Мережковский Дмитрий Сергееевич. Сильвио

   Ты злобу дикую мне в сердце пробудил.
   Я прежний Сильвио — я отомщу за муки!
   Вот счастие, вот жизнь!..
 
   (после раздумья)
 
                                 …Глупец, глупец…
   Кому ты хочешь мстить?
   Видениям бесплотным,
   Как утренний туман, как грезам мимолетным?..
   Ужели призраки могли тебя обидеть?
   Их тело — дым и прах, создание мечты.
   Не стоит их любить, не стоит ненавидеть.
   Они мгновенным сном рассеются, как ты.
   Убить врага — к чему? Чрез два иль три мгновенья
   Не будет ли и он, как все, добычей тленья?
   За всех, за всех живых в груди моей тоска;
   И мстить не хочется, и потухает злоба
   Пред вечным холодом и тишиною гроба.
   И падает с мечом бессильная рука…
   Уйдите!..
 
   Военачальник.
           Дорого нам каждое мгновенье.
   Несметные полки тиран ведет на нас.
   Подумай, скольких жертв в руках твоих спасенье;
   Должны с отцом твоим мы в бой вступить тотчас.
   Победа — или смерть, нам больше нет исхода…
   Спаси нас, будь царем! Глас Божий — глас народа!..
 
   Сильвио.
   Да будет так… Мне все равно… На трон ведите.
   Я вновь готов принять порфиру и венец…
   В груди нет воли, сил, желаний… Что хотите
   Вы делайте со мной, я буду, как мертвец.
   Как бездыханный труп, безропотно послушен.
   И нем, и холоден, и к власти равнодушен.
   Нет гордой силы. Нет, мне жаль моей мечты,
   Незнанья детского, блаженной простоты.
   Мысль, как расплавленный металл, в кипящем горне.
   Мысль точит, роется, подкапывает корни,
   Напрасно от нее в отчаяньи бегу.
   Как раненый олень, ловцами утомленный.
   Жжет, жжет она мне мозг, как уголь раскаленный.
   И ни на миг нигде забыться не могу!
 
   Народ и войско.
   На щит, на щит царя!
 
   (Сильвио поднимают на щит).
 
   Сильвио (про себя).
   Противны мне и дики
   Бессмысленной толпы восторженные крики…
   Войска, народ, — и все, что вижу пред собой —
   Мне кажется теперь какой-то грезой дальней,
   Иль сказкой, полною иронии печальной.
   И жалок сам себе в короне золотой,
   Я призрачный монарх над призрачной толпой!
 
   Народ.
   За Сильвио, умрем за Сильвио!
 
   Войска и народ уносят Сильвио на щите.
 
   После победы. Над полем сражения высокий холм. Шум битвы. Сильвио в полном вооружении.
 
   Войска.
   Привет, царю, привет!
 
   Солдаты приводят старого короля в оковах.
 
   Монарх, мы привели
   Тирана пленного, врага родной земли.
 
   Сильвио.
   Родитель любящий! Давно ли
   Ты мучил, гнал свое дитя?
   Давно ль, судьбой моей шутя.
   Играл ты, изверг? На престоле
   И там, в неведомых степях,
   Я был твой раб без дум, без воли…
   Но изменились наши роли —
   И ты у ног моих. в цепях.
   Твой сын палач тебе и мститель…
   Дрожи, тиран, пади, мучитель,
   Челом развенчанным во прах!
 
   Базилио.
   Я жду… Не трать насмешек даром.
   Кончай скорей, одним ударом.
   Я не боюсь твоих угроз.
   Так дуб спаленный, жертва бури,
   Чернеет в блещущей лазури
   И не страшится новых гроз.
   Не ты, а я здесь победитель!
   Пред торжествующим врагом
   Стою, ваш царь и повелитель.
   С высоко поднятым челом,
   И ты бессилен!..
 
   Сильвио.
   На колени!
 
   Базилио.
   Я не склонюсь ни перед кем,
   Из уст ни жалобы, ни пени,
   Палач, не вырвешь ты ничем.
 
   Сильвио (заносит над ним меч).
   О, что мне делать… Без боязни
   Невозмутимо ждет он казни…
   Проклятье!..
 
   Базилио.
           Прав ваш приговор
   Неодолимые светила!
   Давно влекла нас ваша сила
   На преступленье и позор.
   И вот — свершилось. Победила
   Судьба… Мой сын, не ты жесток,
   Не ты казнишь меня, а рок.
   Но я погибну, примиренный,
   Как из кадила фимиам —
   От всех цепей освобожденный
   Мой дух помчится к небесам.
   Прости мне. Сильвио!..
 
   Сильвио.
           О, муки!
   Стою в отчаяньи немом.
   И обессиленные руки.
   Как плети, падают с мечом.
   О где же, где порыв тот страстный?..
   Ищу в груди моей напрасно
   Хоть искру злобы… Он остыл,
   Смешной, ребяческий мой пыл,
   В душе все холодно безгласно,
   Казалось, был могуч и дик,
   Я прежним Сильвио на миг, —
   Но и тогда весь лицемерил,
   Кричал, грозил, — и сам не верил,
   Не верил гневу своему,
   Потухло сердце, омертвело,
   И, как бесчувственное тело,
   Я равнодушен ко всему.
   Ты прав, ты прав! Что значит мщенье?
   Едва забыл я на мгновенье —
   И ты напомнил мне, что бред
   Вся наша жизнь, любовь и злоба,
   Ведь только призраки мы оба.
   И мстить нет сил, ни воли нет.
   Пред ужасающею тайной,
   Как я, — беспомощен и слеп, —
   Непознаваемых судеб
   Ты был игрушкой лишь случайной.
   И жажду мстить, но не могу
   Я беззащитному врагу.
   Нет виноватых!.. Гнев бесплоден…
   Снимите цепь с него… Старик.
   Ты был в несчастиях велик. —
   Иди… Прощаю, ты свободен…

ЧЕТВЕРТОЕ ДЕЙСТВИЕ

   Терраса над морем. Лунная ночь. Пир. Сильвио на троне. Базилио, Клотальдо, Беатриче, придворные. Певец играет на арфе. По знаку Сильвио он умолкает.
 
   Сильвио.
           На что, певец, мне эти звуки?
   Должны когда-нибудь они умчаться прочь.
   И будут после них еще тяжело муки.
                   Еще томительнее ночь.
                   Ты убаюкиваешь горе
                   Обманом сладостным, но все ж
                   И в ослепительном уборе
   И в блеске красоты — мне ненавистна ложь.
                   Могильный остов прячет в розы
   Поэтов детская мечта;
   Но если правды нет — на что мне красота?
                   На что пленительные грезы?
   Уйди, певец!
 
   Беатриче.
           Ко мне! Я разум усыплю.
   Боль ненавистного сознанья утолю;
   Пока хоть капля яда есть в бокале золотом,
   Мы выпьем все до дна. потом, без сожаленья.
                   С безумным смехом опьяненья
                   О землю кубок разобьем!..
 
   Сильвио.
           Я твой… прижми меня к своей груди сильней.
   Руками нежными властительно обвей…
   О, только бы убить сознанье роковое,
   Не думать, не желать, не помнить ничего
   И, в одиночестве, у сердца своего
   Почувствовать на миг хоть что-нибудь живое.
   Вот так!
 
   (Обнимает ее).
 
                   Пускай вся жизнь неуловимый сон,
           Пускай весь мир — ничтожное виденье —
   Я докажу себе, что есть один закон.
                   Одна лишь правда — наслажденье!
 
   (После мучительного раздумья отталкивает Беатриче).
 
   Обман, и здесь обман! Оставь меня. уйди…
   Потухла страсть, в душе лишь ужас без предела…
   Мне показалось вдруг, что я прижал к груди
   Холодное, как лед, безжизненное тело…
                   Увы! погибнет красота.
   И кудри выпадут, и череп обнажится…
   Где ныне вешних роз свежей твои уста —
   Там щель беззубая ввалившегося рта
   Бессмысленной, немой улыбкой искривится.
                   Оставь меня! Прочь, все уйдите прочь!
   За пышной трапезой, сияющей огнями,
   Мне кажутся теперь все гости мертвецами,
   И давит грудь, как склеп, томительная ночь.
   Довольно! Факелы и свечи потушите…
   Мне страшно быть с людьми! Уйдите все и пусть
   Растет в безмолвии моя немая грусть.
   Скорей, безумцы, пир кощунственный прервите…
 
   Гости уходят, слуги уносят кубки, яства и свечи; остаются Kлотальдо, Базилио и Сильвио.
 
   Базилио.
                   Мой час теперь настал.
   Не в наслажденьях смысл и цель существованья,
   Не все погибло: есть великий идеал —
   Он мог бы утолить души твоей страданья.
   Не все разрушены сомненьем алтари…
   Но, сын мой, жаждешь ли ты Бога?
 
   Сильвио.
   Говори.
 
   Базилио.
   Умом бесстрастным побеждая муки,
   Забудь себя, отдай всю жизнь науке.
   Могильный прах — и чистый луч рассвета,
   Звезду, что перлом в сумраке повисла,
   Мечту, что родилась в душе поэта —
   Ты разлагай на меру, вес и числа,
   Исследуй все в тиши лабораторий:
   Гниющий труп и нежный запах розы.
   Людских сердец возвышенное горе.
   И брызги волн, и вдохновенья слезы.
   Тогда спадет с очей твоих завеса,
   Поймешь ты жизнь таинственную мира
   И в ропоте задумчивого леса,
   И в трепете полночного эфира:
   Как звук с созвучием — душой смиренной
   Сольешься ты с гармонией вселенной.
 
   Сильвио.
           Скажи, достигну ли я тайны роковой?
   Проникну ль хоть на миг к источнику явлений,
   К той грозной глубине, к той пропасти немой,
   Что скрыта облаком блистательных видений?
   Наука даст ли ключ к загадке мировой.
   Пойму ли я, что там, за призрачной вселенной,
   За всеми формами, за дымкой жизни тленной?
 
   Базилио.
      Нет, лгать я не хочу, там, за пределом знаний,
      Тебя наука к Тайне приведет:
   Твой ум слабеющий коснется вечной грани —
   И больше ни на шаг не двинется вперед.
   И как бы ни дерзнул глубоко погружаться
   К началам бытия в природу человек —
   Он будет к роковой загадке приближаться —
           И не решит ее во век.
 
   Сильвио.
           На что же мне твоя наука?
   Чем безнадежнее, чем глубже сознаю
   Пред тайной мировой беспомощность свою.
   Тем жизнь бессмысленней, тем нестерпимей мука.
 
   Базилио.
   Ты к невозможному стремишься.
 
   Сильвио.
           Бороться с нищетой, изнемогать, трудиться,
   Потом, когда бедняк в сырой земле сгниет,
   Удобрив чернозем, из почвы хлеб родится.
   Из хлеба — жизнь людей, но люди возвратиться
   Должны к сырой земле, — и снова хлеб взрастет:
           Из жизни — смерть, из смерти — жизни всходы, —
   Таков круговорот бессмысленной природы.
   Но если б знал его счастливый твой мужик.
   Но если б он свое ничтожество увидел,
   И не был бы так груб, невежествен и дик, —
   Он проклял бы судьбу, он жизнь бы ненавидел.
   Так вот твой идеал? Отречься от всего.
   Уснуть животным сном, убить в себе рассудок,
   Весь век в поту, в грязи работать для того,
   Чтоб завтра чем-нибудь наполнить лишь желудок?
   Пускай убьет меня безумная тоска,
   За мирный сон души я не отдам сознанья!
           Не надо мне тупого прозябанья.
   Покорности скотов и счастья мужика!
   Ведь жизни внутренней незримые богатства.
   Сокровища ума, следы наук. искусств, —
   Их истребить нельзя, и я во имя братства
   Отречься не могу от прежних дум и чувств.
   В деревне, за сохой, я, в нищенской одежде,
   Останусь богачом изнеженным, как прежде.
   С народом не сольюсь в неведомой глуши.
   Я сброшу горностай, забуду трон, величье.
   Но что все внешние, ничтожные отличья
   Пред этим внутренним неравенством души!
   Идти в народ шутом в наряде маскарадном…
   Но сам мужик мое стремление к добру
   Сурово заклеймит укором беспощадным.
           Как недостойную игру,
   Мечту для бедных. Быть товарищем и братом.
   Бежать из городов, в полях найти приют,
   Нужду, и черствый хлеб, и деревенский труд —
   Ты можешь сделать все утонченным развратом.
   Наружностью бедняк, ты клад душевных сил,
   Ты роскошь внутренних неравенств сохранил.
   А между тем в глазах глупцов ты вдохновенный
   Апостол-труженик, могучий и смиренный.
   И вот не жертвуя, не тратя ничего,
   Твой праздный ум пленен роскошною забавой.
   И беспредельного тщеславья своего
   Ты жажду утолил легко добытой славой.
           Так прихотливый сибарит
   Суровой пищею искусно раздражает
           Уснувший, дряхлый аппетит,
   И на мужицкий хлеб все пряности меняет.
           Проклятье всем! Вы лжете оба,
   В груди от ваших слов сильней тоска и злоба.
   Там, в мирной тишине жилища твоего,
   Старик, ты выдумал слияние с народом,
   А ты, король, свою науку для того,
   Чтоб утешать себя хоть призрачным исходом,
           Чтоб хоть миражем заслонить
           У ног зияющие бездны…
   Но я правдивей вас; я смел разоблачить
   Трусливый ваш обман смешной и бесполезный.
   Уйдите прочь!
 
   Базилио и Клотальдо уходят.
 
   Сильвио.
           Теперь мы, скорбь, с тобой вдвоем.
           Я не дрожу, я не бледнею.
   И если узел твой распутать не сумею —
           Я рассеку его мечом! Пора покончить с шуткой глупой,
           Пора мне вырваться из пут…
           Честней совсем не жить, чем тупо
           И подло жить, как все живут.
           Удар — и смолкнет боль сознанья
           Среди мгновенной тишины,
           Удар — и кончены страданья
           И все вопросы решены…
   Там, на глади морской, исчезая вдали,
   Блеск луны отражен, как серебряный путь.
   Если б мог я умчаться по нем от земли.
   Чтобы в лунном сияньи навек потонуть.
   Я без дум и без мук невозвратно б исчез
   В этом мягком, волнистом тумане небес…
   Я бы умер, как отблеск холодной луны.
   На трепещущем лоне певучей волны…
           Зачем же медлю я? Не ты ли,
           Надежда вновь зажглась? Умри,
           Умри навеки; до зари
           Я буду горсть могильной пыли.
           И я ведь знаю: чуть отдам
           Всю душу страсти и желаньям,
           Как разрушать начну их сам
           Неумолимым отрицаньем.
           И если снова вера мысль убьет,
           Исчезнет воли напряженье,
           И мне всю душу обольет
           Смертельным холодом сомненье.
           Нет, жить нельзя: так дикий конь
           Из-под узды на волю рвется,
           И весь он трепет, весь огонь,
           Как будто вихрем унесется —
           Но всадник опытный вонзит
           Ему в бока стальные шпоры —
           И никнет грива, меркнут взоры,
           И кнут он терпит, и дрожит…
   Если б знать мне, о чем эти волны поют?..
   И не та же ли скорбь, как меня, их гнетет?..
   Обещая мне вечный покой и приют,
   Что-то к пропасти манит меня и влечет…
   Жду от них я чего-то, мучительно жду,
   И зовут меня волны: «Приди к нам, приди,
   Та же скорбь, как твоя, в нашей вольной груди…»
   Слышу, волны, призыв ваш… я скоро приду…
           Лишь шаг — и смерть…
 
   Наклоняется и смотрит в море. За сценой шум, доносятся голоса.
 
   Голос женщины.
   Король, отец родной, помилуй, защити!
 
   Голос пажа.
   Напрасны все твои мольбы и крики
           Я не пущу тебя.
 
   Голос женщины.
                   Пусти,
   Иль силой я ворвусь!..
 
   Вбегает женщина, бледная, в разорванной одежде, за нею паж с факелом.
 
   Паж.
                   Король, прости…
   Я удержать не мог…
 
   Женщина.
                   Пощады, царь великий,
   Пощады мне!
 
   Сильвио.
   Кто ты?
 
   Женщина.
   Я мать.
 
   Сильвио.
   Что ты хочешь?
 
   Женщина.
           Царь, нет больше силы ждать,
   Пощады! Я весь день у твоего порога
   Свидания с тобой молила ради Бога.
   Солдаты пьяные смеялись надо мной
   И вдовьи жалкие седины оскорбляли
           И надругались, и прогнали.
   Тогда прокралась я, как вор, во тьме ночной,
           О, я на все теперь готова;
   Казни меня, убей, позволь лишь молвить слово!..
 
   Сильвио.
   Кто право дал тебе нарушить наш покой?
 
   Женщина.
   Обида, царь!
 
   Сильвио (презрительно).
   Но есть у вас суды, законы…
 
   Женщина.
           Не защитит меня законов приговор;
                   Для них ничто мольбы и стоны;
                   Неумолимый кредитор
                   Сурово требует уплаты.
   Он вправе повелеть, чтоб выгнали солдаты
   На улицу с детьми несчастную вдову.
   И негде преклонить мне скорбную главу.
   Ведь судьям дела нет до наших слез и муки;
                   Меня, сирот моих, мой труд,
                   Последний нищенский приют
   Ростовщику безжалостному в руки
                   Не ваши ли законы отдают?
   О, защити меня, я требую иного —
   Закона жалости, великого, святого…
           Ужель замрет у ног твоих мой стон?..
 
   Сильвио.
   Уйди. Напрасно все. Ненарушим закон.
 
   Женщина.
           Неправда, Сильвио, не верю я обману…
   Тебе ведь жаль меня… Я вижу, как в очах
   Сияет доброта… Я вся в твоих руках,
   Попробуй, оттолкни!.. но я живой не встану,
   Пока не вымолю пощады!..
 
   Сильвио.
                   Что со мной?
   Не властен победить я в сердце тайный трепет…
   С какою жадностью я вслушиваюсь в лепет
                   Мольбы невинной и простой…
 
   Женщина.
   О, сжалься, сжалься!
 
   Сильвио.
                   Как? Сквозь муки и усталость
                   Из сердца жгучею волной
                   Еще готова хлынуть жалость…
   Нет, нет! Оставь меня!..
 
   Женщина.
                   Я не уйду.
   Пощады!
 
   Сильвио.
   Эй, солдаты!
 
   Женщина.
                   Нет, несчастной
   Ты не гони — к твоим ногам я припаду
   С такою верою, что будешь ты напрасно
   Бороться!.. Жалостью душа твоя полна,
   Ты добр, ты понял все, я победить должна…
 
   Сильвио.
   Солдаты!
 
   Женщина.
   Сильвио, мой милый…
 
   Сильвио.
                   Горе, горе!..
   Без слов, лишь искрою в немом, глубоком взоре
   Я побежден, и вот стою пред ней без сил,
           И против воли и сознанья,
           Порыв слепого состраданья
           Меня, как буря, охватил.
           Мутится разум, нет спасенья.
           И я не в силах удержать
           Непобедимого волненья…
           На эти слезы и моленья
           Слезами должен отвечать.
           Уйди, — иль снова жизнь начнется…
           Оставь, не мучь меня, в груди
           На части сердце разорвется…
           Уйди, молю тебя, уйди!
 
   Женщина.
           Я победила, ты согласен…
           Ты пожалел меня… смотри —
   От благодарности я плачу; как прекрасен
   Ты в светлой милости, мой царь; но повтори,
   Что ты простил меня, что снизошел ты к мукам.
   Чтоб мне насытить слух прощенья сладким звуком.
 
   Сильвио.
           Увы, противиться нет сил твоим мольбам.
   Ты победила… чем — пока не знаю сам…
   Пусть так, исполню все, о чем меня ты просишь…
   Но разве будешь ты счастливее, скажи?
   Как можете вы жить в позоре, рабстве, лжи?
   Зачем ты столько мук и горя переносишь.
   Не легче ль умереть? Смотри: я царь, венец
   Сияет на челе и пышен мой дворец.
   Я молод и силен, над миром величаво
           Царю могуществом и славой,
   А между тем в груди не знаю чем убить
   Безумную тоску, и жизнь такая пытка,
   Что тороплюсь скорей мой кубок я разбить
   И оторвать уста от горького напитка.
 
   Женщина.
   Господь велел…
 
   Сильвио.
           Молчи, я докажу, что разум
   С усталых плеч стряхнуть велит
   Все время горя и обид,
   И с глупой шуткой кончить разом…
   Убить себя…
 
   Женщина.
   Мой царь…
 
   Сильвио.
                   Нет, нет, я докажу.
   Что гадко, подло жить, я все тебе скажу.
   Пойми, мне тяжело, не знаю, что со мною,
   Но больше не могу молчать я и терпеть,
           И, перед тем, чтоб умереть.
           Тебе всю душу я открою.
           Пусть я король, пусть ты раба —
   У нас одна печаль, у нас одна судьба!
   И я когда-то жил, метался, жаждал света,
   Искал, надеялся, изнемогал в бою…
           Теперь я вижу — нет ответа.
           Теперь я проклял жизнь мою!
           Из сердца вырвал я сомненье.
           Ведь есть покорности предел.
   Пред тем, как ты пришла, в безумном исступленьи,
           Я здесь убить себя хотел…
   Ты помешала… прочь! Не утешай, довольно!
   Ужель не видишь ты, как тяжко мне, как больно!
           Нет, смерти, смерти!..
 
   Женщина.
   Жаль, тебя мне жаль…
 
   Сильвио.
   Прочь!
 
   Женщина.
           Я сейчас уйду и не скажу ни слова;
                   Сама ведь плакать я готова;
                   Я поняла твою печаль.
   Что горести мои перед твоим страданьем…
   И как я, глупая, могла к тебе прийти
   С докучною мольбой; но ты меня прости…
   О, Господи, душа полна одним желаньем —
   Хоть чем-нибудь помочь тебе, родимый мой;
   Но я беспомощна в любви моей простой.
   Уйду…
 
   Сильвио.
   Нет, подожди…
 
   Женщина.
                   О, Боже, если б смела
   Я подойти к тебе, тихонько приласкать,
   Твое бы сердце я согрела
   Слезами теплыми, как мать.
   Но ты ведь царь… Прости, забылась я…
 
   Сильвио.
                   Не надо.
   Не уходи, постой… От сердца отлегло…
   Скажи мне что-нибудь еще; какой отрадой
   Полны твои слова… душе от них тепло.
   И плакать хочется, и этих слез не стыдно…
   ……………………………………………….
   Но поздно… Для чего ты показала свет?..
   Устал я, не могу… оставь меня…
 
   Женщина.
                           Нет, нет
   Ты будешь жить!
 
   Сильвио.
   Зачем?
 
   Женщина.
                   Не для себя, для мира;
   От Господа, монарх, дана тебе порфира
   И сила кроткая, чтоб бедных защищать…
 
   Сильвио.
   Увы, когда б я мог…
 
   Женщина.
           Ты можешь, ну попробуй,
   Увидишь, как легко, ведь стоит лишь начать…
   Теперь ты утомлен отчаяньем и злобой.
   Но в душу скорбную вернется благодать,
   Едва хоть одному страдальцу ты поможешь…
   Нет, нет; не возражай, я чувствую, ты можешь.
   Ведь это то, чего душа твоя искала
   Так жадно. Вот теперь меня ты пожалел —
           И сразу нам обоим легче стало.
   Ты плачешь, ты спасен… Надеждой заблестел
   Твой взор… Благодарю тебя, Господь!
 
   Сильвио.
                                           Святая.
   Мне надо бы упасть к ногам твоим, рыдая,
   Ведь ты спасла меня… О, что вся власть царей
   Пред детской простотой и кротостью твоей?..
   Я понял, понял все, без слов, в одно мгновенье.
   Как будто молния блеснула предо мной.
   Покров слетел с очей, побеждено сомненье.
   Я снова жить хочу, и прежние мученья
   Уносятся в слезах горячею волной.
                   Так вот где, жизнь, твое начало,
                   Так вот одно, что не обман,
                   Что мне таинственно мерцало
                   Сквозь все миражи и туман.
   Так вот где истина!
 
   Женщина.
                   О, Сильвио; мой милый!
   Вперед! Ты должен жить и победить в борьбе,
   Теперь мой труд свершен, я не нужна тебе;
   Прощай! Спаси тебя Создатель и помилуй.
 
   Уходит.
 
   Сильвио.
   Солнце над морем восходит из туч…
   Бездну зажег его розовый луч…
   Блещет, дрожит и смеется волна…
   Мир встрепенулся, очнувшись от сна,
   Детским лобзанием утра согрет…
   Слава Тебе, показавшему свет!
           Чрез борьбу и хаос дикий,
           Чрез отчаянье и ложь,
           Ты к гармонии великой
           Мир измученный ведешь.
           О, согрей же теплотою,
           Состраданьем без конца
           Утомленные враждою
           Наши бедные сердца.
           Видишь здесь; Тобой спасенный,
           В теплых, радостных слезах;
           Я склоняюсь, умиленный
   И трепещущий во прах.
   С плачем дробясь об уступы скалы,
   Радугой блещут пред смертью валы.
   Богу «осанна!» гремит океан…
   Вьется, как дым из кадильниц, туман…
   Солнцу, великому солнцу привет!
           Это ты меня из ночи
           Дланью любящей исторг,
           Это ты отверз мне очи.
           Дал мученье и восторг…
           Пред Тобой я только плачу.
           В благодарности я нем…
           Всемогущий, что я значу?
           Как я жалок перед Тем,
           Кто хранит нас, кто жалеет
           Каждый трепетный листок,
           Как дитя свое, лелеет
           Непробившийся росток…
           Дай обнять любовью жгучей
           Целый мир — и всей душой
           Дай мне слиться с этой тучей,
           С этой грозною волной.
           В камне, в воздухе, в былинке
           Жизнь я чувствую, любя,
           В каждой блещущей росинке,
           Солнце, вижу я тебя.
           Вот что не призрак, не сон и не ложь…
           Боже, молитву мою Ты поймешь…
           Стерты все грани меж мной и Тобой —
           Лейтесь же. слезы, горячей волной,
           Лейтесь; безумные!.. Слов больше нет…
           Слава Тебе, показавшему Свет!
 
   Комната во дворце.
 
   Сильвио.
           В окно глядит унылый; серый день…
           По стеклам дождь стучит однообразно…
           И воздух спит; и шелохнуться лень
   Туману желтому над улицею грязной.
           На сердце вновь знакомая тоска…
   Прошел мгновенный жар; и грезы отлетели;
   Больной, скучающий, гляжу без дум, без цели,
   Как медленно ползут по небу облака.
   Где вера, где восторг? Коль утро лучезарно,
   Коль ясны небеса, и все кругом светло.—
   Мы сразу позабыть готовы скорбь и зло.
   И на устах слова молитвы благодарной.
   Но тучи набегут — надежда гаснет вновь…
   Увы! зависит мысль, сознание свободы,