Страница:
Статья называлась «Непредвзятый взгляд на Бусати». Римо вернул рукопись.
– Вы, мистер Мюллер, довольно интересный парень, – сказал человек. – Мы заглянули в ваше досье и, откровенно говоря, не обнаружили в нем практически ничего. Совсем ничего. Даже отпечатков пальцев. Должны же быть где-нибудь отпечатки пальцев путешественника такого уровня, как вы. Так ведь нет! Не могли бы вы сказать нам, почему?
– Да, конечно, – сказал Римо. Он повернулся к Чиуну: – Что там у нас сегодня на ужин?
– Я еще не решил, – ответил Чиун.
– Ладно, ваше прошлое – ваше дело, – сказал человек с портфелем. – Мы всего лишь хотим предложить вам выгодную работу. Очень выгодную.
– Неплохо бы утку, – сказал Римо, – если, конечно, ты се правильно приготовишь.
– Утка была у нас вчера, – возразил Чиун.
– Послушайте, я здесь для того, чтобы сделать вам предложение, перед которым вы не сможете устоять, – сказал человек с портфелем и улыбнулся, показав при этом широкий ряд очень ровных белых зубов.
– Что?
– Предложение, которое вы не сможете отклонить.
– Я его отклоняю.
– Вы можете отказаться от двух тысяч долларов в неделю?
– Точно, – подтвердил Римо.
– Вы хотите, чтобы вашу статью разнесли во всех журналах страны? Заработаете репутацию чудака и сумасброда, и кто захочет печатать ваши статьи?
– Ну и плевать, – сказал Римо. Он подумал о статье, которую он якобы написал. Если то, что там написано, считается здравым смыслом, что же тогда журналы считают безумием?
– Послушайте, господин Мюллер. Я представляю Фонд Липпинкотта. Вы, несомненно, слышали о нас. Подписанный с нами годовой контракт на сто тысяч долларов даст возможность такому честолюбивому молодому человеку, как вы, основательно утвердиться в жизни. После этого за вами всегда будет стоять семья Липпинкотта.
Римо взглянул на него и на мгновение глубоко задумался.
– А что, собственно, плохого, если у нас два дня подряд будет утка? – спросил он Чиуна.
– Ничего плохого в том, что два дня подряд утки. Просто нет ничего хорошего в том, что утка два дня подряд, – проворчал Чиун.
– Господин Мюллер, я с вами разговариваю.
– Знаю, – сказал Римо. – Так почему бы вам не остановиться?
– Господин Мюллер – если вы действительно тот, за кого себя выдаете, – у нас в Бусати жизненно важные интересы. Единственное, чего мы хотим, – быть представленными руководству этой страны. Мы не можем воспользоваться официальными дипломатическими каналами, потому что все белые и азиаты были высланы из Бусати. Всего лишь быть представленными. Возможно, для этого вам потребуется день, а то и несколько часов. После этого вы – богатый человек. Откажетесь, вы – человек конченный. Ну так что же?
– Хорошо это или плохо, – сказал Римо, – все равно: пусть будет утка.
– Жаль, господин Мюллер, что приходится к этому прибегать. Я сейчас выйду. И вернусь через пять минут, или когда услышу слово «да», которое вы будете вопить во всю силу своих легких, если они у вас к тому времени еще останутся.
Человек с портфелем с мрачным видом поднялся и направился к выходу. Дверь он оставил открытой, и Римо увидел, как, выйдя на лужайку перед домом, он зажег сигарету. Двое со спрятанными пистолетами поднялись и направились к Римо.
– Не встревай, дедуля, мы тебя не тронем, – сказал один из них Чиуну.
Мастер Синанджу расцвел в улыбке:
– О, большое спасибо, пожалели хилого старика.
Римо угрюмо взглянул на него. Не нравилось ему все это, как не нравилось и то, что Чиун наблюдал за ним. Не оберешься потом ехидных замечаний по технике исполнения. Ладно, не будет он мудрить – использует лишь самые простые приемы. Не хочет он слушать разглагольствований Чиуна.
– А с тобой мы только поиграем, – снисходительно сказал тот, кто был ближе к Римо. Он схватил запястье Римо и слегка сжал его. Кажется, какой-то прием из кунгфу или каратэ, Римо не помнил точно – откуда. Чиун – тот большой любитель раскладывать эти глупости по полочкам, но Римо это никогда не интересовало. Все эти приемчики – чистой воды чепуха. Даже от самых сложных, и вроде бы пригодных для дела, толку почти никакого. Этот тип использовал прием, называемый «обвивающей лозой», или что-то в этом роде. Его запястье резко крутанули.
Римо увидел, что Чиун внимательно наблюдает за его локтем. Черт возьми. Ну, ладно. Римо рванул на себя зажатую руку вместе с вцепившимся в нее человеком, и на встречном движении жестко ткнул его большим пальцем правой руки в грудную клетку. Два четко скоординированных движения, как бы слившихся в одно, и Римо уже перешагивал через падающее бездыханное тело, направляясь ко второму типу, стоявшему лицом к Чиуну, который только сейчас осознал, что там вытворяет Римо. Римо постарался сделать так, чтобы бандит оказался между ним и Чиуном – он не хотел, чтобы Чиун видел удар.
Головорез, глядевший на пергаментное лицо старика, вдруг заметил, как тот стремительно припал к полу и заглянул ему за спину. Человек оглянулся, но ничего не увидел. В его глазах все потемнело.
– Ты слишком суетился, когда наносил второй удар, – сказал Чиун. – Первого я не мог видеть из-за падающего тела.
– А ты и второго не мог видеть, папочка.
– Я видел.
– Ты не можешь видеть сквозь тело.
– Я видел удар твоей руки по пятке той ноги, – сказал Чиун, указывая на распростертое на полу тело. – Удар был поспешным.
Один из лежавших дернулся.
– Хорошо, – упрямо сказал Римо, – но удар все же сработал.
– Ребенок, играя на пляже, тоже строит замки из песка, но в них нельзя жить, и они не переносят шторма. Ты должен строить дом для шторма, а не для солнечного дня. Твой удар был для солнечного дня.
– Эти парни и были солнечным днем.
– Мне трудно спорить с тобой, – сказал Чиун, и тут же произнес целую речь на корейском языке, из которой, судя по тем отдельным словам, которые знал Римо, следовало, что даже Мастер Синанджу не может сделать букет из рисовой шелухи или сотворить бриллиант из грязи.
Человек с портфелем вернулся в коттедж и приказал:
– Вы, ребята, полегче с ним. Он нам нужен.
И тут он увидел своих парней.
– Ого, – сказал он.
– Они подскользнулись и брякнулись об пол, – сказал Римо. – Ну, а теперь я сам хочу задать вам парочку вопросов. Надеюсь, вы ответите на них со всей честностью и откровенностью.
Для того, чтобы гарантировать честность и откровенность, Римо вскинул руку на шею этого человека и слегка нажал пальцем на нервное окончание, так, что человек с портфелем понял – отвечать придется только честно и откровенно.
Он работал в Фонде Липпинкотта. Его непосредственным боссом был Лоренс Батлер Липпинкотт. Другой Липпинкотт – Джеймс Форсайт – пропал в джунглях Бусати. Правительство занималось этим, но Лоренс Батлер Липпинкотт считает, что он с этим справится лучше. Римо Мюллер нужен был им потому, что он, очевидно, в дружеских отношениях с генералом Ободе. Липпинкотты хотят воспользоваться им для того, чтобы выйти на Ободе, от которого они ожидают помощи в розыске Джеймса Форсайта Липпинкотта. Лоренс Липпинкотт лично распорядился, чтобы обратились к Римо.
Римо ослабил давление на шею.
– Через минуту-другую ваши друзья придут в себя, – сказал он. – Где я могу найти Лоренса Батлера Лиллипута?
– Липпинкотта, – поправил его человек. И добавил: – Никому не положено искать господина Липпинкотта. Его можно увидеть, только если вам повезет, и он сам назначит свидание.
Римо повторил свой вопрос другими словами, и, видимо, в его голосе было что-то такое, что он сразу же получил ответ. Лоренс Батлер Липпинкотт располагался в штаб-квартире Международного банка в Нью-Йорке, в своих апартаментах на восемьдесят восьмом этаже. Он появляется там каждое утро в 11 часов 30 минут и работает до 16 часов 30 минут. Без перерыва. Он и есть главный Липпинкотт.
Римо снова отпустил его шею.
– Никто не может приказывать мистеру Липпинкотту, – сказал портфеленосец. – Со мной вы, похоже, справились, но придут другие. Никто не в силах устоять против огромных денег. Никто. Даже правительства. И не вы. Никто. Все, что вы можете сделать – это служить ему и надеяться, что вас за это вознаградят.
– Скоро вы сами увидите: от огромных денег останется мокрое место, – сказал Римо.
– Ты что, ничему не научился? – пронзительно закричал Чиун. – Хвастаешься? Хвастовство даже хуже, чем поспешный удар. Похвальба – подарок врагу. Ты ничему не научился.
– Увидим, – сказал Римо. – Если хочешь, пойдем со мной.
– Нет, – сказал Чиун. – Хвастовство – это плохо, но похвальба своими успехами – еще хуже: она подстрекает к новому бахвальству и может дорого обойтись. В этом мире за все приходится платить.
«Платить» было приятным словом, и Римо раздумывал над ним, пока человек с портфелем вез его в Нью-Йорк. Время от времени, то один, то другой телохранитель «просыпался», и Римо снова укладывал их спать. Так продолжалось до самого поворота на Таконик Парквэй, когда эти двое, наконец осознали: никто от них больше не ждет, чтобы они совладали с Римо.
Офис Лоренса Батлера Липпинкотта располагался не в огромной башне, которую, как хорошо известно, финансировали его банки, а в высоком алюминиевом здании недалеко от Уолл-Стрит, в узком переулке, который, все расширяясь, завершился большим открытым въездом, украшенным модернистской скульптурной группой. Как сообщил Римо человек с портфелем, одни потери площади, вызванные установкой этой скульптуры, были оценены в два миллиона долларов. Многие недоумевали, как мог Липпинкотт потратить семьдесят тысяч долларов на приобретение скульптуры, не соображая при этом, что значительно больше денег потребуется на то, чтобы отвести для нее место. Если бы Римо был реалистом, он понял бы, что значит работать на Липпинкотта. Но в этом смысле он совсем не был реалистом.
Римо ухитрился затолкать перед собой во вращающуюся дверь сразу обоих телохранителей и обладателя портфеля, сломав при этом только одну кость – левую руку «портфельщика», которая не смогла уложиться в жесткие рамки общего объема. Тот издал при этом соответствующий обстоятельствам вопль.
До липпинкоттовского этажа они добирались лифтами. Первый поднял их только до шестидесятого этажа, где три охранника и управляющий учинили Римо и сопровождающей его группе настоящий допрос.
Римо был вежлив и откровенен. Охранникам и управляющему он сказал, что хочет повидать мистера Липпинкотта и будет счастлив, если они составят ему компанию. На что трое из них с радостью согласились. Они были рады, что никто из них не стал тем четвертым, который лежал сейчас со сломанными ребрами и разбитым носом на ковровом покрытии шестидесятого этажа. Счастливая толпа весело вывалилась из лифта на восемьдесят восьмом этаже. Бросившиеся к ним навстречу два охранника перелетели через выполненный из черного дерева великолепный письменный стол личной секретарши Липпинкотта, вдавив ее при этом в висевший за ней оригинал Пикассо. Офис был похож на картинную галерею, если не считать того, что на свете не так уж много галерей, которые могут позволить себе иметь такую коллекцию Пикассо, Матиссов, Ренуаров и Шагалов. Римо смахнул со стены какую-то голубую картину с многочисленными точками на ней и повел свою группу на встречу с самим мистером Липпинкоттом. Один из охранников было запротестовал, и Римо оставил его в приемной с головой в книжном шкафу.
У офиса Лоренса Батлера Липпинкотта не было двери. Как понял Римо, она была и не нужна. По сути дела она находилась на шестидесятом этаже.
Липпинкотт оторвал взгляд от машинописной страницы, которую он читал. Это был пожилой, уже седеющий мужчина с гладкой кожей, на лице – выражение спокойной уверенности богатого человека.
– Ну? – сказал он, спокойно взирая на всю эту суматоху.
– Меня зовут Римо, и я говорю «нет».
– Мистер Липпинкотт, – начал было «портфельщик», придерживая сломанную руку, но дальше этого он не продвинулся, так как тут же перелетел через голову своего босса. И на этот раз Липпинкотт остался невозмутим.
– Право, господин Мюллер, для чего это? Человек и так уже травмирован, – только и сказал он.
Римо запустил в Липпинкотта управляющим с шестидесятого этажа.
– Если у вас что-то на уме, то скажите, что именно. Зачем делать больно невинным людям?
Римо посадил одного из охранников на стол Липпинкотта, прямо на фотографию его семьи, что выглядело на удивление обыденно. Вышиб из охранника дух. Липпинкотт спокойно вытащил из-под него свой отпечатанный листок бумаги.
Римо посадил на стол второго охранника, который вдруг попытался бежать, причем посадил прямо на первого. Тот внезапно потерял сознание.
– Вы пытаетесь мне что-то сказать, – предположил Липпинкотт.
– Да, – ответил Римо.
– Вы пытаетесь мне сказать, что ни мои деньги, ни мои служащие не смогут защитить меня от вас.
– Да, – сказал Римо.
– Что ж, резонно, – согласился Липпинкотт. – Не хотите ли чего-нибудь выпить?
– Спасибо, нет, – сказал Римо.
– Сигару?
– Спасибо, нет, – сказал Римо.
– Венесуэльскую, по пятнадцать долларов за штуку?
– Спасибо, нет, – сказал Римо.
– Так что же вы от меня хотите?
– Оставьте меня в покое.
– Вы уверены, что мы не сможем как-нибудь договориться?
– Уверен.
– А вот это уже невероятно, – сказал Липпинкотт. – Все чего-то хотят. Чего хотите вы?
– Не ваше дело.
– Резонно, хотя я этого и не понимаю. Если вам все-таки когда-нибудь что-нибудь от меня понадобится, дайте мне знать, поскольку мне нужна ваша помощь, и я думаю, что, в конце концов, мне все же удастся ею заручиться.
Римо услышал снаружи пронзительный крик. Липпинкотт включил переговорное устройство.
– Все в порядке, мисс Уоткинс. Нет причин для беспокойства.
– Но, мистер Липпинкотт, в вашем кабинете сумасшедший!
– Говорю вам: все в порядке. Первый ясно выражающийся человек, которого я встретил после смерти дедушки.
– Я вызову полицию.
– Глупости. Вызовите доктора. Здесь раненые. Полиция нам не нужна. – Он выключил переговорное устройство.
– Приятно было с вами познакомиться, господин Мюллер.
– Мне тоже, – сказал Римо.
– Если бы только эти шуты гороховые знали, как разговаривать с людьми. Вот чем плохо, когда у тебя столько денег. Каждый считает, что именно он знает, чего ты хочешь, и никому в голову не придет поинтересоваться, чего же ты действительно хочешь. Они делают от вашего имени всякие ужасные вещи. Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, – заверил его Римо.
– Надеюсь, вы не собирались уничтожить это полотно Сера[1], не так ли?
– Собирался, – признался Римо, возвращая на место картину с точками.
– Я полагаю, чтобы показать, что деньги для вас ничего не значат?
– Верно, – подтвердил Римо.
– Я ее выкуплю.
– Нет необходимости, – сказал Римо. – Она ведь не моя.
Покидая офис Липпинкотта, он подумал: «Если бы люди ясно излагали свои мысли, то добрая половина проблем в этом мире решалась бы простым обсуждением их здравомыслящими людьми».
– Вы, мистер Мюллер, довольно интересный парень, – сказал человек. – Мы заглянули в ваше досье и, откровенно говоря, не обнаружили в нем практически ничего. Совсем ничего. Даже отпечатков пальцев. Должны же быть где-нибудь отпечатки пальцев путешественника такого уровня, как вы. Так ведь нет! Не могли бы вы сказать нам, почему?
– Да, конечно, – сказал Римо. Он повернулся к Чиуну: – Что там у нас сегодня на ужин?
– Я еще не решил, – ответил Чиун.
– Ладно, ваше прошлое – ваше дело, – сказал человек с портфелем. – Мы всего лишь хотим предложить вам выгодную работу. Очень выгодную.
– Неплохо бы утку, – сказал Римо, – если, конечно, ты се правильно приготовишь.
– Утка была у нас вчера, – возразил Чиун.
– Послушайте, я здесь для того, чтобы сделать вам предложение, перед которым вы не сможете устоять, – сказал человек с портфелем и улыбнулся, показав при этом широкий ряд очень ровных белых зубов.
– Что?
– Предложение, которое вы не сможете отклонить.
– Я его отклоняю.
– Вы можете отказаться от двух тысяч долларов в неделю?
– Точно, – подтвердил Римо.
– Вы хотите, чтобы вашу статью разнесли во всех журналах страны? Заработаете репутацию чудака и сумасброда, и кто захочет печатать ваши статьи?
– Ну и плевать, – сказал Римо. Он подумал о статье, которую он якобы написал. Если то, что там написано, считается здравым смыслом, что же тогда журналы считают безумием?
– Послушайте, господин Мюллер. Я представляю Фонд Липпинкотта. Вы, несомненно, слышали о нас. Подписанный с нами годовой контракт на сто тысяч долларов даст возможность такому честолюбивому молодому человеку, как вы, основательно утвердиться в жизни. После этого за вами всегда будет стоять семья Липпинкотта.
Римо взглянул на него и на мгновение глубоко задумался.
– А что, собственно, плохого, если у нас два дня подряд будет утка? – спросил он Чиуна.
– Ничего плохого в том, что два дня подряд утки. Просто нет ничего хорошего в том, что утка два дня подряд, – проворчал Чиун.
– Господин Мюллер, я с вами разговариваю.
– Знаю, – сказал Римо. – Так почему бы вам не остановиться?
– Господин Мюллер – если вы действительно тот, за кого себя выдаете, – у нас в Бусати жизненно важные интересы. Единственное, чего мы хотим, – быть представленными руководству этой страны. Мы не можем воспользоваться официальными дипломатическими каналами, потому что все белые и азиаты были высланы из Бусати. Всего лишь быть представленными. Возможно, для этого вам потребуется день, а то и несколько часов. После этого вы – богатый человек. Откажетесь, вы – человек конченный. Ну так что же?
– Хорошо это или плохо, – сказал Римо, – все равно: пусть будет утка.
– Жаль, господин Мюллер, что приходится к этому прибегать. Я сейчас выйду. И вернусь через пять минут, или когда услышу слово «да», которое вы будете вопить во всю силу своих легких, если они у вас к тому времени еще останутся.
Человек с портфелем с мрачным видом поднялся и направился к выходу. Дверь он оставил открытой, и Римо увидел, как, выйдя на лужайку перед домом, он зажег сигарету. Двое со спрятанными пистолетами поднялись и направились к Римо.
– Не встревай, дедуля, мы тебя не тронем, – сказал один из них Чиуну.
Мастер Синанджу расцвел в улыбке:
– О, большое спасибо, пожалели хилого старика.
Римо угрюмо взглянул на него. Не нравилось ему все это, как не нравилось и то, что Чиун наблюдал за ним. Не оберешься потом ехидных замечаний по технике исполнения. Ладно, не будет он мудрить – использует лишь самые простые приемы. Не хочет он слушать разглагольствований Чиуна.
– А с тобой мы только поиграем, – снисходительно сказал тот, кто был ближе к Римо. Он схватил запястье Римо и слегка сжал его. Кажется, какой-то прием из кунгфу или каратэ, Римо не помнил точно – откуда. Чиун – тот большой любитель раскладывать эти глупости по полочкам, но Римо это никогда не интересовало. Все эти приемчики – чистой воды чепуха. Даже от самых сложных, и вроде бы пригодных для дела, толку почти никакого. Этот тип использовал прием, называемый «обвивающей лозой», или что-то в этом роде. Его запястье резко крутанули.
Римо увидел, что Чиун внимательно наблюдает за его локтем. Черт возьми. Ну, ладно. Римо рванул на себя зажатую руку вместе с вцепившимся в нее человеком, и на встречном движении жестко ткнул его большим пальцем правой руки в грудную клетку. Два четко скоординированных движения, как бы слившихся в одно, и Римо уже перешагивал через падающее бездыханное тело, направляясь ко второму типу, стоявшему лицом к Чиуну, который только сейчас осознал, что там вытворяет Римо. Римо постарался сделать так, чтобы бандит оказался между ним и Чиуном – он не хотел, чтобы Чиун видел удар.
Головорез, глядевший на пергаментное лицо старика, вдруг заметил, как тот стремительно припал к полу и заглянул ему за спину. Человек оглянулся, но ничего не увидел. В его глазах все потемнело.
– Ты слишком суетился, когда наносил второй удар, – сказал Чиун. – Первого я не мог видеть из-за падающего тела.
– А ты и второго не мог видеть, папочка.
– Я видел.
– Ты не можешь видеть сквозь тело.
– Я видел удар твоей руки по пятке той ноги, – сказал Чиун, указывая на распростертое на полу тело. – Удар был поспешным.
Один из лежавших дернулся.
– Хорошо, – упрямо сказал Римо, – но удар все же сработал.
– Ребенок, играя на пляже, тоже строит замки из песка, но в них нельзя жить, и они не переносят шторма. Ты должен строить дом для шторма, а не для солнечного дня. Твой удар был для солнечного дня.
– Эти парни и были солнечным днем.
– Мне трудно спорить с тобой, – сказал Чиун, и тут же произнес целую речь на корейском языке, из которой, судя по тем отдельным словам, которые знал Римо, следовало, что даже Мастер Синанджу не может сделать букет из рисовой шелухи или сотворить бриллиант из грязи.
Человек с портфелем вернулся в коттедж и приказал:
– Вы, ребята, полегче с ним. Он нам нужен.
И тут он увидел своих парней.
– Ого, – сказал он.
– Они подскользнулись и брякнулись об пол, – сказал Римо. – Ну, а теперь я сам хочу задать вам парочку вопросов. Надеюсь, вы ответите на них со всей честностью и откровенностью.
Для того, чтобы гарантировать честность и откровенность, Римо вскинул руку на шею этого человека и слегка нажал пальцем на нервное окончание, так, что человек с портфелем понял – отвечать придется только честно и откровенно.
Он работал в Фонде Липпинкотта. Его непосредственным боссом был Лоренс Батлер Липпинкотт. Другой Липпинкотт – Джеймс Форсайт – пропал в джунглях Бусати. Правительство занималось этим, но Лоренс Батлер Липпинкотт считает, что он с этим справится лучше. Римо Мюллер нужен был им потому, что он, очевидно, в дружеских отношениях с генералом Ободе. Липпинкотты хотят воспользоваться им для того, чтобы выйти на Ободе, от которого они ожидают помощи в розыске Джеймса Форсайта Липпинкотта. Лоренс Липпинкотт лично распорядился, чтобы обратились к Римо.
Римо ослабил давление на шею.
– Через минуту-другую ваши друзья придут в себя, – сказал он. – Где я могу найти Лоренса Батлера Лиллипута?
– Липпинкотта, – поправил его человек. И добавил: – Никому не положено искать господина Липпинкотта. Его можно увидеть, только если вам повезет, и он сам назначит свидание.
Римо повторил свой вопрос другими словами, и, видимо, в его голосе было что-то такое, что он сразу же получил ответ. Лоренс Батлер Липпинкотт располагался в штаб-квартире Международного банка в Нью-Йорке, в своих апартаментах на восемьдесят восьмом этаже. Он появляется там каждое утро в 11 часов 30 минут и работает до 16 часов 30 минут. Без перерыва. Он и есть главный Липпинкотт.
Римо снова отпустил его шею.
– Никто не может приказывать мистеру Липпинкотту, – сказал портфеленосец. – Со мной вы, похоже, справились, но придут другие. Никто не в силах устоять против огромных денег. Никто. Даже правительства. И не вы. Никто. Все, что вы можете сделать – это служить ему и надеяться, что вас за это вознаградят.
– Скоро вы сами увидите: от огромных денег останется мокрое место, – сказал Римо.
– Ты что, ничему не научился? – пронзительно закричал Чиун. – Хвастаешься? Хвастовство даже хуже, чем поспешный удар. Похвальба – подарок врагу. Ты ничему не научился.
– Увидим, – сказал Римо. – Если хочешь, пойдем со мной.
– Нет, – сказал Чиун. – Хвастовство – это плохо, но похвальба своими успехами – еще хуже: она подстрекает к новому бахвальству и может дорого обойтись. В этом мире за все приходится платить.
«Платить» было приятным словом, и Римо раздумывал над ним, пока человек с портфелем вез его в Нью-Йорк. Время от времени, то один, то другой телохранитель «просыпался», и Римо снова укладывал их спать. Так продолжалось до самого поворота на Таконик Парквэй, когда эти двое, наконец осознали: никто от них больше не ждет, чтобы они совладали с Римо.
Офис Лоренса Батлера Липпинкотта располагался не в огромной башне, которую, как хорошо известно, финансировали его банки, а в высоком алюминиевом здании недалеко от Уолл-Стрит, в узком переулке, который, все расширяясь, завершился большим открытым въездом, украшенным модернистской скульптурной группой. Как сообщил Римо человек с портфелем, одни потери площади, вызванные установкой этой скульптуры, были оценены в два миллиона долларов. Многие недоумевали, как мог Липпинкотт потратить семьдесят тысяч долларов на приобретение скульптуры, не соображая при этом, что значительно больше денег потребуется на то, чтобы отвести для нее место. Если бы Римо был реалистом, он понял бы, что значит работать на Липпинкотта. Но в этом смысле он совсем не был реалистом.
Римо ухитрился затолкать перед собой во вращающуюся дверь сразу обоих телохранителей и обладателя портфеля, сломав при этом только одну кость – левую руку «портфельщика», которая не смогла уложиться в жесткие рамки общего объема. Тот издал при этом соответствующий обстоятельствам вопль.
До липпинкоттовского этажа они добирались лифтами. Первый поднял их только до шестидесятого этажа, где три охранника и управляющий учинили Римо и сопровождающей его группе настоящий допрос.
Римо был вежлив и откровенен. Охранникам и управляющему он сказал, что хочет повидать мистера Липпинкотта и будет счастлив, если они составят ему компанию. На что трое из них с радостью согласились. Они были рады, что никто из них не стал тем четвертым, который лежал сейчас со сломанными ребрами и разбитым носом на ковровом покрытии шестидесятого этажа. Счастливая толпа весело вывалилась из лифта на восемьдесят восьмом этаже. Бросившиеся к ним навстречу два охранника перелетели через выполненный из черного дерева великолепный письменный стол личной секретарши Липпинкотта, вдавив ее при этом в висевший за ней оригинал Пикассо. Офис был похож на картинную галерею, если не считать того, что на свете не так уж много галерей, которые могут позволить себе иметь такую коллекцию Пикассо, Матиссов, Ренуаров и Шагалов. Римо смахнул со стены какую-то голубую картину с многочисленными точками на ней и повел свою группу на встречу с самим мистером Липпинкоттом. Один из охранников было запротестовал, и Римо оставил его в приемной с головой в книжном шкафу.
У офиса Лоренса Батлера Липпинкотта не было двери. Как понял Римо, она была и не нужна. По сути дела она находилась на шестидесятом этаже.
Липпинкотт оторвал взгляд от машинописной страницы, которую он читал. Это был пожилой, уже седеющий мужчина с гладкой кожей, на лице – выражение спокойной уверенности богатого человека.
– Ну? – сказал он, спокойно взирая на всю эту суматоху.
– Меня зовут Римо, и я говорю «нет».
– Мистер Липпинкотт, – начал было «портфельщик», придерживая сломанную руку, но дальше этого он не продвинулся, так как тут же перелетел через голову своего босса. И на этот раз Липпинкотт остался невозмутим.
– Право, господин Мюллер, для чего это? Человек и так уже травмирован, – только и сказал он.
Римо запустил в Липпинкотта управляющим с шестидесятого этажа.
– Если у вас что-то на уме, то скажите, что именно. Зачем делать больно невинным людям?
Римо посадил одного из охранников на стол Липпинкотта, прямо на фотографию его семьи, что выглядело на удивление обыденно. Вышиб из охранника дух. Липпинкотт спокойно вытащил из-под него свой отпечатанный листок бумаги.
Римо посадил на стол второго охранника, который вдруг попытался бежать, причем посадил прямо на первого. Тот внезапно потерял сознание.
– Вы пытаетесь мне что-то сказать, – предположил Липпинкотт.
– Да, – ответил Римо.
– Вы пытаетесь мне сказать, что ни мои деньги, ни мои служащие не смогут защитить меня от вас.
– Да, – сказал Римо.
– Что ж, резонно, – согласился Липпинкотт. – Не хотите ли чего-нибудь выпить?
– Спасибо, нет, – сказал Римо.
– Сигару?
– Спасибо, нет, – сказал Римо.
– Венесуэльскую, по пятнадцать долларов за штуку?
– Спасибо, нет, – сказал Римо.
– Так что же вы от меня хотите?
– Оставьте меня в покое.
– Вы уверены, что мы не сможем как-нибудь договориться?
– Уверен.
– А вот это уже невероятно, – сказал Липпинкотт. – Все чего-то хотят. Чего хотите вы?
– Не ваше дело.
– Резонно, хотя я этого и не понимаю. Если вам все-таки когда-нибудь что-нибудь от меня понадобится, дайте мне знать, поскольку мне нужна ваша помощь, и я думаю, что, в конце концов, мне все же удастся ею заручиться.
Римо услышал снаружи пронзительный крик. Липпинкотт включил переговорное устройство.
– Все в порядке, мисс Уоткинс. Нет причин для беспокойства.
– Но, мистер Липпинкотт, в вашем кабинете сумасшедший!
– Говорю вам: все в порядке. Первый ясно выражающийся человек, которого я встретил после смерти дедушки.
– Я вызову полицию.
– Глупости. Вызовите доктора. Здесь раненые. Полиция нам не нужна. – Он выключил переговорное устройство.
– Приятно было с вами познакомиться, господин Мюллер.
– Мне тоже, – сказал Римо.
– Если бы только эти шуты гороховые знали, как разговаривать с людьми. Вот чем плохо, когда у тебя столько денег. Каждый считает, что именно он знает, чего ты хочешь, и никому в голову не придет поинтересоваться, чего же ты действительно хочешь. Они делают от вашего имени всякие ужасные вещи. Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, – заверил его Римо.
– Надеюсь, вы не собирались уничтожить это полотно Сера[1], не так ли?
– Собирался, – признался Римо, возвращая на место картину с точками.
– Я полагаю, чтобы показать, что деньги для вас ничего не значат?
– Верно, – подтвердил Римо.
– Я ее выкуплю.
– Нет необходимости, – сказал Римо. – Она ведь не моя.
Покидая офис Липпинкотта, он подумал: «Если бы люди ясно излагали свои мысли, то добрая половина проблем в этом мире решалась бы простым обсуждением их здравомыслящими людьми».
Глава четвертая
Когда Римо вернулся в Беркшир, его ждало распоряжение сверху. Чиун, который никак не мог совладать с телефонным кодом, понял только слова «тетя Милдред».
– Тетя Милдред? И что дальше? – спросил Римо.
– Тетя Милдред. Я в твои игрушки не играю. Если доктор Смит хочет с тобой встретиться, почему бы ему просто не сказать: «Я хочу с тобой встретиться»? Вместо этого – «тетя Милдред очень сожалеет, что не может прийти», или «у тети Милдред готов обед», или «тетя Милдред собирается переставить мебель в голубой комнате».
– Так ты помнишь, какую именно фразу тебе сказали?
– Не помню, – высокомерно сказал Чиун, как будто, задавая этот вопрос, Римо позволил себе перейти границы дозволенного.
– Да я потому спрашиваю, что одна из этих фраз означает, что нам нужно срочно сматываться отсюда, а другая – что все идет тип-топ.
– Бежать, спасая свою жизнь, – верное средство лишиться ее.
– Не в том дело, Чиун. Просто все они означают совершенно разные вещи.
– Для меня они ничего не означают.
– Да, но для меня они значат многое.
– Ну и сидел бы тогда у телефона, вместо того, чтобы бродить где-то из-за своей глупой похвальбы, – заявил Чиун весьма довольный тем, как он закруглил дискуссию.
Римо до утра прождал повторного звонка, но его не последовало, и он уже собирался соснуть, когда услышал подкатившую к дому машину. По тому, как медленно, осторожно и аккуратно она парковалась, как мягко, без рывка, открывалась ее дверь, чтобы не изнашивались зря дверные петли, Римо понял, что это самый главный – директор КЮРЕ, доктор Харолд В. Смит. Видимо, все-таки в том телефонном разговоре говорилось, что у тети Милдред готов обед. Что означало – оставайся там, где ты есть: будет личный контакт.
– Я вижу, Чиун правильно все понял, – сказал Смит, не утруждая себя тем, чтобы поблагодарить Римо за то, что он открыл перед ним дверь, или хотя бы ответить на его приветствие. – И что вы все жалуетесь, будто он не может передавать кодированные послания? У него все прекрасно получилось. Вы – здесь.
На Смите был темный костюм, белая рубашка и галстук в полоску. С живостью курьера он взбежал по ступенькам на открытую веранду. Солнце уже раскидало огненно-рыжие полоски своих лучей по утреннему серому небу над озером Патусик.
– Не думаю, что в этом доме найдется какой-нибудь кофе, – высказал предположение Смит.
– Верно. Кофе мы не держим. Хотите немного холодной утки?
– Пить так рано?
– Это не алкоголь. Остатки вчерашнего ужина.
– Звучит ужасно, – сказал Смит.
– На вкус еще хуже.
Римо смотрел на Смита и на небольшой пакет в левом кармане его костюма, похожий на туго набитый конверт. «Сколько человек, – подумал он, – сыграли свои маленькие незаметные роли, чтобы собрать то, что было в этом конверте»… Секретарь, подзаработавший на том, что написал и отнес в редакцию журнала статью, в которой утверждалось, что Римо Мюллер писатель, хорошо знающий Африку… Банкир, незаметно открывший месяц назад банковский счет и предоставивший кредит человеку по имени Римо Мюллер, которого он в глаза не видел, но которого очень рекомендовали его друзья. В этом конверте была вся КЮРЕ – сотни людей, каждый из которых, кропотливо делал свое маленькое дело, не зная при этом общей картины.
– Вижу, вы заинтересовались конвертом. В нем – ваши билеты до Бусати и паспорта вместе со статьей за вашей подписью. Вам следуете ней ознакомиться. Ее написали вы.
– Я ее уже читал, – заметил Римо.
– Она еще не опубликована!
– Один чудак, работающий на Липпинкотта, показал ее мне. Они хотели нанять меня.
– Прекрасно. Лучше всяких ожиданий. Превосходно. Мы собирались направить вас в Бусати как журналиста, чтобы в случае чего все свалить на журнал. Но работать на Липпинкотта – это гораздо надежнее. Впервые, Римо, я вижу, что наша операция развивается даже лучше, чем запланировано. С вами такого обычно не случается.
– Я не собираюсь работать на Липпинкотта, – сказал Римо. – И вроде бы объяснил ему это.
– Вы встречались с Лоренсом Батлером Липпинкоттом? – спросил Смит. Римо не понравился прозвучавший в его голосе оттенок завистливого восхищения.
– Ага. Я виделся с Липпинкоттом. И швырнул в него несколько его работников.
– Вы в него… Что?
– Я сказал ему, что отказываюсь на него работать.
– Но это была бы для вас замечательная крыша. Нам нужен кто-то, на кого можно будет потом все свалить, если вы там, в Бусати, вляпаетесь в какую-нибудь историю.
Римо пожал плечами.
– Вас еще не успели ввести в курс дела, а вы уже ухитрились кое-что подпортить, – проворчал Смит.
– Ну и не нужно мне ваше дело, – буркнул Римо, направился к холодильнику, из которого извлек остатки холодной утки и чашку холодного же риса, и, пренебрегая предостережениями Чиуна, принялся это жевать, хотя на душе у него было весьма неспокойно. Смит последовал за ним на кухню.
Оторвав жирную утиную ножку, Римо качал старательно перемалывать ее зубами в кашицу.
Проблема, объяснил Смит, не в том, что Джеймс Форсайт Липпинкотт пропал где-то в африканских джунглях. Такие вещи случаются. КЮРЕ не стала бы с этим связываться, даже ради одного из Липпинкоттов. Нет, прослеживается общая опасная тенденция. Очень опасная.
Римо подцепил кончиками пальцев комочек риса и положил его в рот. Вот бы сейчас горячий гамбургер, подумалось ему.
– Тенденция, которая может подорвать веру американцев в способность правительства защищать их, – продолжил Смит.
«Если смешать во рту утку с рисом, может будет повкуснее», – размышлял Римо.
– Основная обязанность правительства, – говорил Смит, – защита его граждан.
Римо попробовал новую комбинацию: к маленькому кусочку утки добавил несколько рисовых зерен.
– У нас нет пока абсолютной уверенности, но мы полагаем, что кто-то совершает в Америку рейды за рабами.
«А что если я запью эту мешанину теплой водой», – подумал Римо. Должно же что-то улучшить ее вкус!
– В прошлом году умерли насильственной смертью несколько богатых молодых девушек из семьи Липпинкоттов. Так, по крайней мере, мы считали. Но, как теперь оказалось, на самом деле эти девушки не погибли. В их гробах оказались тела других людей. Мы считаем, что кто-то похитил этих девушек и вывез тайком в Африку в качестве рабынь. Нечто вроде рабства наоборот.
Римо отвернул кран с горячей водой и наполнил стакан. Прихлебнул. Не помогло.
– Рабство наоборот? – переспросил он.
– Да, – сказал Смит. – Черные захватывают белых.
– Что же тут «наоборот»? – удивился Римо. – Рабство – оно и есть рабство.
– Конечно, – сказал Смит. – Я имел в виду, что исторически белые всегда порабощали черных, а не наоборот.
– Только идиот живет историей, – изрек Римо, повторяя то, что сказал однажды Чиун, и чего он так и не понял.
– Верно, – согласился Смит. – Ваше задание в сущности достаточно простое – отправиться в Бусати, узнать, что случилось с Липпинкоттом, освободить девушек и вернуться обратно.
– А почему бы это не сделать через правительство?
– Нельзя, – ответил Смит. – По нашим сведениям, за всем этим просматривается сам президент Бусати – генерал Ободе. Если мы обратимся к нему напрямую, он тут же убьет этих девушек. Нет. Сначала нужно их освободить. После этого, наше правительство будет иметь дело с Ободе, и тогда ему не выкрутиться.
– Могу я ликвидировать Ободе?
Смит отрицательно покачал головой.
– Слишком рискованно. Он, правда, сумасброд, но это наш сумасброд. Его убийство может повлечь за собой большие проблемы в этом регионе.
– Вы сказали, что по вашим данным тут замешан Ободе. А насколько надежны ваши источники? – спросил Римо.
– Непогрешимы, – ответил Смит. – Источники ЦРУ.
– А ваши источники знают, где находятся сейчас те девушки?
– Нет. Нам известно только, что в столице Бусати есть белый дом с железными воротами.
– Значит, вы не знаете, где они. Так?
– Так.
– И вы не знаете, как были похищены эти девушки. Правильно?
– Правильно.
Римо положил обратно в холодильник и утку, и рис. Ничто не могло улучшить их вкуса.
– Знаете, Смит, что я вам скажу? – вздохнул он. – В Америке уже ничего не срабатывает, как надо. Ничего.
– Тетя Милдред? И что дальше? – спросил Римо.
– Тетя Милдред. Я в твои игрушки не играю. Если доктор Смит хочет с тобой встретиться, почему бы ему просто не сказать: «Я хочу с тобой встретиться»? Вместо этого – «тетя Милдред очень сожалеет, что не может прийти», или «у тети Милдред готов обед», или «тетя Милдред собирается переставить мебель в голубой комнате».
– Так ты помнишь, какую именно фразу тебе сказали?
– Не помню, – высокомерно сказал Чиун, как будто, задавая этот вопрос, Римо позволил себе перейти границы дозволенного.
– Да я потому спрашиваю, что одна из этих фраз означает, что нам нужно срочно сматываться отсюда, а другая – что все идет тип-топ.
– Бежать, спасая свою жизнь, – верное средство лишиться ее.
– Не в том дело, Чиун. Просто все они означают совершенно разные вещи.
– Для меня они ничего не означают.
– Да, но для меня они значат многое.
– Ну и сидел бы тогда у телефона, вместо того, чтобы бродить где-то из-за своей глупой похвальбы, – заявил Чиун весьма довольный тем, как он закруглил дискуссию.
Римо до утра прождал повторного звонка, но его не последовало, и он уже собирался соснуть, когда услышал подкатившую к дому машину. По тому, как медленно, осторожно и аккуратно она парковалась, как мягко, без рывка, открывалась ее дверь, чтобы не изнашивались зря дверные петли, Римо понял, что это самый главный – директор КЮРЕ, доктор Харолд В. Смит. Видимо, все-таки в том телефонном разговоре говорилось, что у тети Милдред готов обед. Что означало – оставайся там, где ты есть: будет личный контакт.
– Я вижу, Чиун правильно все понял, – сказал Смит, не утруждая себя тем, чтобы поблагодарить Римо за то, что он открыл перед ним дверь, или хотя бы ответить на его приветствие. – И что вы все жалуетесь, будто он не может передавать кодированные послания? У него все прекрасно получилось. Вы – здесь.
На Смите был темный костюм, белая рубашка и галстук в полоску. С живостью курьера он взбежал по ступенькам на открытую веранду. Солнце уже раскидало огненно-рыжие полоски своих лучей по утреннему серому небу над озером Патусик.
– Не думаю, что в этом доме найдется какой-нибудь кофе, – высказал предположение Смит.
– Верно. Кофе мы не держим. Хотите немного холодной утки?
– Пить так рано?
– Это не алкоголь. Остатки вчерашнего ужина.
– Звучит ужасно, – сказал Смит.
– На вкус еще хуже.
Римо смотрел на Смита и на небольшой пакет в левом кармане его костюма, похожий на туго набитый конверт. «Сколько человек, – подумал он, – сыграли свои маленькие незаметные роли, чтобы собрать то, что было в этом конверте»… Секретарь, подзаработавший на том, что написал и отнес в редакцию журнала статью, в которой утверждалось, что Римо Мюллер писатель, хорошо знающий Африку… Банкир, незаметно открывший месяц назад банковский счет и предоставивший кредит человеку по имени Римо Мюллер, которого он в глаза не видел, но которого очень рекомендовали его друзья. В этом конверте была вся КЮРЕ – сотни людей, каждый из которых, кропотливо делал свое маленькое дело, не зная при этом общей картины.
– Вижу, вы заинтересовались конвертом. В нем – ваши билеты до Бусати и паспорта вместе со статьей за вашей подписью. Вам следуете ней ознакомиться. Ее написали вы.
– Я ее уже читал, – заметил Римо.
– Она еще не опубликована!
– Один чудак, работающий на Липпинкотта, показал ее мне. Они хотели нанять меня.
– Прекрасно. Лучше всяких ожиданий. Превосходно. Мы собирались направить вас в Бусати как журналиста, чтобы в случае чего все свалить на журнал. Но работать на Липпинкотта – это гораздо надежнее. Впервые, Римо, я вижу, что наша операция развивается даже лучше, чем запланировано. С вами такого обычно не случается.
– Я не собираюсь работать на Липпинкотта, – сказал Римо. – И вроде бы объяснил ему это.
– Вы встречались с Лоренсом Батлером Липпинкоттом? – спросил Смит. Римо не понравился прозвучавший в его голосе оттенок завистливого восхищения.
– Ага. Я виделся с Липпинкоттом. И швырнул в него несколько его работников.
– Вы в него… Что?
– Я сказал ему, что отказываюсь на него работать.
– Но это была бы для вас замечательная крыша. Нам нужен кто-то, на кого можно будет потом все свалить, если вы там, в Бусати, вляпаетесь в какую-нибудь историю.
Римо пожал плечами.
– Вас еще не успели ввести в курс дела, а вы уже ухитрились кое-что подпортить, – проворчал Смит.
– Ну и не нужно мне ваше дело, – буркнул Римо, направился к холодильнику, из которого извлек остатки холодной утки и чашку холодного же риса, и, пренебрегая предостережениями Чиуна, принялся это жевать, хотя на душе у него было весьма неспокойно. Смит последовал за ним на кухню.
Оторвав жирную утиную ножку, Римо качал старательно перемалывать ее зубами в кашицу.
Проблема, объяснил Смит, не в том, что Джеймс Форсайт Липпинкотт пропал где-то в африканских джунглях. Такие вещи случаются. КЮРЕ не стала бы с этим связываться, даже ради одного из Липпинкоттов. Нет, прослеживается общая опасная тенденция. Очень опасная.
Римо подцепил кончиками пальцев комочек риса и положил его в рот. Вот бы сейчас горячий гамбургер, подумалось ему.
– Тенденция, которая может подорвать веру американцев в способность правительства защищать их, – продолжил Смит.
«Если смешать во рту утку с рисом, может будет повкуснее», – размышлял Римо.
– Основная обязанность правительства, – говорил Смит, – защита его граждан.
Римо попробовал новую комбинацию: к маленькому кусочку утки добавил несколько рисовых зерен.
– У нас нет пока абсолютной уверенности, но мы полагаем, что кто-то совершает в Америку рейды за рабами.
«А что если я запью эту мешанину теплой водой», – подумал Римо. Должно же что-то улучшить ее вкус!
– В прошлом году умерли насильственной смертью несколько богатых молодых девушек из семьи Липпинкоттов. Так, по крайней мере, мы считали. Но, как теперь оказалось, на самом деле эти девушки не погибли. В их гробах оказались тела других людей. Мы считаем, что кто-то похитил этих девушек и вывез тайком в Африку в качестве рабынь. Нечто вроде рабства наоборот.
Римо отвернул кран с горячей водой и наполнил стакан. Прихлебнул. Не помогло.
– Рабство наоборот? – переспросил он.
– Да, – сказал Смит. – Черные захватывают белых.
– Что же тут «наоборот»? – удивился Римо. – Рабство – оно и есть рабство.
– Конечно, – сказал Смит. – Я имел в виду, что исторически белые всегда порабощали черных, а не наоборот.
– Только идиот живет историей, – изрек Римо, повторяя то, что сказал однажды Чиун, и чего он так и не понял.
– Верно, – согласился Смит. – Ваше задание в сущности достаточно простое – отправиться в Бусати, узнать, что случилось с Липпинкоттом, освободить девушек и вернуться обратно.
– А почему бы это не сделать через правительство?
– Нельзя, – ответил Смит. – По нашим сведениям, за всем этим просматривается сам президент Бусати – генерал Ободе. Если мы обратимся к нему напрямую, он тут же убьет этих девушек. Нет. Сначала нужно их освободить. После этого, наше правительство будет иметь дело с Ободе, и тогда ему не выкрутиться.
– Могу я ликвидировать Ободе?
Смит отрицательно покачал головой.
– Слишком рискованно. Он, правда, сумасброд, но это наш сумасброд. Его убийство может повлечь за собой большие проблемы в этом регионе.
– Вы сказали, что по вашим данным тут замешан Ободе. А насколько надежны ваши источники? – спросил Римо.
– Непогрешимы, – ответил Смит. – Источники ЦРУ.
– А ваши источники знают, где находятся сейчас те девушки?
– Нет. Нам известно только, что в столице Бусати есть белый дом с железными воротами.
– Значит, вы не знаете, где они. Так?
– Так.
– И вы не знаете, как были похищены эти девушки. Правильно?
– Правильно.
Римо положил обратно в холодильник и утку, и рис. Ничто не могло улучшить их вкуса.
– Знаете, Смит, что я вам скажу? – вздохнул он. – В Америке уже ничего не срабатывает, как надо. Ничего.
Глава пятая
Президент страны – генерал Ободе не хотел сегодня никого принимать. Конечно, звезды, может быть, врут. Но разве не пробрался вчера ночью на территорию дворца и не провыл трижды шакал, а никто этого шакала не видел! Где этот шакал? Он задал этот вопрос вслух, сидя на балконе в своем кабинете, бывшем когда-то кабинетом английского губернатора, у которого Большой Папочка служил в чине старшины в ее Величества кенийских стрелках.
– Где этот шакал? – вскричал он. А почему слоны, находящиеся на вооружении армии Бусати, бродили по расположению части, хотя не наступил еще сухой сезон? Почему они бродили? Чего они там искали? А как насчет министра общественной безопасности, которого обнаружили пригвожденным к дереву?
Задав себе эти вопросы, генерал Ободе не нашел на них ответов. Все скверно. Его мудрецы не были мудрыми, генералы не были храбрыми, а советником не хватало ума.
Он подошел к огромному в замысловатой раме зеркалу, взглянув в него, увидел массивную фигуру и темнокожее лицо с грубыми резкими чертами. «Хауса он и есть хауса», – подумал он.
– Дада, – сказал он своему отражению в зеркале, – скажи мне, положа руку на сердце, может быть, причина твоих проблем в тебе самом? Говори откровенно, ибо я не потерплю никакого обмана, особенно от тебя… старшина.
Генерал Ободе нахмурил брови и задумался. Думал он долго. Взглянул на свои золотые часы – пятнадцать секунд. Да, долго. Но зато у него был ответ: «Вы не виноваты, генерал Ободе. Вы – хороший вождь. Виноваты ваши враги. Уничтожив врагов, вы уничтожите тех, из-за кого эта нервотрепка с шакалом».
Придя к этому выводу, он хлопнул в ладоши, чтобы ему принесли одежду, – он передумал и решил принять тех, кому было назначено на сегодня. Таких был целый список. Посол Ливии – это важно, здесь пойдет разговор о деньгах. Представитель Организации Освобождения Третьего Мира – это неважно, потому что единственным их занятием была болтовня, и к тому же, там полно желтых. Теперь он доверял желтым не больше, чем индийцам и белым, по крайней мере, тем белым, которые не были английскими офицерами.
– Где этот шакал? – вскричал он. А почему слоны, находящиеся на вооружении армии Бусати, бродили по расположению части, хотя не наступил еще сухой сезон? Почему они бродили? Чего они там искали? А как насчет министра общественной безопасности, которого обнаружили пригвожденным к дереву?
Задав себе эти вопросы, генерал Ободе не нашел на них ответов. Все скверно. Его мудрецы не были мудрыми, генералы не были храбрыми, а советником не хватало ума.
Он подошел к огромному в замысловатой раме зеркалу, взглянув в него, увидел массивную фигуру и темнокожее лицо с грубыми резкими чертами. «Хауса он и есть хауса», – подумал он.
– Дада, – сказал он своему отражению в зеркале, – скажи мне, положа руку на сердце, может быть, причина твоих проблем в тебе самом? Говори откровенно, ибо я не потерплю никакого обмана, особенно от тебя… старшина.
Генерал Ободе нахмурил брови и задумался. Думал он долго. Взглянул на свои золотые часы – пятнадцать секунд. Да, долго. Но зато у него был ответ: «Вы не виноваты, генерал Ободе. Вы – хороший вождь. Виноваты ваши враги. Уничтожив врагов, вы уничтожите тех, из-за кого эта нервотрепка с шакалом».
Придя к этому выводу, он хлопнул в ладоши, чтобы ему принесли одежду, – он передумал и решил принять тех, кому было назначено на сегодня. Таких был целый список. Посол Ливии – это важно, здесь пойдет разговор о деньгах. Представитель Организации Освобождения Третьего Мира – это неважно, потому что единственным их занятием была болтовня, и к тому же, там полно желтых. Теперь он доверял желтым не больше, чем индийцам и белым, по крайней мере, тем белым, которые не были английскими офицерами.