— Достаточно. И так понятно, что он говорил обо мне.
— Разумеется, — кивнул Римо. — Наконец-то твои заслуги будут признаны.
— Да, я беру свои слова назад. Этот человек не глуп. Он коварен и низок.
— Он же надеется на тебя.
Римо в недоумении пожал плечами.
— Я должен был понять это, еще когда беседовал с ним. Горе тому, кто окажет ему доверие!
— Да с чего вдруг ты это взял? Он ведь наговорил тебе таких комплиментов!
— Да потому что, если ваш зубастый император расскажет по телевидению, что его охраняем мы...
— "Мы" — это уже кое-что, — заметил Римо.
— ...Расскажет, что мы охраняем его, а потом с ним вдруг что-нибудь случится — что, по-твоему, будет тогда с добрым именем Дома Синанджу? О, низкое вероломство коварного императора!
— Боюсь, нам все-таки придется его спасти, — вздохнул Римо.
Чиун удрученно кивнул.
— Ты говорил, он из Джорджии?
— Да, а что?
— Сталин был тоже из Джорджии.
— Это другая Джорджия, Чиун. Та — в России, они называют ее Грузия, — ответил Римо.
— Это совершенно неважно. Все, кто родился там, одинаковы. Сталин был также вероломен и низок. Истребил миллионы, не обратившись ни разу к нам. Я никогда не был счастлив так, как в тот день, когда он погиб от рук собственной тайной полиции.
— Ничего не поделаешь. Придется на сей раз поработать на уроженца этой страны — и поработать как следует, папочка. И ты мне в этом поможешь.
Чиун снова кивнул. В комнату через тонкие розовые занавеси проникали уже первые лучи солнца, разрисовывая угловатое желтое лицо Чиуна светлыми полосками.
Чиун зажмурился от света и, повернувшись к Римо спиной, тихо произнес:
— Яма.
— Что, что?
— Ты не помнишь уже совсем ничего? Я говорю о яме. Они хотят заманить президента в яму — и там напасть на него. И нам придется отыскать эту яму.
— А почему ты думаешь, что они собираются именно так поступить?
— Убийцы были во все века — но весь их опыт, ошибки, удачи и поражения становились достоянием Дома Синанджу. Я знаю, что они поступят именно так, потому что эти убийцы кажутся мне чуть менее бестолковыми, чем все остальные в вашей стране. А значит, они станут подражать Синанджу — а мы бы прежде всего вспомнили притчу о яме, конечно же.
— Ну ладно, — Римо обреченно вздохнул, — значит, будем искать эту яму.
Этого человека мистер Монтрофорт не любил. И сейчас, когда тот обернулся на звук открывшейся двери и одарил его улыбкой, открывшей два ряда таких же, как у Монтрофорта, превосходных белых зубов, он не любил его еще больше. Кожу мужчины покрывал здоровый загар — из-за него лицо его выглядело мужественным, но не грубым. В глазах светился огонек, говоривший, что обладатель их умеет ценить юмор и находить его там, где не замечают другие. Руки, протянутые к мистеру Монтрофорту в знак приветствия, были тонкими, изящными, с округлыми холеными ногтями. Мистер Монтрофорт вспомнил, как однажды эти тонкие руки пробили череп одному джентльмену шилом.
По профессии Бенсон Дилкс был наемным убийцей — и именно его немалому опыту было обязано агентство «Палдор» своими успехами на избранном поприще. Никто из сотрудников «Палдора» не знал, что причиной, побуждавшей обращаться в их агентство лидеров новообразованных стран — разного рода пожизненных президентов, вечных генералиссимусов и всенародно избранных императоров — были наносимые в эти страны визиты Бенсона Дилкса, в ходе которых он обычно устраивал на главу правительства весьма убедительное покушение, но промахивался — немного, на волосок. Дилкс готовил обширное поле, на котором брошенные им семена давали агентам «Палдора» тучные плоды в виде богатых контрактов.
В тех же редких случаях, когда после попытки покушения иностранный владыка решил, что может обойтись без защиты, Дилкс в самый короткий срок доказывал ему пагубность его заблуждения. Приемник лидера оказывался, как правило, более дальновидным и немедленно заключал контракт с «Палдором».
— Как дела, Сильвестр? — улыбаясь произнес Дилкс.
Шагнув вперед, он взял кисти рук Монтрофорта в свои тонкие пальцы. Голос мистера Дилкса имел гнусавый южный акцент.
Не глядя в его сторону, Монтрофорт двинулся к своему столу.
— Так же, как и два дня назад, когда я в последний раз видел твое рыло.
На бронзовом лице Дилкса снова блеснула полоска белых зубов.
— Два дня, проведенных без тебя, показались мне целой вечностью.
— Кончай гнать туфту! Ты знаешь, что Пруэл вчера провалился?
— Да, читал об этом в утренних газетах. Не повезло. А я, помнится, добровольно предлагал тебе в этом деле свои услуги.
— А я, помнится, ответил тебе, что желаю провести это дело так, чтобы комар не подточил носа! Без всяких там случайных следов. Твоя работа — этот долбаный революционер, Харли. Кстати, что он там делает?
Подойдя к столу, Дилкс развалился в одном из стоявших перед ним глубоких кожаных кресел.
— То, что мы и предполагали — ему быстро надоело покупать аппараты по одному, и он скупает их партиями, размахивая пачкой денег. По каковой причине его еще лучше запомнят продавцы — и сообщат об этом, когда начнется расследование.
Монтрофорт кивнул, не отрывая взгляда от лица Дилкса и проклиная в душе холеные стати этого красавчика.
— На самом деле, Сильвестр, я все же так и не понял, на кой черт тебе это все. Они же согласились продолжить выплаты.
— Для того, чтобы меня перестали пинать ногами! Я не резиновая кукла и не футбольный мяч.
— Кто это, интересно, тебя пинает? Уж не они ли — исправно платя тебе денежки? — удивился Дилкс.
— Исправно? Они попробовали приостановить уплату! И если я спущу им это с рук, они когда-нибудь снова попробуют! А я желаю дать им понять, что мы не бросаем слов на ветер! Понял теперь?
— Вроде бы. — Дилкс пожал плечами. Понял он только одно — к подлинной причине все это не имеет никакого отношения. Подлинная причина была иной — Монтрофорт желая доказать, что его внешность безобразного гнома вовсе не дает повода не считаться с ним. И любые аргументы имели столько же шансов остановить его, сколько проповедь — повернуть вспять воды прилива.
Достав из кармана твердый пластиковый жетон из казино, Дилкс принялся вертеть его между пальцев.
— Скорее всего, — подумал он вслух, — президент прикажет всем членам Конгресса остаться в здании.
— Похоже на то. Если эта орава все же ему подчинится, то на ступенях останутся только самые главные.
Монтрофорт улыбнулся — впервые за сегодняшний день, помахал в воздухе сомкнутыми ладонями, изображая улетающую в дальние края птицу.
— Самая надежная ловушка — та, которую ставишь на пути человека, пытающегося избежать ее, — заметил Дилкс.
— Все твоя восточная мудрость? — Монтрофорт глянул на него с неодобрением.
— Тебе бы, Сильвестр, тоже не вредно ознакомиться с ней. В библиотеках ты, конечно, этого не отыщешь, — но если знать, где смотреть, можно найти такие книги, в которых о нашем деле сказано все — абсолютно все, что нужно о нем знать, Сильвестр.
— Я, милый мой, верю в технологию. В нее и ни во что больше, — ответил Монтрофорт.
Настроение его улучшилось, он даже поднял кресло на шесть дюймов над полом — и теперь победоносно поглядывал на Дилкса сверху вниз.
— А я, — заявил Дилкс, — верю в Синанджу.
— Что это еще за Синанджу?
— Древний орден наемных убийц. Создатели боевых искусств Востока. Победители невидимых битв. На протяжении тысячелетий они успели послужить всем государствам мира. Существует древняя поговорка: «Если Дом Синанджу в бездействии — значит, остановился мир. Но если Дом снова в пути — мир опять начал вертеться».
— Они вроде корейцы, да? — спросил Монтрофорт.
Он слегка улыбнулся, глядя, как неуловимый, неподражаемый, непогрешимый Дилкс продолжает с задумчивым выражением вертеть в пальцах пластиковую фишку.
— Корейцы, да — то есть были ими. Говорят, что последний Мастер Синанджу сейчас где-то доживает свой век. Древний старик — наверняка давно отошел от дел, если еще не умер. Никто ничего не слышал о нем. Что это с тобой, Силли? У тебя такой вид, будто ты жабу съел.
— Никто ничего не слышал о нем — это, конечно, верно, — ухмыльнулся Сильвестр. — То есть было верным — до сегодняшнего дня. А точней сказать, до вчерашнего. Зовут этого Мастера Чиун, лет ему эдак за восемьдесят, и вчера он сидел тут на том самом стуле, на котором сейчас восседаешь ты.
Пластиковый кругляш упал с легким стуком на пол. Дилкс так резво вскочил на ноги, будто стул под ним оказался подсоединенным к генератору электростанции в Смоук-Райз.
— Он был здесь!?
— На этом самом месте.
— А что он здесь делал? О чем он с тобой говорил?
— Он сказал, что Америка — упадочная страна, поскольку здесь не питают должного почтения к ассасинам. И что в Америке упадочное телевидение, поскольку не способно более к настоящему искусству. И упадочное население — и белые, и черные, и большинство желтых, ибо они представители неполноценных рас. И что он искренне сожалеет о том, что не смог познакомиться со мной в годы моей молодости — с его помощью я не стал бы таким, какой я сейчас, но теперь уже слишком поздно. Вот так мы и побеседовали.
— Но зачем он приходил к тебе Силли?
— Да все очень просто. Он нанялся охранять президента Соединенных Штатов — от своих собратьев или их коллег.
Монтрофорт довольно осклабился. Губы Дилкса были плотно сжаты.
— Я тебе и еще одну вещь скажу, Дилки. Он был одним из тех двоих, кого вчера нужно было ухлопать Пруэлу.
— Ты пытался убить Мастера Синанджу? — тихим голосом спросил Дилкс.
— Ага. И еще раз попробую.
— Теперь понятно, почему твоему Пруэлу так не повезло, — Дилкс нервно оглянулся назад, словно опасаясь чего-то. — Сильвестр, мы с тобой партнеры уже не первый год, так?
— Так. И что дальше?
— Так вот, партнерство наше подошло к концу, — Дилкс выпрямился. — Можешь вычеркнуть меня из своего списка.
— Чего? Из-за этого восьмидесятилетнего корейца?
— Я могу быть самым лучшим убийцей в западном полушарии...
— Ты и есть, — кивнул Монтрофорт.
— ...Но в сравнении с этим восьмидесятилетним Мастером я просто сапожник, Силли.
— Да он же дряхлый старик, — возразил Монтрофорт. Его искренне позабавил подобный поворот дела. Приятно было видеть, как этот непроницаемый чистоплюй Дилкс вдруг впал в панику. На его загорелом лбу даже выступили капельки пота. — Старость — не радость, — добавил он.
— Тем не менее, я все же хочу дожить до нее. И возвращаюсь в Африку.
— Да? И когда же?
— Немедленно. Можешь играть дальше в свои игрушки — один. Желаю удачи, Силли.
Не дожидаясь ответа, Дилкс ступил на плитку пола, отпиравшую дверь, створки раздвинулись и едва успели сомкнуться за его спиной, как о них грохотом разлетелась чернильница, пущенная вдогонку обезумевшим от ярости Монтрофортом.
— Трус! Баба! Кисейная барышня! — Монтрофорт орал, что есть мочи, зная, что даже у самого лифта Дилкс услышит его. — Трус! Вонючка! Мозгляк! Желтобрюхий засранец!
В кабинете воцарилась тишина. На губах мистера Монтрофорта играла блаженная улыбка.
— Разумеется, — кивнул Римо. — Наконец-то твои заслуги будут признаны.
— Да, я беру свои слова назад. Этот человек не глуп. Он коварен и низок.
— Он же надеется на тебя.
Римо в недоумении пожал плечами.
— Я должен был понять это, еще когда беседовал с ним. Горе тому, кто окажет ему доверие!
— Да с чего вдруг ты это взял? Он ведь наговорил тебе таких комплиментов!
— Да потому что, если ваш зубастый император расскажет по телевидению, что его охраняем мы...
— "Мы" — это уже кое-что, — заметил Римо.
— ...Расскажет, что мы охраняем его, а потом с ним вдруг что-нибудь случится — что, по-твоему, будет тогда с добрым именем Дома Синанджу? О, низкое вероломство коварного императора!
— Боюсь, нам все-таки придется его спасти, — вздохнул Римо.
Чиун удрученно кивнул.
— Ты говорил, он из Джорджии?
— Да, а что?
— Сталин был тоже из Джорджии.
— Это другая Джорджия, Чиун. Та — в России, они называют ее Грузия, — ответил Римо.
— Это совершенно неважно. Все, кто родился там, одинаковы. Сталин был также вероломен и низок. Истребил миллионы, не обратившись ни разу к нам. Я никогда не был счастлив так, как в тот день, когда он погиб от рук собственной тайной полиции.
— Ничего не поделаешь. Придется на сей раз поработать на уроженца этой страны — и поработать как следует, папочка. И ты мне в этом поможешь.
Чиун снова кивнул. В комнату через тонкие розовые занавеси проникали уже первые лучи солнца, разрисовывая угловатое желтое лицо Чиуна светлыми полосками.
Чиун зажмурился от света и, повернувшись к Римо спиной, тихо произнес:
— Яма.
— Что, что?
— Ты не помнишь уже совсем ничего? Я говорю о яме. Они хотят заманить президента в яму — и там напасть на него. И нам придется отыскать эту яму.
— А почему ты думаешь, что они собираются именно так поступить?
— Убийцы были во все века — но весь их опыт, ошибки, удачи и поражения становились достоянием Дома Синанджу. Я знаю, что они поступят именно так, потому что эти убийцы кажутся мне чуть менее бестолковыми, чем все остальные в вашей стране. А значит, они станут подражать Синанджу — а мы бы прежде всего вспомнили притчу о яме, конечно же.
— Ну ладно, — Римо обреченно вздохнул, — значит, будем искать эту яму.
* * *
На другом конце города Сильвестр Монтрофорт подъезжал в своем кресле к двери своего кабинета в здании компании «Палдор Сервисез». Нажав кнопку на правом подлокотнике, он въехал в распахнувшуюся перед ним раздвижную дверь. В кабинете мистер Монтрофорт увидел посетителя. Тот стоял у огромного, от потолка до пола, окна, глядя сквозь тонированное стекло на простиравшиеся внизу кварталы Вашингтона. Посетитель был высоким мужчиной с густыми черными волосами — такими черными, что они, казалось, отливают синевой. Ростом примерно шести с половиной футов; пиджак, широкий в плечах и сильно зауженный в талии, сидел на нем, как влитой, — очевидно, портной, изготовивший его, понимал, что в данном случае ему нужно лишь упаковать во что-нибудь соответствующее добротную работу матушки-природы.Этого человека мистер Монтрофорт не любил. И сейчас, когда тот обернулся на звук открывшейся двери и одарил его улыбкой, открывшей два ряда таких же, как у Монтрофорта, превосходных белых зубов, он не любил его еще больше. Кожу мужчины покрывал здоровый загар — из-за него лицо его выглядело мужественным, но не грубым. В глазах светился огонек, говоривший, что обладатель их умеет ценить юмор и находить его там, где не замечают другие. Руки, протянутые к мистеру Монтрофорту в знак приветствия, были тонкими, изящными, с округлыми холеными ногтями. Мистер Монтрофорт вспомнил, как однажды эти тонкие руки пробили череп одному джентльмену шилом.
По профессии Бенсон Дилкс был наемным убийцей — и именно его немалому опыту было обязано агентство «Палдор» своими успехами на избранном поприще. Никто из сотрудников «Палдора» не знал, что причиной, побуждавшей обращаться в их агентство лидеров новообразованных стран — разного рода пожизненных президентов, вечных генералиссимусов и всенародно избранных императоров — были наносимые в эти страны визиты Бенсона Дилкса, в ходе которых он обычно устраивал на главу правительства весьма убедительное покушение, но промахивался — немного, на волосок. Дилкс готовил обширное поле, на котором брошенные им семена давали агентам «Палдора» тучные плоды в виде богатых контрактов.
В тех же редких случаях, когда после попытки покушения иностранный владыка решил, что может обойтись без защиты, Дилкс в самый короткий срок доказывал ему пагубность его заблуждения. Приемник лидера оказывался, как правило, более дальновидным и немедленно заключал контракт с «Палдором».
— Как дела, Сильвестр? — улыбаясь произнес Дилкс.
Шагнув вперед, он взял кисти рук Монтрофорта в свои тонкие пальцы. Голос мистера Дилкса имел гнусавый южный акцент.
Не глядя в его сторону, Монтрофорт двинулся к своему столу.
— Так же, как и два дня назад, когда я в последний раз видел твое рыло.
На бронзовом лице Дилкса снова блеснула полоска белых зубов.
— Два дня, проведенных без тебя, показались мне целой вечностью.
— Кончай гнать туфту! Ты знаешь, что Пруэл вчера провалился?
— Да, читал об этом в утренних газетах. Не повезло. А я, помнится, добровольно предлагал тебе в этом деле свои услуги.
— А я, помнится, ответил тебе, что желаю провести это дело так, чтобы комар не подточил носа! Без всяких там случайных следов. Твоя работа — этот долбаный революционер, Харли. Кстати, что он там делает?
Подойдя к столу, Дилкс развалился в одном из стоявших перед ним глубоких кожаных кресел.
— То, что мы и предполагали — ему быстро надоело покупать аппараты по одному, и он скупает их партиями, размахивая пачкой денег. По каковой причине его еще лучше запомнят продавцы — и сообщат об этом, когда начнется расследование.
Монтрофорт кивнул, не отрывая взгляда от лица Дилкса и проклиная в душе холеные стати этого красавчика.
— На самом деле, Сильвестр, я все же так и не понял, на кой черт тебе это все. Они же согласились продолжить выплаты.
— Для того, чтобы меня перестали пинать ногами! Я не резиновая кукла и не футбольный мяч.
— Кто это, интересно, тебя пинает? Уж не они ли — исправно платя тебе денежки? — удивился Дилкс.
— Исправно? Они попробовали приостановить уплату! И если я спущу им это с рук, они когда-нибудь снова попробуют! А я желаю дать им понять, что мы не бросаем слов на ветер! Понял теперь?
— Вроде бы. — Дилкс пожал плечами. Понял он только одно — к подлинной причине все это не имеет никакого отношения. Подлинная причина была иной — Монтрофорт желая доказать, что его внешность безобразного гнома вовсе не дает повода не считаться с ним. И любые аргументы имели столько же шансов остановить его, сколько проповедь — повернуть вспять воды прилива.
Достав из кармана твердый пластиковый жетон из казино, Дилкс принялся вертеть его между пальцев.
— Скорее всего, — подумал он вслух, — президент прикажет всем членам Конгресса остаться в здании.
— Похоже на то. Если эта орава все же ему подчинится, то на ступенях останутся только самые главные.
Монтрофорт улыбнулся — впервые за сегодняшний день, помахал в воздухе сомкнутыми ладонями, изображая улетающую в дальние края птицу.
— Самая надежная ловушка — та, которую ставишь на пути человека, пытающегося избежать ее, — заметил Дилкс.
— Все твоя восточная мудрость? — Монтрофорт глянул на него с неодобрением.
— Тебе бы, Сильвестр, тоже не вредно ознакомиться с ней. В библиотеках ты, конечно, этого не отыщешь, — но если знать, где смотреть, можно найти такие книги, в которых о нашем деле сказано все — абсолютно все, что нужно о нем знать, Сильвестр.
— Я, милый мой, верю в технологию. В нее и ни во что больше, — ответил Монтрофорт.
Настроение его улучшилось, он даже поднял кресло на шесть дюймов над полом — и теперь победоносно поглядывал на Дилкса сверху вниз.
— А я, — заявил Дилкс, — верю в Синанджу.
— Что это еще за Синанджу?
— Древний орден наемных убийц. Создатели боевых искусств Востока. Победители невидимых битв. На протяжении тысячелетий они успели послужить всем государствам мира. Существует древняя поговорка: «Если Дом Синанджу в бездействии — значит, остановился мир. Но если Дом снова в пути — мир опять начал вертеться».
— Они вроде корейцы, да? — спросил Монтрофорт.
Он слегка улыбнулся, глядя, как неуловимый, неподражаемый, непогрешимый Дилкс продолжает с задумчивым выражением вертеть в пальцах пластиковую фишку.
— Корейцы, да — то есть были ими. Говорят, что последний Мастер Синанджу сейчас где-то доживает свой век. Древний старик — наверняка давно отошел от дел, если еще не умер. Никто ничего не слышал о нем. Что это с тобой, Силли? У тебя такой вид, будто ты жабу съел.
— Никто ничего не слышал о нем — это, конечно, верно, — ухмыльнулся Сильвестр. — То есть было верным — до сегодняшнего дня. А точней сказать, до вчерашнего. Зовут этого Мастера Чиун, лет ему эдак за восемьдесят, и вчера он сидел тут на том самом стуле, на котором сейчас восседаешь ты.
Пластиковый кругляш упал с легким стуком на пол. Дилкс так резво вскочил на ноги, будто стул под ним оказался подсоединенным к генератору электростанции в Смоук-Райз.
— Он был здесь!?
— На этом самом месте.
— А что он здесь делал? О чем он с тобой говорил?
— Он сказал, что Америка — упадочная страна, поскольку здесь не питают должного почтения к ассасинам. И что в Америке упадочное телевидение, поскольку не способно более к настоящему искусству. И упадочное население — и белые, и черные, и большинство желтых, ибо они представители неполноценных рас. И что он искренне сожалеет о том, что не смог познакомиться со мной в годы моей молодости — с его помощью я не стал бы таким, какой я сейчас, но теперь уже слишком поздно. Вот так мы и побеседовали.
— Но зачем он приходил к тебе Силли?
— Да все очень просто. Он нанялся охранять президента Соединенных Штатов — от своих собратьев или их коллег.
Монтрофорт довольно осклабился. Губы Дилкса были плотно сжаты.
— Я тебе и еще одну вещь скажу, Дилки. Он был одним из тех двоих, кого вчера нужно было ухлопать Пруэлу.
— Ты пытался убить Мастера Синанджу? — тихим голосом спросил Дилкс.
— Ага. И еще раз попробую.
— Теперь понятно, почему твоему Пруэлу так не повезло, — Дилкс нервно оглянулся назад, словно опасаясь чего-то. — Сильвестр, мы с тобой партнеры уже не первый год, так?
— Так. И что дальше?
— Так вот, партнерство наше подошло к концу, — Дилкс выпрямился. — Можешь вычеркнуть меня из своего списка.
— Чего? Из-за этого восьмидесятилетнего корейца?
— Я могу быть самым лучшим убийцей в западном полушарии...
— Ты и есть, — кивнул Монтрофорт.
— ...Но в сравнении с этим восьмидесятилетним Мастером я просто сапожник, Силли.
— Да он же дряхлый старик, — возразил Монтрофорт. Его искренне позабавил подобный поворот дела. Приятно было видеть, как этот непроницаемый чистоплюй Дилкс вдруг впал в панику. На его загорелом лбу даже выступили капельки пота. — Старость — не радость, — добавил он.
— Тем не менее, я все же хочу дожить до нее. И возвращаюсь в Африку.
— Да? И когда же?
— Немедленно. Можешь играть дальше в свои игрушки — один. Желаю удачи, Силли.
Не дожидаясь ответа, Дилкс ступил на плитку пола, отпиравшую дверь, створки раздвинулись и едва успели сомкнуться за его спиной, как о них грохотом разлетелась чернильница, пущенная вдогонку обезумевшим от ярости Монтрофортом.
— Трус! Баба! Кисейная барышня! — Монтрофорт орал, что есть мочи, зная, что даже у самого лифта Дилкс услышит его. — Трус! Вонючка! Мозгляк! Желтобрюхий засранец!
В кабинете воцарилась тишина. На губах мистера Монтрофорта играла блаженная улыбка.
Глава тринадцатая
— Вон, видал?
Римо указал на стальные конструкции купола, вздымавшиеся над их головами. Они с Чиуном стояли в здании Капитолия, неподалеку от главного входа.
— Это тот самый дом, где живет Конституция? — спросил Чиун.
— Не знаю. Наверное.
— Я хочу посмотреть на нее.
— Это еще зачем?
— Пожалуйста, не спорь со мной, Римо, — Чиун поморщился. — Столько лет я слышал, что мы нарушаем Конституцию, чтобы все остальные могли ее соблюдать. Теперь я хочу сам увидеть эту Конституцию, чтобы понять, стоит ли то, что мы для нее делаем потраченных нами усилий.
— Именно она, к твоему сведению, посылает в твою деревню золото, папочка.
— Моя честь и уверенность в себе дороже всякого золота, Римо. Ты этого никогда не поймешь — потому что ты и американец, и белый одновременно. Но люди, призванные беречь свою честь, до сих пор есть в мире. Я, Римо, один их них. И мы ценим ее дороже любого богатства.
— Это с каких же пор? — прищурился Римо. — За хорошую плату ты стал бы работать даже в китайской прачечной!
Взгляд его проник за спину Чиуна и остановился на группе мужчин, стоявшей в углу окружавшего его огромного зала.
— Нет, — твердо сказал Чиун. — Там — ни за что на свете. А для чего ты смотришь на этих разжиревших пожирателей мяса и вина?
— По-моему, — ответил Римо, — я их узнал. Смотри, Чиун, это политики. Может быть, даже члены Конгресса.
— Тогда я буду с ними говорить.
Чиун двинулся по направлению к группе.
Первым заметил стремительно приближавшегося к ним маленького желтолицего человечка спикер палаты представителей.
— Минуту, господа, — извинился он и, улыбаясь, повернулся к Чиуну, который подошел к нему с каменным лицом, словно учитель, встречающийся под конец семестра с родителям второгодников.
— Вы — член Конгресса?
— Точно так, сэр. Чем могу помочь вам?
— Еще недавно я пылал по отношению к вам праведным гневом — ибо для того, чтобы показывать по телевизору ваши толстые физиономии, отменили мои чудесные, дневные драмы. Но теперь это благородное искусство пришло в упадок — и мне все равно, показывают их или нет. Где Конституция?
— Конституция?
— Да, да. Не притворяйтесь. Это документ, для защиты которого я работаю столько лет — чтобы вы все были счастливы, словно несмышленые дети; мне же достается лишь упорный, каторжный труд. Так где Конституция?
Спикер палаты представителей пожал плечами.
— Будь я проклят, если я знаю... Нейл! Том! Вы не в курсе случайно, где находится Конституция?
— Думаю, в библиотеке Конгресса, — растеряно откликнулся Нейл, седеющий мужчина с длинным лошадиным лицом, покрытым нездоровыми красноватыми пятнами.
— Или в национальном архиве, — предположил один из его коллег, к которому спикер обращался как к Тому.
У этого физиономия была простая, открытая — так и хотелось довериться ему, как родному. Крупные, рельефные черты словно вырезали из большой, сочной, спелой картофелины.
— Вы работаете здесь, джентльмены? — сумрачным тоном спросил Чиун.
— Да, сэр, мы члены Конгресса... Очень рад познакомиться.
Нейл смущенно протянул руку.
Чиун не обратил на нее ни малейшего внимания.
— Значит, вы работаете на Конституцию, но где находится она — никто из вас не знает?
— Я лично работаю на своих избирателей, — Нейл пожал плечами.
— А я — на свою семью, — хмыкнул Том.
— А я — для своей страны, — улыбнулся спикер.
— Хотя раньше, — успел ввернуть Нейл, — я работал на «Колгейт».
— Подумаешь, — пожал плечами Том. — Мне приходилось разносить газеты — зимой, в мороз.
— Сумасшедшие, — закивал Чиун. — Это собрание сумасшедших. — Втянув в плечи голову, он зашагал к Римо. — Зачем ты привел меня в сумасшедший дом?
— Ты же сказал, что нам нужно найти ту самую яму, в которую пытаются заманить президента. Так вот, он будет выступать вон на тех ступенях. Где же здесь яма, Чиун?
Чиун не слушал его.
— Это очень странное здание.
— Почему?
— Здесь очень, очень чисто.
— Его каждый день убирают. И это стоит недешево, — ответил Римо.
— Нет, это не такая чистота. В мире не существует дворцов, где бы не было хотя бы каких-нибудь насекомых. А здесь нет ни одного.
— Почем ты знаешь? Может, тут в щелях стен живут такие маленькие клопики. А ночью выползают и танцуют при луне.
— Пусть лучше танцуют на твоей физиономии, — посоветовал Чиун. — Здесь нет ни одного — и очень, очень необычно для замка.
— Да ведь это не замок, Чиун. И не дворец вовсе. Это дом, где живет демократия. А тараканы и клопы, наверное, сплошь монархисты.
— Но этой страной управляет один человек? — спросил Чиун.
— Ну... можно сказать и так, папочка.
— И у него есть секретная служба, к которой принадлежим и мы — верно?
— Верно.
— И мы убиваем его врагов, где бы и кто они ни были.
Римо обреченно пожал плечами. Неизбежность вывода угнетала его.
— Значит, эта страна ничем не отличается от прочих, — заключил Чиун радостно. — Только делают здесь все медленнее. Вся разница между вашей страной и абсолютной монархией — в том, что в абсолютной монархии все гораздо быстрей и проще.
— Если там все так просто, почему они не могут выгнать тараканов из дворцов? — поинтересовался Римо.
— Римо, временами ты становишься невыносимо глуп.
— Гм... и почему это?
— Послушай только, какие звуки ты издаешь носом — «гм». Можно подумать, я никогда не учил тебя разговаривать.
— Нечего придираться ко всяким звукам. Ты лучше про тараканов ответь.
— Тараканы — неотъемлемая часть нашей жизни. Они вечны, как вселенная. Они жили везде: — В египетских пирамидах, во дворце царя Соломона, в замках французских королей. Они вечны.
— А здесь, значит, их нет?
— Разумеется, нет ни одного. Скажи, разве ты их слышишь?
— Не слышу, — признался Римо.
— Ну вот.
— А ты хочешь сказать, что способен слышать возню тараканов? — Римо недоверчиво прищурился.
— Я раньше и подумать не мог, что Мастер Синанджу способен опуститься до такого, — Чиун скорбно покачал головой. — Стоять среди безжизненных стен этого здания, как вы там называете его...
— Здание Конгресса. Капитолий.
— Да. Именно. Стоять среди этих безжизненных стен и разговаривать о тараканах с тем, кто вряд ли сам чем-нибудь от их отличается. Мои предки осудили бы меня со всей суровостью — я втоптал имя Синанджу в такую грязь...
— Если я таракан, а партнерство у нас с тобой равное, кто тогда ты?
— Тараканий учитель. О, Дом Синанджу, что стало с тобой!..
В старые добрые времена такого с ним не случалось. И не было привычки пить в одиночку в обшарпанной квартирке чердачного этажа.
Тогда Осгуд Харли был символом действия — комитеты, коалиции, акции протеста, телевизионные передачи, журнальные интервью, деньги, травка и девочки. Каждую ночь Осгуд Харли спал в новой постели — от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка и от Селмы до Бостона.
Но вскоре вся суматоха постепенно сошла на нет. Вьетнамская война принесла американской экономике миллионы долларов. Те, кто имел работу — а имели ее тогда почти все — получали такие деньги, что позволяли себе тратить немалую их часть на своих длинноволосых отпрысков, дабы те могли вволю протестовать — в том числе и против войны, обеспечивающей их беззаботное существование. Но война кончилась, вливания в экономику иссякли, и юные революционеры обнаружили, что жизнь без папочкиного чека в почтовом ящике отнюдь не так приятна. Поэтому они обрезали волосы, сменили деревянные сандалии на лакированные туфли и отправились в колледжи — изучать бухгалтерский учет или право, чтобы впоследствии получить работу на Уолл-стрит и счет в «Бэнк оф Америка».
Наиболее яростные революционеры пошли по иному пути. Когда родительские дотации на блаженное ничегонеделание подошли к концу, одни стали промышлять торговлей наркотиками, другие — ушли в религиозные секты, а третьи мотались по всей стране в поисках случайного заработка, перебиваясь где и чем могли.
Ни один из этих способов не устраивал, однако, Осгуда Харли. В отличие от большинства его сверстников он был и остался настоящим революционером и свято верил в необходимость разрушения капиталистического общества. И когда высокий джентльмен с ухоженными ногтями и белозубой улыбкой предложил ему пять тысяч за то, чтобы Харли помог ему и его друзьям «подкузмить президента», Осгуд Харли согласился с радостью.
Конечно, роль его была не Бог весть какой. От Харли наверняка было бы больше толку, если бы ему предложили, как в старые добрые времена, распространять пресс-релизы, организовывать пикеты, собирать подписи, однако, новые хозяева сразу предупредили его: одно лишнее слово — и он может забыть о своих пяти тысячах. Но поскольку в тот момент в кармане у Харли было сорок девять центов, а на задней части последней пары джинсов протерлась основательная дыра, он счел это условие не слишком обременительным.
Конечно, он будет молчать, как рыба. Тем более про их дурацкие задания. Додумались же — купить двести фотоаппаратов!
Харли уже собирался перестать чесаться, как вдруг позвонили в дверь. На пороге взору Харли предстали молодой человек в бейсбольной кепке с надписью «Служба доставки» и большой картонный ящик, стоящий у его ног.
— Мистер Харли?
— Он, и никто иной.
— Я привез ваш заказ. Фотоаппараты.
— Общим числом тридцать шесть штук! Входите.
Харли распахнул дверь, и молодой человек, подняв ящик, вошел в комнату.
— Куда прикажете поставить?
— Вон туда. Рядом со шкафом. Там у меня и остальные лежат.
— Остальные? У вас, кроме этих, есть и еще?
— Разумеется.
Харли с будничным видом пожал плечами.
— Вы, должно быть, магазин открываете, — предположил молодой человек, осторожно опуская коробку на пол.
— Да нет, просто я — тайный агент ЦРУ, и это — часть моего нового задания, — изрек Харли с широкой улыбкой, долженствующей означать, что доля правды в его шутке мала до невероятия.
Однако, молоденький рассыльный, вежливо улыбнувшись в ответ, задержал взгляд на лице Харли — словно стараясь запомнить его на случай, если потом его о нем станут расспрашивать.
— Распишитесь в квитанции, мистер Харли.
— Да, да. Спасибо. Вы сэкономили мне уйму времени.
Достав из кармана толстую пачку денег, Харли отыскал среди пятидесяти долларовых банкнот потрепанную бумажку в десять долларов, которую вручил молодому человеку.
— Вот. Это вам. И еще раз спасибо.
— О, и вам спасибо, мистер Харли! Спасибо огромное!
Закрыв за молодым человеком дверь, Харли подошел к коробке с фотоаппаратами, купленными по оптовой цене в большом магазине в самом центре города, от души пнул ее ногой. Задание казалось ему все более детским. Ну вот, у него есть эти чертовы двести аппаратов, и что теперь?
Подумав еще пару минут, Харли снова врезал ногой по коробке. И словно отзываясь на звук удара, в прихожей задребезжал звонок.
Чертыхнувшись, Харли подошел к двери и отпер ее. На пороге снова стоял молодой рассыльный.
— Я нашел вот это внизу, на батарее отопления. Здесь стоит ваше имя, — сказал он, протягивая Харли простой белый конверт, на котором печатными буквами было выведено: «Осгуд Харли».
— Спасибо, приятель, — Харли подмигнул рассыльному.
Захлопнув дверь, Харли вскрыл конверт. Внутри оказался листок с двумя отпечатанными на машинке строчками: «Ровно в два десять у телефонной будки на углу шестнадцатой и Кей-стрит. Захватите карандаш и бумагу».
Без подписи.
До телефонной будки Харли добрался в два часа двенадцать минут; двухминутная задержка объяснялась желанием выпить по дороге сухой мартини. В два пятнадцать телефон в будке зазвонил.
Харли снял трубку.
— Алло! Осгуд Харли слушает.
— Прекрасно, — изрек голос в трубке.
— Алло! — сердито повторил Харли, заподозривший по насмешливой интонации собеседника, что сделал что-то не так — хотя и не знал, что именно.
— Карандаш и бумага у вас с собой?
— Прямо под рукой, — пробурчал в трубку Харли.
— Поскольку, купив фотоаппараты, вы выполнили первую часть задания, пора переходить ко второй. Вам понадобится дюжина пугачей — знаете, пластмассовых, детских. Запишите: ровно дюжина. Выбирайте, какие получше. Главное — чтобы громко хлопали. Только не вздумайте проверять прямо в магазине. Все поняли?
— Понял, — ответил Харли. — Дюжина пугачей. Чтоб погромче хлопали.
— Когда вы повторяете вслух инструкции, дверь кабины должна быть закрыта, — недовольно произнес голос.
Дотянувшись до ручки, Харли с треском захлопнул дверь.
— Прекрасно. Кроме того, вам понадобятся четыре кассетных магнитофона. С питанием от батарей и скоростью движения ленты один и семь восьмых дюйма в секунду. Самого малого размера, какой сможете найти. К каждому из них вы купите комплект батареек. Новых. Не покупайте использованные. Поняли все?
Римо указал на стальные конструкции купола, вздымавшиеся над их головами. Они с Чиуном стояли в здании Капитолия, неподалеку от главного входа.
— Это тот самый дом, где живет Конституция? — спросил Чиун.
— Не знаю. Наверное.
— Я хочу посмотреть на нее.
— Это еще зачем?
— Пожалуйста, не спорь со мной, Римо, — Чиун поморщился. — Столько лет я слышал, что мы нарушаем Конституцию, чтобы все остальные могли ее соблюдать. Теперь я хочу сам увидеть эту Конституцию, чтобы понять, стоит ли то, что мы для нее делаем потраченных нами усилий.
— Именно она, к твоему сведению, посылает в твою деревню золото, папочка.
— Моя честь и уверенность в себе дороже всякого золота, Римо. Ты этого никогда не поймешь — потому что ты и американец, и белый одновременно. Но люди, призванные беречь свою честь, до сих пор есть в мире. Я, Римо, один их них. И мы ценим ее дороже любого богатства.
— Это с каких же пор? — прищурился Римо. — За хорошую плату ты стал бы работать даже в китайской прачечной!
Взгляд его проник за спину Чиуна и остановился на группе мужчин, стоявшей в углу окружавшего его огромного зала.
— Нет, — твердо сказал Чиун. — Там — ни за что на свете. А для чего ты смотришь на этих разжиревших пожирателей мяса и вина?
— По-моему, — ответил Римо, — я их узнал. Смотри, Чиун, это политики. Может быть, даже члены Конгресса.
— Тогда я буду с ними говорить.
Чиун двинулся по направлению к группе.
Первым заметил стремительно приближавшегося к ним маленького желтолицего человечка спикер палаты представителей.
— Минуту, господа, — извинился он и, улыбаясь, повернулся к Чиуну, который подошел к нему с каменным лицом, словно учитель, встречающийся под конец семестра с родителям второгодников.
— Вы — член Конгресса?
— Точно так, сэр. Чем могу помочь вам?
— Еще недавно я пылал по отношению к вам праведным гневом — ибо для того, чтобы показывать по телевизору ваши толстые физиономии, отменили мои чудесные, дневные драмы. Но теперь это благородное искусство пришло в упадок — и мне все равно, показывают их или нет. Где Конституция?
— Конституция?
— Да, да. Не притворяйтесь. Это документ, для защиты которого я работаю столько лет — чтобы вы все были счастливы, словно несмышленые дети; мне же достается лишь упорный, каторжный труд. Так где Конституция?
Спикер палаты представителей пожал плечами.
— Будь я проклят, если я знаю... Нейл! Том! Вы не в курсе случайно, где находится Конституция?
— Думаю, в библиотеке Конгресса, — растеряно откликнулся Нейл, седеющий мужчина с длинным лошадиным лицом, покрытым нездоровыми красноватыми пятнами.
— Или в национальном архиве, — предположил один из его коллег, к которому спикер обращался как к Тому.
У этого физиономия была простая, открытая — так и хотелось довериться ему, как родному. Крупные, рельефные черты словно вырезали из большой, сочной, спелой картофелины.
— Вы работаете здесь, джентльмены? — сумрачным тоном спросил Чиун.
— Да, сэр, мы члены Конгресса... Очень рад познакомиться.
Нейл смущенно протянул руку.
Чиун не обратил на нее ни малейшего внимания.
— Значит, вы работаете на Конституцию, но где находится она — никто из вас не знает?
— Я лично работаю на своих избирателей, — Нейл пожал плечами.
— А я — на свою семью, — хмыкнул Том.
— А я — для своей страны, — улыбнулся спикер.
— Хотя раньше, — успел ввернуть Нейл, — я работал на «Колгейт».
— Подумаешь, — пожал плечами Том. — Мне приходилось разносить газеты — зимой, в мороз.
— Сумасшедшие, — закивал Чиун. — Это собрание сумасшедших. — Втянув в плечи голову, он зашагал к Римо. — Зачем ты привел меня в сумасшедший дом?
— Ты же сказал, что нам нужно найти ту самую яму, в которую пытаются заманить президента. Так вот, он будет выступать вон на тех ступенях. Где же здесь яма, Чиун?
Чиун не слушал его.
— Это очень странное здание.
— Почему?
— Здесь очень, очень чисто.
— Его каждый день убирают. И это стоит недешево, — ответил Римо.
— Нет, это не такая чистота. В мире не существует дворцов, где бы не было хотя бы каких-нибудь насекомых. А здесь нет ни одного.
— Почем ты знаешь? Может, тут в щелях стен живут такие маленькие клопики. А ночью выползают и танцуют при луне.
— Пусть лучше танцуют на твоей физиономии, — посоветовал Чиун. — Здесь нет ни одного — и очень, очень необычно для замка.
— Да ведь это не замок, Чиун. И не дворец вовсе. Это дом, где живет демократия. А тараканы и клопы, наверное, сплошь монархисты.
— Но этой страной управляет один человек? — спросил Чиун.
— Ну... можно сказать и так, папочка.
— И у него есть секретная служба, к которой принадлежим и мы — верно?
— Верно.
— И мы убиваем его врагов, где бы и кто они ни были.
Римо обреченно пожал плечами. Неизбежность вывода угнетала его.
— Значит, эта страна ничем не отличается от прочих, — заключил Чиун радостно. — Только делают здесь все медленнее. Вся разница между вашей страной и абсолютной монархией — в том, что в абсолютной монархии все гораздо быстрей и проще.
— Если там все так просто, почему они не могут выгнать тараканов из дворцов? — поинтересовался Римо.
— Римо, временами ты становишься невыносимо глуп.
— Гм... и почему это?
— Послушай только, какие звуки ты издаешь носом — «гм». Можно подумать, я никогда не учил тебя разговаривать.
— Нечего придираться ко всяким звукам. Ты лучше про тараканов ответь.
— Тараканы — неотъемлемая часть нашей жизни. Они вечны, как вселенная. Они жили везде: — В египетских пирамидах, во дворце царя Соломона, в замках французских королей. Они вечны.
— А здесь, значит, их нет?
— Разумеется, нет ни одного. Скажи, разве ты их слышишь?
— Не слышу, — признался Римо.
— Ну вот.
— А ты хочешь сказать, что способен слышать возню тараканов? — Римо недоверчиво прищурился.
— Я раньше и подумать не мог, что Мастер Синанджу способен опуститься до такого, — Чиун скорбно покачал головой. — Стоять среди безжизненных стен этого здания, как вы там называете его...
— Здание Конгресса. Капитолий.
— Да. Именно. Стоять среди этих безжизненных стен и разговаривать о тараканах с тем, кто вряд ли сам чем-нибудь от их отличается. Мои предки осудили бы меня со всей суровостью — я втоптал имя Синанджу в такую грязь...
— Если я таракан, а партнерство у нас с тобой равное, кто тогда ты?
— Тараканий учитель. О, Дом Синанджу, что стало с тобой!..
* * *
Осгуд Харли яростно чесался со сна, вонзаясь в свою бледную плоть грязными обкусанными ногтями. От джинсов, которые он не удосужился снять на ночь, на животе осталась красная полоса. Да, придется поплатиться за то, что вчера он выпил две бутылки вина и заснул одетым — от этого чресла его яростно потели, и начинался невыносимый зуд в паху. Осгуд Харли считал эту неизлечимую болезнь истинным проклятием человечества.В старые добрые времена такого с ним не случалось. И не было привычки пить в одиночку в обшарпанной квартирке чердачного этажа.
Тогда Осгуд Харли был символом действия — комитеты, коалиции, акции протеста, телевизионные передачи, журнальные интервью, деньги, травка и девочки. Каждую ночь Осгуд Харли спал в новой постели — от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка и от Селмы до Бостона.
Но вскоре вся суматоха постепенно сошла на нет. Вьетнамская война принесла американской экономике миллионы долларов. Те, кто имел работу — а имели ее тогда почти все — получали такие деньги, что позволяли себе тратить немалую их часть на своих длинноволосых отпрысков, дабы те могли вволю протестовать — в том числе и против войны, обеспечивающей их беззаботное существование. Но война кончилась, вливания в экономику иссякли, и юные революционеры обнаружили, что жизнь без папочкиного чека в почтовом ящике отнюдь не так приятна. Поэтому они обрезали волосы, сменили деревянные сандалии на лакированные туфли и отправились в колледжи — изучать бухгалтерский учет или право, чтобы впоследствии получить работу на Уолл-стрит и счет в «Бэнк оф Америка».
Наиболее яростные революционеры пошли по иному пути. Когда родительские дотации на блаженное ничегонеделание подошли к концу, одни стали промышлять торговлей наркотиками, другие — ушли в религиозные секты, а третьи мотались по всей стране в поисках случайного заработка, перебиваясь где и чем могли.
Ни один из этих способов не устраивал, однако, Осгуда Харли. В отличие от большинства его сверстников он был и остался настоящим революционером и свято верил в необходимость разрушения капиталистического общества. И когда высокий джентльмен с ухоженными ногтями и белозубой улыбкой предложил ему пять тысяч за то, чтобы Харли помог ему и его друзьям «подкузмить президента», Осгуд Харли согласился с радостью.
Конечно, роль его была не Бог весть какой. От Харли наверняка было бы больше толку, если бы ему предложили, как в старые добрые времена, распространять пресс-релизы, организовывать пикеты, собирать подписи, однако, новые хозяева сразу предупредили его: одно лишнее слово — и он может забыть о своих пяти тысячах. Но поскольку в тот момент в кармане у Харли было сорок девять центов, а на задней части последней пары джинсов протерлась основательная дыра, он счел это условие не слишком обременительным.
Конечно, он будет молчать, как рыба. Тем более про их дурацкие задания. Додумались же — купить двести фотоаппаратов!
Харли уже собирался перестать чесаться, как вдруг позвонили в дверь. На пороге взору Харли предстали молодой человек в бейсбольной кепке с надписью «Служба доставки» и большой картонный ящик, стоящий у его ног.
— Мистер Харли?
— Он, и никто иной.
— Я привез ваш заказ. Фотоаппараты.
— Общим числом тридцать шесть штук! Входите.
Харли распахнул дверь, и молодой человек, подняв ящик, вошел в комнату.
— Куда прикажете поставить?
— Вон туда. Рядом со шкафом. Там у меня и остальные лежат.
— Остальные? У вас, кроме этих, есть и еще?
— Разумеется.
Харли с будничным видом пожал плечами.
— Вы, должно быть, магазин открываете, — предположил молодой человек, осторожно опуская коробку на пол.
— Да нет, просто я — тайный агент ЦРУ, и это — часть моего нового задания, — изрек Харли с широкой улыбкой, долженствующей означать, что доля правды в его шутке мала до невероятия.
Однако, молоденький рассыльный, вежливо улыбнувшись в ответ, задержал взгляд на лице Харли — словно стараясь запомнить его на случай, если потом его о нем станут расспрашивать.
— Распишитесь в квитанции, мистер Харли.
— Да, да. Спасибо. Вы сэкономили мне уйму времени.
Достав из кармана толстую пачку денег, Харли отыскал среди пятидесяти долларовых банкнот потрепанную бумажку в десять долларов, которую вручил молодому человеку.
— Вот. Это вам. И еще раз спасибо.
— О, и вам спасибо, мистер Харли! Спасибо огромное!
Закрыв за молодым человеком дверь, Харли подошел к коробке с фотоаппаратами, купленными по оптовой цене в большом магазине в самом центре города, от души пнул ее ногой. Задание казалось ему все более детским. Ну вот, у него есть эти чертовы двести аппаратов, и что теперь?
Подумав еще пару минут, Харли снова врезал ногой по коробке. И словно отзываясь на звук удара, в прихожей задребезжал звонок.
Чертыхнувшись, Харли подошел к двери и отпер ее. На пороге снова стоял молодой рассыльный.
— Я нашел вот это внизу, на батарее отопления. Здесь стоит ваше имя, — сказал он, протягивая Харли простой белый конверт, на котором печатными буквами было выведено: «Осгуд Харли».
— Спасибо, приятель, — Харли подмигнул рассыльному.
Захлопнув дверь, Харли вскрыл конверт. Внутри оказался листок с двумя отпечатанными на машинке строчками: «Ровно в два десять у телефонной будки на углу шестнадцатой и Кей-стрит. Захватите карандаш и бумагу».
Без подписи.
До телефонной будки Харли добрался в два часа двенадцать минут; двухминутная задержка объяснялась желанием выпить по дороге сухой мартини. В два пятнадцать телефон в будке зазвонил.
Харли снял трубку.
— Алло! Осгуд Харли слушает.
— Прекрасно, — изрек голос в трубке.
— Алло! — сердито повторил Харли, заподозривший по насмешливой интонации собеседника, что сделал что-то не так — хотя и не знал, что именно.
— Карандаш и бумага у вас с собой?
— Прямо под рукой, — пробурчал в трубку Харли.
— Поскольку, купив фотоаппараты, вы выполнили первую часть задания, пора переходить ко второй. Вам понадобится дюжина пугачей — знаете, пластмассовых, детских. Запишите: ровно дюжина. Выбирайте, какие получше. Главное — чтобы громко хлопали. Только не вздумайте проверять прямо в магазине. Все поняли?
— Понял, — ответил Харли. — Дюжина пугачей. Чтоб погромче хлопали.
— Когда вы повторяете вслух инструкции, дверь кабины должна быть закрыта, — недовольно произнес голос.
Дотянувшись до ручки, Харли с треском захлопнул дверь.
— Прекрасно. Кроме того, вам понадобятся четыре кассетных магнитофона. С питанием от батарей и скоростью движения ленты один и семь восьмых дюйма в секунду. Самого малого размера, какой сможете найти. К каждому из них вы купите комплект батареек. Новых. Не покупайте использованные. Поняли все?