— А зачем ты мне это рассказываешь?
— Чиун не смог отправиться на задание вместе со мной, он готовится к перезаключению контракта, поэтому мне пришлось действовать самому. Что-то одиноко стало, захотелось душу излить. А ты, Леон, производишь впечатление человека здравого, рассудительного.
Когда Римо неожиданно назвал его по имени, у Хискоса затряслись руки. Он помнил, хорошо помнил, что не говорил Римо, как его зовут. Чтобы унять дрожь, он ухватился за подлокотники. Это подействовало. Теперь тряслись только бицепсы.
— А ты что, сейчас на задании? — выговорил он тоненьким голосом.
— Ну да. И должен сказать, что это как раз тот случай, когда я выполню его с чувством глубокого внутреннего удовлетворения. Видишь ли, я представляю интересы покойников и, будучи покойником сам, нахожу в этом глубокий смысл. Хочешь взглянуть на фотографии моих доверителей?
— Нет, спасибо, — отказался Хискос, возясь с замком привязного ремня. Кажется, мы сейчас приземлимся.
— Позволь, я тебе помогу.
Римо взял у него короткий конец и с такой силой затянул ремень, что ткань задымилась, а Леон Хискос-младший почувствовал, как содержимое его желудка выдавилось назад в пищевод. Издав что-то хрипло-нечленораздельное, он посерел.
— Вот так-то лучше, — сказал Римо. — А то, чего доброго, упадешь, разобьешься, будет бо-бо.
Он достал из кармана брюк аккуратный пластиковый альбомчик с фотографиями, раскрыл, поднял к взмокшей физиономии Хискоса и, перелистывая страницы, принялся рассказывать — так гордый родитель перечисляет своих отпрысков:
— Вот это — Джеки Сандерс, когда ей было шестнадцать. Хорошенькая, верно? Увы, семнадцать ей так и не исполнилось. Ее тело нашли в лощине неподалеку от Куинси, штат Иллинойс. Ее изнасиловали, а потом задушили.
Леон Хискос-младший пытался что-то сказать, но сумел лишь зловонно хрюкнуть.
— А эту девочку звали Кэти Уолтерс. Я сказал «звали», потому что, когда ее фотографировали, она была уже мертва. Ее тоже нашли в лощине. Тот же случай, только лощина другая. Подобная история произошла и с этой юной леди, Бет Андерс. Ее тело обнаружили в городе Литл-Рок, в песчаном карьере.
Похоже, лощины там не нашлось.
Быстро перелистнув, Римо щелкнул пальцем по двум снимкам на развороте:
— А это — близнецы Тилли. Здорово похожи, верно? Но когда их тела отыскали в одной из лощин Арканзаса, сходства уже не было. Тот гад, которому они достались, добил их камнем по голове. Возможно, тебе знакомы их лица. На прошлой неделе они были во всех газетах. А может, ты признаешь их по другой причине?
Оторвавшись от фотографий, Римо встретился взглядом с Леоном Хискосом-младшим.
Почуяв смерть, Хискос скользнул рукой в карман пиджака, вытащил маленький автоматический пистолет и нацелил его в живот Римо.
— Эй, а ведь ты не имел права проносить оружие на борт самолета! укорил Римо. — Ну-ка спрячь, пока не застукала стюардесса!
Хискос громко икнул, и физиономия его чуть порозовела.
— Как ты узнал? — просипел он.
— Что ты — Лощинный Насильник? Помнишь, я рассказывал тебе про КЮРЕ? Так вот, вся эта цепочка убийств сделала тебя главным подозреваемым. Компьютеры проанализировали имевшиеся об убийствах сведения, выработали маршрут убийцы, и кредитная карточка с твоим именем засветилась на автозаправках по всему этому маршруту. А потом ты совершил настоящую глупость. Забронировал билет на Нью-Орлеан. Смит послал меня наперехват, и вот он я, тут как тут.
Римо улыбнулся.
— Ты хочешь сказать, что должен меня убить? — выдохнул Хискос.
— Именно. Какую смерть предпочтешь? Через удушение? Обычно я не пользуюсь этим методом, но сейчас — случай особый.
— Ты, кажется, забыл, что у меня в руках пистолет.
— Ах да, пистолет. Кстати, я хотел спросить, как ты протащил его через контроль?
— Это новая модель. Пластиковый сплав.
— Серьезно? Дай-ка взгляну.
И прежде чем Хискос успел что-либо понять, Римо уронил фотографии, его правая ладонь метнулась вперед, и рука Хискоса, в которой тот держал пистолет, совершенно одеревенела. Боли не было — только ощущение, словно ткани пропитаны новокаином. А плоский пистолет оказался в руках у Римо, и тот с интересом принялся его рассматривать. Попытался отвести затвор, но тот заклинило. Римо нажал посильнее, защелка хрустнула, и спусковой механизм отвалился.
— Вот халтура, — пробормотал он.
— А говорили, прочней стального, — сказал Хискос.
Хмыкнув, Римо большим пальцем умудрился сломать ударник.
— Да, в «пушках» я не очень-то разбираюсь, — признался он, возвращая пистолет. — Кажется, эту я сломал. Прошу прощения.
Лощинный Насильник три раза нажал на курок. Тот даже не щелкнул. Он бросил пистолет и поднял руки:
— Ладно, сдаюсь.
— Пленных не берем, — сказал Римо.
Хискос панически оглянулся в поисках стюардессы. Открыл рот, чтобы позвать на помощь, и обнаружил вдруг, что не в силах произнести ни звука, поскольку гортань каким-то таинственным способом оказалась забита останками того самого пистолета из пластикового, прочнее стали, сплава.
— Ты что-то неважно выглядишь, — сказал Римо. — Я знаю, что надо сделать, чтобы полегчало. Зажми голову между колен и держи так, пока мозги не прочистятся. Давай.
И Римо взял Леона Хискоса-младшего за загривок, потихоньку, несильно, стал наклонять вперед, и Хискос почувствовал, как медленно, понемногу, начинают разъединяться его позвонки. Услышал отрывистый треск. Потом еще. И еще.
Всякий раз ощущение было такое, словно в голове что-то взрывается.
— Если б мы не садились, — прошептал Римо, — я бы продлил боль. С тобой я проделал бы это с превеликим удовольствием. Однако, увы, все мы рабы времени.
Хискос услышал, как хрустят, ломаясь, его зубы, впившиеся в осколки пистолета, которыми был забит рот. А затем он еще раз услышал треск, громче и резче предыдущих, и после этого не слышал и не чувствовал больше ничего.
Римо сунул фотографии в карман пиджака покойника и застегнул свой собственный ремень безопасности как раз в тот момент, когда самолет подпрыгнул, коснувшись колесами покрытия посадочной полосы.
— О, Боже, что это с ним?! — воскликнула стюардесса, увидев спину согнутого дугой Хискоса.
— Это всего лишь один из моих доверителей, — обезоруживающе улыбнулся ей Римо. — Пожалуйста, не беспокойтесь о нем. Он выходит из себя после длительного полета.
— Вы хотите сказать, приходит в себя, сэр? — улыбнулась в ответ стюардесса.
— Вам виднее, — согласился Римо и покинул салон самолета.
Пройдя в зал, он купил билет на ближайший рейс, не заботясь о месте его назначения, — лишь бы взлететь в ближайшие пять минут.
— Да, сэр, — сказала она. — Я просто хотела удостовериться еще раз.
Ведь заботиться об удобстве пассажиров — моя обязанность.
Это была стройная блондинка в облегающей синей, оттененной ярко-желтым шарфиком форме, с глазами такой яркой голубизны, что смотреть на них было почти больно. В других обстоятельствах — а именно, если бы она каждые пять минут не совала ему в лицо свою благоухающую грудь, чтобы задать один и тот же вопрос, — Римо, очень может быть, весьма бы ею заинтересовался.
— Почему бы вам не позаботиться о других пассажирах? — осведомился он.
— У них все в порядке, — обмахнула она ресницами свои сияющие глаза.
— Ничего подобного! — откликнулось несколько голосов сразу.
— Что такое? — удивилась стюардесса, судя по приколотой к лацкану карточке — Лорна.
— Я, например, хочу пить. Некоторые хотят есть. Когда вы прекратите вертеться вокруг этого парня и займетесь наконец нами?! — возмутилась почтенного вида дама в третьем ряду.
Лорна огляделась. Пассажиры, занимающие передние ряды, выглядели большей частью уныло и взирали на нее с укоризной. Тележка с напитками торчала в проходе, перекрыв доступ к туалету.
— Простите, — покраснела она. — Пожалуйста, простите. Я сейчас.
Но тут она снова наклонилась к Римо, покаяние вылетело у нее из головы, а лицо озарилось блаженной улыбкой:
— Так на чем мы остановились?
— На том, что я прекрасно себя чувствую, а у вас проблемы со слухом, отрезал Римо, которому совсем не нравилось, что на него обращают столько внимания.
Однако вины стюардессы тут не было. Так реагировали на него все женщины.
Проявлялся один из побочных эффектов искусства Синанджу. Однажды Чиун объяснил ему: когда ученик Синанджу достигает определенной степени совершенства, все стороны его существа приходят между собой в гармонию, и другие это чувствуют. У мужчин это вызывает страх, у женщин — половое влечение.
Но по мере того, как возрастало к нему влечение женщин, Римо обнаружил, что все меньше ими интересуется. Отчасти это объяснялось сексуальными приемами из арсенала Синанджу, которым обучил его Чиун. Они низводили секс к жестко определенной, монотонной последовательности действий, которые доводили дам до исступления, но Римо скучал так, что хоть за книгу берись. С другой же стороны, равнодушие к сексу вызывалось причинами психологического свойства: если ты можешь заполучить любую когда и где вздумается, ты уже никакой не захочешь.
Это неизменно беспокоило Римо. Впервые осознав причины своего беспокойства, он спросил Чиуна:
— На черта мне моя неотразимость, если из-за нее я стал равнодушен к сексу?
Чиун церемонно предложил ему сесть.
— Перед Мастером Синанджу стоят две задачи: обеспечить процветание своей деревни и воспитать преемника.
— Ну и?
— Это же очевидно, Римо.
— Мне — нет, Чиун. Какая здесь связь с сексом?
Чиун воздел руки к небу.
— Чтобы воспитать нового Мастера, у тебя должен быть исходный материал ученик. Мне не очень повезло, ты — самый сырой материал из всех возможных, но я надеюсь, что у тебя в свое время отыщется что-нибудь получше. Из моей деревни, предпочтительно — мой кровный родственник.
— И все-таки я не понимаю.
— Просто непробиваем, — вздохнул Чиун. — Когда придет твой черед воспитать себе преемника, ты возьмешь в жены девственницу из Синанджу. Она родит тебе сына, а ты вырастишь из него нового Мастера.
— И при чем здесь это?
Чиун опять вздохнул, сложил руки на коленях и наконец сказал:
— Сейчас я постараюсь изложить это так просто, чтобы даже ты понял. Когда наступит час выбрать девушку из Синанджу, чтобы она родила тебе наследника, ничто не должно воспрепятствовать твоему выбору. Следовательно, ты должен владеть способами заставить женщину захотеть совокупиться с тобой. Теперь понятно?
— О, да. Интересы будущего Мастера — превыше всего. Что об этом думает девушка, никого не интересует!
Чиун поучающе поднял палец, увенчанный длиннющим ногтем:
— Тайные приемы Синанджу, которым ты обучен, призваны смести все препятствия к твоему счастью.
— По-моему, это омерзительно, — сказал Римо. — Я не хочу, чтобы женщина спала со мной только потому, что какие-то приемчики заставляют ее думать, будто я — предел совершенства. Я хочу, чтобы женщина любила меня ради меня самого.
— Ну, слепых девушек в моей деревне нет, — хмыкнул Чиун. — Хе-хе! Нет слепых девушек в моей деревне.
И, очень довольный собой, оставил Римо горевать по поводу собственной сексуальной мощи.
С течением времени положение только ухудшилось.
Потому-то, заметив, как стелется перед ним красотка-стюардесса, Римо тут же утратил к ней всякий интерес.
— Вы уверены, что ничего не хотите? — в который раз спросила Лорна.
— Ну, вообще-то, есть один вопрос.
— Все, что угодно!
— Купили бы вы билет на благотворительный концерт в пользу наемных убийц?
— спросил Римо.
— А вы там будете?
— А как же. С Уилли Нелсоном.
— Я пойду! И я, и мои друзья. Оставьте для меня сотню билетов.
— Благодарю вас, — сказал Римо. — Прямо камень с души свалился.
— Рада быть полезной. Что-нибудь еще?
— Да. Куда мы летим?
— Вы же покупали билет. Разве не помните?
— Торопился, не обратил внимания. Так куда?
— В Солт-Лейксити. Бывали там раньше?
— Я отвечу на это, когда прибудем, — сказал Римо, который за последние десять лет путешествовал столько, что все города перепутались у него в голове.
— Смотрите, не забудьте, — сказала Лорна. — И дайте мне знать, если вам негде остановиться.
Но в Солт-Лейксити они так и не прилетели. Над штатом Юта какой-то тип зашел в туалет и выскочил оттуда с автоматом в руках.
— Я террорист! — заявил он и, чтобы доказать, что не шутит, дал очередь в потолок.
Давление в самолете немедленно упало. Зажегся сигнал «Пристегнуть ремни».
Панели над креслами с треском раскрылись, выбросив кислородные маски из желтого пластика. Пилот резко направил самолет вниз, надеясь удержаться на высоте четырнадцать тысяч футов, где воздух хотя и разреженный, но дышать им можно. Салон наполнился туманом. Врываясь в прорехи, холодный воздух клубился и оседал изморозью.
— Прошу всех сохранять спокойствие, — сказала в микрофон Лорна. Плотно прижмите маску ко рту и натяните пластиковую трубку. Дышите, как обычно.
Она мужественно показывала, как следует обращаться с кислородной маской, хотя самолет терял высоту прямо-таки с устрашающей скоростью.
Никто не запаниковал. Кроме террориста.
— Что произошло? Что произошло?! — кричал он, размахивая автоматом.
— Сейчас мы рухнем, — ответил Римо, внезапно оказавшись рядом.
— Я этого не допущу, — заявил террорист. — Передайте пилоту, чтоб разбиваться не смел. Моя смерть не принесет пользы нашему делу.
— А в чем оно, собственно, заключается?
— Сербско-хорватский геноцид, — сказал перепуганный террорист.
— "За" или «против»?
— Против.
— Каким образом угон американского лайнера поможет решению европейской проблемы?
— Это лучший способ привлечь к ней внимание общественности! Средства массовой информации разнесут мое имя по всему свету, и кто-нибудь из репортеров непременно свалит на Америку всю вину за происходящее. Это новый подход.
— Есть подход и поновее, — сказал Римо и, выхватив у террориста оружие, вмиг соорудил из него что-то вроде ершистого металлического обруча, внутри которого оказались прочно заключены обе руки преступника.
— Прошу всех занять свои места! Еще немного, и мы приземлимся, — раздался спокойный голос Лорны, и стояла она в проходе так, словно самолет находился где-нибудь над международным аэропортом, а не над безлюдной пустыней.
Римо, восхищенный таким самообладанием, толкнул террориста в кресло:
— Я с тобой позже поговорю, — и сел через проход от него.
Долгое время все, как один, молчали. Земля приближалась.
Удар и бесконечно долгий скрежещущий звук — это самолет бороздил брюхом пустыню.
Затем наступила тишина.
— Чиун не смог отправиться на задание вместе со мной, он готовится к перезаключению контракта, поэтому мне пришлось действовать самому. Что-то одиноко стало, захотелось душу излить. А ты, Леон, производишь впечатление человека здравого, рассудительного.
Когда Римо неожиданно назвал его по имени, у Хискоса затряслись руки. Он помнил, хорошо помнил, что не говорил Римо, как его зовут. Чтобы унять дрожь, он ухватился за подлокотники. Это подействовало. Теперь тряслись только бицепсы.
— А ты что, сейчас на задании? — выговорил он тоненьким голосом.
— Ну да. И должен сказать, что это как раз тот случай, когда я выполню его с чувством глубокого внутреннего удовлетворения. Видишь ли, я представляю интересы покойников и, будучи покойником сам, нахожу в этом глубокий смысл. Хочешь взглянуть на фотографии моих доверителей?
— Нет, спасибо, — отказался Хискос, возясь с замком привязного ремня. Кажется, мы сейчас приземлимся.
— Позволь, я тебе помогу.
Римо взял у него короткий конец и с такой силой затянул ремень, что ткань задымилась, а Леон Хискос-младший почувствовал, как содержимое его желудка выдавилось назад в пищевод. Издав что-то хрипло-нечленораздельное, он посерел.
— Вот так-то лучше, — сказал Римо. — А то, чего доброго, упадешь, разобьешься, будет бо-бо.
Он достал из кармана брюк аккуратный пластиковый альбомчик с фотографиями, раскрыл, поднял к взмокшей физиономии Хискоса и, перелистывая страницы, принялся рассказывать — так гордый родитель перечисляет своих отпрысков:
— Вот это — Джеки Сандерс, когда ей было шестнадцать. Хорошенькая, верно? Увы, семнадцать ей так и не исполнилось. Ее тело нашли в лощине неподалеку от Куинси, штат Иллинойс. Ее изнасиловали, а потом задушили.
Леон Хискос-младший пытался что-то сказать, но сумел лишь зловонно хрюкнуть.
— А эту девочку звали Кэти Уолтерс. Я сказал «звали», потому что, когда ее фотографировали, она была уже мертва. Ее тоже нашли в лощине. Тот же случай, только лощина другая. Подобная история произошла и с этой юной леди, Бет Андерс. Ее тело обнаружили в городе Литл-Рок, в песчаном карьере.
Похоже, лощины там не нашлось.
Быстро перелистнув, Римо щелкнул пальцем по двум снимкам на развороте:
— А это — близнецы Тилли. Здорово похожи, верно? Но когда их тела отыскали в одной из лощин Арканзаса, сходства уже не было. Тот гад, которому они достались, добил их камнем по голове. Возможно, тебе знакомы их лица. На прошлой неделе они были во всех газетах. А может, ты признаешь их по другой причине?
Оторвавшись от фотографий, Римо встретился взглядом с Леоном Хискосом-младшим.
Почуяв смерть, Хискос скользнул рукой в карман пиджака, вытащил маленький автоматический пистолет и нацелил его в живот Римо.
— Эй, а ведь ты не имел права проносить оружие на борт самолета! укорил Римо. — Ну-ка спрячь, пока не застукала стюардесса!
Хискос громко икнул, и физиономия его чуть порозовела.
— Как ты узнал? — просипел он.
— Что ты — Лощинный Насильник? Помнишь, я рассказывал тебе про КЮРЕ? Так вот, вся эта цепочка убийств сделала тебя главным подозреваемым. Компьютеры проанализировали имевшиеся об убийствах сведения, выработали маршрут убийцы, и кредитная карточка с твоим именем засветилась на автозаправках по всему этому маршруту. А потом ты совершил настоящую глупость. Забронировал билет на Нью-Орлеан. Смит послал меня наперехват, и вот он я, тут как тут.
Римо улыбнулся.
— Ты хочешь сказать, что должен меня убить? — выдохнул Хискос.
— Именно. Какую смерть предпочтешь? Через удушение? Обычно я не пользуюсь этим методом, но сейчас — случай особый.
— Ты, кажется, забыл, что у меня в руках пистолет.
— Ах да, пистолет. Кстати, я хотел спросить, как ты протащил его через контроль?
— Это новая модель. Пластиковый сплав.
— Серьезно? Дай-ка взгляну.
И прежде чем Хискос успел что-либо понять, Римо уронил фотографии, его правая ладонь метнулась вперед, и рука Хискоса, в которой тот держал пистолет, совершенно одеревенела. Боли не было — только ощущение, словно ткани пропитаны новокаином. А плоский пистолет оказался в руках у Римо, и тот с интересом принялся его рассматривать. Попытался отвести затвор, но тот заклинило. Римо нажал посильнее, защелка хрустнула, и спусковой механизм отвалился.
— Вот халтура, — пробормотал он.
— А говорили, прочней стального, — сказал Хискос.
Хмыкнув, Римо большим пальцем умудрился сломать ударник.
— Да, в «пушках» я не очень-то разбираюсь, — признался он, возвращая пистолет. — Кажется, эту я сломал. Прошу прощения.
Лощинный Насильник три раза нажал на курок. Тот даже не щелкнул. Он бросил пистолет и поднял руки:
— Ладно, сдаюсь.
— Пленных не берем, — сказал Римо.
Хискос панически оглянулся в поисках стюардессы. Открыл рот, чтобы позвать на помощь, и обнаружил вдруг, что не в силах произнести ни звука, поскольку гортань каким-то таинственным способом оказалась забита останками того самого пистолета из пластикового, прочнее стали, сплава.
— Ты что-то неважно выглядишь, — сказал Римо. — Я знаю, что надо сделать, чтобы полегчало. Зажми голову между колен и держи так, пока мозги не прочистятся. Давай.
И Римо взял Леона Хискоса-младшего за загривок, потихоньку, несильно, стал наклонять вперед, и Хискос почувствовал, как медленно, понемногу, начинают разъединяться его позвонки. Услышал отрывистый треск. Потом еще. И еще.
Всякий раз ощущение было такое, словно в голове что-то взрывается.
— Если б мы не садились, — прошептал Римо, — я бы продлил боль. С тобой я проделал бы это с превеликим удовольствием. Однако, увы, все мы рабы времени.
Хискос услышал, как хрустят, ломаясь, его зубы, впившиеся в осколки пистолета, которыми был забит рот. А затем он еще раз услышал треск, громче и резче предыдущих, и после этого не слышал и не чувствовал больше ничего.
Римо сунул фотографии в карман пиджака покойника и застегнул свой собственный ремень безопасности как раз в тот момент, когда самолет подпрыгнул, коснувшись колесами покрытия посадочной полосы.
— О, Боже, что это с ним?! — воскликнула стюардесса, увидев спину согнутого дугой Хискоса.
— Это всего лишь один из моих доверителей, — обезоруживающе улыбнулся ей Римо. — Пожалуйста, не беспокойтесь о нем. Он выходит из себя после длительного полета.
— Вы хотите сказать, приходит в себя, сэр? — улыбнулась в ответ стюардесса.
— Вам виднее, — согласился Римо и покинул салон самолета.
Пройдя в зал, он купил билет на ближайший рейс, не заботясь о месте его назначения, — лишь бы взлететь в ближайшие пять минут.
* * *
Нет, Римо не хочет выпить. Нет, он не голоден. Кажется, он ясно дал это понять в предыдущие три раза, когда стюардесса подходила к его креслу с этими же вопросами.— Да, сэр, — сказала она. — Я просто хотела удостовериться еще раз.
Ведь заботиться об удобстве пассажиров — моя обязанность.
Это была стройная блондинка в облегающей синей, оттененной ярко-желтым шарфиком форме, с глазами такой яркой голубизны, что смотреть на них было почти больно. В других обстоятельствах — а именно, если бы она каждые пять минут не совала ему в лицо свою благоухающую грудь, чтобы задать один и тот же вопрос, — Римо, очень может быть, весьма бы ею заинтересовался.
— Почему бы вам не позаботиться о других пассажирах? — осведомился он.
— У них все в порядке, — обмахнула она ресницами свои сияющие глаза.
— Ничего подобного! — откликнулось несколько голосов сразу.
— Что такое? — удивилась стюардесса, судя по приколотой к лацкану карточке — Лорна.
— Я, например, хочу пить. Некоторые хотят есть. Когда вы прекратите вертеться вокруг этого парня и займетесь наконец нами?! — возмутилась почтенного вида дама в третьем ряду.
Лорна огляделась. Пассажиры, занимающие передние ряды, выглядели большей частью уныло и взирали на нее с укоризной. Тележка с напитками торчала в проходе, перекрыв доступ к туалету.
— Простите, — покраснела она. — Пожалуйста, простите. Я сейчас.
Но тут она снова наклонилась к Римо, покаяние вылетело у нее из головы, а лицо озарилось блаженной улыбкой:
— Так на чем мы остановились?
— На том, что я прекрасно себя чувствую, а у вас проблемы со слухом, отрезал Римо, которому совсем не нравилось, что на него обращают столько внимания.
Однако вины стюардессы тут не было. Так реагировали на него все женщины.
Проявлялся один из побочных эффектов искусства Синанджу. Однажды Чиун объяснил ему: когда ученик Синанджу достигает определенной степени совершенства, все стороны его существа приходят между собой в гармонию, и другие это чувствуют. У мужчин это вызывает страх, у женщин — половое влечение.
Но по мере того, как возрастало к нему влечение женщин, Римо обнаружил, что все меньше ими интересуется. Отчасти это объяснялось сексуальными приемами из арсенала Синанджу, которым обучил его Чиун. Они низводили секс к жестко определенной, монотонной последовательности действий, которые доводили дам до исступления, но Римо скучал так, что хоть за книгу берись. С другой же стороны, равнодушие к сексу вызывалось причинами психологического свойства: если ты можешь заполучить любую когда и где вздумается, ты уже никакой не захочешь.
Это неизменно беспокоило Римо. Впервые осознав причины своего беспокойства, он спросил Чиуна:
— На черта мне моя неотразимость, если из-за нее я стал равнодушен к сексу?
Чиун церемонно предложил ему сесть.
— Перед Мастером Синанджу стоят две задачи: обеспечить процветание своей деревни и воспитать преемника.
— Ну и?
— Это же очевидно, Римо.
— Мне — нет, Чиун. Какая здесь связь с сексом?
Чиун воздел руки к небу.
— Чтобы воспитать нового Мастера, у тебя должен быть исходный материал ученик. Мне не очень повезло, ты — самый сырой материал из всех возможных, но я надеюсь, что у тебя в свое время отыщется что-нибудь получше. Из моей деревни, предпочтительно — мой кровный родственник.
— И все-таки я не понимаю.
— Просто непробиваем, — вздохнул Чиун. — Когда придет твой черед воспитать себе преемника, ты возьмешь в жены девственницу из Синанджу. Она родит тебе сына, а ты вырастишь из него нового Мастера.
— И при чем здесь это?
Чиун опять вздохнул, сложил руки на коленях и наконец сказал:
— Сейчас я постараюсь изложить это так просто, чтобы даже ты понял. Когда наступит час выбрать девушку из Синанджу, чтобы она родила тебе наследника, ничто не должно воспрепятствовать твоему выбору. Следовательно, ты должен владеть способами заставить женщину захотеть совокупиться с тобой. Теперь понятно?
— О, да. Интересы будущего Мастера — превыше всего. Что об этом думает девушка, никого не интересует!
Чиун поучающе поднял палец, увенчанный длиннющим ногтем:
— Тайные приемы Синанджу, которым ты обучен, призваны смести все препятствия к твоему счастью.
— По-моему, это омерзительно, — сказал Римо. — Я не хочу, чтобы женщина спала со мной только потому, что какие-то приемчики заставляют ее думать, будто я — предел совершенства. Я хочу, чтобы женщина любила меня ради меня самого.
— Ну, слепых девушек в моей деревне нет, — хмыкнул Чиун. — Хе-хе! Нет слепых девушек в моей деревне.
И, очень довольный собой, оставил Римо горевать по поводу собственной сексуальной мощи.
С течением времени положение только ухудшилось.
Потому-то, заметив, как стелется перед ним красотка-стюардесса, Римо тут же утратил к ней всякий интерес.
— Вы уверены, что ничего не хотите? — в который раз спросила Лорна.
— Ну, вообще-то, есть один вопрос.
— Все, что угодно!
— Купили бы вы билет на благотворительный концерт в пользу наемных убийц?
— спросил Римо.
— А вы там будете?
— А как же. С Уилли Нелсоном.
— Я пойду! И я, и мои друзья. Оставьте для меня сотню билетов.
— Благодарю вас, — сказал Римо. — Прямо камень с души свалился.
— Рада быть полезной. Что-нибудь еще?
— Да. Куда мы летим?
— Вы же покупали билет. Разве не помните?
— Торопился, не обратил внимания. Так куда?
— В Солт-Лейксити. Бывали там раньше?
— Я отвечу на это, когда прибудем, — сказал Римо, который за последние десять лет путешествовал столько, что все города перепутались у него в голове.
— Смотрите, не забудьте, — сказала Лорна. — И дайте мне знать, если вам негде остановиться.
Но в Солт-Лейксити они так и не прилетели. Над штатом Юта какой-то тип зашел в туалет и выскочил оттуда с автоматом в руках.
— Я террорист! — заявил он и, чтобы доказать, что не шутит, дал очередь в потолок.
Давление в самолете немедленно упало. Зажегся сигнал «Пристегнуть ремни».
Панели над креслами с треском раскрылись, выбросив кислородные маски из желтого пластика. Пилот резко направил самолет вниз, надеясь удержаться на высоте четырнадцать тысяч футов, где воздух хотя и разреженный, но дышать им можно. Салон наполнился туманом. Врываясь в прорехи, холодный воздух клубился и оседал изморозью.
— Прошу всех сохранять спокойствие, — сказала в микрофон Лорна. Плотно прижмите маску ко рту и натяните пластиковую трубку. Дышите, как обычно.
Она мужественно показывала, как следует обращаться с кислородной маской, хотя самолет терял высоту прямо-таки с устрашающей скоростью.
Никто не запаниковал. Кроме террориста.
— Что произошло? Что произошло?! — кричал он, размахивая автоматом.
— Сейчас мы рухнем, — ответил Римо, внезапно оказавшись рядом.
— Я этого не допущу, — заявил террорист. — Передайте пилоту, чтоб разбиваться не смел. Моя смерть не принесет пользы нашему делу.
— А в чем оно, собственно, заключается?
— Сербско-хорватский геноцид, — сказал перепуганный террорист.
— "За" или «против»?
— Против.
— Каким образом угон американского лайнера поможет решению европейской проблемы?
— Это лучший способ привлечь к ней внимание общественности! Средства массовой информации разнесут мое имя по всему свету, и кто-нибудь из репортеров непременно свалит на Америку всю вину за происходящее. Это новый подход.
— Есть подход и поновее, — сказал Римо и, выхватив у террориста оружие, вмиг соорудил из него что-то вроде ершистого металлического обруча, внутри которого оказались прочно заключены обе руки преступника.
— Прошу всех занять свои места! Еще немного, и мы приземлимся, — раздался спокойный голос Лорны, и стояла она в проходе так, словно самолет находился где-нибудь над международным аэропортом, а не над безлюдной пустыней.
Римо, восхищенный таким самообладанием, толкнул террориста в кресло:
— Я с тобой позже поговорю, — и сел через проход от него.
Долгое время все, как один, молчали. Земля приближалась.
Удар и бесконечно долгий скрежещущий звук — это самолет бороздил брюхом пустыню.
Затем наступила тишина.
Глава 3
Чиун, правящий Мастер Синанджу, последний прямой потомок рода, уходящего своими истоками во времена Великого Вана, первый из первых убийц Дома Синанджу, недвижно сидел на циновке. Его ореховые глаза были прикрыты.
Безмятежное лицо, на цвет и на ощупь — точь-в-точь египетский пергамент, казалось изваянным из камня.
Вот уже три часа он сидел так не шевелясь. Уже три часа думал он свои думы, читал молитвы и спрашивал совета у предков, великих Мастеров Синанджу.
Уже три часа Чиун, — и есть надежда, что потомки запомнят его под именем Великий Учитель Чиун, — томился от того, что решение ускользает от него.
Наконец тонкие пряди волос, ниспадающие ему на уши, вздрогнули. Глаза Мастера Синанджу открылись, подобно агату, освобожденному от каменной шелухи, чистые, яркие, не подвластные времени. Плавным движением он перетек в стоячее положение. Решение принято.
Он наденет кимоно не синее с вышитым на груди оранжевым тигром, а серое шелковое.
Неслышно переступая, Чиун подошел к четырнадцати лакированным дорожным сундукам, сложенным в дальнем углу гостиной. Сундуки никогда не распаковывались из-за гнетущей, зловещей, мрачной — нет, лучше сказать, гнусной, отвратительной, ненавистной! — работы, которую Мастер подрядился исполнять в этой варварской Америке. Ненавистной. Именно. Этим словом он и воспользуется. Император Смит оценит степень неудовольствия Чиуна, если Чиун употребит именно это слово. В конце концов Смит — белый, а покорейски, на языке предков Чиуна, «ненависть» и «белизна» — синонимы. Этого он, положим, Смиту не скажет. Он скажет только, что ему, Чиуну, ненавистны постоянные переезды из гостиницы в гостиницу, словно он бродяга, не имеющий места, куда преклонить голову, не имеющий дома, где можно распаковать наконец четырнадцать дорожных сундуков. Разве так подобает жить Мастеру Синанджу?
Чиун отыскал серое шелковое кимоно, и хотя в номере никого, кроме него, не было, переодеваться отправился в спальню, предварительно плотно прикрыв дверь и задернув шторы. Очень скоро при полном параде он вышел из отеля, расположенного вблизи Центрального парка.
На улице он попытался поймать такси. Первые три машины, не останавливаясь, промчались мимо.
Четвертую Чиун остановил, хладнокровно выйдя на проезжую часть прямо у нее на пути. Такси взвизгнуло тормозами и замерло, причем бампер и колени Чиуна разделяло не более миллиметра.
Водитель высунулся в окно и заорал:
— Эй, что с тобой?!
— Со мной ничего. Я один. Я хочу нанять эту повозку.
— Это такси, а не повозка, чудило, — ухмыльнулся водитель и указал на световой сигнал на крыше автомобиля. — Видишь, не горит? Значит, занят.
Чиун посмотрел на лампочку и фыркнул:
— Я заплачу больше.
— Чего!?
— Я сказал, что заплачу тебе больше, чем твой нынешний наниматель.
— Слушай, приятель, не знаю, откуда ты свалился, но так у нас в Америке не делается. Обслуживаем в порядке очереди. А теперь освободи-ка проезд.
— Понятно.
И у Чиуна как бы вдруг выпал из пальцев золотой, которым он поигрывал, обольщая таксиста. Монета закатилась под левое переднее колесо. Чиун взмахнул своим длинным ногтем, выметая оттуда золотой, такси вдруг вздрогнуло, а из проколотой шины пошел с ленивым посвистом воздух.
— Что это шипит? — спросил таксист.
— Твоя шина, — ответил Чиун. — Испускает дух. Ай-ай-ай! Сам виноват, не покупай американских.
Водитель выбрался поглядеть на сплющенную шину.
— Черт! Наверно, где-то на гвоздь напоролся. Что ж, леди, придется вам выйти. Надо менять эту штуку.
Из машины появилась средних лет дамочка в очках с блюдце и плотно обтягивающем крупные формы платье.
— Я уже и так опаздываю, — сказала она. — Я не могу ждать.
— Как хотите, — сказал таксист, вытаскивая из багажника домкрат и запаску. Ворча себе под нос, он скорчился у проклятого колеса и начал откручивать гайки. Услышав, как хлопнула дверь, поднял голову. — Эй, ты что это там?
С заднего сиденья раздался скрипучий голос:
— Я не тороплюсь, — благодушно ответствовал Мастер Синанджу. — Я подожду.
— Ну и денек, — пробормотал таксист.
— Судьба, — философски сказал Чиун, аккуратно снимая с ногтя указательного пальца прилипший кусочек резины.
Тремя часами позже такси доставило Чиуна к подъезду санатория «Фолкрофт», расположенного в городке Рай, штат Нью-Йорк, на север от Манхэттена. Сначала водитель не хотел везти Чиуна в такую даль, но после недолгого уламывания, сопровождаемого осмотром и перебором старинных восточных золотых, сменил гнев на милость.
— Это другая дорога, — заметил Чиун, когда они выехали за границу города в районе Эсбюри-парк. — Я еще этой дорогой ни разу не ездил.
— Новая, — сказал таксист, в полной уверенности, что старый пень не знает, что Эсбюри-парк на юге Нью-Иорка, в то время как Рай от него — на север. Они договорились, что Чиун заплатит в два раза больше показаний счетчика; таким образом, он за одну эту поездку сделает недельную выручку и сможет позволить себе до понедельника не работать. — Мы почти приехали.
— Это ты уже говорил, — сказал Чиун.
— Так оно и было. Оно и сейчас так. Потерпи чуток. Объехав Хобокен, Ньюарк и супермаркеты Парамауса в Нью-Джерси, водитель наконец и впрямь направился к Раю, где с неописуемой любезностью помог Чиуну выйти.
— С вас одна тысяча триста пятьдесят шесть долларов. Не считая чаевых, конечно.
— Это больше, чем я платил в прошлый раз, — сказал Чиун.
— Цены поднялись.
— Что, в три раза?
— Может, и так, — пожал плечами таксист и вежливо улыбнулся.
Он уже представлял себе, как славно проведет уик-энд. Может, на бейсбол сходит.
— Предлагаю сделку, — сказал Чиун, пересчитывая монеты в кошельке для мелочи.
— Какую еще сделку? — запротестовал водитель. — Мы же договорились: двойной тариф.
— Верно, — сказал Чиун. — Но насчет экскурсии по юго-западным пригородам Нью-Йорка договора не было.
— Ну заплутал я слегка, да, — пожал плечами водитель. — С кем не бывает.
— И насчет того, чтобы не прокалывать тебе шины, мы тоже не договаривались.
— Шины?.. Да ты шутишь!
Чиун вышел из машины и пнул правое заднее колесо.
— Что ты мне дашь за эту шину? Хорошая шина, упругая, прочная. Она отлично послужит тебе на долгом обратном пути.
— С какой стати? Это моя собственная шина!
Чиун наклонился и с легкостью вонзил в протектор указательный палец. Когда он его вынул, шина с громким хлопком спустилась. Такси осело на бок.
— Эй! Что ты сделал с моей шиной!
— Подумаешь. Ты можешь ее сменить. Человек, который за самую обычную поездку зарабатывает одну тысячу триста пятьдесят шесть долларов, всегда должен иметь с собой несколько запасных колес.
Водитель с ужасом смотрел, как крошечный китаец — и лет ему восемьдесят, не меньше, — подходит к радиатору и задумчиво осматривает передние колеса.
— Что, если я спрошу с тебя девятьсот сорок семь долларов за эту пару?
— Грабеж!
Чиун поучающе потряс пальцем.
— Нет, не грабеж. Торговля. Ты торговался со мной, теперь я торгуюсь с тобой. Ну, быстро. Согласен?
— Ладно. Только не порть шины. Мне еще до города ехать.
— Через Эсбюри-парк, — сказал Чиун, подходя к левому заднему колесу. Отлично. Итак, я все еще должен тебе четыреста девять долларов за услуги.
Заплатишь пятьсот за эту оставшуюся шину?
— Но тогда я еще буду должен тебе девяносто девять! — возмутился шофер.
— Наличными, — сказал Чиун.
Поступил он так только в силу привычки, поскольку, хотя компьютер Смита был подключен ко всем важнейшим информационным сетям, какие только есть в мире, и, следовательно, обеспечивал доступ к самым разнообразным тайнам, Чиун в них все равно никогда бы не разобрался. Один только Смит, будучи главой секретного агентства КЮРЕ, понимал, что там, на экране, к чему. Оба — и Римо, и Чиун — во всем, что касалось техники, были безнадежны. Они и с телефоном-то едва справлялись, что уж там говорить о компьютере!
— Привет тебе, Император Смит, — сказал Чиун.
— Это пока все, миссис Микулка, — отпустил Смит свою седовласую секретаршу.
— Может, пригласить служителя? — предложила та, с опаской поглядывая на странного старика.
— Нет необходимости, — сказал Смит. — И пожалуйста, не соединяйте меня ни с кем.
Миссис Микулка удивленно подняла бровь, но тихо закрыла за собой дверь.
— Я не вызывал вас, Чиун.
— Тем не менее ваше удовольствие от нашей встречи возвращено вам стократ.
— Римо не с вами? — усаживаясь, спросил Смит и поправил свой галстук выпускника Дартмута.
У него были редкие седые волосы, а на лице застыло выражение человека, который только что обнаружил червяка в своем яблоке. Он был еще молод, когда занял свой пост в КЮРЕ, и успел состариться на этой службе.
— Римо еще не вернулся с последнего задания, — сказал Чиун. — Но это сейчас неважно.
— Странно, — сказал Смит. — У меня есть сведения, что его объект... ликвидирован.
Чиун улыбнулся. Смит всегда испытывал трудности, говоря о смерти.
— Еще одна драгоценность в вашей короне, — поздравил он, удивляясь, почему это Смит и успех, и горькое поражение воспринимает с одинаково кислой миной.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы меня так называли, — сказал Смит. Император! Вы прекрасно знаете, что никакой я не император.
— Могли бы быть, — сказал Чиун. — Ваш президент прожил большую жизнь.
Кто знает, не пришло ли время для кого-нибудь помоложе?
— Благодарю вас, нет, — сказал Смит, который давно отчаялся объяснить Чиуну, что он служит президенту и вовсе не претендует на кресло в Овальном кабинете. — Чем я могу быть полезен вам, Мастер Синанджу?
— Разве вы забыли? — горячо удивился Чиун. — Пора возобновить контракт между Домом Синанджу и Домом Смита.
— Соединенными Штатами, — поправил Смит. — Ваш контрагент Соединенные Штаты. Однако срок нашего договора истекает только через шесть месяцев.
— Оформление сделок, отягощенных трудностями и проволочками, торжественно сказал Чиун, — лучше начинать загодя.
Безмятежное лицо, на цвет и на ощупь — точь-в-точь египетский пергамент, казалось изваянным из камня.
Вот уже три часа он сидел так не шевелясь. Уже три часа думал он свои думы, читал молитвы и спрашивал совета у предков, великих Мастеров Синанджу.
Уже три часа Чиун, — и есть надежда, что потомки запомнят его под именем Великий Учитель Чиун, — томился от того, что решение ускользает от него.
Наконец тонкие пряди волос, ниспадающие ему на уши, вздрогнули. Глаза Мастера Синанджу открылись, подобно агату, освобожденному от каменной шелухи, чистые, яркие, не подвластные времени. Плавным движением он перетек в стоячее положение. Решение принято.
Он наденет кимоно не синее с вышитым на груди оранжевым тигром, а серое шелковое.
Неслышно переступая, Чиун подошел к четырнадцати лакированным дорожным сундукам, сложенным в дальнем углу гостиной. Сундуки никогда не распаковывались из-за гнетущей, зловещей, мрачной — нет, лучше сказать, гнусной, отвратительной, ненавистной! — работы, которую Мастер подрядился исполнять в этой варварской Америке. Ненавистной. Именно. Этим словом он и воспользуется. Император Смит оценит степень неудовольствия Чиуна, если Чиун употребит именно это слово. В конце концов Смит — белый, а покорейски, на языке предков Чиуна, «ненависть» и «белизна» — синонимы. Этого он, положим, Смиту не скажет. Он скажет только, что ему, Чиуну, ненавистны постоянные переезды из гостиницы в гостиницу, словно он бродяга, не имеющий места, куда преклонить голову, не имеющий дома, где можно распаковать наконец четырнадцать дорожных сундуков. Разве так подобает жить Мастеру Синанджу?
Чиун отыскал серое шелковое кимоно, и хотя в номере никого, кроме него, не было, переодеваться отправился в спальню, предварительно плотно прикрыв дверь и задернув шторы. Очень скоро при полном параде он вышел из отеля, расположенного вблизи Центрального парка.
На улице он попытался поймать такси. Первые три машины, не останавливаясь, промчались мимо.
Четвертую Чиун остановил, хладнокровно выйдя на проезжую часть прямо у нее на пути. Такси взвизгнуло тормозами и замерло, причем бампер и колени Чиуна разделяло не более миллиметра.
Водитель высунулся в окно и заорал:
— Эй, что с тобой?!
— Со мной ничего. Я один. Я хочу нанять эту повозку.
— Это такси, а не повозка, чудило, — ухмыльнулся водитель и указал на световой сигнал на крыше автомобиля. — Видишь, не горит? Значит, занят.
Чиун посмотрел на лампочку и фыркнул:
— Я заплачу больше.
— Чего!?
— Я сказал, что заплачу тебе больше, чем твой нынешний наниматель.
— Слушай, приятель, не знаю, откуда ты свалился, но так у нас в Америке не делается. Обслуживаем в порядке очереди. А теперь освободи-ка проезд.
— Понятно.
И у Чиуна как бы вдруг выпал из пальцев золотой, которым он поигрывал, обольщая таксиста. Монета закатилась под левое переднее колесо. Чиун взмахнул своим длинным ногтем, выметая оттуда золотой, такси вдруг вздрогнуло, а из проколотой шины пошел с ленивым посвистом воздух.
— Что это шипит? — спросил таксист.
— Твоя шина, — ответил Чиун. — Испускает дух. Ай-ай-ай! Сам виноват, не покупай американских.
Водитель выбрался поглядеть на сплющенную шину.
— Черт! Наверно, где-то на гвоздь напоролся. Что ж, леди, придется вам выйти. Надо менять эту штуку.
Из машины появилась средних лет дамочка в очках с блюдце и плотно обтягивающем крупные формы платье.
— Я уже и так опаздываю, — сказала она. — Я не могу ждать.
— Как хотите, — сказал таксист, вытаскивая из багажника домкрат и запаску. Ворча себе под нос, он скорчился у проклятого колеса и начал откручивать гайки. Услышав, как хлопнула дверь, поднял голову. — Эй, ты что это там?
С заднего сиденья раздался скрипучий голос:
— Я не тороплюсь, — благодушно ответствовал Мастер Синанджу. — Я подожду.
— Ну и денек, — пробормотал таксист.
— Судьба, — философски сказал Чиун, аккуратно снимая с ногтя указательного пальца прилипший кусочек резины.
Тремя часами позже такси доставило Чиуна к подъезду санатория «Фолкрофт», расположенного в городке Рай, штат Нью-Йорк, на север от Манхэттена. Сначала водитель не хотел везти Чиуна в такую даль, но после недолгого уламывания, сопровождаемого осмотром и перебором старинных восточных золотых, сменил гнев на милость.
— Это другая дорога, — заметил Чиун, когда они выехали за границу города в районе Эсбюри-парк. — Я еще этой дорогой ни разу не ездил.
— Новая, — сказал таксист, в полной уверенности, что старый пень не знает, что Эсбюри-парк на юге Нью-Иорка, в то время как Рай от него — на север. Они договорились, что Чиун заплатит в два раза больше показаний счетчика; таким образом, он за одну эту поездку сделает недельную выручку и сможет позволить себе до понедельника не работать. — Мы почти приехали.
— Это ты уже говорил, — сказал Чиун.
— Так оно и было. Оно и сейчас так. Потерпи чуток. Объехав Хобокен, Ньюарк и супермаркеты Парамауса в Нью-Джерси, водитель наконец и впрямь направился к Раю, где с неописуемой любезностью помог Чиуну выйти.
— С вас одна тысяча триста пятьдесят шесть долларов. Не считая чаевых, конечно.
— Это больше, чем я платил в прошлый раз, — сказал Чиун.
— Цены поднялись.
— Что, в три раза?
— Может, и так, — пожал плечами таксист и вежливо улыбнулся.
Он уже представлял себе, как славно проведет уик-энд. Может, на бейсбол сходит.
— Предлагаю сделку, — сказал Чиун, пересчитывая монеты в кошельке для мелочи.
— Какую еще сделку? — запротестовал водитель. — Мы же договорились: двойной тариф.
— Верно, — сказал Чиун. — Но насчет экскурсии по юго-западным пригородам Нью-Йорка договора не было.
— Ну заплутал я слегка, да, — пожал плечами водитель. — С кем не бывает.
— И насчет того, чтобы не прокалывать тебе шины, мы тоже не договаривались.
— Шины?.. Да ты шутишь!
Чиун вышел из машины и пнул правое заднее колесо.
— Что ты мне дашь за эту шину? Хорошая шина, упругая, прочная. Она отлично послужит тебе на долгом обратном пути.
— С какой стати? Это моя собственная шина!
Чиун наклонился и с легкостью вонзил в протектор указательный палец. Когда он его вынул, шина с громким хлопком спустилась. Такси осело на бок.
— Эй! Что ты сделал с моей шиной!
— Подумаешь. Ты можешь ее сменить. Человек, который за самую обычную поездку зарабатывает одну тысячу триста пятьдесят шесть долларов, всегда должен иметь с собой несколько запасных колес.
Водитель с ужасом смотрел, как крошечный китаец — и лет ему восемьдесят, не меньше, — подходит к радиатору и задумчиво осматривает передние колеса.
— Что, если я спрошу с тебя девятьсот сорок семь долларов за эту пару?
— Грабеж!
Чиун поучающе потряс пальцем.
— Нет, не грабеж. Торговля. Ты торговался со мной, теперь я торгуюсь с тобой. Ну, быстро. Согласен?
— Ладно. Только не порть шины. Мне еще до города ехать.
— Через Эсбюри-парк, — сказал Чиун, подходя к левому заднему колесу. Отлично. Итак, я все еще должен тебе четыреста девять долларов за услуги.
Заплатишь пятьсот за эту оставшуюся шину?
— Но тогда я еще буду должен тебе девяносто девять! — возмутился шофер.
— Наличными, — сказал Чиун.
* * *
Доктор Харолд У. Смит не любил, чтобы ему мешали, но когда секретарша подробно описала ему посетителя, нажал на потайную кнопку и монитор его компьютера убрался в свое гнездо, утопленное в дубовой столешнице спартански скромного письменного стола.Поступил он так только в силу привычки, поскольку, хотя компьютер Смита был подключен ко всем важнейшим информационным сетям, какие только есть в мире, и, следовательно, обеспечивал доступ к самым разнообразным тайнам, Чиун в них все равно никогда бы не разобрался. Один только Смит, будучи главой секретного агентства КЮРЕ, понимал, что там, на экране, к чему. Оба — и Римо, и Чиун — во всем, что касалось техники, были безнадежны. Они и с телефоном-то едва справлялись, что уж там говорить о компьютере!
— Привет тебе, Император Смит, — сказал Чиун.
— Это пока все, миссис Микулка, — отпустил Смит свою седовласую секретаршу.
— Может, пригласить служителя? — предложила та, с опаской поглядывая на странного старика.
— Нет необходимости, — сказал Смит. — И пожалуйста, не соединяйте меня ни с кем.
Миссис Микулка удивленно подняла бровь, но тихо закрыла за собой дверь.
— Я не вызывал вас, Чиун.
— Тем не менее ваше удовольствие от нашей встречи возвращено вам стократ.
— Римо не с вами? — усаживаясь, спросил Смит и поправил свой галстук выпускника Дартмута.
У него были редкие седые волосы, а на лице застыло выражение человека, который только что обнаружил червяка в своем яблоке. Он был еще молод, когда занял свой пост в КЮРЕ, и успел состариться на этой службе.
— Римо еще не вернулся с последнего задания, — сказал Чиун. — Но это сейчас неважно.
— Странно, — сказал Смит. — У меня есть сведения, что его объект... ликвидирован.
Чиун улыбнулся. Смит всегда испытывал трудности, говоря о смерти.
— Еще одна драгоценность в вашей короне, — поздравил он, удивляясь, почему это Смит и успех, и горькое поражение воспринимает с одинаково кислой миной.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы меня так называли, — сказал Смит. Император! Вы прекрасно знаете, что никакой я не император.
— Могли бы быть, — сказал Чиун. — Ваш президент прожил большую жизнь.
Кто знает, не пришло ли время для кого-нибудь помоложе?
— Благодарю вас, нет, — сказал Смит, который давно отчаялся объяснить Чиуну, что он служит президенту и вовсе не претендует на кресло в Овальном кабинете. — Чем я могу быть полезен вам, Мастер Синанджу?
— Разве вы забыли? — горячо удивился Чиун. — Пора возобновить контракт между Домом Синанджу и Домом Смита.
— Соединенными Штатами, — поправил Смит. — Ваш контрагент Соединенные Штаты. Однако срок нашего договора истекает только через шесть месяцев.
— Оформление сделок, отягощенных трудностями и проволочками, торжественно сказал Чиун, — лучше начинать загодя.