Мэрфи Пэт. Город несколько лет спустя

   Рэнделл внезапно расхохотался, скаля белоснежные зубы. Дэнни тоже заулыбался, хотя, признаться, не очень понимал, что так развеселило его нового друга.
   – Я рисовал всего лишь символы, – отсмеявшись, пояснил художник. – Хотя… Кто знает, я не возражал бы, если в Городе появятся волки. Хотя бы несколько.
 
   Дэнни-бой родился еще до Чумы и вырос в Сан-Франциско. Все, что было «До», он помнил очень слабо. Густой туман, из которого внезапно возникали воспоминания о плюшевом зайке – любимой игрушке – или о маминых руках и ее встревоженном лице, когда она помогала ему подняться с асфальта и стирала тонкую струйку крови, сочившейся из разбитой коленки.
   Жизнь началась для него уже «После». Женщина по имени Эсмеральда подобрала его, когда он скитался по вымершим улицам, дала приют и новое имя – Дэнни-бой, как в песенке, которую она часто напевала.
   Эсмеральда жила, как будто балансируя на грани между реальностью и другим, призрачным миром. Иногда она забывала, где находится; грезила, что Дэнни – новый Мессия, ее сын, зачатый непорочно. Потом женщина приходила в себя. В такие дни она рассказывала мальчику долгие истории о Жизни До Чумы.
   В детстве Дэнни любил забираться в бизнес-центры, выстроившиеся вдоль Маркет-стрит. Кабинеты на первых этажах чаще всего оказывались разграбленными мародерами и представляли печальное зрелище: перевернутые столы, разбитые стеклянные перегородки, выпотрошенные папки. Он старался избегать картин разгрома и искал нетронутые офисы, где толстые слои пушистой пыли покрывали мебель, технику и даже яркие глянцевые листья искусственной зелени.
   Здесь мальчик долго бродил по обитым дубовыми панелями переговорным, вдыхая запах заброшенности и забвения. Ученый, живший в библиотеке, обучил его грамоте, и иногда он читал бумаги, разбросанные на столах. Ничего интересного в них, как правило, не было – сообщения о слияниях и финансовые отчеты уже несуществующих корпораций. Но все равно Дэнни-бою казалось, что офисы не умерли, а погрузились в заколдованный тысячелетний сон. Стоит только кому-нибудь прийти, смахнуть пыль с мониторов, разогнать мышей, грызущих мебель, и сразу начнут разрываться от неотложных звонков телефоны, застучат клавиши на клавиатурах и люди с бумажками забегают по коридорам.
   Дыхание перехватывало от предвкушения и страха – а вдруг и правда она вернется сейчас, прошлая жизнь?
   Во время одной из таких прогулок он наткнулся на красный рычаг – «Пожарная тревога». Ничего не подозревая, мальчик потянул рычаг, и здание вокруг него ожило, наполнившись пронзительным воем, который зародился где-то в отдалении и становился с каждой секундой все громче. Под потолком с резким треском замигали флюоресцентные лампы, залив коридор больничным синеватым светом. Из вентиляционных отверстий повалил холодный, затхлый пар, сдувая со столов пыль, копившуюся здесь уже больше десятка лет. Пол под ногами вибрировал, и эта дрожь передавалась Дэнни. Он замерз и очень испугался, но ждал, не сдвигаясь с места.
   Больше ничего не произошло. Мальчик побежал по коридорам, оглядываясь на любой шорох, будь то жужжание ксерокса, шелест кондиционера или еле слышные щелчки, с которыми стрелки электронных часов отмеряли минуты давно минувших дней. Но позади оставались только его собственные следы на пыльном паркете.
   Скитаясь по заброшенному зданию, Дэнни-бой добрел до стойки секретаря, на которой стоял маленький кассетный плеер. Очистив верхнюю панель от пыли, он нерешительно нажал на «воспроизведение» и сквозь мутный пластик увидел, что пленка начала вращаться. Из свисающих со стола наушников послышались тоненькие звуки, и мальчик робко поднес наушник ближе к уху: «…работников не хватает… дефицит наблюдается в следующих регионах…», – забубнила непонятная штуковина, и он, охваченный первобытным страхом, бросился прочь от голоса. Ему почудилось, что прошлое вернулось в это здание, чтобы собрать с жителей Города старые долги. Эсмеральда часто рассказывала мальчику о людях в дорогих серых костюмах, которые каждое утро приходили на Маркет-стрит. Вдруг они и сейчас придут, а он играет с их вещами? Страх перед безликими серыми призраками прошлого гнал ребенка прочь от бизнес-центра. Больше он сюда не возвращался.
   А еще, когда Дэнни-бою было восемь, погибла Эсмеральда. Однажды ночью, наполненной прозрачным лунным светом, она выпала из окна пятого этажа дома, где они жили. Ее приемный сын никогда не узнал, почему это произошло, но в глубине души всегда верил, что она потянулась за луной, которая в ту ночь казалась особенно близкой.

ГЛАВА 3

   Робот переболел любовью в пятнадцать лет. Само собой, это произошло до Чумы. Отец называл его Джонатаном, и Робот был уверен, что является человеком, правда, совсем не похожим на других.
   В то время он посещал частную школу для одаренных студентов и был в глазах взрослых «трудным подростком». Мальчик смог убедиться в этом, взломав школьную базу данных и забравшись в конфиденциальные личные дела. Учителя считали его асоциальным, и психолог, доктор Уард, которого юноша посещал каждую неделю, полностью подтверждал такой диагноз. Джонатан проявлял мало интереса к занятиям, не общался с одноклассниками, не увлекался общественной работой, ненавидел спорт, избегал публичных выступлений.
   Нельзя сказать, чтобы его расстроило то, что о нем писали в личном деле. Джонатан считал своих сокурсников тупоголовыми отморозками, а занятия – бездарной тратой времени. Во время уроков он разрабатывал изощренные механизмы, вычерчивал шарниры для шагающей машины, сверла для бурильного аппарата или лопасти для летательного.
   Его родители занимались научными исследованиями в области роботостроения. Мать бросила отца, когда Роботу было шесть, и навещала их только по праздникам, прилетая из Токио, где она работала в огромной транснациональной корпорации. Во время этих недолгих визитов отец, лысеющий мужчина с безвольным подбородком и яркими голубыми глазами, держал себя безупречно вежливо и расспрашивал ее о последних разработках.
   Мать чувствовала себя с ними неловко, неуютно, и осталась для Робота приятно пахнущей незнакомкой, привозящей ему заводные японские игрушки. Игрушки он тщательно разбирал в своей мастерской, изучал хитрый механизм и снова собирал, каждый раз немного усовершенствовав.
   Влюбился Робот в свою учительницу биологии, стройную темноволосую женщину, чем-то похожую на его мать. Это была любовь с первого взгляда. Когда в начале учебного года мисс Брунер вошла в класс, улыбнулась ему и попросила сесть вперед, Джонатан понял, что наконец хоть один школьный предмет станет ему интересен. Когда учительница рассказывала о митохондриях, опираясь на парту, его сердце бешено билось. Робот по-прежнему не принимал участия в дискуссиях, сидел тихонько, улыбался ей и был уверен, что она улыбается ему в ответ по-особому, не так, как всем.
   В начале учебного года Джонатан приступил к работе над проектом для научной ярмарки. После шестимесячного исследования он решил представить шестиногую шагающую машину, но мисс Брунер внесла сумятицу в его мысли и спутала планы. Юноша долго ломал голову, что может произвести впечатление на учительницу, и наконец остановил свой выбор на искусственной руке. Ему казалось, предмет его обожания непременно оценит общий интерфейс между человеком и машиной. Несколько месяцев ушло на изучение анатомии и протезирования. Он с головой ушел во всемирную паутину, где, пользуясь паролями отца, изучал сайты, посвященные последним исследованиям возможностей интеграции механических приборов и человеческого тела.
   Началась упорная работа. Долгие часы Джонатан проводил теперь в мастерской, подгоняя крошечные детали. Он мог бы использовать пластик или силикон, но остался верен металлу – тяжелый холод и блеск внушали ему спокойную уверенность.
   Раздобыть сенсоры, которые улавливали бы мышечные импульсы и передавали их искусственной руке, ему помогла кредитная карточка отца. Научная ярмарка уже давно закончилась, а Джонатан все трудился, мечтая о восхищенном взгляде мисс Брунер, когда она увидит плод его многомесячной работы.
   Его творение и в самом деле вышло на редкость изящным – неотличимый от оригинала из плоти и крови протез по замыслу создателя крепился к правой руке и повиновался импульсам мышц брюшного пресса. Многие месяцы занятий йогой научили Джонатана контролировать дыхание, пульс, сокращать и расслаблять мускулы, и он добился полного контроля над третьей рукой. Для юноши не составляло труда сгибать протез в запястье, поднимать не только тяжелые предметы, но и крошечные инструменты при помощи большого и указательного пальцев. Двигаясь, суставы руки тихонько щелкали, как заводные японские игрушки. Джонатан был счастлив и не мог сдержать улыбки, предвкушая момент, когда мисс Брунер увидит работу.
   В последний день школьного года он наконец принес руку в школу, тщательно запаковав ее в картонную коробку. Ему совсем не улыбалось демонстрировать свою гордость при всем классе, поэтому он, сгорая от нетерпения, ждал вечера.
   – Ты сегодня такой веселый, – обратилась к Джонатану мисс Брунер, заметив его радостное волнение. – Предвкушаешь каникулы?
   Джонатан поднял голову от парты, от которой он отскребал налепленную жвачку, помогая учительнице с уборкой.
   – Нет… Я хочу вам что-то показать, – быстро проговорил он, боясь растерять решимость. – После занятий, можно?
   Она на мгновение заколебалась, потом пожала плечами.
   – Хорошо, почему бы и нет.
   Весь остаток дня Джонатан не мог найти себе места: ему не давала покоя тень сомнения на ее лице. Он рассчитывал на другую реакцию, но к вечеру убедил все– таки сам себя, что она, конечно же, будет в восхищении от руки. Он покажет ей, что умеет писать, причесываться и делать массу полезных вещей, не прибегая к помощи собственных рук. Ей должно понравиться!!!
   После последнего урока он поспешил к своему ящичку. Однокашники шумно болтали вокруг, обсуждая планы на лето. Против обыкновения, никто не обращал на него внимания, не дразнил и не подзуживал. Взяв руку, юноша поспешил удалиться, бережно прижимая сверток к груди. Школа опустела, он торопливо шагал по коридорам, но перед дверью класса остановился, пытаясь справиться с волнением и предвкушая триумф. Джонатан уже повернул ручку, когда услышал за дверью голоса. Мисс Брунер беседовала с мистером Пирсом, учителем математики. Юноша замер – он не хотел показывать руку никому, кроме нее.
   – Я бы с радостью сходила куда-нибудь, но должен подойти Монро. Он что-то хотел показать мне после уроков.
   Мистер Пирс что-то недовольно пробурчал. После того как учитель математики отнял несколько отличных чертежей для бурильного аппарата и разорвал их на мелкие клочки перед всем классом, Джонатан проникся к нему острой неприязнью. Ответ мисс Брунер на невнятное ворчание он расслышал хорошо.
   – Да, вы правы, очень странный мальчик. Он всегда так непонятно улыбается на моих занятиях. Что из него вырастет? Иногда кажется, серийный убийца. А может, и гений, как его отец.
   Джонатан похолодел, прижимая к груди сверток, а Пирс снова что-то забубнил. На сей раз учительница расхохоталась.
   – Влюбился в меня? Надеюсь, что нет. Слава Богу, учебный год закончился, а в следующем Монро уже не будет в моем классе!
   Послышался скрип отодвигаемых стульев, и последнее, что услышал юноша, были ее слова:
   – Конечно, пойдемте. Не могу же я, в самом деле, торчать здесь весь вечер.
   Джонатан шмыгнул за угол, подождал, пока они уйдут, и выбежал из школы. Отец ждал его в машине. Увидев сверток, он поинтересовался, что в нем. «Так, ерунда», – ответил сын.
   Тем летом в Город пришла Чума. Первые симптомы заболевания появились у отца на работе, и коллеги отвезли его в больницу. Разговаривая с Джонатаном по телефону, безмерно усталый врач попытался успокоить мальчика:
   – Мы делаем все возможное. Пожалуйста, не надо приезжать сюда. Ему ты помочь все равно не сможешь. Лучше держись, не подцепи заразу. Пока голос у тебя здоровый.
   На следующий день, когда он попытался связаться с больницей, номер был постоянно занят. Поставив телефон на автодозвон, он слонялся по пустому дому, через каждые пять минут прислушиваясь к коротким гудкам. По телевизору шли только новости. Бледный корреспондент зачитывал списки больниц, где еще остались свободные койки. Линия была занята и на следующий день.
   Новости вел уже другой корреспондент. Джонатан попробовал дозвониться куда-нибудь еще.
   У доктора Уарда был включен автоответчик.
   – Добрый день, сейчас, к сожалению, я не могу вам ответить. Оставьте ваше сообщение после звукового сигнала.
   – Здравствуйте, это Джонатан Монро. – Мальчик заколебался, не зная, как продолжить. – Папа в больнице, а я… Я не знаю, что делать. Не могли бы вы перезвонить мне?
   Доктор Уард так и не перезвонил.
   Из новостей мальчик узнал, что президент объявил чрезвычайное положение в связи с эпидемией. Вскоре после этого он умер. Страну возглавил вице-президент, но его Чума тоже не пощадила.
   «Полиция предупреждает граждан – не покидайте своих домов и соблюдайте спокойствие», – сообщали ему новости, и он не покидал дома и оставался спокойным. Джонатан смотрел спутниковые каналы, узнавая о забастовках и панике в Нью-Йорке, Вашингтоне, Токио, Париже. На шестой день, набрав номер больницы, он наконец-то услышал долгожданные длинные гудки. Но на другой стороне провода никто так и не снял трубку.
   Месяц мальчик жил в пустом доме, питаясь консервами и замороженными продуктами. Картины уличных боев, увиденные в новостях, поселили в нем страх перед внешним миром. Он боялся людей и не доверял им. В эти сумасшедшие дни Джонатан научился полагаться только на машины. Домашний компьютер будил его каждое утро и каждый вечер сообщал, что пора ложиться спать. Свет во внутреннем дворике сам включался, когда становилось темно, машины стирали его вещи и мыли посуду. Маленький робот, взятый для испытаний из лаборатории в Стэнфорде, тихонько жужжа, перемещался по комнатам, всасывая пушистые хлопья пыли, крошки и прочий мусор. Иногда Джонатан играл с ним, как с котенком, разбрасывая по полу рваные бумажки. Компьютер с играми и обучающими программами стал его самым верным другом.
   Когда запасы продовольствия иссякли, ему пришлось выбраться наружу и совершить набег на соседний дом. Юноша совсем не удивился, когда обнаружил его пустым. Быстро собрав запасы консервов на кухне, он вернулся в свое убежище. Со временем Джонатан обошел все соседские дома. Впервые наткнувшись на разлагающийся труп, он не смог сдержать рвоты, но вскоре подобная тошнотворная картина стала обыденной, и он научился сдерживать отвращение.
   Гниющие тела помогли Джонатану осознать правду. Почему его тело здоровое и крепкое, а все знакомые, ненавистные одноклассники и учителя мертвы? Все люди умерли и разложились, живут лишь машины. Значит, он не человек.
   Поразмыслив, Джонатан пришел к выводу, что родители разработали, начертили и собрали его. Все встало на свои места, нашлись ответы на прежде неразрешимые вопросы. Почему ему так трудно найти общий язык с ровесниками? Он ведь машина, он совсем другой. Почему мать не любит и избегает его? Логично предположить, что его характеристики не соответствуют ее высоким требованиям – она надеялась на большее.
   Юноша решил, что нечестно и бессмысленно продолжать называть себя Джонатаном Монро, и дал себе новое имя – Робот. Теперь он знал свое предназначение – создавать новые машины – и удивлялся, почему так долго не мог этого понять. Жизнь обрела смысл.

ГЛАВА 4

   Когда дочери Мэри Лоренсон было шестнадцать, ее жизнь резко изменилась. Ей казалось, что все началось с поездки в Вудлэнд на рынок.
   В то утро они с матерью встали затемно, когда лишь слабая светлая линия на горизонте предвещала рождение нового дня. Мэри собрала в седельные мешки товары, приготовленные на продажу: миндаль из сада, заячьи шкурки и домашнее абрикосовое бренди. Девушка тоже приготовила сокровища, найденные во время вылазок в соседние дома: два перочинных ножика и острый охотничий нож, связку ключей, карманные часы, все еще показывающие точное время, музыкальную шкатулку, играющую «Джингл Беллз», и кучу всяких побрякушек.
   Ей нравились украшения, она сама носила тонкие золотые и серебряные браслеты на запястьях, дешевенькое колечко с кровавым гранатом на одной руке и обручальное кольцо с искрящимся бриллиантом – на другой. В сером свете утра они двинулись в путь – впереди мать на своей навьюченной кобыле, за ней дочь, без седла, на молоденькой лошадке, которую звали Малышка. Друг, их золотой ретривер, остался охранять дом.
   Дорога в Вудлэнд занимала не меньше двух часов и вилась через луга, которые вновь, после стольких лет, начинали возделывать. Заборы из колючей проволоки, охранявшие когда-то границы неприкосновенной частной собственности, давно проржавели. Сохранились лишь некогда грозные предупредительные знаки, торчащие гнилыми пеньками из высокой, сочной травы. Одичавшие коровы, пасшиеся в лугах, поднимали головы и провожали наездниц долгими взглядами печальных глаз.
   На полпути к рынку мать и дочь наткнулись на большой трехколесный велосипед, прислоненный к развесистому ореховому дереву. Между задними колесами помещалась большая металлическая корзина, забитая какими-то свертками. Об их содержимом сообщала табличка на корзине: «КНИГИ НА ПРОДАЖУ».
   Молодой человек, отдыхающий в тени дерева, окликнул женщин:
   – Привет! Не скажете, далеко еще до Вудлэндского рынка?
   Мэри натянула поводья, сдерживая кобылу.
   – Не очень, около часа верхом.
   – Впереди еще будут холмы?
   – Не припомню, вроде нет.
   Молодой человек, худощавый и сильно загорелый, улыбнулся им и потянулся, заложив руки за голову. Но женщина не ответила на улыбку, она выглядела задумчивой.
   – Какие книги вы везете? – наконец спросила она.
   – О, много разных, – с готовностью отозвался торговец. – История, политика, религия, философия. Несколько легких романов, чтобы не впасть в меланхолию. И конечно, книги по домашнему хозяйству – как построить дистиллятор или ветряную мельницу, кулинарные рецепты, медицина. С миру по нитке, как говорится.
   Девушка наблюдала за хмурым лицом матери. Несколько минут тишину нарушали лишь пение птиц на деревьях и гудение пчел.
   – Вы здесь впервые, – промолвила женщина.
   – Точно, я приехал с юга, из Сиэтла. По дороге заехал уже в несколько поселений, кое-что продал.
   – Ваши политические книги…
   – Так вы интересуетесь политикой? – оживился юноша. – У меня довольно богатый выбор, от Маркса до…
   – Нет, – резко прервала его Мэри. – Я лишь хочу предупредить вас – люди генерала Майлза наверняка сочтут некоторые из ваших книг сомнительными и вредными. В наших краях не стоит слишком увлекаться политикой.
   – Генерал Майлз? Четырехзвездный генерал? Тот самый парень, которого у нас зовут Звездуном?
   Мать печально покачала головой.
   – Послушайте моего совета, здесь называйте его генералом Майлзом, ему не очень-то нравится это прозвище. Политическая ситуация у нас такова… – Она замялась. – В общем, все очень консервативно. Поэтому лучше спрячьте подальше либеральные книги.
   – Но у меня нет ничего сомнительного. Везде, где я до сих пор был, люди принимали меня с распростертыми объятиями, – растерянно пробормотал торговец.
   – О, вы просто не представляете, какие книги военные могут счесть вредными.
   Молодой человек беззаботно ухмыльнулся, прогоняя тревогу.
   – И все же я попробую!
   Мэри открыла было рот, чтобы сказать что-то еще, но, видно, передумала. Пожав плечами, она лишь пожелала незнакомцу удачи и пришпорила лошадь. Девушка же помахала симпатичному торговцу на прощание.
   – Надеюсь, встретимся в Вудлэнде!
   На въезде в город женщин окликнул человек в военной форме цвета хаки, приказывая остановиться. К ним подошли два вооруженных солдата, третий держал в руке листок бумаги.
   – Едете на рынок? – отрывисто бросил офицер с опросником, и мать коротко кивнула. – Вам придется спешиться, мэм, чтобы ответить на наши вопросы. Это распоряжение генерала Майлза. Мы пытаемся отследить товаропоток и выявить причину дефицита.
   – Ясно.
   На застывшем лице Мэри девушка не смогла прочитать никаких эмоций. Женщина соскочила с лошади и дочь нехотя последовала ее примеру. Она ненавидела пропускной пункт и сейчас стояла, прижавшись к теплому боку Малышки, настороженно глядя на военных.
   Как град по крыше, забарабанили отрывистые вопросы:
   – Имя? Адрес постоянного местожительства? Какие товары везете на продажу? Количество каждого товара? Сколько человек в вашей семье?
   – А как тебя зовут? – спросил шепотом у девушки один из солдат, прыщавый и стриженный так коротко, что через волосы просвечивала розовая кожа.
   Он держал Малышку под уздцы и поглаживал по носу. Девушка промолчала. Ее настораживали эти люди, их форма и оружие. Но молодец не отставал:
   – Ты останешься в Вудлэнде? Сегодня вечером будут танцы, хочешь пойти со мной?
   Она покачала головой, изо всех сил стараясь выглядеть такой же отчужденной и холодно-спокойной, как ее мать.
   – Ты любишь танцевать? – Видно, солдата обескуражило ее молчание. – Что-то ты не очень дружелюбна.
   Девушка рассматривала горизонт вдали, не обращая внимания на его липкий взгляд.
   – Оружие? – сыпались монотонные вопросы. Девушка показала свой арбалет, мать – старое ружье.
   Военный что-то пометил в опроснике.
   – Сейчас мы быстро осмотрим содержимое ваших мешков, и можете быть свободны.
   Офицер начал быстро рыться в миндале, обнюхал бренди и, наконец, добрался до ножа. Вытащив его из кожаных ножен, полюбовался блестящим лезвием.
   – Отличная вещица, – пробормотал он, и прыщавый солдат, все еще стоящий рядом с Малышкой, отозвался:
   – Армии не хватает острых ножей, не так ли, сержант?
   – Именно так, рядовой. Холодное оружие для нас на вес золота, но я уверен, милые дамы – настоящие патриотки и… – он поднял голову от лезвия, – наверняка не откажутся пожертвовать свое сокровище для правого дела.
   Девушка уставилась на офицера бешеными глазами, но мать, не повышая голоса, ответила:
   – Безусловно, сержант, учитывая сложившиеся обстоятельства, мы будем рады внести свой посильный вклад в общее дело.
   Военный удовлетворенно кивнул, засунул клинок в ножны и протянул женщине опись.
   – Распишитесь и проезжайте.
   Мать расписалась и вскочила в седло. Девушка вырвала поводья у ухмыляющегося солдата и последовала за ней.
   – Прости, доченька, – произнесла Мэри, когда они отъехали на приличное расстояние от поста.
   – Все в порядке, – зло пробурчала дочь.
   Рынок раскинулся на парковке одного из супермаркетов. Чтобы спрятаться от палящих лучей солнца, каждый торговец натягивал над своим прилавком тент на высоких подпорках, поэтому вся огромная площадь была накрыта разноцветным полотном, натягивавшимся от ветра.
   Мать и дочь привязали лошадей с краю и зашли на рынок. Мэри сразу же остановилась возле торговца керосином, а девушка проскользнула вперед. Она ходила между прилавками, разглядывая людей и товары, прислушиваясь к разговорам. Солнце, просачиваясь через натянутые полотна, разукрашивало торговые ряды цветными квадратами. Было жарко, и над рынком витали запахи – смесь гнилых овощей, жарящегося мяса, лошадиного и людского пота.
   Уши закладывало от разноголосого гомона, в котором переплетались блеяние козлов, кудахтанье кур, крики продавцов: «Соль, качественная и недорогая морская соль!», «Дыни, сочные дыни!» и монотонный речитатив проповедника, читающего Библию. Надо всем этим колыхалось цветное лоскутное полотно, словно громадный воздушный змей, рвущийся из рук в небо. Волнующая атмосфера карнавала, возбуждение и радость наполнили девушку, и ей захотелось тоже взмыть в воздух, паря над долиной. Хотя на земле было не менее интересно, так много новых людей и разных вещей.
   Она загляделась на чернокожую женщину с ребенком – никогда еще девушка не видела такой лоснящейся и темной кожи. Затем ее внимание привлек проповедник – его борода так забавно дергалась, пока он мрачно бубнил что-то себе под нос. В следующем ряду группа людей в темных одеждах пела песни о Боге под аккомпанемент гитары. Она хотела послушать, но один из них окликнул ее и, испуганная, девушка поспешила смешаться с толпой.
   Прилавки ломились от сокровищ. Здесь были блестящие алюминиевые ведра, кастрюли и сковородки, острейшие ножи и сверкающие кольца, колье и браслеты. Народ стекался со всей округи, даже из Фресно и Модесто, чтобы выменять или купить необходимые товары.
   Запах мяса привел ее к палатке, где чумазый малыш старательно поджаривал на вертеле тушку поросенка. Колечко с гранатом девушка отдала его матери, черноглазой испанке, в обмен на сочный буррито.
   Из дальнего угла рынка послышались скрипучие звуки военного марша, грохочущего из старенького репродуктора, и девушка направилась в ту сторону. Проходя мимо прилавка с виски и крепким сидром, она услышала, как пьяный человек разглагольствует перед небольшой толпой:
   – Чертовы предатели, вот кто они! Мы имеем полное право прийти в Сан-Франциско и взять то, что нам надо! Полное право!