Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир
Конец игры
Глава первая
Уолдо Хаммерсмит был твердо уверен, что ничто хорошее в этой жизни не дается бесплатно. Все имеет свою цену. Приходится платить за все, что получаешь. Иногда приходится платить дважды, а иногда ты ничего не получаешь, но все равно платишь дважды.
Так он всегда говорил. Но если бы Уолдо Хаммерсмит и в самом деле доверился этой житейской мудрости вместо того, чтобы плакать над своими жизненными невзгодами, очень может статься, что ему бы не пришлось однажды смотреть с очень близкого расстояния в дуло полицейского кольта 38-го калибра.
Кольт будет в руках у полицейского. И этот полицейский скажет Уолдо Хаммерсмиту, что он должен сделать что-то противозаконное. И Уолдо Хаммерсмит ему не поверит.
— А, бросьте, — скажет Уолдо. — Это какая-то шутка, розыгрыш.
Потом он увидит яркую вспышку. И у него не будет времени не поверить в то, что его убивают, потому что тот анатомический сектор человеческого организма, который отвечает за веру и неверие, будет тонким слоем покрывать стену позади него, наполовину уцелевшего затылка.
Для Уолдо было уже слишком поздно. Все было слишком поздно для Уолдо, потому что его разыграли как по нотам, словно бы кто-то где-то начертил схему, диаграмму его души и нажал все нужные кнопки, чтобы заставить его сделать то, что ему было предписано.
Все это началось однажды зимним утром, когда Уолдо Хаммерсмит вдруг начал верить, что он получает что-то, не давая взамен ничего.
Оно пришло с почтой. Обычно Уолдо вскрывал конверты со счетами в последнюю очередь. Но на этот раз он начал с них. Счет за бензин в этом месяце дошел до ста долларов. Он дважды возил свою жену Миллисент к ее матери. Теща жила далеко — аж на Лонг-Айленде, а Хаммерсмиты жили в Бронксе. Уолдо поворчал над счетом, но потом подумал, что худа без добра не бывает. Когда он покажет счет жене, то, может быть, они придут к выводу, что не стоит наносить визиты ее мамаше так часто.
Были и другие счета. Был счет за отопление — очень уж большой. Уолдо думал, что ему удалось чуть-чуть попридержать расходы в этом месяце, но счета навалились все разом, да еще вместе со старыми, о которых он уже забыл. Была арендная плата, и частичное погашение медицинской страховки — и все это вместе взятое на двадцать пять долларов превышало то, что он официально заработал за этот месяц.
Уолдо Хаммерсмит жил в постоянном страхе перед Налоговым управлением — он боялся, что компьютеры этого ведомства когда-нибудь сопоставят эти две цифры. Он работал шофером такси, и хотя он сообщал в налоговую службу об обычных чаевых, но все же утаивал то, что помогало ему держать нос чуть-чуть над водой, — те пятерки и десятки, которые он получал за то, что возил пассажиров туда, где они могли получить все мыслимые сексуальные удовольствия.
И это было настоящей причиной, того почему он работал в международном аэропорту имени Кеннеди. Он получал и чаевые от пассажира, и небольшие комиссионные от борделя. Так ему удавалось путем ежедневных нарушений закона кое-как справляться. Если, конечно, Миллисент не потеряет работу.
Уолдо просмотрел счета с видом человека, ожидающего обнаружить раковую опухоль в теле своей личной экономики — что-то такое, что в конце концов должно было стать неизбежным, но что пока удавалось держать под контролем, благодаря странным прихотям пакистанцев и нигерийцев, размахивающих сотенными бумажками и желающих хорошо провести время.
Счет из своего банка он оставил напоследок. Банк предоставлял ему кредит, носивший название «Инста-чардж», но сам Уолдо называл его своей «нерушимой гарантией» он мог выписать чек на сумму, превышающую ту, что была у него на счету, и банк рассматривал этот перерасход как льготный кредит.
Когда он распечатал конверт, то обнаружил в нем заверения банка, что он может продолжать пользоваться кредитом. Уолдо Хаммерсмит полагал, что исчерпал его два месяца назад, да к тому же он и после этого срока выписывал чеки снова и снова.
В конце концов, это всего лишь кредит, один из тех, за которые сорокадвухлетнему Уолдо Хаммерсмиту приходилось постоянно расплачиваться. Со стороны могло показаться, что Уолдо в своем маленьком такси обслуживает весь большой финансовый мир. И ему никак не удается расплатиться сполна.
Потом он развернул листок от «Инста-чардж», чтобы посмотреть, во что ему обойдется попытка расплатиться за перерасход прошлых месяцев по кредиту, которого на самом деле не было. Цифра была названа точно. Почти полторы тысячи долларов. Но знак перед цифрой был неправильный. Они поставили плюс, а должен быть минус.
Они быстро спохватятся, сказал он себе. Такие хорошие ошибки еще никогда не выпадали на долю Уолдо Хаммерсмита. Он немного засомневался — сообщить в банк, или пусть сами обнаружат ошибку.
Нет, он оставит это без внимания. Он притворится, что ничего такого не произошло.
Но на следующий день он проезжал мимо филиала банка и подумал, а вдруг банк допустил такую ошибку, которую никто никогда не заметит. Такое время от времени случается. И тогда он припарковал свою машину у тротуара и вошел в банк.
Дрожащими руками он достал карточку «Инста-чардж», протянул ее кассирше и спросил, сколько денег у него на счету. И ему сообщили, что на счету у него 1485 долларов. Добавьте к этому льготный кредит на полторы тысячи, и тогда получится, что Уолдо Хаммерсмит может выписать чек на сумму почти в три тысячи долларов.
Когда он выходил из банка, пот с него катился градом. Он тут же поехал в другой филиал этого же банка, и другая кассирша сообщила ему те же хорошие известия. Он мог получить почти три тысячи долларов сразу.
Банк ошибся. Может быть, они обнаружат свою ошибку, но ошибка, разумеется, произошла не по его вине, и он не собирался отправляться в тюрьму из-за этого. Поэтому он расплатился по счетам. Он сводил Миллисент поужинать в ресторане. Имея на руках три тысячи долларов, он прожил этот месяц, беззаботно посвистывая.
Потом пришло новое банковское извещение. Уолдо Хаммерсмит не мог поверить в то, что насчитал компьютер. У него на счету было почти три тысячи долларов, а в целом, если добавить льготный кредит, получалось, что он может воспользоваться четырьмя с половиной тысячами долларов.
Он выписал чек на четыре тысячи долларов. Он стоял у окошка, за которым сидела кассирша, а она удостоверилась в том, что он — тот, за кого себя выдает, потом подошла к управляющему филиалом, потом вернулась. Уолдо сквозь окошко видел ее непроницаемое лицо — такие лица вею его жизнь говорили ему «нет».
— Как вы хотите их получить, сэр? — спросила кассирша.
— Все равно как — так, как вы их обычно выдаете.
— Десятками, двадцатками, пятидесятками, сотнями? — спросила она.
— Сотнями, — ответил Уолдо.
Это слово чуть не задушило его. Он пытался выглядеть спокойным. Он пытался выглядеть как человек, которому не привыкать снимать по четыре тысячи долларов со своего банковского счета.
— Уолдо, откуда у тебя столько денег? — спросила Миллисент.
Эта женщина была похожа на маленький, толстенький пожарный гидрант. Она носила ситцевые платья и шляпки с украшениями в виде фруктов. У Миллисент был, как считал Уолдо, ненасытный сексуальный аппетит. Раз в месяц — это уж вынь да положь.
И Уолдо вынимал, потому что Миллисент стала бы просто невыносимой, если бы вообще не имела доступа к мужским услугам. Одно время он очень надеялся, что она найдет кого-нибудь на стороне, но в конце концов пришел к выводу, что единственный тип мужчины, который может ее возжелать, — это слепой пьяный семнадцатилетний юнец, накачавшийся таблетками, стимулирующими потенцию. Нет, слепота тут не поможет, потому что руками можно ощутить, как много жировых складок на теле у Миллисент.
На улице Уолдо безошибочно определял, где находится голова Миллисент, потому что на ней всегда была самая уродливая шляпка. В спальне это никогда не было таким легким делом.
— Я тебя спросила, откуда у тебя деньги, Уолдо.
— Не твое дело.
— Это противозаконно, Уолдо? Скажи мне хотя бы это. Ты нарушаешь закон?
— Ты права, черт тебя подери.
— Продолжай в том же духе.
В следующем месяце Уолдо Хаммерсмит приобрел новую машину и расплатился чеком. Еще месяц спустя он купил свое собственное такси с фирменной лицензионной табличкой, которая обошлась ему в пять раз дороже, чем сама машина. Еще через месяц он купил еще два такси и нанял шоферов.
В следующем месяце он продал эти две машины, потому что единственный способ общения с шоферами такси, который ему нравился, — это давать им указания с заднего сидения. Это, конечно, только в том случае, если его собственный шофер болен. У Уолдо было уже так много денег, пришедших к нему со все возрастающего счета «Инста-чардж», что он переехал из Бронкса на Парк-авеню.
Миллисент удовлетворилась разводом с приличными отступными. Она забрала детей, и Уолдо стал жить один в квартире, где все шкафы были забиты новой одеждой, новыми видеоиграми и телевизорами, которые он покупал так, как раньше покупал сигареты. Очевидно, произошла компьютерная ошибка, и никто не собирался ее исправлять, потому что о ней знал только компьютер. Его не волновало, откуда берутся эти деньги — со счетов других вкладчиков или из каких-то особых компьютерных запасов, или еще откуда-то.
К концу года это уже был не дар и не ошибка, но естественное право. Уолдо считал нормальным, что каждый раз, когда он тратил все деньги, бывшие у него на счету, они возвращались в удвоенном или утроенном количестве.
А потом деньги перестали расти. Он чуть было не позвонил в банк и не пожаловался. В следующем месяце счет иссяк. А потом был первый телефонный звонок.
Женский голос, нежный и ласкающий.
— Нам очень жаль, что ваши фонды иссякли. Не могли бы вы нанести нам визит?
— Мои фонды не иссякли. Все прекрасно, — солгал он. — А в чем дело?
— Да ни в чем. Мы просто хотим поговорить с вами. Может быть, вам пригодится еще немного денег?
— Да нет, у меня все в порядке, — снова солгал Уолдо. — А кто говорит?
Сердце его ушло в пятки. Они обнаружили ошибку. Это было неизбежно, и теперь это случилось. Теперь они все знают, и Уолдо Хаммерсмит — человек конченый.
— Уолдо, — произнес голос, прелестный, как звон серебряных колокольчиков. — Не играй со мной. Если есть в этом мире что-то, что я ненавижу, так это люди, которые пытаются со мной играть. Уолдо, приходи, и мы достанем для тебя еще денег.
— А кто вы?
— Уолдо, ты присвоил один миллион четыреста семьдесят тысяч, которые тебе не принадлежали.
— Так много? — удивился Уолдо.
Он мог бы поклясться, что взял не больше нескольких сотен тысяч, но он уже перестал считать. Зачем продолжать считать, если у тебя есть все деньги, какие ты только пожелаешь?
— Так много, Уолдо.
Женский голос оставался все таким же мягким. Как масло. Слишком мягкий, подумал Уолдо. Почти неестественный.
— Я не знал, что так много, — пробормотал Уолдо. — Клянусь, я не знал, что так много.
Пришло время отвечать за все взятые деньги. По адресу, который назвала женщина, располагалась контора без вывески. Дверь была не заперта. Внутри стоял один-единственный стул и больше ничего — только голые стены. Это само по себе уже было похоже на тюремную камеру.
— Привет, Уолдо, — произнес все тот же прелестный голос.
Но самой женщины в комнате не было.
— Перестань искать громкоговоритель, Уолдо, и слушай меня. Жизнь твоя в последнее время была очень хороша, не так ли?
— Не плоха, — отозвался Уолдо.
На самом деле она была просто великолепна. Он почувствовал, что у него вспотели ладони, и подумал, как много ему придется вкалывать, чтобы вернуть почти полтора миллиона.
— Она не обязательно должна кончиться, Уолдо.
— Хорошо. Хорошо. Я не виноват. Понимаете, я ведь на самом деле не знал, насколько велик перерасход. Начинаешь с тысячи четырехсот и доходишь, скажем, до миллиона, а потом сбиваешься со счета. Вроде того. Понимаете, что я хочу сказать? Все просто ускользает. Ради Бога, сжальтесь надо мной. Пожалуйста. Я сознаюсь. Я сделал это. Пожалуйста!
Уолдо рыдал, стоя на коленях.
— Я все сделаю. Все что угодно. Я буду вкалывать в Гарлеме. Я буду подбирать черных на улицах в три часа ночи. Все что угодно.
— Очень хорошо, Уолдо, — мелодично пропел голос. — Хотя, сказать по правде, мне бы хотелось, чтобы ты был чуть более стоек.
— Конечно. Я буду стоек. Что я должен сделать? Не отправляйте меня в тюрьму.
— Пошарь у себя под стулом, — сказал голос.
— Рукой?
— Рукой.
Он долго возился, пытаясь просунуть руку под деревянный стул. Он так старался, что даже посадил занозу под ноготь большого пальца. Снизу к сиденью стула клейкой лентой была прикреплена фотография, и он дернул ее так резко, что оторвал уголок.
На фотографии была изображена симпатичная молодая женщина с живым лицом, обрамленным светлыми волосами. На вид ей было лет двадцать с небольшим.
— Это Памела Трашвелл. Ей двадцать четыре года, она приехала сюда из Англии. Работает в Международном центре по развитию и распространению компьютерных технологий в Нью-Йорке. Будем называть его просто — компьютерный центр.
— Я никогда никого не убивал, — сказал Уолдо.
— Не надо делать поспешных выводов.
— Не волнуйтесь. Все что надо — я сделаю, — пообещал Уолдо.
— Хорошо, потому что тебе это понравится. Как тебе кажется, она красива?
— Да.
— Тогда слушай внимательно. Ты прийдешь в компьютерный центр в деловой части Манхэттена, найдешь Памелу Трашвелл, подойдешь к ней и слегка полапаешь.
— Извините, мне показалось, вы сказали, что я должен ее полапать?
— Верно, — подтвердил голос.
— Эй, да ну бросьте! — воскликнул Уолдо. — Что все это значит? Что это за игра?
Уолдо почувствовал, как начинает злиться из-за того, что голос требует от него такое.
— Ты вовсе не обязан делать это, Уолдо. Никто тебя не заставляет.
— Я хотел бы сотрудничать.
— Я очень на это надеюсь. Один миллион четыреста семьдесят тысяч долларов — это очень много.
— Вы можете предложить что-нибудь разумное? — спросил Уолдо.
— Мне кажется, полтора миллиона монет за то, чтобы просто полапать девушку, это более чем разумно, Уолдо. У меня нет времени. Делай, что тебе говорят, или я вызываю полицию.
— Какую грудь? — спросил Уолдо.
— Любую.
Уолдо сунул фото в карман. Он не знал точно, как ему лучше поступить: пойти ли в компьютерный центр, протянуть руку и просто выполнить задание, или пригласить ее куда-нибудь на ужин — неяркое освещение, быть может, бусы, несколько поцелуев для начала, а потом его рука нежно-нежно погладит ее, достигнет груди, и — дело сделано, задание выполнено, можно возвращаться домой, в пентхаус на Парк-авеню, и продолжать наслаждаться жизнью.
Памела Трашвелл все решила за него. Если ему нужна помощь в том, чтобы разобраться во всех хитросплетениях мегафреймовых минибайтовых рабочих анализаторов и объемно-графических режимов, Памела Трашвелл будет счастлива быть ему полезной. Но она приехала сюда, благодарю вас, не для того, чтобы ходить на свидания, развлекаться или позволять незнакомым людям приставать к ней.
— Еще раз благодарю вас, мистер Хаммерсмит. Нет, нет и нет, благодарю вас.
— Так вы отказываетесь встретиться со мной?
— Да.
— Тогда можно мне вас просто полапать?
— Простите?
— Просто чуть-чуть полапать. Я дам вам тысячу долларов.
— Ну и наглость! Пошел ты. Да как ты смеешь! — произнесла мисс Трашвелл с таким шершавым британским акцентом, что о него можно было затачивать ножи.
— Пять тысяч.
— Я сейчас вызову полицию.
Уолдо Хаммерсмит закрыл глаза и принялся, не глядя, шарить рукой, пока не наткнулся на что-то мягкое. Он слегка стиснул это и выбежал из компьютерного центра, а люди что-то кричали ему вдогонку.
Полы его пиджака развевались на ветру. Его ноги, не привыкшие ни к чему, кроме как к восхождению на кровать или походам от дома до лимузина, отчаянно пытались поддерживать скорость движения. Все происходило как во сне. Ноги говорили, что они продолжают бежать, но тело, казалось, оставалось на месте.
Уолдо схватили за шиворот на оживленной нью-йоркской улице на виду у целой толпы народа, для которого унижение, испытываемое другими, всегда несколько смягчает тоску и уныние собственной повседневной жизни. Уолдо Хаммерсмита буквально схватили за шиворот. Полицейский схватил его за ворот дорогого пиджака и отвел обратно в компьютерный центр, как непослушного ребенка, не желающего идти домой обедать. Бледные британские черты лица Памелы Трашвелл были окрашены краской стыда и гнева.
— Это он? — спросил полицейский.
Уолдо старался смотреть на потолок. Или на пол. Куда угодно, только не на мисс Трашвелл. Если бы он только мог, он постарался бы притвориться, что не знает самого себя.
— Это и есть тот самый человек, который пытался вас полапать? — повторил полицейский.
Уолдо с радостью встретил бы смерть, только не это унижение. Почему голос не потребовал от него, чтобы он ограбил магазин? Его бы арестовали за вооруженное ограбление, что менее стыдно, чем это. Полапать девушку! Сама фраза — до чего же она унизительна! Уолдо Хаммерсмит совершил преступление на сексуальной почве. Сердце его разрывалось на части, а толпа все прибывала. Он возвел глаза вверх, уставился в потолок и понял, что недостоин даже молиться. Он видел, что все телекамеры нацелены на стол Памелы Трашвелл. Все случившееся приковало к себе даже их внимание. Они оставили компьютерный центр без присмотра. Их немигаюшие глаза пристально смотрели на Уолдо, а ему хотелось крикнуть им, чтобы занимались делом и просматривали бы все пространство центра.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы убрали его отсюда, — сказала Памела.
— Это не так легко, — возразил полицейский. — Вы выдвигаете официальное обвинение, или я его отпускаю?
— А не могли бы вы просто вышвырнуть его отсюда? — Она обвела взглядом людей, столпившихся вокруг ее стола. — Все это так стыдно.
— Послушайте, леди, этот парень вас полапал. За какую сиську он вас схватил?
Уолдо вперился главами в пол. Памела закрыла лицо руками.
— Уходите! — выдохнула она.
— Вот за эту? — спросил полицейский. Словно пробуя, крепок ли спелый помидор, он положил свою огромную волосатую лапу на левую грудь Памелы Трашвелл.
Она отбросила его руку и потребовала, чтобы он предъявил свой значок.
— Если вы и в самом деле полицейский, то я имею право потребовать от вас, чтобы вы вывели посетителей из помещения центра.
— На каком основании? — спросил полицейский.
— На том основании, что он нарушил порядок.
— Послушайте, леди, не заноситесь так. Когда вы будете давать показания на открытом судебном процессе, вам придется отвечать на такие вопросы. Вероятно, присяжные захотят взглянуть на ваши сиськи и убедиться, было ли вам нанесено тяжкое или легкое телесное повреждение. Итак, этот парень схватил вас. Вы его не поощряли?
— Безусловно, нет.
— А может быть, вы первая схватили его?
— Я слышала о том, что полицейские любят издеваться над женщинами в моем положении, — холодно произнесла Памела. — Но это просто смешно.
— Послушайте, я поймал на улице человека, который к вам приставал. Вы собираетесь предъявить ему официальное обвинение? Чего вы вообще хотите, леди?
В огромном зале компьютерного центра, отделанном хромом и освещенном ярким светом неоновых ламп, наступила тишина. Уолдо слышал, как кто-то в задних рядах спросил, что произошло.
— Он попытался схватить вон ту молодую женщину на виду у всех. Полапал ее.
— Он знал, кого выбрать.
Памела выпрямилась и одернула юбку. Ее сверкающие глаза впились в Уолдо Хаммерсмита.
— Сэр, если вы уйдете отсюда по своей собственной воле и пообещаете никогда больше сюда не возвращаться, я не стану выдвигать против вас официальное обвинение, — сказала она.
Уолдо взглянул на полицейского.
— Пошли, — сказал тот.
Он вышел из здания центра вместе с Уолдо, а когда Уолдо попытался удалиться, полицейский пошел вместе с ним вдоль по улице.
— У тебя неприятности? — спросил он.
Голос был ровный, в нем сквозила озабоченность.
— Нет, я просто хотел... э-э... ну, сделать это, — ответил Уолдо.
— Ты не похож на таких, — сказал полицейский.
— Спасибо, — отозвался Уолдо, от стыда низко опустив голову.
— Кто-то тебя заставил?
— Нет-нет. Боже, да кому такое придет в голову? Я хочу сказать, кому придет в голову заставлять меня совершать такой идиотский поступок?
Полицейский пожал плечами. Потом сунул руку в карман брюк и достал карточку.
— Если у тебя будут неприятности, позвони мне.
На тисненой карточке было написано: «Лейтенант Джозеф Кейси».
— Я Джо Кейси. У тебя есть мой домашний телефон. У тебя есть мой служебный телефон. Если понадобится помощь, звони.
— Со мной все в порядке, спасибо.
— Так говорят все, когда увязнут по уши в дерьме, — сказал лейтенант полиции Джо Кейси и дружелюбно протянул руку. Уолдо пожал ее.
Он сунул карточку в жилетный карман, а потом, дома, аккуратно, так, чтобы не попасться на глаза своему новому дворецкому, спрятал карточку в маленьком ларчике из слоновой кости. Когда он получил новое извещение от «Инста-чардж», там было напечатано новое компьютерное сообщение. На этот раз ему надо было прийти по новому адресу.
Это оказалась еще одна пустая комната в пустой конторе в Манхэттене. На этот раз голос сказал ему:
— Залезь под юбку мисс Трашвелл.
Уолдо вспомнил чувство унижения, которое он испытал. Вспомнил, как ему хотелось умереть.
Он сидел в темноте, куря гаванские сигары, надолго задумавшись. Он мог снова пойти в компьютерный центр и сунуть руку под юбку Памеле Трашвелл. Или он мог проследить за ней и сделать это на улице или в метро. Может быть, на этот раз ему это сойдет с рук, и он только испытает чувство унижения.
Но что будет в следующий раз? Что еще потребует от него голос?
Он достал карандаш и попытался подсчитать, сколько стоит его образ жизни. Он думал, что может обойтись парой тысяч в неделю, но, к своему полному изумлению, обнаружил, что тратит в неделю двенадцать тысяч долларов, и это не считая расходов на еду.
Хватит. Он забирает деньги и исчезает.
Он посмотрел на цифру в банковском извещении и выписал чек на семь миллионов долларов.
Он направился в банк. Кассирша спросила, не шутит ли он. Он сказал, что не шутит. Подошел управляющий филиалом. Он связался с головным отделением. В головном отделении рассмеялись. У Уолдо на счету было всего полторы тысячи долларов — и это только благодаря льготному кредиту на случай перерасхода.
На следующее утро Уолдо притаился в подъезде одного из домов рядом с компьютерным центром. Когда Памела приехала на работу, он подбежал к ней сзади и быстро-быстро сунул ей руку под юбку. Она завизжала. Какая-то женщина с очень тяжелой сумочкой преградила ему путь к отступлению, какой-то мужчина закричал: «Насильник!», но Уолдо упал на колени и на корточках выбрался из толпы. Он оглянулся через плечо и увидел, что охранные телекамеры нацелены на улицу. Он чувствовал, как они хохочут над ним.
Еще несколько дней спустя он с утренней почтой подучил новое извещение из банка. В нем содержался приказ появиться по новому адресу.
Все тот же нежный женский голос звучал и в этой конторе. Он произнес:
— Отшлепай Памелу Трашвелл веслом.
Уолдо понял, что в следующий раз ему прикажут убить. Веслом тоже можно убить. Он позвонил лейтенанту Джо Кенси.
Они встретились на темной набережной реки Гудзон, напротив Нью-Джерси. Уолдо выбрал это место за его пустынность. Он был уверен, что тот, кто стоит за всем этим, — кто бы или что бы это ни было — может видеть почти всюду. Он хотел убежать, убежать от всех и всякие компьютеров, убежать отовсюду, где есть телекамеры, фиксирующие любое его движение. Но все-таки больше всего — прочь от компьютеров. Компьютер начал все это, изменив сумму остатка на его счету. И Памела Трашвелл работала в компьютерном центре. Слово «компьютер» вызывало у Уолдо только одну ассоциацию: «бежать».
— У меня неприятности, — сказал Уолдо полицейскому.
И рассказал ему, как банковская ошибка привела к тому, что уровень его жизни постоянно повышался и повышался, и теперь он попал в полную зависимость от денег. Он нуждался в деньгах. Но его страшило то, что ему, может быть, придется сделать ради них.
— У меня такое чувство, будто мною играют, — пожаловался он. — Я не могу обналичить чек в банке и получить реальные деньги, но я по-прежнему могу купить все что угодно на свою кредитую карточку. Поэтому все, что я могу получить, — это товары.
— Ну, и на какую сумму в год? — поинтересовался Кейси.
— Полмиллиона или около того, — ответил Уолдо.
— Хорошие деньги, — присвистнул Кейси.
— Но куда все это ведет? — недоумевал Уолдо.
— Полмиллиона за то, чтобы полапать девушку? Залезть к ней под юбку? Отшлепать? Слушай, Уолдо, я простой полицейский. Мне платят куда меньше за куда более неприятную работу.
— Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что за полмиллиона я бы отшлепал самого Папу, — сказал Кейси.
— Но чем все это кончится?
— А тебя это волнует? — удивился Кейси.
— Что вы хотите сказать? — удивился Уолдо.
Так он всегда говорил. Но если бы Уолдо Хаммерсмит и в самом деле доверился этой житейской мудрости вместо того, чтобы плакать над своими жизненными невзгодами, очень может статься, что ему бы не пришлось однажды смотреть с очень близкого расстояния в дуло полицейского кольта 38-го калибра.
Кольт будет в руках у полицейского. И этот полицейский скажет Уолдо Хаммерсмиту, что он должен сделать что-то противозаконное. И Уолдо Хаммерсмит ему не поверит.
— А, бросьте, — скажет Уолдо. — Это какая-то шутка, розыгрыш.
Потом он увидит яркую вспышку. И у него не будет времени не поверить в то, что его убивают, потому что тот анатомический сектор человеческого организма, который отвечает за веру и неверие, будет тонким слоем покрывать стену позади него, наполовину уцелевшего затылка.
Для Уолдо было уже слишком поздно. Все было слишком поздно для Уолдо, потому что его разыграли как по нотам, словно бы кто-то где-то начертил схему, диаграмму его души и нажал все нужные кнопки, чтобы заставить его сделать то, что ему было предписано.
Все это началось однажды зимним утром, когда Уолдо Хаммерсмит вдруг начал верить, что он получает что-то, не давая взамен ничего.
Оно пришло с почтой. Обычно Уолдо вскрывал конверты со счетами в последнюю очередь. Но на этот раз он начал с них. Счет за бензин в этом месяце дошел до ста долларов. Он дважды возил свою жену Миллисент к ее матери. Теща жила далеко — аж на Лонг-Айленде, а Хаммерсмиты жили в Бронксе. Уолдо поворчал над счетом, но потом подумал, что худа без добра не бывает. Когда он покажет счет жене, то, может быть, они придут к выводу, что не стоит наносить визиты ее мамаше так часто.
Были и другие счета. Был счет за отопление — очень уж большой. Уолдо думал, что ему удалось чуть-чуть попридержать расходы в этом месяце, но счета навалились все разом, да еще вместе со старыми, о которых он уже забыл. Была арендная плата, и частичное погашение медицинской страховки — и все это вместе взятое на двадцать пять долларов превышало то, что он официально заработал за этот месяц.
Уолдо Хаммерсмит жил в постоянном страхе перед Налоговым управлением — он боялся, что компьютеры этого ведомства когда-нибудь сопоставят эти две цифры. Он работал шофером такси, и хотя он сообщал в налоговую службу об обычных чаевых, но все же утаивал то, что помогало ему держать нос чуть-чуть над водой, — те пятерки и десятки, которые он получал за то, что возил пассажиров туда, где они могли получить все мыслимые сексуальные удовольствия.
И это было настоящей причиной, того почему он работал в международном аэропорту имени Кеннеди. Он получал и чаевые от пассажира, и небольшие комиссионные от борделя. Так ему удавалось путем ежедневных нарушений закона кое-как справляться. Если, конечно, Миллисент не потеряет работу.
Уолдо просмотрел счета с видом человека, ожидающего обнаружить раковую опухоль в теле своей личной экономики — что-то такое, что в конце концов должно было стать неизбежным, но что пока удавалось держать под контролем, благодаря странным прихотям пакистанцев и нигерийцев, размахивающих сотенными бумажками и желающих хорошо провести время.
Счет из своего банка он оставил напоследок. Банк предоставлял ему кредит, носивший название «Инста-чардж», но сам Уолдо называл его своей «нерушимой гарантией» он мог выписать чек на сумму, превышающую ту, что была у него на счету, и банк рассматривал этот перерасход как льготный кредит.
Когда он распечатал конверт, то обнаружил в нем заверения банка, что он может продолжать пользоваться кредитом. Уолдо Хаммерсмит полагал, что исчерпал его два месяца назад, да к тому же он и после этого срока выписывал чеки снова и снова.
В конце концов, это всего лишь кредит, один из тех, за которые сорокадвухлетнему Уолдо Хаммерсмиту приходилось постоянно расплачиваться. Со стороны могло показаться, что Уолдо в своем маленьком такси обслуживает весь большой финансовый мир. И ему никак не удается расплатиться сполна.
Потом он развернул листок от «Инста-чардж», чтобы посмотреть, во что ему обойдется попытка расплатиться за перерасход прошлых месяцев по кредиту, которого на самом деле не было. Цифра была названа точно. Почти полторы тысячи долларов. Но знак перед цифрой был неправильный. Они поставили плюс, а должен быть минус.
Они быстро спохватятся, сказал он себе. Такие хорошие ошибки еще никогда не выпадали на долю Уолдо Хаммерсмита. Он немного засомневался — сообщить в банк, или пусть сами обнаружат ошибку.
Нет, он оставит это без внимания. Он притворится, что ничего такого не произошло.
Но на следующий день он проезжал мимо филиала банка и подумал, а вдруг банк допустил такую ошибку, которую никто никогда не заметит. Такое время от времени случается. И тогда он припарковал свою машину у тротуара и вошел в банк.
Дрожащими руками он достал карточку «Инста-чардж», протянул ее кассирше и спросил, сколько денег у него на счету. И ему сообщили, что на счету у него 1485 долларов. Добавьте к этому льготный кредит на полторы тысячи, и тогда получится, что Уолдо Хаммерсмит может выписать чек на сумму почти в три тысячи долларов.
Когда он выходил из банка, пот с него катился градом. Он тут же поехал в другой филиал этого же банка, и другая кассирша сообщила ему те же хорошие известия. Он мог получить почти три тысячи долларов сразу.
Банк ошибся. Может быть, они обнаружат свою ошибку, но ошибка, разумеется, произошла не по его вине, и он не собирался отправляться в тюрьму из-за этого. Поэтому он расплатился по счетам. Он сводил Миллисент поужинать в ресторане. Имея на руках три тысячи долларов, он прожил этот месяц, беззаботно посвистывая.
Потом пришло новое банковское извещение. Уолдо Хаммерсмит не мог поверить в то, что насчитал компьютер. У него на счету было почти три тысячи долларов, а в целом, если добавить льготный кредит, получалось, что он может воспользоваться четырьмя с половиной тысячами долларов.
Он выписал чек на четыре тысячи долларов. Он стоял у окошка, за которым сидела кассирша, а она удостоверилась в том, что он — тот, за кого себя выдает, потом подошла к управляющему филиалом, потом вернулась. Уолдо сквозь окошко видел ее непроницаемое лицо — такие лица вею его жизнь говорили ему «нет».
— Как вы хотите их получить, сэр? — спросила кассирша.
— Все равно как — так, как вы их обычно выдаете.
— Десятками, двадцатками, пятидесятками, сотнями? — спросила она.
— Сотнями, — ответил Уолдо.
Это слово чуть не задушило его. Он пытался выглядеть спокойным. Он пытался выглядеть как человек, которому не привыкать снимать по четыре тысячи долларов со своего банковского счета.
— Уолдо, откуда у тебя столько денег? — спросила Миллисент.
Эта женщина была похожа на маленький, толстенький пожарный гидрант. Она носила ситцевые платья и шляпки с украшениями в виде фруктов. У Миллисент был, как считал Уолдо, ненасытный сексуальный аппетит. Раз в месяц — это уж вынь да положь.
И Уолдо вынимал, потому что Миллисент стала бы просто невыносимой, если бы вообще не имела доступа к мужским услугам. Одно время он очень надеялся, что она найдет кого-нибудь на стороне, но в конце концов пришел к выводу, что единственный тип мужчины, который может ее возжелать, — это слепой пьяный семнадцатилетний юнец, накачавшийся таблетками, стимулирующими потенцию. Нет, слепота тут не поможет, потому что руками можно ощутить, как много жировых складок на теле у Миллисент.
На улице Уолдо безошибочно определял, где находится голова Миллисент, потому что на ней всегда была самая уродливая шляпка. В спальне это никогда не было таким легким делом.
— Я тебя спросила, откуда у тебя деньги, Уолдо.
— Не твое дело.
— Это противозаконно, Уолдо? Скажи мне хотя бы это. Ты нарушаешь закон?
— Ты права, черт тебя подери.
— Продолжай в том же духе.
В следующем месяце Уолдо Хаммерсмит приобрел новую машину и расплатился чеком. Еще месяц спустя он купил свое собственное такси с фирменной лицензионной табличкой, которая обошлась ему в пять раз дороже, чем сама машина. Еще через месяц он купил еще два такси и нанял шоферов.
В следующем месяце он продал эти две машины, потому что единственный способ общения с шоферами такси, который ему нравился, — это давать им указания с заднего сидения. Это, конечно, только в том случае, если его собственный шофер болен. У Уолдо было уже так много денег, пришедших к нему со все возрастающего счета «Инста-чардж», что он переехал из Бронкса на Парк-авеню.
Миллисент удовлетворилась разводом с приличными отступными. Она забрала детей, и Уолдо стал жить один в квартире, где все шкафы были забиты новой одеждой, новыми видеоиграми и телевизорами, которые он покупал так, как раньше покупал сигареты. Очевидно, произошла компьютерная ошибка, и никто не собирался ее исправлять, потому что о ней знал только компьютер. Его не волновало, откуда берутся эти деньги — со счетов других вкладчиков или из каких-то особых компьютерных запасов, или еще откуда-то.
К концу года это уже был не дар и не ошибка, но естественное право. Уолдо считал нормальным, что каждый раз, когда он тратил все деньги, бывшие у него на счету, они возвращались в удвоенном или утроенном количестве.
А потом деньги перестали расти. Он чуть было не позвонил в банк и не пожаловался. В следующем месяце счет иссяк. А потом был первый телефонный звонок.
Женский голос, нежный и ласкающий.
— Нам очень жаль, что ваши фонды иссякли. Не могли бы вы нанести нам визит?
— Мои фонды не иссякли. Все прекрасно, — солгал он. — А в чем дело?
— Да ни в чем. Мы просто хотим поговорить с вами. Может быть, вам пригодится еще немного денег?
— Да нет, у меня все в порядке, — снова солгал Уолдо. — А кто говорит?
Сердце его ушло в пятки. Они обнаружили ошибку. Это было неизбежно, и теперь это случилось. Теперь они все знают, и Уолдо Хаммерсмит — человек конченый.
— Уолдо, — произнес голос, прелестный, как звон серебряных колокольчиков. — Не играй со мной. Если есть в этом мире что-то, что я ненавижу, так это люди, которые пытаются со мной играть. Уолдо, приходи, и мы достанем для тебя еще денег.
— А кто вы?
— Уолдо, ты присвоил один миллион четыреста семьдесят тысяч, которые тебе не принадлежали.
— Так много? — удивился Уолдо.
Он мог бы поклясться, что взял не больше нескольких сотен тысяч, но он уже перестал считать. Зачем продолжать считать, если у тебя есть все деньги, какие ты только пожелаешь?
— Так много, Уолдо.
Женский голос оставался все таким же мягким. Как масло. Слишком мягкий, подумал Уолдо. Почти неестественный.
— Я не знал, что так много, — пробормотал Уолдо. — Клянусь, я не знал, что так много.
Пришло время отвечать за все взятые деньги. По адресу, который назвала женщина, располагалась контора без вывески. Дверь была не заперта. Внутри стоял один-единственный стул и больше ничего — только голые стены. Это само по себе уже было похоже на тюремную камеру.
— Привет, Уолдо, — произнес все тот же прелестный голос.
Но самой женщины в комнате не было.
— Перестань искать громкоговоритель, Уолдо, и слушай меня. Жизнь твоя в последнее время была очень хороша, не так ли?
— Не плоха, — отозвался Уолдо.
На самом деле она была просто великолепна. Он почувствовал, что у него вспотели ладони, и подумал, как много ему придется вкалывать, чтобы вернуть почти полтора миллиона.
— Она не обязательно должна кончиться, Уолдо.
— Хорошо. Хорошо. Я не виноват. Понимаете, я ведь на самом деле не знал, насколько велик перерасход. Начинаешь с тысячи четырехсот и доходишь, скажем, до миллиона, а потом сбиваешься со счета. Вроде того. Понимаете, что я хочу сказать? Все просто ускользает. Ради Бога, сжальтесь надо мной. Пожалуйста. Я сознаюсь. Я сделал это. Пожалуйста!
Уолдо рыдал, стоя на коленях.
— Я все сделаю. Все что угодно. Я буду вкалывать в Гарлеме. Я буду подбирать черных на улицах в три часа ночи. Все что угодно.
— Очень хорошо, Уолдо, — мелодично пропел голос. — Хотя, сказать по правде, мне бы хотелось, чтобы ты был чуть более стоек.
— Конечно. Я буду стоек. Что я должен сделать? Не отправляйте меня в тюрьму.
— Пошарь у себя под стулом, — сказал голос.
— Рукой?
— Рукой.
Он долго возился, пытаясь просунуть руку под деревянный стул. Он так старался, что даже посадил занозу под ноготь большого пальца. Снизу к сиденью стула клейкой лентой была прикреплена фотография, и он дернул ее так резко, что оторвал уголок.
На фотографии была изображена симпатичная молодая женщина с живым лицом, обрамленным светлыми волосами. На вид ей было лет двадцать с небольшим.
— Это Памела Трашвелл. Ей двадцать четыре года, она приехала сюда из Англии. Работает в Международном центре по развитию и распространению компьютерных технологий в Нью-Йорке. Будем называть его просто — компьютерный центр.
— Я никогда никого не убивал, — сказал Уолдо.
— Не надо делать поспешных выводов.
— Не волнуйтесь. Все что надо — я сделаю, — пообещал Уолдо.
— Хорошо, потому что тебе это понравится. Как тебе кажется, она красива?
— Да.
— Тогда слушай внимательно. Ты прийдешь в компьютерный центр в деловой части Манхэттена, найдешь Памелу Трашвелл, подойдешь к ней и слегка полапаешь.
— Извините, мне показалось, вы сказали, что я должен ее полапать?
— Верно, — подтвердил голос.
— Эй, да ну бросьте! — воскликнул Уолдо. — Что все это значит? Что это за игра?
Уолдо почувствовал, как начинает злиться из-за того, что голос требует от него такое.
— Ты вовсе не обязан делать это, Уолдо. Никто тебя не заставляет.
— Я хотел бы сотрудничать.
— Я очень на это надеюсь. Один миллион четыреста семьдесят тысяч долларов — это очень много.
— Вы можете предложить что-нибудь разумное? — спросил Уолдо.
— Мне кажется, полтора миллиона монет за то, чтобы просто полапать девушку, это более чем разумно, Уолдо. У меня нет времени. Делай, что тебе говорят, или я вызываю полицию.
— Какую грудь? — спросил Уолдо.
— Любую.
Уолдо сунул фото в карман. Он не знал точно, как ему лучше поступить: пойти ли в компьютерный центр, протянуть руку и просто выполнить задание, или пригласить ее куда-нибудь на ужин — неяркое освещение, быть может, бусы, несколько поцелуев для начала, а потом его рука нежно-нежно погладит ее, достигнет груди, и — дело сделано, задание выполнено, можно возвращаться домой, в пентхаус на Парк-авеню, и продолжать наслаждаться жизнью.
Памела Трашвелл все решила за него. Если ему нужна помощь в том, чтобы разобраться во всех хитросплетениях мегафреймовых минибайтовых рабочих анализаторов и объемно-графических режимов, Памела Трашвелл будет счастлива быть ему полезной. Но она приехала сюда, благодарю вас, не для того, чтобы ходить на свидания, развлекаться или позволять незнакомым людям приставать к ней.
— Еще раз благодарю вас, мистер Хаммерсмит. Нет, нет и нет, благодарю вас.
— Так вы отказываетесь встретиться со мной?
— Да.
— Тогда можно мне вас просто полапать?
— Простите?
— Просто чуть-чуть полапать. Я дам вам тысячу долларов.
— Ну и наглость! Пошел ты. Да как ты смеешь! — произнесла мисс Трашвелл с таким шершавым британским акцентом, что о него можно было затачивать ножи.
— Пять тысяч.
— Я сейчас вызову полицию.
Уолдо Хаммерсмит закрыл глаза и принялся, не глядя, шарить рукой, пока не наткнулся на что-то мягкое. Он слегка стиснул это и выбежал из компьютерного центра, а люди что-то кричали ему вдогонку.
Полы его пиджака развевались на ветру. Его ноги, не привыкшие ни к чему, кроме как к восхождению на кровать или походам от дома до лимузина, отчаянно пытались поддерживать скорость движения. Все происходило как во сне. Ноги говорили, что они продолжают бежать, но тело, казалось, оставалось на месте.
Уолдо схватили за шиворот на оживленной нью-йоркской улице на виду у целой толпы народа, для которого унижение, испытываемое другими, всегда несколько смягчает тоску и уныние собственной повседневной жизни. Уолдо Хаммерсмита буквально схватили за шиворот. Полицейский схватил его за ворот дорогого пиджака и отвел обратно в компьютерный центр, как непослушного ребенка, не желающего идти домой обедать. Бледные британские черты лица Памелы Трашвелл были окрашены краской стыда и гнева.
— Это он? — спросил полицейский.
Уолдо старался смотреть на потолок. Или на пол. Куда угодно, только не на мисс Трашвелл. Если бы он только мог, он постарался бы притвориться, что не знает самого себя.
— Это и есть тот самый человек, который пытался вас полапать? — повторил полицейский.
Уолдо с радостью встретил бы смерть, только не это унижение. Почему голос не потребовал от него, чтобы он ограбил магазин? Его бы арестовали за вооруженное ограбление, что менее стыдно, чем это. Полапать девушку! Сама фраза — до чего же она унизительна! Уолдо Хаммерсмит совершил преступление на сексуальной почве. Сердце его разрывалось на части, а толпа все прибывала. Он возвел глаза вверх, уставился в потолок и понял, что недостоин даже молиться. Он видел, что все телекамеры нацелены на стол Памелы Трашвелл. Все случившееся приковало к себе даже их внимание. Они оставили компьютерный центр без присмотра. Их немигаюшие глаза пристально смотрели на Уолдо, а ему хотелось крикнуть им, чтобы занимались делом и просматривали бы все пространство центра.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы убрали его отсюда, — сказала Памела.
— Это не так легко, — возразил полицейский. — Вы выдвигаете официальное обвинение, или я его отпускаю?
— А не могли бы вы просто вышвырнуть его отсюда? — Она обвела взглядом людей, столпившихся вокруг ее стола. — Все это так стыдно.
— Послушайте, леди, этот парень вас полапал. За какую сиську он вас схватил?
Уолдо вперился главами в пол. Памела закрыла лицо руками.
— Уходите! — выдохнула она.
— Вот за эту? — спросил полицейский. Словно пробуя, крепок ли спелый помидор, он положил свою огромную волосатую лапу на левую грудь Памелы Трашвелл.
Она отбросила его руку и потребовала, чтобы он предъявил свой значок.
— Если вы и в самом деле полицейский, то я имею право потребовать от вас, чтобы вы вывели посетителей из помещения центра.
— На каком основании? — спросил полицейский.
— На том основании, что он нарушил порядок.
— Послушайте, леди, не заноситесь так. Когда вы будете давать показания на открытом судебном процессе, вам придется отвечать на такие вопросы. Вероятно, присяжные захотят взглянуть на ваши сиськи и убедиться, было ли вам нанесено тяжкое или легкое телесное повреждение. Итак, этот парень схватил вас. Вы его не поощряли?
— Безусловно, нет.
— А может быть, вы первая схватили его?
— Я слышала о том, что полицейские любят издеваться над женщинами в моем положении, — холодно произнесла Памела. — Но это просто смешно.
— Послушайте, я поймал на улице человека, который к вам приставал. Вы собираетесь предъявить ему официальное обвинение? Чего вы вообще хотите, леди?
В огромном зале компьютерного центра, отделанном хромом и освещенном ярким светом неоновых ламп, наступила тишина. Уолдо слышал, как кто-то в задних рядах спросил, что произошло.
— Он попытался схватить вон ту молодую женщину на виду у всех. Полапал ее.
— Он знал, кого выбрать.
Памела выпрямилась и одернула юбку. Ее сверкающие глаза впились в Уолдо Хаммерсмита.
— Сэр, если вы уйдете отсюда по своей собственной воле и пообещаете никогда больше сюда не возвращаться, я не стану выдвигать против вас официальное обвинение, — сказала она.
Уолдо взглянул на полицейского.
— Пошли, — сказал тот.
Он вышел из здания центра вместе с Уолдо, а когда Уолдо попытался удалиться, полицейский пошел вместе с ним вдоль по улице.
— У тебя неприятности? — спросил он.
Голос был ровный, в нем сквозила озабоченность.
— Нет, я просто хотел... э-э... ну, сделать это, — ответил Уолдо.
— Ты не похож на таких, — сказал полицейский.
— Спасибо, — отозвался Уолдо, от стыда низко опустив голову.
— Кто-то тебя заставил?
— Нет-нет. Боже, да кому такое придет в голову? Я хочу сказать, кому придет в голову заставлять меня совершать такой идиотский поступок?
Полицейский пожал плечами. Потом сунул руку в карман брюк и достал карточку.
— Если у тебя будут неприятности, позвони мне.
На тисненой карточке было написано: «Лейтенант Джозеф Кейси».
— Я Джо Кейси. У тебя есть мой домашний телефон. У тебя есть мой служебный телефон. Если понадобится помощь, звони.
— Со мной все в порядке, спасибо.
— Так говорят все, когда увязнут по уши в дерьме, — сказал лейтенант полиции Джо Кейси и дружелюбно протянул руку. Уолдо пожал ее.
Он сунул карточку в жилетный карман, а потом, дома, аккуратно, так, чтобы не попасться на глаза своему новому дворецкому, спрятал карточку в маленьком ларчике из слоновой кости. Когда он получил новое извещение от «Инста-чардж», там было напечатано новое компьютерное сообщение. На этот раз ему надо было прийти по новому адресу.
Это оказалась еще одна пустая комната в пустой конторе в Манхэттене. На этот раз голос сказал ему:
— Залезь под юбку мисс Трашвелл.
Уолдо вспомнил чувство унижения, которое он испытал. Вспомнил, как ему хотелось умереть.
Он сидел в темноте, куря гаванские сигары, надолго задумавшись. Он мог снова пойти в компьютерный центр и сунуть руку под юбку Памеле Трашвелл. Или он мог проследить за ней и сделать это на улице или в метро. Может быть, на этот раз ему это сойдет с рук, и он только испытает чувство унижения.
Но что будет в следующий раз? Что еще потребует от него голос?
Он достал карандаш и попытался подсчитать, сколько стоит его образ жизни. Он думал, что может обойтись парой тысяч в неделю, но, к своему полному изумлению, обнаружил, что тратит в неделю двенадцать тысяч долларов, и это не считая расходов на еду.
Хватит. Он забирает деньги и исчезает.
Он посмотрел на цифру в банковском извещении и выписал чек на семь миллионов долларов.
Он направился в банк. Кассирша спросила, не шутит ли он. Он сказал, что не шутит. Подошел управляющий филиалом. Он связался с головным отделением. В головном отделении рассмеялись. У Уолдо на счету было всего полторы тысячи долларов — и это только благодаря льготному кредиту на случай перерасхода.
На следующее утро Уолдо притаился в подъезде одного из домов рядом с компьютерным центром. Когда Памела приехала на работу, он подбежал к ней сзади и быстро-быстро сунул ей руку под юбку. Она завизжала. Какая-то женщина с очень тяжелой сумочкой преградила ему путь к отступлению, какой-то мужчина закричал: «Насильник!», но Уолдо упал на колени и на корточках выбрался из толпы. Он оглянулся через плечо и увидел, что охранные телекамеры нацелены на улицу. Он чувствовал, как они хохочут над ним.
Еще несколько дней спустя он с утренней почтой подучил новое извещение из банка. В нем содержался приказ появиться по новому адресу.
Все тот же нежный женский голос звучал и в этой конторе. Он произнес:
— Отшлепай Памелу Трашвелл веслом.
Уолдо понял, что в следующий раз ему прикажут убить. Веслом тоже можно убить. Он позвонил лейтенанту Джо Кенси.
Они встретились на темной набережной реки Гудзон, напротив Нью-Джерси. Уолдо выбрал это место за его пустынность. Он был уверен, что тот, кто стоит за всем этим, — кто бы или что бы это ни было — может видеть почти всюду. Он хотел убежать, убежать от всех и всякие компьютеров, убежать отовсюду, где есть телекамеры, фиксирующие любое его движение. Но все-таки больше всего — прочь от компьютеров. Компьютер начал все это, изменив сумму остатка на его счету. И Памела Трашвелл работала в компьютерном центре. Слово «компьютер» вызывало у Уолдо только одну ассоциацию: «бежать».
— У меня неприятности, — сказал Уолдо полицейскому.
И рассказал ему, как банковская ошибка привела к тому, что уровень его жизни постоянно повышался и повышался, и теперь он попал в полную зависимость от денег. Он нуждался в деньгах. Но его страшило то, что ему, может быть, придется сделать ради них.
— У меня такое чувство, будто мною играют, — пожаловался он. — Я не могу обналичить чек в банке и получить реальные деньги, но я по-прежнему могу купить все что угодно на свою кредитую карточку. Поэтому все, что я могу получить, — это товары.
— Ну, и на какую сумму в год? — поинтересовался Кейси.
— Полмиллиона или около того, — ответил Уолдо.
— Хорошие деньги, — присвистнул Кейси.
— Но куда все это ведет? — недоумевал Уолдо.
— Полмиллиона за то, чтобы полапать девушку? Залезть к ней под юбку? Отшлепать? Слушай, Уолдо, я простой полицейский. Мне платят куда меньше за куда более неприятную работу.
— Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что за полмиллиона я бы отшлепал самого Папу, — сказал Кейси.
— Но чем все это кончится?
— А тебя это волнует? — удивился Кейси.
— Что вы хотите сказать? — удивился Уолдо.