Мерфи Уоррен. Дестроер (Тропа войны)

   - А это значит, - объяснил Ван Рикер, - что "Кассандра" была надежно защищена от разведки русских и от нашей военной разведки, но не от организации, имеющей сторонников в правительстве и разработавшей такую компьютерную сеть. В итоге вы узнали бы о "Кассандре" хотя бы по той причине, что она не попадала ни в какие данные.
   - Поиск путем исключения, - сказал Смит.
   - Вот именно, - подтвердил Ван Рикер.
   - Вот именно, - повторил Чиун.
   Римо обвел всех вопросительным взглядом.
   - Я займусь им, сынок. Он представляет определенную опасность, по-корейски сказал Чиун.
   - Все еще не понял, - Римо посмотрел на Ван Рикера.
   На аэродроме их ждал другой самолет с новым пилотом. Пролетая над Арканзасом, Ван Рикер объяснил Римо, как КЮРЕ разоблачила "Кассандру".
   Просто-напросто сообщения о различных происшествиях обрабатывались в компьютерах, и то, о чем умалчивалось, само собой, выплывало наружу.
   - Не понимаю, хоть убей, - сказал Римо.
   - И не надо, - ответил Ван Рикер.
   - Попробуй понять, - сказал Чиун. - Ты можешь кое-чему научиться.
   За спиной Ван Рикера он подмигнул Римо и закатил глаза, словно показывая, что этот светловолосый тип явно не в себе.
   Над Вундед-Элк самолет неожиданно тряхнуло. Даже сквозь загар стало видно, как побледнел Ван Рикер. Через несколько секунд дрогнувшим голосом он произнес:
   - Слава Богу. Это всего лишь воздушная яма.
   Глава 3
   План по спасению американского Среднего Запада, предложенный Смитом, был невероятно прост. Во-первых, обеспечить надежную защиту ядерной боеголовки, находящейся под монументом. Во-вторых, не допустить огласки, которая могла бы нарушить равновесие сил в пользу противника.
   Однако в этом плане было одно маленькое "но". Оно заключалось в следующих названиях: "Эй-би-си", "Си-би-си", "Нью-Йорк Таймс", "Нью-Йорк Глоуб", "Вашингтон Пост", "Сан-Франциско Кроникл", "Чикаго Трибюн", "Дейли Мейл", "Тайм", "Ньюсуик", "Эсквайр", "Пари-Матч", "Асахи Шимбун", "Юнайтед Пресс Интернешнл", "Ассошиэйтед Пресс", "Рейтер", "Правда" и несколько сот других наименований средств массовой информации, представители которых собрались в рыжей от засушливого лета прерии Монтаны.
   В полумиле, на плоскогорье располагался городок Вундед-Элк, построенный десять лет назад индейцами Апова. Они покинули резервацию, проделали долгий путь по дороге, ставшей теперь большим шоссе, и начали строить новую жизнь. Но пресса интересовалась не ими. Ее интерес был прикован к сорока индейцам из Чикаго, Гарлема, Голливуда и Гарварда, захватившим памятник и церковь рядом с асфальтовым шоссе, которое ведет к городку Вундед-Элк.
   Местная полиция окружила индейцев кольцом, но, согласно приказу из Вашингтона, не трогала их, чтобы избежать обвинений в насилии. Сперва полицейские пытались не допустить прессу к митингующим, но это оказалось нелегким делом. Поэтому они не слишком старались.
   Римо наблюдал, как кто-то нес голубой флаг от здания церкви к монументу. Операторы засуетились. Потом человек бросил флаг, поднял над головой автомат Калашникова и, вспрыгнув на мраморную глыбу, исполнил индейский военный танец, после чего соскочил на землю.
   - Он не попал в кадр, он не попал в кадр! - услышал Римо. - Дайте им какой-нибудь знак.
   Из передних рядов представителей прессы замахали, и со стороны памятника донесся усиленный мегафоном голос:
   - Что вам еще. Дерьмо собачье?
   - Я не успел его заснять, сэр! - крикнул репортер.
   - Ладно, - ответил голос, - еще раз и на сегодня хватит.
   Человек с черными косами вновь вспрыгнул на памятник, исполнил военный танец, соскочил вниз и направился к церкви.
   Оператор нацелил камеру на ведущего, который, судя по всему, завершал программу теленовостей.
   - Итак, в окружении полиции, Партия Революционных Индейцев клянется продолжать борьбу до победного конца, пока их народу не будут возвращены все права на человеческое существование. Это...
   Ведущего прервали вопли белокурой девушки с индейскими бусами на шее:
   - На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир!
   Римо схватил орущую девушку за руку и потащил туда, где толпа была реже. Там полицейские отгородили огромную стоянку для автомобилей представителей прессы. Площадью в два футбольных поля, стоянка была так опутана телевизионным кабелями, что походила на блюдо черных спагетти.
   - Куда ты меня тащишь, ублюдок? - вопила девушка. - Шовинист! Свинья!
   - Я хочу попросить тебя об одной услуге.
   - Свинья! Ублюдок!
   - Пожалуйста, не ори. На нас смотрит весь мир, - сказал Римо, подводя ее к черному лимузину.
   - На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир! - мстительно выкрикивала девушка. - На нас смотрит весь мир!
   Одной рукой Римо открыл заднюю дверцу, а другой втолкнул голову девушки в машину.
   - На нас смотрит весь мир! На нас смотрит весь мир! - продолжала девушка. Римо показал ее Ван Рикеру и, получив одобрительный кивок генерала, швырнул девушку через крыши нескольких автомобилей. Она врезалась в капот и затихла.
   - Вот и небольшие "но" в вашем плане, - сказал Римо. - Трудно не привлекать к себе внимания, когда на вас смотрит весь мир.
   - Хм, - произнес Ван Рикер.
   - Есть какие-нибудь идеи?
   - Из минусов данной ситуации можно получить плюс, - сказал Чиун, и только Римо знал, что старик шутит.
   - Конечно, - сказал Ван Рикер. - Но как же мы это сделаем?
   - Слушайте, - сказал Римо, - я пойду к памятнику охранять диск. Вы делайте, что хотите. Можете, к примеру, попрактиковаться со Смитом в кодировании. Чиун останется с вами.
   - Что вы собираетесь предпринять?
   - Вы - самое большое бедствие для нашей страны, со времен Гражданской войны, и еще спрашиваете о моих планах. А планы у меня такие: предотвратить эту катастрофу. Вы довольны?
   - Не грубите. Вас выбрали вместо дивизии солдат лишь потому, что нам необходимо держать все в тайне. Нам нужна секретность.
   - Ну мы-то уж точно не широко известная организация, Ван Рикер, - сказал Римо.
   - Я поговорю с ним, - сказал Ван Рикеру Чиун, - и научу уважать старших.
   Чиун и Римо вылезли из машины, отойдя на почтительное расстояние, Чиун поинтересовался, действительно ли Америка на волосок от ядерной катастрофы. Римо объяснил, что слышал это от Смита, и что Ван Рикер подтвердил его слова.
   - И Америка может стать пустыней, если это произойдет?
   - Возможно, папочка.
   - Тогда мне все ясно. Надо искать работу в другой стране. Взять, например, Персию. Летом она - чудесное место для наемных убийц. Там растут замечательные дыни, и когда они созревают...
   - Забудь об этом. Я туда не поеду, - сказал Римо и направился к памятнику сквозь кольцо корреспондентов.
   В ушах у него звучали слова Чиуна. Он заранее знал все, что тот ему скажет. Речь старика пойдет, как всегда, о том, что он нашел неблагодарного поросенка и приобщил его к мудрости Дома Синанджу. А этот поросенок пренебрег мудростью и начал безответственно рисковать своей жизнью - после того, как Мастер Синанджу потратил на его обучение лучшие годы. Отдавал ли Римо себе отчет, сколько лет Мастера пропадет даром, если его ученик погибнет?. И было бы за что! За страну с двухсотлетней историей?
   Дом Синанджу насчитывает много сотен лет, но, вероятно, Римо, как многие европейцы, нс умеет хорошенько считать...
   Чиун, ворча, вернулся в машину Ван Рикера. К ним подошли два диктора и корреспондент газеты новостей, намереваясь взять интервью.
   - Кто вы? - спросили они Чиуна, думая, что тот принадлежит к какой-нибудь партии.
   - Сэр, вы поддерживаете движение за освобождение Третьего мира? обратился к нему хорошо поставленным голосом репортер. Чиун увидел камеру и заметил грим на лице репортера.
   - А что такое - Третий мир? - спросил Мастер Синанджу.
   - Черные, желтые и латиноамериканцы.
   - Конечно, я всей душой поддерживаю движение за освобождение Третьего мира, правда, с небольшими исключениями, к которым относятся черные, латиноамериканцы, китайцы, таитяне, японцы, филиппинцы, бирманцы и вьетнамцы.
   - Но кто же тогда остается, сэр?
   - Как кто? Конечно, корейцы, - отвечал Чиун, поднимая иссохшую руку с длинными ногтями. И, чтобы репортер понял его правильно, объяснил, что даже не все корейцы достойны освобождения. Южные корейцы - лентяи, в деревнях Ялу страшная грязь, а Пхеньян - это хорошо замаскированный бордель. Освобождения заслуживает лишь деревня Синанджу, за исключением четырех домов на берегу залива, дома рыбака и дома ткача, не говоря уж о той части деревни, где живут земледельцы, которые никого не могут прокормить, кроме самих себя.
   - Что же вам тогда нравится в Третьем мире?
   - Отсутствие белых, - сказал Чиун.
   Увидев азиата, дающего интервью, к ним присоединился еще один телерепортер с намерением спросить, что тот думает о судьбе Вундед-Элк, об индейском движении и о том, как должно повести себя в данной ситуации правительство.
   Чиун подумал и пришел к выводу: так как все любят деньги, правительство должно давать индейцам больше денег, вместо сушеной рыбы. Ведь им может не нравится сушеная рыба. На собственном горьком опыте Чиун понял, что многие люди терпеть не могут сушеную рыбу, особенно американцы.
   Поэтому деньги - лучший выход из положения.
   Речь Чиуна была немедленно транслирована по телевидению, как требование воинствующего представителя Третьего мира.
   Репортера сопровождал фотограф, который, когда Чиун и Ван Рикер садились в машину, сфотографировал их. Ван Рикер закрыл лицо рукой, но это спровоцировало фотографа на новые снимки. Рассерженный Ван Рикер рванул машину с места и помчался по полю с телевизионными кабелями, мимо полицейских, что-то пробормотав Чиуну, у которого был абсолютно безмятежный вид.
   - У вас очень хрупкая аппаратура? - спросил Чиун.
   - Нет. Я не захватил ее с собой, - ответил Ван Рикер. - Мы едем за ней.
   Ван Рикер припарковал машину в ближайшем придорожном отеле, стилизованном под избу из неотесанных бревен, сбитых скобами. Он сразу же отправился в номер и открыл смолистую дверь собственным ключом. Он видел, как старик подошел к индейцу Алова в холщевых штанах у бюро регистрации. Индеец помог ему вытащить из машины и отнести в номер расписной сундук.
   Старик велел индейцу оставить сундук у порога, потому что другой молодой человек сам занесет его. Ван Рикер дал индейцу доллар чаевых и выпроводил из комнаты достал из чулана серую униформу уборщика и похожую на метлу щетку на длинной ручке.
   - Вот все, что мне нужно, - сказал он. - Правда, мне еще понадобится комната для работы над схемами.
   Чиун, поразмыслив с минуту, пришел к выводу, что бледнолицый человек говорит что-то не то, а поэтому не обратил на его слова никакого внимания.
   Ван Рикер поразился тому, с какой быстротой старик освоился в комнате.
   На столе, где Ван Рикер хотел разложить географическую карту Вундед-Элк и монтажную схему монумента, Чиун поставил телевизор с записывающим устройством и уже смотрел одну программу в то время, как магнитофон записывал то, что шло по двум другим.
   - Простите, - сказал Ван Рикер, - я не хочу показаться грубияном, но будущее Соединенных Штатов зависит от точности моих расчетов. Я был бы вам чрезвычайно обязан, если бы вы переставили куда-нибудь свой телевизор.
   Мне надо разложить бумаги.
   - Вы можете сделать это в ванной, - отозвался Чиун.
   - Думаю, вы не понимаете, насколько это важно.
   - Сегодня вы уже дважды прервали мои размышления о прекрасном. Многим я не прощал и одного раза. Но вас я прощаю, ибо Дом Синанджу заботится и о благе всего человечества.
   - Спасибо, - сказал Ван Рикер.
   - Я оставлю вас в живых, - сказал Чиун. - Идите в ванную и спасайте свою страну.
   ***
   Тем временем Римо приближался к рядам полицейских. Они махнули ему, чтобы он остановился, но он продолжал идти. Один из них прицелился в Римо, но Римо, увидев, что предохранитель не снят, подошел к оцеплению - Ты куда, парень? спросил полицейский, круглолицый, с небольшими черными усиками.
   Римо дружески хлопнул его по плечу:
   - Меня направили к вам, - сказал он, скользнув рукой по его рубашке. - Из Вашингтона, для проверки. Старайтесь ребята!
   Римо отвернулся и пошел дальше, незаметно пряча в карман полицейский значок, который он снял с рубашки у круглолицого. Пройдя сто ярдов, он показал значок другому полицейскому, прошел через оцепление и направился к церкви и памятнику.
   Когда он приблизился к траншее около дороги, из нее поднялась молодая женщина в оленьих шкурах с удивительно белой для индеанки кожей. Она направила револьвер в грудь Римо.
   - Кто вы? - спросила она.
   - Джордж Армстронг Кастер, - ответил Римо, увидев, что предохранитель не снят.
   - Теперь вы пленник Партии Революционных Индейцев, мистер Кастер.
   Она повела его к церкви, подталкивая револьвером в спину. На церковных ступеньках двое играли в безик. Они положили дробовики на колени и по очереди отхлебывали виски из бутылки.
   Из их разговора Римо понял, что один задолжал другому 23 доллара 50 центов и обещал заплатить, как только они освободят еще один город от засилья белых.
   Они посмотрели на Римо. Женщина подошла к игрокам.
   - К нам пробрался репортер. Без приглашения, - сказала она.
   - Оставь его здесь и убирайся. Что сегодня на обед? - спросил один из них.
   - Не говори так со мной. Это освободительное движение, а я твой соратник по борьбе с шовинизмом бледнолицых.
   - Приношу свои извинения, товарищ. Что сегодня на ужин?
   - Буйвол.
   - Буйвол? Но мы его уже съели.
   - Новый буйвол!
   - Ты имеешь в виду корову, которая пасется за церковью?
   - Эту корову и всех остальных на нашей земле тех, которые бродят в универсамах, в супермаркетах и в ювелирных лавках, полных драгоценностей, принадлежащих нам, украденных у нас. Всех наших буйволов. Мы раса охотников.
   - Они все еще охотятся за ней, - сказал тот, что с козырями, вознаграждая себя глотком из бутылки.
   - Но к ужину она будет убита, - сказала девушка - С нее еще надо содрать шкуру.
   - Тогда придется экспроприировать продукты из магазина.
   - Магазины здесь только в деревне Апова, а экспроприация вряд ли им понравится.
   - Это наши продукты! - пронзительно закричала девушка. - Они принадлежат нам! Они наши! Эта земля оплачена нашей кровью.
   - Конечно, конечно. Тасуй карты.
   - Проводите меня к главному, - сказал Римо. - Я хочу поддержать вас в доблестной борьбе с расизмом белых. Я хочу быть с вами. Я индеец.
   - Я никогда не видел тебя в Чикаго, - сказал мужчина, взглянув на него. Где ты там живешь?
   - А почему надо жить в Чикаго, чтобы вступить в Партию Революционных Индейцев? - спросил Римо.
   - Если все члены нашей партии живут в Чикаго, мы не тратим кучу денег на почтовые расходы. Знаешь что? Ты можешь оказать нам моральную поддержку. Что у тебя в карманах?
   - Сотни две, - сказал Римо и бросил на ступеньки несколько бумажек.
   - Я принимаю твою помощь, брат. А теперь уходи. Ты любишь индейцев?
   Можешь посетить деревню Апова.
   - Я знаю, где можно добыть еду. Сочный филей и жареных цыплят с румяной корочкой, мягких внутри, - сказал Римо.
   - Будьте тверды, братья. Мы будем охотиться на буйвола и останемся свободными, - сказала женщина.
   - Клубничное мороженое с черничным пирогом, пиво с креветками, пиццу с ветчиной и жареного гуся, фаршированного яблоками, - продолжал Римо.
   - Он лжет. Это неправда, - сказала девушка.
   - Заткнись, Косгроув, - сказал мужчина. - Парень, ты хочешь поговорить с Деннисом Пети?
   - Если он у вас главный, то да, - ответил Римо.
   - Когда ты добудешь еду?
   - Сегодня вечером.
   - Я уже сто лет не видал хорошей лассаньи. Ты можешь достать лассанью?
   Не привозную дребедень в коробках, а настоящую?
   - Такую, как делала твоя мама?
   - Моя мама не делала лассанью. Она была наполовину ирландка, наполовину индеанка Катоба.
   - Но ее душа была душой индеанки, - сказала Косгроув.
   - Заткнись, Косгроув.
   - Это Лини Косгроув? Автор книги "Я родом из Вундед-Элк"? - спросил Римо.
   - Что ясно как божий день, - добавил мужчина - Мое имя не Лени Косгроув. Меня зовут Горящая Звезда.
   - Она чокнулась на этом, - сказал мужчина, опуская руку с картами. - Я Джерри Люпэн, а это Барт Томпсон.
   - Их имена - Дикий Пони и Бегущий Медведь, - сказала Горящая Звезда.
   - Где я мог ее видеть? - спросил Римо у Джерри.
   - На церемонии присуждения "Акэдеми Аворд" Она им испортила все шоу.
   Должна была петь Дебби Рейнольдс, а она решила рассказать о Партии. Такие чокнутые всегда все портят. Пошли, я отведу тебя к Пети.
   - Он на военном совете. Не допускайте белого захватчика на наши священные советы! - закричала Горящая Звезда.
   - Косгроув? - прикрикнул Люпэн, показывая ей кулак. - Закрой рот, или ты у меня попляшешь?
   Косгроув дрожащей рукой подняла револьвер и прицелилась в голову Римо.
   - Я увижу завтрашний день свободным или окроплю эту священную землю кровью бледнолицего. Только кровь бледнолицых может очистить от скверны наш континент. Реки крови. Целый океан, - монотонным голосом заговорила Горящая Звезда.
   Римо выбил револьвер у нее из рук. Горящая Звезда изумленно посмотрела на него и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
   - Она всегда такая, когда церковь посылает нам продукты, - сказал Люпэн. Их привозит священник на грузовике и пытается прочесть нам проповедь. Словно он из Армии спасения, только его продукты - дерьмо. О считает себя идеально подходящим для этой миссии только потому, что он индеец.
   - Да? - удивился Римо.
   - Да, - сказал Люпэн, - он чероки. У него такие странные глаза и все остальное... Мы разрешаем ему тут околачиваться и иногда напускаем на него фотографа.
   Военный совет проходил в красивом белом церковном здании. Оно выглядело красивым - по крайне мере, снаружи. Внутри же скамьи были в беспорядке, библии порваны, полы загажены. На скамьях спали мужчины и женщины.
   Некоторые из них, опершись в полудреме о подоконники разбитых окон с остатками грязных стекол, выцеживая последние капли виски из пустых бутылок. Клочья американского флага прикрывали разбитое пианино.
   И еще было оружие. Пистолеты в кобурах, винтовки, ружья, зажатые в руках, прислоненные к стене, сваленные в груду. Если бы кому-нибудь пришло в голову оборудовать арсенал в сортире, он бы выглядел именно так, подумал Римо.
   На месте кафедры проповедника сидел человек с косами, в оленьих шкурах. Он махнул рукой в сторону Римо:
   - Уберите этого ублюдка. Я не знаю его.
   - Он знает, как добыть еду! - заорал Люпэн. - И виски.
   - Пусть подойдет.
   - Это Деннис Пети, - сказал Люпэн, подводя Римо к мужчине.
   Пети взглянул с возвышения, и его тонкие губы растянулись в усмешке.
   - Он похож на очередного репортера.
   - Он не репортер, Пети, - сказал Люпэн.
   У Пети было бледное лоснящееся лицо человека злоупотребляющего шоколадом, молочным коктейлем и арахисом. На переднем зубе у него сверкала золотая коронка, и усмешка казалась попыткой продемонстрировать ее.
   - Ну и как ты собираешься добывать для нас еду? И с какой целью?
   - Я хочу участвовать в военной кампании, - сказал Римо.
   - Мы уже дважды охотились, но в результате имеем двух дохлых коров, которые успели протухнуть.
   - Это потому, что вы не умеете охотиться, - сказал Римо.
   - Я не умею охотиться? Это я не умею? Я, верховный вождь сиу, ирокезов, могауков, шайенов и дакотов? Арапахо, навахо и...
   - Эй, босс, кажется, он в самом деле может добыть нам еду.
   - Дерьмо собачье! Он не может даже сохранить себе жизнь, - сказал Пети и щелкнул пальцами. - Закон гласит, что верховный вождь не должен видеть кровь, находясь на верховном совете.
   И Пети повернулся к гостю спиной. Римо, по всей видимости, не читал ни "Нью-Йорк Глоуб", ни "Вашингтон Пост", а то бы он сразу же узнал Пети.
   - Я пытался помочь тебе, - с сожалением шепнул провожатый Римо.
   - Все в порядке, друг, - сказал Римо.
   Из ризницы вышли пятеро. У одного был головной убор из перьев, у другого косы, как у Пети. Тот, что с перьями, вынул из-под пончо складной нож. Щелкнув, показалось лезвие.
   - Он мой, - сказал индеец, и сделал выпад, намереваясь вонзить нож в грудь Римо. К сожалению, ему это не удалось, так как нож выпал из его руки. Кроме того, у него возникли дополнительные трудности, так как палец Римо насквозь проткнул его шею.
   Насвистывая "Я иду к тебе Господи", в честь освобожденной из-под власти белых церкви, Римо отбросил владельца ножа к дальней стене. Затем он поймал индейца с самыми длинными косами и обмотал их вокруг его шеи, чтобы военная раскраска выглядела еще экзотичнее на темном фоне. Шаг налево - и он попал рукой в лоб еще одному. Шаг направо поверг наземь четвертого индейского революционера и явился причиной неожиданного прозрения пятого.
   - Ты - мой брат, - сказал он Римо. - Теперь ты один из нас.
   Услышав эти слова, Пети обернулся и увидел, как один из его людей захлебывается кровью, второй посинел от удушья, двое других лежат на скамьях с почерневшими лицами. Их недавние чаяния оказались последними.
   - Мы принимаем тебя в племя, - сказал Пети.
   - Спасибо, брат.
   Внезапно скамьи затряслись, и церковь содрогнулась до самого основания.
   - Что это? - спросил Римо.
   - Ничего особенного, - сказал Деннис Пети. - Просто мы взрываем памятник. Пойдем посмотрим, удалось ли им это сделать.
   - Спорю, что не удалось, - ответил, переводя дыхание, Римо.
   Глава 4
   Владивосток оказался не самым плохим местом для работы. По крайней мере, там было электричество, и кадровый офицер крупнейшего тихоокеанского порта России всегда мог рассчитывать на отдельную комнату в гостинице с одним телевизором на два номера.
   Конечно, это не дачи под Москвой, тут не было лимузинов, но мясо давали три раза в неделю, а весной из Кореи Японским морем привозили свежие дыни.
   Могло быть и хуже. В сталинские времена Валашникова, если бы ему посчастливилось, расстреляли бы. В худшем случае он оказался бы живым мертвецом в одном из концентрационных лагерей, заполнивших необъятные российские просторы.
   Но в России сейчас царили новые порядки, если их можно было с полным правом назвать новыми, и Валашников, избежав военного трибунала, был назначен служить в народный порт Владивосток, где занимался в основном просмотром отечественных телепередач. Однажды в конфиденциальной беседе он заметил, что если "часами смотреть наше телевидение, то вечный сон не покажется вечным".
   Темные глаза Валашникова уже не сияли умом и талантом юности. Щеки обвисли, он почти полностью облысел, лишь на висках и за ушами торчали пучки седых волос. Толстое брюшко выдавалось вперед, словно мяч. Он сидел за столом в старом шелковом халате и пил чай с сахаром вприкуску.
   - Правда, русское телевидение - лучшее в мире? - спросила его десятилетняя подружка, хорошенькая девочка с пухленькими щечками и миндалевидными глазами, которая терпела его объятия за финики в сахаре и мелкие монетки.
   - Нет. Оно скучное.
   - А ты когда-нибудь смотрел другое?
   - Да. Американское. Французское. Английское.
   - Ты был в Америке?
   - Я не имею права говорить об этом, лапочка. Иди сюда, сядь рядышком.
   - Мне снять трусики?
   - Да, ты же знаешь, как мне нравится.
   - Мама говорит, ты должен мне за это давать больше денег. А мне нравятся конфеты.
   - У меня мало денег. Я дам тебе лимонный леденец.
   - Я хочу сначала посмотреть новости. В школе спрашивают.
   - Хочешь, я расскажу тебе, что скажут в программе новостей? "Капитализм разлагается, коммунизм набирает силу, но мы должны остерегаться фанатичного ревизионизма китайских поджигателей войны, а также внутренних врагов фашиствующих литераторов в нашей стране." А теперь дай мне потрогать тебя.
   - Если я не посмотрю новости, - сказала девочка, - мне придется сказать учительнице, почему я не посмотрела их. Чем я в это время занималась.
   - Тогда давай посмотрим, - сказал Валашников, которого перехитрил десятилетний ребенок. Если бы его гениальный, но теперь спящий ум не обладал таким запасом знаний, Валашников мог бы подумать, что опустился на самое дно человеческой жизни. Но он знал, что всегда можно увязнуть еще глубже.
   Новости начались с показа того, как загнивает Америка. Оплот капитализма сотрясают массовые волнения. Индейцы - оборванные сыновья племен, стертых с лица земли, подняли восстание, с помощью марксистско-ленинской теории требуя вернуть украденные у них земли. Их учителями были истинные сторонники диалектического материализма, а не китайские ревизионисты.
   - Что это такое? - спросила девочка, показывая пальцем на экран телевизора.
   - Это, моя лапочка, памятник погибшему в 1873 году индейскому племени, убийство которого правительство сначала замалчивало, а потом, в начале шестидесятых годов, признало и соорудило памятник собственному вероломству. Монумент выполнен из черного мрамора, 50 футов в длину и 25 в ширину. В центре - бронзовый диск двадцать футов в диаметре. Это памятник. Всего лишь памятник. Недалеко от него вырос городок под названием Вундед-Элк, в нем живую индейцы племени Апова. Эти люди на экране, подделывающиеся под индейцев, - не Апова. Не говори никому. Я могу добавить, что ни один человек из племени Апова никогда официально не работал на правительство Соединенных Штатов, а также не изучал курса ядерной физики. Каждый год Вундед-Элк посещают сто тысяч человек, и все благодаря книге некой Линн Косгроув.
   Мисс Косгроув никогда не работала на правительство США, будучи членом Социалистической Партии. ЦРУ также не платило ей за эту книгу.
   В радиусе сорока миль вокруг памятника нет ни одного воинского подразделения. Единственный человек, находящийся на службе у правительства, посещает памятник раз в месяц, чтобы его помыть и очистить от мха.