И он тоже, вне всякого сомнения, до конца своих дней будет мучиться бессонницей, думая о Римо.
   Смит вздохнул, сел на кровати и провел руками по лицу. Долг — глупое слово, дурацкое понятие. Смит всю жизнь ненавидел всяких идеологов и фанатиков и никогда не думал, что ему придется принести в жертву друга во имя идеи, пусть даже такой возвышенной идеи, как мир во всем мире.
   И сколько продлится такой мир, сердито спросил он себя. До той поры, пока не явится еще какой-нибудь маньяк, обладающий силами и средствами развязать мировую войну? До той поры, пока еще какая-нибудь группа фанатиков не решит принести человечество в жертву очередной бредовой идее? И так ли уж ценен долг, если он вынуждает вас стать убийцей?
   Он подошел к окну. Все его страдания не имеют никакого смысла, как пыль на ветру. Ему не обязательно называть это долгом. Это можно назвать психическим здоровьем или патриотизмом, или милосердием, или жертвой, или даже убийством. Не имеет значения, как. Единственное, что имеет значение, — так только то, что это должно быть исполнено, а он, Смит, — тот человек, которому предстоит это исполнить.
   В своем отчаянии Смит находил даже какое-то успокоение. Он прожил всю свою жизнь, делая то, что должен был делать, и он будет и дальше делать то, что должен, вплоть до самого последнего своего дня. И именно в этом, как понимал Смит, и состояла причина того, почему его жизнь была столь пуста и скучна.
   Осознав это, он смог наконец заснуть. Последней его мыслью было: интересно, а где сейчас Чиун?
* * *
   Чиун, незримо для Смита, провел ночь на месте предстоящего сражения. Облаченный в траурное белое одеяние, старик опустился на колени на бесплодную землю и зажег свечу.
   Было прохладно, но он не чувствовал холода. Он поднял глаза и уставился в беззвездное кобальтовое небо. Он молил богов подать ему знак. Он молил об этом всех богов Востока и Запада, он умолял их избавить его от обязанности убить собственного сына. Ибо Римо для старика значил не меньше, чем родной сын, наследник всего того знания, и любви, и силы, которые Чиун накопил за свою долгую жизнь.
   — Помогите мне, о боги, — произнес он хриплым шепотом.
   И стал ждать.
   Он думал о Римо и о старинной легенде, которая свела их, — сказка, хранящаяся в памяти Синанджу и гласящая, что настанет день, когда Мастер Синанджу вернет к жизни мертвого ночного тигра, ходящего по земле в облике белого человека, но на самом деле являющегося инкарнацией Шивы, разрушителя. Человек — Римо — был лишь внешней оболочкой, скрывающей священный дух. Чиун мог убить человека, но кто из смертных — пусть даже Мастер Синанджу — осмелится убить Шиву?
   — Помогите мне, о боги, — повторил Чиун.
   Свеча погасла.
   Он снова зажег ее. Слово Мастера, данное при заключении контракта, столь же свято и нерушимо, как и надпись на камне. Он дал слово Смиту в обмен на такое количество золота, что Синанджу не будет голодать до скончания века.
   Но Смит не знал, о чем он просит. 0и не знал легенду о Шиве. Люди, подобные Харолду Смиту, не верят в такие вещи. Они верят только тому, что слово Мастера Синанджу крепко.
   — Помогите мне, о боги, — сказал Чиун в третий раз.
   Порыв ветра опять задул свечу. Других знаков не было.
   Чиун не стал зажигать свечу снова. Он сидел в темноте — одинокий, безмолвный.
   Он плакал.


Глава шестнадцатая


   Марсия, сидя внутри полой скалы, в перископ рассматривала внешний мир.
   — День сегодня чудесный, — заметила она и хихикнула. — Великолепный день для наступления конца света.
   Бьюэлл кивнул и пригладил свои зализанные назад волосы.
   — Но мне не хотелось бы чтобы ты это сделал просто так, — продолжала Марсия.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Я не хочу чтобы ты сам все сделал, а потом сказал мне, что все готово. Я хочу видеть все. Шаг за шагом, — пояснила она. — Я хочу видеть все, что ты делаешь, и понимать, что ты делаешь.
   — Хорошо, — согласился Бьюэлл. — Начнем сейчас же. Пошли.
   Он встал из-за столика, за которым пил свой травный чай, и подошел к одному из компьютерных терминалов, стоявших вдоль стен в его жилых апартаментах.
   Он щелкнул выключателем, нажал на какие-то клавиши и разделил экран на две половинки.
   — Так, сначала слева, — сказал он. — Это номер один. — Он налил еще какие-то клавиши, и на левой половине экрана зажглась надпись «Готово». Это — ракеты русских, — объяснил Бьюэлл. — Я уже внедрился в систему компьютеров, которые ими управляют. А теперь номер два...
   Он нажал еще несколько клавиш, и вскоре слово «готово» появилось и на правой половине экрана.
   — Номер два — это Соединенные Штаты. Теперь ракеты обоих государств готовы нанести удар.
   — А как ты их приведешь в движение?
   — Чтобы запустить русские ракеты, я просто наберу команду «Один — огонь» и шифр. Вот и все что нужно. А чтобы запустить американские, я наберу «Два — огонь» и шифр. Они уже запрограммированы и готовы взлететь.
   — А откуда ты знаешь, куда они полетят? — спросила Марсия.
   — С этим мне вообще ничего не надо делать. Русские ракеты запрограммированы на то, чтобы поразить цели на территории США, а американские нацелены на СССР. Я просто оставил все как есть.
   — Во всем этом мне никогда не разобраться, — вздохнула Марсия.
   — Ты что, мне не веришь? — возмутился Бьюэлл. — Я-то давно во всем разобрался. Если бы я захотел перенацелить все эти ракеты, например, на Южную Африку, я бы просто написал на экране: «один», потом ввел бы широту и долготу Южной Африки, потом дал бы команду «огонь». И ракеты полетели бы туда, куда я приказал.
   — А американские ракеты ты бы так же перенацелил? — поинтересовалась Марсия.
   Бьюэлл кивнул.
   — Просто ввести широту и долготу — вот и все. Они сами наведутся на цель после запуска. Я уже разобрался со всеми координатами.
   — Ты великолепен, Абнер. Просто великолепен.
   — Верно, — согласился Бьюэлл.
   — Ты сказал, что для запуска тебе нужен шифр. Какой он?
   — Он у меня где-то в голове, — ответил Бьюэлл. — Когда понадобится, я его вспомню.
   — А координаты? — продолжила допытываться Марсия.
   Бьюэлл махнул рукой в сторону одного из компьютерных терминалов, на котором в беспорядке были навалены стопки бумаги.
   — Они у меня где-то записаны. Где-то там. Я же сказал тебе, что они нам не нужны.
   — Да-да. Конечно, — отозвалась Марсия.
   Она отошла от Бьюэлла, как бы ненароком задела локтем стопку бумаг, и они разлетелись.
   — Какая ты неуклюжая, — проворчал Бьюэлл.
   — Извини.
   Она нагнулась и принялась подбирать бумаги. Найдя листок со списком городов и двумя столбиками цифр, она сунула его под рукав блузки; потом вернула стопку бумаг на место.
   Бьюэлл этого не заметил: он вызывал на компьютер какие-то новые данные. В конце концов он вернулся к поделенному надвое экрану с надписью «Готово» на обеих половинках.
   — Ну вот, все готово для большого тарарама, — удовлетворенно произнес он.
   — Очень хорошо, — одобрила Марсия.
   — Но сначала у нас будет небольшое развлечение на открытом воздухе. Пошли наверх, — сказал Бьюэлл.
   — Я поднимусь через минуту, — отозвалась Марсия. — Сначала немного приведу себя в порядок.
   — И переоденься. Надень что-нибудь симпатичное, когда пойдешь наверх, — велел он. — Может, костюм пещерной девушки?
   — Обязательно, — пообещала Марсия.
   Услышав, что дверь, ведущая наверх, захлопнулась, Марсия вытащила из-под рукава список с координатами и села за компьютер. Она работала быстро и уверенно и скоро перепрограммировала все американские ракеты, перенацелив их с Москвы и других городов СССР на Нью-Йорк, Вашингтон. Лос-Анджелес и Чикаго. Программы, управляющие полетом русских ракет, она трогать не стала: они по-прежнему оставались нацеленными на Соединенные Штаты.
* * *
   Харолд Смит был готов. Распластавшись за крупным камнем, он ждал, наведя бинокль на вершину плато возвышавшегося над местом предстоящей битвы.
   Около полудня одинокая фигура появилась на плато, подошла к краю и, подобно полководцу, обозрела окрестности. Смит вжался в землю, потом украдкой выглянул и увидел, что этот человек сидит в шезлонге на самом краю скалы. Это был Абнер Бьюэлл. Смит по-пластунски пополз к противоположной стороне скалы.
   Добравшись до ее подножия, он ощупал лежащий в кармане «Барсгод». Тяжесть оружия дала ему чувство извращенного удовлетворения. Сегодня умрет Римо, а Чиун начнет готовиться к отъезду в Корею, а Харолд Смит вернется в санаторий Фолкрофт и, вероятно, никогда не выйдет оттуда живым, а КЮРЕ, вероятно, прекратит свое существование. Но, благодаря «Барсгоду», Бьюэлл тоже умрет.
   А весь остальной мир будет продолжать жить.
   Да будет так, подумал Смит.
* * *
   Солнце стояло высоко и светило ослепительно-ярко, когда Римо вышел на открытую поляну и приблизился к тщедушной фигурке, облаченной в белое и стоящей неподвижно, как статуя. Когда Римо подошел поближе, Чиун поклонится ему.
   Римо не ответил на поклон. Он стоял, как человек, прошагавший тысячу миль, неся на плечах мешок камней. Плечи его были ссутулены, и глубокая складка пролегла между покрасневшими глазами.
   — Я не думал, что когда-нибудь дойдет до этого, — негромко произнес он.
   Лицо Чиуна ничего не выражало.
   — А что такое «это»?
   — Не играй со мной словами, па... — Римо осекся на полуслове. Губы его скривились в горькой усмешке. — Папочка, — договорил он и плюнул на землю.
   Веки Чиуна дрогнули, но он ничего не сказал.
   — Ты пришел затем, чтобы убить меня, — заявил Римо. Голос его не обвинял, в нем звучала только мрачная и скорбная покорность судьбе.
   — Мне так было приказано, — произнес Чиун.
   — Ах да, контракт, — усмехнулся Римо. — Верно. Деньги для Синанджу. Не забудь про деньги, Чиун. Надеюсь, тебе заплатили вперед. Твои предки никогда тебе не простят, если тебя надуют. Великий бог Синанджу. Деньги.
   — Ты жесток, — негромко сказал старик-кореец.
   Римо рассмеялся. Смех его прозвучал грубо и резко в полуденном зное.
   — Точно, Чиун. Повторяй про себя эту фразу. Когда будешь убивать меня, неотрывно думай о том, насколько я жесток.
   — Быть может, я не смогу убить тебя, — заметил Чиун.
   — Еще как сможешь. Но я не стану облегчать твою задачу, — ответил Римо. — Я не стану драться.
   — Ты будешь стоять покорно, как жертвенный баран? — спросил Чиун.
   — Пусть будет баран, если тебе так нравится, но будет по-моему. Тебе придется убить меня там, где я стою.
   — Тебе дозволено драться, — сказал Чиун.
   — Но мне также дозволено и не драться. Извини, Чиун. Это мне предстоит умереть. Я свободен в выборе способа собственной смерти.
   — Не подобает ассассину так вести себя, — заметил Чиун.
   — Ассассин! Это ты — ассассин. Чиун — великий ассассин. — Глаза Римо наполнились слезами. — Так вот, я хочу дать тебе что-то такое, что напоминало бы тебе обо мне. Подарок память от сына. Когда ты будешь убивать меня, Чиун, то ты не будешь никаким ассассином. Ты будешь мясником. Вот мой подарок. Унеси его с собой в могилу.
   Он разорвал ворот рубашки и поднял подбородок, обнажая горло.
   — Ну, вперед, — скомандовал он, не сводя наполненных слезами глаз со старика. — Приступай к работе и покончим с этим.
   — Ты мог бы устроить здесь на меня засаду, — произнес Чиун. — Ты мог бы убить меня, когда я сюда прибыл.
   — Я этого не сделал, — отозвался Римо.
   — Почему ты не хочешь драться со мной?
   — Потому что, — ответил Римо.
   — Обычный глупый ответ бледного куска свиного уха, — выпалил Чиун. — Что ты хочешь сказать этим своим «потому что»?
   — Просто потому что, — упрямо повторил Римо.
   — Потому что тебе невыносима мысль, что ты можешь причинить мне боль, — сказал старик.
   — Вовсе нет, — заявил Римо.
   — Это правда. Ты знал, в чем заключается мое задание. Ты мог бы напасть первым.
   Римо в ответ только отвернулся.
   — Сын мой, — упавшим голосом сказал Чиун. — Неужели ты не видишь, что другого пути нет?
   — Я люблю тебя, папочка, — ответил Римо.
   — Да, — согласился Чиун. — И именно потому ты будешь драться со мной. Мы не должны разочаровывать зрителей.
   Он выпрямился во весь рост, затем поклонился своему противнику.
   На этот раз Римо ответил на поклон.
* * *
   Они все говорили и говорили, и раздражение Бьюэлла росло. Хватит болтать, деритесь, посылал он им мысленные команды. Он оттолкнул шезлонг и сел на краю скалы, свесив ноги вниз.
   Старик-азиат, подумал Бьюэлл, совсем не смотрится как какой-то там доктор Смит. Но Римо — это тот самый Римо, которого он видел на экранах мониторов, тот самый, который преследовал его, Бьюэлла, в течение последних нескольких дней. Вплоть до нынешнего дня, когда он умрет.
   Бьюэлл увидел, как старик-азиат поклонился, и Римо ответил на поклон. Интересно, подумал Бьюэлл, а знает Римо, что с ним сейчас будет? Вероятно, нет. Римо слишком самоуверен, и Бьюэлл тешил себя мыслью о том, какое наслаждение доставит ему сцена убийства Римо.
   Азиат нанес удар первым. Он был маленький, но проворный, как белка. Казалось, что он оторвался от земли, на мгновение завис в воздухе и нанес резкий рубящий удар с такой свирепостью и силой, что мог бы отрубить голову лошади.
   Первый удар цели не достиг — Римо увернулся, тоже двигаясь так быстро, что его очертания смазались. Затем он с двойным разворотом взвился в воздух и пошел на снижение, поджав обе ноги. В последний момент он резко выбросил ноги вперед, и они врезались старику в живот. Фонтан алой крови брызнул у старика-азиата изо рта. Доктор Смит, пошатываясь, отступил на несколько шагов, пытаясь сохранить равновесие, но Римо набросился на него.
   — Ну же, давай, доктор Смит, — негромко произнес Бьюэлл.
   На какое-то короткое мгновение показалось, что Римо победил. Старик пятился назад и едва не упал. Но в самый последний момент, вместо того чтобы падать, он распрямился, как пружина, при этом руки его рассекли воздух, подобно остро отточенным лезвиям. Голова Римо, резко дернувшись, откинулась назад. Он попытался увильнуть, но азиат сделал еще один выпад руками, и Римо не успел и голову повернуть, как старик уже схватил его за горло и резко дернул. Раздался звук — словно заплакал ребенок, но тут же оборвался. И Римо опустился на колени. И в тот же момент старик высоко поднял руку. В ней была какая-то пузырящаяся кровавая масса, вынутая им из горла Римо.
   Бьюэлл издал вопль торжества и вскочил на ноги.
   — Я победил! — заорал он.
   Его совсем не заботило то, что победитель в схватке, старик-азиат, зашатался, уронил на землю кровавую массу, которую держал в руке, и сам повалился бесформенной грудой. Тонкая струйка крови, вытекающая у него изо рта, ярко блестела в лучах ослепительно сверкающего солнца.
   — Чо-орт, — пробормотал Бьюэлл сквозь зубы. — Ну и боец же этот доктор Смит.
   — Это был не Смит, — раздался негромкий голос за спиной у Бьюэлла.
   Бьюэлл резко развернулся. На противоположном краю плато стоял седой человек средних лет, в очках в стальной оправе и костюме-тройке. В правой руке он держал пистолет размером с электродрель.
   — Что вы сказали? — не понял Бьюэлл.
   — Я сказал, что он — не Смит. Смит — это я.
   На губах у Бьюэлла заиграла неуверенная улыбка, но когда он увидел, что ствол огромного пистолета не дрожит, улыбка погасла. Человек с пистолетом не собирался шутить, а в глазах за стеклами очков в металлической оправе застыло выражение отчаяния — того самого отчаяния, которое превращает обыкновенных людей в убийц.
   — Что вы хотите сказать?
   Бьюэлл с трудом проглотил комок в горле.
   Глаза Смита на долю секунды стрельнули в сторону двух мертвых тел, неподвижно распростертых внизу на равнине.
   — Я хочу сказать, что пора положить конец безумию, — проскрипел он.
   — Да ладно... — начал было Бьюэлл, но Смит оборвал его:
   — Я знаю, что психическое здоровье не играет никакой роли в вашей жизни, — сказал он. — Не может быть психически нормальным человек, решивший взорвать мир, потому что для него это — просто новая игрушка. Кое-кто из нас полагает, что безопасность мира — это не игра. И следовательно, кое-кто из нас готов убивать ради этого. — Он снова глянул вниз. — И даже умереть ради этого.
   — Если вы — Смит, То кто же эти двое?
   — Они работали на меня, — ответил Смит. — Ладно, хватит разъяснений.
   Указательный палец Смита напрягся, но прежде чем он успел нажать на спусковой крючок, горло его обвила чья-то сильная рука, а в висок ткнулось дуло пистолета.
   — Пока еще нет, — произнес женский голос. — А ну, брось пушку.
   Смит услышал щелчок взводимого курка. Так Бьюэлл, оказывается, не один. Бьюэлла он мог убить, но эта женщина убьет его, и конец света все равно наступит по расписанию. Придется подождать. Надо попытаться разделаться с ними обоими.
   Он опустил «Барсгод» и отшвырнул его в сторону Бьюэлла.
   — Ты и в самом деле обладаешь массой всевозможных талантов, Марсия, — восхитился Бьюэлл, а Марсия отпустила шею Смита. — Эй, я же сказал, пещерный костюм.
   Смит повернул голову и увидел женщину в джинсах и белой блузке.
   — Я думаю, пора похерить всю эту фигню с сексапильными кошечками, — резко ответила она Бьюэллу.
   Смит сделал несколько шагов в сторону от женщины. Бьюэлл сначала было удивился, потом пожал плечами и направился к упавшему на землю «Барсгоду». Из пистолета ТТ советского производства, находившегося в руке женщины по имени Марсия, вылетела пуля и сделала вмятину в вулканической породе как раз рядом с тем местом, где лежал пистолет Смита.
   — Не трогай его, Бьюэлл, — приказала Марсия и направила ТТ точно в грудь Бьюэллу. Мне нужен шифр, позволяющий ракетам взлететь, — проговорила она. Смит подумал, что глаза у нее такие же темные и такие же жестокие, как у акулы.
   — Что такое? — изумился Бьюэлл. — Ты что, работаешь на него?
   Марсия улыбнулась.
   — Я работаю на Комитет государственной безопасности Союза Советских Социалистических Республик, — с гордостью заявила она.
   — Ты — русская? КГБ? — опешил Бьюэлл.
   — А с какой бы стати я решила провести так много времени и обществе такого, как ты? — скривив губы, сказала Марсия. — Я бы хотела напомнить тебе, Абнер, что время поджимает. А у меня в руках пистолет. Будь так добр, сообщи мне шифр.
   — Но ракеты нацелены и на Москву, — заметил Бьюэлл.
   — Больше нет. Американские ракеты уже перенацелены. Все до одной американские ракеты упадут на американские города.
   — Тогда подумай о себе. — Бьюэлл предпринял последнюю отчаянную попытку. — Если все они взорвутся в этой стране, ты тоже погибнешь. Ты сгоришь заживо.
   — И Советский Союз будет править миром, — заявила Марсия. — Это небольшая цена — умереть ради такого славного дела.
   — Так заплати эту цену сейчас, — раздался еще чей-то голос.
   Смит обернулся и увидел, что на плато вылезла еще одна человеческая фигура. Это была светловолосая женщина, говорившая с британским акцентом. Она прицелилась и, не раздумывая, выстрелила в русскую.
   Но еще не раздался звук выстрела из пистолета Памелы Трашвелл, как Марсия выстрелила тоже. Обе женщины отлетели назад, словно две гигантские руки сбили их с ног. У Памелы был разорван живот — красное пятно крови и внутренностей. Некогда прекрасное лицо русской изменилось до неузнаваемости, превратившись в кровавое месиво. Ее ноги рефлекторно слегка дернулись. Всего один раз, и она замерла.
   Смит сделал шаг в сторону Бьюэлла, но худощавый молодой человек уже держал в руках «Барсгод».
   — Эти женщины нуждаются в помощи, — сказал Смит.
   — Они получат помощь на небесах, — заметил Бьюэлл. — Да и все мы тоже — мы там очень скоро окажемся.
   — Вы сумасшедший, — заявил Смит.
   — Нет, я просто устал, — возразил Бьюэлл. Его гладкое лицо пересекла кривая ухмылка. — А знаете, по-моему, я не стану убивать вас после всего этого. По-моему, я оставлю вас при себе, и мы вместе станем ждать, пока в небе не появится огромный огненный шар. Как вам это понравится?
   — У вас нет шансов, — заметил Смит.
   — Почему нет?
   Смит сделал несколько осторожных шагов в сторону Марсии. Ее пистолет лежал рядом с ее трупом.
   — Потому что вам не удастся помешать мне сделать то, что я хочу, — сказал Смит. — Пистолет не заряжен.
   — Это мы сейчас проверим, — заявил Бьюэлл и направил пистолет в землю.
   Смит внимательно следил за ним. Бьюэлл нажал на курок. Грохнул выстрел, пуля ударилась о поверхность скалы, и Смит юркнул за труп Марсии. Раздался оглушительный взрыв, пуля разорвалась, и осколки веером разлетелись во все стороны. В ярком солнечном свете все это напоминало звездный дождь. Тело, которым прикрылся Смит, содрогнулось, когда в него впились осколки шрапнели.
   Один из осколков срикошетил и вонзился в мозг Бьюэлла. Он выронил «Барсгод» и медленно опустился на колени. Тело его дернулось, а потом раздался еще один приглушенный взрыв — сам осколок тоже разорвался внутри головы Бьюэлла. Бьюэлл повалился ничком, ткнулся лицом в землю и больше не шевелился.
   Смит медленно поднялся с земли. Он был просто изумлен, что остался невредим и что все осколки шрапнели пролетели мимо. Голова Бьюэлла напоминала какую-то жуткую святочную маску. Глаза лопнули. Зубы усыпали землю вокруг него, как жареные кукурузные зерна. Зализанные волосы были спутаны, измазаны кровью и заляпаны мягким серым веществом, выплеснувшимся из черепа через зияющую дыру в самой макушке.
   Смит выпрямился. Его била сильная дрожь. Не упусти победу сейчас, сказал он себе. Он был готов к смерти, но смерть прошла мимо. Теперь ему надо было переключить свои мысли на другие проблемы. Такие, как демонтаж компьютеров Бьюэлла. Такие, как прекращение игры, которая могла привести к тому, что Россия и Америка обе нанесут ракетный удар в самое сердце Америки. Это надо сделать в первую очередь.
   Это его долг. Это его долг перед многими людьми. Перед Римо и Чиуном.
   Он прикрыл глаза ладонью от солнца и посмотрел вниз, на равнину. Тела Римо и Чиуна исчезли.
   Кто мог их унести?
   Он обшарил глазами горизонт, чувствуя, как в груди у него поднимается какое-то странное чувство. Почему-то потеря тел показалась ему столь же трагичной, как и потерн самих Римо и Чиуна. Они оба были принесены в жертву благороднейшему делу. Даже в свой последний день, когда ему суждено будет отправиться в ад, Смит сможет сказать это в свою защиту. Но потерять их тела...
   Его переполняло чувство стыда, и он не нашел ничего лучшего, как опуститься на землю в окружении трех гротескно изуродованных тел и заплакать, словно потерявшийся ребенок.
   Он плакал о Римо — невинном человеке, которого он так легко предал, он плакал о Чиуне — старике, которого он заставит убить собственного сына; он плакал о себе — об усталом, разочарованном человеке, которому больше не снятся сны, а вся жизнь превратилась в один сплошной кошмар наяву.
   Он не слышал звука приближающихся шагов. Да и сами шаги были неслышны для человеческого уха.
   — Никогда не жалел, что у тебя нет фотоаппарата?
   Это был голос Римо.
   Смит поднял глаза, и Чиун чуть свысока усмехнулся. Оба они стояли перед Смитом, живые и невредимые.
   — Вы живы, — выговорил он.
   — Вы очень проницательны, о император, — раболепно произнес Чиун и низко поклонился.
   — Я... — Смит осекся, встал и быстро вытер глаза рукавом. — Мне что-то попало в глаз. Я никак не мог достать. — И не ожидая ответа, он указал на кровь на руках Чиуна. — Я видел, — сказал он. — Вашу схватку.
   Чиун охнул, увидев на руках кровь, и быстро спрятал руки в рукава кимоно.
   — Простите меня, о наблюдательнейший, — произнес он. — Я так спешил, что забыл смыть сок куриной печенки.
   Он повернулся к Смиту спиной, поплевал на руки и энергично потер их друг о друга.
   Смит перевел взгляд на Римо, но Римо исчез.
   Подавив крик, Римо перебежал на другой конец площадки, туда, где лежала Памела, и склонился над ее телом. Смит увидел, что он щупает ей пульс, потом к нему присоединился Чиун и оторвал полоску от кимоно. Он свернул из нее тампон, чтобы промакнуть кровь, но за несколько секунд ткань насквозь пропиталась кровью. Чиун покачал головой.
   — Зачем ты пришла, ты, приключение на мою задницу? — задыхаясь, спросил Римо.
   Мышцы ее лица напряглись. Огромным усилием она раскрыла глаза.
   — Не надо говорить, — сказал Римо.
   — Надо, — еле выговорила она. Кровь пенилась в углу рта. — Мы убили его?
   — Мы убили его, — ответил Римо. — Тебе не надо было приходить ради меня.
   — Не ради тебя. Ради Англии. Это моя работа. Мы спасли мир?
   — Да, Памела, — ответил Римо. — Мы молодцы. Как ты меня нашла?
   — Подкупила клерка в мотеле. Подслушал твой телефонный разговор. Сказал мне, где. — Она попыталась улыбнуться, и изо рта потекла струйка крови. — Всегда знала, что ты лгун.
   Римо стиснул зубы. Кожа вокруг ее век уже начала бледнеть. Она скоро умрет.
   — Спасла жизнь твоего друга, — поведала Памела.
   Жаль, что я не могу спасти твою, подумал Римо. Но только кивнул.
   — Мы сделали это, — произнесла Памела. Голос ее становился совсем неразличим. Римо наклонился к ней пониже, и она сказала — Римо.
   — Что?
   — Сделай это еще раз, пожалуйста.
   — Что сделать?
   Медленно, руками слабыми, как у ребенка, она взяла Римо за руку и поднесла ее к своему левому запястью. Он едва прикоснулся к ее коже, как ее глаза погасли.
   Римо выпрямился. Глаза у него повлажнели. Он, не отрываясь, смотрел на тело, и Смит услышал, как он бормочет:
   — Вот так-то, дорогая.
   Римо и Чиун вместе со Смитом прошли в подземную крепость Бьюэлла, чтобы убедиться, что там больше никто не прячется.
   Подземные апартаменты были пусты а компьютеры привели Смита в полный восторг.
   — Боже мой! — воскликнул он. — Тут хранится информация о мельчайших деталях оборонительных систем Советского Союза и Америки.
   Он подпрыгнул от радости и принялся что-то набирать на клавиатуре, время от времени издавая возгласы удивления и восторга.
   Потом он снял трубку телефона.
   — Зовете на помощь? — поинтересовался Римо.
   Смит посмотрел на него с отсутствующим выражением лица.
   — Звоню в Фолкрофт. Я тут все настроил так, что мои компьютеры перепишут и усвоят всю информацию, какая тут есть.
   — Мы вам больше не нужны? — спросил Римо.
   — Нет, я сам справлюсь. Вы можете идти.
   — Хорошо, — обрадовался Римо. Уже стоя в дверях, перед выходом на вершину плато, он обернулся и спросил: — Смитти, а почему вы плакали?
   — Я же сказал вам, — ответил Смит. — Мне что-то попало в глаз.
   Он отвернулся и занялся компьютером.
   — Так ты убил бы меня? — спросил Римо Чиуна, когда они пересекали поросшую жесткой травой поляну у подножия скалы.
   — Склюет ли дрозд червяка на земле?
   — Что это значит? — не понял Римо.
   — Это значит, предаст ли прилив луну, направляющую его к земле?
   — А?
   — Тебя ничему невозможно научить, — заявил Чиун.
   Они поднялись на небольшой пригорок, с которого было видно шоссе.
   — Так ты бы убил меня?
   — Разевай пошире свою большую пасть и узнаешь, — ответил Чиун.
   Они оба сели в машину Римо.
   — Не думаю, что ты меня убил бы, — сказал Римо и завел мотор.
   Чиун фыркнул.
   — Потому что ты меня любишь, — продолжал Римо.
   Чиун фыркнул.
   — Ты ведь любишь меня.
   Старик возвел глаза к небу.
   — Так ведь? — настаивал Римо.
   — Ква-ква-ква! — крикнул Чиун и запрыгал на сиденье. — Ты — самое шумное белое существо, которое когда-либо жило на этой земле. Люблю тебя? Да нужно невероятное усилие воли, чтобы просто терпеть тебя.
   Римо улыбнулся и выехал на шоссе.