Страница:
Ли Мейсон
В последнюю минуту
Глава первая
Шестеро мужчин в возрасте от двадцати до пятидесяти лет шли парами друг за другом, опустив головы. Их шаги гулко отдавались под сводами длинного и широкого коридора. Сопровождавший их конвойный сержант вдруг властно скомандовал:
— Стой!
Колонна остановилась перед дверью, на которой красовалась бакелитовая табличка «Следственный отдел».
По-видимому, здешние места были знакомы шестерке, и на их суровых, с бегающими глазами, лицах не отразилось никаких эмоций. Конвоир легко постучал в закрытую дверь.
— Драйфорд, открой, это я — Ньюмен! Кажется, я приготовил тебе неплохой подарочек. Нас только что прислали из суда, чтобы мы какое-то время здесь отдохнули.
Один из арестантов бросил злобный взгляд на сержанта, которого хорошо знал.
— Будь проклят, Ньюмен, ты такой же шутник, как и раньше, — процедил он сквозь зубы.
Тюремщик, услышав эти слова, резко повернулся к заключенному и с такой силой отвесил ему пощечину, что тот отлетел к стене и упал.
— Это тебе урок, Землеройка! — крикнул конвоир. — Когда ты захочешь мне что-нибудь сказать, плохое или хорошее, то говори громко и отчетливо, чтобы я лучше слышал.
Дверь следственного кабинета открылась, и на пороге появился офицер, коренастый и мускулистый, с седыми висками и немного постарше первого. Они были очень разные с Ньюменом — смуглым и жилистым, как индеец. Драйфорд спокойно спросил:
— Что случилось, Ральф?
Тот указал жестом на заключенного, еще лежавшего на полу.
— Ты уже знаком с Землеройкой. Этот мошенник вздумал вспомнить прошлое. Ну, я исправил положение, чтобы заткнуть ему глотку.
— Хорошо сделал, Ральф, — одобрил Драйфорд. — Этих мерзавцев надо бы хорошенько связать, чтобы они тут не выступали.
Землеройка с трудом поднялся на ноги. Тонкая струйка крови стекала по его подбородку, но он даже не пытался ее стереть. Очень высокого роста, с маленькой головкой и морщинистым лицом, с длинным носом и вытянутыми вперед губами, он напоминал грызуна, откуда и произошло его прозвище. Остальные заключенные молча стояли, пока сержант рассказывал о происшествии. Оглядев «клиентов» критическим взглядом, Драйфорд обратился к Ньюмену:
— Хорошо, заводи их внутрь.
Посередине просторного кабинета, заставленного металлическими ящиками с картотекой, стоял столик с приспособлениями для снятия отпечатков пальцев. Драйфорд пристально посмотрел на своего приятеля.
— Что, начальник сразу прислал вас сюда? Ты еще не был в седьмом отделе?
— Я там был, Дэн, но меня отправили на консультацию к Рори, заместителю, а он попросил доставить к тебе этих ангелочков, чтобы свериться насчет них в картотеке.
Драйфорд, пока Ньюмен говорил, внимательно читал документы на новых заключенных. В одной из бумаг он, должно быть, увидел что-то необычное, так как его лицо стало суровым, а мускулы напряглись.
— Кто из вас Шиппи Перкинс? — глухо спросил он.
От группы отделился человек лет тридцати двух, сильный, высокий, с темными проницательными глазами, мужественным подбородком и каштановыми волосами. Он посмотрел на офицера долгим немигающим взглядом и холодным тоном сказал:
— Шиппи Перкинс — я.
Из всех шестерых он был одет лучше всех: в костюме из дорогого материала, хорошо пригнанном по фигуре. Помимо одежды, он также выделялся от остальных осанкой и внешностью. Драйфорд повернулся к Перкинсу и вдруг гортанно воскликнул:
— Если я не ошибаюсь, дорогая одежда, дорогой одеколон, дорогие ботинки, рубашка из натурального шелка, сплошная изысканность, прямо — покоритель сердец легковерных девушек! — и он низко поклонился Перкинсу.
Ньюмен подошел к товарищу.
— Дэн, что с тобой? — с удивлением спросил он. — Ты случайно не знаком с этим типом?
— Я знакомлюсь только с приличными людьми, Ральф, а это — ублюдок, скорпион, которого надо давить!
Он сделал короткую паузу, чтобы перевести дыхание, и возбужденно продолжал:
— Ты знаешь, почему его нам препоручили, Ральф?
— Прошел слух, за наркотики...
Тут Ньюмен понял, что так взволновало его приятеля. Три года назад дочь Драйфорда, прелестная семнадцатилетняя девушка, поехала в Голливуд в поисках счастья и там познакомилась с торговцем наркотиками. Он заманил бедняжку в свои сети и превратил в законченную кокаинистку. Взбешенный Драйфорд принял меры, но слишком поздно. Несчастная уже не могла остановиться и, не имея денег на проклятый белый порошок, совершила растрату в кассе су — пермаркета, где работала кассиршей. Когда все раскрылось, ее поместили в специальную наркологическую клинику, но вскоре она умерла.
После этого Дэн Драйфорд люто возненавидел всех, кто попадал в тюрьму по обвинению в торговле наркотиками, каждого из них он считал виновником смерти дочери.
Ньюмен увидел, как от ярости изменилось лицо Драйфорда, и не удивился тому, что произошло потом. В таких случаях между Драйфордом и заключенным всегда происходило одно и то же.
— Где ты был и что делал последние три года. Шиппи Перкинс?! Давай, немедленно отвечай, мразь!
Задавая эти вопросы, Драйфорд схватил заключенного за лацканы пиджака, багровый от гнева.
— Вам не кажется, что вы превышаете свои полномочия? — любезно улыбнулся Перкинс, но его губы тут же сжались, а глаза заблестели.
— Это я превышаю полномочия, а?! Сейчас я тебе продемонстрирую, на что способен Дэн Драйфорд, чтобы заставить говорить таких типов, как ты!
Перкинс не успел защититься, взбешенный Драйфорд, как молотом, нанес ему страшный удар ногой в живот. Шиппи согнулся, открыв рот, словно рыба, выброшенная на берег. Пятеро заключенных прижались к стене и со страхом наблюдали за происходящим. Перкинс медленно выпрямился, опираясь одним коленом на пол. Он энергично завертел головой, чтобы развеять туман, стоящий перед глазами. Офицер свирепо смотрел на него, крепко сжимая кулаки. И вдруг...
Прерывисто дыша и хрипло кашляя, почти потерявший сознание Перкинс неожиданно подпрыгнул, как молодой бычок, которого прижгли раскаленным железом. Когда Драйфорд понял, что ему угрожает опасность, уже было поздно.
Шиппи изо всех сил боднул в живот своего обидчика, и тот, как резиновый мячик, отлетел на несколько ярдов. Прежде, чем потрясенный Дэн Драйфорд пришел в себя, Перкинс с горящими от ярости глазами снова, как пантера, прыгнул на офицера, всей своей тяжестью нажал коленями на его руку и начал раскачиваться, причиняя лежащему страшную боль. От этой изощренной пытки из горла Драйфорда вырвался истошный вопль, на лице выступили капли холодного пота. Заключенные с удивлением смотрели на них и, наверное, думали, что Перкинс сводит старые счеты с Драйфордом, если расправляется с ним таким способом. Никто из них не ожидал от Шиппи подобного поступка, хотя офицер действительно превысил власть.
Ральф Ньюмен, увидев такую неожиданную реакцию со стороны заключенного, так изумился, что буквально застыл на несколько мгновений. Но услышав вопли товарища, он очнулся и начал действовать быстро и беспощадно, не случайно за свою жестокость в тюремных кругах его окрестили «Мясником». В два прыжка он оказался около Перкинса и нанес ребром ладони сокрушительный удар по его шее. Это был сильный резкий удар, способный разломать добрую доску. Без стона, как забитое животное, Шиппи распростерся на холодных плитках пола.
Ньюмен только собрался пнуть ногой бездыханного Перкинса, как дверь кабинета открылась и в просторное помещение вошли начальник тюрьмы с помощником. У одного из них на форменной фуражке и погонах сверкали эмблемы высокой власти. Им было достаточно одного взгляда, чтобы оценить ситуацию. Начальник строго спросил:
— Ньюмен, объясните, что здесь происходит, кто виноват и что случилось с Драйфордом?
Он посмотрел на заключенных таким свирепым взглядом, что бедняги почувствовали сильный озноб, который пронял их до мозга костей.
Все молчали, не способные найти подходящие слова. В комнате было слышно лишь тяжелое дыхание взволнованных людей. Ньюмен объяснил, искажая факты, что во всем виноват Перкинс, который спровоцировал эту драку. Кисснер, так звали начальника, недовольно кивнул и повернул голову к помощнику.
— Рори, не забудьте, чтобы Драйфорд снял у него отпечатки пальцев, — он указал на лежавшего без движения Шиппи. — Мне известно, что Дэн теряет голову, когда сталкивается с торговцами наркотиками, ведь по вине этих мерзавцев он потерял дочь.
Шеф полиции взял документы арестованных, молча прочитал, потом снова обратился к своему подчиненному.
— Рори, помогите Ральфу снять отпечатки пальцев у этих людей и отнесите их в соответствующий отдел.
— Мистер Кисснер, думаю, что по заключенному Перкинсу будут особые распоряжения?
— Вы считаете, что его надо поместить в другую камеру, Ральф?
— Да, он слишком опасен, чтобы помещать его в «третью».
— Возможно, вы правы, Ньюмен. Забудем на этот раз о правиле помещать новичков в третью камеру и отправим негодяя в седьмую.
— Что он сделал с Драйфордом! Мы должны умерить его пыл, — хмуро заметил Ньюмен.
— Ладно, проводите его на место, Ральф, но мне бы хотелось, чтобы этот эпизод был полностью забыт. Внимательно следите за Перкиксом, а если увидите, что он исправился, переведите в третью.
— Согласен, мистер Кисснер, так и сделаю.
— Стой!
Колонна остановилась перед дверью, на которой красовалась бакелитовая табличка «Следственный отдел».
По-видимому, здешние места были знакомы шестерке, и на их суровых, с бегающими глазами, лицах не отразилось никаких эмоций. Конвоир легко постучал в закрытую дверь.
— Драйфорд, открой, это я — Ньюмен! Кажется, я приготовил тебе неплохой подарочек. Нас только что прислали из суда, чтобы мы какое-то время здесь отдохнули.
Один из арестантов бросил злобный взгляд на сержанта, которого хорошо знал.
— Будь проклят, Ньюмен, ты такой же шутник, как и раньше, — процедил он сквозь зубы.
Тюремщик, услышав эти слова, резко повернулся к заключенному и с такой силой отвесил ему пощечину, что тот отлетел к стене и упал.
— Это тебе урок, Землеройка! — крикнул конвоир. — Когда ты захочешь мне что-нибудь сказать, плохое или хорошее, то говори громко и отчетливо, чтобы я лучше слышал.
Дверь следственного кабинета открылась, и на пороге появился офицер, коренастый и мускулистый, с седыми висками и немного постарше первого. Они были очень разные с Ньюменом — смуглым и жилистым, как индеец. Драйфорд спокойно спросил:
— Что случилось, Ральф?
Тот указал жестом на заключенного, еще лежавшего на полу.
— Ты уже знаком с Землеройкой. Этот мошенник вздумал вспомнить прошлое. Ну, я исправил положение, чтобы заткнуть ему глотку.
— Хорошо сделал, Ральф, — одобрил Драйфорд. — Этих мерзавцев надо бы хорошенько связать, чтобы они тут не выступали.
Землеройка с трудом поднялся на ноги. Тонкая струйка крови стекала по его подбородку, но он даже не пытался ее стереть. Очень высокого роста, с маленькой головкой и морщинистым лицом, с длинным носом и вытянутыми вперед губами, он напоминал грызуна, откуда и произошло его прозвище. Остальные заключенные молча стояли, пока сержант рассказывал о происшествии. Оглядев «клиентов» критическим взглядом, Драйфорд обратился к Ньюмену:
— Хорошо, заводи их внутрь.
Посередине просторного кабинета, заставленного металлическими ящиками с картотекой, стоял столик с приспособлениями для снятия отпечатков пальцев. Драйфорд пристально посмотрел на своего приятеля.
— Что, начальник сразу прислал вас сюда? Ты еще не был в седьмом отделе?
— Я там был, Дэн, но меня отправили на консультацию к Рори, заместителю, а он попросил доставить к тебе этих ангелочков, чтобы свериться насчет них в картотеке.
Драйфорд, пока Ньюмен говорил, внимательно читал документы на новых заключенных. В одной из бумаг он, должно быть, увидел что-то необычное, так как его лицо стало суровым, а мускулы напряглись.
— Кто из вас Шиппи Перкинс? — глухо спросил он.
От группы отделился человек лет тридцати двух, сильный, высокий, с темными проницательными глазами, мужественным подбородком и каштановыми волосами. Он посмотрел на офицера долгим немигающим взглядом и холодным тоном сказал:
— Шиппи Перкинс — я.
Из всех шестерых он был одет лучше всех: в костюме из дорогого материала, хорошо пригнанном по фигуре. Помимо одежды, он также выделялся от остальных осанкой и внешностью. Драйфорд повернулся к Перкинсу и вдруг гортанно воскликнул:
— Если я не ошибаюсь, дорогая одежда, дорогой одеколон, дорогие ботинки, рубашка из натурального шелка, сплошная изысканность, прямо — покоритель сердец легковерных девушек! — и он низко поклонился Перкинсу.
Ньюмен подошел к товарищу.
— Дэн, что с тобой? — с удивлением спросил он. — Ты случайно не знаком с этим типом?
— Я знакомлюсь только с приличными людьми, Ральф, а это — ублюдок, скорпион, которого надо давить!
Он сделал короткую паузу, чтобы перевести дыхание, и возбужденно продолжал:
— Ты знаешь, почему его нам препоручили, Ральф?
— Прошел слух, за наркотики...
Тут Ньюмен понял, что так взволновало его приятеля. Три года назад дочь Драйфорда, прелестная семнадцатилетняя девушка, поехала в Голливуд в поисках счастья и там познакомилась с торговцем наркотиками. Он заманил бедняжку в свои сети и превратил в законченную кокаинистку. Взбешенный Драйфорд принял меры, но слишком поздно. Несчастная уже не могла остановиться и, не имея денег на проклятый белый порошок, совершила растрату в кассе су — пермаркета, где работала кассиршей. Когда все раскрылось, ее поместили в специальную наркологическую клинику, но вскоре она умерла.
После этого Дэн Драйфорд люто возненавидел всех, кто попадал в тюрьму по обвинению в торговле наркотиками, каждого из них он считал виновником смерти дочери.
Ньюмен увидел, как от ярости изменилось лицо Драйфорда, и не удивился тому, что произошло потом. В таких случаях между Драйфордом и заключенным всегда происходило одно и то же.
— Где ты был и что делал последние три года. Шиппи Перкинс?! Давай, немедленно отвечай, мразь!
Задавая эти вопросы, Драйфорд схватил заключенного за лацканы пиджака, багровый от гнева.
— Вам не кажется, что вы превышаете свои полномочия? — любезно улыбнулся Перкинс, но его губы тут же сжались, а глаза заблестели.
— Это я превышаю полномочия, а?! Сейчас я тебе продемонстрирую, на что способен Дэн Драйфорд, чтобы заставить говорить таких типов, как ты!
Перкинс не успел защититься, взбешенный Драйфорд, как молотом, нанес ему страшный удар ногой в живот. Шиппи согнулся, открыв рот, словно рыба, выброшенная на берег. Пятеро заключенных прижались к стене и со страхом наблюдали за происходящим. Перкинс медленно выпрямился, опираясь одним коленом на пол. Он энергично завертел головой, чтобы развеять туман, стоящий перед глазами. Офицер свирепо смотрел на него, крепко сжимая кулаки. И вдруг...
Прерывисто дыша и хрипло кашляя, почти потерявший сознание Перкинс неожиданно подпрыгнул, как молодой бычок, которого прижгли раскаленным железом. Когда Драйфорд понял, что ему угрожает опасность, уже было поздно.
Шиппи изо всех сил боднул в живот своего обидчика, и тот, как резиновый мячик, отлетел на несколько ярдов. Прежде, чем потрясенный Дэн Драйфорд пришел в себя, Перкинс с горящими от ярости глазами снова, как пантера, прыгнул на офицера, всей своей тяжестью нажал коленями на его руку и начал раскачиваться, причиняя лежащему страшную боль. От этой изощренной пытки из горла Драйфорда вырвался истошный вопль, на лице выступили капли холодного пота. Заключенные с удивлением смотрели на них и, наверное, думали, что Перкинс сводит старые счеты с Драйфордом, если расправляется с ним таким способом. Никто из них не ожидал от Шиппи подобного поступка, хотя офицер действительно превысил власть.
Ральф Ньюмен, увидев такую неожиданную реакцию со стороны заключенного, так изумился, что буквально застыл на несколько мгновений. Но услышав вопли товарища, он очнулся и начал действовать быстро и беспощадно, не случайно за свою жестокость в тюремных кругах его окрестили «Мясником». В два прыжка он оказался около Перкинса и нанес ребром ладони сокрушительный удар по его шее. Это был сильный резкий удар, способный разломать добрую доску. Без стона, как забитое животное, Шиппи распростерся на холодных плитках пола.
Ньюмен только собрался пнуть ногой бездыханного Перкинса, как дверь кабинета открылась и в просторное помещение вошли начальник тюрьмы с помощником. У одного из них на форменной фуражке и погонах сверкали эмблемы высокой власти. Им было достаточно одного взгляда, чтобы оценить ситуацию. Начальник строго спросил:
— Ньюмен, объясните, что здесь происходит, кто виноват и что случилось с Драйфордом?
Он посмотрел на заключенных таким свирепым взглядом, что бедняги почувствовали сильный озноб, который пронял их до мозга костей.
Все молчали, не способные найти подходящие слова. В комнате было слышно лишь тяжелое дыхание взволнованных людей. Ньюмен объяснил, искажая факты, что во всем виноват Перкинс, который спровоцировал эту драку. Кисснер, так звали начальника, недовольно кивнул и повернул голову к помощнику.
— Рори, не забудьте, чтобы Драйфорд снял у него отпечатки пальцев, — он указал на лежавшего без движения Шиппи. — Мне известно, что Дэн теряет голову, когда сталкивается с торговцами наркотиками, ведь по вине этих мерзавцев он потерял дочь.
Шеф полиции взял документы арестованных, молча прочитал, потом снова обратился к своему подчиненному.
— Рори, помогите Ральфу снять отпечатки пальцев у этих людей и отнесите их в соответствующий отдел.
— Мистер Кисснер, думаю, что по заключенному Перкинсу будут особые распоряжения?
— Вы считаете, что его надо поместить в другую камеру, Ральф?
— Да, он слишком опасен, чтобы помещать его в «третью».
— Возможно, вы правы, Ньюмен. Забудем на этот раз о правиле помещать новичков в третью камеру и отправим негодяя в седьмую.
— Что он сделал с Драйфордом! Мы должны умерить его пыл, — хмуро заметил Ньюмен.
— Ладно, проводите его на место, Ральф, но мне бы хотелось, чтобы этот эпизод был полностью забыт. Внимательно следите за Перкиксом, а если увидите, что он исправился, переведите в третью.
— Согласен, мистер Кисснер, так и сделаю.
Глава вторая
В седьмой камере помещались сливки тюремного общества — наиболее опасные преступники. На совести некоторых из них числились страшные кровавые злодеяния. За ними следили особенно суровые надсмотрщики, чьи сердца были почти такие же черствые, как и у этих осужденных.
Шиппи Перкинса поместили в одну камеру с Манделлой Фарлоу — мрачным типом с длинным волчьим лицом, осужденным на семь лет за вооруженный налет на банк.
Двое других — Росс Аллан, контрабандист, и Глюй Гленн, фальшивомонетчик, были не менее достойными — их руки тоже обагрились кровью.
Ньюмен после того, как запер тяжелые засовы, иронически обратился к Фарлоу:
— Будьте осторожны с ним, ребята, он ужасный человек. Я за него ночью не ручаюсь. Страшный бабник. Можете звать его Шиппи или Перкинсом, как вам больше нравится, а лучше Казанова.
Громко расхохотавшись своей шутке, он удалился по коридору, все еще гогоча от удовольствия. Фарлоу указал Перкинсу на нары справа.
— Вот здесь твой пуховой матрас, приятель, и не обращай внимая на эту тварь, он самое худшее из всего, что есть у нас дома.
— Да, я уже познакомился с этим сокровищем. Как его зовут?
— Ральф Ньюмен, но тут его имя «Мясник». Мы все здесь родные братья его «человеколюбия», клянусь.
— Не забуду это имя до конца дней своих. Эта жаба так меня приложила мордой об пол, что я не мог даже вздохнуть. Никогда ему не прощу.
— Ну, и надолго ты к нам, приятель? — вмешался Аллан.
— Не знаю. Мой адвокат работает над делом; не думаю, что здесь задержусь. У них недостаточно улик, чтобы повесить на меня продажу крупной партии наркотиков.
— Тебя впервые запирают в подобном месте?
— Да, впервые. Меня должны были опеределить в третью камеру, но все неожиданно изменилось, и вот я с вами.
— Это из-за Ньюмена, конечно? — заметил Фарлоу.
— С его подачи, но была еще одна сволочь. Он виноват в том, что мое пристанище поменялось. Кажется, его зовут Драйфорд.
— А! — воскликнул Фарлоу, стукнув себя по лбу. — Теперь все понятно! Драйфорд набросился на тебя из-за своей дочки. Но ты не единственный, кого этот псих угощает кулачищами.
— Я его тоже неплохо отделал, — с ненавистью сказал Шиппи. — И если бы не этот проклятый Ньюмен...
Перкинс рассказал все, что случилось часом раньше в следственном кабинете, вызвав бесхитростным повествованием уважение и восхищение сокамерников.
На следующий день Ральф Ньюмен отправил Перкинса работать в прачечную, где трудились Фарлоу и Аллан. Гленн же работал в столярной мастерской.
В час прогулки арестанты вышли на тюремный двор. Охранники на высокой стене с автоматическими винтовками в руках не спускали с заключенных глаз.
С огромной быстротой о происшедшей между Шиппи и Драйфордом драке стало известно всей тюрьме, и когда Перкинс вместе с Фарлоу и Алланом вышли на прогулку, остальные узники смотрели на Шиппи с восхищением.
— Ты стал местной знаменитостью, парень, — прошептал ему Фарлоу. — Так ты и меня вытеснишь...
Аллан, хорошо знакомый с тюремной жизнью, поглядывал на маленькие группы заключенных и думал, что Перкинс за свои «заслуги» станет гостем этого заведения на длительный срок.
Они прошли совсем близко от двух арестантов, сидевших на земле возле стены, и заметили, что один из них, очень худой, с блестящими бегающими глазами, злобно посмотрел на Перкинса и что-то тихо пробормотал сквозь зубы. Они не обратили на него внимания и продолжали прогулку. Когда сокамерники проходили мимо них в третий раз, худощавый субъект неожиданно привстал, вытянул шею и метко плюнул Перкинсу на ботинок.
Фарлоу сжал челюсти и враждебно посмотрел на тощего, глаза которого горели ненавистью. Другие арестанты притворились, что ничего не видели, и только с любопытством наблюдали за суровыми лицами Фарлоу и Аллана. Вскоре один узник, проходя мимо, обернулся и шепнул:
— Послушай, Фарлоу, Мясник не спускает с вас глаз. Фарлоу сделал глазами знак Россу и Перкинсу, и они продолжали прогуливаться по длинному периметру двора.
— Что это за тип у стены, Манделл? — поинтересовался Перкинс.
— Кол Эвертон. Он здесь уже четыре года. Этот орел один их тех, кто работает ручкой. Он самый лучший гравер штата, но это тщательно от всех скрывают. Кроме нас... — он саркастически ухмыльнулся. — Парень решил потягаться с Национальным банком, но достойные ребята из ФБР заподозрили его и быстренько по номерам определили фальшивые денежки. В итоге бедному Коду закатили восьмерку, чтобы хоть немного отучить от пристрастия подделывать банковские билеты.
Аллан с опаской предположил:
— Наверное, Эвертону поручили спровоцировать тебя на драку, Шиппи, и это очень скверно. Кол не отличается силой и выступает только тогда, когда за ним стоит кто-то авторитетный. У тебя с ним раньше ничего не было?
— Я впервые вижу этого человека, — лаконично ответил Перкинс и больше не возвращался к этому разговору.
На следующий день они опять встретились с Колом Эвертоном и его приятелем. Те, как обычно, сидели у стены. Когда троица приблизилась, повторилось то же, что и накануне, Эвертон с силой плюнул в сторону Перкинса, но на этот раз перед тем, как плюнуть, злобно сказал:
— Перкинс, ты мерзавец, я раздавлю тебя, как клопа! Удивленный Шиппи молчал. Рассерженный человечек, развернув узкие плечи, закричал в бешенстве:
— Я убью тебя, Перкинс, убью! Я все знаю, все!.. Шиппи сделал шаг вперед. Насмешливо посмотрел на Эвертона.
— Меня предупредили, чтобы я немного потерпел. Но сейчас... Пойдем-ка, ты мне все объяснишь, или проглотишь свой дурацкий язык!
Реакция Эвертона была неожиданной. Он подпрыгнул, как обезьяна, и его длинные руки с невероятной силой вцепились Перкинсу в горло.
— Я задушу тебя, проклятый гад, чтобы ты больше не смог обмануть ни одной девушки, как мою невесту. Ты мне заплатишь жизнью! — кричал он.
Пальцы разъяренного Кола Эвертона, как тиски, сомкнулись на шее Перкинса, и его лицо побагровело. Чтобы избавиться от этих клещей, а он уже начал задыхаться, Шиппи не нашел ничего лучшего, как схватить Кола правой рукой за нос и с силой сжать так, что того перекосило от боли.
Отчаянный вопль вырвался из его сжатых губ, руки инстинктивно разжались, а Перкинс изловчился и нанес сильнейший свинг слева. Эвертон обмяк, как шар, из которого выпустили воздух, а потом упал на землю. Перкинс набросился на полуживого противника и начал его жестоко добивать. А потом быстро нагнулся и что-то незаметно вынул у Эвертона из кармана брюк.
Вдруг раздался властный голос Ральфа Ньюмена:
— Что здесь происходит, мерзавцы?! А ну, прекратить! Пока Перкинс и Эвертон дрались, вокруг них образовался небольшой кружок зрителей. Все забыли о приказе, запрещающем собираться больше трех человек. К черту правила! Наплевать на любое наказание! Когда еще они смогут увидеть такое увлекательное зрелище?! Ньюмен вместе с другими надзирателями ударами резиновых дубинок разогнал толпу. Тюремный двор опустел.
— Ну, успокоились, наконец? — злобно прошипел Ньюмен.
Перкинс и Эвертон, бледные, молча стояли перед ним. Остальные надзиратели с суровыми лицами окружили нарушителей, угрожающе поигрывая дубинками.
— Кол, объясни, что произошло? — сердито спросил Ньюмен.
Человечек бросил уничтожающий взгляд на Перкинса:
— Этот подонок пытался — приучить мою невесту к наркотикам, — прохрипел он, — мне сообщил друг во время свидания. Когда я сказал Перкинсу, что с ним сделаю, он начал насмехаться надо мной. Я разозлился, — и — мы подрались. Все.
— Ты нарушил режим, Кол, — сурово произнес Ньюмен.
— Мне все равно, — пробормотал "взбешенный Эвертон. — Не успокоюсь, пока не отомщу этому мерзавцу.
Кол опять попытался наброситься на Перкинса, но один из надзирателей успел схватить его за воротник.
— Хватит, Эвертон, или я тебя двину как следует — пригрозил он.
Но Кола двинул не надзиратель, а Шиппи. Его нога в остроносом ботинке вонзилась Колу в живот с такой силой, что тот отлетел в сторону и распластался на земле, издавая страшные вопли и проклиная всех предков Перкинса. Ральф Ньюмен на сей раз не церемонился. Он размахнулся и опустил резиновую дубинку на правое плечо Шиппи. Тот упал на колени и согнулся.
— Пат, Роберт, возьмите с собой Кола, — приказал Ньюмен своим спутникам. — Бэд и я займемся другим. Потом пойдем к начальнику тюрьмы, чтобы тот распорядился запереть этих подонков на недельку в карцер. Пусть там успокоят нервишки.
Через час Шиппи Перкинс и Ральф Эвертон уже сидели в карцере. Туда их отвел все тот же Ральф Ньюмен.
Шиппи Перкинса поместили в одну камеру с Манделлой Фарлоу — мрачным типом с длинным волчьим лицом, осужденным на семь лет за вооруженный налет на банк.
Двое других — Росс Аллан, контрабандист, и Глюй Гленн, фальшивомонетчик, были не менее достойными — их руки тоже обагрились кровью.
Ньюмен после того, как запер тяжелые засовы, иронически обратился к Фарлоу:
— Будьте осторожны с ним, ребята, он ужасный человек. Я за него ночью не ручаюсь. Страшный бабник. Можете звать его Шиппи или Перкинсом, как вам больше нравится, а лучше Казанова.
Громко расхохотавшись своей шутке, он удалился по коридору, все еще гогоча от удовольствия. Фарлоу указал Перкинсу на нары справа.
— Вот здесь твой пуховой матрас, приятель, и не обращай внимая на эту тварь, он самое худшее из всего, что есть у нас дома.
— Да, я уже познакомился с этим сокровищем. Как его зовут?
— Ральф Ньюмен, но тут его имя «Мясник». Мы все здесь родные братья его «человеколюбия», клянусь.
— Не забуду это имя до конца дней своих. Эта жаба так меня приложила мордой об пол, что я не мог даже вздохнуть. Никогда ему не прощу.
— Ну, и надолго ты к нам, приятель? — вмешался Аллан.
— Не знаю. Мой адвокат работает над делом; не думаю, что здесь задержусь. У них недостаточно улик, чтобы повесить на меня продажу крупной партии наркотиков.
— Тебя впервые запирают в подобном месте?
— Да, впервые. Меня должны были опеределить в третью камеру, но все неожиданно изменилось, и вот я с вами.
— Это из-за Ньюмена, конечно? — заметил Фарлоу.
— С его подачи, но была еще одна сволочь. Он виноват в том, что мое пристанище поменялось. Кажется, его зовут Драйфорд.
— А! — воскликнул Фарлоу, стукнув себя по лбу. — Теперь все понятно! Драйфорд набросился на тебя из-за своей дочки. Но ты не единственный, кого этот псих угощает кулачищами.
— Я его тоже неплохо отделал, — с ненавистью сказал Шиппи. — И если бы не этот проклятый Ньюмен...
Перкинс рассказал все, что случилось часом раньше в следственном кабинете, вызвав бесхитростным повествованием уважение и восхищение сокамерников.
На следующий день Ральф Ньюмен отправил Перкинса работать в прачечную, где трудились Фарлоу и Аллан. Гленн же работал в столярной мастерской.
В час прогулки арестанты вышли на тюремный двор. Охранники на высокой стене с автоматическими винтовками в руках не спускали с заключенных глаз.
С огромной быстротой о происшедшей между Шиппи и Драйфордом драке стало известно всей тюрьме, и когда Перкинс вместе с Фарлоу и Алланом вышли на прогулку, остальные узники смотрели на Шиппи с восхищением.
— Ты стал местной знаменитостью, парень, — прошептал ему Фарлоу. — Так ты и меня вытеснишь...
Аллан, хорошо знакомый с тюремной жизнью, поглядывал на маленькие группы заключенных и думал, что Перкинс за свои «заслуги» станет гостем этого заведения на длительный срок.
Они прошли совсем близко от двух арестантов, сидевших на земле возле стены, и заметили, что один из них, очень худой, с блестящими бегающими глазами, злобно посмотрел на Перкинса и что-то тихо пробормотал сквозь зубы. Они не обратили на него внимания и продолжали прогулку. Когда сокамерники проходили мимо них в третий раз, худощавый субъект неожиданно привстал, вытянул шею и метко плюнул Перкинсу на ботинок.
Фарлоу сжал челюсти и враждебно посмотрел на тощего, глаза которого горели ненавистью. Другие арестанты притворились, что ничего не видели, и только с любопытством наблюдали за суровыми лицами Фарлоу и Аллана. Вскоре один узник, проходя мимо, обернулся и шепнул:
— Послушай, Фарлоу, Мясник не спускает с вас глаз. Фарлоу сделал глазами знак Россу и Перкинсу, и они продолжали прогуливаться по длинному периметру двора.
— Что это за тип у стены, Манделл? — поинтересовался Перкинс.
— Кол Эвертон. Он здесь уже четыре года. Этот орел один их тех, кто работает ручкой. Он самый лучший гравер штата, но это тщательно от всех скрывают. Кроме нас... — он саркастически ухмыльнулся. — Парень решил потягаться с Национальным банком, но достойные ребята из ФБР заподозрили его и быстренько по номерам определили фальшивые денежки. В итоге бедному Коду закатили восьмерку, чтобы хоть немного отучить от пристрастия подделывать банковские билеты.
Аллан с опаской предположил:
— Наверное, Эвертону поручили спровоцировать тебя на драку, Шиппи, и это очень скверно. Кол не отличается силой и выступает только тогда, когда за ним стоит кто-то авторитетный. У тебя с ним раньше ничего не было?
— Я впервые вижу этого человека, — лаконично ответил Перкинс и больше не возвращался к этому разговору.
На следующий день они опять встретились с Колом Эвертоном и его приятелем. Те, как обычно, сидели у стены. Когда троица приблизилась, повторилось то же, что и накануне, Эвертон с силой плюнул в сторону Перкинса, но на этот раз перед тем, как плюнуть, злобно сказал:
— Перкинс, ты мерзавец, я раздавлю тебя, как клопа! Удивленный Шиппи молчал. Рассерженный человечек, развернув узкие плечи, закричал в бешенстве:
— Я убью тебя, Перкинс, убью! Я все знаю, все!.. Шиппи сделал шаг вперед. Насмешливо посмотрел на Эвертона.
— Меня предупредили, чтобы я немного потерпел. Но сейчас... Пойдем-ка, ты мне все объяснишь, или проглотишь свой дурацкий язык!
Реакция Эвертона была неожиданной. Он подпрыгнул, как обезьяна, и его длинные руки с невероятной силой вцепились Перкинсу в горло.
— Я задушу тебя, проклятый гад, чтобы ты больше не смог обмануть ни одной девушки, как мою невесту. Ты мне заплатишь жизнью! — кричал он.
Пальцы разъяренного Кола Эвертона, как тиски, сомкнулись на шее Перкинса, и его лицо побагровело. Чтобы избавиться от этих клещей, а он уже начал задыхаться, Шиппи не нашел ничего лучшего, как схватить Кола правой рукой за нос и с силой сжать так, что того перекосило от боли.
Отчаянный вопль вырвался из его сжатых губ, руки инстинктивно разжались, а Перкинс изловчился и нанес сильнейший свинг слева. Эвертон обмяк, как шар, из которого выпустили воздух, а потом упал на землю. Перкинс набросился на полуживого противника и начал его жестоко добивать. А потом быстро нагнулся и что-то незаметно вынул у Эвертона из кармана брюк.
Вдруг раздался властный голос Ральфа Ньюмена:
— Что здесь происходит, мерзавцы?! А ну, прекратить! Пока Перкинс и Эвертон дрались, вокруг них образовался небольшой кружок зрителей. Все забыли о приказе, запрещающем собираться больше трех человек. К черту правила! Наплевать на любое наказание! Когда еще они смогут увидеть такое увлекательное зрелище?! Ньюмен вместе с другими надзирателями ударами резиновых дубинок разогнал толпу. Тюремный двор опустел.
— Ну, успокоились, наконец? — злобно прошипел Ньюмен.
Перкинс и Эвертон, бледные, молча стояли перед ним. Остальные надзиратели с суровыми лицами окружили нарушителей, угрожающе поигрывая дубинками.
— Кол, объясни, что произошло? — сердито спросил Ньюмен.
Человечек бросил уничтожающий взгляд на Перкинса:
— Этот подонок пытался — приучить мою невесту к наркотикам, — прохрипел он, — мне сообщил друг во время свидания. Когда я сказал Перкинсу, что с ним сделаю, он начал насмехаться надо мной. Я разозлился, — и — мы подрались. Все.
— Ты нарушил режим, Кол, — сурово произнес Ньюмен.
— Мне все равно, — пробормотал "взбешенный Эвертон. — Не успокоюсь, пока не отомщу этому мерзавцу.
Кол опять попытался наброситься на Перкинса, но один из надзирателей успел схватить его за воротник.
— Хватит, Эвертон, или я тебя двину как следует — пригрозил он.
Но Кола двинул не надзиратель, а Шиппи. Его нога в остроносом ботинке вонзилась Колу в живот с такой силой, что тот отлетел в сторону и распластался на земле, издавая страшные вопли и проклиная всех предков Перкинса. Ральф Ньюмен на сей раз не церемонился. Он размахнулся и опустил резиновую дубинку на правое плечо Шиппи. Тот упал на колени и согнулся.
— Пат, Роберт, возьмите с собой Кола, — приказал Ньюмен своим спутникам. — Бэд и я займемся другим. Потом пойдем к начальнику тюрьмы, чтобы тот распорядился запереть этих подонков на недельку в карцер. Пусть там успокоят нервишки.
Через час Шиппи Перкинс и Ральф Эвертон уже сидели в карцере. Туда их отвел все тот же Ральф Ньюмен.
Глава третья
Карцер находился в подвальном этаже тюрьмы. Через маленький глазок в двери тюрьмы надзиратели могли следить за тем, что делают узники.
На следующий день Ньюмен закончил дежурство и передал его Рэю Гриффиту, простоватому парню из Калифорнии, так любившему свою работу, что ему даже удвоили жалованье.
Еду заключенным готовили на тюремной кухне и, разумеется, прескверно. Через окошко в двери подносы передавали внутрь камеры.
Эвертон очень удивился, когда сменившийся Ньюмен открыл дверь его камеры.
— Я уж подумал, что хоть недельку отдохну от твоей рожи, Ньюмен, — сказал Кол с издевкой в голосе, — но, наверное, мне придется любоваться на нее до самой смерти. Молю Бога, чтобы он отправил тебя ко всем чертям, когда ты, наконец, оставишь меня в покое.
— Будь ты проклят, Эвертон! — пробормотал разгневанный надзиратель.
Он резко повернулся к двоим заключенным, которые разносили подносы с едой.
— Оставьте жратву на полу и ждите меня у четвертой камеры, хочу сказать несколько слов этому мерзавцу.
Глаза Ньюмена сверкали от злости так сильно, что заключенные почувствовали холод в спине и поспешили выполнить приказ. Они увидели, как надзиратель вошел в камеру, и секунду погодя услышали звуки ударов и отчаянные вопли.
— Сам напросился, — прошептал один.
Второй толкнул товарища в бок, чтобы тот замолчал, и оба, довольно ухмыляясь, отошли подальше.
— Вы пока идите, ребята, — сказал Ньюмен. — Думаю, что этот подонок не будет ко мне в претензии за свои ребра. А то придется преподать ему еще один урок!
Когда через полчаса заключенные зашли к Эвертону за подносом, они увидели, что тот сидит на краю койки, закрыв лицо руками. Однако удары палками не лишили его аппетита — от еды ничего не осталось. Никто из них не мог видеть, как Кол, едва закрылась дверь камеры, тут же занялся странным делом. Он извлек из-под матраса буханку хлеба, которую ему принесли вместе с едой, и аккуратно надломил ее. Потом вытащил оттуда алюминиевую трубку сантиметров двадцати длиной и трех в диаметре, отвернул винтовую пробку и высыпал содержимое. Глаза Эвертона лихорадочно заблестели, когда он увидел крошечную чернильницу и множество различных перышек, похожих на зубочистки, пластмассовую линейку, должным образом подписанный банковский чек, потом другой, такого же формата, но чистый, также три четвертушки просмоленной бумаги и листок с машинописным текстом. В течение нескольких минут Кол смотрел на все это с восхищением, как на сказочные сокровища. Затем, придя в неудержимый восторг, провел трясущимися пальцами по всем этим предметам, как будто не верил своим глазам. Глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя, и прошептал:
— Кол, ты не сломлен, ты не можешь быть сломленным! Он бережно разгладил бумажки и стал что-то измерять с помощью линейки, взяв за оригинал листок с машинописным текстом...
За следующие четыре дня ничего особенного не произошло, а на пятый Ральф Ньюмен с грозным видом отворил дверь камеры Перкинса.
— Шиппи, выходи, к тебе посетитель.
— Могу я узнать, кто?
— Адвокат, ведь в эти дни никто другой не имеет права на посещение.
Через полчаса Перкинс был опять водворен в свою камеру, но перед тем, как войти в нее, повернулся к надзирателю и насмешливо сказал:
— Послушай, Ньюмен, пойди-ка поищи нового квартиранта в мои апартаменты, вечером я покидаю этот чудесный отель, мой адвокат разобрался в деле. Хорошая пачка денег и хоп — на свободу! Поразительно, не правда ли? Ха-ха-ха!
— Подонкам всегда везет, — сердито заключил Ньюмен. Эвертон заорал в свое окошечко.
— Будь ты проклят, Перкинс! Если я когда-нибудь выйду отсюда, клянусь памятью моих предков, расправлюсь с тобой!
— Заткни свою пасть, а то опять рассержусь! — закричал Ньюмен, приближаясь к его камере.
— Иди ты к черту, Ньюмен! — продолжал орать тот. — Ты такой же гад, как и этот подлец Перкинс!
Казалось, что эта перепалка перейдет во что-то более серьезное. Так и произошло.
Эвертон чувствовал неудержимую ненависть к Перкинсу. Услышав, что тот вечером покидает тюрьму, он решил любым путем ему отомстить. Кол начал кулаками и ногами стучать в дверь камеры, яростно крича:
— Ньюмен, немедленно открой, я хочу поговорить с этим мерзавцем, открой, Ньюмен, или я не отвечаю за то, что будет!
Надзиратель, багровый от гнева, направился к его камере. Вдруг он услышал глухой звук падающего тела. Ньюмен заглянул в глазок и увидел Эвертона, лежавшего на полу. Он был так неподвижен, что можно было подумать о самом прискорбном...
Ральф Ньюмен, проклиная на чем свет стоит узника и всю его семью, открыл дверь камеры и вошел, закрыв своим массивным телом вход. И тогда произошло нечто странное. Надзиратель наклонился над койкой Эвертона и стал тщательно шарить под матрасом. Он обнаружил то, что искал, вытянул руку с маленькой свернутой бумажкой и быстро спрятал ее в карман. После этого он встал на колени рядом с неподвижно лежащим Эвертоном и начал трясти его на плечи, но тот был без сознания. Тогда надзиратель вышел из камеры, подошел к телефону и позвонил, чтобы прислали санитаров.
Диагноз тюремного врача был такой, что Кола Эвертона немедленно препроводили в стационар. У него случился инфаркт.
В этот вечер действительно пришел приказ об освобождении Перкинса.
Ньюмен и Рори конвоировали Шиппи в тюремную канцелярию для оформления необходимых документов. Вдруг он остановился у двери туалета.
— Минуточку, джентльмены, мне очень нужно...
— Хорошо, идите, только быстро, — сердито пробормотал Ньюмен. — Чем быстрее, тем лучше.
— Лучше, если я сейчас все сделаю, — засмеялся Перкинс.
Закрыв за собой дверь, Перкинс встал на унитаз, засунул руку в бачок и вынул оттуда ту самую сложенную бумагу, — которую Ральф Ньюмен достал из-под матраса Эвертона. Шиппи развернул его, удостоверился, что это то, что нужно, и аккуратно сложил. Потом, снял башмак и ногтями открутил четыре винтика в пазах толстой подошвы ботинка. Он быстро засунул в ботиночный тайник находку и опять закрутил крошечные винтики. Когда он вернулся к Рори и Ньюмену, то не заметил на их лицах неудовольствия — они ждали его недолго.
На последнем контроле у него еще раз спросили фамилию и имя и распрощались с ним.
Уже стоя одной ногой на пороге металлической двери, Шиппи протянул руку тюремщикам. Но никто из них даже не пошевелился. Перкинс презрительно посмотрел на них, пожал плечами и саркастически произнес:
— Пока, охраннички! Пиф-паф!
Ньюмен сделал шаг, но Рори Кимен удержал его:
— Оставь, Ральф. Он еще вернется сюда!
Перкинс шутливо коснулся края шляпы, прощаясь, и тяжелая металлическая дверь закрылась за ним окончательно.
Тогда он закурил сигару, сильно затянулся, потом вздохнул полной грудью и не спеша, с довольной улыбкой направился к «Студебеккеру», стоявшему в пятидесяти ярдах от ворот тюрьмы.
Человек, сидевший за рулем автомобиля, приветствовал Перкинса, пока тот устраивался на заднем сиденье.
— Все о'кей, Шиппи? — коротко спросил водитель.
— Пока да, Ли, но сначала уедем отсюда, я не желаю больше видеть этот милый отель.
На следующий день Ньюмен закончил дежурство и передал его Рэю Гриффиту, простоватому парню из Калифорнии, так любившему свою работу, что ему даже удвоили жалованье.
Еду заключенным готовили на тюремной кухне и, разумеется, прескверно. Через окошко в двери подносы передавали внутрь камеры.
Эвертон очень удивился, когда сменившийся Ньюмен открыл дверь его камеры.
— Я уж подумал, что хоть недельку отдохну от твоей рожи, Ньюмен, — сказал Кол с издевкой в голосе, — но, наверное, мне придется любоваться на нее до самой смерти. Молю Бога, чтобы он отправил тебя ко всем чертям, когда ты, наконец, оставишь меня в покое.
— Будь ты проклят, Эвертон! — пробормотал разгневанный надзиратель.
Он резко повернулся к двоим заключенным, которые разносили подносы с едой.
— Оставьте жратву на полу и ждите меня у четвертой камеры, хочу сказать несколько слов этому мерзавцу.
Глаза Ньюмена сверкали от злости так сильно, что заключенные почувствовали холод в спине и поспешили выполнить приказ. Они увидели, как надзиратель вошел в камеру, и секунду погодя услышали звуки ударов и отчаянные вопли.
— Сам напросился, — прошептал один.
Второй толкнул товарища в бок, чтобы тот замолчал, и оба, довольно ухмыляясь, отошли подальше.
— Вы пока идите, ребята, — сказал Ньюмен. — Думаю, что этот подонок не будет ко мне в претензии за свои ребра. А то придется преподать ему еще один урок!
Когда через полчаса заключенные зашли к Эвертону за подносом, они увидели, что тот сидит на краю койки, закрыв лицо руками. Однако удары палками не лишили его аппетита — от еды ничего не осталось. Никто из них не мог видеть, как Кол, едва закрылась дверь камеры, тут же занялся странным делом. Он извлек из-под матраса буханку хлеба, которую ему принесли вместе с едой, и аккуратно надломил ее. Потом вытащил оттуда алюминиевую трубку сантиметров двадцати длиной и трех в диаметре, отвернул винтовую пробку и высыпал содержимое. Глаза Эвертона лихорадочно заблестели, когда он увидел крошечную чернильницу и множество различных перышек, похожих на зубочистки, пластмассовую линейку, должным образом подписанный банковский чек, потом другой, такого же формата, но чистый, также три четвертушки просмоленной бумаги и листок с машинописным текстом. В течение нескольких минут Кол смотрел на все это с восхищением, как на сказочные сокровища. Затем, придя в неудержимый восторг, провел трясущимися пальцами по всем этим предметам, как будто не верил своим глазам. Глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя, и прошептал:
— Кол, ты не сломлен, ты не можешь быть сломленным! Он бережно разгладил бумажки и стал что-то измерять с помощью линейки, взяв за оригинал листок с машинописным текстом...
За следующие четыре дня ничего особенного не произошло, а на пятый Ральф Ньюмен с грозным видом отворил дверь камеры Перкинса.
— Шиппи, выходи, к тебе посетитель.
— Могу я узнать, кто?
— Адвокат, ведь в эти дни никто другой не имеет права на посещение.
Через полчаса Перкинс был опять водворен в свою камеру, но перед тем, как войти в нее, повернулся к надзирателю и насмешливо сказал:
— Послушай, Ньюмен, пойди-ка поищи нового квартиранта в мои апартаменты, вечером я покидаю этот чудесный отель, мой адвокат разобрался в деле. Хорошая пачка денег и хоп — на свободу! Поразительно, не правда ли? Ха-ха-ха!
— Подонкам всегда везет, — сердито заключил Ньюмен. Эвертон заорал в свое окошечко.
— Будь ты проклят, Перкинс! Если я когда-нибудь выйду отсюда, клянусь памятью моих предков, расправлюсь с тобой!
— Заткни свою пасть, а то опять рассержусь! — закричал Ньюмен, приближаясь к его камере.
— Иди ты к черту, Ньюмен! — продолжал орать тот. — Ты такой же гад, как и этот подлец Перкинс!
Казалось, что эта перепалка перейдет во что-то более серьезное. Так и произошло.
Эвертон чувствовал неудержимую ненависть к Перкинсу. Услышав, что тот вечером покидает тюрьму, он решил любым путем ему отомстить. Кол начал кулаками и ногами стучать в дверь камеры, яростно крича:
— Ньюмен, немедленно открой, я хочу поговорить с этим мерзавцем, открой, Ньюмен, или я не отвечаю за то, что будет!
Надзиратель, багровый от гнева, направился к его камере. Вдруг он услышал глухой звук падающего тела. Ньюмен заглянул в глазок и увидел Эвертона, лежавшего на полу. Он был так неподвижен, что можно было подумать о самом прискорбном...
Ральф Ньюмен, проклиная на чем свет стоит узника и всю его семью, открыл дверь камеры и вошел, закрыв своим массивным телом вход. И тогда произошло нечто странное. Надзиратель наклонился над койкой Эвертона и стал тщательно шарить под матрасом. Он обнаружил то, что искал, вытянул руку с маленькой свернутой бумажкой и быстро спрятал ее в карман. После этого он встал на колени рядом с неподвижно лежащим Эвертоном и начал трясти его на плечи, но тот был без сознания. Тогда надзиратель вышел из камеры, подошел к телефону и позвонил, чтобы прислали санитаров.
Диагноз тюремного врача был такой, что Кола Эвертона немедленно препроводили в стационар. У него случился инфаркт.
В этот вечер действительно пришел приказ об освобождении Перкинса.
Ньюмен и Рори конвоировали Шиппи в тюремную канцелярию для оформления необходимых документов. Вдруг он остановился у двери туалета.
— Минуточку, джентльмены, мне очень нужно...
— Хорошо, идите, только быстро, — сердито пробормотал Ньюмен. — Чем быстрее, тем лучше.
— Лучше, если я сейчас все сделаю, — засмеялся Перкинс.
Закрыв за собой дверь, Перкинс встал на унитаз, засунул руку в бачок и вынул оттуда ту самую сложенную бумагу, — которую Ральф Ньюмен достал из-под матраса Эвертона. Шиппи развернул его, удостоверился, что это то, что нужно, и аккуратно сложил. Потом, снял башмак и ногтями открутил четыре винтика в пазах толстой подошвы ботинка. Он быстро засунул в ботиночный тайник находку и опять закрутил крошечные винтики. Когда он вернулся к Рори и Ньюмену, то не заметил на их лицах неудовольствия — они ждали его недолго.
На последнем контроле у него еще раз спросили фамилию и имя и распрощались с ним.
Уже стоя одной ногой на пороге металлической двери, Шиппи протянул руку тюремщикам. Но никто из них даже не пошевелился. Перкинс презрительно посмотрел на них, пожал плечами и саркастически произнес:
— Пока, охраннички! Пиф-паф!
Ньюмен сделал шаг, но Рори Кимен удержал его:
— Оставь, Ральф. Он еще вернется сюда!
Перкинс шутливо коснулся края шляпы, прощаясь, и тяжелая металлическая дверь закрылась за ним окончательно.
Тогда он закурил сигару, сильно затянулся, потом вздохнул полной грудью и не спеша, с довольной улыбкой направился к «Студебеккеру», стоявшему в пятидесяти ярдах от ворот тюрьмы.
Человек, сидевший за рулем автомобиля, приветствовал Перкинса, пока тот устраивался на заднем сиденье.
— Все о'кей, Шиппи? — коротко спросил водитель.
— Пока да, Ли, но сначала уедем отсюда, я не желаю больше видеть этот милый отель.
Глава четвертая
Там, где Шестая улица пересекается с Тридцатой, Ли затормозил «Студебеккер» около красивого двадцатиэтажного здания, где располагались разные фирмы.