Страница:
Захария выступила с трогательной речью, в которой поблагодарила Бэйли за изобретательность и храбрость, а Киску – за преданность. «Червоточина», к которой они направлялись, оставалась безымянной, сказала она, и как капитан экспедиции, которая первой нырнет в нее, она чувствовала за собой право присвоить ей имя.
– Скорпион-596, отныне и во веки веков, будет известна как Побег Бэйли Белдона, – торжественно завершила она, и все «сестры» бурно выразили свое одобрение.
– Спасибо, – пробормотал Бэйли, потупив взор. Наконец, выслушав море поздравлений и благодарностей, он пошел в свою каюту, лег на маленькую койку и, впервые за много дней, выспался в комфортных условиях. Когда «Одиссей» проходил сквозь «червоточину», Бэйли Белдону приснилась паутина золотых линий – сон, который казался до боли знакомым.
Пока Бэйли спал, а «сестры» праздновали свой побег, Чернобородый в своей каюте метал громы и молнии. Он был в отвратительном расположении духа: его вечеринку прервала ватага пьяных женщин, во всю глотку оравших песни трансеров. До сих пор этот навязчивый ритм постоянно вертелся в его голове. Затем он обнаружил, что его пленники исчезли, и начал задавать вопросы, ответы на которые мог дать только Бэйли.
– Но как они могли смыться? – взревел он, и от его мощного голоса завибрировали стены. – Как они сами себя разморозили и угнали свой корабль? Как это могло произойти?
Он повернулся к Рыжей, которая развалясь сидела в кресле. Капитан был величествен в своем гневе – его черные глаза сверкали, борода была похожа на океанские волны. Но Рыжая не раз видела это раньше.
Она спокойно пожала плечами.
– «Одиссей» был включен в списки убывающих кораблей, с твоей подписью. Никто не задавал лишних вопросов.
– Когда они улетели?
– Двенадцать часов, назад. Мы обнаружили это лишь сегодня утром, когда ремонтники пришли на работу в док. Это мое предположение, но скорее всего они направились в Скорпион-596, – сказала Рыжая. – Учитывая время их отлета, мы не успеем их перехватить до входа в «червоточину».
– Не успеем до входа – поймаем потом, – медленно сказал Чернобородый.
– Никто не знает, куда ведет эта «червоточина», – так же задумчиво ответила Рыжая.
– Я подозреваю, что эти сестрички знают, – капитан самодовольно улыбнулся. – Помнишь тот лупиносский боевой крейсер, что я вытащил из облака? Он полностью отремонтирован. Я собирался продать его Каккаб-Биру, но передумал. Собирай команду, и мы посмотрим, кто не прочь пуститься в небольшое приключение.
ГЛАВА 10
Когда Бэйли проснулся, он увидел, что лежит в своей кровати, и с радостью отметил, что впервые за долгое время выспался и отдохнул. Некоторое время он нежился в постели, не желая даже думать о том, где они сейчас находятся и какие приключения ждут впереди. Да, он был несказанно счастлив удрать из Порта Негодяев, но у него возникло такое впечатление – после одержанных побед над трансерами, трупокрадами, науками и пиратами, – что недолгий триумф служил лишь прелюдией к более серьезным проблемам. Успехи вели ко все большим трудностям. Такое положение вещей казалось Бэйли несправедливым, но факты неизбежно доказывали его умозаключение. Он больше не был тем неискушенным и веселым норбитом, каким был раньше. Он узнал о приключениях намного больше, чем желал. И многое было впереди.
Будь это настоящий роман о приключениях, и будь Бэйли настоящим героем, он наверняка вскочил бы с кровати и пружинистой походкой направился бы бросать вызов новым опасностям. Но все мышцы его ныли и с трудом разгибались после переноски скафандров в Порту Негодяев и борьбы с тяжеленными спасательными шлюпками. Так что он просто потянулся и подумал: «Как прекрасно было бы сейчас позавтракать в солярии, а потом немного повозиться в оранжерее».
Наконец, превозмогая себя, он поднялся с кровати и вышел в коридор. Из холла доносилась громкая трескотня «сестер», но он прошел мимо и вскоре был на мостике, где за компьютером сидела Маргаритка. Бэйли взглянул на экран внешнего обзора и обомлел. Там сверкали мириады ярких красных и оранжевых звезд цвета бургундского вина, крови, червонного золота и потускневшей меди.
– Где это мы? – спросил он у Маргаритки.
– Обожди минутку. Я уже заканчиваю, – она ввела в компьютер несколько строк символов и цифр, удовлетворенно изучила результаты, появившиеся на мониторе, затем откинулась на спинку кресла и поприветствовала Бэйли улыбкой. – Мы попали как раз туда, куда планировали. Я проверила и перепроверила наше местоположение, использовав в качестве ориентиров для триангуляции полдюжины самых ярких известных нам пульсаров, и эти данные подтвердили координаты короткопериодических пульсирующих переменных типа цефеид. Мы именно там, где и думали.
– И где же?
– Всего в нескольких сотнях световых лет от центра Галактики. Еще один прыжок – и мы там. – Маргаритка встала с кресла и подошла к экрану внешнего обзора.
– Здесь так много звезд…
– Мы в самом центре шаровидного звездного скопления. Представь себе, в сфере всего лишь в сто световых лет в поперечнике сконцентрировано более сотни тысяч звезд, – сказала Маргаритка мечтательным голосом. – Это очень древнее скопление. Его возраст – более четырнадцати миллиардов лет, и многие звезды эволюционировали и стали оранжевыми и красными гигантами. Правда, потрясающе прекрасный вид?
Бэйли не был в этом уверен. Да, это было прекрасно, но ему так не хватало искреннего белого света Гиад, желтого мерцания Сола, а в красноватом сиянии этих звезд ему виделось нечто зловещее. Они напоминали ему последние тлеющие угольки умирающего костра.
– Сол отсюда не виден. До него примерно 26 000 световых лет, – сказала Маргаритка, и Бэйли поймал себя на мысли, что он даже не собирался спрашивать ее об этом. Сол и Беспокойный Покой казались такими далекими, почти как события тех приключенческих рассказов, которые ему когда-то так нравилось слушать, сидя в удобном кресле гостиной на родном астероиде. – Но я могу показать тебе, как выглядит центр Галактики, – она покрутила регуляторы, и вид на экране изменился.
Звезд стало еще больше, и сияли они намного ярче, а цвета их стали намного разнообразнее.
Среди звезд раскинулись колоссальных размеров облака туманностей, выделяющиеся на фоне космического мрака серебряным и голубым свечением. На экране сияли яркие разноцветные точки, расстояние между которыми было – с ладонь, с палец, а между некоторыми и вовсе не было никакого зазора, словно они слились в один огромный блистательный нимб.
Бэйли, затаив дыхание, смотрел на монитор – пораженный холодной красотой звезд. Они блестели подобно рассыпанным по небу самоцветам, а туманности окутывали и поддерживали их, словно филигранные серебряные нити короны. Но эти драгоценные камни не были рассортированы по размеру и цвету, и в их расположении не просматривался порядок какого-либо строгого узора. Серебряная филигрань была перекручена и порвана, теряясь в богатых россыпях рубинов, сапфиров, изумрудов и алмазов. Подобно сказочным богатствам дракона, укравшего казну у тысячи королей, сокровищам пиратов, получивших выкуп за императора – эти космические драгоценности поражали своим фантастическим великолепием, вселяли ужас своим баснословным богатством и безучастностью.
Засмотревшись на это великолепие, Бэйли вдруг понял, что звездам все безразлично. Все достижения человечества не имели для них абсолютно никакого значения. Любовь и ненависть, жизнь и смерть, честь и бесчестие, знание и невежество – что значили они перед лицом этого строгого и бессердечного великолепия?
– Вот куда мы направляемся, – тихо сказала Маргаритка. – Еще один прыжок, и мы будем там.
До этого Бэйли особо не задумывался о цели их путешествия. Конечно же, он знал, что они летят к ядру Галактики, но ни разу не попытался представить, как будет выглядеть это место. Если подобная мысль и возникла бы у него в голове, то он бы подумал, что это обычное место, как и многие другие; но бриллиантовое ожерелье звезд заставило его задуматься об этом всерьез.
– И что мы там найдем? – сказал он тихо, обращаясь скорее к самому себе.
– Миллионы звезд, вращающихся вокруг черной дыры, масса которой в миллион раз превосходит массу Сола. – Маргаритка подалась вперед, всматриваясь в экран внешнего обзора. – Утверждают, что эта черная дыра является центром всего. Началом и концом. Она остается неподвижной, пребывает в состоянии покоя, а вся Галактика вращается вокруг нее. Это Сердце Галактики. Это самое великое зрелище всех времен.
Бэйли кивнул, искренне с ней согласившись.
Несколько десятков суточных циклов занял перелет к «червоточине», которую Маргаритка в шутку окрестила «Надеждой Захарии». Во время путешествия Маргаритка наносила на карты звезды, фиксируя их расположение для других Фарров, которые последуют за ними. Остальные по очереди несли вахту, в любую минуту готовые отразить нападение, но все было тихо. Путешествие проходило как нельзя более гладко: в этом неисследованном секторе им не встречались ни пираты, ни трупокрады, ни торговцы. Но Бэйли никак не мог успокоиться. Звезды, которые он увидел в центре Галактики, лишили его покоя и сна. Иногда он играл в «загадай хайку» с Розой и Незабудкой, иногда перекидывался в покер с другими «сестрами». Но большую часть времени он проводил перед экраном внешнего обзора, настраивая его так, чтобы он показывал пугающую и чарующую красоту центра Галактики, и думал о том, что ждет их там.
Наконец, они достигли «Надежды Захарии», небольшой «червоточины» на орбите угасающего красного карлика. Захария лично встала у штурвала, а Маргаритка заняла место второго пилота. Бэйли и все остальные «сестры» собрались на мостике, сгорая от нетерпения увидеть первые огни центра Галактики.
Звезды засверкали ярче, затем слились в полосы, вихрем закружившиеся вокруг корабля, опытной рукой Захарии направленного в центр светящейся воронки, в самый центр «червоточины». От такой круговерти у Бэйли закружилась голова, и он закрыл глаза. Секунду спустя он почувствовал, как завибрировала лента Мебиуса у него в кармане, и понял, что они вошли в «червоточину». Звуки разговоров на мостике стихли.
Несмотря на закрытые глаза, Бэйли ясно увидел похожее на паутину переплетение золотых линий на темном фоне, яркие лучи, исходящие из одной точки. Он услышал шепот – звук, казалось, путешествовал по нитям паутины, по мере приближения к нему становясь все громче. Вскоре этот голос зазвучал прямо над ним – низкий раскатистый гул, который, казалось, исходил из источника внутри Бэйли, из его сердца, из его костей. Голос говорил на языке, которого Бэйли не понимал. Но он хотел понять его, страстно желая понять суть этого послания.
Затем они вышли из «червоточины». Лента Мебиуса перестала гудеть, золотая паутина исчезла. Бэйли открыл глаза, чтобы увидеть центр Галактики.
– Вот он, – сказала Маргаритка. Ее голос был одновременно и испуганным, и ликующим. – Сердце всего сущего.
Галактический центр встретил их тьмой и сияньем. Темное сердце Галактики оказалось черной дырой диаметром с земную орбиту. Черная сфера – ничто, пустота, дыра, ведущая в никуда.
Это темное пятно, абсолютный мрак, ослепительное небытие – окружало яркое гало, аккреционный диск. Более светового года в поперечнике, диск не везде был одинаково ярким. Бэйли разглядел на его поверхности водовороты и завихрения, реки струящегося света, впадавшие в черную дыру. Эта мощная гравитация дыры всасывала молекулы межзвездной пыли и газов. Молекулы, втягиваемые в черную дыру, по мере приближения к ее центру двигались все быстрее и быстрее, взаимодействуя друг с другом. От постоянных столкновений молекул, эта газопылевая смесь все сильнее нагревалась и испускала электромагнитное излучение: сначала инфракрасного спектра, затем, ближе к дыре, видимый свет, который наблюдал Бэйли, и наконец, непосредственно у края черной дыры – ультрафиолетовые и рентгеновские лучи.
Черная дыра и ее аккреционный диск занимали почти весь экран внешнего обзора, но внимание Бэйли привлекли два других объекта. По одну сторону от черной дыры, прямо за аккреционным диском, находилось скопление ослепительно ярких голубых сверхгигантов. По другую сторону находился красный сверхгигант с хвостом, как у кометы: это звездный ветер, дующий от голубых сверхгигантов, сносил красную звезду.
Засмотревшись на звездное скопление, Бэйли вспомнил сосредоточение голубых точек на карте Древних. Именно там и была цель их путешествия – серебряный шар, база инопланетян, место, где спрятан Снарк.
Маргаритка нажала на несколько кнопок на приборной панели, и мостик заполнился шумом помех.
– Этот белый шум, – пояснила она, – это голос Сердца Галактики. Хотя до него еще несколько световых лет, он заполонил эфир на всех частотах. Это очень мощный источник радиосигналов.
Бэйли нахмурился, вспомнив о том, что он слышал во время перехода сквозь «червоточину» – грозный голос, всепроницающий рокот, который он чувствовал своими костями. «Это, – подумал он, – был голос галактического Сердца». Но он ничего не сказал, а только слушал потрескивание помех, а Захария тем временем взяла курс на голубые гиганты. Экспедиция была уже почти у цели.
Почти у цели! Но даже при перелетах с околосветовой скоростью, при помощи Хоши Драйва, это «почти» означало, путешествие длиной более месяца. Достаточно долго, чтобы внимательно изучить карту Древних и обсудить, что делать, если их база будет найдена; достаточно долго, чтобы вдоволь насмотреться на темное сердце черной дыры и подумать, куда она может вывести. Достаточно времени для Бэйли, чтобы помечтать, что бы он делал, если бы остался у себя дома, в Беспокойном Покое.
Норбит старался прогнать от себя мысли о доме, который он оставил так далеко позади себя – и во времени, и в пространстве. По его субъективным ощущениям, он покинул Беспокойный Покой менее года назад. Но он знал, что пока он путешествовал со скоростью света, у него дома минуло немало лет.
Иногда ему становилось страшно интересно, а сколько же времени прошло там, на Поясе Астероидов. Однажды, во время ночной вахты, когда они с Маргариткой стояли на мостике, он задал ей этот вопрос.
Она подняла глаза, оторвавшись от работы (она наносила на карты вновь открытые звезды), и внимательно всмотрелась в лицо Бэйли.
– Не думаю, что тебе захочется это знать, – сказала она мягко.
– Захочется, – настаивал Бэйли. – Я думаю, так будет легче – знать правду. Я недавно вспоминал своего племянника… Интересно, сколько ему сейчас?
Маргаритка с печальным видом прикусила губу и нервным жестом отбросила волосы назад.
– Это так нехорошо – думать о таком. Просто забудь об этом.
– Я не могу. Пояс Астероидов – моя родина.
Маргаритка покачала головой. Этот разговор явно расстраивал ее.
– Если ты собираешься путешествовать по космосу, ты должен привыкнуть навсегда расставаться с людьми и родными местами. У тебя должны появиться новые привязанности – не столь скоротечные веши.
– Например? – взорвался Бэйли. Он не мог больше оставаться спокойным. – К чему ты привязана?
– Например, к звездам, – медленно ответила Маргаритка. – Я скучаю по свету Ипсилона Индейца. Например, к местам, Я скучаю по Станции Фарров.
– А как же люди? Ты не скучаешь по ним?
– Когда я расстаюсь с человеком, я знаю, что скорее всего никогда больше его не увижу, – она покачала головой. – И когда я говорю не «до свиданья», а «прощай», то именно это я и имею в виду.
Бэйли отвернулся от нее и стал пялиться на экран внешнего обзора, как будто впервые заметил маячившие вдали голубые сверхгиганты.
– Тот Пояс Астероидов, который остался в твоей памяти, давно уже не существует. Теперь ты другой человек, а Пояс – совершенно другое место. Ты должен смириться с этим.
Бэйли, не сводя глаз с монитора, отрицательно покачал головой. Он не намерен был мириться с чем-либо. Ему просто хотелось знать, сколько лет прошло у него дома. И не надо было читать ему лекций на тему «Что такое хорошо и что такое плохо».
На следующий день он пошел на кухню, где Роза готовила завтрак, и спросил у нее, сколько лет прошло на Поясе Астероидов. Она перестала месить тесто для булочек с корицей и удивленно посмотрела на норбита.
– Ой, лучше тебе у Маргаритки спросить. Она-то уж все точно тебе посчитает.
– Она не захотела говорить мне. Она просто сказала, что я должен привыкнуть навсегда прощаться с людьми.
Роза снова принялась за тесто, колотя по нему – куда сильнее, чем до того, как Бэйли помешал этому важному процессу.
– Нас всех учат этому, – сжалилась она наконец. – У нас даже дети умеют делать это.
– Меня никто этому не учил.
– Я знаю.
На камбузе было тепло. Дрожжевой аромат поднимающегося теста приятно щекотал ноздри. Для кого-то здесь было бы очень уютно, но Бэйли никак не мог успокоиться. Он был весь на нервах, словно сжатая пружина.
– Просто скажи мне, – попросил он. – Как давно я, на самом деле, улетел из дому?
Роза оторвалась от теста и посмотрела на Бэйли темными печальными глазами.
– Ну, все зависит от того, с какой скоростью ты путешествуешь. Захария спешила, и мы все время летели быстро. Мы не можем достичь скорости света, но мы можем приблизиться к ней. При скорости 99.995% от световой, год полетов означает, что на Поясе Астероидов прошло сто лет. Если мы разогнались до 99.999% – то за год полета у тебя на родине прошло 250 лет. Я точно сказать не могу – думаю, лучше и вовсе не знать этого. Но по моим прикидкам, у тебя дома прошло по крайней мере 150 лет. Плюс-минус пару десятилетий. Кроме того, не забывай, что это положение вещей на данный момент. Если ты хочешь посчитать, сколько там пройдет на момент твоего возвращения, ты должен прибавить минимум столько же. Так что, даже если ты прямо сейчас полетишь домой, то когда ты вернешься, там все будет на 300 лет старше.
Она немного помолчала, затем продолжила оптимистическим тоном:
– Но если кто-нибудь из твоих родственников тоже путешествует с околосветовой скоростью, то их временные линии могут совпасть с твоей.
Бэйли удрученно покачал головой.
– Они так быстро не летают.
Затем норбит вышел с камбуза. Он не вышел к завтраку, а пролежал на койке у себя в каюте. Бэйли и подумать даже боялся, насколько все может измениться за 300 лет. Он все лежал и вспоминал своих друзей и родственников, которых он никогда больше не увидит. Это казалось таким несправедливым, таким нереальным.
Наконец Бэйли решил, что теперь поздно переживать об этом. Все то время, пока он путешествовал, он представлял себе Беспокойный Покой именно таким, каким покинул его. Это поднимало ему настроение. Думать о том, как он будет выглядеть через 150 лет, было глупо и больно. Так что норбит решил вспоминать Беспокойный Покой именно таким, каким он был в день его отлета. Когда Бэйли вернется домой (если это вообще произойдет), тогда его будут волновать временные парадоксы.
Когда Бэйли вышел из каюты, он нашел у себя под дверью тарелку коричных булочек. А вечером Роза приготовила его любимое блюдо и заставила его попросить добавки.
По мере приближения к скоплению голубых сверхгигантов, Маргаритка все чаще прослушивала эфир на частотах, которые не полностью глушило мощное радиоизлучение черной дыры.
Однажды она услышала слабый сигнал, исходящий с десятой планеты одного из сверхгигантов на самом краю аккреционного диска. Хотя передача была сильна искажена, среди помех можно расслышать голоса.
Чем ближе «Одиссей» подлетал к планете, тем большее нетерпение проявляла Захария. Она постоянно находилась на мостике, нервно расхаживая взад-вперед, то и дело поглядывая на экран внешнего обзора и вслушиваясь в громкие помехи – в надежде разобрать среди белого шума слова. Иногда к ней присоединялся Бэйли, и он тоже сидел и внимательно смотрел и слушал.
Они уже выходили на орбиту этой планеты и, когда Захария настраивала экран внешнего обзора, Бэйли случайно заметил что-то странное на поверхности меньшей из двух лун планеты.
– Что это было? – спросил он. – Где?
– На поверхности луны мелькнула вспышка. Это какой-то серебристый полированный металл.
Захария максимально увеличила изображение спутника на экране. Предмет, сверкнувший отраженным светом и привлекший внимание Бэйли, оказался круглой металлической плитой, порядка трех метров в поперечнике по подсчетам Захарии. Рядом с этой плитой находились разрушенные сооружения – видимо, руины жилого купола, чьего-то базового лагеря.
– Это, наверное, такие ворота, – предположила Незабудка. – Древние обожали круги и спирали.
Немногим спустя после того, как Бэйли заметил врата на луне, Захарии удалось разобрать среди помех первые слова.
– Послушайте, – сказала она. – Здесь что-то говорится про колонию.
Все затаили дыхание. Сквозь шипение и треск прорывался мужской голос: «Вызывает колония Индиго…» Помехи, «…как слышите…» Помехи.
Так была налажена связь с колонией на планете Индиго, аванпостом человеческой цивилизации в центре Галактики.
Планета Индиго на девяносто процентов была покрыта водой. На ее поверхности выделялись лишь два небольших участка суши, один меньше другого – скорее острова, чем материки. Над океанами проносились тайфуны, клубились черные грозовые тучи. Бэйли смотрел на бушующую стихию и приходил в ужас от одной мысли, что ему придется спуститься на поверхность планеты с таким непостоянным небом. Как можно жить в таких жутких условиях!
Колония была расположена на большем из двух островов – на широкой прибрежной равнине, в устье быстротечной реки, сбегающей с гор. С орбиты Бэйли мог наблюдать причудливые переплетения речных притоков, сливающихся в единый мощный поток. На равнине река разливалась, превращаясь в широкий голубой веер тонких протоков дельты на фоне буйной растительности. Никаких признаков колонии из космоса не было видно.
Связь с колонией постоянно прерывалась из-за громких помех, исходящих от черной дыры. Радист колонии заверил Захарию, что на острове есть посадочная полоса, на которую может приземлиться посадочный челнок «Одиссея», но дальнейшего разговора не получилось. Каждое второе слово тонуло в реве помех.
Решили, что Захария, Джаз, Роза, Лаванда и Незабудка спустятся на планету в челноке, а Маргаритка и Лилия останутся на корабле. Бэйли был бы рад остаться на «Одиссее» и не подвергать себя опасностям и неудобствам спуска на поверхность планеты, но Захария попросила его войти в состав делегации, летевшей в колонию. Как и предсказывала Гитана, Захария стала полагаться на способности норбита.
Они втиснулись в посадочный челнок – небольшой кораблик, сконструированный специально для высадки людей на поверхность планеты и возвращения их на корабль, остающийся на орбите. Никаких излишеств. Все просто: шесть узких сидений в корабле, который может войти в атмосферу, плавно сесть на поверхность, а затем взлететь на орбиту. Человек, с которым они связались по радио, дал им координаты посадочной полосы. Захария быстро нашла ее и мягко посадила челнок.
Пока Захария брала обязательные пробы воздуха, все оставались в челноке, сквозь иллюминаторы разглядывая джунгли, со всех сторон окружавшие посадочную полосу. За иллюминаторами наступал вечер: местное солнце, горячий ослепительно-голубой гигант, склонялось к горизонту. Огромные деревья с необъятными, поросшими мхом и увитыми лианами стволами тянулись верхушками к небу. Листва была темно-пурпурная, цвета фиалок и королевских одеяний. В свете заходящего солнца растительность казалась бархатистой и мягкой.
В самом конце посадочной полосы стоял челнок древней конструкции. Он был выкрашен в цвета Фарров, но краска выцвела и облезла.
– Отлично, атмосфера в норме, – заявила, наконец, Захария.
– Еще бы, – проворчала Лаванда. – Колония Фиалки живет здесь уже несколько столетий. Здешний воздух не может повредить человеку.
Захария открыла внешний люк, и они вышли из челнока. Бэйли посмотрел на небо. Оно было ясное и голубое, без облаков. Он облегченно вздохнул. Ему очень не хотелось волноваться из-за странного явления, именуемого дождем.
Воздух оказался теплым и влажным, пропитанным экзотическими ароматами неземных растений и резким запахом гниения. Высоко, в кронах деревьев, среди листьев, похожих на синие тарелки, порхали бабочки размером с небольших птиц. По земле неспешно ползло насекомое, отдаленно напоминавшее земного жука, только размером со ступню Бэйли.
– А вот и они, – сказала Незабудка. Лаванда, сидевшая скрестив ноги на коврике, который она расстелила на земле, ударила по струнам своего квануна, заиграв бравурный марш. Еще до посадки Незабудка настояла, что церемония встречи их делегации с представителями колонии должна быть не лишена некоторой помпы, и по этому случаю Захария облачилась в парадный серебристо-черный комбинезон, чтобы любому сразу стало понятно, кто среди «сестер» главный. Остальные, одетые в цвета клана Фарров, выстроились вокруг нее полукругом. Незабудка – по правую руку, а Джаз – по левую.
– Скорпион-596, отныне и во веки веков, будет известна как Побег Бэйли Белдона, – торжественно завершила она, и все «сестры» бурно выразили свое одобрение.
– Спасибо, – пробормотал Бэйли, потупив взор. Наконец, выслушав море поздравлений и благодарностей, он пошел в свою каюту, лег на маленькую койку и, впервые за много дней, выспался в комфортных условиях. Когда «Одиссей» проходил сквозь «червоточину», Бэйли Белдону приснилась паутина золотых линий – сон, который казался до боли знакомым.
Пока Бэйли спал, а «сестры» праздновали свой побег, Чернобородый в своей каюте метал громы и молнии. Он был в отвратительном расположении духа: его вечеринку прервала ватага пьяных женщин, во всю глотку оравших песни трансеров. До сих пор этот навязчивый ритм постоянно вертелся в его голове. Затем он обнаружил, что его пленники исчезли, и начал задавать вопросы, ответы на которые мог дать только Бэйли.
– Но как они могли смыться? – взревел он, и от его мощного голоса завибрировали стены. – Как они сами себя разморозили и угнали свой корабль? Как это могло произойти?
Он повернулся к Рыжей, которая развалясь сидела в кресле. Капитан был величествен в своем гневе – его черные глаза сверкали, борода была похожа на океанские волны. Но Рыжая не раз видела это раньше.
Она спокойно пожала плечами.
– «Одиссей» был включен в списки убывающих кораблей, с твоей подписью. Никто не задавал лишних вопросов.
– Когда они улетели?
– Двенадцать часов, назад. Мы обнаружили это лишь сегодня утром, когда ремонтники пришли на работу в док. Это мое предположение, но скорее всего они направились в Скорпион-596, – сказала Рыжая. – Учитывая время их отлета, мы не успеем их перехватить до входа в «червоточину».
– Не успеем до входа – поймаем потом, – медленно сказал Чернобородый.
– Никто не знает, куда ведет эта «червоточина», – так же задумчиво ответила Рыжая.
– Я подозреваю, что эти сестрички знают, – капитан самодовольно улыбнулся. – Помнишь тот лупиносский боевой крейсер, что я вытащил из облака? Он полностью отремонтирован. Я собирался продать его Каккаб-Биру, но передумал. Собирай команду, и мы посмотрим, кто не прочь пуститься в небольшое приключение.
ГЛАВА 10
Снарки, в общем, безвредны. Но есть среди них…
(Тут оратор немного смутился.)
Есть и БУДЖУМЫ… Булочник тихо поник
И без чувств на траву повалился.
Льюис Кэрролл, «Охота на Снарка»
Когда Бэйли проснулся, он увидел, что лежит в своей кровати, и с радостью отметил, что впервые за долгое время выспался и отдохнул. Некоторое время он нежился в постели, не желая даже думать о том, где они сейчас находятся и какие приключения ждут впереди. Да, он был несказанно счастлив удрать из Порта Негодяев, но у него возникло такое впечатление – после одержанных побед над трансерами, трупокрадами, науками и пиратами, – что недолгий триумф служил лишь прелюдией к более серьезным проблемам. Успехи вели ко все большим трудностям. Такое положение вещей казалось Бэйли несправедливым, но факты неизбежно доказывали его умозаключение. Он больше не был тем неискушенным и веселым норбитом, каким был раньше. Он узнал о приключениях намного больше, чем желал. И многое было впереди.
Будь это настоящий роман о приключениях, и будь Бэйли настоящим героем, он наверняка вскочил бы с кровати и пружинистой походкой направился бы бросать вызов новым опасностям. Но все мышцы его ныли и с трудом разгибались после переноски скафандров в Порту Негодяев и борьбы с тяжеленными спасательными шлюпками. Так что он просто потянулся и подумал: «Как прекрасно было бы сейчас позавтракать в солярии, а потом немного повозиться в оранжерее».
Наконец, превозмогая себя, он поднялся с кровати и вышел в коридор. Из холла доносилась громкая трескотня «сестер», но он прошел мимо и вскоре был на мостике, где за компьютером сидела Маргаритка. Бэйли взглянул на экран внешнего обзора и обомлел. Там сверкали мириады ярких красных и оранжевых звезд цвета бургундского вина, крови, червонного золота и потускневшей меди.
– Где это мы? – спросил он у Маргаритки.
– Обожди минутку. Я уже заканчиваю, – она ввела в компьютер несколько строк символов и цифр, удовлетворенно изучила результаты, появившиеся на мониторе, затем откинулась на спинку кресла и поприветствовала Бэйли улыбкой. – Мы попали как раз туда, куда планировали. Я проверила и перепроверила наше местоположение, использовав в качестве ориентиров для триангуляции полдюжины самых ярких известных нам пульсаров, и эти данные подтвердили координаты короткопериодических пульсирующих переменных типа цефеид. Мы именно там, где и думали.
– И где же?
– Всего в нескольких сотнях световых лет от центра Галактики. Еще один прыжок – и мы там. – Маргаритка встала с кресла и подошла к экрану внешнего обзора.
– Здесь так много звезд…
– Мы в самом центре шаровидного звездного скопления. Представь себе, в сфере всего лишь в сто световых лет в поперечнике сконцентрировано более сотни тысяч звезд, – сказала Маргаритка мечтательным голосом. – Это очень древнее скопление. Его возраст – более четырнадцати миллиардов лет, и многие звезды эволюционировали и стали оранжевыми и красными гигантами. Правда, потрясающе прекрасный вид?
Бэйли не был в этом уверен. Да, это было прекрасно, но ему так не хватало искреннего белого света Гиад, желтого мерцания Сола, а в красноватом сиянии этих звезд ему виделось нечто зловещее. Они напоминали ему последние тлеющие угольки умирающего костра.
– Сол отсюда не виден. До него примерно 26 000 световых лет, – сказала Маргаритка, и Бэйли поймал себя на мысли, что он даже не собирался спрашивать ее об этом. Сол и Беспокойный Покой казались такими далекими, почти как события тех приключенческих рассказов, которые ему когда-то так нравилось слушать, сидя в удобном кресле гостиной на родном астероиде. – Но я могу показать тебе, как выглядит центр Галактики, – она покрутила регуляторы, и вид на экране изменился.
Звезд стало еще больше, и сияли они намного ярче, а цвета их стали намного разнообразнее.
Среди звезд раскинулись колоссальных размеров облака туманностей, выделяющиеся на фоне космического мрака серебряным и голубым свечением. На экране сияли яркие разноцветные точки, расстояние между которыми было – с ладонь, с палец, а между некоторыми и вовсе не было никакого зазора, словно они слились в один огромный блистательный нимб.
Бэйли, затаив дыхание, смотрел на монитор – пораженный холодной красотой звезд. Они блестели подобно рассыпанным по небу самоцветам, а туманности окутывали и поддерживали их, словно филигранные серебряные нити короны. Но эти драгоценные камни не были рассортированы по размеру и цвету, и в их расположении не просматривался порядок какого-либо строгого узора. Серебряная филигрань была перекручена и порвана, теряясь в богатых россыпях рубинов, сапфиров, изумрудов и алмазов. Подобно сказочным богатствам дракона, укравшего казну у тысячи королей, сокровищам пиратов, получивших выкуп за императора – эти космические драгоценности поражали своим фантастическим великолепием, вселяли ужас своим баснословным богатством и безучастностью.
Засмотревшись на это великолепие, Бэйли вдруг понял, что звездам все безразлично. Все достижения человечества не имели для них абсолютно никакого значения. Любовь и ненависть, жизнь и смерть, честь и бесчестие, знание и невежество – что значили они перед лицом этого строгого и бессердечного великолепия?
– Вот куда мы направляемся, – тихо сказала Маргаритка. – Еще один прыжок, и мы будем там.
До этого Бэйли особо не задумывался о цели их путешествия. Конечно же, он знал, что они летят к ядру Галактики, но ни разу не попытался представить, как будет выглядеть это место. Если подобная мысль и возникла бы у него в голове, то он бы подумал, что это обычное место, как и многие другие; но бриллиантовое ожерелье звезд заставило его задуматься об этом всерьез.
– И что мы там найдем? – сказал он тихо, обращаясь скорее к самому себе.
– Миллионы звезд, вращающихся вокруг черной дыры, масса которой в миллион раз превосходит массу Сола. – Маргаритка подалась вперед, всматриваясь в экран внешнего обзора. – Утверждают, что эта черная дыра является центром всего. Началом и концом. Она остается неподвижной, пребывает в состоянии покоя, а вся Галактика вращается вокруг нее. Это Сердце Галактики. Это самое великое зрелище всех времен.
Бэйли кивнул, искренне с ней согласившись.
Несколько десятков суточных циклов занял перелет к «червоточине», которую Маргаритка в шутку окрестила «Надеждой Захарии». Во время путешествия Маргаритка наносила на карты звезды, фиксируя их расположение для других Фарров, которые последуют за ними. Остальные по очереди несли вахту, в любую минуту готовые отразить нападение, но все было тихо. Путешествие проходило как нельзя более гладко: в этом неисследованном секторе им не встречались ни пираты, ни трупокрады, ни торговцы. Но Бэйли никак не мог успокоиться. Звезды, которые он увидел в центре Галактики, лишили его покоя и сна. Иногда он играл в «загадай хайку» с Розой и Незабудкой, иногда перекидывался в покер с другими «сестрами». Но большую часть времени он проводил перед экраном внешнего обзора, настраивая его так, чтобы он показывал пугающую и чарующую красоту центра Галактики, и думал о том, что ждет их там.
Наконец, они достигли «Надежды Захарии», небольшой «червоточины» на орбите угасающего красного карлика. Захария лично встала у штурвала, а Маргаритка заняла место второго пилота. Бэйли и все остальные «сестры» собрались на мостике, сгорая от нетерпения увидеть первые огни центра Галактики.
Звезды засверкали ярче, затем слились в полосы, вихрем закружившиеся вокруг корабля, опытной рукой Захарии направленного в центр светящейся воронки, в самый центр «червоточины». От такой круговерти у Бэйли закружилась голова, и он закрыл глаза. Секунду спустя он почувствовал, как завибрировала лента Мебиуса у него в кармане, и понял, что они вошли в «червоточину». Звуки разговоров на мостике стихли.
Несмотря на закрытые глаза, Бэйли ясно увидел похожее на паутину переплетение золотых линий на темном фоне, яркие лучи, исходящие из одной точки. Он услышал шепот – звук, казалось, путешествовал по нитям паутины, по мере приближения к нему становясь все громче. Вскоре этот голос зазвучал прямо над ним – низкий раскатистый гул, который, казалось, исходил из источника внутри Бэйли, из его сердца, из его костей. Голос говорил на языке, которого Бэйли не понимал. Но он хотел понять его, страстно желая понять суть этого послания.
Затем они вышли из «червоточины». Лента Мебиуса перестала гудеть, золотая паутина исчезла. Бэйли открыл глаза, чтобы увидеть центр Галактики.
– Вот он, – сказала Маргаритка. Ее голос был одновременно и испуганным, и ликующим. – Сердце всего сущего.
Галактический центр встретил их тьмой и сияньем. Темное сердце Галактики оказалось черной дырой диаметром с земную орбиту. Черная сфера – ничто, пустота, дыра, ведущая в никуда.
Это темное пятно, абсолютный мрак, ослепительное небытие – окружало яркое гало, аккреционный диск. Более светового года в поперечнике, диск не везде был одинаково ярким. Бэйли разглядел на его поверхности водовороты и завихрения, реки струящегося света, впадавшие в черную дыру. Эта мощная гравитация дыры всасывала молекулы межзвездной пыли и газов. Молекулы, втягиваемые в черную дыру, по мере приближения к ее центру двигались все быстрее и быстрее, взаимодействуя друг с другом. От постоянных столкновений молекул, эта газопылевая смесь все сильнее нагревалась и испускала электромагнитное излучение: сначала инфракрасного спектра, затем, ближе к дыре, видимый свет, который наблюдал Бэйли, и наконец, непосредственно у края черной дыры – ультрафиолетовые и рентгеновские лучи.
Черная дыра и ее аккреционный диск занимали почти весь экран внешнего обзора, но внимание Бэйли привлекли два других объекта. По одну сторону от черной дыры, прямо за аккреционным диском, находилось скопление ослепительно ярких голубых сверхгигантов. По другую сторону находился красный сверхгигант с хвостом, как у кометы: это звездный ветер, дующий от голубых сверхгигантов, сносил красную звезду.
Засмотревшись на звездное скопление, Бэйли вспомнил сосредоточение голубых точек на карте Древних. Именно там и была цель их путешествия – серебряный шар, база инопланетян, место, где спрятан Снарк.
Маргаритка нажала на несколько кнопок на приборной панели, и мостик заполнился шумом помех.
– Этот белый шум, – пояснила она, – это голос Сердца Галактики. Хотя до него еще несколько световых лет, он заполонил эфир на всех частотах. Это очень мощный источник радиосигналов.
Бэйли нахмурился, вспомнив о том, что он слышал во время перехода сквозь «червоточину» – грозный голос, всепроницающий рокот, который он чувствовал своими костями. «Это, – подумал он, – был голос галактического Сердца». Но он ничего не сказал, а только слушал потрескивание помех, а Захария тем временем взяла курс на голубые гиганты. Экспедиция была уже почти у цели.
Почти у цели! Но даже при перелетах с околосветовой скоростью, при помощи Хоши Драйва, это «почти» означало, путешествие длиной более месяца. Достаточно долго, чтобы внимательно изучить карту Древних и обсудить, что делать, если их база будет найдена; достаточно долго, чтобы вдоволь насмотреться на темное сердце черной дыры и подумать, куда она может вывести. Достаточно времени для Бэйли, чтобы помечтать, что бы он делал, если бы остался у себя дома, в Беспокойном Покое.
Норбит старался прогнать от себя мысли о доме, который он оставил так далеко позади себя – и во времени, и в пространстве. По его субъективным ощущениям, он покинул Беспокойный Покой менее года назад. Но он знал, что пока он путешествовал со скоростью света, у него дома минуло немало лет.
Иногда ему становилось страшно интересно, а сколько же времени прошло там, на Поясе Астероидов. Однажды, во время ночной вахты, когда они с Маргариткой стояли на мостике, он задал ей этот вопрос.
Она подняла глаза, оторвавшись от работы (она наносила на карты вновь открытые звезды), и внимательно всмотрелась в лицо Бэйли.
– Не думаю, что тебе захочется это знать, – сказала она мягко.
– Захочется, – настаивал Бэйли. – Я думаю, так будет легче – знать правду. Я недавно вспоминал своего племянника… Интересно, сколько ему сейчас?
Маргаритка с печальным видом прикусила губу и нервным жестом отбросила волосы назад.
– Это так нехорошо – думать о таком. Просто забудь об этом.
– Я не могу. Пояс Астероидов – моя родина.
Маргаритка покачала головой. Этот разговор явно расстраивал ее.
– Если ты собираешься путешествовать по космосу, ты должен привыкнуть навсегда расставаться с людьми и родными местами. У тебя должны появиться новые привязанности – не столь скоротечные веши.
– Например? – взорвался Бэйли. Он не мог больше оставаться спокойным. – К чему ты привязана?
– Например, к звездам, – медленно ответила Маргаритка. – Я скучаю по свету Ипсилона Индейца. Например, к местам, Я скучаю по Станции Фарров.
– А как же люди? Ты не скучаешь по ним?
– Когда я расстаюсь с человеком, я знаю, что скорее всего никогда больше его не увижу, – она покачала головой. – И когда я говорю не «до свиданья», а «прощай», то именно это я и имею в виду.
Бэйли отвернулся от нее и стал пялиться на экран внешнего обзора, как будто впервые заметил маячившие вдали голубые сверхгиганты.
– Тот Пояс Астероидов, который остался в твоей памяти, давно уже не существует. Теперь ты другой человек, а Пояс – совершенно другое место. Ты должен смириться с этим.
Бэйли, не сводя глаз с монитора, отрицательно покачал головой. Он не намерен был мириться с чем-либо. Ему просто хотелось знать, сколько лет прошло у него дома. И не надо было читать ему лекций на тему «Что такое хорошо и что такое плохо».
На следующий день он пошел на кухню, где Роза готовила завтрак, и спросил у нее, сколько лет прошло на Поясе Астероидов. Она перестала месить тесто для булочек с корицей и удивленно посмотрела на норбита.
– Ой, лучше тебе у Маргаритки спросить. Она-то уж все точно тебе посчитает.
– Она не захотела говорить мне. Она просто сказала, что я должен привыкнуть навсегда прощаться с людьми.
Роза снова принялась за тесто, колотя по нему – куда сильнее, чем до того, как Бэйли помешал этому важному процессу.
– Нас всех учат этому, – сжалилась она наконец. – У нас даже дети умеют делать это.
– Меня никто этому не учил.
– Я знаю.
На камбузе было тепло. Дрожжевой аромат поднимающегося теста приятно щекотал ноздри. Для кого-то здесь было бы очень уютно, но Бэйли никак не мог успокоиться. Он был весь на нервах, словно сжатая пружина.
– Просто скажи мне, – попросил он. – Как давно я, на самом деле, улетел из дому?
Роза оторвалась от теста и посмотрела на Бэйли темными печальными глазами.
– Ну, все зависит от того, с какой скоростью ты путешествуешь. Захария спешила, и мы все время летели быстро. Мы не можем достичь скорости света, но мы можем приблизиться к ней. При скорости 99.995% от световой, год полетов означает, что на Поясе Астероидов прошло сто лет. Если мы разогнались до 99.999% – то за год полета у тебя на родине прошло 250 лет. Я точно сказать не могу – думаю, лучше и вовсе не знать этого. Но по моим прикидкам, у тебя дома прошло по крайней мере 150 лет. Плюс-минус пару десятилетий. Кроме того, не забывай, что это положение вещей на данный момент. Если ты хочешь посчитать, сколько там пройдет на момент твоего возвращения, ты должен прибавить минимум столько же. Так что, даже если ты прямо сейчас полетишь домой, то когда ты вернешься, там все будет на 300 лет старше.
Она немного помолчала, затем продолжила оптимистическим тоном:
– Но если кто-нибудь из твоих родственников тоже путешествует с околосветовой скоростью, то их временные линии могут совпасть с твоей.
Бэйли удрученно покачал головой.
– Они так быстро не летают.
Затем норбит вышел с камбуза. Он не вышел к завтраку, а пролежал на койке у себя в каюте. Бэйли и подумать даже боялся, насколько все может измениться за 300 лет. Он все лежал и вспоминал своих друзей и родственников, которых он никогда больше не увидит. Это казалось таким несправедливым, таким нереальным.
Наконец Бэйли решил, что теперь поздно переживать об этом. Все то время, пока он путешествовал, он представлял себе Беспокойный Покой именно таким, каким покинул его. Это поднимало ему настроение. Думать о том, как он будет выглядеть через 150 лет, было глупо и больно. Так что норбит решил вспоминать Беспокойный Покой именно таким, каким он был в день его отлета. Когда Бэйли вернется домой (если это вообще произойдет), тогда его будут волновать временные парадоксы.
Когда Бэйли вышел из каюты, он нашел у себя под дверью тарелку коричных булочек. А вечером Роза приготовила его любимое блюдо и заставила его попросить добавки.
По мере приближения к скоплению голубых сверхгигантов, Маргаритка все чаще прослушивала эфир на частотах, которые не полностью глушило мощное радиоизлучение черной дыры.
Однажды она услышала слабый сигнал, исходящий с десятой планеты одного из сверхгигантов на самом краю аккреционного диска. Хотя передача была сильна искажена, среди помех можно расслышать голоса.
Чем ближе «Одиссей» подлетал к планете, тем большее нетерпение проявляла Захария. Она постоянно находилась на мостике, нервно расхаживая взад-вперед, то и дело поглядывая на экран внешнего обзора и вслушиваясь в громкие помехи – в надежде разобрать среди белого шума слова. Иногда к ней присоединялся Бэйли, и он тоже сидел и внимательно смотрел и слушал.
Они уже выходили на орбиту этой планеты и, когда Захария настраивала экран внешнего обзора, Бэйли случайно заметил что-то странное на поверхности меньшей из двух лун планеты.
– Что это было? – спросил он. – Где?
– На поверхности луны мелькнула вспышка. Это какой-то серебристый полированный металл.
Захария максимально увеличила изображение спутника на экране. Предмет, сверкнувший отраженным светом и привлекший внимание Бэйли, оказался круглой металлической плитой, порядка трех метров в поперечнике по подсчетам Захарии. Рядом с этой плитой находились разрушенные сооружения – видимо, руины жилого купола, чьего-то базового лагеря.
– Это, наверное, такие ворота, – предположила Незабудка. – Древние обожали круги и спирали.
Немногим спустя после того, как Бэйли заметил врата на луне, Захарии удалось разобрать среди помех первые слова.
– Послушайте, – сказала она. – Здесь что-то говорится про колонию.
Все затаили дыхание. Сквозь шипение и треск прорывался мужской голос: «Вызывает колония Индиго…» Помехи, «…как слышите…» Помехи.
Так была налажена связь с колонией на планете Индиго, аванпостом человеческой цивилизации в центре Галактики.
Планета Индиго на девяносто процентов была покрыта водой. На ее поверхности выделялись лишь два небольших участка суши, один меньше другого – скорее острова, чем материки. Над океанами проносились тайфуны, клубились черные грозовые тучи. Бэйли смотрел на бушующую стихию и приходил в ужас от одной мысли, что ему придется спуститься на поверхность планеты с таким непостоянным небом. Как можно жить в таких жутких условиях!
Колония была расположена на большем из двух островов – на широкой прибрежной равнине, в устье быстротечной реки, сбегающей с гор. С орбиты Бэйли мог наблюдать причудливые переплетения речных притоков, сливающихся в единый мощный поток. На равнине река разливалась, превращаясь в широкий голубой веер тонких протоков дельты на фоне буйной растительности. Никаких признаков колонии из космоса не было видно.
Связь с колонией постоянно прерывалась из-за громких помех, исходящих от черной дыры. Радист колонии заверил Захарию, что на острове есть посадочная полоса, на которую может приземлиться посадочный челнок «Одиссея», но дальнейшего разговора не получилось. Каждое второе слово тонуло в реве помех.
Решили, что Захария, Джаз, Роза, Лаванда и Незабудка спустятся на планету в челноке, а Маргаритка и Лилия останутся на корабле. Бэйли был бы рад остаться на «Одиссее» и не подвергать себя опасностям и неудобствам спуска на поверхность планеты, но Захария попросила его войти в состав делегации, летевшей в колонию. Как и предсказывала Гитана, Захария стала полагаться на способности норбита.
Они втиснулись в посадочный челнок – небольшой кораблик, сконструированный специально для высадки людей на поверхность планеты и возвращения их на корабль, остающийся на орбите. Никаких излишеств. Все просто: шесть узких сидений в корабле, который может войти в атмосферу, плавно сесть на поверхность, а затем взлететь на орбиту. Человек, с которым они связались по радио, дал им координаты посадочной полосы. Захария быстро нашла ее и мягко посадила челнок.
Пока Захария брала обязательные пробы воздуха, все оставались в челноке, сквозь иллюминаторы разглядывая джунгли, со всех сторон окружавшие посадочную полосу. За иллюминаторами наступал вечер: местное солнце, горячий ослепительно-голубой гигант, склонялось к горизонту. Огромные деревья с необъятными, поросшими мхом и увитыми лианами стволами тянулись верхушками к небу. Листва была темно-пурпурная, цвета фиалок и королевских одеяний. В свете заходящего солнца растительность казалась бархатистой и мягкой.
В самом конце посадочной полосы стоял челнок древней конструкции. Он был выкрашен в цвета Фарров, но краска выцвела и облезла.
– Отлично, атмосфера в норме, – заявила, наконец, Захария.
– Еще бы, – проворчала Лаванда. – Колония Фиалки живет здесь уже несколько столетий. Здешний воздух не может повредить человеку.
Захария открыла внешний люк, и они вышли из челнока. Бэйли посмотрел на небо. Оно было ясное и голубое, без облаков. Он облегченно вздохнул. Ему очень не хотелось волноваться из-за странного явления, именуемого дождем.
Воздух оказался теплым и влажным, пропитанным экзотическими ароматами неземных растений и резким запахом гниения. Высоко, в кронах деревьев, среди листьев, похожих на синие тарелки, порхали бабочки размером с небольших птиц. По земле неспешно ползло насекомое, отдаленно напоминавшее земного жука, только размером со ступню Бэйли.
– А вот и они, – сказала Незабудка. Лаванда, сидевшая скрестив ноги на коврике, который она расстелила на земле, ударила по струнам своего квануна, заиграв бравурный марш. Еще до посадки Незабудка настояла, что церемония встречи их делегации с представителями колонии должна быть не лишена некоторой помпы, и по этому случаю Захария облачилась в парадный серебристо-черный комбинезон, чтобы любому сразу стало понятно, кто среди «сестер» главный. Остальные, одетые в цвета клана Фарров, выстроились вокруг нее полукругом. Незабудка – по правую руку, а Джаз – по левую.