Страница:
Сандра Мэй
Весенние мелодии
Пролог
Весна случилась по обыкновению после февраля. И, как обычно, никто ее не ожидал – по крайней мере, такую. Жаркую, бурную, сразу превратившую Кони-Айленд и Лонг-Айленд в субтропики, а в апреле уже и в тропики…
Весной обостряются многие нервные заболевания. В частности, люди начинают настойчиво размышлять о брачных узах, а там и нацеплять их на себя. В мэрии Нью-Йорка невесты так и кишат! То есть женихи там тоже кишат, но они менее заметны. Не то что в живой природе. Там самцы выглядят куда авантажнее самок…
А ведь есть еще соборы и синагоги, церкви и часовни, домашние молельни и просто особняки Лонг-Айленда – вот там уж всем невестам невесты! И на каретах катаются, и осыпают их не рисом, а стодолларовыми бумажками, и букетом новобрачной запросто можно вышибить мозги, если неудачно (или удачно?) попасть – документальный факт, имеются свидетели печального инцидента.
Потом будет лето, когда медовые месяцы. Потом осень – подготовка к первому семейному Рождеству и Дню благодарения, неприятное осознание того факта, что его мама имеет привычку буквально на все говорить «А вот когда Кевин/Бартоломью/Джерри жил с нами, он никогда/всегда/совершенно по-другому…», растущее раздражение по поводу незакрученных тюбиков зубной пасты и разбросанных носков…
Словом, к следующей весне примерно две трети нынешних счастливых и сияющих новобрачных будут с мрачной ухмылкой смотреть на новых безумцев и демонически надламывать бровь – мол, куда вы, несчастные! Остановитесь! Вас обманули, за этими дверями НЕТ рая…
Впрочем, одной оставшейся трети удается справиться. История этих продолжается уже в Центральном парке – в светлое время суток там буквально опасно ходить – либо нечаянно толкнешь беременную, либо тебя переедет коляска, либо получишь лопаткой по ноге.
Дальше… Трудно сказать, что в точности происходит дальше, потому что художественная литература мало интересуется периодом становления и расцвета молодой семьи, предпочитая интригующие завязки (неравные браки, страдания разлученных влюбленных, радость воссоединения) и трагические развязки («Вчера в Вест-Энде совершено убийство на бытовой почве. Миссис Н. нанесла своему супругу травмы, несовместимые с жизнью, при посредстве сковородки. “Он загубил мою жизнь!” – сообщила задержанная нашему корреспонденту. Супруги Н. прожили в браке восемнадцать лет…»).
В любом случае что-то там, в браке, происходит – ведь должны же откуда-то взяться эти толстые тетки с обручальными кольцами, навеки врезавшимися в пухлые безымянные пальцы, похожие на сосиски? Ни одной такой тетки в фате Джеки не видела, стало быть, замуж они выходили нормальными, а потом семейная жизнь нанесла свой карающий удар…
Кто такая, спрашиваете, Джеки, чтобы об этом говорить? Ха-ха! Вот и видно, что вы не местные.
Джеки О’Брайен – распорядитель на свадьбах. Если Джеки чего-то не знает о церемонии заключения браков, значит, этого не знает никто.
Джеки двадцать семь лет, на мир она взирает с высоты метр шестьдесят два зелеными ирландскими очами, исполненными здорового цинизма. Когда цинизма становится слишком много, Джеки искусно камуфлирует его, роняя на глаза золотистую челку оттенка «медовый блонд». Оттенок свой собственный, натуральный, достался вкупе с очами от папы-ирландца.
Мать Джеки, миссис О’Брайен, в девичестве Нортон, является крупнейшим в мире специалистом по ночным бабочкам аргентинской сельвы, почему и проживает в означенной сельве последние лет семь. Лет пять назад это обстоятельство несколько надоело папе, и он с мамой развелся, после чего уехал на историческую родину, в Дублин, где успешно практикует в военном госпитале. Хирург он экстра-класса. Женился во второй раз, на своей многолетней ассистентке.
Таким образом, Джеки О’Брайен никогда не знала тягот семейного диктата. Она выросла вполне самостоятельной девицей, от которой никто никогда не требовал приходить домой не позже восьми и не оставаться ночевать у подружки. Поскольку запретные плоды ей никто, собственно, не запрещал, она отнеслась к ним вполне равнодушно, выучилась, поработала на самых разных работах, а четыре года назад бросила якорь в поистине ОЧАРОВАТЕЛЬНОЙ фирме под оригинальным названием «Гименей инкорпорейтед». Как легко можно догадаться, здесь занимаются свадьбами. Точнее их художественным воплощением. Кареты, белые лошади, дети в костюмах ангелочков, гирлянды из роз, подушечки в форме сердца, лебеди, амурчики и прочая белиберда – это здесь!
Джеки правильно отнеслась к новой работе и потому очень скоро стала третьим, а потом и вторым человеком на фирме. Строго говоря, штат сотрудников был невелик, но «Гименей инкорпорейтед» процветал в последние десять лет именно потому, что непосредственной организацией торжеств не гнушался заниматься ни один вице-президент. Ну да, собственно, Джеки О’Брайен – вице-президент «Гименей инкорпорейтед». Лучше бы, конечно, США, но нет. Пока.
На этом вступительная часть заканчивается, как закончилась в то прекрасное весеннее утро и жизнь Джеки… О, нет! Вы не так поняли! НОРМАЛЬНАЯ жизнь Джеки О’Брайен.
Между прочим, на все про все потребовалось каких-то сорок минут…
Весной обостряются многие нервные заболевания. В частности, люди начинают настойчиво размышлять о брачных узах, а там и нацеплять их на себя. В мэрии Нью-Йорка невесты так и кишат! То есть женихи там тоже кишат, но они менее заметны. Не то что в живой природе. Там самцы выглядят куда авантажнее самок…
А ведь есть еще соборы и синагоги, церкви и часовни, домашние молельни и просто особняки Лонг-Айленда – вот там уж всем невестам невесты! И на каретах катаются, и осыпают их не рисом, а стодолларовыми бумажками, и букетом новобрачной запросто можно вышибить мозги, если неудачно (или удачно?) попасть – документальный факт, имеются свидетели печального инцидента.
Потом будет лето, когда медовые месяцы. Потом осень – подготовка к первому семейному Рождеству и Дню благодарения, неприятное осознание того факта, что его мама имеет привычку буквально на все говорить «А вот когда Кевин/Бартоломью/Джерри жил с нами, он никогда/всегда/совершенно по-другому…», растущее раздражение по поводу незакрученных тюбиков зубной пасты и разбросанных носков…
Словом, к следующей весне примерно две трети нынешних счастливых и сияющих новобрачных будут с мрачной ухмылкой смотреть на новых безумцев и демонически надламывать бровь – мол, куда вы, несчастные! Остановитесь! Вас обманули, за этими дверями НЕТ рая…
Впрочем, одной оставшейся трети удается справиться. История этих продолжается уже в Центральном парке – в светлое время суток там буквально опасно ходить – либо нечаянно толкнешь беременную, либо тебя переедет коляска, либо получишь лопаткой по ноге.
Дальше… Трудно сказать, что в точности происходит дальше, потому что художественная литература мало интересуется периодом становления и расцвета молодой семьи, предпочитая интригующие завязки (неравные браки, страдания разлученных влюбленных, радость воссоединения) и трагические развязки («Вчера в Вест-Энде совершено убийство на бытовой почве. Миссис Н. нанесла своему супругу травмы, несовместимые с жизнью, при посредстве сковородки. “Он загубил мою жизнь!” – сообщила задержанная нашему корреспонденту. Супруги Н. прожили в браке восемнадцать лет…»).
В любом случае что-то там, в браке, происходит – ведь должны же откуда-то взяться эти толстые тетки с обручальными кольцами, навеки врезавшимися в пухлые безымянные пальцы, похожие на сосиски? Ни одной такой тетки в фате Джеки не видела, стало быть, замуж они выходили нормальными, а потом семейная жизнь нанесла свой карающий удар…
Кто такая, спрашиваете, Джеки, чтобы об этом говорить? Ха-ха! Вот и видно, что вы не местные.
Джеки О’Брайен – распорядитель на свадьбах. Если Джеки чего-то не знает о церемонии заключения браков, значит, этого не знает никто.
Джеки двадцать семь лет, на мир она взирает с высоты метр шестьдесят два зелеными ирландскими очами, исполненными здорового цинизма. Когда цинизма становится слишком много, Джеки искусно камуфлирует его, роняя на глаза золотистую челку оттенка «медовый блонд». Оттенок свой собственный, натуральный, достался вкупе с очами от папы-ирландца.
Мать Джеки, миссис О’Брайен, в девичестве Нортон, является крупнейшим в мире специалистом по ночным бабочкам аргентинской сельвы, почему и проживает в означенной сельве последние лет семь. Лет пять назад это обстоятельство несколько надоело папе, и он с мамой развелся, после чего уехал на историческую родину, в Дублин, где успешно практикует в военном госпитале. Хирург он экстра-класса. Женился во второй раз, на своей многолетней ассистентке.
Таким образом, Джеки О’Брайен никогда не знала тягот семейного диктата. Она выросла вполне самостоятельной девицей, от которой никто никогда не требовал приходить домой не позже восьми и не оставаться ночевать у подружки. Поскольку запретные плоды ей никто, собственно, не запрещал, она отнеслась к ним вполне равнодушно, выучилась, поработала на самых разных работах, а четыре года назад бросила якорь в поистине ОЧАРОВАТЕЛЬНОЙ фирме под оригинальным названием «Гименей инкорпорейтед». Как легко можно догадаться, здесь занимаются свадьбами. Точнее их художественным воплощением. Кареты, белые лошади, дети в костюмах ангелочков, гирлянды из роз, подушечки в форме сердца, лебеди, амурчики и прочая белиберда – это здесь!
Джеки правильно отнеслась к новой работе и потому очень скоро стала третьим, а потом и вторым человеком на фирме. Строго говоря, штат сотрудников был невелик, но «Гименей инкорпорейтед» процветал в последние десять лет именно потому, что непосредственной организацией торжеств не гнушался заниматься ни один вице-президент. Ну да, собственно, Джеки О’Брайен – вице-президент «Гименей инкорпорейтед». Лучше бы, конечно, США, но нет. Пока.
На этом вступительная часть заканчивается, как закончилась в то прекрасное весеннее утро и жизнь Джеки… О, нет! Вы не так поняли! НОРМАЛЬНАЯ жизнь Джеки О’Брайен.
Между прочим, на все про все потребовалось каких-то сорок минут…
1
Джеки О’Брайен критическим взором окинула смущенную и потому ярко-розовую невесту. Все было просто идеально.
Потом началась церемония, и Джеки позволила себе вытянуть ножки и поболтать ими в воздухе. Она это заслужила.
Солнечный свет сверкает меж зеленых ветвей, на небе ни тучки, музыканты до сих пор ни разу не сфальшивили, дети, несущие шлейф за невестой, ведут себя, как истинные ангелы, и ни разу не попробовали в означенный шлейф высморкаться, словом, рай да и только!
Ассистентка Джеки, Энни, присела рядом и мрачно заметила:
– Я все понимаю, нервы, все такое – но она совершенно очевидно поправилась на несколько фунтов. Счастье, если платье выдержит напор этой красоты до конца церемонии!
Джеки лениво фыркнула:
– Я бы вообще на ее месте не выбрала гофрированные оборочки и кринолин. Что поделать. Наша политика – любой каприз за ваши деньги. Брось. Смотри на это проще.
– Джеки… Я вот думаю – а ты на все на свете способна смотреть… проще?
– Практически. Так легче жить. Кроме того, у всех есть свои недостатки, мы все не идеальны, и потому мир надо принимать таким, какой он есть. Ты заменишь меня на банкете? В такую жару меня с души воротит при одной мысли о свадебном торте с кремом. Брр, гадость!
Энни немного замешкалась с ответом.
– Я хотела… разумеется, заменю, никаких проблем, но я думала… мне нужно кое-что тебе сказать…
– Энни, все равно у нас не было бы ни единого шанса поболтать. Ты же знаешь. Когда этих двоих окрутят, родители с обеих сторон с облегчением накинутся на окружающих с восторженными рассказами о детстве и отрочестве брачующихся. Потом будут речи и поздравления, потом начнут бросаться букетами, потом детей будет тошнить от сладкого, а взрослые напьются – подружка, мы поговорим позже, о’кей?
– Ладно…
Джеки удовлетворенно кивнула, встала со стула и начала осторожно пробираться к выходу.
Энни Котран была ее давней подругой и по совместительству подчиненной. Справедливости ради стоит отметить тот факт, что в их паре Энни представляла классический тип неприметной, но исполнительной и добродушной тихони, в то время как Джеки неслась по жизни в образе успешной и прекрасной звезды, одаривающей своим светом всех окружающих. На сегодня дары закончились, кроме того, эту неделю она пахала как лошадь, шутка ли – восемнадцать свадеб!
Позавчера торт был явно несвежий! Или скис от жары. Во всяком случае, Джеки явственно мутило вот уже второй день. Ничего, Энни прекрасно справится с ролью свадебного генерала, а Джеки поедет домой, примет душ и позвонит наконец Алджи – они уже целую вечность не виделись, и вообще…
Алджи присутствовал в ее жизни уже почти год. Прекрасно в нем было практически все, кроме имени – Алджернон Рейли в наши дни звучит несколько вызывающе, хотя… Не далее как в прошлом месяце, присутствуя на очередной свадьбе очередной клиентки, Джеки О’Брайен гадала, смогла бы она согласиться стать миссис Коркоран Даблуотер Вассерман? Того жениха звали именно так.
Да, так что Алджернон – еще ничего. Старинное английское имя.
У Алджи была не очень героическая профессия – флорист-дизайнер – и совсем не героическая внешность, хотя семьдесят пять процентов женщин назвали бы его чистым херувимом и не ошиблись бы. Белокурый, голубоглазый, изящный красавчик Алджи будил материнские чувства практически во всех особях женского пола, и Джеки прекрасно понимала, что за этим сокровищем нужен глаз да глаз. Только вот работа, будь она неладна, совершенно не давала развернуться.
Джеки довольно трезво подходила к планированию своей жизни. Двадцать семь – вполне нормально для заключения брака, при условии что вы твердо стоите на ногах. Особенно если вам пришла в голову блажь вступить в брак с флористом-дизайнером. Спору нет, среди них попадаются истинные миллионеры, Крёзы и Рокфеллеры, но признаемся честно – эту специальность чаще всего выбирают те, кто оказался решительно неспособен к любому виду деятельности, предполагающему умственные усилия…
Джеки О’Брайен относилась к своему избраннику покровительственно и в целом хорошо. Она сама отвела на предварительные ухаживания полгода, потом настояла на более интимных отношениях, но никаких глупостей типа переезда к Алджи в квартиру и наоборот не допустила. С потенциальным женихом они встречались раз в неделю, интим произошел у них раза два или три, и Джеки такой распорядок вполне устраивал, а мнения Алджи она как-то и не спрашивала.
Да, еще она с ним выходила в свет. Две корпоративные вечеринки – это вам не шутка. Дамы из «Гименей инкорпорейтед» имели возможность оценить ангела Алджи со всех сторон, и он Джеки не посрамил. Поддерживал светскую беседу, рассказывал всякие интересные случаи из жизни флористов – короче, блистал.
Джеки подошла к своей машине, благоразумно оставленной на самом дальнем фланге парковки. Здесь имелся запасной выезд на трассу и не было риска застрять среди машин многочисленных гостей.
Новенький двухместный «порше» сиял травяной зеленью, радуя глаз хозяйки… пока она не подошла ближе. Сердце Джеки упало, а потом она разгневалась не на шутку.
На ослепительном отполированном изумрудном боку красовалась длинная, омерзительная, вызывающая царапина, насквозь продравшая эмаль покрытия. Царапина тянулась от крышки топливного бака до переднего крыла.
Джеки О’Брайен заставила взять себя в руки и включила могучий мозг. Небрежные автовладельцы исключаются – эту извилистую линию никакая машина оставить не может. Судя по характеру отметины, это типичное подростковое хулиганство – Джеки видела такое в кино. Члены подростковых банд, идучи на бой, зажимали между пальцев толстый гвоздь и с душераздирающим скрежетом двигались навстречу противнику, калеча все машины на своем пути. Одно, но важное «но» – здесь, на территории частного владения, на Лонг-Айленде подростковые банды совершенно исключены.
Еще здесь исключены бродяги, гангстеры и прочие отбросы общества, потому что автомобильная дорога платная, через каждые полмили стоят патрульные машины, а стоянка вообще оснащена видеокамерами…
В этом месте Джеки О’Брайен больно шлепнула себя по лбу и кинулась к белоснежному домику охраны.
Галантный и искренне расстроенный гигант в униформе, весь увешанный рациями и резиновыми дубинками, долго извинялся перед мисс О’Брайен за случившееся, заверил ее в том, что все расходы по ремонту фирма возьмет на себя, а потом усадил Джеки в удобное кресло, и они вместе начали просматривать запись.
Церемония началась часа три назад, точнее Джеки находилась здесь часа три, так что просмотреть пришлось половину предыдущей кассеты и начало нынешней. На протяжении двух часов сорока минут машина смирно стояла на стоянке и никто на нее не посягал, а вот на сто шестьдесят третьей минуте просмотра…
Она и сама не знала, почему так отреагировала на увиденное. Внутренности вдруг свернулись в тугой комок, к горлу подкатила тошнота, по спине поползла ледяная струйка пота. Уверенная в себе, бесстрашная и насмешливая Джеки О’Брайен вцепилась в руку начальника охраны едва ли не с визгом.
Камера бесстрастно запечатлела зловещую фигуру в черном. Судя по всему, это был мужчина – высокий, крепкий, широкий в плечах. Он появился откуда-то сбоку – камера охватывала только площадку парковки – и медленно прошел вдоль машины Джеки, на мгновение замерев возле водительского места. Потом так же медленно ушел в сторону автотрассы.
Самым ужасным в незнакомце было то, что в эту несусветную жару на нем был длинный черный дождевик с поднятым и надвинутым на глаза капюшоном, черные брюки, черные перчатки на руках… а еще у него было абсолютно черное лицо!
Означать это могло только одно: кто-то совершенно целенаправленно замаскировался под главного злодея из фильма «Крик» и сознательно искалечил машину Джеки О’Брайен.
Мускулистый начальник охраны сочувственно крякнул.
– Мне очень жаль, мисс. Своим парням я устрою выволочку, не сомневайтесь, а вам советую обратиться в полицию. Не нравится мне этот тип… Смахивает на маньяка!
Тошнота подкатила совсем близко. Позеленевшая Джеки смогла только кивнуть и вылетела на солнышко, судорожно глотая воздух.
На улице ей немного полегчало, кроме того, в такой прекрасный весенний день о маньяках думать грех, и потому к машине она вернулась почти спокойно. Сейчас она поедет домой, примет душ, успокоится и…
На водительском месте лежал сложенный листок бумаги. Джеки развернула его трясущимися пальцами.
В лучших традициях детективов письмо было выполнено в стиле аппликации. Вырезанные из газеты буквы складывались в неровную строку.
«Готовься к смерти белобрысая ирландская дрянь!»
Через пятнадцать минут Джеки О’Брайен, заливаясь слезами, влетела в свою квартиру и заперлась на все замки. Посреди белого дня включила свет во всех комнатах, в ванной и туалете, телевизор на кухне, музыкальный центр в гостиной – и только после этого обессиленно опустилась на диванчик в прихожей.
Случившееся было настолько нереально и настолько страшно, что она никак не могла справиться с охватившим ее ужасом. Джеки машинально протянула руку к телефону, нажала мигавшую красную кнопочку… Автоответчик, как всегда, переполнен. К черту брачующихся, пусть Энн с ними справляется!
На дисплее высветилась информация. Алджи звонил вчера и сегодня, в общей сложности пятнадцать раз. И три раза Энн. В последний раз – полчаса назад. Только не это! Форс-мажор Джеки сейчас пережить не в состоянии!
Она решительно нажала клавишу воспроизведения. В конце концов, неприятности нужно встречать лицом к лицу…
«Джеки, я очень волнуюсь, правда. Видит бог, мы не хотели, чтобы вот так… Но ты все время занята, а я ведь уже несколько раз пыталась с тобой поговорить, и Алджи тоже… Джеки, ты вправе порвать со мной, я все пойму. Но мы больше не можем скрывать. Короче говоря… Мы с Алджи поженились в прошлую пятницу! Вот я и сказала…»
Потом началась церемония, и Джеки позволила себе вытянуть ножки и поболтать ими в воздухе. Она это заслужила.
Солнечный свет сверкает меж зеленых ветвей, на небе ни тучки, музыканты до сих пор ни разу не сфальшивили, дети, несущие шлейф за невестой, ведут себя, как истинные ангелы, и ни разу не попробовали в означенный шлейф высморкаться, словом, рай да и только!
Ассистентка Джеки, Энни, присела рядом и мрачно заметила:
– Я все понимаю, нервы, все такое – но она совершенно очевидно поправилась на несколько фунтов. Счастье, если платье выдержит напор этой красоты до конца церемонии!
Джеки лениво фыркнула:
– Я бы вообще на ее месте не выбрала гофрированные оборочки и кринолин. Что поделать. Наша политика – любой каприз за ваши деньги. Брось. Смотри на это проще.
– Джеки… Я вот думаю – а ты на все на свете способна смотреть… проще?
– Практически. Так легче жить. Кроме того, у всех есть свои недостатки, мы все не идеальны, и потому мир надо принимать таким, какой он есть. Ты заменишь меня на банкете? В такую жару меня с души воротит при одной мысли о свадебном торте с кремом. Брр, гадость!
Энни немного замешкалась с ответом.
– Я хотела… разумеется, заменю, никаких проблем, но я думала… мне нужно кое-что тебе сказать…
– Энни, все равно у нас не было бы ни единого шанса поболтать. Ты же знаешь. Когда этих двоих окрутят, родители с обеих сторон с облегчением накинутся на окружающих с восторженными рассказами о детстве и отрочестве брачующихся. Потом будут речи и поздравления, потом начнут бросаться букетами, потом детей будет тошнить от сладкого, а взрослые напьются – подружка, мы поговорим позже, о’кей?
– Ладно…
Джеки удовлетворенно кивнула, встала со стула и начала осторожно пробираться к выходу.
Энни Котран была ее давней подругой и по совместительству подчиненной. Справедливости ради стоит отметить тот факт, что в их паре Энни представляла классический тип неприметной, но исполнительной и добродушной тихони, в то время как Джеки неслась по жизни в образе успешной и прекрасной звезды, одаривающей своим светом всех окружающих. На сегодня дары закончились, кроме того, эту неделю она пахала как лошадь, шутка ли – восемнадцать свадеб!
Позавчера торт был явно несвежий! Или скис от жары. Во всяком случае, Джеки явственно мутило вот уже второй день. Ничего, Энни прекрасно справится с ролью свадебного генерала, а Джеки поедет домой, примет душ и позвонит наконец Алджи – они уже целую вечность не виделись, и вообще…
Алджи присутствовал в ее жизни уже почти год. Прекрасно в нем было практически все, кроме имени – Алджернон Рейли в наши дни звучит несколько вызывающе, хотя… Не далее как в прошлом месяце, присутствуя на очередной свадьбе очередной клиентки, Джеки О’Брайен гадала, смогла бы она согласиться стать миссис Коркоран Даблуотер Вассерман? Того жениха звали именно так.
Да, так что Алджернон – еще ничего. Старинное английское имя.
У Алджи была не очень героическая профессия – флорист-дизайнер – и совсем не героическая внешность, хотя семьдесят пять процентов женщин назвали бы его чистым херувимом и не ошиблись бы. Белокурый, голубоглазый, изящный красавчик Алджи будил материнские чувства практически во всех особях женского пола, и Джеки прекрасно понимала, что за этим сокровищем нужен глаз да глаз. Только вот работа, будь она неладна, совершенно не давала развернуться.
Джеки довольно трезво подходила к планированию своей жизни. Двадцать семь – вполне нормально для заключения брака, при условии что вы твердо стоите на ногах. Особенно если вам пришла в голову блажь вступить в брак с флористом-дизайнером. Спору нет, среди них попадаются истинные миллионеры, Крёзы и Рокфеллеры, но признаемся честно – эту специальность чаще всего выбирают те, кто оказался решительно неспособен к любому виду деятельности, предполагающему умственные усилия…
Джеки О’Брайен относилась к своему избраннику покровительственно и в целом хорошо. Она сама отвела на предварительные ухаживания полгода, потом настояла на более интимных отношениях, но никаких глупостей типа переезда к Алджи в квартиру и наоборот не допустила. С потенциальным женихом они встречались раз в неделю, интим произошел у них раза два или три, и Джеки такой распорядок вполне устраивал, а мнения Алджи она как-то и не спрашивала.
Да, еще она с ним выходила в свет. Две корпоративные вечеринки – это вам не шутка. Дамы из «Гименей инкорпорейтед» имели возможность оценить ангела Алджи со всех сторон, и он Джеки не посрамил. Поддерживал светскую беседу, рассказывал всякие интересные случаи из жизни флористов – короче, блистал.
Джеки подошла к своей машине, благоразумно оставленной на самом дальнем фланге парковки. Здесь имелся запасной выезд на трассу и не было риска застрять среди машин многочисленных гостей.
Новенький двухместный «порше» сиял травяной зеленью, радуя глаз хозяйки… пока она не подошла ближе. Сердце Джеки упало, а потом она разгневалась не на шутку.
На ослепительном отполированном изумрудном боку красовалась длинная, омерзительная, вызывающая царапина, насквозь продравшая эмаль покрытия. Царапина тянулась от крышки топливного бака до переднего крыла.
Джеки О’Брайен заставила взять себя в руки и включила могучий мозг. Небрежные автовладельцы исключаются – эту извилистую линию никакая машина оставить не может. Судя по характеру отметины, это типичное подростковое хулиганство – Джеки видела такое в кино. Члены подростковых банд, идучи на бой, зажимали между пальцев толстый гвоздь и с душераздирающим скрежетом двигались навстречу противнику, калеча все машины на своем пути. Одно, но важное «но» – здесь, на территории частного владения, на Лонг-Айленде подростковые банды совершенно исключены.
Еще здесь исключены бродяги, гангстеры и прочие отбросы общества, потому что автомобильная дорога платная, через каждые полмили стоят патрульные машины, а стоянка вообще оснащена видеокамерами…
В этом месте Джеки О’Брайен больно шлепнула себя по лбу и кинулась к белоснежному домику охраны.
Галантный и искренне расстроенный гигант в униформе, весь увешанный рациями и резиновыми дубинками, долго извинялся перед мисс О’Брайен за случившееся, заверил ее в том, что все расходы по ремонту фирма возьмет на себя, а потом усадил Джеки в удобное кресло, и они вместе начали просматривать запись.
Церемония началась часа три назад, точнее Джеки находилась здесь часа три, так что просмотреть пришлось половину предыдущей кассеты и начало нынешней. На протяжении двух часов сорока минут машина смирно стояла на стоянке и никто на нее не посягал, а вот на сто шестьдесят третьей минуте просмотра…
Она и сама не знала, почему так отреагировала на увиденное. Внутренности вдруг свернулись в тугой комок, к горлу подкатила тошнота, по спине поползла ледяная струйка пота. Уверенная в себе, бесстрашная и насмешливая Джеки О’Брайен вцепилась в руку начальника охраны едва ли не с визгом.
Камера бесстрастно запечатлела зловещую фигуру в черном. Судя по всему, это был мужчина – высокий, крепкий, широкий в плечах. Он появился откуда-то сбоку – камера охватывала только площадку парковки – и медленно прошел вдоль машины Джеки, на мгновение замерев возле водительского места. Потом так же медленно ушел в сторону автотрассы.
Самым ужасным в незнакомце было то, что в эту несусветную жару на нем был длинный черный дождевик с поднятым и надвинутым на глаза капюшоном, черные брюки, черные перчатки на руках… а еще у него было абсолютно черное лицо!
Означать это могло только одно: кто-то совершенно целенаправленно замаскировался под главного злодея из фильма «Крик» и сознательно искалечил машину Джеки О’Брайен.
Мускулистый начальник охраны сочувственно крякнул.
– Мне очень жаль, мисс. Своим парням я устрою выволочку, не сомневайтесь, а вам советую обратиться в полицию. Не нравится мне этот тип… Смахивает на маньяка!
Тошнота подкатила совсем близко. Позеленевшая Джеки смогла только кивнуть и вылетела на солнышко, судорожно глотая воздух.
На улице ей немного полегчало, кроме того, в такой прекрасный весенний день о маньяках думать грех, и потому к машине она вернулась почти спокойно. Сейчас она поедет домой, примет душ, успокоится и…
На водительском месте лежал сложенный листок бумаги. Джеки развернула его трясущимися пальцами.
В лучших традициях детективов письмо было выполнено в стиле аппликации. Вырезанные из газеты буквы складывались в неровную строку.
«Готовься к смерти белобрысая ирландская дрянь!»
Через пятнадцать минут Джеки О’Брайен, заливаясь слезами, влетела в свою квартиру и заперлась на все замки. Посреди белого дня включила свет во всех комнатах, в ванной и туалете, телевизор на кухне, музыкальный центр в гостиной – и только после этого обессиленно опустилась на диванчик в прихожей.
Случившееся было настолько нереально и настолько страшно, что она никак не могла справиться с охватившим ее ужасом. Джеки машинально протянула руку к телефону, нажала мигавшую красную кнопочку… Автоответчик, как всегда, переполнен. К черту брачующихся, пусть Энн с ними справляется!
На дисплее высветилась информация. Алджи звонил вчера и сегодня, в общей сложности пятнадцать раз. И три раза Энн. В последний раз – полчаса назад. Только не это! Форс-мажор Джеки сейчас пережить не в состоянии!
Она решительно нажала клавишу воспроизведения. В конце концов, неприятности нужно встречать лицом к лицу…
«Джеки, я очень волнуюсь, правда. Видит бог, мы не хотели, чтобы вот так… Но ты все время занята, а я ведь уже несколько раз пыталась с тобой поговорить, и Алджи тоже… Джеки, ты вправе порвать со мной, я все пойму. Но мы больше не можем скрывать. Короче говоря… Мы с Алджи поженились в прошлую пятницу! Вот я и сказала…»
2
Некоторое время Джеки просто сидела возле телефона и тупо смотрела на ни в чем не повинный аппарат. Потом решительно перемотала пленку и прослушала сообщение Энни еще раз. Потом еще раз.
Потом она пошла на кухню, напилась воды из-под крана, и ее тут же стошнило. Джеки с облегчением приползла в гостиную и набрала телефон Сары Глоу, своего доктора. Физическая слабость – это единственная реальная неприятность за сегодняшний день, тут все ясно. Она отравилась несвежим тортом, и сейчас Сара ей скажет, что нужно выпить…
Сара этого не сказала. Она задала несколько дурацких вопросов, совершенно не имеющих отношения – на взгляд Джеки – к отравлениям. Когда в последний раз были месячные? Часто ли они с Алджи бывают близки? Какие ощущения Джеки испытывает по утрам в последнее время? Принимает ли Джеки гормональные препараты? Что вообще принимает Джеки?
В результате Сара посоветовала и вовсе несусветное:
– Что ж, полагаю, дорогая, тебе стоит купить тест и проверить все самой.
– Какой еще тест? На наличие нитратов?
– Не совсем. На наличие беременности.
– Бере… Зачем?
– Ну, видишь ли, ты довольно здоровая девица, и у тебя вполне классический набор симптомов… По идее тебя еще должно тянуть на соленое.
Джеки очнулась и с недоверием уставилась на надкушенную головку маринованного лука, которую она совершенно машинально вытянула из холодильника, куда полезла за сливками для кофе. Потом ее внимание вновь переключилось на Сару.
– Это полная чушь, я не могу быть беременной, потому что…
– Почему же?
– Потому что! Я всегда внимательно высчитывала дни, и вообще…
– Дорогая, родильные отделения клиник просто кишат любительницами математического подхода к контрацепции. Самый ненадежный метод предохранения, должна заметить. Таблетки ты не принимаешь, резиновые изделия вызывают у тебя аллергию… Я не могу утверждать на сто процентов, но… в конце концов, тест займет всего пять минут, зато потом ты будешь твердо уверена…
– В том, что я не беременна!
– Возможно. А возможно – наоборот. В любом случае ты будешь знать наверняка. Перезвони мне, о’кей? Пока, дорогая, у меня пациент.
Еще через четверть часа красная и взлохмаченная Джеки О’Брайен сидела и смотрела то на узкую полосочку с тремя поперечными штрихами, то на инструкцию по применению теста на беременность в домашних условиях. Истина порхала где-то рядом, в районе правого виска, но Джеки никак не могла ухватить ее за хвост.
Она беременна. От Алджи. Своего жениха. Который в минувшую пятницу женился на ее подруге. Отлично!
Джеки машинально нажала клавишу воспроизведения на автоответчике. Там еще было несколько звонков от неизвестных…
Странный механический голос заполнил комнату, и в ней сразу как-то потемнело.
«Тебе не жить, маленькая ирландская дрянь. Ты разрушила мою жизнь, а теперь я разрушу твою. Ты у меня будешь пол вылизывать своим ядовитым язычком, а потом я из тебя вытряхну все кишки…»
Живот скрутило новой судорогой. Джеки сбросила автоответчик на пол и заткнула уши холодными, как лед, пальцами. Только бы не слышать этот отвратительный, механический голос!
То, что она сделала потом, было чистой воды инстинктом и к логике отношения не имело.
Джеки О’Брайен тщательно сожгла в пепельнице послание Черного Человека и смыла пепел в раковину, потом удалила все сообщения с автоответчика, потом приняла душ и начала собирать вещи.
Мысль о полиции не то чтобы не приходила ей в голову… Просто это была немножко неправильная мысль.
Когда папа Джеки был еще женат на маме Джеки, у него был закадычный дружок Сэм Каллахан. Они с отцом родились в Дублине, только Сэм переехал в Штаты гораздо раньше. Сэм Каллахан был здоровенным, благодушным, усатым и рыжим, у него был уютный журчащий говор, но главное достоинство Сэма заключалось в том, что он работал в полиции.
Недостаток тоже имелся – Сэм работал в полиции совершенно другого штата. В Монтане. В городе с гордым именем Литтл-Уотер-Рок. Кроме того, Сэм видел ее в последний раз, когда Джеки было семь лет. Аккурат тогда, двадцать лет назад, его и перевели в Монтану.
Скажем прямо, Джеки соображала плохо. Даже не то чтобы плохо, но медленно и немного рассеянно. Но даже и в таком состоянии она смогла осознать, что только что своими руками уничтожила все материальные доказательства угроз неизвестного маньяка в свой адрес. Это было очень плохо, но с этим уже ничего не поделаешь.
Еще она была беременна. Это тоже нехорошо, и с этим тоже мало что можно поделать, в основном потому, что Джеки была католичкой и, соответственно, ярой противницей абортов.
Что-то еще… Ах да. Алджи, женившийся на Энни. Это даже и не плохо, а просто из рук вон.
Выводы получались неутешительные. В течение неполного часа вся ее успешная, размеренная, прекрасная жизнь покатилась под откос. На работу появиться немыслимо – там Энни, там все всё узнают и будут жалеть, а втихомолку смеяться. В любом случае работу придется бросать, потому что беременная распорядительница свадеб – это нонсенс. «Гименей инкорпорейтед» на такое не пойдет. Разумеется, ей могут предложить что-нибудь типа секретарской работы, но… Господи, да при чем здесь «Гименей инкорпорейтед»?
Ей угрожает опасный маньяк, а Джеки О’Брайен именно сейчас осталась совершенно одна, даже без эфемерной защиты Алджи. У нее никого в Нью-Йорке нет, ее лучшая подруга вышла замуж за ее же жениха, и теперь неизвестному маньяку легче легкого добраться до одинокой и беззащитной Джеки О’Брайен!
Вот приблизительно так рассуждала Джеки, швыряя в дорожную сумку вещи и кусая губы, чтобы не разрыдаться.
Да, возможно, ее рассуждения грешили некоторой алогичностью. Да, скорее всего, ей стоило просто позвонить в полицию и попросить помощи, никуда не уезжая. Однако жизнь неистощима в своем многообразии, и мы вынуждены признать, что Джеки О’Брайен приняла совершенно другое решение. Она решила отправиться в Монтану и просить помощи у Сэма Каллахана.
Человек так устроен, что собственные поступки практически всегда видятся ему вполне нормальными и логичными. Решив отправиться – а точнее сбежать – в Монтану, Джеки сочла совершенно нормальным и логичным никого об этом не предупреждать. Кто же прячется, сообщив всем окружающим о местонахождении укрытия?
Следующей мыслью была мысль об изменении внешности. Тут выбор был невелик, потому что накладные усы и борода отпали в полуфинале. Зато неожиданно выручила беременность. В реальности живот у Джеки еще совершенно никуда не выдавался, но она приспособила круглую подушку-думочку, закрепив ее на теле бельевой веревкой. Немного полюбовавшись результатом в зеркало, Джеки пришла к выводу, что беременность ей совершенно не к лицу, расстроилась и отправилась в ванную красить волосы.
Через час из подземного гаража многоквартирного дома, в котором в прежней жизни жила Джеки О’Брайен, выскользнула весьма странная особа. Угольно-черные волосы были стянуты в тугой конский хвост, глаза скрывались за громадными черными очками, лицо пряталось в тени огромного козырька бейсболки от «Чикаго буллс»; поверх растянутой футболки неопределенного цвета на особе была надета синяя ветровка «Филадельфия рейнджерс» размером с одноместную палатку, мешковатые джинсы и кроссовки завершали этот в высшей степени практичный и несимпатичный наряд.
На плече особа несла тяжелую и туго набитую сумку, так что походка у нее получалась несколько прихрамывающая… В общем, никто на свете, даже в состоянии сильного опьянения, как известно, раскрепощающего фантазию, не признал бы в этой особе стильную блондинку, вице-президента фирмы «Гименей инкорпорейтед», мисс Джеки О’Брайен.
Да, и напомним: никому о своем бегстве она не сообщила. В том числе и своему доктору, Саре Глоу, которая ожидала ее звонка насчет результатов теста…
Все тот же инстинкт самосохранения, помноженный на панический ужас перед неизвестным маньяком, вынудил Джеки применить широко известную среди криминалитета, партизан и зайцев тактику обрубания следов. Для начала она целый день колесила по Нью-Йорку, стараясь держаться поближе к людным местам, что в Большом Яблоке сделать легче легкого, здесь все места людные.
Потом, уже ближе к вечеру, она перекусила в каком-то кафе и благополучно избавилась от всего съеденного буквально через полчаса, едва успев добежать до «Макдоналдса», славного своими туалетными комнатами. Передохнув немного в скверике, она села в очередной автобус и добралась до автобусной станции, где и уселась на междугородний автобус, отправляющийся в Каталину.
Дальнейшие передвижения Джеки О’Брайен по восточным штатам США мы опустим, упомянув лишь о том, что ночевала она в дешевых мотелях и кемпингах и в общей сложности сменила восемнадцать автобусов. На исходе третьих суток своего бегства Джеки купила билет на самолет, совершавший внутренний рейс до Литтл-Уотер-Рок, и с некоторым облегчением вытянула ноги, усевшись в жесткое и неудобное кресло салона второго класса.
Заложило уши, потом немножко затошнило, но вскоре за стеклом иллюминатора вспыхнул изумительной красоты закат, и Джеки приободрилась. Усталость и напряжение последних суток отступили, она почти пришла в себя и даже храбро согласилась на чашку горячего бульона, а потом и вовсе включила телевизор, намереваясь посмотреть что-нибудь развлекательное…
Развлекательное на этом рейсе полагалось бизнес-классу, эконом-классу и первому классу. Во втором классе показывали новости. Именно поэтому практически первым, что увидела Джеки О’Брайен, было ее собственное лицо, надменно ухмыляющееся с экрана. Золотистые волосы легкой волной рассыпались по обнаженным плечам, здоровый румянец играл на нежных щечках. Джеки помнила эту фотографию – ее сфотографировали для «Космо» во время свадебного приема в доме Пирпонтов-Морганов; то был звездный час для «Гименей инкорпорейтед».
Джеки сползла по спинке кресла, вжалась в нее, торопливо нацепила темные очки обратно на нос и вся превратилась в слух, о чем немедленно и пожалела.
Потом она пошла на кухню, напилась воды из-под крана, и ее тут же стошнило. Джеки с облегчением приползла в гостиную и набрала телефон Сары Глоу, своего доктора. Физическая слабость – это единственная реальная неприятность за сегодняшний день, тут все ясно. Она отравилась несвежим тортом, и сейчас Сара ей скажет, что нужно выпить…
Сара этого не сказала. Она задала несколько дурацких вопросов, совершенно не имеющих отношения – на взгляд Джеки – к отравлениям. Когда в последний раз были месячные? Часто ли они с Алджи бывают близки? Какие ощущения Джеки испытывает по утрам в последнее время? Принимает ли Джеки гормональные препараты? Что вообще принимает Джеки?
В результате Сара посоветовала и вовсе несусветное:
– Что ж, полагаю, дорогая, тебе стоит купить тест и проверить все самой.
– Какой еще тест? На наличие нитратов?
– Не совсем. На наличие беременности.
– Бере… Зачем?
– Ну, видишь ли, ты довольно здоровая девица, и у тебя вполне классический набор симптомов… По идее тебя еще должно тянуть на соленое.
Джеки очнулась и с недоверием уставилась на надкушенную головку маринованного лука, которую она совершенно машинально вытянула из холодильника, куда полезла за сливками для кофе. Потом ее внимание вновь переключилось на Сару.
– Это полная чушь, я не могу быть беременной, потому что…
– Почему же?
– Потому что! Я всегда внимательно высчитывала дни, и вообще…
– Дорогая, родильные отделения клиник просто кишат любительницами математического подхода к контрацепции. Самый ненадежный метод предохранения, должна заметить. Таблетки ты не принимаешь, резиновые изделия вызывают у тебя аллергию… Я не могу утверждать на сто процентов, но… в конце концов, тест займет всего пять минут, зато потом ты будешь твердо уверена…
– В том, что я не беременна!
– Возможно. А возможно – наоборот. В любом случае ты будешь знать наверняка. Перезвони мне, о’кей? Пока, дорогая, у меня пациент.
Еще через четверть часа красная и взлохмаченная Джеки О’Брайен сидела и смотрела то на узкую полосочку с тремя поперечными штрихами, то на инструкцию по применению теста на беременность в домашних условиях. Истина порхала где-то рядом, в районе правого виска, но Джеки никак не могла ухватить ее за хвост.
Она беременна. От Алджи. Своего жениха. Который в минувшую пятницу женился на ее подруге. Отлично!
Джеки машинально нажала клавишу воспроизведения на автоответчике. Там еще было несколько звонков от неизвестных…
Странный механический голос заполнил комнату, и в ней сразу как-то потемнело.
«Тебе не жить, маленькая ирландская дрянь. Ты разрушила мою жизнь, а теперь я разрушу твою. Ты у меня будешь пол вылизывать своим ядовитым язычком, а потом я из тебя вытряхну все кишки…»
Живот скрутило новой судорогой. Джеки сбросила автоответчик на пол и заткнула уши холодными, как лед, пальцами. Только бы не слышать этот отвратительный, механический голос!
То, что она сделала потом, было чистой воды инстинктом и к логике отношения не имело.
Джеки О’Брайен тщательно сожгла в пепельнице послание Черного Человека и смыла пепел в раковину, потом удалила все сообщения с автоответчика, потом приняла душ и начала собирать вещи.
Мысль о полиции не то чтобы не приходила ей в голову… Просто это была немножко неправильная мысль.
Когда папа Джеки был еще женат на маме Джеки, у него был закадычный дружок Сэм Каллахан. Они с отцом родились в Дублине, только Сэм переехал в Штаты гораздо раньше. Сэм Каллахан был здоровенным, благодушным, усатым и рыжим, у него был уютный журчащий говор, но главное достоинство Сэма заключалось в том, что он работал в полиции.
Недостаток тоже имелся – Сэм работал в полиции совершенно другого штата. В Монтане. В городе с гордым именем Литтл-Уотер-Рок. Кроме того, Сэм видел ее в последний раз, когда Джеки было семь лет. Аккурат тогда, двадцать лет назад, его и перевели в Монтану.
Скажем прямо, Джеки соображала плохо. Даже не то чтобы плохо, но медленно и немного рассеянно. Но даже и в таком состоянии она смогла осознать, что только что своими руками уничтожила все материальные доказательства угроз неизвестного маньяка в свой адрес. Это было очень плохо, но с этим уже ничего не поделаешь.
Еще она была беременна. Это тоже нехорошо, и с этим тоже мало что можно поделать, в основном потому, что Джеки была католичкой и, соответственно, ярой противницей абортов.
Что-то еще… Ах да. Алджи, женившийся на Энни. Это даже и не плохо, а просто из рук вон.
Выводы получались неутешительные. В течение неполного часа вся ее успешная, размеренная, прекрасная жизнь покатилась под откос. На работу появиться немыслимо – там Энни, там все всё узнают и будут жалеть, а втихомолку смеяться. В любом случае работу придется бросать, потому что беременная распорядительница свадеб – это нонсенс. «Гименей инкорпорейтед» на такое не пойдет. Разумеется, ей могут предложить что-нибудь типа секретарской работы, но… Господи, да при чем здесь «Гименей инкорпорейтед»?
Ей угрожает опасный маньяк, а Джеки О’Брайен именно сейчас осталась совершенно одна, даже без эфемерной защиты Алджи. У нее никого в Нью-Йорке нет, ее лучшая подруга вышла замуж за ее же жениха, и теперь неизвестному маньяку легче легкого добраться до одинокой и беззащитной Джеки О’Брайен!
Вот приблизительно так рассуждала Джеки, швыряя в дорожную сумку вещи и кусая губы, чтобы не разрыдаться.
Да, возможно, ее рассуждения грешили некоторой алогичностью. Да, скорее всего, ей стоило просто позвонить в полицию и попросить помощи, никуда не уезжая. Однако жизнь неистощима в своем многообразии, и мы вынуждены признать, что Джеки О’Брайен приняла совершенно другое решение. Она решила отправиться в Монтану и просить помощи у Сэма Каллахана.
Человек так устроен, что собственные поступки практически всегда видятся ему вполне нормальными и логичными. Решив отправиться – а точнее сбежать – в Монтану, Джеки сочла совершенно нормальным и логичным никого об этом не предупреждать. Кто же прячется, сообщив всем окружающим о местонахождении укрытия?
Следующей мыслью была мысль об изменении внешности. Тут выбор был невелик, потому что накладные усы и борода отпали в полуфинале. Зато неожиданно выручила беременность. В реальности живот у Джеки еще совершенно никуда не выдавался, но она приспособила круглую подушку-думочку, закрепив ее на теле бельевой веревкой. Немного полюбовавшись результатом в зеркало, Джеки пришла к выводу, что беременность ей совершенно не к лицу, расстроилась и отправилась в ванную красить волосы.
Через час из подземного гаража многоквартирного дома, в котором в прежней жизни жила Джеки О’Брайен, выскользнула весьма странная особа. Угольно-черные волосы были стянуты в тугой конский хвост, глаза скрывались за громадными черными очками, лицо пряталось в тени огромного козырька бейсболки от «Чикаго буллс»; поверх растянутой футболки неопределенного цвета на особе была надета синяя ветровка «Филадельфия рейнджерс» размером с одноместную палатку, мешковатые джинсы и кроссовки завершали этот в высшей степени практичный и несимпатичный наряд.
На плече особа несла тяжелую и туго набитую сумку, так что походка у нее получалась несколько прихрамывающая… В общем, никто на свете, даже в состоянии сильного опьянения, как известно, раскрепощающего фантазию, не признал бы в этой особе стильную блондинку, вице-президента фирмы «Гименей инкорпорейтед», мисс Джеки О’Брайен.
Да, и напомним: никому о своем бегстве она не сообщила. В том числе и своему доктору, Саре Глоу, которая ожидала ее звонка насчет результатов теста…
Все тот же инстинкт самосохранения, помноженный на панический ужас перед неизвестным маньяком, вынудил Джеки применить широко известную среди криминалитета, партизан и зайцев тактику обрубания следов. Для начала она целый день колесила по Нью-Йорку, стараясь держаться поближе к людным местам, что в Большом Яблоке сделать легче легкого, здесь все места людные.
Потом, уже ближе к вечеру, она перекусила в каком-то кафе и благополучно избавилась от всего съеденного буквально через полчаса, едва успев добежать до «Макдоналдса», славного своими туалетными комнатами. Передохнув немного в скверике, она села в очередной автобус и добралась до автобусной станции, где и уселась на междугородний автобус, отправляющийся в Каталину.
Дальнейшие передвижения Джеки О’Брайен по восточным штатам США мы опустим, упомянув лишь о том, что ночевала она в дешевых мотелях и кемпингах и в общей сложности сменила восемнадцать автобусов. На исходе третьих суток своего бегства Джеки купила билет на самолет, совершавший внутренний рейс до Литтл-Уотер-Рок, и с некоторым облегчением вытянула ноги, усевшись в жесткое и неудобное кресло салона второго класса.
Заложило уши, потом немножко затошнило, но вскоре за стеклом иллюминатора вспыхнул изумительной красоты закат, и Джеки приободрилась. Усталость и напряжение последних суток отступили, она почти пришла в себя и даже храбро согласилась на чашку горячего бульона, а потом и вовсе включила телевизор, намереваясь посмотреть что-нибудь развлекательное…
Развлекательное на этом рейсе полагалось бизнес-классу, эконом-классу и первому классу. Во втором классе показывали новости. Именно поэтому практически первым, что увидела Джеки О’Брайен, было ее собственное лицо, надменно ухмыляющееся с экрана. Золотистые волосы легкой волной рассыпались по обнаженным плечам, здоровый румянец играл на нежных щечках. Джеки помнила эту фотографию – ее сфотографировали для «Космо» во время свадебного приема в доме Пирпонтов-Морганов; то был звездный час для «Гименей инкорпорейтед».
Джеки сползла по спинке кресла, вжалась в нее, торопливо нацепила темные очки обратно на нос и вся превратилась в слух, о чем немедленно и пожалела.