Мэтьюз Патриция. Навстречу счастью

   Большинство зарисовок сделано карандашом или углем, но несколько рисунков выполнено акварельными красками. На одном из них изображена река, извивающаяся серебряной нитью на фоне темного леса, на другом – дубовая роща и равнина, усеянная осенними цветами. На третьей акварели виднелось стадо оленей с черными хвостами и стадо антилоп, пасущихся на низких склонах гор, с белоснежной вершиной горы Шаста в отдалении на фоне ярко-голубого неба.
   Оуэн вернул рисунки Райли.
   – Вы отличный художник, Райли.
   – Знаю, – ответил Райли просто, без ложной скромности и добавил с кривой усмешкой: – Однако это не приносит мне денег в этих краях. Надеюсь выгодно продать их, когда наконец вернусь на восток.
   – Как долго вы намерены оставаться здесь?
   – Пока не кончатся деньги, – сказал Райли, пожав плечами, – а это скоро произойдет. Я в этих краях с июля прошлого года и хотел бы прожить здесь целый год. Однако скоро мне придется есть дикие ягоды или заняться поисками золота, не знаю, что хуже.
   – Могу предложить вам выход из положения, если вы согласитесь.
   Райли посмотрел на Оуэна пронизывающим взглядом.
   – Слушаю вас.
   – Думаю, что смогу убедить своего редактора использовать многие из ваших эскизов. Например, тот, что изображает сцену у могилы, просто великолепен! Вы будете делать зарисовки к каждому сюжету, который я стану посылать в редакцию. В настоящий момент, конечно, много платить не смогу, но на еду хватит обоим, пока я не договорюсь с газетой относительно вас и нам не пришлют дополнительных денег. Однако, как вы знаете, почта на восток идет медленно, хотя я и посылаю сообщения фельдъегерской почтой.
   – Предложение заманчивое, – осторожно произнес художник. – Значит, большую часть времени мы будем путешествовать вместе?
   – Думаю, да. Во всяком случае, я надеюсь на ваш опыт, поскольку мне мало что известно о здешних местах. – Оуэн приподнял голову и улыбнулся. – Думаете, мы сможем терпеть друг друга?
   – Я всегда предпочитал одиночество, однако вы кажетесь мне вполне покладистым парнем. Но должен предупредить: я люблю выпить при каждом удобном случае.
   – Я тоже не питаю отвращения к выпивке. Так что же, ударим по рукам, Джон Райли?
   – Думаю, мы заключили удачную сделку, приятель.
   Райли протянул руку, и они скрепили договор торжественным рукопожатием.

Глава 13

   Эта зима оказалась тяжелой для Джемайны. После того как Этта покончила жизнь самоубийством и уехал Оуэн, весь мир представлялся ей в мрачном свете. Тем не менее она достаточно хорошо справилась с начатой работой, правда, не испытывала особой радости, приступив к новой статье, и находилась все это время в крайне подавленном состоянии.
   Джемайна получила отпуск на время рождественских каникул и решила провести его в Бостоне.
   Когда девушка приехала домой, Бесс Бенедикт тотчас начала беспокойно суетиться вокруг дочери.
   – Ты похудела, Джемайна, и побледнела. Здорова ли?
   – Мама, ты же знаешь, я всегда была бледной, – быстро ответила Джемайна. – А если и похудела на фунт или два, то, по-моему, это только на пользу.
   – Наверное, ты плохо питаешься, – заключил отец ворчливым голосом. – Хестер всегда плохо готовила.
   – Папа, я сама готовлю, и довольно неплохо. Мама научила меня. – Джемайна поцеловала мать в щеку.
   – Хестер позволяет тебе заниматься приготовлением еды? – сердито спросил Генри Бенедикт. – Вероятно, она эксплуатирует тебя, заставляя готовить и убираться в доме. А ты к тому же весь день работаешь в редакции!
   – Отец, – со вздохом возразила Джемайна, – тетя Хестер тоже работает в своем магазине. Мы делим с ней обязанности по дому, и это справедливо.
   – Я полагал, что со временем тебе надоест твоя работа в журнале и ты вернешься в родной дом, – проговорил он с хмурым видом.
   – Вряд ли это произойдет. Мне нравится мое дело.
   Джемайна заставила себя придать своему голосу бодрый тон. Несмотря на чувство неудовлетворенности в последнее время, ей все-таки нравилась работа в «Бук», и девушка была уверена, что скверное настроение скоро пройдет и все будет по-прежнему.
   Она надеялась расслабиться и снова обрести бодрость духа в кругу своей семьи, но по прошествии трех дней почувствовала, что настроение ее не меняется. Здесь все ей казалось серым и скучным по сравнению с Филадельфией. Джемайна вдруг поняла, что резко изменилась за прошедшие несколько месяцев. Однако она обещала провести неделю дома и понимала, что родители будут крайне обижены, если она уедет раньше времени.
   На следующий день после Рождества Генри Бенедикт пригласил к себе на обед Джеймса Уортингтона с семьей. Уортингтон – ближайший друг ее отца и помощник в банке – тяжеловесный и скучный, нудный, как и подобает банкиру, а его жена, пухленькая общительная женщина, интересуется только одним: своим сыном Вильямом Уортингтоном, студентом Гарвардского университета, прибывшим домой на каникулы.
   Вилли Уортингтон – симпатичный молодой человек на год старше Джемайны, без сомнения, привлекательный. Отец Джемайны еще раньше приглашал его в свой дом, представляя на суд дочери.
   После обычного плотного бостонского обеда Вилли пригласил Джемайну прогуляться. Обрадовавшись возможности избавиться от тягостной атмосферы дома, Джемайна охотно согласилась. Девушка слегка повеселела, заметив, как родители обменялись самодовольными взглядами.
   На улице было холодно. На Рождество выпал обильный снег, который лежал на земле толстым белым одеялом. Вечер был ясный, дул легкий ветерок, и на темном небе сияли холодные звезды.
   Джемайна остановилась на дорожке перед домом. Прозрачный холодный воздух, казалось, оживил ее, и она почувствовала прилив энергии.
   – Вилли, давай покатаемся на санках! – предложила девушка. При дыхании на морозном воздухе у нее изо рта вырывался пар, напоминавший клубы дыма.
   Молодой человек удивленно посмотрел на нее, затем медленно расплылся в улыбке.
   – Давай. – Он сделал паузу и нахмурился. – Но у нас нет санок.
   – Есть одни на заднем дворе, в сарае. Я пользовалась ими, когда была маленькой.
   Вилли кивнул, и Джемайна повела его на задний двор. Она чувствовала – отец вряд ли одобрил бы такое легкомыслие. В углу сарая под кучей ветоши они отыскали санки, покрытые пылью, но вполне пригодные для катания. Таща их за собой, молодые люди направились вниз по холму на ровную площадку. По-видимому, эта мысль пришла не только им – они увидели еще несколько катающихся пар.
   Джемайна уселась на санки, Вилли потянул их все быстрее и быстрее. Смеясь, как Дети, они носились взад и вперед по площадке.
   Через некоторое время девушка настояла на том, что теперь ее очередь возить санки. Вилли засомневался:
   – Это ведь тяжело, Джемайна.
   – Пустяки, – ответила она. – Я крепкая женщина, Вилли. Вот увидишь.
   Полозья санок уже достаточно обледенели, и по укатанному снегу Джемайна могла легко тянуть Вилли. Это было замечательное развлечение, впервые за несколько недель Джемайна радостно смеялась, забыв обо всех проблемах и наслаждаясь моментом.
   Когда они наконец покинули площадку и пошли к дому, их лица были розовыми, щеки покалывало от мороза.
   – Чудесно, правда? – спросил Вилли.
   – Просто изумительно, Вилли! – Джемайна засмеялась, запрокинув голову.
   Вилли сменил руку, которой тянул санки, и нащупал ладонь Джемайны. Девушка вся напряглась, намереваясь отдернуть свою руку, но затем расслабилась.
   Когда показался дом Бенедиктов, Вилли замедлил шаг.
   – Наверное, родители удивляются, где мы пропадаем так долго. Может быть, не стоит говорить им, что мы катались на санках.
   Джемайна снова рассмеялась.
   – Не скажу, если ты сам не проговоришься.
   – Джемайна… – Он остановился и повернулся к ней лицом, все еще держа за руку. – Ты собираешься вернуться в Филадельфию и продолжить работу в журнале?
   – Конечно.
   – Во время весенних каникул… – Он глубоко вздохнул и сжал ее ладонь. – Филадельфия не так далеко отсюда. Если я приеду туда на несколько дней, могу я увидеть тебя?
   Джемайна невольно высвободила руку.
   – О, Вилли, это очень мило с твоей стороны. Однако не надо делать этого. Я… – Она глубоко вздохнула. – Я увлечена одним человеком в Филадельфии. Ты хороший парень, Вилли, и я польщена тем, что ты готов поехать в другой город ради встречи со мной, но это бесполезно.
   Выражение разочарования на его лице заставило ее отвернуться.
   Вернувшись в Филадельфию и продолжив работу: Джемайна почувствовала, что энтузиазм снова покидает ее. Она считала, что достаточно успокоилась, но, по-видимому, ошиблась.
   Девушка занялась своей последней статьей о знаменитых женщинах в истории Филадельфии. Через два дня ее вызвали в кабинет Сары. Стоял февраль. Джемайна была простужена и чувствовала себя неважно.
   Сара, постукивая пальцами по письменному столу, внимательно изучала Джемайну.
   – Ты плохо выглядишь, моя дорогая, – сказала она наконец.
   – Я сильно простудилась, – ответила Джемайна и громко чихнула.
   – Жаль. Наверное, тебе лучше пойти домой и лечь в постель. Укутайся теплым одеялом и постарайся пропотеть. – Сара слегка улыбнулась. – Знаю, дамы не любят потеть, но это лучшее средство в твоем состоянии. Однако сначала мы должны обсудить кое-что…
   Сара снова начала постукивать пальцами, и Джемайна вдруг заметила на столе рукопись и ощутила страх, узнав свою статью.
   – Приношу свои извинения за то, что затеяла этот разговор сейчас, когда ты в таком состоянии, дорогая, – продолжила Сара, – но это необходимо сделать. Твоя последняя статья никуда не годится.
   – Что там неверно, Сара? Я тщательно изучила жизнь этой женщины. – Джемайна действительно много работала над статьей. После отъезда Оуэна она не могла пользоваться его книгами и вынуждена была подолгу просиживать в библиотеках и рыться в частных собраниях в поисках необходимого материала.
   – О, что касается фактов, то здесь все в порядке но статья, к сожалению, является всего лишь голым их перечислением. Фактический материал, безусловно, должен иметь место, но мы все-таки публикуем в «Ледиз бук» не просто историю. – Сара внимательно посмотрела на девушку. – В твоей статье о Блэквел женщина предстает перед читателями живой. И в материалах о сельских женщинах ты уловила самую их суть. За годы работы редактором я поняла, что многие авторы могут хорошо писать о современниках, но терпят неудачу, когда пытаются создать образы давно умерших людей, исторических личностей. Я бы решила, что ты относишься к этой категории журналистов, если бы не первая статья из этой серии – о Бетси Росс. Тебе удалось убедить меня вопреки всем слухам, что именно она изготовила первый американский флаг. Но это, Джемайна… – Сара взяла со стола рукопись и помахала ею. – Должна признаться, ты разочаровала меня. Я понимаю, что предъявляю довольно высокие требования, но я жду от своих людей только отличной работы.
   Джемайна подумала, не собирается ли Сара уволить ее, и разволновалась, хотя в глубине души была уверена, что до этого не дойдет.
   От мрачных мыслей ее отвлек голос Сары:
   – Часто в таких случаях, как этот, Джемайна, я поручаю статью другому автору. Однако, поскольку я верю в тебя… Словом, постарайся сама переделать ее заново.
   Она продолжала держать рукопись, и Джемайна протянула руку через стол, чтобы взять ее.
   – Я постараюсь, Сара, – проговорила девушка глухим голосом. – Сожалею, но я неважно чувствую себя последнее время. – Она беспомощно развела руками.
   – Это очевидно, моя дорогая, – подтвердила Сара сухим тоном.
   Джемайна встала и пошла к выходу. Открыв дверь кабинета, она увидела Уоррена Баррикона.
   – А, Джемайна, привет.
   – Привет, Уоррен. – ответила она и прошла мимо.
   Глядя ей вслед, Уоррен медленно закрыл дверь и сел на место, которое только что освободила Джемайна.
   – Я хотел поговорить с тобой о гравюре, иллюстрирующей рассказ, Сара, но… – Он хмуро посмотрел на дверь. – Я заметил, что Джемайна не в себе последнее время, еще до Рождества.
   Сара откинулась назад.
   – Это произошло после того, как повесилась Этта Логан.
   – Разве Джемайна имела к этому какое-то отношение?
   – Некоторым образом. По крайней мере она интересовалась этим делом, и трагическая смерть женщины повергла ее в депрессию. Но мне кажется, есть еще что-то… Думаю, Джемайна увлеклась Оуэном Тэзди…
   – Этим негодяем! – Уоррен подался вперед, сжав кулаки. – Если он обидит ее!..
   – Уоррен, вы удивляете меня, – насмешливо сказала Сара. – Что вы можете сделать, вызвать его на дуэль? Едва ли вы способны на это. Кроме того, вы немного опоздали. Оуэн на золотых приисках в Калифорнии. Он вернется только в декабре. Именно с декабря прошлого года Джемайна все время находится в удрученном состоянии.
   – Но ведь она не знает, что он собой представляет!
   – А в самом деле – что он собой представляет, Уоррен? Тэзди из тех, кто привлекает таких молодых женщин, как Джемайна. Я предупреждала ее и не думала, что она проигнорирует мои слова. Мне неизвестно, что произошло, да это меня и не касается. Так же как и тебя, Уоррен. Но мне больно видеть, как страдает этот ребенок.
   – Полагаю, это влияет на ее работу? Сара кивнула в ответ.
   Уоррен поразмыслил несколько секунд, затем с улыбкой поднял голову:
   – У меня есть предложение, Сара. Оно может показаться тебе очень необычным, однако смена обстановки часто оказывает положительное влияние…
   В конце рабочего дня Джемайне передали, что Сара хочет видеть ее. Девушка не ушла домой днем, как предлагала Сара, и начала переделывать статью, правда, пока безуспешно. Решив, что Сара уже хочет обсудить ее работу, Джемайна возмутилась и в таком состоянии вышла в холл. Входя в кабинет Сары, она вся кипела от гнева.
   Уже с порога Джемайна не выдержала:
   – Сара, я только начала работать над статьей! Как можно ожидать, что я закончу ее так скоро!
   Сара удивленно посмотрела на нее:
   – Дитя мое, конечно, я не ждала этого, а хотела поговорить с тобой совсем о другом. Сядь и послушай.
   Немного успокоившись, Джемайна села. Сара сложила руки на столе.
   – Как ты знаешь, мы обычно каждую весну посылаем двух-трех человек в Париж на просмотр новых мод.
   Джемайна удивленно взглянула на Сару, и сердце ее неистово забилось.
   – В этом году мы решили послать тебя, Джемайна. Я только что обсудила этот вопрос с мистером Гоуди, и он согласился.
   В Париж? Джемайна испытала одновременно восторг и страх. Она никогда не выезжала из страны, а теперь вот поедет в Париж с заданием!
   – Но я ничего не знаю о модах, Сара, – сказала она нерешительно.
   – Так это еще лучше, у тебя свежий взгляд. Ты ведь ничего не знала о сельской жизни, однако написала серию прекрасных статей. Кроме того… – Сара замолчала, собираясь с мыслями и глядя в широко раскрытые глаза молодой женщины.
   Сказать Джемайне, что предложение поступило от Уоррена Баррикона? На мгновение она засомневалась: вдруг Уоррен преследует какую-то тайную цель? Но тут же отбросила эту мысль, Уоррен Баррикон – честный и порядочный человек.
   – Ты можешь отправиться пораньше, если согласна, – продолжила Сара. – Уоррен не сможет поехать в Париж до конца марта, но прибудет туда к началу демонстрации весенних мод. Однако мне хотелось, чтобы ты поехала сейчас. Я ожидаю от тебя хороших материалов, Джемайна. Впечатления о Париже и о его жителях. Мы время от времени печатаем подобные статьи. Недавно были опубликованы «Впечатления о Риме» и даже «Впечатления о России». К тому же я хотела бы, чтобы ты сделала серию очерков о женщинах, известных в истории Франции, наподобие тех, что ты недавно опубликовала здесь, в Филадельфии. – Сара улыбнулась. – Как тебе это нравится?
   Джемайна едва дышала.
   – Не знаю, что и сказать, Сара. Это превосходный случай. Я и раньше мечтала, что когда-нибудь меня пошлют в Париж, но это произошло так неожиданно!
   – Вполне тебя понимаю. Но нельзя терять время. Мы должны составить планы, хотя бы в общих чертах расписать твое пребывание в Париже, заказать билеты. – Сара сделала паузу, внимательно изучая Джемайну. – Только вот что беспокоит меня. Ты молода и не привыкла к путешествиям. Женщина в твоем возрасте, одна в чужом городе…
   Это не было сомнением, но Джемайна восприняла эти слова именно так. Она внутренне собралась и ответила, даже привстав в гордом порыве:
   – Мне уже двадцать три года, и я вполне могу постоять за себя!
   – Ты уверена? – спросила Сара, и губы ее тронула улыбка. – Вероятно, ты права. Посмотрим. Значит, я могу считать, что ты согласна?
   – О да! – воскликнула Джемайна. Затем внезапная мысль отрезвила ее. – А как же быть с последней статьей, которую я начала переделывать?
   – Возможно, ты найдешь время до отъезда закончить ее. А если нет, ничего страшного. Закончишь, когда вернешься. – Сара улыбнулась. – Может, тогда у тебя будет более хорошее настроение.
   Джемайна внимательно посмотрела на главного редактора.
   – Сара, ты делаешь это ради меня? Я имею в виду мое состояние…
   – Да, думаю, поездка пойдет тебе на пользу. – Сара почувствовала некоторое смущение и на мгновение отвела глаза. Затем снова посмотрела на Джемайну и твердо сказала: – Не пойми меня неправильно, дорогая. Если бы я не была уверена, что ты справишься с этим заданием, я бы не послала тебя. Я также твердо верю: смена обстановки поможет тебе.
   Джемайна задумалась над тем, что известно Саре и что она подозревает относительно ее отношений с Оуэном. Конечно, Сара неглупая женщина, она, должно быть, сразу связала подавленность Джемайны с отъездом Оуэна. Даже если она и догадалась об их романе, склонна ли осуждать ее? Джемайна хорошо знала глубоко религиозные убеждения пожилой женщины и ее строгое отношение к морали.
   Поднявшись, Джемайна сказала:
   – Какова бы ни была причина, Сара, я хочу, чтобы ты знала, как я благодарна за предоставленную возможность. Обещаю, ты никогда не пожалеешь об этом.
   – Не сомневаюсь, – тепло улыбнулась Сара. Вернувшись на свое рабочее место, Джемайна взяла рукопись, которую Сара вернула ей, и быстро прочитала от начала до конца. Теперь она совсем по-другому осмыслила ее содержание и быстро уловила то, чем была недовольна Сара. Статья выглядела скучной и производила впечатление сухой компиляции.
   Хотя уже пора было идти домой, она углубилась в работу. Даже симптомы простуды стали слабее. Через некоторое время Джемайна перестала писать. Держа перо на весу, она улыбнулась, что-то напевая себе под нос.
   Нью-Йорк кишел людьми, ревел и грохотал. По мнению Джемайны, жизнь в Филадельфии более спокойная. Впервые она побывала в Нью-Йорке, когда направлялась в Джениву взять интервью у Элизабет Блэквел, и пробыла там ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы пересесть на другой поезд.
   Сара разрешила Джемайне уехать из Филадельфии за десять дней до отплытия корабля во Францию, так чтобы она провела некоторое время с родителями в Бостоне. Однако Джемайна не выдержала дома более четырех дней.
   Ее родители были в ужасе, оттого что она отправлялась во Францию одна.
   – Очень плохо, что ты едешь в Париж, в этот греховный город! – возмущался отец. – Да еще одна, в твои-то годы. Я не разрешаю тебе, Джемайна!
   Джемайна рассмеялась:
   – Папа, неужели ты не понимаешь, что теперь уже ничего не можешь запретить мне. Ради Бога, ведь я недавно отпраздновала уже двадцать третий день рождения!
   Он продолжал кричать:
   – Это тоже проблема! Тебе двадцать три, а ты еще не замужем. Давно пора. Ты уже старая дева, Джемайна. Мужчины будут думать, что у тебя что-то не в порядке, раз ты не замужем в такие годы!
   Джемайна вспомнила об Оуэне и разозлилась.
   – Я выйду замуж, когда сочту нужным, и твои слова не заставят меня немедленно сделать это.
   Два дня спустя Джемайна покинула Бикон-Хилл и отправилась в Нью-Йорк, хотя до отплытия корабля во Францию оставалась еще неделя.
   И вот теперь, гуляя по улицам Нью-Йорка, Джемайна радовалась, что у нее есть время познакомиться поближе с этим городом. Жизнь в Нью-Йорке бурлила. На улицах толпились пешеходы, повсюду мелькали конки и экипажи. Пройдя дюжину кварталов, она услышала разговор на многих языках. Голова ее была полна новыми идеями, и она улыбнулась: может быть, остаться здесь и не ездить в Париж? Конечно, она много читала о Париже, но сомневалась, что любой другой город может быть столь волнующим, как Нью-Йорк.
   Джемайна гуляла по запруженным улицам, пока не устала, после чего отправилась в отель спать.
   Каждый день, проведенный в этом городе, открывал ей что-то новое и удивительное, начиная от магазинов одежды на Пятой авеню до кварталов Бауэри с низкопробными кабаками.
   В предпоследний день Джемайна оказалась в Нижнем Ист-Сайде, на острове Манхэттен. Она поняла, что это центр района, где изготавливается одежда. Уличное движение здесь было особенно оживленным, хотя люди передвигались в основном пешком. Джемайне потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, почему все куда-то спешат. Она увидела людей, согнувшихся под тяжестью тюков с одеждой, и поняла: производители одежды готовятся к смене сезонов – скоро во всех магазинах появятся весенние фасоны.
   Внимательно приглядевшись к фигурам с тюками на спине, Джемайна вздрогнула. Носильщиками были маленькие дети, причем не только мальчики, но и девочки. Дети были так тяжело нагружены, что Джемайна не могла понять, как они выдерживают такую ношу.
   Усталые, с безразличным выражением лиц, они выглядели такими жалкими, что на глазах у Джемайны выступили слезы, и она поспешила пройти мимо, опустив голову. Свернув за угол, Джемайна оказалась на Хестер-стрит. Она быстро пошла по улице, стараясь поскорее покинуть этот район. В середине квартала что-то неожиданно привлекло ее внимание.
   Джемайна остановилась и внимательно посмотрела налево. Короткие ступеньки вели вниз к узкой двери, на которой висела вывеска: Л. Гилрой. Превосходные плащи. Не тот ли это человек, который пристал к ней тогда, в Филадельфии? Гилрой не очень распространенное имя…
   Внезапно дверь широко распахнулась, и в проеме показались две борющиеся фигуры. Джемайна, не раздумывая, подошла поближе к лестнице. В тусклом свете она различила мужчину и женщину. Женщина отчаянно сопротивлялась, а мужчина крепко держал ее.
   Джемайна услышала плачущий голос:
   – Пожалуйста, сэр! Не делайте этого! Мне очень нужна работа. У меня двое детей.
   – Надо было раньше думать о них, – грубо сказал мужчина. – В моей мастерской нет места лентяйкам. А теперь убирайся, женщина. Все кончено!
   Мужчина поднял голову, и Джемайна вся съежилась. Тот самый человек! Казалось, он не узнал ее. Он с силой толкнул женщину. Она ухватилась за рукав его рубашки и разорвала его. Гилрой пробормотал проклятия и снова толкнул ее, опрокинув на ступеньки лестницы, затем стоял, наблюдая, как женщина на четвереньках карабкается вверх.
   Когда несчастная оказалась на улице, Джемайна инстинктивно наклонилась и протянула ей руку, пытаясь утешить.
   – Пойдем со мной, дорогая, – предложила она и повела ее по улице.
   Все еще охваченный гневом, Лестер Гилрой стоял, глядя на хорошо одетую женщину, удаляющуюся вместе с его недавней работницей. Он лихорадочно думал, кто бы это мог быть. Возможно, какая-нибудь леди забрела сюда, пытаясь помочь так называемым угнетенным. Эти люди слишком глупы и не понимают, что многие женщины и дети стали бы попрошайничать на улицах, если бы он не предоставил им работу.
   Он посмотрел на свой разорванный рукав. Проклятая баба! Ухитрилась порвать ему такую хорошую рубашку. Гилрой со злостью ухватился за рукав и оторвал совсем, до самого плеча, обнажив татуировку корабля. Он напряг мышцы, и корабль закачался на морских волнах…

Глава 14

   Как обычно в ранний час, войдя в свой кабинет, Сара Хейл обнаружила на столе письмо от Джемайны.
   Дорогая Сара, рано утром я сяду на корабль, отправляющийся во Францию, но перед отъездом решила написать тебе.
   Однажды ты сказала, что я не должна начинать какой-либо проект, предварительно не обсудив его с тобой. Разумеется, то, что я задумала, невозможно осуществить, пока не вернусь из Парижа, тем не менее мне хочется, чтобы ты подумала над этим в мое отсутствие.
   Перед отъездом у меня было время в Нью-Йорке, чтобы познакомиться с этим городом. Я очарована им, однако обнаружила и темные, гнетущие стороны. Я столкнулась с вопиющей несправедливостью, с которой необходимо бороться!
   Однажды, гуляя по Ист-Сайду, я забрела в район, где изготавливают одежду. Там творятся невероятные вещи, Сара! Маленькие дети, мальчики и девочки десяти и менее лет, работают на улице, разнося такие тяжелые тюки с одеждой, что едва держатся на ногах!
   Другие работают в ужасных условиях по четырнадцать часов в день. Рабочие места часто становятся очагами эпидемии. Там тусклое освещение и плохая вентиляция. И за тяжкий труд дети получают всего несколько центов в день. Женщины зарабатывают по доллару в день.
   Я узнала об этих чудовищных фактах, лично не посещая производство, но получила информацию из весьма надежного источника.
   Уверена, ты помнишь человека по имени Лестер Гилрой, который приезжал в Филадельфию с целью открыть там фабрики по пошиву одежды, но вынужден был покинуть город, когда «Леджер» опубликовала статью о его дьявольской затее. Гуляя по Хестер-стрит, я увидела на здании табличку с его именем! Пока я стояла там, пораженная совпадением, он появился в двери и выбросил на улицу женщину.