я – холодный), внутренне я нахохлилась, как наседка. Но решила не облегчать ей беседы и сама начала болтать о чем-то несущественном. Когда я на секунду замолкла, Лиза сказала:
– Вы спрашивали о том старом поляке, который здесь живет. Так я пришла сказать, что он умер.
Эта новость была настолько далека от того, что я ожидала услышать, что я глупо переспросила:
– Умер?
– Его вчера нашли внизу у лестницы. Похоже, он упал с нее. Но упал ли он потому, что был слаб, или же смерть наступила от падения, неизвестно. Я узнала об этом сегодня утром от господина Девриеена. Девриеены живут рядом с госпожой Хение.
В большом супермаркете я отважно взяла тележку и повезла ее перед собой по лабиринтам между набитыми полками. Найти нужное в этой массе самых разных товаров показалось мне невозможным, поэтому я решила сначала методически осмотреть все. Я обошла зал вокруг и, дойдя до кассы, вернулась. Если бы мне кто-нибудь в Варшаве сказал, что избыток товаров может вызвать такие неудобства, я бы рассмеялась. Но сейчас, рассматривая разноцветные блестящие упаковки с кошмарными голландскими надписями, не напоминающими ни один нормальный язык, я чувствовала себя тем ослом, который замер в растерянности даже не перед двумя, а перед десятью кормушками.
Мои колебания, должно быть, тянулись слишком долго, так как ко мне подошел продавец и что-то спросил по-голландски. Я попробовала объяснить, что я иностранка и хочу сориентироваться в этих товарах. Смущаясь, я путала английские и французские слова, бессмысленность которых ясно отразилась на лице молодого продавца. Ситуация была пиковая. И вдруг я услышала за спиной мягкий голос, спросивший по-английски: «Вы позволите вам помочь?» Затем голос что-то сказал по-голландски, и продавец исчез.
Моим спасителем оказался мужчина, которого я видела в N. читавшим газету на террасе кафе. Тогда он сидел, и я не заметила, что он такой высокий. Теперь, глядя на него, я должна была задирать голову.
Я объяснила, что вызвалась помочь невестке вести хозяйство и впервые пришла за покупками.
– А что бы вы хотели купить?
– Сама не знаю, – ответила я откровенно.
Это, должно быть, его удивило, так как он посмотрел на меня внимательно, а потом словно смутился. Только через минуту он спросил:
– Вы хотите что-то купить к обеду?
Как я могла ему объяснить, что вся трудность для меня заключается в том, что здесь все можно купить к любому обеду, какой бы я ни задумала приготовить, но, привыкшая к варшавским магазинам, где покупают не то, что хотелось бы, а то, что в данный момент есть, я не запланировала покупки.
– Да, я имела в виду покупки к обеду, – поддакнула я, – только не решила заранее, какой обед сделать…
Он долго и пристально смотрел на меня. Это был мужчина примерно моего возраста, с серыми глазами, под которыми залегли темные круги. У людей с таким цветом глаз обычно мягкий характер, но только не у этого. Он смотрел на меня с холодным интересом и явно критически. Под таким взглядом я почувствовала необходимость оправдаться.
– Меня удивил большой выбор продуктов, у меня в стране сейчас проблема с продуктами питания, – призналась я и сразу почувствовала себя еще хуже. Какого черта я говорю незнакомому голландцу о наших проблемах?
– А вы откуда приехали?
– Из Польши.
– Я так и подумал…
Бедность Польши теперь стояла у меня костью в горле. Все тут знают, какие мы сейчас бедные, даже организуют посылки, из Голландии через Европу постоянно движутся многотонные грузовики с дарами для Польши.
– Жаль, что вам в голову не пришел Бангладеш, – ответила я с раздражением.
– Не обижайтесь, пожалуйста. – Незнакомец взял мою тележку. – Ну так как насчет обеда? Могу я распорядиться?
Он изменился как хамелеон и сейчас казался вполне симпатичным.
– Конечно, – согласилась я. И добавила: – Если можете.
– Я могу не только составить меню, но и приготовить. – Заявил он и покатил тележку в направлении застекленного холодильного прилавка, где, уложенные на подносах, громоздились мясо, шницели, бифштексы, груды колбасных изделий.
– Теперь нужно сделать выбор с учетом необходимой экономии. Если мы купим дорогое мясо, добавки должны быть дешевле. И наоборот.
– О! – вырвалось у меня. Я почувствовала неподдельное удивление.
– На сколько персон обед? – спросил он, изучая содержимое прилавка.
– Трое взрослых и один шестилетний мальчик. Через десять минут мы стояли перед кассой.
Когда кассирша подсчитала стоимость покупок и подала мне чек, мне показалось, что его взгляд снова стал острым. Может быть, он забеспокоился, хватит ли у меня денег. Я достала кошелек и довольно бестолково начала перебирать неизвестные мне голландские банкноты. Мое незнание денежных знаков должно было вывести из терпения не только кассиршу, но и его.
– Могу я помочь? – Не дожидаясь ответа, он взял у меня из рук кошелек и быстро отсчитал требуемую сумму. – Купюры одинакового достоинства лучше складывать вместе, – сказал он, возвращая кошелек.
Я охотно ответила бы ему по-польски: «Alez pan jest starowny!», [3]но вместо этого вежливо улыбнулась и кивнула.
Он помог мне переложить все в мою варшавскую сумку для покупок, и мы наконец вышли из магазина.
– В какую вам сторону?
Я остановилась и осмотрелась. Не могла же я ему опять сказать, что не знаю, но в тот момент я действительно никак не могла вспомнить, в какой стороне мой дом. Не помнила я также, с какой стороны пришла, проводив Крыся в школу. Наконец я нашла выход из положения.
– Мне нужно на Веезенхоф 38–43.
– Я еду в том направлении и мог бы вас подвезти. А может, вы любите прогулки? После вчерашнего дождя погода сегодня великолепная.
Было пасмурно и ветрено, но, видимо, если не льет, погода кажется голландцам великолепной. Я подумала о тяжелой сумке.
– На прогулки я хожу с внуком, – ответила я дипломатично. – К тому же мне не хотелось бы злоупотреблять вашей любезностью…
Но он еще раз заверил меня, что нам по пути, и я охотно втиснулась в его «тойоту». Он заботливо поставил сумку на заднее сиденье.
– Я поинтересуюсь, будет ли вкусным предложенный мною обед.
– Если речь идет о моих кулинарных способностях, то никогда неизвестно, как у меня получится, – ответила я искренне.
– Приготовление пищи – это искусство, а во всяком искусстве редко встречаются шедевры, обычно мы имеем дело только со средним уровнем.
Я заверила, что всегда стараюсь достичь этого уровня. Однажды даже я уже готова была поверить в свой кулинарный талант, пока вдруг не приготовила какую-то халтуру, после чего меня охватили сильные сомнения.
Машина остановилась в конце улицы. Он взял сумку и проводил меня до самой двери.
– Я всегда делаю покупки в это же время, что и сегодня, когда мало покупателей. Готов оказать помощь, если потребуется…
На прощанье он подал руку, но не представился. Я тоже. Только в кухне, начав опорожнять сумку, я вдруг осознала, что он ничего себе не купил. Но, может быть, он сделал покупки раньше, до того, как услышал мое нескладное объяснение с продавцом? Была ли у него какая-нибудь сумка в руке, я не могла вспомнить, но благодаря удачно сделанным собственным покупкам эта мысль показалась мне совершенно несущественной.
Обед я готовила старательно и с вдохновением: не могла же я скомпрометировать себя перед Эльжбетой. Я подозревала также, что услужливый голландец, если мы только еще раз встретимся, не преминет спросить, как мне удался этот обед, а я хотела, чтобы мой положительный ответ соответствовал действительности.
На следующий день после ленча я опять вышла с Крысем, но не стала провожать его до самой школы, а проводила только до места, откуда было ближе всего до торгового центра. По пути я старалась запомнить дорогу, хотя бы направление, в каком возвращаться домой.
Не успела я в супермаркете взять тележку, как появился мой высокий голландец и сразу же подошел ко мне. С некоторым удовлетворением я подумала, что почти одновременный наш приход в магазин не был, пожалуй, стечением обстоятельств. Неужели голландский джентльмен высматривал меня перед магазином из своей «тойоты»?
Мы поздоровались как старые знакомые. Я сразу проинформировала его, что вчерашний обед всем понравился, а на сегодня я придумала такой, приготовление которого займет мало времени, так как после возвращения внука из школы мы с ним идем на длительную прогулку. Я дала ему понять, что не нуждаюсь больше в его помощи. Несмотря на это, он подошел к прилавку с мясом вместе со мной. Я показала продавцу пальцем на печенку.
– А вы что покупаете? – спросила я.
Он краем глаза глянул на меня со своей высоты.
– Сосиски.
– Приготовление сосисок не требует никаких кулинарных способностей, а мне уж показалось, что вы охотно готовите, – засмеялась я.
– Не все, что умею, я люблю делать. И не все, что умею, делаю. Вы, вероятно, тоже умеете многое, чего не делаете, потому что либо не хотите, либо не должны делать.
– Согласна. У себя дома я не готовлю обедов, – поддакнула я. – Сначала нужно все купить, потом убить уйму времени в кухне, потом все быстро съедается и остается только грязная посуда. Нет, я люблю свою работу, а готовку терпеть не могу. Если кому и готовлю, то считаю это наивысшим доказательством любви…
Не оставалось сомнений, что моя декларация произвела на него впечатление. Он смотрел на меня не только с удивлением, но и, пожалуй, с долей испуга. В его стране сферой деятельности женщины является исключительно дом.
– Да, я не уделяю много внимания еде, – добавила я развязно. – Сейчас, поскольку я люблю сына и его жену, я должна еще купить салат и картофель.
– Недалеко есть магазин с большим выбором фруктов и овощей, я вас провожу. Хотя картофель лучше покупать в фирменном магазине на окраине.
Теперь я посмотрела на него внимательно. Покупает только сосиски, а знает, где следует покупать картофель. Кем он может быть, этот тип? Наверное, вдовец, потому что сам ходит в магазины, а сведения, где и что покупать, получил в свое время от жены. На пенсионера еще не похож, а свободен в то время, когда все мужчины работают. Когда он брал с прилавка пачку сигарет, я успела бросить взгляд на их стоимость. Очень дорогие. К тому же одет безупречно. Может быть, он бизнесмен, который рано удалился от дел, поскольку накопил достаточно денег для того, чтобы спокойно жить на проценты или от стрижки купонов с акций? Кем бы он ни был, я решила выжать максимальную пользу из этого знакомства, ведь я могла его больше не встретить. Спросила его, где лучше купить рыбу и раков. Оказалось, что на рынке в соседнем районе.
– Сегодня четверг, – сказал он, – а рынок работает в пятницу. Хорошо складывается, так как завтра я мог бы вас туда подвезти. Но на рынке нужно быть с утра. Я мог бы за вами заехать в 9.30. Это для вас удобно?
Я часто забываю, что уже не молода, но сейчас, к счастью, вовремя вспомнила это. Если бы я была на пятнадцать лет моложе, то подумала бы, что он хочет меня подцепить. Впрочем, я смотрюсь неплохо, и он может заблуждаться относительно моего возраста, но не настолько уж. Кроме того, я сообщила ему возраст Крыся, и он легко мог вычислить приблизительно мой…
– Ваши мать и отец не были поляками? – спросила я. Если бы я спросила его, не негр ли он, он бы, пожалуй, меньше удивился.
– О нет. Я нидерландец, во мне нет даже капельки валлонской крови. Почему вы так подумали?
– Вы очень любезны, помогаете мне делать покупки и охотно тратите на это свое время. На Западе обычно на иностранцев никто не обращает внимания. Кроме Китая, только в Польше к каждому иностранцу относятся как к личному гостю. У нас, например, достаточно, иностранцу произнести название какой-нибудь улицы, как тут же находятся несколько желающих не только подробно его проинформировать, но и проводить.
– И вас удивляет, что в Голландии кто-то тоже может хотеть помочь иностранцу? – Он смотрел на меня, иронично прищурившись.
Про себя я должна была признать, что эти серые глаза в темном обрамлении придают его лицу небанальный, привлекательный вид. Впрочем, может быть, это мне лишь казалось. Вообще, мне никогда не нравились мужчины типа «рокового блондина».
Мы договорились на восемь утра в пятницу.
Прогулка с Крысем не удалась. Он непременно хотел идти в лес, что при моей способности к ориентированию на местности было весьма рискованно. Тогда, надутый, он потащил меня к пруду, который не только находился далеко, но к тому же был окружен влажными лугами. Увязая в грязи, мы накормили булкой плавающих в воде уток и вернулись домой, перепачканные по уши. Не успела я взяться за приготовление обеда, как из N. позвонила Эльжбета с просьбой не впадать в панику по поводу отсутствия еды и с известием, что она везет гостя.
Они приехали даже немного раньше, чем я ожидала, и привезли с собой отличную еду из китайского ресторана – рис с креветками и побегами бамбука, так что моя печенка с салатом сыграла роль только холодной закуски.
Гость оказался молодым немцем из ФРГ. За столом говорили в основном по-немецки, главным образом Эльжбета с гостем, так как Войтек на этом языке лишь читает по слогам. А я и того не могу, поскольку во время оккупации старалась даже не смотреть на немецкие вывески. Моя роль во встрече ограничилась едой и заботой о Крысе.
В кухне, где мы готовили кофе, я узнала от Эльжбеты, что гостя зовут Ганс, что они познакомились в библиотеке, куда он регулярно ходит после обеда, и она пригласила его домой, так как ей показалось, что у него тут нет знакомых и он чувствует себя одиноким. Вероятно, это была правда, которая не противоречила моим подозрениям относительно того, что забота о Гансе являлась маленьким реваншем перед Войтеком за волоокую Лизу.
Прогулки с Крысем оказались для меня мукой. И на следующий день он заупрямился, тащил меня в лес, уверял, что это только «кусочек» леса и что он хорошо знает дорогу. Помня о походе в болото, я в конце концов согласилась. Полчаса мы шли по краю дороги, мимо нас то и дело проезжали машины, а леса все еще не было видно. Наконец я решила, что дальше мы не пойдем, и тут, естественно, разразился скандал. Напрасно я объясняла Крысю, что, пока мы дойдем, солнце сядет, что после полудня начинать такой поход неразумно, что он может пойти в лес с мамой и папой утром в субботу или в воскресенье. Ничего не помогало, ни за какие сокровища Крысь не хотел возвращаться домой.
В пылу ссоры я не заметила, что к нам кто-то подходит, и увидела высокого голландца лишь тогда, когда он был уже в шаге от нас.
– Проезжая мимо, я понял, что у вас какие-то хлопоты с молодым человеком. Я притормозил, так как, мне кажется, тут нужна мужская рука…
Я представила себе, какой у нас только что был вид: Крысь топает от злости ногами и кричит, что домой он не вернется, а я после напрасных уговоров стараюсь схватить его за руку и силой заставить вернуться. Длилось это достаточно долго, так что мой новый знакомый не мог не заметить этой сцены, подъезжая к нам. Впрочем, черт его знает, может, он уже давно остановился и долго на нас смотрел. Я ведь была так занята укрощением Крыся…
При виде высокого голландца Крысь сразу перестал скандалить.
– Кто это? – спросил он.
– Молчи, – ответила я и повернулась к голландцу: – Внук очень хочет в лес, а я считаю, что для такой длительной прогулки уже поздно. Может быть, вы ему это объясните? Он знает голландский.
Мой магазинный чичероне стал что-то говорить Крысю, тот сразу же ему ответил, после чего оба в течение нескольких минут вели оживленную беседу. Результат был абсолютно не такой, какого я ожидала. У Крыся просветлела мордашка, и, обратившись ко мне, он закричал:
– Вот видишь, мы едем в лес!
Захваченная врасплох, я смотрела на мнимого избавителя.
– Мы нашли общий язык с молодым человеком. Я убедил его, что для пешей прогулки в лес уже действительно поздно, но я могу вас подвезти туда на машине, погуляем полчаса и вернемся.
– Но ведь вы ехали сюда не с целью гулять по лесу, – запротестовала я.
– Я возвращался из N., лишние полчаса или час не имеют для меня значения, а прогулка по лесу на пользу каждому.
Крысь внимательно и со знанием дела осматривал стоящую на обочине «тойоту».
На машине мы действительно доехали до леса за несколько минут и задержались на его опушке. Широкий утрамбованный тракт вел в глубь леса, и мы проехали по нему еще несколько сот метров.
Этот лес был весьма ухоженный, с удобными дорожками. Меня удивило, что местность здесь слегка волнистая: каждый клочок земли, на который я до сих пор смотрела, был плоским, как стол.
Крысь был в восторге, но и мой голландец выглядел довольным тем, что оказался на лоне природы. Я представила себе, какое бы у него было выражение лица, если бы он видел наши мазурские леса, не говоря уже о Беловежской пуще. Между ним и Крысем сразу же возникли дружеские отношения, они битый час болтали по-голландски, не обращая на меня внимания.
Мы взобрались на какой-то пригорок, за которым виднелось маленькое «окошко» водной поверхности, заросшее тростником.
– Вам нравится? – обратился наконец ко мне мой «безымянный» голландец.
Я посмотрела на небо. Тучи, точно такие, как на старых голландских картинах, – сильно клубящиеся, бело-серо-фиолетовые, освещенные солнцем, – плыли громадами по низкому небу. Очень красиво. И я вполне искренне ответила:
– Нравится.
Он взглянул на часы, потом на Крыся.
– Пора возвращаться.
К моему удивлению, Крысь не протестовал.
– Мы были в лесу, – похвалился он своей матери сразу, как только она вернулась домой.
– Вы что, возвращались затемно? – забеспокоилась она.
– Совсем не затемно, потому что ездили туда на машине.
– Какой машине? С кем?
– На «тойоте», с одним господином, голландцем.
– Кто вас туда возил, Пушистик? – обратилась она ко мне.
Знала бы я – кто?!
– Так, один знакомый. Пожилой человек, который как-то помог мне сделать покупки в супермаркете. Сегодня он встретил нас по дороге и подвез…
– Целый час он был с нами в лесу и потом отвез домой, – разъяснил Крысь.
– Иди вымой руки, – напомнила я ему, – сейчас будем обедать.
Эльжбета лукаво посмотрела на меня.
– Ну-ну, Пушистик. Только оставь тебя одну, хорошенькое дело… А он приличный?
Я улыбнулась:
– Приличный, – и снисходительно пожала плечами. – Не шути, я даже не имею понятия, кто он. Он хотел сделать Крысю приятное. Может, у самого нет внуков.
Помогая мне накрывать на стол, невестка вдруг задала неожиданный вопрос:
– Пушистик, а почему, собственно, ты разошлась с отцом Войтека?
Минула долгая пауза, прежде чем я ответила:
– Ты требуешь от меня слишком больших умственных усилий. Это было так давно, что я уже ничего не помню…
И это было правдой. Какими бы ни были когда-то поводы, сегодня они уже не имели никакого значения.
Обедали мы втроем, Войтек в этот день возвращался поздно.
– Кажется, с этим господином ты разговаривал целый час? – На этот раз интерес Эльжбеты был направлен на Крыся.
Тот с набитым ртом поддакнул.
– О чем-то интересном? Только проглоти сначала…
– Угу. Ну… о разных вещах… Не помню… – Мальчишка замахал рукой с вилкой и отправил порядочный кусок с тарелки в рот.
– А о Пушистике вы тоже разговаривали? – Эльжбета сверкнула глазами в мою сторону.
Крысь засмеялся.
– Он думал, что «Пушистик» значит по-польски «бабушка». Я сказал, что у меня есть бабушка Магда, дедушка Артур и дедушка Анджей.
– А обо мне что ты говорил? – забеспокоилась я.
– Что ты мамочка моего папочки, но не жена деда Анджея. Я уже наелся, буду строить самолет. – Он сорвался со стула и побежал наверх.
– Мне кажется, твой муж в рассказе Крыся очень похож на мое родное дитя, – вздохнула я. – Постараюсь теперь вести себя с вежливым голландцем как старая дева, которая ошибку молодости искупает добропорядочностью оставшейся части жизни.
– А может быть, он хочет вырвать тебя из круга старых дев… – Эльжбету беседа на эту тему явно забавляла. – Ведь люди твоего возраста еще выходят замуж и женятся.
– Я слышала об этом, но слышала также, что и среди живущих в домах престарелых часто заключаются браки. Так что у меня еще есть немного времени…
У меня всегда плохо с пунктуальностью, но в пятницу в условленное время я была готова к свиданию. Сероглазый голландец приехал немного раньше, так как в полдесятого, когда я посмотрела из окна в кухне на улицу, «тойота» уже ждала.
День был серый, теплый, собирался дождь. Выходя из дома, я хотела взять зонт, но вспомнила, что одна спица «спустила». Это обычно не мешало мне его использовать, но сейчас, как представительница своей страны за границей, я сочла, что потрепанный зонт не должен компрометировать мою родину, поэтому из двух зол лучше все-таки вымокшая прическа.
Рынок располагался на небольшой площади перед церковью. Все прилавки и лотки были завалены грудами товаров.
– В вашей стране нужны только деньги, – заметила я.
– Вы любите деньги?
Я удивленно посмотрела на него. Что за глупый вопрос! Как можно любить то, чего никогда нет? Потому что очень трудно заработки, хватающие на так называемую жизнь, назвать деньгами.
– Я никогда над этим не задумывалась…
Он нахмурил брови, словно размышляя о чем-то.
– В таком случае вы исключение, – сказал он наконец.
– Охотно сочла бы этот комплимент правдивым, – усмехнулась я, – но, к сожалению, мой доход, пожалуй, типичен для большинства людей. Я небогата, а денежные дела являются областью интересов и деятельности людей богатых.
– Но зарабатывание денег по крайней мере доставляет вам удовольствие?
– Оно доставляло бы больше, если бы я зарабатывала их легче. Хотя лицам, которые смотрят на мою профессию со стороны, это кажется легким делом. Моя работа требует абсолютного одиночества, со всеми трудностями я должна справляться сама, и, что самое главное, вплоть до окончания работы я не знаю, будет ли результат удовлетворительным.
Мне подумалось, я заинтриговала его настолько, что он сейчас спросит меня, чем я занимаюсь. Однако он не только ни о чем не спросил, но даже заметно нахмурился.
– А вы любите деньги? – спросила я, чтобы прервать молчание.
– Разумеется. Ведь без них нельзя жить.
Потом он снова посмотрел на меня, по своему обыкновению как-то очень изучающе, и быстро добавил:
– Неужели вы хотите предложить мне какое-то хорошее дело?
Я не могла не рассмеяться.
– Нет, что вы! Просто я задала вам тот же вопрос, какой вы задали мне.
– И я искренне на него ответил.
Ничего себе! Значит, мой ответ он счел неискренним. Меня это задело: за кого он меня принимает! Но я ничего не сказала.
Шел мелкий дождь, довольно плотный, и я чувствовала, как моя прическа превращается в мокрые висящие космы. Мы подошли к рыбному ряду.
– Раз вы так хорошо ориентируетесь в кулинарных проблемах, прошу вас, помогите мне выбрать хорошую рыбу, чтобы в ней было мало костей.
Он показал на кучу плоских и широких рыбин.
– Как они называются по-голландски?
Он произнес какое-то слово, которое немыслимо повторить.
– Запишите его, пожалуйста.
Он послушно выполнил мое распоряжение.
– Это на будущее, когда я буду делать покупки одна, – объяснила я.
Мы купили рыбу, что-то там еще и сели в «тойоту». На его предложение посетить костел, который служит как католикам, так и протестантам, я ответила отрицательно.
Вся обратная дорога прошла в молчании. Он производил впечатление оскорбленного, а у меня остался какой-то неприятный осадок от неудавшегося разговора о деньгах. Когда он подвез меня к дому, я взяла сумку с покупками, безразлично-вежливо поблагодарила его и быстро вышла, не дожидаясь, когда он проводит меня до дверей.
Настроение было такое паршивое, что дома, желая разрядиться, я занялась разделкой рыбы. Быстро справилась с кухонными делами и хотела уже взяться за генеральную уборку, но вовремя подумала, что нужно что-то оставить Эльжбете на субботу. Сварила себе кофе и с чашкой в руке удобно уселась в кресле. Впереди у меня было два «выходных», и я задумалась, как их провести, когда раздался звонок. Уверенная, что это К рысь, я побежала открывать. Но это был не Крысь, а сексуальная Лиза.
Должно быть, на лице у меня было написано удивление, потому что она сразу стала объяснять:
– Я знала, что Эльжбеты нет, видела, как они утром уезжали. Пришла специально к вам…
Я попросила ее войти в гостиную, где остывал мой кофе, запах которого приятно наполнял всю комнату. Мне ничего не оставалось, как с деланным гостеприимством предложить кофе и ей, на что она охотно согласилась. Похоже, предстоял длинный разговор, и у меня мурашки побежали по коже от мысли, что он может касаться Войтека.
Когда мы сели пить кофе (она – свежий и горячий, я – холодный), внутренне я нахохлилась, как наседка. Но решила не облегчать ей беседы и сама начала болтать о чем-то несущественном. Когда я на секунду замолкла, Лиза сказала:
– Вы спрашивали о том старом поляке, который здесь живет. Так я пришла сказать, что он умер.
Эта новость была настолько далека от того, что я ожидала услышать, что я глупо переспросила:
– Умер?
– Его вчера нашли внизу у лестницы. Похоже, он упал с нее. Но упал ли он потому, что был слаб, или же смерть наступила от падения, неизвестно. Я узнала об этом сегодня утром от господина Девриеена. Девриеены живут рядом с госпожой Хение.