Джонни Черт перестал слушать, когда ведущий понес чушь про то, что Америка выполняет свою миссию по обеспечению средств к существованию для всего остального мира.
Он прослушал прогноз погоды, обещавший на завтра ненастье. Затем, оставшись в своей комнате, погрузился в размышления. Вышел он из задумчивости только в одиннадцать часов, когда началась очередная передача новостей. Тут он снова сосредоточил внимание на телевизионном экране.
Новости оказались теми же самыми. Никаких сообщений об актах насилия. И ничего об убийстве охранников Филдинга. После этого Джонни Черту не потребовалось много времени, чтобы прийти к неутешительному заключению. Трое его людей, посланных устранить жестколицего белого и старого азиата, погибли.
Если бы дело удалось, о его результатах сообщили бы в новостях. Отсутствие такого сообщения было косвенным свидетельством их неудачи. Прямым же подтверждением было то, что они не позвонили. Джонни Черт предупредил их, чтобы они связались с ним не позже семи часов вечера, иначе всем им вышибут яйца. Он оставил телевизор бубнить, а сам снова погрузился в раздумье, которое длилось до этого уже целых пять часов. Он сидел, внешне расслабившись, но его мозг лихорадочно работал, оттачивая планы, готовя новую атаку. Наконец пришла уверенность, что на этот раз дело не должно сорваться.
Он остался удовлетворен итогами размышлений и даже успел захватить кончик последних новостей. Передавали прогноз погоды. Ведущий был худощавый человек, шикарно разодетый и с усиками. Завтра по-прежнему ожидался дождь.
Он прослушал прогноз погоды, обещавший на завтра ненастье. Затем, оставшись в своей комнате, погрузился в размышления. Вышел он из задумчивости только в одиннадцать часов, когда началась очередная передача новостей. Тут он снова сосредоточил внимание на телевизионном экране.
Новости оказались теми же самыми. Никаких сообщений об актах насилия. И ничего об убийстве охранников Филдинга. После этого Джонни Черту не потребовалось много времени, чтобы прийти к неутешительному заключению. Трое его людей, посланных устранить жестколицего белого и старого азиата, погибли.
Если бы дело удалось, о его результатах сообщили бы в новостях. Отсутствие такого сообщения было косвенным свидетельством их неудачи. Прямым же подтверждением было то, что они не позвонили. Джонни Черт предупредил их, чтобы они связались с ним не позже семи часов вечера, иначе всем им вышибут яйца. Он оставил телевизор бубнить, а сам снова погрузился в раздумье, которое длилось до этого уже целых пять часов. Он сидел, внешне расслабившись, но его мозг лихорадочно работал, оттачивая планы, готовя новую атаку. Наконец пришла уверенность, что на этот раз дело не должно сорваться.
Он остался удовлетворен итогами размышлений и даже успел захватить кончик последних новостей. Передавали прогноз погоды. Ведущий был худощавый человек, шикарно разодетый и с усиками. Завтра по-прежнему ожидался дождь.
Глава 9
В самое время, когда Джонни Деуссио предавался размышлениям, Римо тоже напрягал свой могучий интеллект, раздумывая о том же самом — об убийстве.
Кому столь необходима формула Филдинга, что он пытался завладеть ею, сперва устранив Римо и Чиуна? Кому нужно красть чудесные семена, если сам Филдинг и так собирается отдать их всем, кого они интересуют?
Несмотря на многочисленные шрамы и огромные кулачищи тех, кто нападал на Римо и Чиуна, интуиция подсказывала Римо, что это работала не мафия. У мафии хватало забот и без сельского хозяйства. Например, весьма прибыльным занятием было вымогательство. А также проституция, наркотики, азартные игры и политика — самые распространенные виды криминальных занятий в Америке.
Нет. Не мафия. Римо пришел к заключению, что за актами насилия, которые сопровождают каждый шаг Филдинга, должна стоять иностранная держава.
Его подозрения упали прежде всего на Индию. Но когда Римо поделился ими с Чиуном, тот высмеял это предположение.
— Индия никогда не станет нанимать убийц, даже таких толстых, чтобы добиться своей цели. Она не станет тратить несколько тысяч ваших долларов, если их можно использовать для создания атомного оружия.
— Ты уверен? — спросил Римо.
— Конечно. Индия скорее попыталась бы добыть формулу, вознося об этом молитвы.
— Римо кивнул и откинулся на софу в их номере в гостинице Дейтон. Если не Индия, то кто же? Кто еще был на прошлой презентации?
Конечно, Куба. Мария Гонзалес...
— Чиун? — снова позвал Римо.
Чиун сидел в центре ковра, покрывавшего пол, уставившись на свои сведенные в виде остроконечной крыши пальцы.
— Это мое имя, — отозвался он, не отводя глаз от пальцев.
— Ты не знаешь, где остановилась та кубинка? Она не говорила тебе?
— Я не имею обыкновения спрашивать, в каких гостиницах останавливаются незнакомые женщины, — сказал Чиун.
— Не знаю. Ты так все время вставал между нами, я даже подумал, что ты решил позабыть ради нее Барбру Стрэйзанд.
— Поосторожней, — сказал Чиун, не терпевший легкомысленных замечаний насчет его великой любви на всю жизнь. — Даже равноправным партнерам следует соблюдать приличия в разговоре.
— Так ты не знаешь, где она?
— Она с Кубы. Если она еще в городе, то должна быть в самой дешевой гостинице.
— Спасибо.
Внизу портье сказал Римо, что самая дешевая гостиница в городе — это Нидхэм-отель. Не только самая дешевая, но, по правде говоря, и самая грязная.
Позвонив в Нидхэм-отель, Римо выяснил, что Мария Гонзалес действительно там зарегистрирована. И даже не одна, а целых три.
— Та, о которой я спрашиваю, довольно красивая.
— У нас большинство девушек довольно красивые, — сообщил слащавый мужской голос, — Конечно, все зависит от вашего вкуса. Я бы вам посоветовал...
— Не надо советов. Эта девочка должна была въехать сегодня.
— Не в моих правилах давать такую информацию. — Это было сказано уже совсем другим, ледяным тоном.
— А в моих правилах давать пятьдесят долларов за нужную мне информацию, — сказал Римо.
— Мария Гонзалес въехала сегодня и живет в номере 363. Она отличается от двух других наших Марий. Она кубинка, а те — шикарные штучки. У нас не так много кубинских девиц, но мне кажется, она еще не успела здесь утвердиться. К ней еще ни разу никто не звонил, не приходил и не...
— Я сейчас буду у вас, — прервал Римо. — И захвачу пятьдесят долларов.
— Буду ждать. Как я вас узнаю?
— У меня ширинка на молнии.
Портье в гостинице Нидхэм производил такое же впечатление, как и его голос. Лет пятидесяти, но пытался выглядеть на сорок девять. Весом в 100 килограммов и низенький, но одет так, чтобы выглядеть на 65 и высоким. Лысеющий, но причесанный, чтобы казаться волосатым. Если жидкие пряди, склеенные лаком, можно назвать волосами.
— Да? — сказал он, вопросительно глядя на Римо.
— Меня зовут Пит Смит, я ищу брата Джона. Не останавливался ли у вас Джон Смит?
— Их у нас двенадцать.
— Да, но с ним жена, — сказал Римо.
— Все двенадцать с женами, — ответил портье.
— Она блондинка в мини-юбке, с красивыми ногами и большой грудью. И с толстым слоем косметики.
— Таких десять.
— Еще она подхватила триппер...
— Только не здесь, — сказал портье. — У нас на этот счет строго.
— Отлично, — сказал Римо. — Это как раз то, что я хотел выяснить. Мой брат у вас не останавливался. Я просто хотел присмотреться к вашей гостинице. Корпорация Ай-Би-Эм, возможно, захочет снять у вас большой зал для ежегодного собрания держателей акций.
— Послушай, приятель, тебе что нужно?
— Мне нужно дать вам пятьдесят долларов.
— Слушаю вас! К вашим услугам.
Римо отделил в кармане бумажку в пятьдесят долларов от пачки банкнот и бросил ее на стойку.
— Мария Гонзалес все еще у себя?
Прежде чем ответить, портье забрал деньги.
— Да, у себя. Не хотите ли, чтобы я предупредил ее?
— Не беспокойтесь. Приятно сделать человеку сюрприз, не правда ли?
Из номера 363 доносились бравурные звуки военного марша. Римо громко постучал в дверь, чтобы его услышали. Но ему пришлось постучать еще раз. Внезапно звук стал тише.
Из-за двери раздался голос:
— Кто там?
— "Кубалибре", — ответил Римо.
Дверь осторожно приоткрылась, оставшись на цепочке. В щель подозрительно смотрела Мария. Римо улыбнулся.
— Ну как, узнаете меня?
— Если вы пришли, чтобы извиниться за поведение своих соотечественников, то опоздали, — гневно выпалила она.
— Что такое? Что случилось? — встревожился Римо.
Она опустила глаза вниз, на живот Римо.
— По крайней мере, вы умеете вести себя. Видимо, научились хорошим манерам у своего прекрасного друга из Азии. Можете входить. Но ведите себя прилично!
— Что вас так разозлило и настроило против нас? — спросил Римо, входа в комнату.
На Марии был тот же наряд, в котором она была прежде, — мини-юбка цвета хаки и такая же блуза, плотно облегавшие ее женственную фигуру. Она походила на девочку из охраны в каком-нибудь местном «Плэйбой-клубе».
Она повернулась к Римо, уперев руки в бедра, явно чем-то возмущенная.
— Я нахожусь здесь всего четыре часа. В мою дверь уже ломилось пятеро мужчин, требуя впустить их в номер. Они говорили непристойные вещи. А один даже раскрыл себя!
— Обнажил себя, — поправил ее Римо.
— Да, правильно. Что же это за страна, где мужчины позволяют так вести себя?
— Они думали, что вы совсем другая Мария Гонзалес. Шлюха.
— Что значит «шлюха»?
— Проститутка.
— А, проститутка. У нас они тоже были, до Фиделя.
— Но зато у вас было тогда много сахарного тростника.
— Зато у нас есть теперь человеческое достоинство.
— И пусто в животе.
Мария хотела что-то ответить, но на полуслове остановилась, коротко кивнув.
— Верно. Именно поэтому я здесь. И вы мне можете помочь, потому что вы самый важный американец.
— Откуда вы это взяли?
— От вашего азиатского друга. Он рассказал мне, как товарищ по третьему миру, что вы очень важное лицо. Вы отвечаете за сохранность конституции вашей страны. Он сказал, что вы с ним равноправные партнеры, но никто не верит, что он занимает такое же важное положение, как и вы, так как у него желтая кожа. Вы действительно, отвечаете за сохранность вашей конституции?
— Абсолютно точно, — сказал Римо. — Я держу ее в ящике для обуви у себя под кроватью.
— Тогда вы должны рассказать мне, как мистер Филдинг выращивает свой чудесный хлеб! — Лицо Марии выражало нетерпеливое ожидание.
— Вы, действительно, хотите узнать это?
— Очень хочу.
— Но почему? Ведь « Чудесное зерно» скоро будет отдано всем желающим. Почти бесплатно.
— "Почти" нас не устраивает. Моя страна очень бедна, Римо... так ведь, кажется, вас зовут? Любая цена за этот проект будет для нас слишком высока. Все наши средства уже направлены на другие цели. Мы продали русским наши души. Что же, теперь отдавать американцам наши тела? Поэтому меня направили сюда — попытаться выяснить, как Филдинг делает это свое «Чудесное зерно».
— Ради этого вы готовы пойти на убийство? — спросил Римо.
— Я готова на все. Ради Кубы... ради Фиделя... в память о Че Гевара... ради социалистической революции.
Она подняла руки и стала расстегивать пуговки своей блузы цвета хаки. Расстегнувшись, она откинула блузу назад, обнажив грудь. Она улыбнулась Римо.
— Чтобы получить этот секрет, я готова на все. Даже стать твоей шлюшкой.
— Шлюхой.
— Да, правильно. Шлюхой.
Мария села на кровать, сняла блузу и повертелась перед Римо, будто демонстрируя вазу с цветами. Она сказала:
— Я стану твоей шлюхой, а ты за это расскажешь мне твои секреты. Идет?
Римо на секунду заколебался. Если она на самом деле убивала людей из-за секретов Филдинга, то зачем сейчас пытается получить их от Римо? С другой стороны, если она не имеет ничего общего с убийствами, то некрасиво будет воспользоваться ее предложением, притворившись, будто он, Римо, знает формулу, о которой не имеет понятия.
Римо боролся со своей совестью, из последних сил старавшейся сохранить себя в чистоте.
— Вы, действительно, готовы на все?
— Если все — это какое-то извращение, я все равно готова, — сказала Мария и облизала губы. Так делали женщины в американских фильмах, которые она видела до того, как их перестали показывать на Кубе. — Ради формулы я сделаю что угодно. Даже пойду на все.
Римо вздохнул. Не удивительно, что она и Чиун так быстро поладили. Они оба перестают понимать по-английски, когда им это угодно.
— Ну, хорошо, — сказал Римо, — на все так на все.
С Римо пошли на все по крайней мере двадцать шесть женщин. Это было предопределено несколькими из первых уроков, которые он получил, когда попал в мир КЮРЕ и Чиуна.
Женщины, учил его Чиун в те далекие времена, — это теплокровные животные, подобные, например, коровам. Как коровы дают больше молока, если их держать в состоянии удовлетворенности, так и женщины приносят меньше неприятностей, если их держать в том же состоянии. Однако, объяснил Чиун, женщина не получает удовлетворения от того же, что и мужчина, то есть от хорошо выполненной работы или от силы своего интеллекта. Женщину можно удовлетворить, лишь ублажив ее сердце или чувство.
— Это значит, что женщины менее достойные создания, чем мужчины? — сказал Римо.
— Это означает, что ты глуп. Нет. Женщины не менее достойные создания, чем мужчины. Просто они другие. Во многих отношениях они сильнее мужчин. Например, можно напугать рассерженного мужчину. Но никому и никогда еще не удавалось напугать рассерженную женщину. Вот так. Это называется пример. Дальше. Не перебивай меня. Женщине надо приносить удовлетворение, ублажая ее сердце, ее эмоции. В такой стране, как ваша, это можно сделать только с помощью секса, потому что здесь женщине не разрешается получать никаких других эмоций, иначе имя ее попадет в газеты, и каждый начнет указывать на нее пальцем, как на посмешище.
— Да, да, конечно. Я понял, — говорил тогда Римо, не понимая ровно ничего из сказанного.
Затем Чиун стал учить его тридцати семи шагам по пути доведения женщины до состояния сексуального блаженства. Он предупредил Римо, что эти уроки столь же важны, как и обучение правильному способу нанесения порхающего удара костяшками пальцев.
Римо пообещал, что будет практиковаться в этих тридцати семи шагах Чиуна с большим усердием и регулярностью, между тем как порхающий удар на практике пока не использован. Однако выучившись тридцати семи шагам и научившись ублажать женщину, он обнаружил, что сам почти потерял способность получать удовольствие от секса. Вместо того, чтобы думать о собственных ощущениях, теперь ему приходилось вспоминать, относится ли следующий шаг к правому колену женщины или к ее левому.
Его тренировки еще очень затрудняло и то, что ему никак не удавалось пройти ни с одной женщиной шаги, следующие за одиннадцатым, так как сразу же приходилось перескакивать на тридцать седьмой. Он даже начал сомневаться, есть ли на свете женщины, которые могли бы выдержать испытание шагами с двенадцатого по тридцать шестой, не потеряв рассудок. Когда он спросил об этом Чиуна, тот сказал, что все тридцать семь шагов регулярно практикуются мужчинами с корейскими женщинами. Но Римо не чувствовал себя готовым пойти на такое испытание, даже ради усовершенствования своего мастерства.
Мария Гонзалес сбросила с себя короткую юбку и трусики и легла навзничь на постель. Тело ее было гладким и бархатистым, таким же, как лицо. Римо решил, что кем бы ни была Мария Гонзалес на самом деле — шпионкой, убийцей, революционеркой, агрономом или ультралевой дурой, — она выглядела гораздо привлекательнее, чем просто очередное задание, с которым надо справиться.
Римо вытянулся на постели рядом с ней и быстро прошел первый, второй и третий шаги, которые предназначались только для создания соответствующего настроения. При четвертом шаге следовало погладить спину женщины.
— Кто стоит за всеми убийствами? — спросил Римо.
— Не знаю. А в чем заключается секрет «Чудесного зерна»?
Пятым шагом была внутренняя сторона ее левой, а потом правой коленки. Шестым и седьмым шагами были подмышки Марии.
— Кому нужна была стрельба на презентации в Моджаве? Кто нанимал для этого людей?
— Не знаю, — сказала Мария.
— Сколько времени ты знакома с Филдингом и что тебе известно о нем?
Восьмым шагом была внутренняя сторона верхней части ее правого бедра, а девятым — левое бедро, то, что ближе к сердцу.
— Что ты знаешь о том, что происходит? — спросил Римо.
— Ничего, — сказала Мария сквозь сжатые губы. Слово вырвалось у нее, как вздох. На этот раз она не задала никакого вопроса. Шаг десятый заключался в поглаживании правой груди. Дыхание Марии стало учащенным, глаза, до этого настороженно следившие за Римо, закрылись, она уже не владела собой и целиком отдалась во власть мужчины.
«Хорошо, — думал Римо. — Она продержалась уже достаточно долго. На этот раз удастся дойти, по крайней мере, до тринадцатого шага».
Одиннадцатый шаг состоял в том, чтобы медленно провести пальцами по левой груди до самого соска, который стал твердым и подрагивал. Римо улыбнулся. Следующим был двенадцатый шаг. Римо снял руку с груди Марии и начал медленно передвигать ее вниз. Но тут Мария вдруг вся вскинулась и оседлала Римо, обхватив его и поглотив всего целиком. Ее глаза пылали жарким черным огнем, рот непроизвольно приоткрылся, обнажив зубы.
— На все, до конца, — вскрикнула она, — ради Фиделя!
— До конца, — вяло согласился Римо.
Когда она склонилась лицом к его шее и коснулась кожи чубами, он слегка покачал головой. Опять этот проклятый одиннадцатый шаг!.. Когда-нибудь Римо все же проведет двенадцатый шаг. Когда-нибудь...
Возможно, он делает что-то не так. Нужно будет спросить Чиуна. Но сейчас ему некогда было думать об этом. Он входил уже в последний, тридцать седьмой шаг. Глубоко, глубоко и оставался в нем очень долго. Гораздо дольше, чем Мария находилась в нем когда-либо прежде. Когда этот шаг закончился, Мария упала с Римо и легла на спину, глядя в потолок остекленевшими, ничего не видящими глазами.
— Ты не имела отношения к тем убийствам? — спросил Римо.
— Нет, — прошептала она, — я потерпела неудачу.
— Почему?
— Я пошла на все, а ты мне так и не рассказал того, что я хотела узнать.
— Это потому, что я ничего не знаю, — сказал Римо.
— Не дури мне голову, американец. Ведь ты хранитель конституции.
— Правда. Я ничего не знаю. Если бы знал, рассказал тебе все.
— Несколько человек, которые были брейкерами по торговле...
— Брокерами, — сказал Римо.
— Да, брокеры и строительные подрядчики были убиты из-за Филдинга. Что ты знаешь об этом?
— Ничего. Я думал, ты знаешь. — Здесь что-то мелькнуло в голове у Римо, Ему припомнилось... Да, да, убитые строители. Точно, Джордан тогда упомянул это, перед тем как Римо убил его. Но Джордан не успел ничего сказать про строителей. Они-то здесь при чем?
— Подрядчики-строители? — переспросил он Марию — Какие строители?
— Наши разведчики не знают этого. Они считают, это имеет какое-то отношение к складу Филдинга в Денвере. Я должна осмотреть его. Я не могу подвести свою страну.
— Не огорчайся. В этой гостинице всегда найдется место для другой Марии Гонзалес!
— Я не имею ничего общего с этой гостиницей. Я здесь только для того, чтобы достать секрет «Чудесного зерна» для моей родины.
— Даже если ты потерпишь неудачу, что из того? Я знаю Филдинга. Он собирается продавать его дешево, почти задаром. Зачем платить за то, что можно будет получить в подарок?
— Ты не понимаешь, что такое преданность социализму, — сказала Мария и внимательно посмотрела на Римо. — И что такое капиталистическая алчность.
— Возможно.
В этот момент их разговор был прерван стуком в дверь. Римо легко поднялся и, подойдя к двери, приоткрыл ее. В щель был виден какой-то мужчина Он сказал:
— Я хочу видеть Марию.
— Вы с ней знакомы? — спросил Римо.
— Да. Я был здесь на прошлой неделе.
— Тогда здесь была другая Мария, — сказал Римо.
— Я хочу видеть Марию. Я пришел, чтобы увидеть ее. Я хочу ее видеть Я не хочу ждать. Я должен видеть ее немедленно.
— Уходите, — сказал Римо.
Мужчина топнул ногой.
— Я никуда не уйду отсюда. Я хочу видеть Марию. Вы не имеете права мешать мне встречаться с Марией. Кто вы такой? Дайте мне увидеться с Марией. Когда мы закончим с ней, мы станем есть сандвичи с ветчиной, салатом и помидорами. На поджаренном хлебе. Я хочу сандвич. С майонезом. И поджаренный ломтик хлеба. Пшеничного хлеба. Напротив через улицу, у Уимпла, есть очень хороший пшеничный хлеб. Я хочу туда. Мне нужен сандвич. Почему вы мешаете мне пойти туда и получить сандвич? Я сейчас пойду туда, и если там уже не будет пшеничных сандвичей, это будет ваша вина. Вы задерживаете меня здесь своими разговорами. Я хочу есть...
— А как же Мария? — спросил Римо.
— Мария? Какая Мария?.. — спросил мужчина и зашагал прочь по коридору. Правда, он не столько шагал, сколько подпрыгивал, как кролик или как ребенок, который знает, что где-то рядом должен быть туалет, и хочет найти его до того, как намочит свои штанишки.
Римо подождал еще немного, не закрывая двери, желая убедиться, что этот Братец Кролик не передумает и не прискачет назад. Только услышав, как в конце коридора захлопнулась дверь лифта, он вернулся в комнату.
— Кто это? — спросила Мария.
— Не знаю. Либо Шалтай-Болтай, либо Ципка Пенни.
— Я с ним не знакома, — сказала Мария. Тут только Римо заметил, что она встала с постели и уже полностью оделась.
— Куда ты торопишься? — спросил он.
— В Денвер. Посмотреть, что там за склад... Ты меня всю высосал... Правильно ли я употребляю это слово?
— Почти, — сказал Римо.
— Ладно, ты высосал меня, а я тебя, и мы выяснили, что мы оба ничего не знаем. Теперь я поеду в Денвер, посмотреть на склад Филдинга. Постараюсь выяснить, что там такое. — Она улыбнулась. — Ты был просто замечателен. Мне очень понравилось.
— Я ничего не скажу Фиделю, — сказал Римо.
Но Мария уже не слышала его. Она вышла из комнаты и исчезла. Еще мгновение Римо смотрел на захлопнувшуюся дверь, потом тяжело вздохнул и стал одеваться.
Кому столь необходима формула Филдинга, что он пытался завладеть ею, сперва устранив Римо и Чиуна? Кому нужно красть чудесные семена, если сам Филдинг и так собирается отдать их всем, кого они интересуют?
Несмотря на многочисленные шрамы и огромные кулачищи тех, кто нападал на Римо и Чиуна, интуиция подсказывала Римо, что это работала не мафия. У мафии хватало забот и без сельского хозяйства. Например, весьма прибыльным занятием было вымогательство. А также проституция, наркотики, азартные игры и политика — самые распространенные виды криминальных занятий в Америке.
Нет. Не мафия. Римо пришел к заключению, что за актами насилия, которые сопровождают каждый шаг Филдинга, должна стоять иностранная держава.
Его подозрения упали прежде всего на Индию. Но когда Римо поделился ими с Чиуном, тот высмеял это предположение.
— Индия никогда не станет нанимать убийц, даже таких толстых, чтобы добиться своей цели. Она не станет тратить несколько тысяч ваших долларов, если их можно использовать для создания атомного оружия.
— Ты уверен? — спросил Римо.
— Конечно. Индия скорее попыталась бы добыть формулу, вознося об этом молитвы.
— Римо кивнул и откинулся на софу в их номере в гостинице Дейтон. Если не Индия, то кто же? Кто еще был на прошлой презентации?
Конечно, Куба. Мария Гонзалес...
— Чиун? — снова позвал Римо.
Чиун сидел в центре ковра, покрывавшего пол, уставившись на свои сведенные в виде остроконечной крыши пальцы.
— Это мое имя, — отозвался он, не отводя глаз от пальцев.
— Ты не знаешь, где остановилась та кубинка? Она не говорила тебе?
— Я не имею обыкновения спрашивать, в каких гостиницах останавливаются незнакомые женщины, — сказал Чиун.
— Не знаю. Ты так все время вставал между нами, я даже подумал, что ты решил позабыть ради нее Барбру Стрэйзанд.
— Поосторожней, — сказал Чиун, не терпевший легкомысленных замечаний насчет его великой любви на всю жизнь. — Даже равноправным партнерам следует соблюдать приличия в разговоре.
— Так ты не знаешь, где она?
— Она с Кубы. Если она еще в городе, то должна быть в самой дешевой гостинице.
— Спасибо.
Внизу портье сказал Римо, что самая дешевая гостиница в городе — это Нидхэм-отель. Не только самая дешевая, но, по правде говоря, и самая грязная.
Позвонив в Нидхэм-отель, Римо выяснил, что Мария Гонзалес действительно там зарегистрирована. И даже не одна, а целых три.
— Та, о которой я спрашиваю, довольно красивая.
— У нас большинство девушек довольно красивые, — сообщил слащавый мужской голос, — Конечно, все зависит от вашего вкуса. Я бы вам посоветовал...
— Не надо советов. Эта девочка должна была въехать сегодня.
— Не в моих правилах давать такую информацию. — Это было сказано уже совсем другим, ледяным тоном.
— А в моих правилах давать пятьдесят долларов за нужную мне информацию, — сказал Римо.
— Мария Гонзалес въехала сегодня и живет в номере 363. Она отличается от двух других наших Марий. Она кубинка, а те — шикарные штучки. У нас не так много кубинских девиц, но мне кажется, она еще не успела здесь утвердиться. К ней еще ни разу никто не звонил, не приходил и не...
— Я сейчас буду у вас, — прервал Римо. — И захвачу пятьдесят долларов.
— Буду ждать. Как я вас узнаю?
— У меня ширинка на молнии.
Портье в гостинице Нидхэм производил такое же впечатление, как и его голос. Лет пятидесяти, но пытался выглядеть на сорок девять. Весом в 100 килограммов и низенький, но одет так, чтобы выглядеть на 65 и высоким. Лысеющий, но причесанный, чтобы казаться волосатым. Если жидкие пряди, склеенные лаком, можно назвать волосами.
— Да? — сказал он, вопросительно глядя на Римо.
— Меня зовут Пит Смит, я ищу брата Джона. Не останавливался ли у вас Джон Смит?
— Их у нас двенадцать.
— Да, но с ним жена, — сказал Римо.
— Все двенадцать с женами, — ответил портье.
— Она блондинка в мини-юбке, с красивыми ногами и большой грудью. И с толстым слоем косметики.
— Таких десять.
— Еще она подхватила триппер...
— Только не здесь, — сказал портье. — У нас на этот счет строго.
— Отлично, — сказал Римо. — Это как раз то, что я хотел выяснить. Мой брат у вас не останавливался. Я просто хотел присмотреться к вашей гостинице. Корпорация Ай-Би-Эм, возможно, захочет снять у вас большой зал для ежегодного собрания держателей акций.
— Послушай, приятель, тебе что нужно?
— Мне нужно дать вам пятьдесят долларов.
— Слушаю вас! К вашим услугам.
Римо отделил в кармане бумажку в пятьдесят долларов от пачки банкнот и бросил ее на стойку.
— Мария Гонзалес все еще у себя?
Прежде чем ответить, портье забрал деньги.
— Да, у себя. Не хотите ли, чтобы я предупредил ее?
— Не беспокойтесь. Приятно сделать человеку сюрприз, не правда ли?
Из номера 363 доносились бравурные звуки военного марша. Римо громко постучал в дверь, чтобы его услышали. Но ему пришлось постучать еще раз. Внезапно звук стал тише.
Из-за двери раздался голос:
— Кто там?
— "Кубалибре", — ответил Римо.
Дверь осторожно приоткрылась, оставшись на цепочке. В щель подозрительно смотрела Мария. Римо улыбнулся.
— Ну как, узнаете меня?
— Если вы пришли, чтобы извиниться за поведение своих соотечественников, то опоздали, — гневно выпалила она.
— Что такое? Что случилось? — встревожился Римо.
Она опустила глаза вниз, на живот Римо.
— По крайней мере, вы умеете вести себя. Видимо, научились хорошим манерам у своего прекрасного друга из Азии. Можете входить. Но ведите себя прилично!
— Что вас так разозлило и настроило против нас? — спросил Римо, входа в комнату.
На Марии был тот же наряд, в котором она была прежде, — мини-юбка цвета хаки и такая же блуза, плотно облегавшие ее женственную фигуру. Она походила на девочку из охраны в каком-нибудь местном «Плэйбой-клубе».
Она повернулась к Римо, уперев руки в бедра, явно чем-то возмущенная.
— Я нахожусь здесь всего четыре часа. В мою дверь уже ломилось пятеро мужчин, требуя впустить их в номер. Они говорили непристойные вещи. А один даже раскрыл себя!
— Обнажил себя, — поправил ее Римо.
— Да, правильно. Что же это за страна, где мужчины позволяют так вести себя?
— Они думали, что вы совсем другая Мария Гонзалес. Шлюха.
— Что значит «шлюха»?
— Проститутка.
— А, проститутка. У нас они тоже были, до Фиделя.
— Но зато у вас было тогда много сахарного тростника.
— Зато у нас есть теперь человеческое достоинство.
— И пусто в животе.
Мария хотела что-то ответить, но на полуслове остановилась, коротко кивнув.
— Верно. Именно поэтому я здесь. И вы мне можете помочь, потому что вы самый важный американец.
— Откуда вы это взяли?
— От вашего азиатского друга. Он рассказал мне, как товарищ по третьему миру, что вы очень важное лицо. Вы отвечаете за сохранность конституции вашей страны. Он сказал, что вы с ним равноправные партнеры, но никто не верит, что он занимает такое же важное положение, как и вы, так как у него желтая кожа. Вы действительно, отвечаете за сохранность вашей конституции?
— Абсолютно точно, — сказал Римо. — Я держу ее в ящике для обуви у себя под кроватью.
— Тогда вы должны рассказать мне, как мистер Филдинг выращивает свой чудесный хлеб! — Лицо Марии выражало нетерпеливое ожидание.
— Вы, действительно, хотите узнать это?
— Очень хочу.
— Но почему? Ведь « Чудесное зерно» скоро будет отдано всем желающим. Почти бесплатно.
— "Почти" нас не устраивает. Моя страна очень бедна, Римо... так ведь, кажется, вас зовут? Любая цена за этот проект будет для нас слишком высока. Все наши средства уже направлены на другие цели. Мы продали русским наши души. Что же, теперь отдавать американцам наши тела? Поэтому меня направили сюда — попытаться выяснить, как Филдинг делает это свое «Чудесное зерно».
— Ради этого вы готовы пойти на убийство? — спросил Римо.
— Я готова на все. Ради Кубы... ради Фиделя... в память о Че Гевара... ради социалистической революции.
Она подняла руки и стала расстегивать пуговки своей блузы цвета хаки. Расстегнувшись, она откинула блузу назад, обнажив грудь. Она улыбнулась Римо.
— Чтобы получить этот секрет, я готова на все. Даже стать твоей шлюшкой.
— Шлюхой.
— Да, правильно. Шлюхой.
Мария села на кровать, сняла блузу и повертелась перед Римо, будто демонстрируя вазу с цветами. Она сказала:
— Я стану твоей шлюхой, а ты за это расскажешь мне твои секреты. Идет?
Римо на секунду заколебался. Если она на самом деле убивала людей из-за секретов Филдинга, то зачем сейчас пытается получить их от Римо? С другой стороны, если она не имеет ничего общего с убийствами, то некрасиво будет воспользоваться ее предложением, притворившись, будто он, Римо, знает формулу, о которой не имеет понятия.
Римо боролся со своей совестью, из последних сил старавшейся сохранить себя в чистоте.
— Вы, действительно, готовы на все?
— Если все — это какое-то извращение, я все равно готова, — сказала Мария и облизала губы. Так делали женщины в американских фильмах, которые она видела до того, как их перестали показывать на Кубе. — Ради формулы я сделаю что угодно. Даже пойду на все.
Римо вздохнул. Не удивительно, что она и Чиун так быстро поладили. Они оба перестают понимать по-английски, когда им это угодно.
— Ну, хорошо, — сказал Римо, — на все так на все.
С Римо пошли на все по крайней мере двадцать шесть женщин. Это было предопределено несколькими из первых уроков, которые он получил, когда попал в мир КЮРЕ и Чиуна.
Женщины, учил его Чиун в те далекие времена, — это теплокровные животные, подобные, например, коровам. Как коровы дают больше молока, если их держать в состоянии удовлетворенности, так и женщины приносят меньше неприятностей, если их держать в том же состоянии. Однако, объяснил Чиун, женщина не получает удовлетворения от того же, что и мужчина, то есть от хорошо выполненной работы или от силы своего интеллекта. Женщину можно удовлетворить, лишь ублажив ее сердце или чувство.
— Это значит, что женщины менее достойные создания, чем мужчины? — сказал Римо.
— Это означает, что ты глуп. Нет. Женщины не менее достойные создания, чем мужчины. Просто они другие. Во многих отношениях они сильнее мужчин. Например, можно напугать рассерженного мужчину. Но никому и никогда еще не удавалось напугать рассерженную женщину. Вот так. Это называется пример. Дальше. Не перебивай меня. Женщине надо приносить удовлетворение, ублажая ее сердце, ее эмоции. В такой стране, как ваша, это можно сделать только с помощью секса, потому что здесь женщине не разрешается получать никаких других эмоций, иначе имя ее попадет в газеты, и каждый начнет указывать на нее пальцем, как на посмешище.
— Да, да, конечно. Я понял, — говорил тогда Римо, не понимая ровно ничего из сказанного.
Затем Чиун стал учить его тридцати семи шагам по пути доведения женщины до состояния сексуального блаженства. Он предупредил Римо, что эти уроки столь же важны, как и обучение правильному способу нанесения порхающего удара костяшками пальцев.
Римо пообещал, что будет практиковаться в этих тридцати семи шагах Чиуна с большим усердием и регулярностью, между тем как порхающий удар на практике пока не использован. Однако выучившись тридцати семи шагам и научившись ублажать женщину, он обнаружил, что сам почти потерял способность получать удовольствие от секса. Вместо того, чтобы думать о собственных ощущениях, теперь ему приходилось вспоминать, относится ли следующий шаг к правому колену женщины или к ее левому.
Его тренировки еще очень затрудняло и то, что ему никак не удавалось пройти ни с одной женщиной шаги, следующие за одиннадцатым, так как сразу же приходилось перескакивать на тридцать седьмой. Он даже начал сомневаться, есть ли на свете женщины, которые могли бы выдержать испытание шагами с двенадцатого по тридцать шестой, не потеряв рассудок. Когда он спросил об этом Чиуна, тот сказал, что все тридцать семь шагов регулярно практикуются мужчинами с корейскими женщинами. Но Римо не чувствовал себя готовым пойти на такое испытание, даже ради усовершенствования своего мастерства.
Мария Гонзалес сбросила с себя короткую юбку и трусики и легла навзничь на постель. Тело ее было гладким и бархатистым, таким же, как лицо. Римо решил, что кем бы ни была Мария Гонзалес на самом деле — шпионкой, убийцей, революционеркой, агрономом или ультралевой дурой, — она выглядела гораздо привлекательнее, чем просто очередное задание, с которым надо справиться.
Римо вытянулся на постели рядом с ней и быстро прошел первый, второй и третий шаги, которые предназначались только для создания соответствующего настроения. При четвертом шаге следовало погладить спину женщины.
— Кто стоит за всеми убийствами? — спросил Римо.
— Не знаю. А в чем заключается секрет «Чудесного зерна»?
Пятым шагом была внутренняя сторона ее левой, а потом правой коленки. Шестым и седьмым шагами были подмышки Марии.
— Кому нужна была стрельба на презентации в Моджаве? Кто нанимал для этого людей?
— Не знаю, — сказала Мария.
— Сколько времени ты знакома с Филдингом и что тебе известно о нем?
Восьмым шагом была внутренняя сторона верхней части ее правого бедра, а девятым — левое бедро, то, что ближе к сердцу.
— Что ты знаешь о том, что происходит? — спросил Римо.
— Ничего, — сказала Мария сквозь сжатые губы. Слово вырвалось у нее, как вздох. На этот раз она не задала никакого вопроса. Шаг десятый заключался в поглаживании правой груди. Дыхание Марии стало учащенным, глаза, до этого настороженно следившие за Римо, закрылись, она уже не владела собой и целиком отдалась во власть мужчины.
«Хорошо, — думал Римо. — Она продержалась уже достаточно долго. На этот раз удастся дойти, по крайней мере, до тринадцатого шага».
Одиннадцатый шаг состоял в том, чтобы медленно провести пальцами по левой груди до самого соска, который стал твердым и подрагивал. Римо улыбнулся. Следующим был двенадцатый шаг. Римо снял руку с груди Марии и начал медленно передвигать ее вниз. Но тут Мария вдруг вся вскинулась и оседлала Римо, обхватив его и поглотив всего целиком. Ее глаза пылали жарким черным огнем, рот непроизвольно приоткрылся, обнажив зубы.
— На все, до конца, — вскрикнула она, — ради Фиделя!
— До конца, — вяло согласился Римо.
Когда она склонилась лицом к его шее и коснулась кожи чубами, он слегка покачал головой. Опять этот проклятый одиннадцатый шаг!.. Когда-нибудь Римо все же проведет двенадцатый шаг. Когда-нибудь...
Возможно, он делает что-то не так. Нужно будет спросить Чиуна. Но сейчас ему некогда было думать об этом. Он входил уже в последний, тридцать седьмой шаг. Глубоко, глубоко и оставался в нем очень долго. Гораздо дольше, чем Мария находилась в нем когда-либо прежде. Когда этот шаг закончился, Мария упала с Римо и легла на спину, глядя в потолок остекленевшими, ничего не видящими глазами.
— Ты не имела отношения к тем убийствам? — спросил Римо.
— Нет, — прошептала она, — я потерпела неудачу.
— Почему?
— Я пошла на все, а ты мне так и не рассказал того, что я хотела узнать.
— Это потому, что я ничего не знаю, — сказал Римо.
— Не дури мне голову, американец. Ведь ты хранитель конституции.
— Правда. Я ничего не знаю. Если бы знал, рассказал тебе все.
— Несколько человек, которые были брейкерами по торговле...
— Брокерами, — сказал Римо.
— Да, брокеры и строительные подрядчики были убиты из-за Филдинга. Что ты знаешь об этом?
— Ничего. Я думал, ты знаешь. — Здесь что-то мелькнуло в голове у Римо, Ему припомнилось... Да, да, убитые строители. Точно, Джордан тогда упомянул это, перед тем как Римо убил его. Но Джордан не успел ничего сказать про строителей. Они-то здесь при чем?
— Подрядчики-строители? — переспросил он Марию — Какие строители?
— Наши разведчики не знают этого. Они считают, это имеет какое-то отношение к складу Филдинга в Денвере. Я должна осмотреть его. Я не могу подвести свою страну.
— Не огорчайся. В этой гостинице всегда найдется место для другой Марии Гонзалес!
— Я не имею ничего общего с этой гостиницей. Я здесь только для того, чтобы достать секрет «Чудесного зерна» для моей родины.
— Даже если ты потерпишь неудачу, что из того? Я знаю Филдинга. Он собирается продавать его дешево, почти задаром. Зачем платить за то, что можно будет получить в подарок?
— Ты не понимаешь, что такое преданность социализму, — сказала Мария и внимательно посмотрела на Римо. — И что такое капиталистическая алчность.
— Возможно.
В этот момент их разговор был прерван стуком в дверь. Римо легко поднялся и, подойдя к двери, приоткрыл ее. В щель был виден какой-то мужчина Он сказал:
— Я хочу видеть Марию.
— Вы с ней знакомы? — спросил Римо.
— Да. Я был здесь на прошлой неделе.
— Тогда здесь была другая Мария, — сказал Римо.
— Я хочу видеть Марию. Я пришел, чтобы увидеть ее. Я хочу ее видеть Я не хочу ждать. Я должен видеть ее немедленно.
— Уходите, — сказал Римо.
Мужчина топнул ногой.
— Я никуда не уйду отсюда. Я хочу видеть Марию. Вы не имеете права мешать мне встречаться с Марией. Кто вы такой? Дайте мне увидеться с Марией. Когда мы закончим с ней, мы станем есть сандвичи с ветчиной, салатом и помидорами. На поджаренном хлебе. Я хочу сандвич. С майонезом. И поджаренный ломтик хлеба. Пшеничного хлеба. Напротив через улицу, у Уимпла, есть очень хороший пшеничный хлеб. Я хочу туда. Мне нужен сандвич. Почему вы мешаете мне пойти туда и получить сандвич? Я сейчас пойду туда, и если там уже не будет пшеничных сандвичей, это будет ваша вина. Вы задерживаете меня здесь своими разговорами. Я хочу есть...
— А как же Мария? — спросил Римо.
— Мария? Какая Мария?.. — спросил мужчина и зашагал прочь по коридору. Правда, он не столько шагал, сколько подпрыгивал, как кролик или как ребенок, который знает, что где-то рядом должен быть туалет, и хочет найти его до того, как намочит свои штанишки.
Римо подождал еще немного, не закрывая двери, желая убедиться, что этот Братец Кролик не передумает и не прискачет назад. Только услышав, как в конце коридора захлопнулась дверь лифта, он вернулся в комнату.
— Кто это? — спросила Мария.
— Не знаю. Либо Шалтай-Болтай, либо Ципка Пенни.
— Я с ним не знакома, — сказала Мария. Тут только Римо заметил, что она встала с постели и уже полностью оделась.
— Куда ты торопишься? — спросил он.
— В Денвер. Посмотреть, что там за склад... Ты меня всю высосал... Правильно ли я употребляю это слово?
— Почти, — сказал Римо.
— Ладно, ты высосал меня, а я тебя, и мы выяснили, что мы оба ничего не знаем. Теперь я поеду в Денвер, посмотреть на склад Филдинга. Постараюсь выяснить, что там такое. — Она улыбнулась. — Ты был просто замечателен. Мне очень понравилось.
— Я ничего не скажу Фиделю, — сказал Римо.
Но Мария уже не слышала его. Она вышла из комнаты и исчезла. Еще мгновение Римо смотрел на захлопнувшуюся дверь, потом тяжело вздохнул и стал одеваться.
Глава 10
Семь секретарш не знали, где находится мистер Джеймс Филдинг. Восьмая и девятая знали, но не пожелали говорить. Десятая знала и сказала. Но лишь после того, как Римо пригрозил ей, что если она не скажет, то он не придет к ней вечером и не объяснит при очень тесном общении, почему у него такое жесткое лицо и такие темные глаза.
Филдинг занимал роскошные апартаменты в надстройке на крыше отеля Уолден. Этот отель отличался от гостиницы Нидхэм наличием горячей воды, безупречной чистотой и отсутствием подозрительных постояльцев, почему-то поголовно называющих себя Джонами Смитами.
— Конечно, я помню вас, — сказал Филдинг. — У нас был разговор в Моджаве после того неприятного инцидента с убийствами. Вы работаете на правительство, не так ли?
— Я этого не говорил, — сказал Римо.
— Вам и не требуется говорить. У вас вид человека, выполняющего особую миссию. По моим наблюдениям так выглядят только люди, работающие на какое-то важное учреждение вроде правительства... или люди, которым вскоре предстоит умереть.
— Бывает, что и то и другое сразу, — сказал Римо.
— И так случается, — сказал Филдинг, отходя от Римо и снова садясь за письменный стол. — Но, с другой стороны...
Римо не выносил философствований и сразу перешел к делу:
— Мне кажется, вас пытаются убить, мистер Филдинг.
У того широко открылись глаза, но смотрел он на Римо совершенно спокойным и ничего не выражающим взглядом.
— Это меня ничуть не удивляет. Бизнес на продовольствии всегда приносит много денег. А там, где много денег, всегда есть риск.
— Вот этого я и не понимаю, — сказал Римо. — Почему вы просто не отдадите формулу «Чудесного зерна»? Почему бы не опубликовать ее и не покончить с этим?
— Сядьте... Римо, ведь вас так зовут. На это есть одна простая причина. Та самая алчность, которая, возможно, побуждает людей добиваться моей смерти. Именно она и не позволяет мне открыть мои секреты. Человеческая натура, сын мой. Предложите людям что-нибудь даром, и они станут думать, что это не имеет никакой ценности. Повесьте на это же ярлык с ценой, пусть с минимальной, и люди начнут смотреть на эту вещь как на сокровище. Люди просто не способны оценить то, что дается им даром. И еще. Я вынужден заключить контракт на рекламу «Чудесного зерна» с компанией Фелдмана, О'Коннора и Джордана. По этому контракту они получили у меня право собственности на этот проект. И им нужна прибыль. Думаю, я ответил на все ваши вопросы, не так ли?
Римо проигнорировал этот риторический вопрос.
— Я слышал, у вас есть склад в Денвере?
Филдинг вскинул было глаза, но тут же прикрыл веки.
— Да, — сказал он медленно. Казалось, он хотел что-то добавить, но передумал.
Римо немного подождал и спросил:
— Вы не думаете, что следовало бы установить там охрану?
— Это хорошая мысль. Но охрана стоит денег. А все мое личное состояние, честно говоря, вложено в «Чудесное зерно». Хотя, по правде, особенно беспокоиться по этому поводу не стоит. — Он улыбнулся довольной улыбкой кошки, облизывающейся после удачной охоты.
— Почему?
— Этот склад в некотором смысле охраняет сам себя. К тому же, если кто и проникнет туда, он вряд ли поймет, что там хранится.
Римо пожал плечами.
— Мне кажется, что вам самому тоже следовало бы принять меры предосторожности. Слишком много насилия вокруг ваших опытных участков.
— Вы что, предлагаете себя на роль телохранителя?
— Если это необходимо...
— Было такое старое армейское правило, по крайней мере там, где я служил: «Никогда не лезть в добровольцы!» — Филдинг выжал из себя слабую улыбку.
«Так улыбается человек, которому все безразлично, — подумал Римо. — Неужели единственная цель — отдать „Чудесное зерно“ людям, а все остальное пусть летит к черту?»
— А вам не страшно? — спросил Римо.
Филдинг взял со стола электронный календарь. На шкале стояли цифры: три месяца и одиннадцать дней.
Филдинг занимал роскошные апартаменты в надстройке на крыше отеля Уолден. Этот отель отличался от гостиницы Нидхэм наличием горячей воды, безупречной чистотой и отсутствием подозрительных постояльцев, почему-то поголовно называющих себя Джонами Смитами.
— Конечно, я помню вас, — сказал Филдинг. — У нас был разговор в Моджаве после того неприятного инцидента с убийствами. Вы работаете на правительство, не так ли?
— Я этого не говорил, — сказал Римо.
— Вам и не требуется говорить. У вас вид человека, выполняющего особую миссию. По моим наблюдениям так выглядят только люди, работающие на какое-то важное учреждение вроде правительства... или люди, которым вскоре предстоит умереть.
— Бывает, что и то и другое сразу, — сказал Римо.
— И так случается, — сказал Филдинг, отходя от Римо и снова садясь за письменный стол. — Но, с другой стороны...
Римо не выносил философствований и сразу перешел к делу:
— Мне кажется, вас пытаются убить, мистер Филдинг.
У того широко открылись глаза, но смотрел он на Римо совершенно спокойным и ничего не выражающим взглядом.
— Это меня ничуть не удивляет. Бизнес на продовольствии всегда приносит много денег. А там, где много денег, всегда есть риск.
— Вот этого я и не понимаю, — сказал Римо. — Почему вы просто не отдадите формулу «Чудесного зерна»? Почему бы не опубликовать ее и не покончить с этим?
— Сядьте... Римо, ведь вас так зовут. На это есть одна простая причина. Та самая алчность, которая, возможно, побуждает людей добиваться моей смерти. Именно она и не позволяет мне открыть мои секреты. Человеческая натура, сын мой. Предложите людям что-нибудь даром, и они станут думать, что это не имеет никакой ценности. Повесьте на это же ярлык с ценой, пусть с минимальной, и люди начнут смотреть на эту вещь как на сокровище. Люди просто не способны оценить то, что дается им даром. И еще. Я вынужден заключить контракт на рекламу «Чудесного зерна» с компанией Фелдмана, О'Коннора и Джордана. По этому контракту они получили у меня право собственности на этот проект. И им нужна прибыль. Думаю, я ответил на все ваши вопросы, не так ли?
Римо проигнорировал этот риторический вопрос.
— Я слышал, у вас есть склад в Денвере?
Филдинг вскинул было глаза, но тут же прикрыл веки.
— Да, — сказал он медленно. Казалось, он хотел что-то добавить, но передумал.
Римо немного подождал и спросил:
— Вы не думаете, что следовало бы установить там охрану?
— Это хорошая мысль. Но охрана стоит денег. А все мое личное состояние, честно говоря, вложено в «Чудесное зерно». Хотя, по правде, особенно беспокоиться по этому поводу не стоит. — Он улыбнулся довольной улыбкой кошки, облизывающейся после удачной охоты.
— Почему?
— Этот склад в некотором смысле охраняет сам себя. К тому же, если кто и проникнет туда, он вряд ли поймет, что там хранится.
Римо пожал плечами.
— Мне кажется, что вам самому тоже следовало бы принять меры предосторожности. Слишком много насилия вокруг ваших опытных участков.
— Вы что, предлагаете себя на роль телохранителя?
— Если это необходимо...
— Было такое старое армейское правило, по крайней мере там, где я служил: «Никогда не лезть в добровольцы!» — Филдинг выжал из себя слабую улыбку.
«Так улыбается человек, которому все безразлично, — подумал Римо. — Неужели единственная цель — отдать „Чудесное зерно“ людям, а все остальное пусть летит к черту?»
— А вам не страшно? — спросил Римо.
Филдинг взял со стола электронный календарь. На шкале стояли цифры: три месяца и одиннадцать дней.