Когда двери лифта распахнулись, стрелок принял боевую стойку: согнул колени и выставил вперед крепко зажатую в обеих руках «беретту». Ему казалось, он готов ко всему на свете. Однако открывшееся ему зрелище старый китаец, спокойно сидящий на ковре в центре приемной, — все-таки его удивило.
— Опять ты?!
Лицо Чиуна было — сама суровость.
— Где мой сын?
— Уж не о моем ли сыне ты говоришь? А ведь представь, он, похоже, уверен, что так и есть!
— А в чем уверен ты сам? — холодно спросил Чиун.
— В том, что он — чокнутый.
Чиун плавно поднялся с пола — будто вырос из него, как подсолнечник.
— Кто бы он ни был, Римо — сын Синанджу. Ты посмел оскорбить Синанджу.
Готовься к смерти.
Стрелок выскочил из кабины лифта, дважды выстрелив на ходу. Одна пуля ударила в дверь позади Чиуна, но того там уже не было. Каким-то образом китаеза оказался тремя футами левей. И мерещится это стрелку, или старик и впрямь уже стоит к нему ближе?
Он опять выстрелил — Чиун снова таинственным образом очутился совсем в другом месте, не сделав при этом ни единого видимого телодвижения. Это было похоже на волшебство: с физиономией мрачной и решительной старый китаец будто перелетал по комнате.
Теперь их разделяло футов двенадцать, не больше, и стрелок веером выпустил четыре пули. Однажды ведь он уже достал старика рикошетом. Какого черта это не удается ему сейчас?
Грохот и вспышки собственных выстрелов заставили стрелка моргнуть, и крошечной микросекунды, ушедшей на взмах ресниц. Мастеру Синанджу хватило, чтобы вновь переместиться. Открыв глаза, стрелок увидел, что находится в просторной приемной в полном одиночестве.
Из-за двери с табличкой «ЛАЙЛ ЛАВАЛЛЕТ, ПРЕЗИДЕНТ», придушенно спросили:
— Эй, там уже есть кто-нибудь мертвый? Я могу выйти? Э-эй!
Нет, ну это уж слишком. Куда ж он делся? Комната, конечно, большая, но спрятаться тут негде. Может, старик стал невидимым? Может, у него что-нибудь вроде шапки-невидимки? Стрелок решил ретироваться и начал было пятиться назад к лифту, но далеко не продвинулся, застыл, будто его пригвоздило.
Правую руку, в которой он держал «беретту», охватило адским огнем. Он завизжал. Пистолет со стуком упал на пол. С правой рукой происходило что-то невыносимо ужасное!
Прижимая ее к себе, он рухнул на колени и уголком залитого слезами глаза заметил, что Мастер Синанджу выходит из лифта.
— Как?! — с трудом вымолвил он.
— В догадках можешь истратить вечность, — ледяным тоном ответствовал Чиун. Его взгляд наводил ужас. — Теперь будешь отвечать на мои вопросы.
Чиун опустился на колени рядом со скрюченным стрелком и коснулся точки на внутренней стороне его левой кисти.
Стрелок закричал.
— Это всего лишь прикосновение, — сказал Чиун. — Я могу сделать боль еще сильнее. Могу сделать и так, что ее не станет. Что ты предпочитаешь?
— Пусть ее не станет!
— Где Римо?
— В отеле.
— Хорошо. Ты сказал мне правду.
— Пусть она прекратится! Пусть ее не станет! Прошу!
— Кто тебя нанял? — невозмутимо спросил Чиун.
— Не знаю. Никогда не видел его лица.
— Это нехороший ответ.
— Другого у меня нет. Сначала я думал, что это Лаваллет, но теперь не знаю. Это может быть кто угодно. Помоги, помоги мне! Я сейчас умру.
— Нет, позже. Зачем бы автомобильщику нанимать тебя, чтобы ты его убил?
— Спроси его, спроси его самого. Дай мне передохнуть немного.
Чиун прикоснулся к руке стрелка. Перекрученные суставы разошлись, освободив нервные окончания. Стрелок, обмякнув, рухнул на пол и обессиленно замер, недвижимый.
Чиун был у входа в кабинет Лаваллета, когда открылась дверь на лестницу.
Не требовалось оборачиваться. В приемную вошел Римо. Он понял это по мягким шагам, никто другой не мог бы ступать с такой кошачьей грацией. Кроме, конечно, самого Чиуна.
— Папочка, — сказал Римо и тут увидел распростертое на полу тело стрелка.
— Нет! — вскричал он.
— Он не мертв, Римо, — мягко сказал Чиун.
— А-а.
— Я собирался прийти за тобой, когда покончу с делами здесь.
— Приказ Смита?
— Нет. Я сказал императору, что ты мертв. Ложь во спасение.
— Послушай, вы оба давно знали, кто он такой, верно? — спросил Римо, показывая на тело на полу.
Чиун помотал головой, так что белые прядки над ушами затрепетали.
— Нет, Римо. Истина неведома никому. И меньше всех — тебе.
— Этот человек — мой настоящий отец. Вы это от меня скрывали. Вы пытались убить его!
— Если я и таился, Римо, то только для того, чтобы не причинить тебе горя.
— Какого еще горя?
— Горя, какое ты бы испытал, если бы Смит приказал тебе уничтожить этого негодяя. Но теперь это моя задача, — чтобы помочь тебе, я принял ее на свои плечи.
— О, Чиун, что же мне делать?! — воскликнул Римо.
— Каково бы ни было принятое тобой решение, ты должен исполнить его быстро, — сказал старик, длиннющим ногтем указывая на стрелка, который меж тем уже поднялся на ноги, держа пистолет в руках.
— Прочь с дороги, малыш, — хрипло приказал он. — Я должен убить этого желтого недоноска.
— Нет, — качнул головой Римо.
— Я сказал, прочь с дороги. Ты что, не слышишь?
Римо взглянул на Чиуна. Тот невозмутимо сложил руки на груди и прикрыл глаза.
— Ну что ж ты стоишь, Чиун!
— Без ученика у Синанджу нет будущего. Без будущего у меня нет прошлого.
Меня будут помнить, как последнего Мастера Синанджу, Мастера, который отдал Синанджу неблагодарному белому. Будь что будет.
— Нет, Чиун, — Римо повернулся к стрелку. — Опусти оружие. Пожалуйста.
Разве нельзя договориться как-то иначе?
— Иначе — никак нельзя, — промолвил Чиун.
— Именно. В кои-то веки этот олух прав, — сказал стрелок. — Ну-ка, уйди с дороги! На чьей ты, черт возьми, стороне?
— Да, Римо, скажи нам, — подхватил Чиун. — Ты на чьей стороне?
Стрелок навел на него пистолет. Чиун стоял под дулом как вкопанный, закрыв глаза. Стрелок медленно надавил на курок.
Римо в отчаянии выкрикнул что-то и, подчиняясь рефлексам, которые столько лет вырабатывал у него Чиун, двинулся на стрелка.
Человек со шрамом, развернувшись, выстрелил в Римо. Пуля просвистела мимо.
— Ну, малыш, ты сам напросился, — сказал стрелок и снова выстрелил.
— Ты и в меня?..
Удар пришелся стрелку точно в грудную кость. Кость сломалась. И это было только начало. Сила удара сотрясением отдалась по всему телу, положив почин цепной реакции ломающихся костей, распадающихся в желе мышц.
Стрелок со шрамом застыл и бесконечно долгое мгновение стоял недвижно.
Распались кости черепа, искаженное болью лицо, казалось, смягчило свое выражение. А потом он рухнул на пол, как высыпается из рваного мешка картошка.
Последнее, что видел стрелок, была надвигающаяся на него пустая ладонь Римо. Последнее, что он слышал, был голос Марии, и ему стал ясен смысл ее предсмертных слов:
— К тебе придет человек. Мертвый, поправший смерть, он принесет тебе гибель в пустых руках. Он будет знать, как тебя зовут, ты будешь знать его имя, и имя это явится тебе смертным приговором.
Он не почувствовал, как словно выскальзывает из тела. Нет, но сознание его сгустилось и стало сжиматься в мозгу, все туже и туже, все плотней, пока не сделалось как бы величиной с горошину, потом с булавочную головку, потом с точку невыразимо крошечную, с атом. И когда стало ясно, что дальше уже не уменьшиться, оно все равно продолжало сжиматься и сжиматься.
Но стрелку было все глубоко безразлично. Самая суть его существа влилась в темноту такую густую и черную, что и вообразить было невозможно, а непонимание того, где он и что с ним, было гораздо, гораздо лучше, чем понимание.
— Я его убил, — сдавленно произнес Римо. — Я убил своего родного отца.
Из-за тебя.
— Мне очень жаль, Римо. Мне очень жаль, — сказал Чиун.
Но Римо не слышал его. Он все повторял и повторял одни и те же слова жалким тихим голосом, как маленький мальчик:
— Я убил его!
— Опять ты?!
Лицо Чиуна было — сама суровость.
— Где мой сын?
— Уж не о моем ли сыне ты говоришь? А ведь представь, он, похоже, уверен, что так и есть!
— А в чем уверен ты сам? — холодно спросил Чиун.
— В том, что он — чокнутый.
Чиун плавно поднялся с пола — будто вырос из него, как подсолнечник.
— Кто бы он ни был, Римо — сын Синанджу. Ты посмел оскорбить Синанджу.
Готовься к смерти.
Стрелок выскочил из кабины лифта, дважды выстрелив на ходу. Одна пуля ударила в дверь позади Чиуна, но того там уже не было. Каким-то образом китаеза оказался тремя футами левей. И мерещится это стрелку, или старик и впрямь уже стоит к нему ближе?
Он опять выстрелил — Чиун снова таинственным образом очутился совсем в другом месте, не сделав при этом ни единого видимого телодвижения. Это было похоже на волшебство: с физиономией мрачной и решительной старый китаец будто перелетал по комнате.
Теперь их разделяло футов двенадцать, не больше, и стрелок веером выпустил четыре пули. Однажды ведь он уже достал старика рикошетом. Какого черта это не удается ему сейчас?
Грохот и вспышки собственных выстрелов заставили стрелка моргнуть, и крошечной микросекунды, ушедшей на взмах ресниц. Мастеру Синанджу хватило, чтобы вновь переместиться. Открыв глаза, стрелок увидел, что находится в просторной приемной в полном одиночестве.
Из-за двери с табличкой «ЛАЙЛ ЛАВАЛЛЕТ, ПРЕЗИДЕНТ», придушенно спросили:
— Эй, там уже есть кто-нибудь мертвый? Я могу выйти? Э-эй!
Нет, ну это уж слишком. Куда ж он делся? Комната, конечно, большая, но спрятаться тут негде. Может, старик стал невидимым? Может, у него что-нибудь вроде шапки-невидимки? Стрелок решил ретироваться и начал было пятиться назад к лифту, но далеко не продвинулся, застыл, будто его пригвоздило.
Правую руку, в которой он держал «беретту», охватило адским огнем. Он завизжал. Пистолет со стуком упал на пол. С правой рукой происходило что-то невыносимо ужасное!
Прижимая ее к себе, он рухнул на колени и уголком залитого слезами глаза заметил, что Мастер Синанджу выходит из лифта.
— Как?! — с трудом вымолвил он.
— В догадках можешь истратить вечность, — ледяным тоном ответствовал Чиун. Его взгляд наводил ужас. — Теперь будешь отвечать на мои вопросы.
Чиун опустился на колени рядом со скрюченным стрелком и коснулся точки на внутренней стороне его левой кисти.
Стрелок закричал.
— Это всего лишь прикосновение, — сказал Чиун. — Я могу сделать боль еще сильнее. Могу сделать и так, что ее не станет. Что ты предпочитаешь?
— Пусть ее не станет!
— Где Римо?
— В отеле.
— Хорошо. Ты сказал мне правду.
— Пусть она прекратится! Пусть ее не станет! Прошу!
— Кто тебя нанял? — невозмутимо спросил Чиун.
— Не знаю. Никогда не видел его лица.
— Это нехороший ответ.
— Другого у меня нет. Сначала я думал, что это Лаваллет, но теперь не знаю. Это может быть кто угодно. Помоги, помоги мне! Я сейчас умру.
— Нет, позже. Зачем бы автомобильщику нанимать тебя, чтобы ты его убил?
— Спроси его, спроси его самого. Дай мне передохнуть немного.
Чиун прикоснулся к руке стрелка. Перекрученные суставы разошлись, освободив нервные окончания. Стрелок, обмякнув, рухнул на пол и обессиленно замер, недвижимый.
Чиун был у входа в кабинет Лаваллета, когда открылась дверь на лестницу.
Не требовалось оборачиваться. В приемную вошел Римо. Он понял это по мягким шагам, никто другой не мог бы ступать с такой кошачьей грацией. Кроме, конечно, самого Чиуна.
— Папочка, — сказал Римо и тут увидел распростертое на полу тело стрелка.
— Нет! — вскричал он.
— Он не мертв, Римо, — мягко сказал Чиун.
— А-а.
— Я собирался прийти за тобой, когда покончу с делами здесь.
— Приказ Смита?
— Нет. Я сказал императору, что ты мертв. Ложь во спасение.
— Послушай, вы оба давно знали, кто он такой, верно? — спросил Римо, показывая на тело на полу.
Чиун помотал головой, так что белые прядки над ушами затрепетали.
— Нет, Римо. Истина неведома никому. И меньше всех — тебе.
— Этот человек — мой настоящий отец. Вы это от меня скрывали. Вы пытались убить его!
— Если я и таился, Римо, то только для того, чтобы не причинить тебе горя.
— Какого еще горя?
— Горя, какое ты бы испытал, если бы Смит приказал тебе уничтожить этого негодяя. Но теперь это моя задача, — чтобы помочь тебе, я принял ее на свои плечи.
— О, Чиун, что же мне делать?! — воскликнул Римо.
— Каково бы ни было принятое тобой решение, ты должен исполнить его быстро, — сказал старик, длиннющим ногтем указывая на стрелка, который меж тем уже поднялся на ноги, держа пистолет в руках.
— Прочь с дороги, малыш, — хрипло приказал он. — Я должен убить этого желтого недоноска.
— Нет, — качнул головой Римо.
— Я сказал, прочь с дороги. Ты что, не слышишь?
Римо взглянул на Чиуна. Тот невозмутимо сложил руки на груди и прикрыл глаза.
— Ну что ж ты стоишь, Чиун!
— Без ученика у Синанджу нет будущего. Без будущего у меня нет прошлого.
Меня будут помнить, как последнего Мастера Синанджу, Мастера, который отдал Синанджу неблагодарному белому. Будь что будет.
— Нет, Чиун, — Римо повернулся к стрелку. — Опусти оружие. Пожалуйста.
Разве нельзя договориться как-то иначе?
— Иначе — никак нельзя, — промолвил Чиун.
— Именно. В кои-то веки этот олух прав, — сказал стрелок. — Ну-ка, уйди с дороги! На чьей ты, черт возьми, стороне?
— Да, Римо, скажи нам, — подхватил Чиун. — Ты на чьей стороне?
Стрелок навел на него пистолет. Чиун стоял под дулом как вкопанный, закрыв глаза. Стрелок медленно надавил на курок.
Римо в отчаянии выкрикнул что-то и, подчиняясь рефлексам, которые столько лет вырабатывал у него Чиун, двинулся на стрелка.
Человек со шрамом, развернувшись, выстрелил в Римо. Пуля просвистела мимо.
— Ну, малыш, ты сам напросился, — сказал стрелок и снова выстрелил.
— Ты и в меня?..
Удар пришелся стрелку точно в грудную кость. Кость сломалась. И это было только начало. Сила удара сотрясением отдалась по всему телу, положив почин цепной реакции ломающихся костей, распадающихся в желе мышц.
Стрелок со шрамом застыл и бесконечно долгое мгновение стоял недвижно.
Распались кости черепа, искаженное болью лицо, казалось, смягчило свое выражение. А потом он рухнул на пол, как высыпается из рваного мешка картошка.
Последнее, что видел стрелок, была надвигающаяся на него пустая ладонь Римо. Последнее, что он слышал, был голос Марии, и ему стал ясен смысл ее предсмертных слов:
— К тебе придет человек. Мертвый, поправший смерть, он принесет тебе гибель в пустых руках. Он будет знать, как тебя зовут, ты будешь знать его имя, и имя это явится тебе смертным приговором.
Он не почувствовал, как словно выскальзывает из тела. Нет, но сознание его сгустилось и стало сжиматься в мозгу, все туже и туже, все плотней, пока не сделалось как бы величиной с горошину, потом с булавочную головку, потом с точку невыразимо крошечную, с атом. И когда стало ясно, что дальше уже не уменьшиться, оно все равно продолжало сжиматься и сжиматься.
Но стрелку было все глубоко безразлично. Самая суть его существа влилась в темноту такую густую и черную, что и вообразить было невозможно, а непонимание того, где он и что с ним, было гораздо, гораздо лучше, чем понимание.
— Я его убил, — сдавленно произнес Римо. — Я убил своего родного отца.
Из-за тебя.
— Мне очень жаль, Римо. Мне очень жаль, — сказал Чиун.
Но Римо не слышал его. Он все повторял и повторял одни и те же слова жалким тихим голосом, как маленький мальчик:
— Я убил его!
Глава 28
Римо тяжело опустился на пол, коснулся рукой тела человека, которого называл отцом. На ощупь оно стало тряским и бесформенным, как медуза.
Лаваллет тихонько приоткрыл дверь и выглянул наружу. Увидел сначала покойника, потом Чиуна.
— Что с ним случилось?
— Синанджу, — коротко ответил Чиун.
— Он сказал, кто его нанял? — спросил Лаваллет.
— Нет. В этом не было необходимости, — сказал Чиун.
— Почему это?
— Потому что я знаю, что его нанял ты.
— Я нанял его, чтобы убить себя самого? Да ты спятил!
— Есть только один человек, которому выгодны убийства остальных автомобильщиков. Этот человек — ты.
— Что за вздор! — возмутился Лаваллет. В этот самый момент в приемную вошла его секретарша, мисс Блейз, и, завидя босса, быстро глянула в шпаргалку, которую держала в руке.
— Звонил ваш консультант по связям с общественностью, мистер Лаваллет, сказала она, не поднимая глаз от бумажки. — Он просил передать, что разослал по редакциям материал, в котором сообщается, что все три автокомпании попросили вас их возглавить. — Она улыбнулась, подняла глаза и только тут заметила стоящего рядом с боссом Чиуна и сидящего у мертвого тела Римо. — О, простите, — смутилась она. — Я не знала, что вы не один.
— Идиотка! — прошипел Лаваллет, кинулся к открытым дверям лифта, нажал на кнопку, и двери за ним захлопнулись.
— Что в него вселилось? — удивилась мисс Блейз. — Я могу чем-нибудь помочь?
— Ты можешь уйти, глупая женщина, — сказал Чиун и подошел к все еще сидящему у тела Римо.
— Римо, — тихо позвал он. — Человек, который по-настоящему виноват в этой смерти, только что вышел отсюда.
— Что? — отсутствующе спросил Римо.
— Поверь мне, боль и горечь, которые ты сейчас чувствуешь, — дело рук автомобильщика Лаваллета. Он зачинщик всех этих неприятностей.
Римо еще раз посмотрел на тело. Поднялся на ноги.
— Не знаю, — пробормотал он. — Мне, кажется, все равно...
— Римо, ты еще молод. Поверь мне. В жизни мужчины не раз случается так, что он вынужден совершать поступки, о которых потом жалеет. Все, что мужчина может, — это действовать с сознанием собственной правоты, и тогда он не должен никого бояться. Даже самого себя.
— Сознание собственной правоты?! О чем ты говоришь, Чиун! Я же убил своего отца!
— Но иначе он бы убил тебя, — сказал Чиун. — Разве это отцовская любовь? Отцы, Римо, так не поступают.
И тут Римо вспомнил вчерашний бой на крыше здания поблизости от «Америкэн автос», вспомнил, как Чиун отражал его удары, не делая ничего, что могло бы причинить Римо вред, и понял, что такое настоящая отцовская любовь, что такое семья. Он был не сирота, он не был сиротой с того самого дня, как встретился с Чиуном. Старый кореец был ему настоящим, неподдельным отцом, отцовство которого основывалось на любви.
И Синанджу, уходящая в древность длинная череда Мастеров, тоже была семьей Римо. Тысячи могучих богатырей через века протягивали ему свои руки.
Его семья.
— Так ты говоришь, Лаваллет смылся?
Чиун кивнул, и Римо сказал:
— Пойдем, папочка, прикончим подонка.
— Как тебе будет угодно, сын мой.
Лаваллет за рулем «дайнакара» торопился прочь от завода.
Пусть полиция во всем разбирается, думал он. Я буду все отрицать. Пусть попробуют что-нибудь доказать. Свидетелей-то нет!
Поворачивая на шоссе, он взглянул в зеркальце заднего обзора, не преследует ли его какая машина.
Нет. Позади были только два парня, в погоне за инфарктом трусящих оздоровительным бегом. Отлично. Он нажал на акселератор. «Дайнакар» рванул вперед. Но дистанция между ним и двумя бегунами в зеркале не увеличилась.
Напротив, они даже стали как будто ближе. Не может быть!
Но тут Лаваллет увидел, что это были за бегуны. Тот самый азиат и молодой парень с неживыми глазами! Они преследовали его. Они его догоняли.
Он бросил взгляд на спидометр. Семьдесят миль в час! Он прижал педаль почти к самому полу. Без толку. Бегуны сначала увеличились в зеркале, а затем поравнялись с набирающим скорость «дайнакаром».
В открытое боковое окно Лаваллет покосился на бегущего рядом Римо.
— Вам меня не остановить! Как бы вы, черт вас возьми, ни бегали!
— Посмотрим, — сказал Римо.
Чтобы доказать, как крупно он ошибается, Лаваллет резко повернул руль налево, направив машину прямо на Римо. Тот, не сбавляя скорости, принял в сторону. Лаваллет рассмеялся, но рука Римо плавно протянулась к нему, и крыло автомобиля, что с водительской стороны, оторвалось от рамы. Та же судьба постигла дверь пассажирского салона, она с грохотом полетела вдоль по улице. Лаваллет покосился направо. Бок о бок с машиной легко бежал старик.
— Не остановить? — усмехнулся Римо.
Лаваллет пригнулся к рулю. Он делал восемьдесят пять миль в час.
Невероятно! Как они могут, почему они не отстают? Но ничего, долго так не протянут: выдохнутся.
Но преследователи, не выказывая признаков усталости, подломили опорные стойки крыши и скинули ее наземь. Потом послали вскачь по бетону крышку багажника. Затем — остальные крылья.
Вслед за тем бегуны ухватились за одну из несущих стоек машины, и Лаваллет почувствовал, как скорость ее снижается. Через несколько сотен ярдов «дайнакар», ободранный до шасси, остановился совсем.
Лаваллет вышел, все еще сжимая в руках руль, теперь уже ни к чему не присоединенный.
— Пощадите меня, — попросил он умоляющим голосом.
— Это по какой же причине? — холодно осведомился Римо.
— Зачем ты нанял киллера? — спросил Чиун.
— Хотел избавиться от конкурентов. Если б они все умерли, я, с «дайнакаром» на руках, получил бы полную власть над Детройтом.
Римо подошел к заднику машины.
— Если эта чертова штука хоть на что-то годится, ты бы и так ее получил.
Он заглянул в открытый багажник. — Что это за батареи? Для чего они?
— Я буду откровенен, — заявил Лаваллет, понимая, что на карту поставлена его жизнь. — Видите ли, «дайнакар» — блеф. Машина работает не на отходах, а на одноразовых электрических батареях.
— То есть? — спросил Римо.
— Это значит, что она бегает месяц или два, а потом ей настает конец, и вам придется покупать другую.
— Однажды у меня был такой «студебеккер», — сказал Римо.
— Так она не превращает мусор в энергию? — переспросил Чиун.
— Нет, — вздохнул Лаваллет. — Это было так, для эффекта.
— "Дайнакар" не ездит на мусоре, — сказал Римо. — Она сама — мусор.
— Можно сказать и так, — вздохнул Лаваллет.
— Хочу тебе еще кое-что сказать, — проговорил Римо.
— Что? — спросил Лаваллет.
— Прощай!
Римо взял элегантно причесанную голову Лаваллета в руки и слегка встряхнул. Контактные линзы вылетели из глаз Непризнанного Гения Автоиндустрии. Фальшивые зубы выскочили изо рта. Корсет хрустнул и, взорвавшись эластиком, прорвал ткань рубашки.
Больно было только одно мгновение. Потом Лаваллет уже ничего не чувствовал. Римо оставил недвижное тело лежать рядом со скелетом «дайнакара» и пошел прочь.
— Молодец. Ты отомстил и за себя, и за Синанджу, — сказал вслед Чиун.
Римо промолчал. Но то, как сгорбились его плечи, подсказало Мастеру Синанджу, что он сильно страдает.
Уважая его чувства, Чиун пошел в другую сторону. Римо сейчас нуждался в одиночестве.
Прежде чем они отошли на сто ярдов, из зарослей сорняка на обочине выскочила банда подростков и принялась сдирать с изувеченной машины подушки сидений, зеркала, детали.
Часом позже на дороге осталось лежать только тело Лаваллета.
Он прочитал ее, пулей выскочил из зала и помчался в спальню к спецтелефону.
— Да, господин президент, — ответил кислый голос Харолда У. Смита.
— Нет, ну каково? Теперь уже и Лаваллет мертв!
— Я знаю, сэр. Это сделали мои люди.
— Ваши люди, дорогой мой, вышли из-под контроля! Я приказываю вам...
— Одну минуту, сэр, — перебил его Смит. — Я только что говорил с ними, точнее, со старшим. Он поставил меня в известность, что именно Лаваллет стоял за всеми убийствами. Сам киллер тоже убит. А «дайнакар» — липа.
— Машина, работающая на произведенной из мусора энергии, — липа?! потрясенно переспросил президент.
— Это длинная история, господин президент, я передаю вам самую ее суть.
Мошенничество вдоль и поперек. В ближайшее время я представлю полный отчет.
Осталось лишь несколько второстепенных вопросов.
— Кстати, о вопросах, Смит, у меня есть к вам один, не второстепенный.
— Да, сэр?
— Вы уверены, что контролируете своих сотрудников?
— Да, господин президент. КЮРЕ находится в полной боевой готовности.
— Тогда я спокоен. Но я хочу, чтобы вы знали, Смит: на этот раз вы были на самой грани.
— Я это знаю, сэр. Что-нибудь еще?
— С моей стороны — нет. Я сейчас, пожалуй, вздремну. Зимбабве пусть подождет.
— Очень хорошо, сэр, — сказал Смит, и президент положил трубку.
Смит повернулся к своему компьютеру. Несколько вопросов и впрямь еще оставалось, и чтобы КЮРЕ вернулась к своему нормальному состоянию, их следует разрешить. Когда стемнело, все уже было ясно.
Лаваллет тихонько приоткрыл дверь и выглянул наружу. Увидел сначала покойника, потом Чиуна.
— Что с ним случилось?
— Синанджу, — коротко ответил Чиун.
— Он сказал, кто его нанял? — спросил Лаваллет.
— Нет. В этом не было необходимости, — сказал Чиун.
— Почему это?
— Потому что я знаю, что его нанял ты.
— Я нанял его, чтобы убить себя самого? Да ты спятил!
— Есть только один человек, которому выгодны убийства остальных автомобильщиков. Этот человек — ты.
— Что за вздор! — возмутился Лаваллет. В этот самый момент в приемную вошла его секретарша, мисс Блейз, и, завидя босса, быстро глянула в шпаргалку, которую держала в руке.
— Звонил ваш консультант по связям с общественностью, мистер Лаваллет, сказала она, не поднимая глаз от бумажки. — Он просил передать, что разослал по редакциям материал, в котором сообщается, что все три автокомпании попросили вас их возглавить. — Она улыбнулась, подняла глаза и только тут заметила стоящего рядом с боссом Чиуна и сидящего у мертвого тела Римо. — О, простите, — смутилась она. — Я не знала, что вы не один.
— Идиотка! — прошипел Лаваллет, кинулся к открытым дверям лифта, нажал на кнопку, и двери за ним захлопнулись.
— Что в него вселилось? — удивилась мисс Блейз. — Я могу чем-нибудь помочь?
— Ты можешь уйти, глупая женщина, — сказал Чиун и подошел к все еще сидящему у тела Римо.
— Римо, — тихо позвал он. — Человек, который по-настоящему виноват в этой смерти, только что вышел отсюда.
— Что? — отсутствующе спросил Римо.
— Поверь мне, боль и горечь, которые ты сейчас чувствуешь, — дело рук автомобильщика Лаваллета. Он зачинщик всех этих неприятностей.
Римо еще раз посмотрел на тело. Поднялся на ноги.
— Не знаю, — пробормотал он. — Мне, кажется, все равно...
— Римо, ты еще молод. Поверь мне. В жизни мужчины не раз случается так, что он вынужден совершать поступки, о которых потом жалеет. Все, что мужчина может, — это действовать с сознанием собственной правоты, и тогда он не должен никого бояться. Даже самого себя.
— Сознание собственной правоты?! О чем ты говоришь, Чиун! Я же убил своего отца!
— Но иначе он бы убил тебя, — сказал Чиун. — Разве это отцовская любовь? Отцы, Римо, так не поступают.
И тут Римо вспомнил вчерашний бой на крыше здания поблизости от «Америкэн автос», вспомнил, как Чиун отражал его удары, не делая ничего, что могло бы причинить Римо вред, и понял, что такое настоящая отцовская любовь, что такое семья. Он был не сирота, он не был сиротой с того самого дня, как встретился с Чиуном. Старый кореец был ему настоящим, неподдельным отцом, отцовство которого основывалось на любви.
И Синанджу, уходящая в древность длинная череда Мастеров, тоже была семьей Римо. Тысячи могучих богатырей через века протягивали ему свои руки.
Его семья.
— Так ты говоришь, Лаваллет смылся?
Чиун кивнул, и Римо сказал:
— Пойдем, папочка, прикончим подонка.
— Как тебе будет угодно, сын мой.
Лаваллет за рулем «дайнакара» торопился прочь от завода.
Пусть полиция во всем разбирается, думал он. Я буду все отрицать. Пусть попробуют что-нибудь доказать. Свидетелей-то нет!
Поворачивая на шоссе, он взглянул в зеркальце заднего обзора, не преследует ли его какая машина.
Нет. Позади были только два парня, в погоне за инфарктом трусящих оздоровительным бегом. Отлично. Он нажал на акселератор. «Дайнакар» рванул вперед. Но дистанция между ним и двумя бегунами в зеркале не увеличилась.
Напротив, они даже стали как будто ближе. Не может быть!
Но тут Лаваллет увидел, что это были за бегуны. Тот самый азиат и молодой парень с неживыми глазами! Они преследовали его. Они его догоняли.
Он бросил взгляд на спидометр. Семьдесят миль в час! Он прижал педаль почти к самому полу. Без толку. Бегуны сначала увеличились в зеркале, а затем поравнялись с набирающим скорость «дайнакаром».
В открытое боковое окно Лаваллет покосился на бегущего рядом Римо.
— Вам меня не остановить! Как бы вы, черт вас возьми, ни бегали!
— Посмотрим, — сказал Римо.
Чтобы доказать, как крупно он ошибается, Лаваллет резко повернул руль налево, направив машину прямо на Римо. Тот, не сбавляя скорости, принял в сторону. Лаваллет рассмеялся, но рука Римо плавно протянулась к нему, и крыло автомобиля, что с водительской стороны, оторвалось от рамы. Та же судьба постигла дверь пассажирского салона, она с грохотом полетела вдоль по улице. Лаваллет покосился направо. Бок о бок с машиной легко бежал старик.
— Не остановить? — усмехнулся Римо.
Лаваллет пригнулся к рулю. Он делал восемьдесят пять миль в час.
Невероятно! Как они могут, почему они не отстают? Но ничего, долго так не протянут: выдохнутся.
Но преследователи, не выказывая признаков усталости, подломили опорные стойки крыши и скинули ее наземь. Потом послали вскачь по бетону крышку багажника. Затем — остальные крылья.
Вслед за тем бегуны ухватились за одну из несущих стоек машины, и Лаваллет почувствовал, как скорость ее снижается. Через несколько сотен ярдов «дайнакар», ободранный до шасси, остановился совсем.
Лаваллет вышел, все еще сжимая в руках руль, теперь уже ни к чему не присоединенный.
— Пощадите меня, — попросил он умоляющим голосом.
— Это по какой же причине? — холодно осведомился Римо.
— Зачем ты нанял киллера? — спросил Чиун.
— Хотел избавиться от конкурентов. Если б они все умерли, я, с «дайнакаром» на руках, получил бы полную власть над Детройтом.
Римо подошел к заднику машины.
— Если эта чертова штука хоть на что-то годится, ты бы и так ее получил.
Он заглянул в открытый багажник. — Что это за батареи? Для чего они?
— Я буду откровенен, — заявил Лаваллет, понимая, что на карту поставлена его жизнь. — Видите ли, «дайнакар» — блеф. Машина работает не на отходах, а на одноразовых электрических батареях.
— То есть? — спросил Римо.
— Это значит, что она бегает месяц или два, а потом ей настает конец, и вам придется покупать другую.
— Однажды у меня был такой «студебеккер», — сказал Римо.
— Так она не превращает мусор в энергию? — переспросил Чиун.
— Нет, — вздохнул Лаваллет. — Это было так, для эффекта.
— "Дайнакар" не ездит на мусоре, — сказал Римо. — Она сама — мусор.
— Можно сказать и так, — вздохнул Лаваллет.
— Хочу тебе еще кое-что сказать, — проговорил Римо.
— Что? — спросил Лаваллет.
— Прощай!
Римо взял элегантно причесанную голову Лаваллета в руки и слегка встряхнул. Контактные линзы вылетели из глаз Непризнанного Гения Автоиндустрии. Фальшивые зубы выскочили изо рта. Корсет хрустнул и, взорвавшись эластиком, прорвал ткань рубашки.
Больно было только одно мгновение. Потом Лаваллет уже ничего не чувствовал. Римо оставил недвижное тело лежать рядом со скелетом «дайнакара» и пошел прочь.
— Молодец. Ты отомстил и за себя, и за Синанджу, — сказал вслед Чиун.
Римо промолчал. Но то, как сгорбились его плечи, подсказало Мастеру Синанджу, что он сильно страдает.
Уважая его чувства, Чиун пошел в другую сторону. Римо сейчас нуждался в одиночестве.
Прежде чем они отошли на сто ярдов, из зарослей сорняка на обочине выскочила банда подростков и принялась сдирать с изувеченной машины подушки сидений, зеркала, детали.
Часом позже на дороге осталось лежать только тело Лаваллета.
* * *
То одно, то другое — и президент все никак не мог урвать минутку позвонить Смиту. Наконец перед тем, как принять назначенного на эту неделю посла Зимбабве, помощник подал ему записку.Он прочитал ее, пулей выскочил из зала и помчался в спальню к спецтелефону.
— Да, господин президент, — ответил кислый голос Харолда У. Смита.
— Нет, ну каково? Теперь уже и Лаваллет мертв!
— Я знаю, сэр. Это сделали мои люди.
— Ваши люди, дорогой мой, вышли из-под контроля! Я приказываю вам...
— Одну минуту, сэр, — перебил его Смит. — Я только что говорил с ними, точнее, со старшим. Он поставил меня в известность, что именно Лаваллет стоял за всеми убийствами. Сам киллер тоже убит. А «дайнакар» — липа.
— Машина, работающая на произведенной из мусора энергии, — липа?! потрясенно переспросил президент.
— Это длинная история, господин президент, я передаю вам самую ее суть.
Мошенничество вдоль и поперек. В ближайшее время я представлю полный отчет.
Осталось лишь несколько второстепенных вопросов.
— Кстати, о вопросах, Смит, у меня есть к вам один, не второстепенный.
— Да, сэр?
— Вы уверены, что контролируете своих сотрудников?
— Да, господин президент. КЮРЕ находится в полной боевой готовности.
— Тогда я спокоен. Но я хочу, чтобы вы знали, Смит: на этот раз вы были на самой грани.
— Я это знаю, сэр. Что-нибудь еще?
— С моей стороны — нет. Я сейчас, пожалуй, вздремну. Зимбабве пусть подождет.
— Очень хорошо, сэр, — сказал Смит, и президент положил трубку.
Смит повернулся к своему компьютеру. Несколько вопросов и впрямь еще оставалось, и чтобы КЮРЕ вернулась к своему нормальному состоянию, их следует разрешить. Когда стемнело, все уже было ясно.
Глава 29
Смит и Чиун в темноте ждали Римо.
Красно-золотая кладбищенская листва шелестела под порывами ветерка, словно перебегали по ней крошечные мертвые существа, эльфами возродившиеся к жизни.
Где-то одиноко ухал филин. На аллее, весь в черном, показался Римо.
— Вы опоздали, — сказал Смит.
— Подумаешь, — отозвался Римо.
— Мальчик еще страдает, — прошептал Чиун. — Не ставьте грубость ему в вину, Император. Все утрясется, когда вы сообщите ему добрую весть.
— Что еще за добрая весть? — спросил Римо.
Смит вынул из кейса папку.
— Я попросил вас встретиться со мной здесь, поскольку именно на этом месте началась вся эта история, Римо. У вашей могилы.
Римо впервые заметил надгробный камень со своим именем.
— А, вот он какой! Ну, Смитти, вы поскупились. Могли бы и на ангелочка потратиться.
— И так хорошо, — сказал Смит. — На этом самом месте несколько дней назад была убита женщина — в тот момент, когда возлагала цветы на могилу.
Цветы, Римо, упали на вашу могилу.
— На мою? А кто она такая, эта женщина?
— Чтобы это выяснить, пришлось провести целое расследование. С толку сбивало то, что цветы лежали на вашей могиле, а человек, который убил женщину, был тем самым киллером из Детройта.
— А женщина? Кто была эта женщина? — повторил Римо.
Смит вытянул из папки лист бумаги и фотографию.
— Ее звали Мария Дефуриа. Она была бывшей женой киллера-мафиози по имени Джезуальдо Дефуриа, в профессиональных кругах известного своим пристрастием к пистолету «беретта-олимпик».
— Ну и при чем здесь я?
— Погоди, Император же объясняет, — сказал Чиун.
— Джезуальдо Дефуриа — так звали человека, которого вы, Римо, принимали за вашего отца. Но на самом деле вашим отцом он не был.
— Да ну? Докажите!
— Вот копия записки, найденной в доме Марии Дефуриа. Можете потом прочитать ее сами, но сейчас, позвольте, я перескажу в двух словах. Женщина обнаружила, говорится в записке, что ее бывший муж обучил их сына, Анджело, собственному ремеслу. При исполнении одного из заданий мафии сына схватила полиция. Обвинение в убийстве пало на него. На самом же деле убийцей был отец, а сын у него — только подручным. Соблюдая кодекс чести мафиози, сын не выдал отца и был казнен за убийство.
Смит показал куда-то за спину Римо.
— Его похоронили здесь, на семейном участке, рядом с вашей могилой.
Римо прочитал имя Дефуриа на соседнем надгробии.
— Значит, парень, который лежит рядом со мной, тоже казнен за преступление, которого не совершал, — прямо, как я?
— Странное совпадение, — согласился Смит. — Но Уайлдвуд — это, согласитесь, не Арлингтонское национальное кладбище. В конце концов оно рядом с Ньюарком. Позвольте, с вашего разрешения, закончить историю. Дефуриа пытался помириться со своей бывшей женой и, видимо, проговорился ей о невиновности сына. Мария решила сообщить об этом властям. Об остальном можно только догадываться. Вероятно, по пути в полицию она остановилась положить цветы на могилу сына. Дефуриа за ней следил. Они поссорились, он в нее выстрелил, а цветы упали на вашу могилу.
— Но он называл себя Римо Уильямс!
— Убив бывшую жену, он был вынужден уехать из города. Даже мафия не одобряет такого рода убийства. Он знал, что ему придется жить под чужим именем, и взял то, что было высечено на камне, к которому его жена уронила цветы. Ваше имя, Римо. Если бы цветы упали по другую сторону вашей могилы, он, вполне вероятно, назвал бы себя Д. Колт.
— Но ведь у него были все мыслимые документы и удостоверения личности! сказал Римо — В наши дни, имея немного денег, несложно купить любое удостоверение, ответил Смит.
— А фамильное сходство? — не унимался Римо. — Особенно вокруг глаз?
— Сходство действительно было, — признал Смит. — Но не фамильное. Вы оба, по существу говоря, занимаетесь одним ремеслом. Причастность к смерти не может не оставить своего знака. Я думаю, это можно назвать не фамильным, а профессиональным сходством. — Смит помолчал. — Не позволяйте чувствам влиять на ясность ваших суждений, Римо.
— Это и есть урок Мастера Шаня, — промолвил Чиун.
— О чем это ты?
— Не делай вид, будто забыл, Римо, — сказал Чиун. — Мастер Шань, тот, что принес камень с Луны, помнишь? Я рассказывал тебе эту легенду.
— Помню, конечно. Ну и что?
— Урок Мастера Шаня содержится в этом камне, о котором сам Шань думал, что принес его с лунных гор. — Чиун вынул из складок кимоно ничем не примечательный сероватый камень. — Видите?
— А я думал, ты веришь в эту историю, — с подозрением произнес Римо.
— Я что, похож на глупца? — оскорбился Чиун. — Любой невежда знает, что пешком до Луны не дойдешь! Мастеру Шаню тоже следовало бы знать. Но он так сгорал страстью к этой китайской вертихвостке, что заставил себя поверить в то, что ради ее любви сможет дойти до Луны. Вот настоящая суть урока Мастера Шаня. Не желай чего-либо с чрезмерной силой, не то мечтания застят тебе взгляд. Ты, Римо, заставил себя поверить, что этот негодяй — твой отец, и все потому, что тебе очень сильно хотелось иметь отца.
— Уж не хочешь ли ты сказать, будто с самого начала знал, что он мне не отец?
— Я ничего не хочу сказать. Я уже все сказал.
— Так я тебе и поверил!
— Тем не менее, это истинная правда, — сказал Чиун. — Я с первого взгляда заметил, что он двигается, как бабуин. А это пристрастие к оружию? А полное отсутствие представления о хороших манерах? Короче, никакого сходства с тобой.
— Ого, да ты, кажется, сделал мне комплимент?
— В таком случае беру свои слова назад.
— Как вы все это раскопали, Смитти? — поинтересовался Римо.
— Компьютеры! Они не смогли отыскать архивных данных на другого Римо Уильямса, живущего в США. Это заставило меня усомниться в подлинности имени.
А потом еще это дело с застреленной здесь женщиной. Баллистическая экспертиза показала, что она убита из того же самого пистолета, что и детройтские жертвы, вот я и приехал сюда проверить обстановку на месте. Римо долго молчал.
— Они похоронят его здесь? В этой могиле?
— Да, — ответил Смит. — Но пусть это вас не тревожит. Вы с ним ничем не связаны.
— Знаете, Смитти, а ведь где-то непременно должны быть люди, с которыми я связан.
— Прежде чем завербовать вас в КЮРЕ, Римо, я самым тщательным образом расследовал ваше прошлое, — пояснил Смит. — Если у вас и есть родители, выйти на их след невозможно.
— Я бы хотел знать наверняка, — настаивал Римо. — Смитти, будьте другом, запросите свои компьютеры, а?
— И что потом, Римо? Вас ведь не существует. Вы сейчас, если на то пошло, стоите у собственной могилы. Семьи у вас быть не может.
— Я просто хочу знать, — сказал Римо. — Хочу знать, есть ли у меня на этом свете родная душа.
— Синанджу — твоя родная душа, — твердо промолвил Чиун.
— Я знаю, папочка. Знаю и то, что моя родная душа — ты. Но это же совсем другое дело. Незаполненная дырка в головоломке, которая бередит мне душу.
— Римо... — начал было Смит.
— Найдите их, Смитти! Найдите, не то уйду от вас к чертовой бабушке!
— Это что, шантаж, Римо? В конце концов я всегда могу попросить Чиуна подготовить для КЮРЕ кого-нибудь другого!
— Да чтобы я пачкал руки о другого? — поднял брови Чиун. — Тем более о белого! Тем более, если не получу Диснейленд!
Смит щелкнул замком кейса.
— Хорошо, Римо, — с каменным лицом сказал он. — Я сделаю запрос. Буду держать вас в курсе.
— Смитти! — крикнул ему вслед Римо.
— Да?
— Спасибо за то, что разобрались в этом деле!
— Не за что.
Когда Смит ушел, Римо сказал:
— Ну что ж, Чиун. День прожит, доллар нажит.
— Если не начнешь тренироваться, долларов много не наживешь, — проворчал Чиун. — Посмотри-ка на свой живот, как ты разъелся! А припомни удар, которым ты отделался от этого мафиози! Я едва не сгорел со стыда!
— Завтра начнем, — пообещал Римо. — Знаешь, Чиун, тебя я тоже хочу поблагодарить.
— За что?
— За заботу.
— Да кто же еще, несчастный, станет о тебе заботиться? Нет, ты безнадежен! Но не надейся, что я забыл, как ты обещал пригласить Нелли Уилсона на мой концерт. И не думай, что я забыл про...
На пути к кладбищенским воротам Чиун пустился было в перечисление многочисленных претензий, но, оглянувшись, увидел, что ученик его все еще стоит у могилы. Старик молча ушел, а Римо остался стоять над собственным надгробием, наедине с думами и мечтами. Сухие осенние листья кружились над его головой.
Красно-золотая кладбищенская листва шелестела под порывами ветерка, словно перебегали по ней крошечные мертвые существа, эльфами возродившиеся к жизни.
Где-то одиноко ухал филин. На аллее, весь в черном, показался Римо.
— Вы опоздали, — сказал Смит.
— Подумаешь, — отозвался Римо.
— Мальчик еще страдает, — прошептал Чиун. — Не ставьте грубость ему в вину, Император. Все утрясется, когда вы сообщите ему добрую весть.
— Что еще за добрая весть? — спросил Римо.
Смит вынул из кейса папку.
— Я попросил вас встретиться со мной здесь, поскольку именно на этом месте началась вся эта история, Римо. У вашей могилы.
Римо впервые заметил надгробный камень со своим именем.
— А, вот он какой! Ну, Смитти, вы поскупились. Могли бы и на ангелочка потратиться.
— И так хорошо, — сказал Смит. — На этом самом месте несколько дней назад была убита женщина — в тот момент, когда возлагала цветы на могилу.
Цветы, Римо, упали на вашу могилу.
— На мою? А кто она такая, эта женщина?
— Чтобы это выяснить, пришлось провести целое расследование. С толку сбивало то, что цветы лежали на вашей могиле, а человек, который убил женщину, был тем самым киллером из Детройта.
— А женщина? Кто была эта женщина? — повторил Римо.
Смит вытянул из папки лист бумаги и фотографию.
— Ее звали Мария Дефуриа. Она была бывшей женой киллера-мафиози по имени Джезуальдо Дефуриа, в профессиональных кругах известного своим пристрастием к пистолету «беретта-олимпик».
— Ну и при чем здесь я?
— Погоди, Император же объясняет, — сказал Чиун.
— Джезуальдо Дефуриа — так звали человека, которого вы, Римо, принимали за вашего отца. Но на самом деле вашим отцом он не был.
— Да ну? Докажите!
— Вот копия записки, найденной в доме Марии Дефуриа. Можете потом прочитать ее сами, но сейчас, позвольте, я перескажу в двух словах. Женщина обнаружила, говорится в записке, что ее бывший муж обучил их сына, Анджело, собственному ремеслу. При исполнении одного из заданий мафии сына схватила полиция. Обвинение в убийстве пало на него. На самом же деле убийцей был отец, а сын у него — только подручным. Соблюдая кодекс чести мафиози, сын не выдал отца и был казнен за убийство.
Смит показал куда-то за спину Римо.
— Его похоронили здесь, на семейном участке, рядом с вашей могилой.
Римо прочитал имя Дефуриа на соседнем надгробии.
— Значит, парень, который лежит рядом со мной, тоже казнен за преступление, которого не совершал, — прямо, как я?
— Странное совпадение, — согласился Смит. — Но Уайлдвуд — это, согласитесь, не Арлингтонское национальное кладбище. В конце концов оно рядом с Ньюарком. Позвольте, с вашего разрешения, закончить историю. Дефуриа пытался помириться со своей бывшей женой и, видимо, проговорился ей о невиновности сына. Мария решила сообщить об этом властям. Об остальном можно только догадываться. Вероятно, по пути в полицию она остановилась положить цветы на могилу сына. Дефуриа за ней следил. Они поссорились, он в нее выстрелил, а цветы упали на вашу могилу.
— Но он называл себя Римо Уильямс!
— Убив бывшую жену, он был вынужден уехать из города. Даже мафия не одобряет такого рода убийства. Он знал, что ему придется жить под чужим именем, и взял то, что было высечено на камне, к которому его жена уронила цветы. Ваше имя, Римо. Если бы цветы упали по другую сторону вашей могилы, он, вполне вероятно, назвал бы себя Д. Колт.
— Но ведь у него были все мыслимые документы и удостоверения личности! сказал Римо — В наши дни, имея немного денег, несложно купить любое удостоверение, ответил Смит.
— А фамильное сходство? — не унимался Римо. — Особенно вокруг глаз?
— Сходство действительно было, — признал Смит. — Но не фамильное. Вы оба, по существу говоря, занимаетесь одним ремеслом. Причастность к смерти не может не оставить своего знака. Я думаю, это можно назвать не фамильным, а профессиональным сходством. — Смит помолчал. — Не позволяйте чувствам влиять на ясность ваших суждений, Римо.
— Это и есть урок Мастера Шаня, — промолвил Чиун.
— О чем это ты?
— Не делай вид, будто забыл, Римо, — сказал Чиун. — Мастер Шань, тот, что принес камень с Луны, помнишь? Я рассказывал тебе эту легенду.
— Помню, конечно. Ну и что?
— Урок Мастера Шаня содержится в этом камне, о котором сам Шань думал, что принес его с лунных гор. — Чиун вынул из складок кимоно ничем не примечательный сероватый камень. — Видите?
— А я думал, ты веришь в эту историю, — с подозрением произнес Римо.
— Я что, похож на глупца? — оскорбился Чиун. — Любой невежда знает, что пешком до Луны не дойдешь! Мастеру Шаню тоже следовало бы знать. Но он так сгорал страстью к этой китайской вертихвостке, что заставил себя поверить в то, что ради ее любви сможет дойти до Луны. Вот настоящая суть урока Мастера Шаня. Не желай чего-либо с чрезмерной силой, не то мечтания застят тебе взгляд. Ты, Римо, заставил себя поверить, что этот негодяй — твой отец, и все потому, что тебе очень сильно хотелось иметь отца.
— Уж не хочешь ли ты сказать, будто с самого начала знал, что он мне не отец?
— Я ничего не хочу сказать. Я уже все сказал.
— Так я тебе и поверил!
— Тем не менее, это истинная правда, — сказал Чиун. — Я с первого взгляда заметил, что он двигается, как бабуин. А это пристрастие к оружию? А полное отсутствие представления о хороших манерах? Короче, никакого сходства с тобой.
— Ого, да ты, кажется, сделал мне комплимент?
— В таком случае беру свои слова назад.
— Как вы все это раскопали, Смитти? — поинтересовался Римо.
— Компьютеры! Они не смогли отыскать архивных данных на другого Римо Уильямса, живущего в США. Это заставило меня усомниться в подлинности имени.
А потом еще это дело с застреленной здесь женщиной. Баллистическая экспертиза показала, что она убита из того же самого пистолета, что и детройтские жертвы, вот я и приехал сюда проверить обстановку на месте. Римо долго молчал.
— Они похоронят его здесь? В этой могиле?
— Да, — ответил Смит. — Но пусть это вас не тревожит. Вы с ним ничем не связаны.
— Знаете, Смитти, а ведь где-то непременно должны быть люди, с которыми я связан.
— Прежде чем завербовать вас в КЮРЕ, Римо, я самым тщательным образом расследовал ваше прошлое, — пояснил Смит. — Если у вас и есть родители, выйти на их след невозможно.
— Я бы хотел знать наверняка, — настаивал Римо. — Смитти, будьте другом, запросите свои компьютеры, а?
— И что потом, Римо? Вас ведь не существует. Вы сейчас, если на то пошло, стоите у собственной могилы. Семьи у вас быть не может.
— Я просто хочу знать, — сказал Римо. — Хочу знать, есть ли у меня на этом свете родная душа.
— Синанджу — твоя родная душа, — твердо промолвил Чиун.
— Я знаю, папочка. Знаю и то, что моя родная душа — ты. Но это же совсем другое дело. Незаполненная дырка в головоломке, которая бередит мне душу.
— Римо... — начал было Смит.
— Найдите их, Смитти! Найдите, не то уйду от вас к чертовой бабушке!
— Это что, шантаж, Римо? В конце концов я всегда могу попросить Чиуна подготовить для КЮРЕ кого-нибудь другого!
— Да чтобы я пачкал руки о другого? — поднял брови Чиун. — Тем более о белого! Тем более, если не получу Диснейленд!
Смит щелкнул замком кейса.
— Хорошо, Римо, — с каменным лицом сказал он. — Я сделаю запрос. Буду держать вас в курсе.
— Смитти! — крикнул ему вслед Римо.
— Да?
— Спасибо за то, что разобрались в этом деле!
— Не за что.
Когда Смит ушел, Римо сказал:
— Ну что ж, Чиун. День прожит, доллар нажит.
— Если не начнешь тренироваться, долларов много не наживешь, — проворчал Чиун. — Посмотри-ка на свой живот, как ты разъелся! А припомни удар, которым ты отделался от этого мафиози! Я едва не сгорел со стыда!
— Завтра начнем, — пообещал Римо. — Знаешь, Чиун, тебя я тоже хочу поблагодарить.
— За что?
— За заботу.
— Да кто же еще, несчастный, станет о тебе заботиться? Нет, ты безнадежен! Но не надейся, что я забыл, как ты обещал пригласить Нелли Уилсона на мой концерт. И не думай, что я забыл про...
На пути к кладбищенским воротам Чиун пустился было в перечисление многочисленных претензий, но, оглянувшись, увидел, что ученик его все еще стоит у могилы. Старик молча ушел, а Римо остался стоять над собственным надгробием, наедине с думами и мечтами. Сухие осенние листья кружились над его головой.