Ослепительным утром 22 июня я проснулся ровно в девять, и, пока ещё потягивался, к кровати подошла бабушка и сказала: "Петенька, война. - С немцами? - Да. Киев бомбили ночью, ты проспал".
В небе было ни облачка. Родители и сестра, несмотря на воскресенье, уже куда-то ушли. Я кинулся к радиоточке. По трансляционной сети передавали лёгкую музыку. Потом пошли песни: "Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять по республикам нашим."... Никто не подходил к микрофону. Страх сказать что-то не то сковал страну.
Начало...
В постели застало.
Известие о войне пробудило вождя от сна.
А в Наркомате обороны в ту ночь спать не ложились. Но нарком Тимошенко сам звонить Сталину не решился. А Жуков позвонил. И не смутился, когда начальник охраны сказал ему, что товарищ Сталин спит.
"Будите немедля. Немцы бомбят наши города!"
Было 3:45 утра. Но только в 7:15 директива наркома обороны No2 - о введении всех имеющихся в пограничной зоне силах против прорвавшейся части противника с целью задержать его дальнейшее продвижение - была передана... в округа! Бог знает, дошла ли она до передовых частей и когда. Бог знает, что думали и как действовали командиры, запуганные репрессиями за "антигерманские настроения", запутанные опровержением ТАСС и суровыми наставлениями "огня не открывать, на провокации не поддаваться" до получения внезапной директивы "наступать!"
Наступать... Инициатива-то безраздельно была в руках вермахта, наступавшего энергично и с энтузиазмом.
Слово Н.С.Хрущёву: "Потом уже, после войны, я узнал, что в первые часы войны Сталин был в Кремле. Это говорили мне Берия и Маленков. Берия рассказал следующее. Когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Я не знаю, все ли или определённая группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин был совершенно подавлен морально. Он сделал примерно такое заявление: "Началась война, она развивается катастрофически. Ленин нам оставил пролетарское советское государство, а мы его просрали". Он буквально так и выразился, по словам Берия. "Я, - говорит,( отказываюсь от руководства". И ушёл. Ушёл, сел в машину и уехал на ближнюю дачу."
Так происходят исторические катастрофы - в миг единый. Так же наступает смерть.
То был момент, которого ждали и не дождались командармы. Момент, когда растерявшийся от собственных глупостей вождь сам выпустил бразды и руководство страной могло перейти в более умеренные, а руководство войной в более уверенные руки. Тогда не было бы катастрофических последствий хотя бы сталинского полководчества, если уж не удалось избежать последствий сталинской дипломатии.
"Мы, - говорит Берия, - остались. Что же дальше? После того, как Сталин так себя повёл, прошло какое-то время. Мы посовещались с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым. Посовещались и решили поехать к Сталину и вернуть его к деятельности... Когда мы стали его убеждать, что страна наша огромная, что мы ещё имеем возможность организоваться, мобилизовать промышленность, людей, одним словом, сделать всё, чтобы поднять и поставить на ноги народ в борьбе против Гитлера, только тогда Сталин вроде опять немножко пришёл в себя. Распределили, кто за что возьмётся по организации обороны, промышленности и прочее"...
А ещё они, возможно, намекнули, с полным, конечно, пока ещё почтением, что, дескать, святу месту не быть пусту, товарищ Сталин, власть долго валяться не станет, кто-нибудь да подберёт. И что ж он тогда с нами, верными слугами, и с вами самим, наш великий и мудрый, сделает, а?
Даже трезвая оценка Сталина не снимает удивления тем, что война застигла его врасплох в полном смысле слова. Обалдевшим. Потерявшимся. Словно карты, которыми он играл за столом со своими международными партнёрами, вдруг превратились в руках у него в древесные листы или в газетные гранки. Разговоры о маскировке Гитлером его планов, о сокрытии предстоящего якобы вторжения в Англию и обмана Англии концентрацией вермахта на советских границах не удовлетворительны. Неубедительна и версия, по которой концентрация войск была затеяна для оказания военного давления на Сталина, чтобы сделать его уступчивее в переговорах.
Есть астрономы, которые годами наблюдают звёздное небо и делают открытия непосредственным путём, замечая то, чего не замечали до них другие. Есть и другой способ - искать небесные тела по возмущению их траекторий другими небесными телами. Если факты, каждый сам по себе, не объясняют явления, то совокупность фактов позволяет иногда предположить наличие неизвестного факта, который мог бы...
Уязвимость подобного метода в истории несомненна. Уильям Оккам ещё в XIV веке сформулировал краеугольный принцип науки: "Сущности не должно умножать без необходимости." Метод заполнения пустот убедительным казаться не может. Тем не менее, повторяю: Многие утверждения этой книги нуждаются в дополнительных исследованиях. В мозаику вставлены костыли. Но на них держится сюжет истории.
Этот метод и привёл к догадке, что Сталин ждал не войны, а ультиматума. Тогда он автоматически получал время. Ну хотя бы до срока истечения ультиматума, и того хватило бы на отдачу приказа о боеготовности и занятии рубежей, на взрыв мостов (чего немцы особенно опасались). Что Гитлер собственным умишком способен дойти до такого довода против предъявления ультиматума, Сталин не то чтобы не думал, он и думать об этом боялся. А вдруг мысль сия телепатически проникнет в мозг фюрера? Ведь если соратники без напряжения читают на расстоянии желания вождя, то фюрер может и напрячься. Он, говорят, мистик, маг. Обладает же он способностями, скажем, Молотова. А это оставило бы его, Сталина голым, и беспомощныи.
Он оставил беспомощными свои пограничные войска.
Германия не может, не станет воевать на два фронта! Подготовка блеф и ведётся лишь для весомого предъявления ультиматума. Вот тогда они с фюрером встретятся лицом к лицу, великие люди. Непременно встретятся! Загипнотизированный собственным величием, заласканный подхалимским правительством, он и от Гитлера ждал хоть слова перед действием. Дескать, уж настолько-то Гитлер меня уважает, чтобы открыто заявить претензии, если в аппетитах я переборщил. В неминуемости встречи и прямых переговоров он не сомневался. Да и слухи шли из Берлина, из высоких кругов, близких Герингу, о предстоящем ультиматуме России и о предшествующей предъявлению "войне нервов" в целях деморализации руководства СССР.
Словом, спи, Сосо. Будет ультиматум.
Он и проспал. Думал, что это не война, а всего лишь "война нервов", и дал своим нервам положенный отдых.
Но ведь было опровержение ТАСС от 14 июня. И было не само по себе. Накануне Иден сообщил советскому послу, что в случае нападения Германии на СССР Великобритания готова направить военную миссию и "срочно рассмотреть вопрос об оказании экономической помощи России". В "Большой стратегии" Дж. Батлера сказано, что, как обычно, ответа не последовало. Да вот же он, ответ! Опровержение, возможно, и было ответом - на случай, если англичане предадут эпизод гласности. И зондажом тоже. Унизительным, но не глупым. И ты, вождь, от того же партнёра получал ответы на подобные запросы в течение часов. (См. эпизод с присоединением Бессарабии и Северной Буковины.) А тут прошло семь полных суток. Для готовности к обороне это вечность. И ты спишь! Не объявил тревогу, не поднял страну на дыбы!
Нет оправдания этому. Готовился ли превентивный удар, как утверждает г. Резун, на июль 41-го года, или готовилось нападение на Германию на май 42-го (что звучит вероятно), нет оправдания трусливому бездействию вождя и пробуждению его от сна грозным рыком войны.
* * *
Ход событий весной и летом 1941-го года достоверен лишь в воспоминаниях очевидцев. Верить можно скорее германским, чем советским источникам. В советских Жуков рылся и сделал знаменательное заявление:
"Между прочим, у нас иногда из историко-исследовательского оборота (?!.. Не знаю... - П.М.) исчезают очень важные документы."
Какой-то документ исчез. Документ, который должен был оправдать Жукова и, естественно, возложить вину на его хозяина. Конечно, всего не сохранить. Да и мало кто заинтересован в вечном хранении улик. Впрочем, документ, фотокопия которого приведена в книге Льва Безыменского "Гитлер и Сталин накануне схватки", возможно, и есть тот, которого не смог отыскать маршал. После смерти маршала документ отыскался. Он резюмирует, что у границ СССР уже сосредоточено более 100 немецких дивизий. Возможен внезапный удар по Красной Армии, его нужно предотвратить нанесением собственного удара силами Киевского и Западного военных округов, чтобы не давать инициативы германскому командованию и разгромить германскую армию в стадии развёртывания. На документе нет ни подписей тех, чьи имена стоят под документом (нарком Тимошенко и начальник Генерального штаба Жуков), ни резолюции Сталина. Хотя о превентивном ударе Жуков в конце жизни выразился вполне однозначно и считал, что он привёл бы к ещё худшей катастрофе, документ, написанный рукой А.М.Василевского, достаточно энергичен для той ситуации. И даже для того, чтобы объяснить, чем, помимо страстного желания обелить Сталина, вдохновлялся Резун-Суворов.
Необъяснимы остаются мотивы страусова поведения самого вождя. Наступать ли, отступать, но не сидеть же в страхе и ждать пассивно. Почему не развернуть прикрытие на границе? Ведь это азбука.
Любая догадка одинаково хороша. Предлагаемые не лучше и не хуже других:
Повторю: Сталин зачарован был догмой, что Гитлер не посмеет воевать на два фронта. Наметив срок - скорее всего, начало 42-го, хотя гражданские и настаивали на зиме 43-го, - он этого срока держался. И, будучи невежественным в военных вопросах, не знал, что делать, когда Гитлер принял свое решение о молниеносной войне и молниеносно же стал его осуществлять. Концентрация германских дивизий на советской границе застала Сталина врасплох. Будь он гений, каким иные его рисуют, он взволновался бы самым первым донесением и не позволил морочить себя увёртками. Но вначале он не придал этому должного значения. Время упущено было тогда, а не в мае-июне. В мае-июне Сталин пришёл к тому, к чему позднее привёл Гитлера. Когда ничего иного не остаётся, маньяки действуют волей: "Вот напрягусь - и не наступит!"
Донесения рисовали грозную картину концентрации вермахта. В них содержались номера соединений и их примерная численность. Готовности (и качеству!) этой концентрации ничего соизмеримого Сталин противопоставить не мог. И решил взять Гитлера беззаботностью. Вот, дескать, вы готовитесь к войне и что-то там не очень убедительно объясняете то грандиозной дезинформацией Англии, то маневрами и накоплением сил ради устрашения нас перед предъявлением ультиматума, - а мы вам верим. Ведь немцы - люди, всему миру известные своей честностью. Мы связаны договором и ни к какой войне не готовимся и не готовы. (А раз так, то уж действительно мёртвый покой на границах!)
В данный момент, разъяснял своему окружению Гитлер. Лихорадочная подготовка СССР к войне в небывалых масштабах стала фактом, который нельзя скрыть. Одно лишь свирепое укрепление дисциплины, при которой произошло фактическое закрепощение работающих за предприятиями, а опоздание или прогул карались тюремным заключением, превращение страны в военный лагерь, создание провиантовых магазинов именно в приграничных районах, 18-я историческая (истерическая!) конференция, подтягивание вторых эшелонов войск... Тем не менее Сталина надо удержать от упреждающего удара. Дадим же ему надежду ультиматум.
Сталин хотел обмануть Гитлера. Хотел, надеялся, был уверен, что обманет. Ну, сроки оттянет, время выиграет!
Эта его уверенность была банальным просчётом. Гитлер Сталина раскусил, как человека, не вступающего в переговоры и стреляющего без предупреждения. Лживой доверчивостью Сталин лишь усилил подозрения Гитлера. Так было и с командармами, им Сталин тоже улыбался. Расправа его с военными послужила Гитлеру уроком. И он обманул Сталина. Обыграл его. Слом Сталина в начале войны означал проигрыш в единоборстве. Это - жжёт.
Теперь, глядя на кадры, отснятые на мёрзлых подмосковных полях и в степях Сталинграда, мы пожимаем плечами: как мог Гитлер сунуться в Россию? как смел думать, что одолеет её?
Оставляя пока в стороне вопрос о вероятности одоления России вкупе с многократно обкатанным аспектом российских просторов, российского фатализма и воли к сопротивлению вместе с ценой этого сопротивления и вообще всеми вместе взятыми факторами, включая разгром РККА в 37-39 годах, обратимся к тому решающему фактору, который и привёл Гитлера к его роковому решению. Этот фактор - Великобритания.
У Гитлера не было сомнений, что вторжение в Англию приведёт его к смертельной войне с империей, которая прывыкла проигрывать сражения, но выигрывать войны. Даже метрополия при своей малости никому из нацистского руководства слабым противником не представлялась. Оно трезво оценивало британское упорство, хладнокровие и волю к сопротивлению. Это грозило долгим конфликтом. Англия уже воевала, то есть копила силы. Копил силы и СССР, не воюя, и одну из угроз следовало ликвидировать немедленно, ибо время работало на врагов Гитлера, он это знал и в Сталине не обманывался. У Гитлера просто не было выбора. Выбирая из двух зол меньшее, он взялся сперва не за крохотную Англию, а за СССР. Возьмись он за Англию, он оказался бы, пожалуй, ещё в худшем положении, имея за спиной Англии Америку, а за спиной у себя спешно готовящийся к вторжению СССР, армия которого в этом случае владела бы инициативой.
"Война - это по преимуществу список ошибок, - писал Черчилль, - но история вряд ли знает ошибку, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда они отбросили все возможности на Балканах (март-апрель 1941 года, когда Гитлер вторгся в Югославию и Грецию) и лениво выжидали надвигавшегося на Россию страшного нападения или были не способны понять, что их ждёт. До тех пор мы их считали расчетливыми эгоистами. В этот период они оказалось к тому же простаками. Сила, мужество и выносливость матушки России ещё должны были быть брошены на весы. Но, если руководствоваться критериями дальновидности, компетентности стратегии, политики, то Сталин и его комиссары показали себя в тот момент Второй мировой войны полностью растяпами."
Если руководствоваться критериями дальновидности и компетентности, трагично, что заговор командармов не состоялся и у кормила России остался низколобый уголовник.
И совсем уже худо на душе, когда думаешь о том, что после Победы правитель страны произнёс холодный тост "за великий русский народ", который продолжал всё так же морить и морочить, а слова о силе, мужестве и выносливости матушки России сказаны не правителем её, а лордом, которому Россия нисколько не матушка, а просто многострадальная союзница в страшной войне на её территории. СВОДКА ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ за 22 июня 1941 г.
"С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Чёрного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Со второй половины дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточённых боёв противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Крыстынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец, первые два в 15 км и последнее в 10 км от границы.
Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населённых пунктов, но повсюду встречала решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолётов противника" (ПРАВДА, 1941, 23 июня).
Англичане тоже не были правдивы в сводках. Но это... Не думаю, что нацистская пропаганда научилась так врать даже в последние дни войны, как умела советская уже в самые первые. Но, узнай население о подлинном темпе продвижения вермахта, о подлинной цифре потерь, об отсутствии связи между армиями и фронтами, о реакции самого вождя на весть о нападении, - и не стало бы державы, а осталось бы лишь охваченное паникой стадо.
Слава советской цензуре. Если конец света цензурироваться будет на советский манер, человечеству уготован пристойный уход со сцены. Цензура не дала сработать фактору внезапности. Правда не дошла до масс. Свидетельства беженцев глушились фанфарными маршами и грозными призывами приравнивать паникёров к агентам и диверсантам. Очевидцы, опасаясь стать паникёрами и, таким образом, диверсантами, предпочитали не верить себе и бормотали, что, наверно, это только у них так сложилось, а в других местах...
Слава советской пропаганде. Деморализующее влияние опровержения ТАСС не всё убило, и страна, не подготовленная к вторжению, к сопротивлению оказалась готова. Этот народ веками воспитывался в готовности к борьбе с любым захватчиком любой ценой. И пропаганда этого не упустила, это она развила, создав нетленные произведения искусства, шедевры песенного жанра, великие фильмы.
Дух населения поддерживался, но положения дел на фронтах это не улучшало. Жуков в качестве представителя Главного Командования отправился на Юго-Западный фронт. На Западный посланы были Шапошников и Кулик.
На Западном фронте представителям Ставки ничего сделать не удалось. Шапошников сразу же заболел - он и был тяжело больным человеком, и страшные вести свалили его с ног. Кулик, ноль в оперативном отношении, на несколько минут слетал в Сувалковский выступ, иммитируя бесстрашную деятельность.
Жуков на Юго-Западном фронте сделал всё возможное. Он не позволил отступлению превратиться в бегство. Но и превратить отступление в наступление ему не удалось несмотря на численное превосходство сил Юго-Западного фронта. Ведь это давно уже не был округ Якира, где нарком Тимошенко командовал всего лишь конницей... 26 июня Жуков отозван был обратно в Москву ввиду катастрофического положения на Западном фронте.
Предотвратить катастрофу не удалось.
Авторство в дальнейших мерах по уменьшению её последствий по праву принадлежит прежде всего солдатам и командирам Красной Армии во всех очагах обороны, бездорожью западных областей и лишь в третью очередь Ставке.
Весь ход военных действий на советско-германском фронте на протяжении 1941 года был не чем иным, как срыванием графика наступавшего вермахта любой ценой. В контрнаступления в Белоруссии, на Украине, у Одессы, Смоленска, Брянска под колеса германской военной машины, чтобы затормозить её и спутать взаимодействие частей, бросалось неподготовленное ополчение, людское мясо, зачастую безоружное. К этому, с позволения сказать, способу ведения войны вынудила неготовность к ней.
Но то же можно было сделать и в 1940-м. Даже при неготовности армии потери, людские и материальные, не были бы так тяжки, какими оказались в результате дурацкой демонстрации Гитлеру миролюбия и беззаботности.
В 1941-м положение изменилось. Теперь Германии бить приходилось бы уже не в спину, а в лоб. Жуков в отчаянии предлагал упреждающий удар по сосредоточившимся для нападения армиям вермахта, но можно вполне верить маршалу, когда в конце жизни он в беседе с К.Симоновым сказал, что такой удар в 1941 году привел бы к ещё более тяжёлым последствиям.
Что могло быть тяжелее осады Ленинграда и Москвы?
Немедленное поражение в войне.
* * *
Ожидавшая вторжения Великобритания пристально следила за приготовлениями Гитлера на Востоке. 14 июня, в самый день "Опровержения ТАСС", Разведывательный комитет представил доклад о вероятных аспектах советско-германской войны. В докладе отмечалось, что СССР обладает значительными по численности формированиями, но вооружение устарело, оснащение связью отсутствует, а командование малокомпетентно. Англичане считали, что первая фаза вторжения, включающая оккупацию центральной Украины и Москвы, займёт 3-4, самое большее 6 недель. По докладу, основные последствия для англичан, заключались в том, что от трети до половины немецких сухопутных войск и авиации на протяжении этого времени будут заняты на Востоке, и понадобится некоторое время, чтобы восполнить их и перебросить обратно на Запад. Это значило, что Гитлеру придется на время - вряд ли продолжительное отсрочить планы вторжения на Британские острова.
О переломе в ходе войне и речи не было.
Да и кто мог ожидать от обескровленного народа таких жертв?
* * *
В непонятной стыдливости редкие авторы поминают - а больше тех, кто отрицает, - что уничтоженные деятели партии и военного руководства представляли из себя лучшее, что оставалось в советском обществе.
Эти люди осмыслили историю и своё участие в ней, не всегда безупречное, и извлекли из этого урок. Они берегли попранные семена общечеловеческого. В условиях установившейся, как им казалось, государственности, они несли бремя морали, права, образования, воспитания. Их отличала государственность мышления, но и способность разбираться в материях, выходящих за пределы каждодневного. Чувство юмора, включая самоиронию. Умение проводить досуг помимо застолья. Манера ходить, говорить, кланяться, интересоваться искусством и играть на музыкальных инструментах.
Это были люди, а не государственные куклы. Ни в коем случае не винтики аппарата. Личности.
Но "... помимо главной, очевидной, безмерно страшной, но всем понятной и объяснимой беды, которая обрушилась на страну в июне сорок первого... помимо этой смертельной опасности существовала другая, дьявольская напасть, невидимая и вездесущая. Еще до того, как пришла явная и объяснимая драма, она высасывала из страны живительные соки, уносила, словно тать в нощи, людей, обезлюживала города и веси, иссушала плодородные нивы и напускала такого дурмана, что лютый враг казался людям самым дорогим и великим другом, а друзья - врагами народа." (Борис Панкин, "Четыре Я Константина Симонова")
С этим лютым врагом своего и всех других народов во главе страны и вступил советский народ в войну.
При блистательных тактиках Тухачевском и Уборевиче, при гениальных стратегах Якире и Блюхере Жуков был хотя и не сверкавшим выдумкой, но не лишённым дарования и отлично подготовленным генералом Красной Армии.
Чистка РККА сделала его единственным, сочетавшим мастерство и решительность.
Единственность сделала его гениальным.
Вместо послесловия
Среди песен Сергея и Татьяны Никитиных есть особая - дурашливо-небрежная, легкомысленная "Рио-Рита". Сперва не прозреваешь финала её незамысловатого рассказа. Зато с самого начала она до зрительной иллюзии воссоздаёт танцплощадку в каре недавно зазеленевших деревьев какого-нибудь парка в любом областном или районном центре, освещённую тускловатыми фонарями, трио музыкантов (обязательно труба) или просто патефон, и парней в наглаженных брюках и в теннисках или - в те времена и тенниска была роскошью - в рубашках с подкатанными рукавами, кружащих девчонок, свежих, словно горошинки из стручка, взметающиеся подолы девичьих лёгких платьиц и радостно задыхающееся в ритме фокстрота ликование молодой жизни с её надеждами на любовь и светлое завтра.
Ничего, что немцы в Польше. Но сильна страна! Через месяц или больше кончится война!
Всей жути концовки ещё не знаешь, но слёзы уже начинают закипать на ресницах. Ведь ясно, что мальчики и девочки, неистово певшие на парадах "И от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней" подлинного положения дел не знают, щебечут, что им вбили в головы, и наивная их вера в Красную Армию и в то, что они усилят её, пополнив её ряды, раздирает душу.
А песня ликует: Рио-Рита, Рио-Рита! Кружится фокстрот... На площадке танцевальной - СОРОК ПЕРВЫЙ ГОД
И - тишина. Глухая. Без знаков препинания. Концовка - молчание смерти. Провал. Мертва молодость сорок первого года. Городские девчонки в платочках, диверсантки, слова не умевшие сказать по-сельски, наспех проинструктированные санинструкторы и зенитчицы. Парни-нехотинцы, кое-как наученные летать лётчики, моряки морпехоты, наскоро ознакомленные с матчастью танкисты, связисты, сапёры, студенты-лейтенанты, поднимавшие в атаку спешно обученные строю взводы и скошенные в первом же бою, сразу, едва встав в рост с криком "Вперёд!", чтобы телом своим прикрыть беззащитную страну.
Нет лучшего выражения нашей боли, нежели концовка этой песни. Зияющая тишина. Вопль, для которого ни слов, ни звуков нет. Тупое молчание смерти там, где кружила в танце молодость, доверившая единственное своё достоянине - жизнь - правителю мудрому, великому, бесподобному и, конечно, лучше всех знавшему, как сильна страна...
В небе было ни облачка. Родители и сестра, несмотря на воскресенье, уже куда-то ушли. Я кинулся к радиоточке. По трансляционной сети передавали лёгкую музыку. Потом пошли песни: "Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять по республикам нашим."... Никто не подходил к микрофону. Страх сказать что-то не то сковал страну.
Начало...
В постели застало.
Известие о войне пробудило вождя от сна.
А в Наркомате обороны в ту ночь спать не ложились. Но нарком Тимошенко сам звонить Сталину не решился. А Жуков позвонил. И не смутился, когда начальник охраны сказал ему, что товарищ Сталин спит.
"Будите немедля. Немцы бомбят наши города!"
Было 3:45 утра. Но только в 7:15 директива наркома обороны No2 - о введении всех имеющихся в пограничной зоне силах против прорвавшейся части противника с целью задержать его дальнейшее продвижение - была передана... в округа! Бог знает, дошла ли она до передовых частей и когда. Бог знает, что думали и как действовали командиры, запуганные репрессиями за "антигерманские настроения", запутанные опровержением ТАСС и суровыми наставлениями "огня не открывать, на провокации не поддаваться" до получения внезапной директивы "наступать!"
Наступать... Инициатива-то безраздельно была в руках вермахта, наступавшего энергично и с энтузиазмом.
Слово Н.С.Хрущёву: "Потом уже, после войны, я узнал, что в первые часы войны Сталин был в Кремле. Это говорили мне Берия и Маленков. Берия рассказал следующее. Когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Я не знаю, все ли или определённая группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин был совершенно подавлен морально. Он сделал примерно такое заявление: "Началась война, она развивается катастрофически. Ленин нам оставил пролетарское советское государство, а мы его просрали". Он буквально так и выразился, по словам Берия. "Я, - говорит,( отказываюсь от руководства". И ушёл. Ушёл, сел в машину и уехал на ближнюю дачу."
Так происходят исторические катастрофы - в миг единый. Так же наступает смерть.
То был момент, которого ждали и не дождались командармы. Момент, когда растерявшийся от собственных глупостей вождь сам выпустил бразды и руководство страной могло перейти в более умеренные, а руководство войной в более уверенные руки. Тогда не было бы катастрофических последствий хотя бы сталинского полководчества, если уж не удалось избежать последствий сталинской дипломатии.
"Мы, - говорит Берия, - остались. Что же дальше? После того, как Сталин так себя повёл, прошло какое-то время. Мы посовещались с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым. Посовещались и решили поехать к Сталину и вернуть его к деятельности... Когда мы стали его убеждать, что страна наша огромная, что мы ещё имеем возможность организоваться, мобилизовать промышленность, людей, одним словом, сделать всё, чтобы поднять и поставить на ноги народ в борьбе против Гитлера, только тогда Сталин вроде опять немножко пришёл в себя. Распределили, кто за что возьмётся по организации обороны, промышленности и прочее"...
А ещё они, возможно, намекнули, с полным, конечно, пока ещё почтением, что, дескать, святу месту не быть пусту, товарищ Сталин, власть долго валяться не станет, кто-нибудь да подберёт. И что ж он тогда с нами, верными слугами, и с вами самим, наш великий и мудрый, сделает, а?
Даже трезвая оценка Сталина не снимает удивления тем, что война застигла его врасплох в полном смысле слова. Обалдевшим. Потерявшимся. Словно карты, которыми он играл за столом со своими международными партнёрами, вдруг превратились в руках у него в древесные листы или в газетные гранки. Разговоры о маскировке Гитлером его планов, о сокрытии предстоящего якобы вторжения в Англию и обмана Англии концентрацией вермахта на советских границах не удовлетворительны. Неубедительна и версия, по которой концентрация войск была затеяна для оказания военного давления на Сталина, чтобы сделать его уступчивее в переговорах.
Есть астрономы, которые годами наблюдают звёздное небо и делают открытия непосредственным путём, замечая то, чего не замечали до них другие. Есть и другой способ - искать небесные тела по возмущению их траекторий другими небесными телами. Если факты, каждый сам по себе, не объясняют явления, то совокупность фактов позволяет иногда предположить наличие неизвестного факта, который мог бы...
Уязвимость подобного метода в истории несомненна. Уильям Оккам ещё в XIV веке сформулировал краеугольный принцип науки: "Сущности не должно умножать без необходимости." Метод заполнения пустот убедительным казаться не может. Тем не менее, повторяю: Многие утверждения этой книги нуждаются в дополнительных исследованиях. В мозаику вставлены костыли. Но на них держится сюжет истории.
Этот метод и привёл к догадке, что Сталин ждал не войны, а ультиматума. Тогда он автоматически получал время. Ну хотя бы до срока истечения ультиматума, и того хватило бы на отдачу приказа о боеготовности и занятии рубежей, на взрыв мостов (чего немцы особенно опасались). Что Гитлер собственным умишком способен дойти до такого довода против предъявления ультиматума, Сталин не то чтобы не думал, он и думать об этом боялся. А вдруг мысль сия телепатически проникнет в мозг фюрера? Ведь если соратники без напряжения читают на расстоянии желания вождя, то фюрер может и напрячься. Он, говорят, мистик, маг. Обладает же он способностями, скажем, Молотова. А это оставило бы его, Сталина голым, и беспомощныи.
Он оставил беспомощными свои пограничные войска.
Германия не может, не станет воевать на два фронта! Подготовка блеф и ведётся лишь для весомого предъявления ультиматума. Вот тогда они с фюрером встретятся лицом к лицу, великие люди. Непременно встретятся! Загипнотизированный собственным величием, заласканный подхалимским правительством, он и от Гитлера ждал хоть слова перед действием. Дескать, уж настолько-то Гитлер меня уважает, чтобы открыто заявить претензии, если в аппетитах я переборщил. В неминуемости встречи и прямых переговоров он не сомневался. Да и слухи шли из Берлина, из высоких кругов, близких Герингу, о предстоящем ультиматуме России и о предшествующей предъявлению "войне нервов" в целях деморализации руководства СССР.
Словом, спи, Сосо. Будет ультиматум.
Он и проспал. Думал, что это не война, а всего лишь "война нервов", и дал своим нервам положенный отдых.
Но ведь было опровержение ТАСС от 14 июня. И было не само по себе. Накануне Иден сообщил советскому послу, что в случае нападения Германии на СССР Великобритания готова направить военную миссию и "срочно рассмотреть вопрос об оказании экономической помощи России". В "Большой стратегии" Дж. Батлера сказано, что, как обычно, ответа не последовало. Да вот же он, ответ! Опровержение, возможно, и было ответом - на случай, если англичане предадут эпизод гласности. И зондажом тоже. Унизительным, но не глупым. И ты, вождь, от того же партнёра получал ответы на подобные запросы в течение часов. (См. эпизод с присоединением Бессарабии и Северной Буковины.) А тут прошло семь полных суток. Для готовности к обороне это вечность. И ты спишь! Не объявил тревогу, не поднял страну на дыбы!
Нет оправдания этому. Готовился ли превентивный удар, как утверждает г. Резун, на июль 41-го года, или готовилось нападение на Германию на май 42-го (что звучит вероятно), нет оправдания трусливому бездействию вождя и пробуждению его от сна грозным рыком войны.
* * *
Ход событий весной и летом 1941-го года достоверен лишь в воспоминаниях очевидцев. Верить можно скорее германским, чем советским источникам. В советских Жуков рылся и сделал знаменательное заявление:
"Между прочим, у нас иногда из историко-исследовательского оборота (?!.. Не знаю... - П.М.) исчезают очень важные документы."
Какой-то документ исчез. Документ, который должен был оправдать Жукова и, естественно, возложить вину на его хозяина. Конечно, всего не сохранить. Да и мало кто заинтересован в вечном хранении улик. Впрочем, документ, фотокопия которого приведена в книге Льва Безыменского "Гитлер и Сталин накануне схватки", возможно, и есть тот, которого не смог отыскать маршал. После смерти маршала документ отыскался. Он резюмирует, что у границ СССР уже сосредоточено более 100 немецких дивизий. Возможен внезапный удар по Красной Армии, его нужно предотвратить нанесением собственного удара силами Киевского и Западного военных округов, чтобы не давать инициативы германскому командованию и разгромить германскую армию в стадии развёртывания. На документе нет ни подписей тех, чьи имена стоят под документом (нарком Тимошенко и начальник Генерального штаба Жуков), ни резолюции Сталина. Хотя о превентивном ударе Жуков в конце жизни выразился вполне однозначно и считал, что он привёл бы к ещё худшей катастрофе, документ, написанный рукой А.М.Василевского, достаточно энергичен для той ситуации. И даже для того, чтобы объяснить, чем, помимо страстного желания обелить Сталина, вдохновлялся Резун-Суворов.
Необъяснимы остаются мотивы страусова поведения самого вождя. Наступать ли, отступать, но не сидеть же в страхе и ждать пассивно. Почему не развернуть прикрытие на границе? Ведь это азбука.
Любая догадка одинаково хороша. Предлагаемые не лучше и не хуже других:
Повторю: Сталин зачарован был догмой, что Гитлер не посмеет воевать на два фронта. Наметив срок - скорее всего, начало 42-го, хотя гражданские и настаивали на зиме 43-го, - он этого срока держался. И, будучи невежественным в военных вопросах, не знал, что делать, когда Гитлер принял свое решение о молниеносной войне и молниеносно же стал его осуществлять. Концентрация германских дивизий на советской границе застала Сталина врасплох. Будь он гений, каким иные его рисуют, он взволновался бы самым первым донесением и не позволил морочить себя увёртками. Но вначале он не придал этому должного значения. Время упущено было тогда, а не в мае-июне. В мае-июне Сталин пришёл к тому, к чему позднее привёл Гитлера. Когда ничего иного не остаётся, маньяки действуют волей: "Вот напрягусь - и не наступит!"
Донесения рисовали грозную картину концентрации вермахта. В них содержались номера соединений и их примерная численность. Готовности (и качеству!) этой концентрации ничего соизмеримого Сталин противопоставить не мог. И решил взять Гитлера беззаботностью. Вот, дескать, вы готовитесь к войне и что-то там не очень убедительно объясняете то грандиозной дезинформацией Англии, то маневрами и накоплением сил ради устрашения нас перед предъявлением ультиматума, - а мы вам верим. Ведь немцы - люди, всему миру известные своей честностью. Мы связаны договором и ни к какой войне не готовимся и не готовы. (А раз так, то уж действительно мёртвый покой на границах!)
В данный момент, разъяснял своему окружению Гитлер. Лихорадочная подготовка СССР к войне в небывалых масштабах стала фактом, который нельзя скрыть. Одно лишь свирепое укрепление дисциплины, при которой произошло фактическое закрепощение работающих за предприятиями, а опоздание или прогул карались тюремным заключением, превращение страны в военный лагерь, создание провиантовых магазинов именно в приграничных районах, 18-я историческая (истерическая!) конференция, подтягивание вторых эшелонов войск... Тем не менее Сталина надо удержать от упреждающего удара. Дадим же ему надежду ультиматум.
Сталин хотел обмануть Гитлера. Хотел, надеялся, был уверен, что обманет. Ну, сроки оттянет, время выиграет!
Эта его уверенность была банальным просчётом. Гитлер Сталина раскусил, как человека, не вступающего в переговоры и стреляющего без предупреждения. Лживой доверчивостью Сталин лишь усилил подозрения Гитлера. Так было и с командармами, им Сталин тоже улыбался. Расправа его с военными послужила Гитлеру уроком. И он обманул Сталина. Обыграл его. Слом Сталина в начале войны означал проигрыш в единоборстве. Это - жжёт.
Теперь, глядя на кадры, отснятые на мёрзлых подмосковных полях и в степях Сталинграда, мы пожимаем плечами: как мог Гитлер сунуться в Россию? как смел думать, что одолеет её?
Оставляя пока в стороне вопрос о вероятности одоления России вкупе с многократно обкатанным аспектом российских просторов, российского фатализма и воли к сопротивлению вместе с ценой этого сопротивления и вообще всеми вместе взятыми факторами, включая разгром РККА в 37-39 годах, обратимся к тому решающему фактору, который и привёл Гитлера к его роковому решению. Этот фактор - Великобритания.
У Гитлера не было сомнений, что вторжение в Англию приведёт его к смертельной войне с империей, которая прывыкла проигрывать сражения, но выигрывать войны. Даже метрополия при своей малости никому из нацистского руководства слабым противником не представлялась. Оно трезво оценивало британское упорство, хладнокровие и волю к сопротивлению. Это грозило долгим конфликтом. Англия уже воевала, то есть копила силы. Копил силы и СССР, не воюя, и одну из угроз следовало ликвидировать немедленно, ибо время работало на врагов Гитлера, он это знал и в Сталине не обманывался. У Гитлера просто не было выбора. Выбирая из двух зол меньшее, он взялся сперва не за крохотную Англию, а за СССР. Возьмись он за Англию, он оказался бы, пожалуй, ещё в худшем положении, имея за спиной Англии Америку, а за спиной у себя спешно готовящийся к вторжению СССР, армия которого в этом случае владела бы инициативой.
"Война - это по преимуществу список ошибок, - писал Черчилль, - но история вряд ли знает ошибку, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда они отбросили все возможности на Балканах (март-апрель 1941 года, когда Гитлер вторгся в Югославию и Грецию) и лениво выжидали надвигавшегося на Россию страшного нападения или были не способны понять, что их ждёт. До тех пор мы их считали расчетливыми эгоистами. В этот период они оказалось к тому же простаками. Сила, мужество и выносливость матушки России ещё должны были быть брошены на весы. Но, если руководствоваться критериями дальновидности, компетентности стратегии, политики, то Сталин и его комиссары показали себя в тот момент Второй мировой войны полностью растяпами."
Если руководствоваться критериями дальновидности и компетентности, трагично, что заговор командармов не состоялся и у кормила России остался низколобый уголовник.
И совсем уже худо на душе, когда думаешь о том, что после Победы правитель страны произнёс холодный тост "за великий русский народ", который продолжал всё так же морить и морочить, а слова о силе, мужестве и выносливости матушки России сказаны не правителем её, а лордом, которому Россия нисколько не матушка, а просто многострадальная союзница в страшной войне на её территории. СВОДКА ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ за 22 июня 1941 г.
"С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Чёрного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Со второй половины дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточённых боёв противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Крыстынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец, первые два в 15 км и последнее в 10 км от границы.
Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населённых пунктов, но повсюду встречала решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолётов противника" (ПРАВДА, 1941, 23 июня).
Англичане тоже не были правдивы в сводках. Но это... Не думаю, что нацистская пропаганда научилась так врать даже в последние дни войны, как умела советская уже в самые первые. Но, узнай население о подлинном темпе продвижения вермахта, о подлинной цифре потерь, об отсутствии связи между армиями и фронтами, о реакции самого вождя на весть о нападении, - и не стало бы державы, а осталось бы лишь охваченное паникой стадо.
Слава советской цензуре. Если конец света цензурироваться будет на советский манер, человечеству уготован пристойный уход со сцены. Цензура не дала сработать фактору внезапности. Правда не дошла до масс. Свидетельства беженцев глушились фанфарными маршами и грозными призывами приравнивать паникёров к агентам и диверсантам. Очевидцы, опасаясь стать паникёрами и, таким образом, диверсантами, предпочитали не верить себе и бормотали, что, наверно, это только у них так сложилось, а в других местах...
Слава советской пропаганде. Деморализующее влияние опровержения ТАСС не всё убило, и страна, не подготовленная к вторжению, к сопротивлению оказалась готова. Этот народ веками воспитывался в готовности к борьбе с любым захватчиком любой ценой. И пропаганда этого не упустила, это она развила, создав нетленные произведения искусства, шедевры песенного жанра, великие фильмы.
Дух населения поддерживался, но положения дел на фронтах это не улучшало. Жуков в качестве представителя Главного Командования отправился на Юго-Западный фронт. На Западный посланы были Шапошников и Кулик.
На Западном фронте представителям Ставки ничего сделать не удалось. Шапошников сразу же заболел - он и был тяжело больным человеком, и страшные вести свалили его с ног. Кулик, ноль в оперативном отношении, на несколько минут слетал в Сувалковский выступ, иммитируя бесстрашную деятельность.
Жуков на Юго-Западном фронте сделал всё возможное. Он не позволил отступлению превратиться в бегство. Но и превратить отступление в наступление ему не удалось несмотря на численное превосходство сил Юго-Западного фронта. Ведь это давно уже не был округ Якира, где нарком Тимошенко командовал всего лишь конницей... 26 июня Жуков отозван был обратно в Москву ввиду катастрофического положения на Западном фронте.
Предотвратить катастрофу не удалось.
Авторство в дальнейших мерах по уменьшению её последствий по праву принадлежит прежде всего солдатам и командирам Красной Армии во всех очагах обороны, бездорожью западных областей и лишь в третью очередь Ставке.
Весь ход военных действий на советско-германском фронте на протяжении 1941 года был не чем иным, как срыванием графика наступавшего вермахта любой ценой. В контрнаступления в Белоруссии, на Украине, у Одессы, Смоленска, Брянска под колеса германской военной машины, чтобы затормозить её и спутать взаимодействие частей, бросалось неподготовленное ополчение, людское мясо, зачастую безоружное. К этому, с позволения сказать, способу ведения войны вынудила неготовность к ней.
Но то же можно было сделать и в 1940-м. Даже при неготовности армии потери, людские и материальные, не были бы так тяжки, какими оказались в результате дурацкой демонстрации Гитлеру миролюбия и беззаботности.
В 1941-м положение изменилось. Теперь Германии бить приходилось бы уже не в спину, а в лоб. Жуков в отчаянии предлагал упреждающий удар по сосредоточившимся для нападения армиям вермахта, но можно вполне верить маршалу, когда в конце жизни он в беседе с К.Симоновым сказал, что такой удар в 1941 году привел бы к ещё более тяжёлым последствиям.
Что могло быть тяжелее осады Ленинграда и Москвы?
Немедленное поражение в войне.
* * *
Ожидавшая вторжения Великобритания пристально следила за приготовлениями Гитлера на Востоке. 14 июня, в самый день "Опровержения ТАСС", Разведывательный комитет представил доклад о вероятных аспектах советско-германской войны. В докладе отмечалось, что СССР обладает значительными по численности формированиями, но вооружение устарело, оснащение связью отсутствует, а командование малокомпетентно. Англичане считали, что первая фаза вторжения, включающая оккупацию центральной Украины и Москвы, займёт 3-4, самое большее 6 недель. По докладу, основные последствия для англичан, заключались в том, что от трети до половины немецких сухопутных войск и авиации на протяжении этого времени будут заняты на Востоке, и понадобится некоторое время, чтобы восполнить их и перебросить обратно на Запад. Это значило, что Гитлеру придется на время - вряд ли продолжительное отсрочить планы вторжения на Британские острова.
О переломе в ходе войне и речи не было.
Да и кто мог ожидать от обескровленного народа таких жертв?
* * *
В непонятной стыдливости редкие авторы поминают - а больше тех, кто отрицает, - что уничтоженные деятели партии и военного руководства представляли из себя лучшее, что оставалось в советском обществе.
Эти люди осмыслили историю и своё участие в ней, не всегда безупречное, и извлекли из этого урок. Они берегли попранные семена общечеловеческого. В условиях установившейся, как им казалось, государственности, они несли бремя морали, права, образования, воспитания. Их отличала государственность мышления, но и способность разбираться в материях, выходящих за пределы каждодневного. Чувство юмора, включая самоиронию. Умение проводить досуг помимо застолья. Манера ходить, говорить, кланяться, интересоваться искусством и играть на музыкальных инструментах.
Это были люди, а не государственные куклы. Ни в коем случае не винтики аппарата. Личности.
Но "... помимо главной, очевидной, безмерно страшной, но всем понятной и объяснимой беды, которая обрушилась на страну в июне сорок первого... помимо этой смертельной опасности существовала другая, дьявольская напасть, невидимая и вездесущая. Еще до того, как пришла явная и объяснимая драма, она высасывала из страны живительные соки, уносила, словно тать в нощи, людей, обезлюживала города и веси, иссушала плодородные нивы и напускала такого дурмана, что лютый враг казался людям самым дорогим и великим другом, а друзья - врагами народа." (Борис Панкин, "Четыре Я Константина Симонова")
С этим лютым врагом своего и всех других народов во главе страны и вступил советский народ в войну.
При блистательных тактиках Тухачевском и Уборевиче, при гениальных стратегах Якире и Блюхере Жуков был хотя и не сверкавшим выдумкой, но не лишённым дарования и отлично подготовленным генералом Красной Армии.
Чистка РККА сделала его единственным, сочетавшим мастерство и решительность.
Единственность сделала его гениальным.
Вместо послесловия
Среди песен Сергея и Татьяны Никитиных есть особая - дурашливо-небрежная, легкомысленная "Рио-Рита". Сперва не прозреваешь финала её незамысловатого рассказа. Зато с самого начала она до зрительной иллюзии воссоздаёт танцплощадку в каре недавно зазеленевших деревьев какого-нибудь парка в любом областном или районном центре, освещённую тускловатыми фонарями, трио музыкантов (обязательно труба) или просто патефон, и парней в наглаженных брюках и в теннисках или - в те времена и тенниска была роскошью - в рубашках с подкатанными рукавами, кружащих девчонок, свежих, словно горошинки из стручка, взметающиеся подолы девичьих лёгких платьиц и радостно задыхающееся в ритме фокстрота ликование молодой жизни с её надеждами на любовь и светлое завтра.
Ничего, что немцы в Польше. Но сильна страна! Через месяц или больше кончится война!
Всей жути концовки ещё не знаешь, но слёзы уже начинают закипать на ресницах. Ведь ясно, что мальчики и девочки, неистово певшие на парадах "И от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней" подлинного положения дел не знают, щебечут, что им вбили в головы, и наивная их вера в Красную Армию и в то, что они усилят её, пополнив её ряды, раздирает душу.
А песня ликует: Рио-Рита, Рио-Рита! Кружится фокстрот... На площадке танцевальной - СОРОК ПЕРВЫЙ ГОД
И - тишина. Глухая. Без знаков препинания. Концовка - молчание смерти. Провал. Мертва молодость сорок первого года. Городские девчонки в платочках, диверсантки, слова не умевшие сказать по-сельски, наспех проинструктированные санинструкторы и зенитчицы. Парни-нехотинцы, кое-как наученные летать лётчики, моряки морпехоты, наскоро ознакомленные с матчастью танкисты, связисты, сапёры, студенты-лейтенанты, поднимавшие в атаку спешно обученные строю взводы и скошенные в первом же бою, сразу, едва встав в рост с криком "Вперёд!", чтобы телом своим прикрыть беззащитную страну.
Нет лучшего выражения нашей боли, нежели концовка этой песни. Зияющая тишина. Вопль, для которого ни слов, ни звуков нет. Тупое молчание смерти там, где кружила в танце молодость, доверившая единственное своё достоянине - жизнь - правителю мудрому, великому, бесподобному и, конечно, лучше всех знавшему, как сильна страна...