Шийла Файнберг вошла в квартиру с широкой улыбкой на устах.
   — Именно это я и запланировала, — сказала она.
* * *
   — Почему в коридорах столько людей в голубой форме? — спросил Чиун. — Это вы их там поставили?
   — Совершенно верно, Мастер Синанджу, — ответил Смит официально.
   — Зачем?
   Чиун перестал звать Смита «императором». Титул казался подобающим, когда он находился далеко от Фолкрофта и встречался со Смитом только изредка. Однако при тесном контакте Чиун отказался от использования титула: Смит мог возомнить, что он главнее Чиуна.
   — Я боюсь, как бы эти люди не нашли Римо. Я решил его защитить.
   — Как они смогут найти его здесь? — спросил Чиун.
   — Я передал им, что он здесь.
   — Причина?
   — Чиун, нам необходимо схватить этих тварей. Я понимаю, вас расстраивает то обстоятельство, что я подвергаю жизнь Римо опасности. Но я вынужден учитывать и другое. Мне надо заботиться обо всей стране.
   — Сколько Мастеров Синанджу породила эта ваша чудесная страна? — осведомился Чиун.
   — Ни одного, — согласился Смит.
   — И вы все же полагаете, что эта страна стоит жизни Римо?
   — Если вы предпочитаете такое сопоставление, то да, полагаю.
   — И моей в придачу? — не унимался Чиун.
   Смит кивнул.
   — Сколько же жизней понадобится лишиться, чтобы она перестала стоить так дорого? — Чиун сплюнул на пол прямо в кабинете Смита. — Вы хотите отдать жизнь Римо просто потому, что кто-то сожрал нескольких толстяков в промозглом городишке?
   — Дело не только в них и не только в одном Бостоне. Если мы не остановим этих... тварей, они распространятся по всей стране. По всему миру! Возможно, и до Синанджу доберутся.
   — Синанджу в безопасности, — заверил его Чиун.
   — Они могут появиться в Корее, Чиун!
   — Синанджу там, где находимся мы с Римо. Где мы, там и Синанджу. Я позабочусь о безопасности Римо. Возможно, вы с вашим императором будете под угрозой, но мы с Римо выживем.
   На мгновение их взгляды скрестились. Смит отвернулся, не выдержав горящего взора карих глаз Чиуна.
   — Я хотел кое о чем вас спросить, Чиун. Римо сам не свой. Дело не только в ранах. Например, он стал курить. А вчера вечером он ел бифштекс. Когда он в последний раз ел настоящее мясо, а не утку или рыбу? Что с ним, Чиун?
   — Его организм испытал шок от ранений, такой сильный, что сам организм забыл, каким он был до этого.
   — Не понимаю, — озадаченно сказал Смит — Иногда человек, испытавший душевное потрясение, начинает страдать так называемыми провалами памяти.
   — Амнезией, — подсказал Смит.
   — Да. То же самое может случиться с телом. Это произошло с Римо. Его тело возвращается к состоянию, в котором находилось, прежде чем я начал его тренировать. Предотвратить это невозможно.
   — Означает ли это... Означает ли это, что с ним покончено? Что Римо уже не будет прежним? Что утеряны его специфические навыки?
   — Этого никто не знает, — сказал Чиун. — Организм может окончательно вернуться в прежнее состояние или остановиться на полпути. Может остановиться где угодно и больше не изменяться, а может достигнуть дна и всплыть, вернувшись к состоянию, предшествовавшему ранению. Точно сказать нельзя, потому что все люди разные.
   — Да, я знаю.
   — А я думал, что вы об этом забыли, потому что воспринимаете Римо как обыкновенного человека, просто очередную мишень для этих людей-тигров, не вспоминая, что он — Мастер Синанджу.
   Глаза Чиуна сузились. Смит почувствовал, как не раз бывало за время общения с Римо и Чиуном, что играет с силой, которой ничего не стоит превратить жизнь в смерть. Смит догадался, что стоит на опасно раскачивающемся мостике.
   — К счастью, он — Шива, бог разрушения, разве не так?
   Он попробовал улыбнуться, надеясь, что улыбочка укрепит его уязвимую позицию.
   — Да, так, — сказал Чиун. — Но даже непобедимый ночной тигр может пасть жертвой людей-тигров. То, что с ним произойдет, падет виной на вашу голову. Будьте благоразумны, уберите охранников вместе с оружием подальше от палаты Римо, потому что там буду я.
   Чиун вел переговоры стоя. Закончив свою речь, он развернулся и вышел, волоча за собой алый шлейф, подобно невесте, торопящейся по церковному проходу к грозящей начаться без нее брачной церемонии. У двери он обернулся.
   — Когда Римо достаточно поправится, мы с ним уедем. Вы сами будете сопротивляться своим людям-тиграм, потому что он будет далеко.
   — Куда же вы отправитесь? — хмуро спросил Смит.
   — Куда угодно. Только бы подальше от вас.
* * *
   Шийле Файнберг стоило труда не рассмеяться, когда она увидела на проходной свою фотографию, украшавшую толстую каменную стену санатория Фолкрофт с внутренней стороны.
   На фото красовалась прежняя Шийла Файнберг — крючковатый нос, понурый взгляд, безобразная прическа. Шийла испытала небольшое потрясение, вспомнив, до чего уродливой была совсем недавно. Фотография подсказала ей также, что Фолкрофт — одна большая ловушка, готовая захлопнуться.
   — Это ваша жена? — спросила она охранника, верзилу с громадным брюхом любителя пива и пятнами пота под мышками.
   — Нет, Боже сохрани! — ответил тот, улыбаясь грудастой блондинке. — Просто бабенка, которую мы должны засечь. Беглая пациентка, что ли... Вы только взгляните на нее! Такая не вернется. Наверное, поступила клоуном в цирк. — Он со значением улыбнулся и сказал неправду: — А я не женат.
   Шийла кивнула.
   — Вот такими людьми вам и придется теперь заниматься, доктор, — сказал охранник, рассматривая бумагу, предписывавшую ей обратиться в отделение психиатрии. — Все в порядке. Можете пройти. Ваше отделение расположено в правом крыле главного здания. Когда оглядитесь, закажите себе пропуск. Тогда вы будете преодолевать проходную без хлопот. Конечно, в мое дежурство у вас в любом случае не будет хлопот. Я вас не забуду.
   Он отдал ей документ. Шийла приблизилась, чтобы забрать письмо, и словно невзначай коснулась его.
   Глядя на ее удаляющуюся фигуру, охранник ощутил шевеление в штанах, коего не ведал со второго года женитьбы, то есть давным-давно, и в возможность которого уже не верил. Надо же! За время работы в Фолкрофте он усвоил, что психиатры бывают еще более сдвинутыми, чем их пациенты.
   Вдруг эта питает слабость к худым верзилам с огромными пивными животами?
   Он еще раз взглянул на ее имя в списке пропущенных на территорию. Доктор Джекки Белл. Звонкое имечко!
   Белый халат и блокнот на дощечке с зажимом служат пропусками в любом лечебном заведении мира. Достав то и другое из ящика в вестибюле, Шийла Файнберг получила право свободного перемещения по всему санаторию.
   Она быстро сообразила, что большое L-образное главное здание разделено на две части. В передней части этой старой кирпичной постройки занимались тем, чем положено заниматься в такого рода заведениях, — лечением пациентов. Однако южное крыло, основание "L", выглядело по-другому.
   Первый этаж был здесь занят компьютерами и кабинетами, на втором находились больничные палаты. Полуподвальный этаж, устроенный в склоне холма, представлял собой гимнастический зал, который тянулся до самого конца территории, упиравшейся в залив, где сохранились старые лодочные пристани, напоминающие скрученные артритом пальцы.
   Вход в южное крыло был перекрыт охранниками.
   В своей прежней жизни Шийла Файнберг, наверное, задалась бы вопросом, что именно требует столь строгой секретности в невинном санатории; однако теперешней Шийле не было до этого дела. Ее интересовало одно: Римо. И она знала, что его держат именно в южном крыле.
   Шийла вернулась в главное здание и обратилась в Специальную службу, где ей сделали моментальную фотографию.
   — Интересное местечко, — сказала она молоденькой женщине, заведовавшей Службой.
   — Недурное, — был ответ. — Здесь по крайней мере не лезут в душу.
   — Я только сегодня начала у вас работать, — сказала Шийла. — Кстати, что происходит в южном крыле? Почему столько охраны? Что там особенного?
   — Там всегда так. По слухам, сейчас там держат какого-то богатого пациента. — Девушка обрезала края фотографии и прилепила ее на толстую карточку. — Там занимаются исследованиями по заказу правительства, поэтому у них и компьютеры, и все такое прочее. Наверное, просто не хотят рисковать своим оборудованием.
   Шийлу больше занимал богатый пациент.
   — А этот их богач женат? — с улыбкой осведомилась она.
   Женщина пожала плечами и засунула карточку в машину, похожую на аппарат для изготовления визиток. Она нажала кнопку, и верхняя часть аппарата опустилась. Раздалось шипение, Шийла почувствовала запах нагретой пластмассы.
   — Вот этого я не знаю. С ним слуга — старый азиат. Пожалуйста, доктор. Прицепите это на халат — и вас везде пропустят.
   — Даже в южное крыло?
   — Везде. Как же вы будете лечить своих психов, если не сможете к ним попасть?
   — Это точно, — кивнула Шийла. — Мне бы только к ним попасть.
   Миновав столовую, Шийла зашагала по каменистой дорожке позади здания, ведущей к старой пристани. Пристанью давно не пользовались, но она еще не до конца сгнила. Она запомнила и это.
   Оглянувшись на главное здание, она с удивлением отметила, что все окна южного крыла односторонние и снаружи представляют собой зеркала. Это навело ее на мысль, что именно сейчас молодой белый может рассматривать ее через окошко. Мысль не напугала ее, а наполнила предвкушением приятных событий. Она широко зевнула, как зевают крупные кошачьи, и адресовала улыбку окнам второго этажа над гимнастическим залом.
   После обеда она, пользуясь своей бляхой, проникла на второй этаж южного крыла. Перед ней был обычный больничный коридор, пропитанный вездесущим больничным запахом.
   Для того, чтобы найти Римо, ей необязательно было знать номер его палаты. Она учуяла его, шагая по узкому коридору. Запах привел ее к двери перед вестибюлем. Запах, несомненно, принадлежал Римо, но к нему примешивался горький запашок чего-то горелого. Она узнала сигаретный дым.
   Она подошла к самой двери. Побуждение распахнуть ее и войти было неодолимым. Она уже готовилась ворваться, когда ее остановил другой запах — жасмина и трав, принадлежавший старому азиату. Он был знаком ей по квартире в Бостоне: там он ударил ей в нос, как только она избавилась от перца, которым надышалась на пороге.
   Палата имела номер 221-В. Она прошла в следующий коридор и нашла лестницу, по которой добралась до запасного выхода. Оттуда она увидела, что весь второй этаж окружен металлической галереей для эвакуации при пожаре.
   Отлично, подумала она и зашагала в отделение психиатрии, чтобы убить время и разработать план.
   В палате 221-В Чиун сказал Римо, беззаботно попыхивавшему сигаретой:
   — Они здесь.
   — Откуда ты знаешь? — спросил Римо.
   Тревога Чиуна из-за людей-тигров начинала действовать ему на нервы. Он думал о том, что ему не помешал бы отдых на Карибском море. И хороший коктейль.
   — Оттуда же, откуда и неделю назад, — сказал Чиун. — Я их чую.
   — Брось, — сказал Римо.
   — И тем не менее они здесь, — монотонно повторил Чиун.
   Как он спасет Римо от тигров, раз Римо не только не в состоянии защитить самого себя, но и потерял бдительность? Только что в коридоре прозвучали шаги. Они затихли у двери, а потом стремительно удалились. Эти шаги не принадлежали обычному человеку. Когда шагает человек, проходит томительно долгое время, прежде чем за каблуком на пол опустится подошва, эти же шаги издавали совсем другой звук, звук мягких лап. Тигровых лап.
   — Предоставляю тебе заботиться о них самостоятельно, — изрек Римо. — А я буду мечтать о свиной отбивной, яблочном соке и картофельном пюре. Да, о свиной отбивной!
   Трое из стаи Шийлы Файнберг, приехавшие вместе с ней в Рай, штат Нью-Йорк, перелезли через стену санатория строго в указанное ею время — в восемь вечера.
   В 20.12 они появились в коридоре, ведущем к палате Римо. Стоявший здесь охранник был удален по настоянию Чиуна. Поэтому никто не остановил троицу, продвигавшуюся с помощью нюха к палате 221-В, где в кровати лежал Римо с желудком, набитым лангустами и свиной отбивной.
   Однако нельзя сказать, чтобы их не услышали и не заметили.
   Чиун, сидевший в палате Римо на маленькой циновке, поднялся и так бесшумно двинулся к двери, что Римо и ухом не повел.
   Доктор Смит, несший вахту в своем кабинете непосредственно под палатой, увидел на экране монитора двух женщин и мужчину, перемещавшихся по коридору. Зрелище повергло его в дрожь, какой он не испытывал с тех самых пор, как стал свидетелем нацистских зверств во второй мировой войне.
   Трое людей-тигров перемещались на четвереньках, принюхиваясь к каждой двери. Одна женщина очутилась перед самой камерой. Рот ее был ощерен, в глазах горел нечеловеческий огонь. Смит впервые осознал, как мало в них осталось от людей и как много появилось от диких зверей.
   Он рывком открыл ящик стола, схватил автоматический револьвер 45-го калибра и бросился по коридору к лестнице, ведущей на следующий этаж.
   Чиун дежурил у двери. Римо присел в кровати.
   — Они здесь, — сказал Чиун.
   — Я понял, — сказал Римо.
   — И каковы твои действия? — спросил Чиун.
   — Думаю, как тебе помочь.
   — Помочь кому и в чем? Побереги свое набитое брюхо.
   — То, что я хорошо поел, еще не значит, что я не смогу тебе помочь, — возразил Римо.
   Чиун брезгливо отвернулся, махнув на Римо рукой.
   В коридоре трое людей-тигров принялись царапать противопожарную стальную обшивку двери. Им всего и надо было, что повернуть ручку, но они не сделали этого, а предпочли царапать дверь. Они настойчиво царапали ее, как кошки, которых по забывчивости не впустили в дом на ночь.
   При этом они мяукали.
   Смит ворвался в коридор. При виде троицы, царапающей дверь, он едва удержался, чтобы не вскрикнуть, и отскочил в угол, чтобы на него не накинулся со спины недруг, воспользовавшийся, как и он, лестницей. Он прицелился и крикнул:
   — Эй, вы, прочь от двери! Лечь на пол!
   Троица обернулась. Если судить по выражению их лиц, то Харолд В. Смит был не человеком, а бараньим эскалопом.
   До палаты, где притаились Римо и Чиун, донесся голос Смита.
   — Что здесь делает этот идиот? — прошипел Чиун.
   Трое из стаи Шийлы Файнберг начали наступать на Смита с поднятыми руками, скрюченными пальцами, изображающими смертоносные когти, и разинутыми пастями, из которых струйками сбегала слюна.
   — Хватит, — невозмутимо сказал им Смит. — Теперь стоять на месте. — Он опустил револьвер.
   Однако двое женщин и один мужчина продолжали наступать. Смит дождался, пока они отойдут от двери на достаточное расстояние, и снова скомандовал:
   — Все трое, на пол!
   Но трое, вместо того, чтобы выполнить команду и распластаться на полу, разделились и бросились на Смита с трех сторон, угрожающе рыча. Смит выстрелил мужчине прямо в грудь, отчего тот сначала взмыл в воздух, а потом растянулся на мраморном полу.
   В палате 221-В снова началось движение: Римо предпринял вторую попытку встать.
   — Это Смитти! Ему нужна помощь.
   — Ложись.
   — Прекрати, папочка! Я спешу ему на помощь.
   — Ты ? — презрительно переспросил Чиун. — Не ты, а я.
   С этими словами он выскочил в коридор, оставив Римо, беспомощного и опустошенного, сидеть на краю кровати.
   Шийла Файнберг, притаившаяся на пожарной лестнице у окна палаты, выпрямилась. После долгих часов, проведенных в скрюченном положении, ей понадобилось потянуться. Ее мускулы были готовы к рывку.
   Она давно нашла на зеркальной поверхности стекла царапину и теперь подглядывала через нее в палату Римо. Она видела, как вышел Чиун.
   Как только за ним закрылась дверь, Шийла прыгнула в окно, вдребезги разбив стекло, и предстала перед ошеломленным Римо, приветственно мяукнув.
   — Привет, сладенький, — сказала она. — Я по тебе соскучилась.
* * *
   Обе женщины присели, готовясь к прыжку. От Смита их отделяло пять футов, друг от друга — такое же расстояние. Смит не спешил стрелять. Вместо этого он наставил оружие сначала на одну, потом на другую и в третий раз отдал им приказ лечь. Они ответили ему шипением.
   Чиун увидел, как напряглись их мышцы. Нападение было неминуемым. Тогда он пронесся в своем синем кимоно между Смитом и женщинами, подобно ветру. Первым делом он выбил у Смита револьвер, который при падении на мраморный пол издал тяжелый металлический лязг. Женщины дружно бросились на Смита, но его уже загородил Чиун.
   Одна с размаху напоролась на его левую руку, как на острое копье. Другая собиралась вцепиться зубами в горло Чиуна, однако он легко проскочил у нее под подбородком и, вынырнув с другой стороны, всадил ей локоть чуть пониже солнечного сплетения. Из нее разом вышел весь воздух, и ее тело рухнуло поверх первого тела.
   Смит нагнулся над ними.
   — Они мертвы, — сообщил он.
   — Конечно, — сказал Чиун.
   — Они были нужны мне живыми, — сказал Смит.
   — А вы были им нужны мертвым, — сказал Чиун. — Возможно, они были мудрее вас. — Он посмотрел на мертвые лица. — Никто из них не нападал на нас раньше.
   Чиун бросился в палату, сопровождаемый Смитом.
   Палата была пуста.
   Пол был усеян осколками оконного стекла. Чиун подбежал к окну и выглянул. Внизу он увидел женщину, торопившуюся побыстрее добраться до пристани. Через ее плечо было переброшено тело Римо. Она несла его без видимых усилий, подобно могучему мужчине, укравшему тонкий коврик.
   — Ай-иии! — крикнул Чиун и перемахнул через зловещие куски стекла, торчащие из рамы.
   Смит успел заметить, как Чиун, оттолкнувшись от железной галереи, спрыгнул прямо со второго этажа на землю, приземлился на ноги и бросился вдогонку за женщиной. Смит тоже вылез на галерею, но осторожно, боясь порезался, и загрохотал вниз по ступенькам.
   У причала покачивался катер «Силвертон» с уключинами и тентом. Женщина перекинула Римо на катер, сорвала швартовочный канат со ржавого надолба и сама последовала за канатом.
   Чиуна отделяло от пристани еще сорок футов. Он уже достиг пристани, когда взревели оба двигателя катера, и он, задрав нос, помчался во мглу, которая все больше окутывала холодную гладь залива.
   Еще несколько мгновений — и рядом с Чиуном оказался Смит. Они вместе проводили взглядами катер. Катер, не зажигая огней, канул в темноту.
   Смит ощутил потребность положить руку Чиуну на плечо. Старик словно не почувствовал его руку. Взглянув на него, Смит понял, до чего мал и тщедушен 80-летний кореец, знающий так много сразу о многих вещах.
   Смит стиснул плечо Чиуна, чтобы по-дружески поддержать его в горе, которое он разделял.
   — Мой сын умер, — сказал Чиун.
   — Нет, Чиун, он не умер.
   — Так умрет, — сказал Чиун безразличным тоном, словно от пережитого удара повредились его голосовые связки, утратив способность передавать волнение. — Он больше не способен защищаться.
   — Он не умрет, — твердо повторил Смит. — Я позабочусь об этом.
   Он развернулся и решительно зашагал назад к санаторию. Его ждали дела.
   Ночь только начиналась.


Глава 12


   Римо, лишившийся чувств после удара, нанесенного ему в голову правой рукой Шийлы Файнберг, правой рукой, движение которой он не успел заметить, пришел в себя, когда рев моторов стих и катер остановился. Он почувствовал, как катер ткнулся бортом в другое судно.
   Пока Римо тряс головой, стараясь восстановить зрение, Шийла вцепилась ему в правое плечо, заставив поморщиться от боли.
   — Пошли, — приказала она и подтолкнула его к ограждению.
   Ночь была темной, воды залива пахли солью гораздо сильнее, чем днем, словно на ночь с него сняли крышку. Шийла помогла Римо перебраться через ограждение. Они оказались на другом катере, меньше размером и более быстроходном. Она ни на секунду не ослабляла свою хватку.
   Римо решил, что с него хватит и попытался вырваться, но потерпел неудачу. Ее пальцы по-прежнему держали его за плечо, подобно цепким когтям.
   Он не поверил, что настолько ослаб. Вторая попытка освободиться последовала незамедлительно и была столь же решительно пресечена.
   — Будешь дергаться — я тебя опять вырублю. Тебе этого хочется?
   — Нет. Чего мне хочется, так это покурить.
   — Мне очень жаль, но здесь не курят.
   В темноте Римо различил на корме какой-то ящик.
   — Сюда, — поторопила его Шийла.
   Вблизи Римо понял, что это не ящик, а клетка с железными прутьями, размером с большую стиральную машину с функцией сушилки. На клетке лежали черные чехлы. Свободной рукой Шийла открыла дверцу клетки и подтолкнула Римо.
   — Залезай.
   — Это так необходимо? — спросил Римо.
   — Я не могу все время беспокоиться, как бы ты не прыгнул за борт. Давай.
   — А если я откажусь?
   — Тогда я запихну тебя туда силой, — сказала Шийла. — Я очень сильная, ты уже знаешь это.
   Даже в темноте ее зубы и глаза давали кинжальные отблески, отражая дальние огни.
   Римо все же решил попытаться. Он вырвал у нее свою руку, при этом резко развернувшись и затратив на прием все оставшиеся у него силы. Прием был ему хорошо знаком и всегда выполнялся машинально. Теперь же ему пришлось рассчитать каждое движение. Мышечная память, способность тела выполнять несложные задачи без участия рассудка, напрочь его покинула.
   Именно это умение является общим в мастерстве выдающегося спортсмена, непревзойденной машинистки и швеи-волшебницы. Память о том, что надлежит делать телу, впечатанная в сами мышцы и минующая мозг. Он улыбнулся про себя, радуясь, что на этот раз добился цели. Мертвая хватка Шийлы Файнберг не удержала его, и он снова оказался на свободе.
   Но при этом он повернулся к ней спиной, против чего настойчиво предостерегала система Синанджу. Прежде чем он вспомнил об этом и попытался уклониться, Шийла прыгнула ему на спину. Римо почувствовал, как ее сильные пальцы сжимают ему горло, нащупывая артерии. Мгновение — и в горле у него забулькало, к мозгу прихлынула кровь, в глазах помутилось и померкло.
   Римо тяжело шлепнулся на палубу. Он успел почувствовать собственное падение, но потом его глаза закрылись и он отключился. Он не чувствовал, как Шийла заталкивала его в клетку, не слышал, как она вешала на клетку замок, не видел, как завешивала клетку тяжелыми черными чехлами.
   Римо спал. Шийла завела мотор и помчалась прочь от большого катера, на котором сбежала из Фолкрофта, оставив его болтаться на воде и дрейфовать по течению вдоль берега залива Лонг-Айленд.
   Она развернулась и на полной скорости понеслась в восточном направлении. Путь до Бриджпорта занял полтора часа.
   Когда Римо очнулся, движение уже прекратилось. Руки Шийлы Файнберг дотянулись до его горла. Она злобно шипела.
   — Выбирай: либо ты ведешь себя смирно и тогда бодрствуешь, либо пробуешь поднять шум и тогда опять валяешься без сознания. Только учти, от этого у тебя прибавится шрамов.
   Римо избрал первый вариант. Вдруг в награду за покорность он получит то, чего ему сейчас больше всего хотелось, — сигарету?
   А потом — бифштекс. Сырой, сочный, какой ему однажды подали в Вихокене, штат Нью-Джерси.
   Римо отчетливо помнил тот бифштекс, его восхитительный вкус. Но, вспомнив, где он и в чьей власти, он сообразил, что мечтать сейчас о мясных блюдах по меньшей мере неуместно.
* * *
   Чиун дождался, пока Смит уберет с пола перед палатой Римо трупы, а потом прошел к себе в комнату, отказавшись перекинуться со Смитом даже словечком. Впрочем, Смиту было не до разговоров: он был слишком занят.
   Он проследовал прямиком в кабинет.
   В правительственных кругах никто не знал Смита. Ни в одном вашингтонском кабинете не висело его портрета, никто не получал от него предложений защиты от молнии, наводнения или пожара.
   Однако, действуя анонимно, он тем не менее распоряжался более могучими армиями, чем кто-либо другой во всей Америке. В его кабинете сходилось больше, чем в любом другом месте, приводных ремней, заставляющих крутиться всю страну. Тысячи людей оплачивались непосредственно им, тысячи трудились на иные структуры, но их доклады поступали в КЮРЕ, хотя никто из них этого не знал и не послушался бы прямого приказания, отданного Смитом.
   Молодой президент, поручивший Смиту руководство тайной организацией КЮРЕ, сделал мудрый выбор. Он поставил на этот пост человека, для которого ничего не значили ни личный престиж, ни власть. Его интересовало одно: иметь достаточно власти, чтобы хорошо исполнять свои обязанности.
   Таков был его характер: он был органически неспособен злоупотребить властью.
   Сейчас он собирался эту власть употребить. Уже спустя несколько минут над заливом Лонг-Айленд стали кружить военные вертолеты, разыскивая катер «Силвертон» длиной 27 футов. Федеральные агенты взяли под контроль мосты, тоннели и пункты оплаты за пользование автострадами между местечком Рай, штат Нью-Йорк, и городом Бостоном, штат Массачусетс. Им сказали, что они ищут дипломата, похищенного после того, как ему было предоставлено убежище в США. Имя его держалось в тайне, зато было известно, что он — брюнет с темными глазами, широкоскулый, с очень широкими запястьями. Остальное их не касалось.
   Службы безопасности аэропортов и инспектора в морских портах по всему востоку США были приведены в состояние повышенной готовности приказом найти человека с теми же приметами. Им было известно одно: задание имеет чрезвычайную важность.