– Надеюсь, вы завтра покажете мне виноградник, мистер Уэбстер, – сказал он.
   В этот момент чей-то голос окликнул его из открытого французского окна, выходящего на террасу:
   – Л для меня у вас не найдется ни одного слова приветствия, мистер Рикардо?
   В окне на фоне вечернего света стояла Джойс Уиппл в серебристом кружевном платье. От беспокойства, омрачавшего ее лицо во время их прошлой встречи, не осталось и следа. На ее щеках играл румянец, и она весело улыбалась.
   – Значит, вы в конце концов отложили возвращение в Америку, – сказал мистер Рикардо, направляясь к ней.
   – На месяц, который уже на исходе, – отозвалась она. – Завтра я уезжаю в Шербур.[23]
   – Если мы позволим вам уехать, – галантно произнес де Мирандоль. Впоследствии мистер Рикардо вспомнил эту фразу.
   Его представили двум молодым дамам, живущим по соседству, и двум молодым людям из Бордо, но они были всего лишь гостями на один вечер, поэтому он не придал им особого значения.
   – Кого мы ждем теперь, Дайана? – недовольно осведомилась миссис Тэсборо.
   – Мосье аббата, тетя, – ответила Дайана.
   – Ты должна убедить своих друзей быть пунктуальными, – сурово упрекнула ее миссис Тэсборо.
   Мистер Рикардо вновь был удивлен и шокирован. Это была уже третья загадка за сегодняшний вечер. Он помнил миссис Тэсборо как самую покорную из бедных родственниц, как компаньонку, прекрасно знавшую, что в ее обязанности не входит вмешательство в личную жизнь племянницы, как молчаливый символ респектабельности. Тем не менее она позволяла себе вмешиваться, и притом весьма властно. Не менее удивительным был и кроткий ответ Дайаны:
   – Прости, тетя. Аббат так редко опаздывает к обеду, что я боюсь, не случилось ли с ним чего. Я ведь давно отправила за ним машину.
   Миссис Тэсборо пожала плечами, но явно не была удовлетворена. Мистер Рикардо переводил взгляд с одной на другую. Пожилая леди в поношенном старомодном платье восседала в кресле, как на троне, а ее хорошенькая племянница в пышном современном наряде выглядела робкой, как деревенская служанка. Эта перемена позиций заинтриговала мистера Рикардо. Он посмотрел на Джойс Уиппл, но в этот момент дверь открылась, и Жюль Амаде доложил:
   – Мосье аббат Форьель.
   Маленький толстенький человечек в сутане, с румяным лицом и проницательными серыми глазками, запыхавшись, ворвался в комнату.
   – Я опоздал, мадам. На коленях прошу прощения, – заговорил он, поднеся к губам руку миссис Тэсборо. Было заметно, что он смотрит на нее как на хозяйку. – Но когда вы услышите о моей беде, то простите меня. Мою церковь ограбили!
   – Ограбили? – переспросила Джойс Уиппл весьма странным голосом, в котором звучал страх, но не удивление. Похоже, ограбление было неожиданным, но не невероятным.
   – Да, мадемуазель. Какое святотатство! – Маленький человечек всплеснул руками.
   – Вы расскажете нам об этом за столом, – оборвала его миссис Тэсборо. Она была протестанткой и у себя на родине слушала проповеди кальвинистского пастора.[24] Ограбление католической церкви для нее было незначительным происшествием, из-за которого не стоило откладывать обед.
   – Простите, мадам. Я забыл о хороших манерах, – снова извинился аббат Форьель. Ему едва хватило времени поздороваться с остальными, прежде чем объявили, что обед подан.
   Остаток вечера внешне был так же небогат событиями, как большинство вечеров в сельских домах. Но мистер Рикардо, чья наблюдательность обострилась до предела, подметил кое-что странное. Например, по словам аббата, из церкви не были похищены ни деньги, ни священные сосуды, а только облачение – стихарь, который он надевал, служа мессу, а также алая сутана и белый стихарь молодого служки, который размахивал кадилом.
   – Просто невероятно! – воскликнул старик. – Конечно, эти вещи представляли определенную ценность. Их презентовала церкви покойная мадам де Фонтанж. Но грабителям придется разрезать их на куски, и тогда они ничего не будут стоить. Кто мог совершить святотатство ради такой мелочи?
   – Конечно, вы сообщили полиции? – спросил виконт де Мирандоль.
   – Разумеется, мосье виконт, через час после того, как я обнаружил пропажу. – Аббат усмехнулся. – Не будь вы язычниками, то знали бы, что завтра праздник святого Матфея – один из самых священных дней в церковном календаре. Я пошел в ризницу убедиться, что с облачением все в порядке, и увидел, что оно исчезло. Но не буду портить вам вечер, мадам Тэсборо, своими неприятностями. – И он переключился на забавные причуды прихожан.
   Однако через несколько минут разговор резко прервали, и причиной этого была миссис Девениш. Она не принимала участия в беседе, лишь кратко отвечая, когда к ней обращались, и сидела, погруженная в свои тайные мысли. Но внезапно она вздрогнула, и с ее уст сорвался слабый возглас. Звук привлек всеобщее внимание, и миссис Девениш виновато огляделась по сторонам. Когда она встретилась взглядом с Джойс Уиппл, та произнесла странным пронзительным голосом:
   – Смотреть на меня бесполезно, Эвелин. Холод распространяю не я. – Спохватившись, она покраснела и в свою очередь стала посматривать на других.
   Это стало первым признаком, по которому мистер Рикардо понял, что беспечный разговор скрывает нервное напряжение, грозящее выйти из-под контроля. Аббат Форьель заметил это еще быстрее мистера Рикардо. Его взгляд метнулся к Эвелин Девениш, а от нее к Джойс Уиппл, и пухлое лицо заострилось, став похожим на птичье.
   – Итак, мадемуазель, – медленно обратился он к Джойс, – холод распространяете не вы. Тогда кто?
   Аббат не настаивал на ответе, но, когда вскоре непринужденная болтовня возобновилась, скрывая смущение Джойс, мистер Рикардо заметил, как он тайком перекрестился.
   Пока что мистер Рикардо ощущал всего лишь любопытство и возбуждение. Но спустя четверть часа он заметил проблеск страсти, потрясший его своей яростной силой. Согласно французской традиции, мужчины поднялись из-за стола вместе с дамами, и компания разделилась на меленькие группы. Джойс Уиппл сидела в кресле у камина, закинув одну стройную ножку в серебряной туфельке на другую и нервно покачивая ей, покуда сидящий рядом на кушетке Робин Уэбстер что-то тихо ей говорил с сосредоточенным видом, который ясно давал попять, что для него в комнате больше никого нет. Виконт де Мирандоль болтал с миссис Тэсборо и аббатом. Эвелин Девениш стояла у окна вместе с Дайаной и двумя молодыми французами. Один из них внезапно произнес слова, которые услышали все:
   – Пещера мумий.
   Эта пещера была одной из знаменитых достопримечательностей Бордо. На площади перед церковью Святого Михаила находилось подземелье, где похороненные там тела, мумифицированные благодаря какому-то редкому свойству почвы и стоящие в ряд на железных постаментах, могли обозревать все желающие, заплатив несколько монет.
   – Это просто скандал! – воскликнул аббат. – Несчастных следует похоронить достойно, а не показывать, как экспонаты на выставке, при свече, которую держит эта жуткая старуха! – Он с отвращением пожал плечами и посмотрел на Джойс Уиппл. – Теперь и я ощущаю холод, мадемуазель.
   Эвелин Девениш засмеялась:
   – Однако мы все туда ходим, мосье аббат. Должна покаяться – я была в пещере восемь или девять дней тому назад. Думаю, там меня и видел мистер Рикардо.
   Она с улыбкой бросила ему вызов, ожидая, что он будет отрицать обвинение. Но бедный джентльмен, увы, не мог этого сделать. Тяга ко всему причудливому всегда вступала в конфликт с его респектабельностью.
   – Это правда, – признался мистер Рикардо, переминаясь с ноги на ногу. – Проезжая через Бордо, я часто слышал об этой пещере. Но теперь, увидев ее, я готов поддержать мосье аббата. – Он вновь обрел самообладание и добавил с видом непоколебимой добродетели: – Это ужасное зрелище, и его следует закрыть.
   Эвелин Девениш снова засмеялась, явно поддразнивая его. «В высшей степени неприятная молодая женщина, – подумал мистер Рикардо. – Сплошная дерзость и ни капли уважения». Он испытал облегчение, когда она отвернулась от него, по заметил, как ее глаза задержались на Джойс Уиппл. Они были прикрыты веками, но не настолько, чтобы спрятать ненависть, сверкающую в них подобно пламени, уничтожавшему все на своем пути. Мистер Рикардо никогда в жизни не видел столь явных проявлений страсти. Казалось, темные глаза не могут оторваться от девушки в серебристом платье. Остановившись на покачивающейся в воздухе туфельке, они скользнули вверх по стройной ножке в шелковом чулке к согнутому колену. Интуиция подсказала мистеру Рикардо, какие жестокие мысли таятся под этим взглядом и улыбкой. «Безусловно, это должен быть чай, а не ужин», – говорил он себе, думая о воображаемой трапезе наедине с Эвелин Девениш.
   Дайана Тэсборо подошла к нему.
   – Вы сыграете в вист с моей тетей, аббатом и де Мирандолем? – спросила она. – Это должен быть вист, так как аббат не умеет играть в бридж.
   Пытаясь вспомнить правила виста, мистер Рикардо побрел к карточному столу.
   До сих пор он, несомненно, заработал несколько хороших оценок, не столько за умение сложить два и два, сколько за проницательную догадку, что эту процедуру, возможно, придется производить впоследствии. Но сейчас, в половине десятого вечера, мистер Рикардо дал маху, и самое важное обстоятельство этого вечера ускользнуло от его внимания. Он был слишком поглощен усилиями оживить воспоминания о висте, что осложнялось действиями более молодых участников вечеринки.
   Столовая, гостиная и библиотека Шато-Сювлак образовывали анфиладу с гостиной посредине. Окна всех комнат выходили на широкую террасу. Дайана, как только старшие расположились за карточным столом, пошла в библиотеку и поставила граммофонную пластинку. Через минуту вся молодежь уже танцевала на террасе. Дверь между гостиной и библиотекой была закрыта, но из-за теплого вечера все окна были распахнуты настежь, поэтому музыка вкупе с ритмичным шарканьем ног танцующих ко каменным плиткам отвлекала мистера Рикардо от игры. Луну скрывала тонкая дымка белых облаков, и матовый серебристый свет делал сад и реку похожими на волшебную страну. На дальнем берегу сквозь туман поблескивали огоньки, а черные и неподвижные, как металл, деревья прикрывали террасу, словно какое-то древнее тайное капище. Однако вместо жертвоприношений мистер Рикардо видел белые плечи и светлые, расшитые серебром платья девушек. Танцующие появлялись и исчезали вновь. В результате мистер Рикардо наделал столько ошибок, что его партнеры радовались, когда роббер подходил к концу.
   Робин Уэбстер вошел с террасы.
   – Прошу прощения, миссис Тэсборо, но для меня утро начинается на рассвете, а я еще должен сделать кое-какие приготовления, прежде чем отойти ко сну.
   – Я тоже. – Виконт де Мирандоль поднялся со стула. – Увы, вино «Мирандоль» не сравнить с «Шато-Сювлак»! Все же я должен заботиться о моих виноградниках. – Он с беспокойством выглянул в окно. – Не слишком сильный дождь на пару часов среди ночи пошел бы нам на пользу, мосье Уэбстер. Заклинаю вас, мосье аббат, помолиться о дожде.
   Робин Уэбстер обменялся рукопожатием с мистером Рикардо.
   – Вы хотели пойти завтра со мной на виноградник, – сказал он. – Я живу в шале за аллеей. Там и мой офис. Вы найдете меня в шале или у винного склада.
   Он вышел через окно, а мосье де Мирандоль – через парадную дверь, где его ожидал автомобиль. Жюль Амаде принес поднос с закусками.
   – Дайана! – недовольно возвысила голос миссис Тэсборо. – Немедленно иди сюда и приготовь напиток для мосье аббата!
   Однако аббат не захотел мешать девушке развлекаться.
   – Я прекрасно могу сам смешать себе грог, мадам. Пусть мадемуазель танцует, и тогда я смогу добавить в мой бокал чуть больше вашего превосходного виски, чем это сделала бы она.
   Когда он направился к столу, Джойс Уиппл преградила ему дорогу.
   – Так как я не разбираюсь в пропорциях, – смеясь, сказала она, – то благодаря своему невежеству добавлю вам в бокал еще больше виски, чем добавили бы вы.
   Подойдя к буфету в углу комнаты, Джойс занялась напитками, стоя спиной к остальным. Лимонад для миссис Тэсборо, виски с содовой для мистера Рикардо, горячий грог для мосье аббата… Молодежь вернулась в гостиную. Джойс обносила их пивом, сиропами и вином, весело смеясь и заявляя, что у нее большое будущее в качестве барменши. Дайана вернулась из библиотеки, последней присоединившись к группе.
   – Я выпью бренди с содовой и со льдом, – сказала она со смехом, в котором мистеру Рикардо послышались истерические нотки.
   Джойс бросила быстрый взгляд через плечо.
   – Выходит, я все-таки распространяю холод! – воскликнула она. Несмотря на беспечные слова, в ее голосе также ощущалось странное возбуждение, а бокал, который она наполняла, звякал о сифон, как будто ее руки дрожали.
   Гости уже расходились. Через несколько секунд Шато-Сювлак погрузился в тишину, а мистер Рикардо вернулся в свою комнату и открыл оба окна. Открывая окно в боковой стене, он увидел, что в комнате на первом этаже шале горит свет. Очевидно, мистер Робин Уэбстер все еще работал в своей конторе. Из переднего окна нигде не было видно света – белый дом на холме с таким же успехом мог быть черным. Мистер Рикардо завел часы и лег в постель. Было без десяти одиннадцать.

Глава 5
Ано появляется вновь

   Мистер Рикардо не принадлежал к людям, которые спокойно спят в чужой постели, и хотя он заснул достаточно быстра, но просился, когда было еще темно и со смутным чувством тревоги. Потянувшись к выключателю, который у него в спальне на Гроувнор-сквер помещался прямо над изголовьем кровати, мистер Рикардо забеспокоился, не обнаружив его, по вскоре вспомнил, что находится не дома, а в Шато-Сювлак. Он сразу перестал волноваться, но сна как ни бывало.
   У мистера Рикардо имелись собственные средства от бессонницы. Подсчет овец не помогал, так как он непременно пропускал одну из них и начинал пересчитывать заново, по злость на собственную небрежность не позволяла ему заснуть до утра. Куда лучшим планом было раздвинуть портьеры, поднять шторы и впустить в открытые окна свежий воздух. К нему он и решил прибегнуть.
   Прежде всего мистер Рикардо включил ночник и посмотрел на часы. Было без нескольких минут два. Затем он встал с кровати и освободил боковое окно от всех прикрытий. Даже в этот поздний час свет горел в шале по другую сторону аллеи, но уже не в конторе, а на втором этаже.
   «Очевидно, мистер Уэбстер закончил работу и собирается лечь спать», – подумал мистер Рикардо, с одобрением отметив усердие молодого человека.
   Следующий момент подтвердил правильность его выводов, ибо свет в шале начал мерцать и погас. Мысленно пожелав управляющему доброй ночи, мосье Рикардо направился к окну в передней стене, раздвинул занавеси с тарахтением колец и поднял штору с помощью вращающегося цилиндра.
   Воздух сразу посвежел. Луна уже зашла, и на бархатном безоблачном небе мерцали звезды. Однако не ночная прохлада и не звездный небосвод удерживали мистера Рикардо у окна. Когда он смотрел в него перед сном более трех часов назад, в белом доме на холме нигде не было света. Теперь же длинный ряд окон второго этажа светился от начала до конца, давая возможность разглядеть силуэты деревьев. Дом выглядел иллюминированным, как дворец.
   «Что бы это значило? – подумал мистер Рикардо. – Кто в сельской местности зажигает свет среди ночи? Это очень странно!»
   Так как на ответ рассчитывать не приходилось, а босые ноги начали мерзнуть на лакированных половицах, он вернулся в постель и выключил ночник, но, лежа на подушке, не мог не видеть золотистое сияние в темноте за окном. Любопытство не давало ему заснуть.
   «Придется попробовать рецепт номер два», – решил мистер Рикардо.
   Этим рецептом являлась книга. Но ее следовало читать ради интересного содержания, а не в качестве способа заснуть. Если выбросить из головы все мысли о сне и сосредоточиться на чтении, трюк срабатывал, и вы просыпались при ярком дневном свете с чашкой чая у кровати и все еще горящим ночником. Беда заключалась в том, что в спальне не было книги. Значит, придется идти за ней в библиотеку. Снова включив свет, мистер Рикардо поднялся с кровати, надел туфли и японский халат из цветастого шелка, вышел из комнаты и с коробком спичек в руке двинулся по коридору. Он уже достаточно ознакомился с географией дома, и ему хватило одной спички, чтобы добраться до двери столовой. Так как французские окна во всех трех комнатах анфилады не были задрапированы, мистер Рикардо прошел в библиотеку через столовую и гостиную, не зажигая вторую спичку. Помня, что выключатель в библиотеке находится между дверью и окном, он начал нащупывать его, когда на террасе что-то темное скользнуло мимо окон и сразу же исчезло. От испуга мистер Рикардо уронил коробок на пол и застыл во мраке, не смея шевельнуться. Хотя его сердце громко колотилось, он расслышал звук ключа, поворачивающегося в замке.
   Следует признать, что первым импульсом мистера Рикардо было немедленно ретироваться, однако он отверг его как недостойный. К тому же его удерживала мысль о длинном коридоре, по которому придется возвращаться. Паника постепенно улеглась, мистер Рикардо вновь стал самим собой и, следовательно, не мог оставить все как есть, выбрать книгу и спокойно вернуться в кровать, ибо перспектива приключения всегда его возбуждала.
   Осторожно открыв французское окно, он шагнул на каменные плитки террасы. Вдалеке отражения звезд мерцали на водах Жиронды. Слева маячил выступ круглой башни, откуда темноту пронзали лучики света. Осторожно двинувшись вперед от угла башни и стены дома, мистер Рикардо увидел, что свет проникает на террасу сквозь щелочки у краев портьеры на французском окне спереди башни. Значит, кто-то проскользнул в эту комнату, как змея, и заперся на ключ. Мистер Рикардо не знал, как ему поступить. Он слышал, что в сельских домах даже в Англии творятся по ночам странные вещи. Чего же можно ожидать в легкомысленной атмосфере Франции!
   «Мне не хочется становиться свидетелем прелюбодеяния, – думал он. – С другой стороны, кто знает, что происходит за этим занавешенным окном? Возможно, кто-то внезапно заболел, а быть может, там совершается преступление! В худшем случае меня оттуда выпроводят, а в лучшем мне удастся оказать помощь».
   В итоге романтическое начало одержало верх. Мистер Рикардо подошел к окну башни, осторожно постучал в раму стеклянной двери, и свет погас с такой быстротой, что стук и наступление темноты казались происшедшими одновременно.
   Мистеру Рикардо стало не по себе. Кто-то в комнате услышал его шаги по каменным плиткам террасы, очевидно ожидая и опасаясь чего-то в таком роде, напрягая слух и держа палец на выключателе. Но кто это был? Взгляд мистера Рикардо не мог проникнуть сквозь портьеры, и у него не было ни малейшего предлога, чтобы стучать снова. Поэтому он скромно удалился в свою спальню, даже не став брать в библиотеке книгу, и видел оттуда, как окна дома на холме одно за другим погружаются во мрак. Но благодаря то ли недавно пережитым эмоциям, то ли движению и свежему воздуху, он почти сразу же крепко заснул и не просыпался до утра.
   Хотя мистер Рикардо оделся с почти максимальной быстротой, на какую был способен, он покинул спальню только в начале одиннадцатого. Виноградник кишел крестьянами, собиравшими урожай, но дом пустовал, как и во время его вчерашнего прибытия. Мистер Рикардо направился к шале. Дверь, выходящая в сад, была открыта, но внутри тоже никого не оказалось. Тогда он зашагал по траве к винному складу. Виноград подвозили к двери в маленьких тачках, а потом клали под пресс над цистернами. Робин Уэбстер стоял в большой комнате на втором этаже, наблюдая, как пресс движется взад-вперед на вращающихся роликах. Он улыбнулся и протянул левую руку мистеру Рикардо, которой тот едва коснулся. В подобных делах мистер Рикардо был весьма щепетилен. Пусть он не является важной персоной, но это еще не основание, чтобы молодой управляющий виноградниками обращался с ним, как герцог с лакеем.
   – Прошу прощения, что подал левую руку, – извинился Робин Уэбстер, – но вы сами видите.
   Он извлек из-под пиджака правую руку, которая оказалась перевязанной.
   – Я был несправедлив к вам, – признался мистер Рикардо.
   – Я это заметил, – снова улыбнулся управляющий.
   – Вы сильно пострадали?
   – Нет. Я пришел сюда утром раньше всех убедиться, что все готово, а когда пробовал пресс, моя рука в нем застряла. Но рана не так серьезна, чтобы нуждаться во враче.
   Четкая дикция молодого человека вновь показалась знакомой мистеру Рикардо, по он не мог понять, почему.
   – Значит, вы пришли сюда раньше всех, – заметил он. – Вы мало спали прошлой ночью.
   Робин Уэбстер наблюдал, как большая железная плита давит виноград.
   – Из всех здешних виноградников только на нашем используют механический пресс, – сказал он. – Да, я лег очень поздно. Вы, конечно, видели перед сном свет в моей конторе.
   – А через несколько часов я видел свет в вашей спальне, – отозвался мистер Рикардо.
   – Я погасил его почти в два часа ночи.
   – Ровно в два, – уточнил мистер Рикардо.
   Выйдя, он отправился на приятную утреннюю прогулку по поместью. На голубом небе, лишь местами тронутом белыми полосками облачков, ярко светило солнце. Жиронду усеивали парусные суденышки, стоящие на якоре в ожидании отлива, который доставит их к устью реки. Где-то в отдалении слышались звуки машин парохода, направляющегося к порту Бордо. Мистер Рикардо спустился к маленькой гавани. Она была пуста, как и следовало ожидать, – «Ла Бель Симон» отплыла с приливом в шесть утра и, несомненно, уже приближалась к Бордо. Однако, повернувшись, мистер Рикардо в этом усомнился, ибо мимо сада вверх по реке проплывала габара, последнее слово названия которой на темном дереве носовой части было гораздо светлее и ярче остальных. Мистер Рикардо был озадачен. Конечно, думал он, «Ла Бель Симон», возможно, не единственная лодка на реке, которая изменила имя, следуя традиции своего пола, но все же… Для мистера Рикардо ни одна мелочь не являлась чересчур тривиальной. В мгновение ока он подбежал к дому и в следующее мгновение вернулся назад с биноклем. Габара находилась как раз напротив, и мистер Рикардо смог прочитать последнее слово. Несомненно, это была «Ла Бель Симон», чей шкипер так суетился вчера из-за того, что не сможет отплыть в Бордо до шести утра. Однако он снялся с якоря до начала прилива и теперь возвращался с отливом. Какое неожиданное дело заставило его отплыть среди ночи?
   «Вес это очень странно», – подумал мистер Рикардо в двадцатый раз после своего прибытия в Шато-Сювлак. Но самое странное ожидало его впереди.
   Поднявшись в свою комнату, он умылся и причесал волосы. Ленч был назначен на половину первого, так что оставалось еще двадцать минут. Мистер Рикардо прошелся по аллее, а возвращаясь, услышал звук автомобиля, подъезжающего к фасаду дома. Он поднялся на террасу, где к нему присоединился Робин Уэбстер, и оба вошли в гостиную через окно. Миссис Тэсборо, сидя на своем троне, просматривала только что прибывшую из Бордо газету. Дайана, стоя у стола в центре комнаты перед подносом с бокалами, энергично смешивала коктейли. В этот момент дверь в холл распахнулась, и Жюль Амаде ворвался в гостиную с выпученными глазами.
   – Мадам! – только успел воскликнуть он, когда чья-то рука отодвинула его в сторону.
   Низенький плотный человечек в визитке, трехцветном кушаке и со шляпой-котелком в руке шагнул вперед и поклонился.
   – Месье, медам, я Эрбсталь – комиссар полиции. Умоляю вас не волноваться.
   Хотя спокойный и серьезный голос комиссара звучал весьма зловеще, не он заставил мистера Рикардо издать негромкий возглас. К его изумлению, он увидел сквозь дверной проем стоящую в холле массивную фигуру Ано. Всего несколько дней назад мистер Рикардо оставил инспектора греться на солнце в Эксе и упражнять на друзьях свой сомнительный юмор. Однако теперь он оказался в Шато-Сювлак, причем явно по делу – об этом красноречиво свидетельствовало его бесстрастное лицо. Ано, безусловно, также заметил мистера Рикардо, однако не проявлял никаких признаков того, что узнал его. Комиссар Эрбсталь мог сколько угодно просить аудиторию не волноваться – мистер Рикардо прекрасно понимал, что, раз Ано прибыл сюда по делу, причин для волнения более чем достаточно. Комиссар окинул комнату взглядом, и на его лице отразилось явное облегчение. Он повернулся к двери, и Ано, войдя в комнату своей бесшумной походкой, также поклонился, но на его лице облегчения не было заметно.
   – Как видите, это ошибка, – обратился к нему Эрбсталь. – Здесь все в порядке. Нам нужно проверить в другом месте.
   – Прошу прощения. – Ано с поклоном, который показался мистеру Рикардо довольно нелепым, повернулся к миссис Тэсборо. – Полагаю, мадам не пьет коктейли. Она принадлежит к более благопристойному миру.