— Идиот! — заорал Мкомбу. — Убирайся к ним и займи свое место! И смотри, чтобы никто не входил в дом! Никто, слышишь, ты?!
   Сев на стул, он положил пулемет на колени и направил его на дверь.
   «Пусть приходит, — мысленно проговорил Мкомбу, — пусть этот белый мститель приходит. Мы готовы его встретить».
   Ночью до него со всех сторон доносились выстрелы — его люди палили по теням, — и при каждом выстреле он вскакивал. Ему было жарко, он весь вспотел под тяжестью амуниции, но ничего не слышал. Лучше быть мокрым, чем мертвым. И тут он пожалел, что разбил последнюю бутылку вина.
   Можно было выйти из комнаты и принести еще.
   Нет. Он будет сидеть здесь до утра. Сидеть и ждать.
   Через пять минут он заснул.
   Вокруг дома кольцом стояли шестьдесят человек.
   Командовавший охраной офицер говорил своему помощнику:
   — Это для нас единственная возможность спастись.
   — Пожалуй, что так, — согласился тот. — Пойду, поговорю с остальными.
   Через десять минут он вернулся и сказал:
   — Все согласны.
   — Это наша единственная возможность, — повторил офицер, и оба сына Джимбобву Мкомбу посмотрели друг на друга и кивнули.
   Единственной возможностью спастись было убить Мкомбу. А потом, когда придет белый мститель, он увидит мертвого Мкомбу, и у него не будет причин убивать всех остальных.
   — Да, единственная, — подтвердил помощник начальника.
   Мкомбу несколько раз, вздрагивая, просыпался, в диком ужасе озирался вокруг и палил из пулемета по теням.
   Стены его спальни были изрешечены пулями. Из комода вываливались вещи, из матраса клочьями торчала набивка. Но Мкомбу был еще жив.
   На какую-то секунду он сомневался, есть ли ему чего бояться на самом деле? Все эти слухи, должно быть, сильно преувеличены. Как может один человек, один белый человек, представлять собой такую страшную угрозу.
   «Невозможно», — убеждал он сам себя, приседая и заглядывая под кровать.
   Проверив запоры на всех окнах и двери, он снова сел, поглаживая гранату, точно женскую грудь. Может, ему нужна женщина, чтобы расслабиться? Может, тогда этот дикий, безумный страх исчезнет?
   — Пора, — сказал начальник охраны. — Надо кончать это дело.
   — Кто пойдет? — спросил помощник.
   — Все, — сказал начальник.
   — Все шестьдесят не смогут к нему войти.
   Начальник секунду подумал.
   — Хорошо. Шестеро войдут к нему, а остальные станут в коридоре. Они тоже должны принимать в этом участие.
   — Конечно. Я буду стоять в коридоре.
   — Ты пойдешь со мной, — сказал начальник брату. — Выбери еще четверых.
   Через секунду шесть человек уже крались по лестнице к спальне Мкомбу.
   Джимбобву Мкомбу услыхал шум. Он проснулся, но не мог повернуть голову. Он понял, что его парализовал страх. Парализовал страх, несмотря на все навешанное на нем оружие.
   «Это, наверное, сон, — подумал он. — Страшный сон. Мне снится, что я не могу двигаться. Надо только проснуться, и все будет в порядке. Это просто сон».
   Когда человеку снится сон, знает ли он, что ему это снится? Этого Мкомбу не знал.
   Но тут он вспомнил, что с самого детства не видел никаких снов.
   Значит, это не во сне.
   Невероятным усилием воли поборов страх, он повернул голову.
   Там, в тени позади себя, он увидел лицо. Лицо белого человека.
   В ужасе он открыл рот, чтобы закричать, но не издал ни звука.
   За дверью спальни Мкомбу шестеро солдат держали совет. Дверь оказалась запертой. Надо было либо вышибить дверь, либо постучать и хитростью заставить Мкомбу отпереть. Мнения разделились поровну.
   — Если постучу я, он, наверное, не станет стрелять, — сказал начальник охраны.
   Этот логический ход нарушил равновесие в пользу второго мнения, на котором они в конечном счете и сошлись: стучать.
   Командир постучал.
   Молчание.
   Он постучал еще раз.
   Молчание.
   Тогда он постучал и позвал:
   — Генерал!
   Подождав немного, позвал снова:
   — Отец!
   Снова молчание.
   — Он понял, зачем мы пришли, — сказал один из солдат.
   Офицер кивнул, давая понять, что следующая попытка будет последней.
   — Генерал! — крикнул он и, не дожидаясь ответа, все шестеро дружно навалились на дверь, — непрочное дерево не выдержало, и она распахнулась.
   Джимбобву Мкомбу сидел на стуле лицом к ним. Глаза его были широко раскрыты.
   — Извини, отец, но мы не хотим умирать, — сказал офицер.
   — Извини, отец, я тоже не хочу умирать, — сказал второй сын.
   Мкомбу не двигался и не отвечал.
   — Генерал! — крикнул офицер.
   Солдаты вошли в комнату и сквозь мрак увидели листок бумаги, приколотый на груди Мкомбу.
   — Мститель, — прошептал кто-то.
   — Но как же?..
   Офицер подошел к Мкомбу и, протянув руку, чтобы взять записку, чуть толкнул при этом тело. Голова Мкомбу упала с плеч на пол, подпрыгнула и покатилась по полу, остановившись возле кипы журналов «Плейбой».
   Солдаты завизжали.
   — Он мертв, — сказал начальник охраны и отцепил записку. — Ты умеешь читать по-английски? — спросил он брата.
   — Ты ведь лейтенант. Мне необязательно читать по-английски.
   — Я читаю по-английски, — сказал один из солдат, стоявших позади.
   — Тогда прочти, — приказал командир.
   Солдат некоторое время разглядывал и вертел в руках записку, стараясь определить, где верх, где низ.
   — Ну? Что там написано? — нетерпеливо спросил офицер.
   — Тут написано: «Я отомстил». И подпись... — Солдат присмотрелся поближе, чтобы не ошибиться. — И подпись: «Эвримен».


Глава девятнадцатая


   Чиун все еще пребывал в подавленном состоянии, но, похоже, был рад тому, что самолет «Бритиш Эирвейз» уносит его обратно в Соединенные Штаты.
   — Россия — страна варваров, — проговорил он. — Так же, как и Америка, но в Америке хоть Олимпийских игр не проводят.
   — Через четыре года будут, — сказал Римо.
   Чиун посмотрел на него.
   — В восемьдесят четвертом Олимпийские игры состоятся в Лос-Анджелесе.
   Чиун кивнул.
   — В следующий раз мы не позволим этому полоумному Смиту уговорить нас участвовать только в одном виде состязаний.
   — В следующий раз? — спросил Римо.
   — Вот именно, — сказал Чиун. — И в следующий раз я не приму от тебя никаких оправданий.
   — Папочка, — сказал Римо.
   — Да?
   — В моем сердце ты всегда будешь обладателем золотой медали.
   — Это правда? — спросил Чиун.
   — Правда, — подтвердил Римо горячо, от всей души.
   — В старости, когда я буду умирать с голоду, мысль об этом, несомненно, станет мне утешением, — сказал Чиун. — Но в следующий раз ты выиграешь мне настоящую золотую медаль.
   — Как скажешь, папочка.