Страница:
Он распахнул дверь в свой роскошный конференц-зал, который дал бы сто очков вперед даже выпендрежному «Метрополитен-клабу». Там меня ожидали директора фирмы – наивлиятельнейшие персоны округа Колумбия.
– Прошу внимания, господа. Я хочу представить вам нашего нового старшего сотрудника Майкла Форда.
Собравшиеся шишки зааплодировали, затем все по очереди пожали мне руку и похлопали по плечу. У Дэвиса я работал всего четыре месяца – с мая по август. Кто-то обмолвился, что в истории фирмы это самое резвое восхождение по служебной лестнице.
Дэвис поднял руку, и в зале воцарилась тишина.
– А теперь давайте-ка отсюда выбираться, – прошелестел он своим еле слышным голосом. – Увидимся через полчаса в «Брассери-Бек», у нас там заказан банкетный зал.
Напоследок еще раз меня поздравив, директора потихоньку покинули конференц-зал. Дэвис же проводил меня на второй этаж в мой новый кабинет – красивый и уютный, как оксфордская библиотека.
– Займешь его в понедельник, – сказал он.
Я тут же оценил расстояние до кабинета Энни Кларк – не более пятидесяти футов. Поймав мой взгляд, Дэвис слабо улыбнулся, но не проронил ни слова. Мужик явно знал толк в средствах воздействия.
– Чего ты еще хочешь, Майк? Назови.
Я растерялся. Я получил все, на что нацеливался. Достойную жизнь, хорошую работу, уважение. И даже больше – о чем я даже не мечтал. Выслеживая Гулда, я чересчур увлекся – такого азарта я не испытывал уже долгие годы, с тех самых пор, как отказался от грязных делишек. Причем Дэвису это вполне даже понравилось: честная работа и не очень-то честные замашки, которые всегда останутся при мне. Здесь я могу быть весьма востребованным человеком – и мне не придется скрывать свое происхождение.
– Я на самом деле счастлив, сэр. Я и так слишком много получил.
– Так все же? – не отступал он.
Я прекрасно понимал, что Дэвис не просто упражняется, пытаясь меня раззадорить. Он говорил вполне серьезно.
С минуту я молчал, не отваживаясь поймать его на слове.
– Не знаю, правильно ли… – выдавил я наконец.
Он, наверно, решил, что я судорожно прикидываю в уме вполне выполнимые запросы: «Мерседес-бенц SLK-230», личная уборная в офисе… Однако то единственное, о чем я мог сейчас думать, было куда замысловатее, поскольку я скрывал это очень долго, и, сказать по правде, какая-то часть меня этого вовсе не желала.
– У меня есть отец… Он…
– Я знаю про твоего отца.
– Он подал прошение об условно-досрочном освобождении. Шестнадцать лет он отсидел, и восемь еще осталось. Вы можете помочь его оттуда вытащить?
– Я сделаю все, что смогу, Майк. Все.
Глава третья
Глава четвертая
– Прошу внимания, господа. Я хочу представить вам нашего нового старшего сотрудника Майкла Форда.
Собравшиеся шишки зааплодировали, затем все по очереди пожали мне руку и похлопали по плечу. У Дэвиса я работал всего четыре месяца – с мая по август. Кто-то обмолвился, что в истории фирмы это самое резвое восхождение по служебной лестнице.
Дэвис поднял руку, и в зале воцарилась тишина.
– А теперь давайте-ка отсюда выбираться, – прошелестел он своим еле слышным голосом. – Увидимся через полчаса в «Брассери-Бек», у нас там заказан банкетный зал.
Напоследок еще раз меня поздравив, директора потихоньку покинули конференц-зал. Дэвис же проводил меня на второй этаж в мой новый кабинет – красивый и уютный, как оксфордская библиотека.
– Займешь его в понедельник, – сказал он.
Я тут же оценил расстояние до кабинета Энни Кларк – не более пятидесяти футов. Поймав мой взгляд, Дэвис слабо улыбнулся, но не проронил ни слова. Мужик явно знал толк в средствах воздействия.
– Чего ты еще хочешь, Майк? Назови.
Я растерялся. Я получил все, на что нацеливался. Достойную жизнь, хорошую работу, уважение. И даже больше – о чем я даже не мечтал. Выслеживая Гулда, я чересчур увлекся – такого азарта я не испытывал уже долгие годы, с тех самых пор, как отказался от грязных делишек. Причем Дэвису это вполне даже понравилось: честная работа и не очень-то честные замашки, которые всегда останутся при мне. Здесь я могу быть весьма востребованным человеком – и мне не придется скрывать свое происхождение.
– Я на самом деле счастлив, сэр. Я и так слишком много получил.
– Так все же? – не отступал он.
Я прекрасно понимал, что Дэвис не просто упражняется, пытаясь меня раззадорить. Он говорил вполне серьезно.
С минуту я молчал, не отваживаясь поймать его на слове.
– Не знаю, правильно ли… – выдавил я наконец.
Он, наверно, решил, что я судорожно прикидываю в уме вполне выполнимые запросы: «Мерседес-бенц SLK-230», личная уборная в офисе… Однако то единственное, о чем я мог сейчас думать, было куда замысловатее, поскольку я скрывал это очень долго, и, сказать по правде, какая-то часть меня этого вовсе не желала.
– У меня есть отец… Он…
– Я знаю про твоего отца.
– Он подал прошение об условно-досрочном освобождении. Шестнадцать лет он отсидел, и восемь еще осталось. Вы можете помочь его оттуда вытащить?
– Я сделаю все, что смогу, Майк. Все.
Глава третья
Вскоре после моего повышения меня стали назначать на те же дела, над которыми работала и Энни Кларк. Я уж начал думать, не стоит ли за этим сам Дэвис. Хотя наша совместная работа едва ли походила на известную игру «Семь минут в раю».
Теперь мы оба являлись старшими сотрудниками, но все же в каждом проекте руководила она. В фирме Энни работала уже четыре года, и поговаривали, что она метит стать первой женщиной-партнером. Она много времени проводила с Генри один на один, что в конторе воспринимали как неоспоримое доказательство ее влияния.
В «Группе Дэвиса» витал ощутимый дух мужского соперничества, что сильно напоминало мне семинары в Гарвардской школе права. Однако Энни Кларк умела выбиться в лидеры, причем делала это очень сдержанно, с бесстрастным юмором – и очень качественно. А притом насколько она была привлекательна, это создавало просто убийственный эффект. И – увы для меня! – это была не та красотка, с которой можно просто флиртовать. Многие наши ребята боялись ее до полусмерти.
Проработав бок о бок столько часов, мы пришли к прекрасному взаимопониманию и сделались добрыми друзьями-коллегами. И нередко, сидя в конце конференц-зала уже в одиннадцать вечера и в последний раз проверяя отчет для клиента, я словно улавливал исходящие от нее флюиды. От нее катилась такая волна тепла, что казалось самым естественным придвинуться к ней ближе, коснуться ее руки, плеча, заглянуть ей в глаза. У меня появлялось странное чувство, будто Энни чего-то ждет, словно испытывая меня на смелость.
Я бы с легкостью повелся на это свое заблуждение, для меня это было суровое испытание на прочность. Однако теперь, когда я наконец пробился к хорошей жизни, работая в «Группе Дэвиса», мне казалось не самой лучшей затеей приударить за женщиной, которая не то чтобы была моим начальником, но определенно стояла выше по служебной лестнице и являлась приближенным лицом самого Генри. К тому же нас постоянно поджимали сроки и всегда окружали коллеги – и на все это мне было совсем не наплевать.
И все же мой интриганский мозг не мог не раскаляться докрасна, изобретая все новые способы свести нас вместе. Однако Энни первая поймала меня. В подвале здания фирмы располагался спортзал. Открываешь ничем не примечательную дверь в углу подземного паркинга – и вдруг оказываешься в невообразимом фитнес-центре, занимающем больше гектара площади, где поблескивают всевозможные новенькие тренажеры, горят телевизионные панели и тебя поджидают аккуратно сложенные спортивные костюмы с логотипом «Группы Дэвиса».
Около полуночи или в час ночи, когда уборщики уходят и здание фирмы пустеет, а ты все сидишь за работой и оттого, что долго пялишься в монитор, начинаешь уже сходить с ума, спортзал – это просто рай.
Однажды ночью, спустившись в спортзал, я решил размяться после шестнадцатичасового сидения перед компьютером. Вся скопившаяся за это время энергия плеснула из меня наружу, и я, похоже, немного перебрал, упражняясь на беговой дорожке, подтягиваясь, отжимаясь, вскидывая штангу, потея, задыхаясь – и при этом врубив на полную громкость айпод. Изматывал я себя всевозможными нагрузками буквально до самозабвения.
За тот порядочный срок, что я проработал у Дэвиса, я не встречал там ни единого человека в такое время. В самом деле, это ж каким надо быть маньяком, чтобы на рассвете таскаться в служебный спортзал. Да ладно – какие уж там оправдания! В разгар тренировки известная песня Ареты Франклин «Respect» вдруг всплыла среди свалки музыки в моем айподе, и я, не удержавшись, заголосил во всю силу легких, пританцовывая среди тренажеров. Эндорфины, черт бы их побрал!
Не обращая внимания ни на что вокруг, я уже выводил кульминацию песни:
…когда вдруг в десятке шагов увидел Энни, с напускной безучастностью занимающуюся на эллиптическом тренажере. Уже второй раз она подкралась ко мне незамеченной!
Я замер на самой середине рулады: «Подари-и же мне это!»
Энни изобразила вежливый аплодисмент.
– О-о, мой мальчик! – закончил я.
Энни подошла ко мне, заглянула в экран айпода:
– Неужто Арета? Вот уж чего никак от тебя не ожидала.
– Чего? – удивился я.
– Такой душевной музыки.
– Ну извини.
– В смысле, именно соула не ожидала, – попыталась объяснить она. – В общем, такого саундтрека я как-то не ждала услышать, когда ты тут… Кстати, что это ты отрабатывал тут на полу?
Упражнение это называется «бурпи», но я вовсе не собирался просвещать Энни на сей счет.
– Ничего. У меня, кстати, много есть соула.
– Хочу заметить – потрясающе двигаешься.
– Спасибо. – Я затаил дыхание. Сейчас или никогда. – Слушай, может, встретимся как-нибудь вне работы? Ты что делаешь на выходных?
– Я занята, – нахмурилась она.
Еще не поздно спасти ситуацию.
– Жаль. Ну, может, в какой-то другой день?
– На самом деле, было бы неплохо. – Она накинула на шею полотенце. – Кстати, а как ты относишься к пешему туризму?
Даже если б она спросила, увлекаюсь ли я охотой за металлами, я бы, разумеется, ответил «да».
– Положительно.
– Мы с друзьями собираемся в субботу за город. Присоединяйся, если свободен.
И вот я карабкаюсь по гранитным валунам в парке Шенандоа. Впереди меня в туристских ботинках и шерстяных гетрах, навевающих стойкое ощущение, будто я очутился где-нибудь в Швейцарии, пыхтит Энни.
Всякий раз, когда я пытался представить ее вне работы, воображение рисовало мне сцены великосветской жизни с высокопарными беседами и вальсами. И теперь я не мог избавиться от удивления, когда Энни Кларк – голубая кровь, с Йельским университетом в резюме – вела меня по сказочно живописным местам к купальне в горной впадине.
Друзья Энни сказали, что вода, должно быть, чересчур холодная для плавания, она же пожала плечами и вопросительно посмотрела на меня. По мне, так пусть хоть там Северное море!
И вот мы вдвоем двинулись вниз. В узком ущелье, пробившем древние леса, падал с сорокафутовой высоты водяной каскад. Стояло начало сентября, и было еще довольно-таки тепло, но вода там оказалась просто ледяной. Энни разулась, стянула футболку с длинными рукавами, оставшись в спортивном топе и шортах, и прыгнула в воду первая. Даже сейчас, вспоминая, как она скользила тогда в прозрачной воде, как улеглась потом на берегу, как по ее гладкой коже скакали солнечные зайчики, потому что ветер качал над ней ветви деревьев, у меня замирает сердце.
Я разделся до трусов и тоже прыгнул в купальню. Будь Энни сиреной, я бы с радостью последовал бы за ней под воду, даже не рассчитывая вернуться на берег. Хотя я и не надеялся, что она позвала бы меня за собой.
– Хочешь пройти под водопадом? – спросила Энни, когда я выбрался на берег рядом с ней.
– Конечно хочу, – ответил я вместо мелькнувшего в голове: «Слушаюсь!.. Ах ты господи…»
– Там может быть немножко страшно.
– Думаю, обойдется. – И в самом деле, что ж такого может быть припасено у прячущейся здесь лесной феи, что меня могло бы испугать?
Энни подошла к крутому склону, образованному двумя огромными – не меньше тридцати футов, – притершимися друг к другу скалами.
– Сюда, – показала она на то, что и расселиной было не назвать. Трещина в камне! А внутри – непроглядная темень.
Энни втиснулась в эту щель и поползла во мрак. Я последовал за ней. На протяжении восьми футов было вообще ничего не видно. Щель оказалась ужасно тесной: от стенок отражалось дыхание, и очень отчетливо слышалось, как наверху шумит водопад.
– Поворачивай сюда, – сказала она во мраке, точно бесплотный дух.
Я пошарил в темноте – девушка взяла меня за руку и провела мимо острого каменного выступа.
Мы оказались в глубоком кармане в толще горы. Откуда-то сверху капала вода и струилась у меня по лицу.
– А теперь – вниз!
Земля точно уплыла из-под ног, и я по пояс ухнул в ледяную воду. Потолок пещеры пошел вниз, водоем сделался заметно глубже – и вскоре осталось всего на фут воздушного пространства. Разом накатили приступ клаустрофобии, страх утонуть. Надо заметить, на флоте мне довелось немало посидеть в трюмах без единого иллюминатора, и я задыхался даже на самых лучших судах нашего военно-морского учебно-тренировочного центра на Великих озерах.
Я только успел подивиться, сколько же храбрости у этой женщины, и тут ее приятный голос сообщил:
– Отлично. А теперь мы нырнем и проплывем подводным тоннелем. Он небольшой, всего двенадцать футов, а потом тебя подхватит потоком и вынесет в пещеру под водопадом.
– Ну-у… хорошо.
Ничего себе – хорошо! Я не настолько горд, чтобы не признать: звучало это предложение чертовски жутко.
– Ты мне доверяешь?
– Все меньше и меньше.
Она рассмеялась.
– Просто задержи дыхание и не противься течению. Готов? Пошел!
Услышав напоследок, как она набрала воздуха, я упал в воду. Нырнув глубже, я скользнул вдоль гладких каменных стен. Постепенно меня начала охватывать паника. В ширину тоннель был не больше двух футов – слишком узким, чтобы работать руками, – и полностью заполнен водой. Подвсплыть и глотнуть воздуха там было невозможно. Оставалось только, толкаясь ногами, двигаться вперед. Наконец меня подхватило течением, спустя мгновение сбоку буквально ударила стена воды. После долгого пребывания в темноте солнце ослепило глаза, точно фотовспышка. Нас выкинуло с десятифутового ската в воздух, и мы плюхнулись в воду в каменном углублении за оглушительно рокочущей стеной главного водопада. Тяжело дыша и распахнув глаза, мы поднялись из воды. Я так перенервничал и так был рад спасению, что сгреб свою спутницу в медвежьи объятия и выкрикнул:
– Ох ты, едрическая сила, здорово-то как!
– Правда?
Я, надо думать, не единожды помянул эту самую силу, пока до меня наконец дошло, что мы с Энни оказались в гроте. После смертельного броска нас обоих колотил адреналин, и едва ли это было подходящее время для решительных действий – чрезмерной пылкостью я мог легко разрушить любую надежду завоевать девчонку своей мечты. Но все же… В гроте… под водопадом… Разве мог я удержаться?
Мы посмотрели друг другу в глаза. Ничего в ответ – ее взгляд не был ни отталкивающим, ни призывным. В нем не читалось ни дерзкой храбрости, ни торжества. Я придвинулся к ней ближе… еще чуть ближе… Ничего. Энни ни потянулась ко мне, ни отпрянула. В глазах – стопроцентная непроницаемость!
Держи себя в руках, парень!
Я сократил расстояние между нами наполовину. Потом на три четверти. На девяносто процентов… На девяносто пять…
Когда ты уже на полпути к поцелую, когда еще пара дюймов – и ваши лица соприкоснутся, все же ожидаешь, что более или менее приличная девушка должна подать хоть какой-то знак – то ли тебе использовать свой шанс, то ли убираться восвояси.
Ничего. Никакой реакции. Такое я встречал впервые.
Я чувствовал себя точно между линиями фронта – ничем не защищенным и без малейшей надежды на чью-то помощь. Я вовсе не собирался овладеть мисс Энни Кларк без хотя бы ничтожного, еле заметного знака поощрения с ее стороны.
А потому остановился – в дюйме от наслаждения. Ставка была слишком высока: девушка, о которой мечтаешь, с которой каждый день видишься на работе и так далее… Я отстранился. Энни по-прежнему смотрела на меня. Все с тем же совершенно непроницаемым лицом.
– В таком романтическом месте очень трудно удержаться, чтобы тебя не поцеловать.
– Я бы вернула тебе поцелуй, – произнесла она. – Мне просто любопытно было посмотреть, как далеко ты можешь зайти.
Вмиг обмыслив ее слова, я провел пальцами по волосам у нее над ухом, нежно обхватил затылок и поцеловал ее – пронизывающим все тело, вырывающим из земного бытия, уверенным, властным мужским поцелуем.
Уже поздним вечером, когда Энни подбросила меня до дома, я, прощаясь, спросил, когда мы увидимся снова.
– Посмотрим, – ответила она и усмехнулась. – Я, знаешь ли, стараюсь не гадить, где кушаю.
Но все равно у меня от счастья кружилась голова. Я до сих пор не мог поверить, что так быстро сблизился с Энни. В уме никак не увязывалась та девчонка-оторва, шастающая по горам, с рафинированной вашингтонской фифой, которую я знал по работе. Так легко и естественно между нами случился роман – и заканчиваться он явно не собирался.
Поначалу, как принято, мы назначали свидания, и я пытался всячески ее обворожить: мы дегустировали разные кухни и вина, ходили после работы в «Собрание Филлипса»[16] с непременным коктейлем в музейной кафешке. Но, к удивлению, очень скоро мы превратились в стабильную, нагулявшуюся по свиданиям пару. Когда не было срочной работы, мы могли все выходные бродить рука об руку по живописным окрестностям вблизи моего дома, или по полдня сидеть, болтая обо всем на свете, в каком-нибудь кафе, или читать рядышком на террасе. Нам ни на миг не хотелось расставаться. Я с огромным удовольствием наблюдал, как она оккупирует мою ванную, мало-помалу – то зубной щеткой, то флаконом с шампунем, – столбит отвоеванное пространство. Мое жилище было больше, чем ее, к тому же гораздо ближе к работе, а потому ей не было нужды каждый вечер возвращаться в свое однокомнатное пристанище в Гловер-парке. Как и в большинстве апартаментов вашингтонских трудоголиков, в ее квартире был минимум мебели и целые стопки нераспакованных коробок по кладовкам и шкафам.
Однажды вечером, месяца три спустя после того первого поцелуя, Энни приехала ко мне прямо с работы, прихватив тюк одежды из химчистки возле офиса. Мы поздно поужинали и устроились на диване почитать. Я сидел с краю, она же вытянулась, положив ноги на подлокотник, а голову – мне на колени, и я гладил ее по волосам. Через некоторое время Энни отложила книжку и, кивнув на свои костюмы, что висели в пластиковых пакетах на дверной ручке кладовки в передней, спросила:
– Ты не против, если я их оставлю здесь? Это будет проще, чем каждую ночь убегать домой переодеться.
Я задумчиво посмотрел на ее одежки. Все это время я что было сил старался не испугать ненароком свою подругу, выпалив фатальное: «Выходи за меня замуж», что просилось на язык всякий раз, как она заглянет мне в глаза. Я надеялся, мы с каждым днем будем все ближе и ближе друг к другу, что нам все комфортнее будет вместе – и в один прекрасный день я смогу захватить ее без долгого и сомнительного выяснения наших взаимоотношений. Наконец мой план сработал. Это был один из немногих моментов, когда я счел за лучшее промолчать. Хотя, сказать по правде, я влюбился в нее безумно и был бы беспредельно счастлив, если бы Энни перебралась ко мне в первый же день.
– Мне бы не хотелось тебя как-то стеснять, – произнесла она.
– Ну что ты, – отозвался я. – Ты лучшее, что когда-то случалось в моей жизни.
Я наклонился к ней и поцеловал в губы. Энни пробежала пальцами по моим волосам и посмотрела в глаза долгим, обволакивающим, нежным взглядом, явно обещавшим, что эта наша тихая вечеринка в гостиной вот-вот переберется в спальню.
Но тут зазвонил ее телефон. Он лежал на столе, ближе ко мне.
Я глянул на экран:
– Это Генри Дэвис.
– Не возражаешь? – спросила она и как бы невзначай обмолвилась: – Это по делу, очень важно. Я готовлю завтрашний запрос руководителю SEC[17].
– Держи, – передал я ей мобильник и мысленно выругался.
Она ответила Дэвису и вышла поговорить на террасу. Около пяти минут она стояла там на холоде.
– Извини, – вернувшись, сказала Энни и виновато улыбнулась. – А теперь… – провела она ладонью мне по груди. – Как насчет…
Я решил это не обсуждать. Просто взял ее за руку и повел наверх, в спальню.
Да, Энни, это работа. Благодаря ей у меня теперь было все, о чем я когда-либо грезил. И казалось, будто все это получилось как-то уж слишком просто. Хотя, конечно же, так оно и было.
Теперь мы оба являлись старшими сотрудниками, но все же в каждом проекте руководила она. В фирме Энни работала уже четыре года, и поговаривали, что она метит стать первой женщиной-партнером. Она много времени проводила с Генри один на один, что в конторе воспринимали как неоспоримое доказательство ее влияния.
В «Группе Дэвиса» витал ощутимый дух мужского соперничества, что сильно напоминало мне семинары в Гарвардской школе права. Однако Энни Кларк умела выбиться в лидеры, причем делала это очень сдержанно, с бесстрастным юмором – и очень качественно. А притом насколько она была привлекательна, это создавало просто убийственный эффект. И – увы для меня! – это была не та красотка, с которой можно просто флиртовать. Многие наши ребята боялись ее до полусмерти.
Проработав бок о бок столько часов, мы пришли к прекрасному взаимопониманию и сделались добрыми друзьями-коллегами. И нередко, сидя в конце конференц-зала уже в одиннадцать вечера и в последний раз проверяя отчет для клиента, я словно улавливал исходящие от нее флюиды. От нее катилась такая волна тепла, что казалось самым естественным придвинуться к ней ближе, коснуться ее руки, плеча, заглянуть ей в глаза. У меня появлялось странное чувство, будто Энни чего-то ждет, словно испытывая меня на смелость.
Я бы с легкостью повелся на это свое заблуждение, для меня это было суровое испытание на прочность. Однако теперь, когда я наконец пробился к хорошей жизни, работая в «Группе Дэвиса», мне казалось не самой лучшей затеей приударить за женщиной, которая не то чтобы была моим начальником, но определенно стояла выше по служебной лестнице и являлась приближенным лицом самого Генри. К тому же нас постоянно поджимали сроки и всегда окружали коллеги – и на все это мне было совсем не наплевать.
И все же мой интриганский мозг не мог не раскаляться докрасна, изобретая все новые способы свести нас вместе. Однако Энни первая поймала меня. В подвале здания фирмы располагался спортзал. Открываешь ничем не примечательную дверь в углу подземного паркинга – и вдруг оказываешься в невообразимом фитнес-центре, занимающем больше гектара площади, где поблескивают всевозможные новенькие тренажеры, горят телевизионные панели и тебя поджидают аккуратно сложенные спортивные костюмы с логотипом «Группы Дэвиса».
Около полуночи или в час ночи, когда уборщики уходят и здание фирмы пустеет, а ты все сидишь за работой и оттого, что долго пялишься в монитор, начинаешь уже сходить с ума, спортзал – это просто рай.
Однажды ночью, спустившись в спортзал, я решил размяться после шестнадцатичасового сидения перед компьютером. Вся скопившаяся за это время энергия плеснула из меня наружу, и я, похоже, немного перебрал, упражняясь на беговой дорожке, подтягиваясь, отжимаясь, вскидывая штангу, потея, задыхаясь – и при этом врубив на полную громкость айпод. Изматывал я себя всевозможными нагрузками буквально до самозабвения.
За тот порядочный срок, что я проработал у Дэвиса, я не встречал там ни единого человека в такое время. В самом деле, это ж каким надо быть маньяком, чтобы на рассвете таскаться в служебный спортзал. Да ладно – какие уж там оправдания! В разгар тренировки известная песня Ареты Франклин «Respect» вдруг всплыла среди свалки музыки в моем айподе, и я, не удержавшись, заголосил во всю силу легких, пританцовывая среди тренажеров. Эндорфины, черт бы их побрал!
Не обращая внимания ни на что вокруг, я уже выводил кульминацию песни:
О-о-о, твои поцелуи-и,
Они слаще меда-а
И дороже всех денег!
И все, что мне надо-о,
Когда ты приходи-ишь…
…когда вдруг в десятке шагов увидел Энни, с напускной безучастностью занимающуюся на эллиптическом тренажере. Уже второй раз она подкралась ко мне незамеченной!
Я замер на самой середине рулады: «Подари-и же мне это!»
Энни изобразила вежливый аплодисмент.
– О-о, мой мальчик! – закончил я.
Энни подошла ко мне, заглянула в экран айпода:
– Неужто Арета? Вот уж чего никак от тебя не ожидала.
– Чего? – удивился я.
– Такой душевной музыки.
– Ну извини.
– В смысле, именно соула не ожидала, – попыталась объяснить она. – В общем, такого саундтрека я как-то не ждала услышать, когда ты тут… Кстати, что это ты отрабатывал тут на полу?
Упражнение это называется «бурпи», но я вовсе не собирался просвещать Энни на сей счет.
– Ничего. У меня, кстати, много есть соула.
– Хочу заметить – потрясающе двигаешься.
– Спасибо. – Я затаил дыхание. Сейчас или никогда. – Слушай, может, встретимся как-нибудь вне работы? Ты что делаешь на выходных?
– Я занята, – нахмурилась она.
Еще не поздно спасти ситуацию.
– Жаль. Ну, может, в какой-то другой день?
– На самом деле, было бы неплохо. – Она накинула на шею полотенце. – Кстати, а как ты относишься к пешему туризму?
Даже если б она спросила, увлекаюсь ли я охотой за металлами, я бы, разумеется, ответил «да».
– Положительно.
– Мы с друзьями собираемся в субботу за город. Присоединяйся, если свободен.
И вот я карабкаюсь по гранитным валунам в парке Шенандоа. Впереди меня в туристских ботинках и шерстяных гетрах, навевающих стойкое ощущение, будто я очутился где-нибудь в Швейцарии, пыхтит Энни.
Всякий раз, когда я пытался представить ее вне работы, воображение рисовало мне сцены великосветской жизни с высокопарными беседами и вальсами. И теперь я не мог избавиться от удивления, когда Энни Кларк – голубая кровь, с Йельским университетом в резюме – вела меня по сказочно живописным местам к купальне в горной впадине.
Друзья Энни сказали, что вода, должно быть, чересчур холодная для плавания, она же пожала плечами и вопросительно посмотрела на меня. По мне, так пусть хоть там Северное море!
И вот мы вдвоем двинулись вниз. В узком ущелье, пробившем древние леса, падал с сорокафутовой высоты водяной каскад. Стояло начало сентября, и было еще довольно-таки тепло, но вода там оказалась просто ледяной. Энни разулась, стянула футболку с длинными рукавами, оставшись в спортивном топе и шортах, и прыгнула в воду первая. Даже сейчас, вспоминая, как она скользила тогда в прозрачной воде, как улеглась потом на берегу, как по ее гладкой коже скакали солнечные зайчики, потому что ветер качал над ней ветви деревьев, у меня замирает сердце.
Я разделся до трусов и тоже прыгнул в купальню. Будь Энни сиреной, я бы с радостью последовал бы за ней под воду, даже не рассчитывая вернуться на берег. Хотя я и не надеялся, что она позвала бы меня за собой.
– Хочешь пройти под водопадом? – спросила Энни, когда я выбрался на берег рядом с ней.
– Конечно хочу, – ответил я вместо мелькнувшего в голове: «Слушаюсь!.. Ах ты господи…»
– Там может быть немножко страшно.
– Думаю, обойдется. – И в самом деле, что ж такого может быть припасено у прячущейся здесь лесной феи, что меня могло бы испугать?
Энни подошла к крутому склону, образованному двумя огромными – не меньше тридцати футов, – притершимися друг к другу скалами.
– Сюда, – показала она на то, что и расселиной было не назвать. Трещина в камне! А внутри – непроглядная темень.
Энни втиснулась в эту щель и поползла во мрак. Я последовал за ней. На протяжении восьми футов было вообще ничего не видно. Щель оказалась ужасно тесной: от стенок отражалось дыхание, и очень отчетливо слышалось, как наверху шумит водопад.
– Поворачивай сюда, – сказала она во мраке, точно бесплотный дух.
Я пошарил в темноте – девушка взяла меня за руку и провела мимо острого каменного выступа.
Мы оказались в глубоком кармане в толще горы. Откуда-то сверху капала вода и струилась у меня по лицу.
– А теперь – вниз!
Земля точно уплыла из-под ног, и я по пояс ухнул в ледяную воду. Потолок пещеры пошел вниз, водоем сделался заметно глубже – и вскоре осталось всего на фут воздушного пространства. Разом накатили приступ клаустрофобии, страх утонуть. Надо заметить, на флоте мне довелось немало посидеть в трюмах без единого иллюминатора, и я задыхался даже на самых лучших судах нашего военно-морского учебно-тренировочного центра на Великих озерах.
Я только успел подивиться, сколько же храбрости у этой женщины, и тут ее приятный голос сообщил:
– Отлично. А теперь мы нырнем и проплывем подводным тоннелем. Он небольшой, всего двенадцать футов, а потом тебя подхватит потоком и вынесет в пещеру под водопадом.
– Ну-у… хорошо.
Ничего себе – хорошо! Я не настолько горд, чтобы не признать: звучало это предложение чертовски жутко.
– Ты мне доверяешь?
– Все меньше и меньше.
Она рассмеялась.
– Просто задержи дыхание и не противься течению. Готов? Пошел!
Услышав напоследок, как она набрала воздуха, я упал в воду. Нырнув глубже, я скользнул вдоль гладких каменных стен. Постепенно меня начала охватывать паника. В ширину тоннель был не больше двух футов – слишком узким, чтобы работать руками, – и полностью заполнен водой. Подвсплыть и глотнуть воздуха там было невозможно. Оставалось только, толкаясь ногами, двигаться вперед. Наконец меня подхватило течением, спустя мгновение сбоку буквально ударила стена воды. После долгого пребывания в темноте солнце ослепило глаза, точно фотовспышка. Нас выкинуло с десятифутового ската в воздух, и мы плюхнулись в воду в каменном углублении за оглушительно рокочущей стеной главного водопада. Тяжело дыша и распахнув глаза, мы поднялись из воды. Я так перенервничал и так был рад спасению, что сгреб свою спутницу в медвежьи объятия и выкрикнул:
– Ох ты, едрическая сила, здорово-то как!
– Правда?
Я, надо думать, не единожды помянул эту самую силу, пока до меня наконец дошло, что мы с Энни оказались в гроте. После смертельного броска нас обоих колотил адреналин, и едва ли это было подходящее время для решительных действий – чрезмерной пылкостью я мог легко разрушить любую надежду завоевать девчонку своей мечты. Но все же… В гроте… под водопадом… Разве мог я удержаться?
Мы посмотрели друг другу в глаза. Ничего в ответ – ее взгляд не был ни отталкивающим, ни призывным. В нем не читалось ни дерзкой храбрости, ни торжества. Я придвинулся к ней ближе… еще чуть ближе… Ничего. Энни ни потянулась ко мне, ни отпрянула. В глазах – стопроцентная непроницаемость!
Держи себя в руках, парень!
Я сократил расстояние между нами наполовину. Потом на три четверти. На девяносто процентов… На девяносто пять…
Когда ты уже на полпути к поцелую, когда еще пара дюймов – и ваши лица соприкоснутся, все же ожидаешь, что более или менее приличная девушка должна подать хоть какой-то знак – то ли тебе использовать свой шанс, то ли убираться восвояси.
Ничего. Никакой реакции. Такое я встречал впервые.
Я чувствовал себя точно между линиями фронта – ничем не защищенным и без малейшей надежды на чью-то помощь. Я вовсе не собирался овладеть мисс Энни Кларк без хотя бы ничтожного, еле заметного знака поощрения с ее стороны.
А потому остановился – в дюйме от наслаждения. Ставка была слишком высока: девушка, о которой мечтаешь, с которой каждый день видишься на работе и так далее… Я отстранился. Энни по-прежнему смотрела на меня. Все с тем же совершенно непроницаемым лицом.
– В таком романтическом месте очень трудно удержаться, чтобы тебя не поцеловать.
– Я бы вернула тебе поцелуй, – произнесла она. – Мне просто любопытно было посмотреть, как далеко ты можешь зайти.
Вмиг обмыслив ее слова, я провел пальцами по волосам у нее над ухом, нежно обхватил затылок и поцеловал ее – пронизывающим все тело, вырывающим из земного бытия, уверенным, властным мужским поцелуем.
Уже поздним вечером, когда Энни подбросила меня до дома, я, прощаясь, спросил, когда мы увидимся снова.
– Посмотрим, – ответила она и усмехнулась. – Я, знаешь ли, стараюсь не гадить, где кушаю.
Но все равно у меня от счастья кружилась голова. Я до сих пор не мог поверить, что так быстро сблизился с Энни. В уме никак не увязывалась та девчонка-оторва, шастающая по горам, с рафинированной вашингтонской фифой, которую я знал по работе. Так легко и естественно между нами случился роман – и заканчиваться он явно не собирался.
Поначалу, как принято, мы назначали свидания, и я пытался всячески ее обворожить: мы дегустировали разные кухни и вина, ходили после работы в «Собрание Филлипса»[16] с непременным коктейлем в музейной кафешке. Но, к удивлению, очень скоро мы превратились в стабильную, нагулявшуюся по свиданиям пару. Когда не было срочной работы, мы могли все выходные бродить рука об руку по живописным окрестностям вблизи моего дома, или по полдня сидеть, болтая обо всем на свете, в каком-нибудь кафе, или читать рядышком на террасе. Нам ни на миг не хотелось расставаться. Я с огромным удовольствием наблюдал, как она оккупирует мою ванную, мало-помалу – то зубной щеткой, то флаконом с шампунем, – столбит отвоеванное пространство. Мое жилище было больше, чем ее, к тому же гораздо ближе к работе, а потому ей не было нужды каждый вечер возвращаться в свое однокомнатное пристанище в Гловер-парке. Как и в большинстве апартаментов вашингтонских трудоголиков, в ее квартире был минимум мебели и целые стопки нераспакованных коробок по кладовкам и шкафам.
Однажды вечером, месяца три спустя после того первого поцелуя, Энни приехала ко мне прямо с работы, прихватив тюк одежды из химчистки возле офиса. Мы поздно поужинали и устроились на диване почитать. Я сидел с краю, она же вытянулась, положив ноги на подлокотник, а голову – мне на колени, и я гладил ее по волосам. Через некоторое время Энни отложила книжку и, кивнув на свои костюмы, что висели в пластиковых пакетах на дверной ручке кладовки в передней, спросила:
– Ты не против, если я их оставлю здесь? Это будет проще, чем каждую ночь убегать домой переодеться.
Я задумчиво посмотрел на ее одежки. Все это время я что было сил старался не испугать ненароком свою подругу, выпалив фатальное: «Выходи за меня замуж», что просилось на язык всякий раз, как она заглянет мне в глаза. Я надеялся, мы с каждым днем будем все ближе и ближе друг к другу, что нам все комфортнее будет вместе – и в один прекрасный день я смогу захватить ее без долгого и сомнительного выяснения наших взаимоотношений. Наконец мой план сработал. Это был один из немногих моментов, когда я счел за лучшее промолчать. Хотя, сказать по правде, я влюбился в нее безумно и был бы беспредельно счастлив, если бы Энни перебралась ко мне в первый же день.
– Мне бы не хотелось тебя как-то стеснять, – произнесла она.
– Ну что ты, – отозвался я. – Ты лучшее, что когда-то случалось в моей жизни.
Я наклонился к ней и поцеловал в губы. Энни пробежала пальцами по моим волосам и посмотрела в глаза долгим, обволакивающим, нежным взглядом, явно обещавшим, что эта наша тихая вечеринка в гостиной вот-вот переберется в спальню.
Но тут зазвонил ее телефон. Он лежал на столе, ближе ко мне.
Я глянул на экран:
– Это Генри Дэвис.
– Не возражаешь? – спросила она и как бы невзначай обмолвилась: – Это по делу, очень важно. Я готовлю завтрашний запрос руководителю SEC[17].
– Держи, – передал я ей мобильник и мысленно выругался.
Она ответила Дэвису и вышла поговорить на террасу. Около пяти минут она стояла там на холоде.
– Извини, – вернувшись, сказала Энни и виновато улыбнулась. – А теперь… – провела она ладонью мне по груди. – Как насчет…
Я решил это не обсуждать. Просто взял ее за руку и повел наверх, в спальню.
Да, Энни, это работа. Благодаря ей у меня теперь было все, о чем я когда-либо грезил. И казалось, будто все это получилось как-то уж слишком просто. Хотя, конечно же, так оно и было.
Глава четвертая
Добро пожаловать в округ Колумбия, где отнюдь не место для веселых развлечений! Не счесть, сколько раз в первый год моего пребывания в Ди-Си разные субъекты в крахмальных воротничках на пустопорожних посиделках мне говорили: мол, хочешь иметь друга в Вашингтоне – заведи собаку, после чего ухохатывались над своей остротой. Предположительно афоризм этот пошел от Трумэна. Слыша его, я просвещался сразу по двум направлениям: во-первых, в Ди-Си недостаток искусства общения извращенно почитали за предмет гордости, а во-вторых, очередной мой собеседник полагал очень удачной шуткой объявить, что готов нагреть меня при первой же возможности. Зато, по крайней мере, честно.
Обзавестись друзьями в столице нетрудно – куда сложнее обрести хороших друзей, поскольку там полным-полно неотличимых друг от друга перелетных двадцати-двадцатипятилеток, работающих в тех сферах индустрии или политики, где больше всего ценятся фальшивое очарование и улыбчивая расторопность. Из всех новых знакомцев, что я обрел в округе Колумбия, особенно выделялся Так – работавший у Дэвиса родсовский стипендиат.
Этот парень являлся потомком целой династии госслужащих, давно обосновавшихся в Джорджтауне: дедушка его некогда был директором ЦРУ, отец являлся какой-то шишкой в Госдепартаменте. Родсовец так же быстро, как и я, продвигался по службе в «Группе Дэвиса», хотя, в отличие от остальных наших именитых ровесников, не был одержим ни политикой, ни властью – видимо, потому, что среди этого вырос.
Над парой проектов мы работали вместе. Нередко, засиживаясь вечерами, мы делали короткий перерыв и, чтобы выпустить пары, выходили погонять мяч на газоне перед зданием фирмы. Как-то раз около полуночи Так зафутболил мяч прямо на территорию посольства Сирии. У меня имелся некоторый опыт лазанья через ограды, а потому вернуть обратно мяч было не вопросом. И вот мы на пару вскарабкались на забор и спрыгнули по другую сторону. Пожалуй, только в Калораме можно сбегать за мячиком на территорию враждебного государства! Едва мы сцапали мяч, как из-за гаража выстрелила вспышка света. Я быстро подсадил Така и сам успел вовремя перемахнуть через забор.
Этот случай нас сдружил, мы начали общаться и во внерабочее время. Знал Так в высшем обществе буквально всех и каждого (ходили слухи, что он спит с дочкой вице-президента) и всем меня представлял.
Когда я только попал в этот город, то думал, что вечеринки там – ого-го! И если хорошей компанией вы нацелились чудесно отдохнуть, все будет просто здорово: друзья танцуют, кто-то целуется на пожарной лестнице, и до самого рассвета все сидят, болтая, у камина. Красота, да и только! Но на вечеринках в Вашингтоне даже двадцатилетние выглядят как разменявшие полтинник скучные женатики: вместо того чтобы веселиться, они завязывают контакты.
Как-то раз Так решил провести выходной дома с родителями и пригласил меня на барбекю. У них оказалось большое имение в Джорджтауне, с бассейном за домом. Был уже поздний вечер – а пили мы едва ли не с полудня, – и уж не помню, Так или я, но кто-то завел тему о нырянии. Недолго думая, я скинул одежду и, оставшись в одних трусах, прыгнул в воду. Помнится, летя в воздухе, я еще подумал, какая это классная идея: прохладная водичка отлично взбадривает. Но когда я вынырнул в конце бассейна и выбрался наружу – мокрый и одинокий, – я не увидел в воде ни одного купающегося. Только пьяно гудела у другого конца водоема компания, наполовину составлявшая европейский штаб Совета национальной безопасности. Я получил тогда урок: никогда не развлекайся на вечеринке.
Тот случай я как раз припомнил, собираясь нынче на коктейль. Приглашал издатель, парень с хорошими связями по имени Чип. Для меня это был шаг вверх в жестокой конкуренции за право оказаться среди наиболее известных васпов[18], о которых я слышал и в Гарварде, и в Ди-Си. (Кстати, приятель мой Так на самом деле, как выяснилось, именовался Эверетт Таккер Штраус Четвертый. Как обычно в частной школе перечисляют по списку богатеньких подготовишек? Берут ужасно занудное имя типа Уинтроп – и укорачивают его до комичного Уинни.)
Всякий раз, подъезжая к парадной двери такого дома, как у Чипа, – а тот обитал возле Военно-морской обсерватории и британского посольства, в громаднейшем джорджтаунском поместье, – я испытывал давно мучившее меня чувство, что я тут совершенно неуместный тип, этакий чужак-контрабандист. Пока я тянулся к звонку, то успел даже проникнуться ощущением, что я снова тот воришка-тинейджер, который пришел убедиться, что в доме нет ни хозяев, ни собак, и у которого в руке горсть побитых керамических «юбок» от свечей зажигания. (В нашем ремесле их называли «камни ниндзя». Если эти легкие, как орешки, осколки швырнуть в окно, оно разобьется, как от увесистого шлакобетонного блока, но при этом так тихо, будто дождь простучал по стеклу. Волшебная штука!)
Однако те дни остались в далеком прошлом. Когда служанка-филиппинка открыла дверь, я быстро оглядел себя, чтобы увидеть не давние свои холщовые штаны и грязную толстовку с капюшоном, а серый костюм от Канали в тонкую синюю полоску, с идеальной стрелочкой на брюках.
Вы, наверно, мне уже сочувствуете, думая, что на этих светских посиделках с крахмальными воротничками, с четко рассчитанным количеством напитков и со взвешиванием каждого слова, я умирал от скуки? Поначалу – да. Но мало-помалу я узнал, что в этих тихих гостиных царит своего рода веселье. Под невозмутимой гладью беседы, за передаваемыми друг другу закусками и вежливыми смешками идет реальная игра со взаимоукалыванием в уязвимые места, ловлей друг друга на слове, с выуживанием информации, уклонением от обязательств, с посевом зерен соперничества и взращиванием ростков сомнений. Невинная с виду болтовня была тут почище корриды. Все зависело лишь от того, кто матадор, а кто бык. И день за днем я изучал искусство этой игры. Конечно, это было не так весело, как сигать в воду под луной, но чем дальше, тем все сильнее меня захватывал азарт этих тихих баталий.
Сборище вашингтонских шишек и светских львов лишь по прибытии устрашает. Но чем глубже я проникала в это гудящее собрание, тем больше видел там знакомых лиц и вскоре уже непринужденно болтал и пошучивал, полностью затерявшись в толпе. Стоял апрель, а значит, я уже десять месяцев жил в Ди-Си, и благодаря «Группе Дэвиса» для меня открылись многие двери. Теперь этот мир аристократов стал обычным моим окружением.
Обзавестись друзьями в столице нетрудно – куда сложнее обрести хороших друзей, поскольку там полным-полно неотличимых друг от друга перелетных двадцати-двадцатипятилеток, работающих в тех сферах индустрии или политики, где больше всего ценятся фальшивое очарование и улыбчивая расторопность. Из всех новых знакомцев, что я обрел в округе Колумбия, особенно выделялся Так – работавший у Дэвиса родсовский стипендиат.
Этот парень являлся потомком целой династии госслужащих, давно обосновавшихся в Джорджтауне: дедушка его некогда был директором ЦРУ, отец являлся какой-то шишкой в Госдепартаменте. Родсовец так же быстро, как и я, продвигался по службе в «Группе Дэвиса», хотя, в отличие от остальных наших именитых ровесников, не был одержим ни политикой, ни властью – видимо, потому, что среди этого вырос.
Над парой проектов мы работали вместе. Нередко, засиживаясь вечерами, мы делали короткий перерыв и, чтобы выпустить пары, выходили погонять мяч на газоне перед зданием фирмы. Как-то раз около полуночи Так зафутболил мяч прямо на территорию посольства Сирии. У меня имелся некоторый опыт лазанья через ограды, а потому вернуть обратно мяч было не вопросом. И вот мы на пару вскарабкались на забор и спрыгнули по другую сторону. Пожалуй, только в Калораме можно сбегать за мячиком на территорию враждебного государства! Едва мы сцапали мяч, как из-за гаража выстрелила вспышка света. Я быстро подсадил Така и сам успел вовремя перемахнуть через забор.
Этот случай нас сдружил, мы начали общаться и во внерабочее время. Знал Так в высшем обществе буквально всех и каждого (ходили слухи, что он спит с дочкой вице-президента) и всем меня представлял.
Когда я только попал в этот город, то думал, что вечеринки там – ого-го! И если хорошей компанией вы нацелились чудесно отдохнуть, все будет просто здорово: друзья танцуют, кто-то целуется на пожарной лестнице, и до самого рассвета все сидят, болтая, у камина. Красота, да и только! Но на вечеринках в Вашингтоне даже двадцатилетние выглядят как разменявшие полтинник скучные женатики: вместо того чтобы веселиться, они завязывают контакты.
Как-то раз Так решил провести выходной дома с родителями и пригласил меня на барбекю. У них оказалось большое имение в Джорджтауне, с бассейном за домом. Был уже поздний вечер – а пили мы едва ли не с полудня, – и уж не помню, Так или я, но кто-то завел тему о нырянии. Недолго думая, я скинул одежду и, оставшись в одних трусах, прыгнул в воду. Помнится, летя в воздухе, я еще подумал, какая это классная идея: прохладная водичка отлично взбадривает. Но когда я вынырнул в конце бассейна и выбрался наружу – мокрый и одинокий, – я не увидел в воде ни одного купающегося. Только пьяно гудела у другого конца водоема компания, наполовину составлявшая европейский штаб Совета национальной безопасности. Я получил тогда урок: никогда не развлекайся на вечеринке.
Тот случай я как раз припомнил, собираясь нынче на коктейль. Приглашал издатель, парень с хорошими связями по имени Чип. Для меня это был шаг вверх в жестокой конкуренции за право оказаться среди наиболее известных васпов[18], о которых я слышал и в Гарварде, и в Ди-Си. (Кстати, приятель мой Так на самом деле, как выяснилось, именовался Эверетт Таккер Штраус Четвертый. Как обычно в частной школе перечисляют по списку богатеньких подготовишек? Берут ужасно занудное имя типа Уинтроп – и укорачивают его до комичного Уинни.)
Всякий раз, подъезжая к парадной двери такого дома, как у Чипа, – а тот обитал возле Военно-морской обсерватории и британского посольства, в громаднейшем джорджтаунском поместье, – я испытывал давно мучившее меня чувство, что я тут совершенно неуместный тип, этакий чужак-контрабандист. Пока я тянулся к звонку, то успел даже проникнуться ощущением, что я снова тот воришка-тинейджер, который пришел убедиться, что в доме нет ни хозяев, ни собак, и у которого в руке горсть побитых керамических «юбок» от свечей зажигания. (В нашем ремесле их называли «камни ниндзя». Если эти легкие, как орешки, осколки швырнуть в окно, оно разобьется, как от увесистого шлакобетонного блока, но при этом так тихо, будто дождь простучал по стеклу. Волшебная штука!)
Однако те дни остались в далеком прошлом. Когда служанка-филиппинка открыла дверь, я быстро оглядел себя, чтобы увидеть не давние свои холщовые штаны и грязную толстовку с капюшоном, а серый костюм от Канали в тонкую синюю полоску, с идеальной стрелочкой на брюках.
Вы, наверно, мне уже сочувствуете, думая, что на этих светских посиделках с крахмальными воротничками, с четко рассчитанным количеством напитков и со взвешиванием каждого слова, я умирал от скуки? Поначалу – да. Но мало-помалу я узнал, что в этих тихих гостиных царит своего рода веселье. Под невозмутимой гладью беседы, за передаваемыми друг другу закусками и вежливыми смешками идет реальная игра со взаимоукалыванием в уязвимые места, ловлей друг друга на слове, с выуживанием информации, уклонением от обязательств, с посевом зерен соперничества и взращиванием ростков сомнений. Невинная с виду болтовня была тут почище корриды. Все зависело лишь от того, кто матадор, а кто бык. И день за днем я изучал искусство этой игры. Конечно, это было не так весело, как сигать в воду под луной, но чем дальше, тем все сильнее меня захватывал азарт этих тихих баталий.
Сборище вашингтонских шишек и светских львов лишь по прибытии устрашает. Но чем глубже я проникала в это гудящее собрание, тем больше видел там знакомых лиц и вскоре уже непринужденно болтал и пошучивал, полностью затерявшись в толпе. Стоял апрель, а значит, я уже десять месяцев жил в Ди-Си, и благодаря «Группе Дэвиса» для меня открылись многие двери. Теперь этот мир аристократов стал обычным моим окружением.