Ему хватало для работы двух-трех утренних часов, но при этом он настаивал на необходимости соблюдать режим и поддерживать постоянный ритм творчества. «Чтобы сохранить эти моменты истинного озарения, требуется строгая дисциплина, нужно дисциплинировать всю свою жизнь», – говорил он.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд (1896–1940)
Уильям Фолкнер (1897–1962)
Артур Миллер (1915–2005)
Бенджамин Бриттен (1913–1976)
Энн Битти (род. 1947)
Гюнтер Грасс (род. 1927)
Том Стоппард (род. 1937)
Харуки Мураками (род. 1949)
Тони Моррисон (род. 1931)
Джойс Кэрол Оутс (род. 1938)
Чак Клоуз (род. 1940)
Франсин Проуз (род. 1947)
Джон Адамс (род. 1947)
Фрэнсис Скотт Фицджеральд (1896–1940)
В начале своей писательской карьеры Фицджеральд отличался замечательной самодисциплиной. В 1917 г. он поступил на военную службу и был направлен в тренировочный лагерь в Форт-Ливенуорт, где недоучившийся в Принстоне студент едва 21 года от роду ухитрился за три месяца написать роман длиной в 120 000 слов. Писал он вечерами, в часы, отведенные для занятий, пряча клочки бумаги за томом «Проблемы пехоты». Когда же его обман разоблачили, Фицджеральд стал трудиться по выходным дням, писал в офицерском клубе с часу дня до полуночи по субботам и с шести утра до шести вечера по воскресеньям. В начале 1918-го он выслал издателю рукопись, которая после серьезной правки превратилась в роман «По эту сторону рая».
Однако, отслужив, Фицджеральд уже не мог строго придерживаться определенного распорядка дня. В 1925 г. в Париже он вставал не раньше 11.00, а за работу садился около 17.00, трудясь с перерывами до 3.30 – это когда он работал, ибо по большей части он проводил ночь, шляясь по барам вместе со своей женой Зельдой. Писал он «приступами», в недолгие часы повышенной активности и сосредоточенности, когда ему удавалось за раз набросать 7000 или 8000 слов. Этот метод годился для рассказов, которые Фицджеральд предпочитал писать одним махом.
«Рассказы лучше всего одолевать одним прыжком или, самые длинные, тремя, – пояснил он однажды. – Трехпрыжковые пишутся три дня подряд, потом денек-другой на правку – и вперед».
С романами дело обстояло сложнее – особенно потому, что Фицджеральд все более полагался на спиртное как на источник творческой энергии. Он предпочитал неразбавленный джин, который действует почти мгновенно и к тому же, как он полагал, не оставляет запаха перегара. Работая над романом «Ночь нежна», Фицджеральд пытался хотя бы несколько часов в день трудиться на трезвую голову, но у него регулярно случались запои, и позднее он признавался издателю, что алкоголь сделался помехой творчеству. «Мне становилось все яснее, что точное выстраивание длинной повести, а также тонкое восприятие и суждение во время редактирования не совместимы с выпивкой», – писал он.
Однако, отслужив, Фицджеральд уже не мог строго придерживаться определенного распорядка дня. В 1925 г. в Париже он вставал не раньше 11.00, а за работу садился около 17.00, трудясь с перерывами до 3.30 – это когда он работал, ибо по большей части он проводил ночь, шляясь по барам вместе со своей женой Зельдой. Писал он «приступами», в недолгие часы повышенной активности и сосредоточенности, когда ему удавалось за раз набросать 7000 или 8000 слов. Этот метод годился для рассказов, которые Фицджеральд предпочитал писать одним махом.
«Рассказы лучше всего одолевать одним прыжком или, самые длинные, тремя, – пояснил он однажды. – Трехпрыжковые пишутся три дня подряд, потом денек-другой на правку – и вперед».
С романами дело обстояло сложнее – особенно потому, что Фицджеральд все более полагался на спиртное как на источник творческой энергии. Он предпочитал неразбавленный джин, который действует почти мгновенно и к тому же, как он полагал, не оставляет запаха перегара. Работая над романом «Ночь нежна», Фицджеральд пытался хотя бы несколько часов в день трудиться на трезвую голову, но у него регулярно случались запои, и позднее он признавался издателю, что алкоголь сделался помехой творчеству. «Мне становилось все яснее, что точное выстраивание длинной повести, а также тонкое восприятие и суждение во время редактирования не совместимы с выпивкой», – писал он.
Уильям Фолкнер (1897–1962)
Лучше всего Фолкнеру работалось по утрам, хотя он несколько раз в течение жизни менял расписание, приспосабливаясь к обстоятельствам. Роман «Когда я умирала» он писал вечерами перед выходом на ночную смену (Фолкнер работал наблюдателем на университетской электростанции). Такой вечерне-ночной распорядок дня его тоже вполне устраивал: по утрам он на несколько часов ложился поспать, все утро писал, по дороге на работу заходил к матери на чашку кофе и периодически задремывал во время своей не слишком-то тяжелой смены.
Так обстояло дело в 1929 г. Летом 1930-го Фолкнеры приобрели большую полуразвалившуюся усадьбу, и Уильям бросил работу, чтобы заняться ремонтом дома. Теперь он вставал рано, завтракал и на все утро усаживался за письменный стол. (Он любил работать в библиотеке, а поскольку в этой комнате отсутствовал замок, он снимал с двери ручку и прихватывал ее с собой). После полуденной трапезы он принимался за ремонт дома, затем выходил на прогулку или ездил верхом, осматривая свои «владения». По вечерам Фолкнер с супругой отдыхал на веранде в обществе бутылки виски. Что касается распространенного мнения, будто Фолкнер пил и во время работы, доказательствами этого мы не располагаем. Кое-кто из его друзей и знакомых подтверждает такую его привычку, но дочь ее решительно отрицает, настаивая, что отец «всегда писал трезвым, а напивался потом». Так или иначе, он вроде бы не нуждался в дополнительном стимуле для творчества.
В самые продуктивные свои годы, с конца 1920-х до начала 1940-х, Фолкнер работал с поразительной скоростью, зачастую оставляя на бумаге по 3000 слов в день, а порой и вдвое больше. (Однажды он похвастался матери, что побил личный рекорд: с десяти утра до полуночи написал 10 000 слов.) «Я пишу, когда мной движет дух, – заявлял он, – а дух движет мной ежедневно».
Так обстояло дело в 1929 г. Летом 1930-го Фолкнеры приобрели большую полуразвалившуюся усадьбу, и Уильям бросил работу, чтобы заняться ремонтом дома. Теперь он вставал рано, завтракал и на все утро усаживался за письменный стол. (Он любил работать в библиотеке, а поскольку в этой комнате отсутствовал замок, он снимал с двери ручку и прихватывал ее с собой). После полуденной трапезы он принимался за ремонт дома, затем выходил на прогулку или ездил верхом, осматривая свои «владения». По вечерам Фолкнер с супругой отдыхал на веранде в обществе бутылки виски. Что касается распространенного мнения, будто Фолкнер пил и во время работы, доказательствами этого мы не располагаем. Кое-кто из его друзей и знакомых подтверждает такую его привычку, но дочь ее решительно отрицает, настаивая, что отец «всегда писал трезвым, а напивался потом». Так или иначе, он вроде бы не нуждался в дополнительном стимуле для творчества.
В самые продуктивные свои годы, с конца 1920-х до начала 1940-х, Фолкнер работал с поразительной скоростью, зачастую оставляя на бумаге по 3000 слов в день, а порой и вдвое больше. (Однажды он похвастался матери, что побил личный рекорд: с десяти утра до полуночи написал 10 000 слов.) «Я пишу, когда мной движет дух, – заявлял он, – а дух движет мной ежедневно».
Артур Миллер (1915–2005)
[42]
«Как бы я хотел иметь определенное расписание, – вздыхает Артур Миллер в интервью 1999 г. – Я встаю утром, запираюсь в кабинете, пишу. А потом рву все в клочья! Можете назвать это рутиной. В какой-то момент что-то уцелеет, и тогда я последую за этой путеводной нитью. Я могу сравнить себя только с человеком, который разгуливает во время грозы с металлическим прутом в руках».
«Как бы я хотел иметь определенное расписание, – вздыхает Артур Миллер в интервью 1999 г. – Я встаю утром, запираюсь в кабинете, пишу. А потом рву все в клочья! Можете назвать это рутиной. В какой-то момент что-то уцелеет, и тогда я последую за этой путеводной нитью. Я могу сравнить себя только с человеком, который разгуливает во время грозы с металлическим прутом в руках».
Бенджамин Бриттен (1913–1976)
Английский композитор и дирижер ненавидел романтическое клише «творческий человек в ожидании искры вдохновения». В интервью для телевидения в 1967 г. он заявил:
Жизнь Бриттена целиком сводилась к работе, постепенно он утрачивал связи с друзьями. «Для него главное было оставаться композитором, – вспоминал Дональд Митчелл[44]. – Творчество всегда было на первом плане… Он приносил творчеству в жертву всех, начиная с себя самого».
«Я работаю по другим принципам. Я предпочитаю иметь строгое расписание и часто благодарю судьбу за то, что у меня была суровая школа, там заставляли работать. Мне не составляет труда усадить себя за работу в девять утра и заниматься делом все утро вплоть до обеда, а потом писать письма или выйти на прогулку, во время которой – и это гораздо важнее – я продумываю то, что буду дальше делать за рабочим столом. Вернувшись и выпив чаю, спешу в студию и тружусь до восьми. После ужина меня клонит в сон, и я могу разве что немного почитать и довольно рано укладываюсь спать».По утрам Бриттен принимал холодный душ, а по вечерам – горячий. Летом он охотно плавал и всегда, когда имел такую возможность, играл по выходным в теннис. Дома от него было мало проку. Долговременный сотрудник и партнер Бриттена Питер Пирс[43] комментировал: «Он может приготовить чай, сварить яйцо и помыть посуду, а больше ничего. Даже свою кровать он приводил в беспорядок, если пытался ее застелить».
Жизнь Бриттена целиком сводилась к работе, постепенно он утрачивал связи с друзьями. «Для него главное было оставаться композитором, – вспоминал Дональд Митчелл[44]. – Творчество всегда было на первом плане… Он приносил творчеству в жертву всех, начиная с себя самого».
Энн Битти (род. 1947)
[45]
Битти лучше всего работает по ночам. «Я совершенно уверена, что существует дневные люди и ночные люди», – сказала она интервьюеру в 1980 г.
Она может не писать месяцами, но в эти периоды застоя Энн отнюдь не расслабляется и не наслаждается жизнью: она говорит, что это больше похоже на хронический «писательский ступор». В 1998 г. она призналась журналисту: «Я человек угрюмый и не очень-то счастливый».
Битти лучше всего работает по ночам. «Я совершенно уверена, что существует дневные люди и ночные люди», – сказала она интервьюеру в 1980 г.
«Думаю, что “часы тела” у всех разные. Я, например, сейчас чувствую себя так, словно только что проснулась, хотя на самом деле я бодрствую уже три часа. И так я себя буду чувствовать до семи вечера, когда начну понемногу собираться, и к девяти смогу приняться за работу. Лучше всего я пишу с двенадцати до трех часов ночи».Пишет Битти далеко не каждую ночь: «Я не придерживаюсь какого-либо расписания и не имею желания это делать, – сказала она. – Раньше в пору спада я старалась выбраться, говоря себе: “Давай же, Энн, усаживайся за печатную машинку”. В результате мне становилось еще хуже. Теперь я предоставляю всему идти своим чередом».
Она может не писать месяцами, но в эти периоды застоя Энн отнюдь не расслабляется и не наслаждается жизнью: она говорит, что это больше похоже на хронический «писательский ступор». В 1998 г. она призналась журналисту: «Я человек угрюмый и не очень-то счастливый».
Гюнтер Грасс (род. 1927)
[46]
На вопрос, пишет ли он днем или ночью, Гюнтер ответил даже с некоторым содроганием:
На вопрос, пишет ли он днем или ночью, Гюнтер ответил даже с некоторым содроганием:
«Ночью? Никогда! Ночью писать нельзя, пишется вдохновенно, а когда утром перечитаешь, никуда не годится. Я приступаю к работе только при дневном свете. Между девятью и десятью часами утра спокойно завтракаю, читаю, слушаю музыку. После завтрака работаю, а днем прерываюсь выпить кофе. Затем снова работаю и к семи вечера полностью заканчиваю».
Том Стоппард (род. 1937)
[47]
Британский драматург всю жизнь борется с хаосом и склонностью откладывать на потом. Как-то раз он признался, что единственная побудительная сила его творчества – страх. «Я должен испугаться настолько, чтобы усадить себя за машинку». Страх вынуждает его работать ночь напролет. Обычно он пишет (и курит) в кухне, когда весь дом уснет. Биограф Айра Нейдел отмечает, что и курит Стоппард не как все люди: «Он прикуривает одну сигарету от другой, гасит ее после одной-двух затяжек и прикуривает новую. Он считает, что таким образом как бы удлиняет фильтр, через который втягивает в себя дым».
Время от времени Стоппард пытается избавиться от своей «неэффективной неэффективности». В начале 1980-х ему удавалось ежедневно усаживать себя за стол с 10.00 до 17.00, но постепенно он вернулся к своим дурным привычкам. В 1997 г. репортер выяснил, что драматург работает с полудня до полуночи. «Я никогда не работаю по утрам, разве что меня сильно прижмет», – добавил Стоппард.
Британский драматург всю жизнь борется с хаосом и склонностью откладывать на потом. Как-то раз он признался, что единственная побудительная сила его творчества – страх. «Я должен испугаться настолько, чтобы усадить себя за машинку». Страх вынуждает его работать ночь напролет. Обычно он пишет (и курит) в кухне, когда весь дом уснет. Биограф Айра Нейдел отмечает, что и курит Стоппард не как все люди: «Он прикуривает одну сигарету от другой, гасит ее после одной-двух затяжек и прикуривает новую. Он считает, что таким образом как бы удлиняет фильтр, через который втягивает в себя дым».
Время от времени Стоппард пытается избавиться от своей «неэффективной неэффективности». В начале 1980-х ему удавалось ежедневно усаживать себя за стол с 10.00 до 17.00, но постепенно он вернулся к своим дурным привычкам. В 1997 г. репортер выяснил, что драматург работает с полудня до полуночи. «Я никогда не работаю по утрам, разве что меня сильно прижмет», – добавил Стоппард.
Харуки Мураками (род. 1949)
[48]
Когда Мураками берется за роман, он встает в четыре часа утра и пишет пять, шесть часов подряд. Во второй половине дня он бегает или плавает или делает и то и другое; ходит по магазинам; читает и слушает музыку; в девять вечера его ждет постель.
«Я придерживаюсь такого режима изо дня в день, без отклонений, – сказал он в 2004 г. в интервью Paris Review. – Повтор сам по себе важен, он гипнотизирует и вводит в транс. Я погружаю себя в транс, чтобы достичь более глубоких слоев сознания».
Мураками убедился, что поддержание режима на протяжении всего времени, необходимого для создания книги, требует чего-то большего, нежели только дисциплина ума: «Нужна не только изощренность художника, но и физическая крепость».
Когда Мураками впервые попробовал себя в качестве профессионального писателя – это было в 1981 г. после того, как он несколько лет руководил в Токио маленьким джаз-клубом, – он вскоре заметил, что при сидячем образе жизни быстро набирает вес да еще и потребляет три пачки сигарет в день. И тогда он решил радикально сменить образ жизни: переехал вместе с супругой в сельскую местность, бросил курить, стал меньше выпивать и питался в основном рыбой и овощами. Он также завел привычку ежедневно бегать и сохраняет ее уже более четверти века.
Единственный недостаток строгого режима, который Мураками сам предписал себе, заключается в отсутствии общения. В эссе 2008 г. писатель признавался: «Люди обижаются, когда все время отклоняешь приглашения». Однако он решил, что главные отношения в его жизни – это отношения с читателями, а «читателям все равно, какой у меня режим дня, лишь бы очередная книга оказалась в чем-то лучше предыдущей. Полагаю, моя обязанность, моя главная задача как автора, заключается именно в этом».
Когда Мураками берется за роман, он встает в четыре часа утра и пишет пять, шесть часов подряд. Во второй половине дня он бегает или плавает или делает и то и другое; ходит по магазинам; читает и слушает музыку; в девять вечера его ждет постель.
«Я придерживаюсь такого режима изо дня в день, без отклонений, – сказал он в 2004 г. в интервью Paris Review. – Повтор сам по себе важен, он гипнотизирует и вводит в транс. Я погружаю себя в транс, чтобы достичь более глубоких слоев сознания».
Мураками убедился, что поддержание режима на протяжении всего времени, необходимого для создания книги, требует чего-то большего, нежели только дисциплина ума: «Нужна не только изощренность художника, но и физическая крепость».
Когда Мураками впервые попробовал себя в качестве профессионального писателя – это было в 1981 г. после того, как он несколько лет руководил в Токио маленьким джаз-клубом, – он вскоре заметил, что при сидячем образе жизни быстро набирает вес да еще и потребляет три пачки сигарет в день. И тогда он решил радикально сменить образ жизни: переехал вместе с супругой в сельскую местность, бросил курить, стал меньше выпивать и питался в основном рыбой и овощами. Он также завел привычку ежедневно бегать и сохраняет ее уже более четверти века.
Единственный недостаток строгого режима, который Мураками сам предписал себе, заключается в отсутствии общения. В эссе 2008 г. писатель признавался: «Люди обижаются, когда все время отклоняешь приглашения». Однако он решил, что главные отношения в его жизни – это отношения с читателями, а «читателям все равно, какой у меня режим дня, лишь бы очередная книга оказалась в чем-то лучше предыдущей. Полагаю, моя обязанность, моя главная задача как автора, заключается именно в этом».
Тони Моррисон (род. 1931)
[49]
«Я не могу писать регулярно, – рассказывала Тони Моррисон Paris Review в 1993 г. – Я никогда этого не умела, главным образом потому, что всегда была вынуждена работать с 9.00 до 17.00. Писать приходилось либо после работы, второпях, либо же посвящать творчеству выходные и предутренние часы».
Действительно, большую часть жизни Моррисон не только работала редактором в издательстве Random House, но и преподавала литературу в университете и без чьей-либо помощи растила двух сыновей. В 1977 г. она призналась:
Когда она перешла на утренние часы, то стала подниматься около пяти, заваривать кофе и «опережать рассвет». «Все писатели придумывают способы, как попасть в ту точку, где произойдет контакт, где они станут проводниками или как там они именуют этот таинственный процесс, – говорит Моррисон. – Для меня сигналом перехода служит рассвет. Мне нужно не чтобы свет был, а поспеть туда до света. Почему-то это дает мне силы».
«Я не могу писать регулярно, – рассказывала Тони Моррисон Paris Review в 1993 г. – Я никогда этого не умела, главным образом потому, что всегда была вынуждена работать с 9.00 до 17.00. Писать приходилось либо после работы, второпях, либо же посвящать творчеству выходные и предутренние часы».
Действительно, большую часть жизни Моррисон не только работала редактором в издательстве Random House, но и преподавала литературу в университете и без чьей-либо помощи растила двух сыновей. В 1977 г. она призналась:
«Темп чудовищный, но я справляюсь, ведь ничего более я не делаю. Обхожусь без светской жизни, которая обычно сопутствует изданию книги, не хожу на коктейльные вечеринки, не посещаю ужины и вечера. Вечера мне самой нужны, именно тогда я выполняю большую часть работы. Сев за письменный стол, я не раздумываю – у меня столько других дел, дети, преподавание, что растрачивать время за столом я не вправе. Думать, искать идеи, я могу в машине, пока еду на работу, или в метро, или пока подстригаю газон. К тому моменту, как я добираюсь до стола, уже что-то наклевывается и я могу выдать это на-гора».В разные годы график ее жизни строился по-разному. В интервью 1970-х и 1980-х гг. она часто упоминает, что пишет по вечерам, но к 1993-му переключилась на раннее утро, пояснив: «После захода солнца я становлюсь не слишком-то изобретательной, не слишком блестящей и остроумной».
Когда она перешла на утренние часы, то стала подниматься около пяти, заваривать кофе и «опережать рассвет». «Все писатели придумывают способы, как попасть в ту точку, где произойдет контакт, где они станут проводниками или как там они именуют этот таинственный процесс, – говорит Моррисон. – Для меня сигналом перехода служит рассвет. Мне нужно не чтобы свет был, а поспеть туда до света. Почему-то это дает мне силы».
Джойс Кэрол Оутс (род. 1938)
Чрезвычайно продуктивная американская писательница, опубликовавшая более 50 романов, 36 сборников рассказов и десятки книг стихов, пьес и эссе, обычно работает с 8.00 или 8.30 до часа дня. Затем она обедает и отдыхает днем, чтобы снова приступить к работе в четыре часа дня и закончить около семи, перед ужином. Иногда она пишет и после ужина, но чаще предпочитает по вечерам читать. При таком количестве рабочих часов Оутс не считает свою «производительность» чем-то удивительным: «Я пишу, пишу, пишу, переписываю, и если за целый день работы выйдет хотя бы страница, это уже страница, и они постепенно накапливаются, – объясняла она репортеру. – В результате с годами меня стали именовать “плодовитой”, но сравнивают-то меня с писателями, которые работают не так давно и не так помногу».
Вовсе не всегда работа кажется ей легкой или приятной. Каждый раз, начиная новую книгу, Оутс несколько недель мучается сомнениями. «Набрасывать первые главы – все равно что катить орех носом по очень грязному полу».
Вовсе не всегда работа кажется ей легкой или приятной. Каждый раз, начиная новую книгу, Оутс несколько недель мучается сомнениями. «Набрасывать первые главы – все равно что катить орех носом по очень грязному полу».
Чак Клоуз (род. 1940)
[50]
«В идеальном мире я бы работал шесть часов в день – три с утра и три ближе к вечеру», – заявил Чак Клоуз в недавнем интервью.
Он любит рисовать под телепередачи или при включенном радио, особенно если разразится политический скандал.
«Лучшие работы я сделал под “Уотергейт”[51], “Иран-Контрас”[52], обсуждение импичмента», – вспоминает он. Хотя теле– и радиоболтовня отвлекает, в целом она идет на пользу. «Немножко отвлечься невредно. Снимает тревогу. Все как бы отодвигается чуть-чуть в сторону, не так давит».
«В идеальном мире я бы работал шесть часов в день – три с утра и три ближе к вечеру», – заявил Чак Клоуз в недавнем интервью.
«Я всегда предпочитал такое расписание, особенно с тех пор, как родились дети. Раньше я работал по ночам, но после рождения детей уже не получалось работать ночью и отсыпаться днем, так что пришлось наладить обычное расписание, примерно с девяти до пяти. Однако, проработав более трех часов подряд, я дурею, поэтому предпочел бы работать три часа, прерваться на обед, вернуться, поработать еще три часа – и хватит. Иногда удается поработать еще и вечером, но чаще это вредно, чем полезно. Наступает момент, когда я делаю столько ошибок, что весь следующий день уходит на их исправление».К большому сожалению Чака, в его жизни теперь слишком много отвлекающих моментов и придерживаться графика ему почти не удается. Он старается сдвинуть все встречи и телефонные звонки на вечер, после четырех, но это не всегда возможно. Когда же ему удается взяться за кисть, идеи приходят сами собой. «Вдохновение для дилетантов, – приговаривает художник, – а мы, профессионалы, просто начинаем работать».
Он любит рисовать под телепередачи или при включенном радио, особенно если разразится политический скандал.
«Лучшие работы я сделал под “Уотергейт”[51], “Иран-Контрас”[52], обсуждение импичмента», – вспоминает он. Хотя теле– и радиоболтовня отвлекает, в целом она идет на пользу. «Немножко отвлечься невредно. Снимает тревогу. Все как бы отодвигается чуть-чуть в сторону, не так давит».
Франсин Проуз (род. 1947)
[53]
Американская писательница обнаружила, что успех в литературе препятствует дальнейшей литературной работе. Она пишет:
Американская писательница обнаружила, что успех в литературе препятствует дальнейшей литературной работе. Она пишет:
«В ту пору, когда дети были маленькие и я жила за городом и оставалась никому не известной, у меня было столь строгое расписание, что, наверное, выработались условные рефлексы, и мне это нравилось. Дети садились в школьный автобус, я садилась за письменный стол. Автобус с детьми возвращался, я вставала из-за стола. Теперь я живу в городе, дети выросли, мир готов платить мне за что угодно, КРОМЕ моего творчества (во всяком случае всякая окололитературная деятельность оказывается более прибыльной, а подчас и более соблазнительной, чем творчество). При этом режим мой заметно усложнился. Пишу, когда удается, – несколько дней подряд, неделю, месяц, если удается выкроить время. Удираю за город, работаю за компьютером, который не подключен к Интернету, и молюсь, чтобы мир оставил меня в покое на такой срок, чтобы я успела хоть несколько фраз записать. Если работа идет, я могу сидеть дни напролет, а когда стопорится, я вожусь в саду или тупо стою перед холодильником».
Джон Адамс (род. 1947)
[54]
«По моему опыту настоящие, серьезные творческие люди подчиняются очень, очень строгому режиму и ничего гламурного в их рабочих привычках не наблюдается, – рассуждал в недавнем интервью Адамс. – Поскольку творчество, тем более такое, как у меня, то есть создание больших музыкальных произведений, симфоний и опер, требует огромного количества труда, тут никакой помощник не выручит – все приходится делать самому».
Почти каждый день Адамс проводит в своей студии в Беркли (Калифорния). Эта студия составляет часть его дома, но есть и другая, обставленная точно так же, в глухом лесу на побережье Калифорнии, куда он порой наведывается.
«Дома я утром встаю и вывожу пса на прогулку. Пес у меня чрезвычайно активный, так что я тащу его в горы позади нашего дома», – рассказывает Адамс. Затем он скрывается в студии и трудится с 9.00 до 16.00 или 17.00 с небольшими перерывами – спускается в кухню и потребляет «немыслимое количество зеленого чая». Других ритуалов или суеверий у Адамса вроде бы нет.
«По моему опыту настоящие, серьезные творческие люди подчиняются очень, очень строгому режиму и ничего гламурного в их рабочих привычках не наблюдается, – рассуждал в недавнем интервью Адамс. – Поскольку творчество, тем более такое, как у меня, то есть создание больших музыкальных произведений, симфоний и опер, требует огромного количества труда, тут никакой помощник не выручит – все приходится делать самому».
Почти каждый день Адамс проводит в своей студии в Беркли (Калифорния). Эта студия составляет часть его дома, но есть и другая, обставленная точно так же, в глухом лесу на побережье Калифорнии, куда он порой наведывается.
«Дома я утром встаю и вывожу пса на прогулку. Пес у меня чрезвычайно активный, так что я тащу его в горы позади нашего дома», – рассказывает Адамс. Затем он скрывается в студии и трудится с 9.00 до 16.00 или 17.00 с небольшими перерывами – спускается в кухню и потребляет «немыслимое количество зеленого чая». Других ритуалов или суеверий у Адамса вроде бы нет.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента