Мэтьюз Патриция. Безумное обещание

   Шон вернулся с оленьей шкурой, перекинутой через плечо, и повесил ее н3 сук над костром.
   — Ну что ж, прекрасно. Я же говорил, что вы быстро всему научитесь, — с довольной улыбкой обратился он к Саре.
   Ей была приятна его похвала, и она смущенно покраснела.
   Шон несколько раз возвращался к разделанной туше, пока не перенес все мясо к костру, после чего развесил большую его часть так же, как и шкуру, на дереве. Затем он срезал несколько длинных зеленых веток и снял с них кору.
   Выбрав четыре ветки покрепче, он воткнул их с двух сторон костра и связал крест-накрест. Заострив конец еще одной ветки, он проткнул ею большой кусок оленины и установил на вершине импровизированной жаровни. Его руки были красны от крови, на кожаных штанах в некоторых местах виднелись подсыхающие кровавые потеки.
   — Я пойду умоюсь. Надеюсь, вы можете последить за мясом и поворачивать его, чтобы оно равномерно зажарилось?
   — Я постараюсь, — отозвалась Сара, не осмеливаясь признаться, что ей отвратительна сама мысль о том, чтобы есть мясо прекрасного животного, которое было убито на ее глазах.
   Шон достал из узла чистую рубашку и скрылся в том направлении, где журчал ручей. Сара следила за мясом, и по мере того как оно поджаривалось и источало восхитительный аромат, у нее разыгрывался аппетит. Шон долго не возвращался. Когда он показался в свете костра, мясо уже было готово и Сара успела заварить чай.
   — Вы замечательно справляетесь, Сара, — присаживаясь возле огня и потирая руки, чтобы согреться, сказал Шон.
   Сара исподволь разглядывала его. Мало того, что Шон — умылся и надел чистую рубашку, он к тому же сбрил многодневную щетину, сильно его старившую.
   — Как же вы брились в ледяной воде, да еще в темноте?
   — Я уже говорил вам, что человек в этих краях вынужден многому научиться, чтобы выжить.
   Острым ножом он принялся отрезать полоски мяса от большого куска. Одну из них он протянул Саре. Оленина была очень горячей, но Сара так проголодалась, что съела свой кусок, прежде чем он успел остыть. Сара взглянула на Шона и увидела, что он улыбается, наблюдая за тем, с каким аппетитом она ест. Он показался ей очень красивым в отблесках пламени потухающего костра.
   — Что вас так развеселило? — спросила она.
   — Вы. Если помните, совсем недавно вы укоряли меня за то, что я убил оленя. Тем не менее вам, похоже, еда понравилась.
   — Женщине тоже приходится многому учиться, чтобы выжить здесь, — опустив глаза, ответила Сара.
   — Touche!^[1] — воскликнул по-французски Шон и от души расхохотался, запрокинув голову.
   — Должна признаться, это действительно очень вкусно, — застенчиво улыбнулась Сара.
   — Вы не жалеете, что поехали со мной? — хитро прищурился Шон.
   — Не знаю. Пожалуй, нет. Я понимаю, какая судьба ожидала бы меня, если бы я не приняла ваше предложение. Впрочем, как вы справедливо заметили, у меня не было выбора.
   — Я всю неделю размышлял, не придется ли мне сожалеть о своем великодушном поступке, — сказал Шон, раскуривая трубку.
   — И к какому же выводу вы пришли? — осторожно поинтересовалась Сара.
   — Пока ни к какому, — попыхивая трубкой, ответил Шон. — Еще слишком рано делать выводы.
   Они долго сидели в тишине. Шон курил, погруженный в раздумья. Сара завернулась в шкуру бизона и молча смотрела на тлеющие угли.
   Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем Шон шумно вздохнул, выбил погасшую трубку, поднялся и скрылся в темноте, не сказав ей ни слова. Сара стала готовиться ко сну. Вот уже несколько ночей она спала в рубашке и штанах Шона. Это было неудобно, поэтому на этот раз она решила надеть свою нижнюю рубашку Расстелив шкуру под деревом, Сара завернулась в нее, и тут же провалилась в глубокий сон.
   Проснулась она оттого, что почувствовала на щеке чье-то дыхание. Крик замер у нее на губах.
   — Тихо, Сара. Не бойся, все в порядке. Это я, Шон.
   Он был обнажен, как Адам в райском саду. Прежде чем Сара успела что-нибудь сообразить, его нежные и сильные руки уверенно проникли под ее рубашку.
   Сара мгновенно сбросила с себя остатки сна и решила сопротивляться. Она инстинктивно понимала, что, несмотря на грубоватость манер и привычку к распутству, Шон имеет представление о порядочности. В душе он оставался джентльменом, а значит, не стоило опасаться, что он попробует овладеть ею силой.
   Сара молча уклонялась от его рук, но не произнесла ни слова. Она понимала, что, согласно условиям их сделки, ей предстояло отработать свое содержание. Чем еще, кроме своего тела, может женщина заплатить мужчине?
   Удивительно, но его прикосновения не были такими уж неприятными. Привлекательность Шона не оставила ее равнодушной. Он неторопливо ласкал ее тело, и Сара невольно задалась вопросом: почему он пришел к ней только теперь? Чего он ждал? Сара где-то читала, что первобытные мужчины, чтобы добиться расположения избранницы, убивали на ее глазах животное, демонстрируя тем самым свою удаль. Может быть, Шон, сам того не понимая, действовал, исходя из тех же соображений?
   Движения его рук возбудили Сару, сердце ее учащенно забилось, дыхание стало сбивчивым. Джебу Хоукинсу в свое время не удалось добиться чего-то подобного. Приятное тепло растеклось по всему ее телу. Пальцы Шона коснулись ее груди, соски мгновенно отвердели и наполнились сладкой тяжестью. Он нашел их губами и стал целовать и ласкать языком. Шон перевернулся на живот, и Сара почувствовала его упругую плоть, прижавшуюся к ее бедру.
   Она вспомнила боль, которую причинил ей Джеб, и невольно отпрянула. Шон издал гортанный звук, похожий на тот, которым он успокаивал заупрямившихся мулов.
   — Я тебе не упрямый мул, чтобы так со мной обращаться! — рассердилась Сара.
   — Тогда не веди себя как они, — в тон ей ответил Шон.
   Сара все еще злилась, но ее душил безудержный смех.
   Наконец она не вытерпела и рассмеялась.
   — Успокойся, детка. Я не сделаю тебе больно, обещаю, — с улыбкой заверил ее Шон.
   Все это время он не переставая ласкал ее. Постепенно приятные ощущения вытеснили страх, и Сара успокоилась и расслабилась.
   Шон нашел губами ее рот. Его дыхание было сладким и чуть терпким. Сара догадалась, что он не только вымылся и побрился, но и специально пожевал какое-то ароматное растение.
   Впервые в жизни она сознательно осязала мужское тело.
   Хотя Шон был не так массивен, как Джеб, его атласная кожа оказалась приятной на ощупь, а перекатывающиеся под ней мускулы свидетельствовали о недюжинной силе.
   Сара приоткрыла рот и с готовностью ответила на его поцелуи. Жаркая волна наслаждения подхватила ее и унесла прочь от сомнений и страхов перед тем, что должно было произойти.
   Плохо отдавая себе отчет в том, что делает, Сара обняла Шона за шею и притянула к себе, поглаживая мускулистую спину.
   — Шон…
   — Что, любимая?
   — Я хочу… — Она запнулась. — Я сама не знаю чего…
   Шон тихо рассмеялся и осторожно раздвинул ей ноги.
   Сара застонала и стала беспокойно метаться в его объятиях.
   В следующий момент он перестал ласкать ее и, сжав в ладонях ее ягодицы, дугой изогнулся над ней. Сара испугалась и вскрикнула.
   — Успокойся, моя радость. Расслабься, я не сделаю тебе больно.
   Она почувствовала его в себе, но это было не грубое, а осторожное проникновение. Никакой боли, только всепоглощающее радостное чувство, которое затрагивало каждую клетку тела. Движения Шона были ритмичными и медленными.
   — Так хорошо? — спросил он, когда Сара начала отвечать на его толчки.
   — Да! Да, прекрасно! — срывающимся голосом ответила она.
   Его движения становились все более резкими и сильными. Сара готова была потерять сознание от напряжения и восторга одновременно.
   Напряжение росло и достигло высочайшей точки, когда Сара перестала ощущать свое тело. Она балансировала на грани сладкого безумия, чувствуя, что, если эта божественная мука продлится еще хоть мгновение, она не выдержит и сорвется в пропасть небытия. Спасение пришло внезапно. Сара рывком притянула к себе Шона, . словно утопающий, хватающийся за соломинку в надежде удержаться на плаву и не дать стихии увлечь себя в бушующий водоворот. Ее крик далеко разнесся по долине, ему вторил радостный возглас Шона.
   Сару колотила мелкая дрожь, которая постепенно уступила место блаженной истоме. Наконец она разжала руки, крепко обнимавшие шею Шона, и откинулась на спину.
   Звездное небо плыло у нее перед глазами, повлажневшими от счастливых слез.
   — Ну что, кто делает это лучше — я или твой капитан? — самодовольно улыбнулся Шон, кладя руку ей на живот.
   — Джентльмен не должен задавать таких вопросов!
   Сара попыталась отодвинуться от него, но Шон схватил ее за плечо и удержал на месте.
   — Не припомню, чтобы я когда-нибудь говорил, что считаю себя джентльменом. — Он с усмешкой отпустил ее. — Но все же я готов просить у тебя прощения, детка. Твои чувства к капитану меня не касаются, тем более что он погиб.
   — Нет у меня никаких чувств к нему, — резко возразила Сара. — Ни единого.
   — Ну конечно! — примирительно отозвался Шон.
   Сара прижалась к Шону, впитывая жар его разгоряченного тела, и постаралась осмыслить ощущения, которые испытала за последние несколько минут. Ее поразило, что близость с мужчиной может оказаться источником величайшего наслаждения. Вскоре усталость взяла свое, и Сара незаметно провалилась в глубокий сон.
   Спустя некоторое время она проснулась и поняла, что Шон ушел. Приподнявшись на своем ложе, она увидела, что он уже оделся и теперь разжигает успевший потухнуть костер, чтобы прикурить трубку. Его профиль в свете занимающегося пламени напоминал мужественный лик победившего в битве полководца. Вместе с тем на лбу У него залегла глубокая печальная морщина.
   — Шон, — тихо позвала его Сара. — С тобой все в порядке?
   — Да, все хорошо, — не оборачиваясь, ответил он. — Ложись и спи. Скоро рассвет, а у нас впереди трудный день.

Глава 11

   Сара не переставала удивляться быстрой смене расстилавшихся перед ними пейзажей. Шон уверенно вел свой караван сквозь горную гряду, которую называл Озарки, отыскивая укромные тропы, позволяющие продвигаться вперед, не поднимаясь высоко на крутые склоны, так что их путь преимущественно пролегал через долины и заливные луга. Сара не могла оставаться равнодушной к красотам дикой природы. Теперь им все чаще попадалась дичь, и Сара знала, что, как только у них закончится запас провизии, Шон без труда убьет еще одного оленя. Сара преодолела свое отвращение и теперь с удовольствием ела свежее мясо, не испытывая мук совести.
   — Разве у себя дома, в Англии, ты никогда не ела мяса?
   Говядину, телятину, свинину. Но ведь это тоже мясо животных. Единственная разница в том, что корову или свинью специально выращивают, чтобы убить, а олень — существо дикое. Но ведь и мы находимся в диких условиях, где действуют другие законы, не такие, как в цивилизованном мире, — убеждал ее Шон.
   Сара вынуждена была признать, что он прав. Теперь готовила в основном она, и Шон хвалил ее кулинарное мастерство. Вот уже несколько вечеров подряд Сара занималась тем, что очищала шкуру от меха и разминала ее руками.
   — Если ты хочешь ходить в нормальной одежде, а не в моих штанах, пора тебе начинать жевать, — сказал Шон, ехидно улыбаясь. — Шкуру надо жевать до тех пор, пока она не станет достаточно мягкой, чтобы ее можно было проткнуть шилом. Конечно, есть и другие способы достичь того же результата, но это требует много времени и специальных приспособлений, которых у меня с собой нет. Зато у меня есть шило и узкие полоски сыромятной кожи, с помощью которых ты сможешь сшить себе красивый наряд. Надеюсь, шить ты умеешь?
   — Умею.
   Следуя инструкциям Шона, Сара стала жевать шкуру и вскоре добилась того, что она стала мягкой и приятной на ощупь. Затем под его руководством она раскроила и сшила себе наряд наподобие тех, которые носили индейские скво.
   Наконец Сара с облегчением выбросила изношенные туфли, в которых ходила еще в Лондоне, и переобулась в мокасины из той же оленьей шкуры.
   Шон почти каждую ночь спал с ней, и Сара радостно ждала их близости. Возможно, именно первозданная природа, окружавшая их, способствовала сближению душ двух людей, вынужденных держаться вместе, чтобы выжить. Кроме того, кочевой образ жизни помогал Саре освободиться от бремени условностей, довлеющих над человеком цивилизованным и закрепощающих его. Она отдалась своей страсти со всем жаром сердца и радостно принимала Шона в свои объятия.
   — Как я оказался прав, крошка, когда решился взять тебя с собой, — однажды признался Шон. — Это будет лучшая зимовка из тех, которые мне пришлось пережить.
   Мы с тобой заползем под шкуру бизона, как два жука, и плевать нам на мороз и снежные бури.
   Шон отличался веселым, добродушным нравом. Энергия била из него ключом, и Сара невольно заражалась его жизнерадостностью. Часто они предавались невинным детским забавам, таким, как игра в прятки или салки, либо возились, валяя друг друга в опавшей листве. Сара находила такое времяпрепровождение забавным, тем более что оно позволяло отвлечься от сурового быта и тягот бесконечного пути. Свежий воздух и здоровая пища пошли ей на пользу, она окрепла и чувствовала себя превосходно. Индейская одежда и мокасины оказались чрезвычайно удобными, Сара чувствовала себя в них быстрой и ловкой, как серна, поэтому Шону не всегда легко удавалось одержать над ней верх в игре.
   Однажды они играли в салки во время привала. Шон догнал ее и повалил на мягкую землю. Вдруг взгляд его затуманился, дыхание стало сбивчивым. Раззадоренный игрой, он внезапно возбудился и, одним движением задрав Саре юбку, овладел ею.
   — Знаешь, когда ты не в штанах, все гораздо проще! — признался он потом с улыбкой.
   Шон ни разу не говорил Саре о своих чувствах, хотя и не скрывал, что нежно привязан к ней. Она не слышала от него ни слова о любви или о том, как он представляет себе их будущее после зимовки. Сара же была так счастлива, что не понуждала его к серьезному разговору. Шон очень нравился ей, она искренне восхищалась его силой и находила его красивым, но это чувство не имело ничего общего с любовью. Она не видела для себя возможности прожить жизнь рядом с этим человеком.
   Достаточно хорошо узнав Шона за это время, Сара понимала, что он не из тех людей, которые могут хранить верность семейному очагу. Он создан для свободной кочевой жизни, поэтому дом и жена всегда будут ему в тягость.
   Если бы ей каким-то чудом и удалось склонить Шона к браку, они очень скоро возненавидели бы друг друга и не были бы счастливы ни одной минуты.
   Чем дальше они продвигались на север, тем суровее становился климат. Ночью случались заморозки, днем дули ледяные ветры, хотя небо по-прежнему оставалось прозрачно-голубым, словно хрустальным. Когда они вошли в полосу проливных дождей, Сара по достоинству оценила преимущества одежды из оленьей кожи, которая совсем не промокала. Если бы она оставалась в рубашке и штанах Шона, то простуда была бы ей обеспечена, тем более что Шон не считал дождь препятствием для продолжения пути и отказывался пережидать его в укрытии.
   Они ехали уже месяц, и за все это время Сара не заметила ни единого признака человеческого жилья или присутствия белых людей.
   Время от времени вдали показывались индейцы, которые погоняли своих низкорослых лошадей, не обращая никакого внимания на Шона и его спутницу. Обычно они передвигались по двое-трое, редко по несколько человек.
   Когда индейцы попадались им прямо на пути, они предпочитали свернуть в сторону. Но это случалось редко, поскольку Шон каким-то странным образом заранее чувствовал их приближение.
   После того как группа из восьми туземцев довольно долго сопровождала их по параллельной тропе, а потом резко свернула с нее и исчезла так же внезапно, как и появилась, Сара спросила у Шона:
   — Это были те краснокожие, которые враждебно относятся к белым людям?
   — Нет, детка. В этих краях врагов почти нет. Здешние индейцы редко сталкивались с белыми, поэтому у них нет оснований ни ненавидеть, ни бояться нас. Большинство племен, живущих в долинах, миролюбиво. Только команчи и апачи настроены воинственно, да и то лишь по отношению друг к другу. Иногда они объединяются и воюют с другими племенами. А к бледнолицым они просто равнодушны. Правда, боюсь, что этому скоро придет конец. — Шон нахмурился. — Когда лавина белых поселенцев хлынет сюда и начнет вытеснять индейцев с их исконных земель, они ожесточатся. Уже сейчас торговцы пушниной бессовестно обманывают их, скупая великолепные меха по дешевке. Когда индейцы поймут, что их обкрадывают, то не станут терпеть, а встанут на тропу войны.
   — Торговцы пушниной? Но ведь ты говорил, что сам охотишься и выделываешь шкурки для продажи!
   — Так и есть, Сара. Но речь не обо мне, а о тех, кто наживается за счет туземцев, о перекупщиках.
   К тому же индейцы не умеют как следует выделывать шкурки, хотя охотники они великолепные. Мои шкурки стоят дороже, потому что я знаю способ, как сохранить мех прочным и блестящим, — он улыбнулся. — Мне нравится охота. Это очень азартное занятие, и я получаю от него удовольствие. Коммерческая сторона этого дела интересует меня гораздо меньше.
   Через несколько дней тропа привела их на берег широкой реки со спокойным медленным течением.
   — Это Арканзас, — сказал Шон. — Здесь я зимовал два последних года, только выше по течению, там, где в нее впадают притоки. Бобр, водяная крыса, ондатра, лиса… Зверья там видимо-невидимо. Там у меня есть хижина. Если она цела, то жить будем в ней.
   — А это далеко?
   — Не очень, крошка. Если ехать быстро, то за две недели доберемся.
   По истечении первой недели горная гряда осталась далеко позади, вокруг простиралась равнина, кое-где виднелись невысокие холмы. Путники держались северного берега реки Арканзас, крутого и обрывистого.
   Однажды в полдень они выехали к небольшому притоку, впадающему в реку с севера. Одинокая ольха склонила свои голые ветви, на которых сохранилось лишь несколько золотистых листочков, к самой воде.
   В тридцати ярдах от дерева Шон остановил мула и сделал Саре знак последовать его примеру. Приложив ладони ко рту наподобие рупора, Шон закричал что было сил:.
   — Эй! Джей Джей, принимай гостей!
   Сара недоуменно огляделась, но не заметила в этом пустынном месте ни хижины, ни следа пребывания человека.
   — Запомни, Сара, — сказал Шон, — когда приближаешься к чьей-нибудь хижине или лагерю, надо обнаружить свое присутствие первым, а не то можно схлопотать пулю.
   Он поспешил развеять удивление Сары и указал в сторону дерева. Она пригляделась внимательнее и увидела, как от ствола отделилась человеческая фигура. Мужчина огромного роста с белой бородой, развевающейся на ветру, и ружьем наперевес по-медвежьи неуклюже заковылял им навстречу.
   — Ба! Здорово, старый ирландский койот! — воскликнул он приветственно, подойдя ближе и узнав Шона.
   Шон спешился и с улыбкой обнял приятеля.
   — Что-то ты поздно в этот раз, — сказал громила укоризненно. — Я уж думал, ты и вовсе не приедешь. Решил, что ты угодил в капкан где-нибудь на Миссисипи!
   — Просто выехал позже, — спокойно объяснил Шон и повернулся к своей спутнице. — Джей Джей, позволь представить тебе Сару Мади. Сара, этот косолапый медведь, который ходит на задних лапах, как человек, Джей Джей Рид.
   — Наконец и ты решил взять с собой на зимовку скво? — с прищуром глядя на Сару, сказал Джей Джей. — Я думал, ты никогда не отважишься на это. Какая-то она у тебя невзрачная. Постой-ка… — Он замолчал, и вдруг глаза его изумленно округлились. — Да она же не индианка!
   — Ты угадал, Джей Джей, — рассмеялся Шон и объяснил уже серьезно. — Мисс Мади — горничная благородной английской леди. Она совсем недавно прибыла в Новый Орлеан на корабле.
   — Горничная! Из Англии! Ну и ну! — Джей Джей недоверчиво разглядывал ее. — Признайся, приятель, что ты дурачишь старого Джей Джея!
   — Никакого обмана, дружище, — торжественно заверил его Шон. — Могу на Библии поклясться, что это правда!
   — Ладно, — Джей Джей отвернулся от Сары и зябко поежился. С этого момента он, казалось, забыл о существовании девушки. — Здесь сырость чертовская, я промок насквозь, а огня нет, чтобы высушиться. Почему бы тебе не разгрузить мулов? Можешь привязать их вон там. Трава еще кое-где осталась, пусть пощиплют. И сразу возвращайся.
   Выкурим по трубочке да поговорим — столько не виделись. А потом сообразим что-нибудь на ужин.
   Я скажу Болтунье, чтобы поджарила нам всем по куску буди на.
   Джей Джей развернулся и направился к обрыву у реки, за которым вскоре исчез. Сара смотрела ему вслед, раскрыв рот. Шона это развеселило.
   — Похоже, Джей Джей потряс тебя своим видом.
   — Не то слово, — призналась Сара, которой не терпелось засыпать его вопросами. — А что такое будин?
   — Ты уверена, что хочешь знать? — снова расхохотался Шон.
   — Если бы не хотела, то и не спрашивала бы!
   — Это кишки бизона, которые считаются здесь редким деликатесом. Их слегка обжаривают на сильном огне.
   — А-а… — протянула Сара. — А Болтунья? Это, наверное, его скво?
   — Да, это его индейская жена из племени арапахо, — ответил Шон и снова рассмеялся.
   — А теперь почему ты смеешься?
   — Скоро узнаешь, детка.
   Шон принялся распрягать и разгружать мулов, складывая тюки и упряжь под деревом. Сара помогала ему. Потом он повел мулов на небольшой лужок у слияния реки и притока, где паслись мулы Джей Джея. Саре не хотелось оставаться в одиночестве, и она бросилась следом за Шоном.
   — Джей Джей, чтоб ты знала, уникальный человек среди охотников, — сказал Шон. — Он живет здесь столько, сколько я его знаю, и за все эти годы ни разу не возвращался в цивилизованный мир. Ему хватает того, что он зарабатывает, на покупку сахара, табака и других необходимых вещей. Джей Джей посылает шкурки с охотниками, которым доверяет, и те привозят ему табак и все прочее.
   Последние два года эту услугу оказываю ему я. В моем багаже есть кое-что и для него.
   — Ты хочешь сказать, что он живет в этой глуши, не видя никого, кроме охотников и своей жены?
   — Именно так, Сара. И еще, конечно, он видит индейцев. Кстати, у него с ними прекрасные отношения. Правда, они считают его немного помешанным, и сам Джей Джей не особенно стремится опровергнуть эту легенду. Индейцы с благоговением относятся к сумасшедшим. В действительности Джей Джей совершенно нормален. Немножко экстравагантен, возможно, но не более того, И хитер при этом как лис, — усмехнулся Шон. — Некоторые говорят про него, что он упрям как осел, но я бы никому не советовал назвать его ослом открыто. Недолго проживет на свете такой человек.
   — Когда человек живет в одиночестве, то можно и с ума сойти.
   — Наверное, так и есть. Но это не про Джей Джея. Он любит повторять, что вдоволь насмотрелся на плоды цивилизации и больше не хочет. Теперь живет припеваючи и вполне счастлив. Он мой друг, и я хочу, чтобы ты не боялась его, несмотря на некоторые странности характера.
   Сара заметила клочок возделанной земли, с которой, видимо, совсем недавно собрали урожай. Она поинтересовалась у Шона, что это такое.
   — Владения Болтуньи. Она выращивает здесь овощи и кукурузу. Кукуруза идет на лепешки и на водку для Джей Джея.
   — Он сам делает водку из кукурузы?
   — Да, и ты скоро ее попробуешь. На вкус она похожа на амброзию, но сбивает с ног, как удар лошадиного копыта. — Они направились к своим пожиткам. — Хочу предупредить тебя, Сара Мади: здесь люди обижаются на гостей, которые отказываются от угощения, преподнесенного от чистого сердца. Болтунья может затаить на тебя зло, если ты не похвалишь ее стряпню, — сказал он и добавил уже серьезно:
   — Имей в виду, что это вспыльчивая особа, которая всегда держит под рукой нож.
   Из большой кучи тюков Шон выбрал один, взвалил его себе на плечо, и они двинулись к берегу реки. Сара долго не замечала замаскированного жилища Джей Джея, пока Шон не подтолкнул ее к зарослям колючего кустарника, где скрывалась маленькая дверца с косяками из толстых бревен. Шон шутливо поклонился, пропуская ее вперед, и Сара вошла внутрь.
   Там было так темно, что девушка сначала ничего не могла разглядеть. Ее поразил тяжелый спертый воздух, смесь запахов дыма, стряпни, испражнений животных и немытого человеческого тела. Постепенно глаза привыкли к темноте, и она стала различать предметы скудной обстановки в этой пещере, вырытой в крутом склоне речного берега.
   Низкий потолок был черен от копоти, две стены были бревенчатыми, две земляными. У дальней стены располагался очаг, в котором ярко пылал огонь. От примитивной, сложенной из камней печурки тянуло дым в комнату, хотя у нее и имелась труба.
   Помещение было на редкость тесным. На гвоздях, вбитых в бревенчатую стену, вперемежку висели ружья, капканы и длинные полосы вяленого мяса. Несколько медвежьих шкур валялось на грязном земляном полу. В углу Сара заметила предмет, который, видимо, служил постелью, — ивовые прутья, сложенные крестообразно на бревенчатой опоре и покрытые двумя шкурами бизона. Стульев не было. Джей Джей сидел по-турецки на медвежьей шкуре перед очагом.
   Худая женщина суетилась возле печки.
   — Я привез тебе кое-что, Джей Джей, — сказал Шон, сбрасывая с плеча тяжелую ношу.