Страница:
Приходилось читать все подряд, чтобы не пропустить важное. Большая часть информации едва ли могла иметь отношение к убийствам, хотя кто может угадать, чем руководствовался садист, когда делал на телах своих жертв кровавые надписи. Казимов выписывал только то, что, как ему казалось, могло оказаться полезным.
Когда он закончил, был почти полдень. Затушив в пепельнице четвертую сигарету, Казимов перечитал сделанные пометки. Набралось не так уж много и при этом ничего определенного.
Во-первых, он записал, что в китайской «Книге ритуалов» девятка означает девять основных ритуалов, в число которых входит жертвоприношение. Это едва ли имело отношение к молчанию, но пока не стоило пренебрегать ничем. В конце концов, то, что убийца отрезал женщинам язык, чтобы наказать за болтливость, – не более чем предположение. С той же вероятностью он мог засунуть их во влагалища, намекая на нетрадиционную сексуальную ориентацию убитых. Может быть, они были лесбиянками и какому-нибудь поборнику нравственности это не давало покоя.
Во-вторых, Казимов пометил, что в разных религиях девятка символизирует ад. Кроме того, это число считалось мужским и ассоциировалось с маскулинным началом. А в почерке убийцы так или иначе проявлялся интерес к женским гениталиям, положительный или отрицательный – должны сказать психологи.
Далее Казимов записал, что в иудаизме девятка – символ правды, истины.
На первый взгляд ничего из этого не подходило. Возможно, он руководствовался при отборе неверными критериями? Казимов решил набрать в поисковике полный текст послания: «Memento 9». Безрезультатно. Тогда он перевел фразу на русский: «Помни 9». Напрасно. Еще одна попытка: «Помни о девяти». Казимов достал новую сигарету и закурил. Он так ничего и не смог выяснить. Либо число девять имело значение лишь для убийцы, либо он не понимал, где искать. Казимов сидел и курил, выпуская дым через ноздри, пытаясь понять, кому могло быть адресовано послание. Если полиции, то его смысл должен быть очевиден. Если же это предупреждение другим потенциальным жертвам, то ему едва ли удастся догадаться, что оно означает. Оставался еще третий вариант: убийца мог оставить послание самим жертвам. Так сказать, бросить им последний укор.
На столе зазвонил телефон. Дознаватель поднял трубку.
– Лейтенант Казимов слушает, – проговорил он.
– Это я, – услышал он голос Смирнова. – Через десять минут буду в отделе. Ты там?
– Да. Узнал что-нибудь?
– Как сказать. Есть кое-что необычное. Думаю, тебе понравится. А у тебя как дела?
– По нулям. Прошерстил Интернет, но, по-моему, ничего подходящего не нашел.
– Ладно, подъеду и вместе посмотрим.
– Давай.
Казимов повесил трубку. Он испытывал что-то вроде ревности: Смирнов вернется с уловом – следователь намекнул на странности, которые обнаружил в школе. А он зря просидел утро в кабинете. Дознаватель еще раз перечитал записи в блокноте и с отвращением отодвинул его на край стола.
Расставшись с Казимовым, Смирнов отправился в школу, где учились дети обеих убитых женщин. Это было серое здание, позади которого находилось новое футбольное поле с искусственной травой, обнесенное железной сеткой, а перед фасадом – детская площадка с фанерной пожарной машиной, красной горкой и прочими развлечениями.
Смирнов припарковался на дорожке справа и пару минут наблюдал за зданием. Детей видно не было – уроки еще не кончились. Его взгляд привлекли стеклопакеты на всех окнах – школа явно была не бедная.
Следователь вышел из машины и направился к входу. Однако открыть дверь ему не удалось – она была заперта. Зато рядом имелась кнопка звонка. Смирнов нажал ее и услышал приглушенный сигнал.
– Что вы хотите? – раздался голос из динамика – оказалось, что под звонком есть еще решетка, вроде тех, что делаются в домофонах.
– Старший лейтенант Смирнов, полиция.
Электронный замок щелкнул, и следователь потянул дверь. Через пять секунд он стоял перед турникетом.
– Удостоверение можно? – проговорил дюжий охранник в сером камуфляже, явно бывший военный.
Смирнов достал корочки.
– Вы к директору? – поинтересовался охранник, снимая трубку стоявшего перед ним телефона.
– Да. Как его зовут?
– Людмила Борисовна. Минуточку. – Охранник быстро нажал несколько кнопок. – Алло, это Виктор. К вам из полиции. – Короткая пауза. – Не знаю. Хорошо. Проходите, – кивнул охранник, вешая трубку.
Он нажал под столом на кнопку, и турникет загорелся зеленым.
– Спасибо, – поблагодарил Смирнов.
Он был заинтригован. С виду школа выглядела вполне обычной, но оказалось, что попасть в нее не так уж просто.
– Как у вас все строго, – заметил он, не торопясь уходить.
– Да, – согласился охранник. – Кабинет директора на втором этаже. Вот по этой лестнице.
– Ясно. – Взгляд Смирнова упал на сенсорные экраны турникета. – Вы пропускаете детей по карточкам?
– Да.
– Здорово. А если ребенок ее забыл?
– Забираю дневник, – нехотя ответил охранник. Беседа его явно тяготила.
Кивнув, Смирнов направился к лестнице.
Правую стену фойе занимал прозрачный стеллаж, на полках которого стояли многочисленные кубки и лежали сафьяновые коробочки с медалями. Похоже, школа могла похвастаться значительными спортивными успехами. Смирнов притормозил и прочитал пару надписей на подставках. «За строевую подготовку», «За спортивное ориентирование», «За победу в военном смотре». Странные номинации.
Он обернулся, чтобы расспросить охранника, но наткнулся на его тяжелый взгляд и передумал: лучше поговорить с директором. Она наверняка не откажет себе в удовольствии похвастаться успехами учеников. А из этого типа каждое слово придется клещами вытаскивать.
Следователь открыл пластиковую дверь и начал подниматься на второй этаж. На лестнице слегка пахло хлоркой – должно быть, ее недавно помыли. В коридоре было пусто. Из какого-то кабинета доносилась музыка.
Кабинет директора находился напротив лестницы – обшитая рейками коричневая дверь с белой табличкой посередине. Фамилия, имя, отчество директора, дни и время приема.
Смирнов постучал и открыл дверь.
Директриса была женщиной лет пятидесяти, с копной черных волос, уложенных наподобие птичьего гнезда. Худощавая, в сером костюме, она напоминала функционера советского аппарата.
– Доброе утро, – проговорил Смирнов, оглядываясь по сторонам.
Кабинет, как и фойе, походил на зал славы. Здесь был забитый кубками шкаф, на стенах висели медали и дипломы в рамках. Никак не меньше двух десятков. Смирнову пришло в голову, что это, наверняка, далеко не все награды, которыми может похвастаться школа.
– Присаживайтесь, – предложила директриса, указав на один из свободных стульев.
– Благодарю. – Смирнов разместился за столом, который стоял перпендикулярно к столу, за которым сидела директриса.
– Я лейтенант Смирнов. – Следователь вытащил удостоверение и протянул хозяйке кабинета.
– Я вам верю, – отказалась та смотреть документ. – Что случилось?
– За два дня – вчера и сегодня – убиты две женщины, – начал Смирнов серьезным, деловым тоном. – Дети обеих – ученики вашей школы.
На лице директрисы отобразилось изумление.
– И кто? – проговорила она изменившимся голосом.
Смирнов достал блокнот, хотя отлично помнил фамилии обеих убитых.
– Растопова и Миронова.
Директриса на пару секунд задумалась.
– Помню таких, – проговорила она медленно. – Из шестого «А». – Она явно имела в виду детей, а не их родительниц.
– Что, оба? – невольно вырвалось у Смирнова.
– Да. Секунду. – Директриса взяла мобильник. – Сейчас я вызову классного руководителя.
Она набрала номер и прижала трубку к уху.
– Алло! Николай Дмитриевич, спуститесь ко мне. – Пауза. – Ну, так дайте им задание, и пусть сидят делают. Все, я вас срочно жду!
Директриса захлопнула «раскладушку» и подняла глаза на следователя:
– Как они погибли?
– Трудно сказать… в интересах следствия эта информация пока не разглашается.
Директриса понимающе кивнула:
– Да-да, конечно.
Она взглянула на дверь и нетерпеливо побарабанила пальцами по столу.
– Я вижу, у вашей школы много наград, – вежливо заметил Смирнов.
– Стараемся, – дежурно улыбнулась директриса.
– Много у вас учителей? – поинтересовался следователь, просто чтобы занять время.
– Пятьдесят восемь.
Паузу нарушил мужчина лет сорока, приоткрывший дверь кабинета.
– Вызывали? – спросил он, переступая порог.
– Да-да, – оживилась директриса. – Входите, Николай Дмитриевич.
Учитель сел на стул напротив Смирнова. Следователь обежал его глазами. Лысоватый, в очках с толстой черной оправой и сером костюме. Из кармана торчит ручка.
– Вот, Николай Дмитриевич, в вашем классе ЧП, – проговорила директриса, указывая почему-то на следователя.
Мужчина перевел на Смирнова вопросительный взгляд.
– Убиты две… родительницы, – продолжала директриса, – ваших учеников. Растопова и Миронова.
На лице преподавателя отразилось смятение. Он явно не понимал, при чем здесь он.
– Дети сейчас где? – спросила директриса.
– Миронова в школе, а Растопова отпросила сестра, – проговорил классный руководитель. – Сказала, что у них семейные обстоятельства.
– Вам известно что-нибудь о матерях этих учеников? – вмешался Смирнов.
– Да так, общие сведения, – растерянно отозвался учитель.
– Можете предположить, кто имел на них зуб?
– Нет. Я с ними знаком постольку-поскольку.
– Что это значит?
– На собраниях видел.
– Дети проблемные?
– Растопов состоит на школьном учете.
– Значит, с его матерью вы виделись часто?
– Ну да. Примерно раз в месяц, иногда два. Сейчас мальчик поспокойнее стал, а раньше приходилось чуть ли не каждую неделю звонить домой.
Директриса при этих словах кивнула.
– Непростой ребенок, – подтвердила она. – Мать его как воспитатель совершенный ноль.
– Почему? – заинтересовался Смирнов.
– Ей очень хотелось, чтобы Витя был как дрессированная собачка. – В голосе директрисы появились сочувственные нотки. – Сделай то, не делай этого. А ребенок – личность, он не может действовать как робот.
– Вы рекомендовали ей обратиться к психологу? – сам не зная почему, брякнул Смирнов.
Классный руководитель усмехнулся.
– Что? – насторожился следователь.
– Рекомендовали, – ответила за учителя директриса. – Она заявила, что ей стало еще труднее справляться с ребенком. Якобы психологи его испортили.
– Ясно, – сказал Смирнов. – Она подавала официальную жалобу?
– Да, в прокуратуру. Можете там узнать, если хотите. У вас есть вопросы к Николаю Дмитриевичу?
– Даже не знаю. Могу я попросить вас показать мне школу? – обратился следователь к учителю.
Тот вопросительно взглянул на директрису.
– Конечно, покажите, – отозвалась та. – У вас ведь сейчас окно будет?
– Вообще-то нет, – проговорил мужчина. – Да и класс у меня оставлен…
– Давайте я покажу. – Директриса поднялась с кресла. – Идите, Николай Дмитриевич, работайте.
– До свидания, – попрощался классный руководитель с явным облегчением.
– Что вас интересует? – спросила директриса, когда тот вышел.
– От погибших поступали жалобы на школу или учителей? – спросил Смирнов, проводив мужчину взглядом.
Повисла короткая пауза, затем директриса резко сказала, снова садясь в кресло:
– Да. На Николая Дмитриевича от Растоповой и на Диану Евгеньевну от Мироновой.
– Диана Евгеньевна – это кто?
– Учитель биологии.
– Когда поступили жалобы?
– От Растоповой в прошлом году, а от Мироновой – полтора месяца назад.
– Тоже в прокуратуру?
– Нет, в Комитет образования.
– И на что она жаловалась?
– Миронова-то? – Директриса усмехнулась. – Дочка ни черта не делает, так она была в претензии, что ей оценки ставят, видите ли, плохие. Радовалась бы, что на второй год не оставили!
Она явно была возмущена, хотя и старалась держать себя в руках. Должно быть, та история не прошла гладко, решил Смирнов.
– Приезжали из комитета?
– А как же!
– Ну и как?
– Все в порядке. Жалоба признана необоснованной. Диана Евгеньевна – прекрасный педагог.
– А на что жаловалась Растопова?
– На то, что классный руководитель не обеспечивает безопасность ее ребенку, – ответила директриса мрачно. – Бред на самом деле. Витя очень трудный мальчик и скорее сам представляет опасность для других учеников.
– Драки? – уточнил Смирнов.
– Да. Были и травмы. Но в тот раз ему самому досталось. Вот мамаша и взвилась. Наверное, думала, что, если она нажалуется, ему тут же троек наставят вместо двоек! – Директриса фыркнула.
– Наставили?
– Как бы не так! Исправлял свои оценки как миленький.
– Но и эта история закончилась благополучно, в конце концов, верно?
Директриса кивнула:
– Да, конечно. А как же иначе? У нас тут нет телохранителей.
– С тех пор Витя вел себя нормально?
– Когда как. Но вообще немного успокоился, в себя пришел.
– Почему?
– Понятия не имею.
Было заметно, что директрису это нисколько не интересует.
– Вы сказали, что готовы провести для меня экскурсию, – улыбнулся Смирнов.
– Да, идемте. – Женщина поднялась.
Они вышли из кабинета, и директриса указала направо:
– Там библиотека и кабинет истории. Вообще на втором этаже располагаются младшие классы. Внизу спортзал и столовая. Что вас все-таки интересует?
– Кабинеты технических дисциплин.
– Труда, что ли?
– Нет, химии и физики.
Директриса нахмурилась.
– Зачем вам это?
– Просто хотел бы взглянуть.
– Тайна следствия?
Смирнов усмехнулся, давая понять, что принимает это за шутку.
– Допустим.
– Хорошо. Тогда нужно подняться на четвертый этаж.
Через три минуты директриса указала на дверь:
– Вот кабинет физики. Это лаборантская, – добавила она, берясь за ручку двери поменьше. – Будете смотреть?
– А где кабинет химии?
– Здесь, рядом. – Директриса указала на соседнюю дверь.
Зазвенел звонок, заставив Смирнова вздрогнуть от неожиданности. Тут же в дальнем конце коридора распахнулась дверь, и из нее высыпала орава вопящих учеников.
– Давайте посмотрим, – поспешно сказал следователь, желая как можно быстрее укрыться от несущейся на него лавины.
Директриса открыла дверь, и они вошли в узкое помещение с одним окошком. Вдоль стен стояли шкафы и столы, на которых размещались коробки, штативы и химическая посуда.
– Это лаборантская, – пояснила директриса. – Ума не приложу, что тут интересного!
Она остановилась на пороге, сложив руки на груди. Смирнов прошелся по комнате, осторожно заглянул в пару коробок, обнаружив там наборы колб и пробирок, открыл один за другим шкафы, прочитал надписи на этикетках попавшихся на глаза реактивов.
– Кто имеет сюда доступ? – спросил он.
– Учитель и лаборант.
– И больше никто?
Директриса усмехнулась.
– В учительской есть набор запасных ключей. При желании любой может взять нужный и войти сюда.
– Я заметил в коридоре видеокамеры. Они снимают эту часть коридора?
– Конечно.
– Можно посмотреть записи?
– Какие записи?
– Вы же ведете видеосъемку?
Директриса приподняла брови.
– Разумеется, нет. На это никаких винчестеров не хватит. Камеры здесь только для наблюдения. Я могу, конечно, включить запись, но никогда этого не делала.
– Значит, мониторы стоят в вашем кабинете?
– Да.
– Я их не заметил.
– Они в соседней комнате.
Смирнов подошел к двери, ведущей в коридор. Снаружи доносились вопли и топот ног.
– В чем дело? – спросила директриса. – Какое отношение к убийствам имеет кабинет химии?
– Мне нужно поговорить с учителем, – вместо ответа сказал Смирнов.
– Александр Павлович! – Директриса сделала шаг к двери в кабинет и приоткрыла ее. – Зайдите, пожалуйста.
Через десять секунд перед полицейским предстал внушительных габаритов мужчина в сером свитере, красном галстуке и брюках свободного покроя, заправленных в сапоги на шнуровке – сменной обувью он явно пренебрегал.
– Я старший лейтенант Смирнов, – представился, опережая директрису, следователь. – Могу я задать вам несколько вопросов?
– А в чем дело? – нахмурился великан. Его рыжеватые брови сошлись на переносице, образовав прямую линию.
– Мне поручено дело… об убийствах. Погибли две женщины, матери учеников вашей школы.
– Какой класс?
– Шестой.
– Я у них не веду.
– Понимаю. Но это касается реактивов.
– Как?
– У вас есть соляная кислота?
– Конечно. – Химик шагнул к одному из шкафов, распахнул дверцу и достал с верхней полки склянку объемом семьсот миллилитров. – Пожалуйста. – Он протянул ее полицейскому.
– Это все?
– Ну да. Если будет надо, еще сделаю.
– У вас есть необходимая аппаратура? – Смирнов понимал, что есть, но должен был задать этот вопрос для очистки совести.
Химик кивнул.
– Где она?
– В этой коробке. – Учитель указал на ближайший стол.
– Не могли бы вы проверить, на месте ли она.
Химик пожал плечами, но коробку открыл.
– Да, все здесь.
– Давно вы ею пользовались? – поинтересовался Смирнов, подходя ближе.
– Уже и не помню. В сентябре, наверное.
– Посмотрите, нет ли на ней каких-нибудь следов.
– Что значит следов?
– Мог кто-нибудь воспользоваться ею без вас?
Учитель вздохнул и достал несколько предметов.
– Все чистое, сухое, – проговорил он, разглядев их на свет. – По-моему, никто не брал. Да и зачем?
– До которого часа работаете вы и лаборант? – спросил в свою очередь Смирнов, игнорируя вопрос учителя.
– Я до четырех, а она до пяти.
– Где она сейчас?
– Не знаю. Может быть, в кабинете физики.
– У нас одна лаборантка на два кабинета, – пояснила директриса.
– Ладно, спасибо. – Смирнов кивнул химику. – Теперь я бы хотел поговорить с лаборанткой.
– Пойдемте, – вздохнула директриса.
Они вышли в коридор. Перемена еще не закончилась, и повсюду были дети. Взгляд Смирнова упал на камеры под потолком. Он невольно вздрогнул: эти были самые опасные, они следили за людьми, поджидая, пока те оступятся. Его бы воля, он бы этих…
– Сюда, – сухо сказала директриса, открывая дверь.
Смирнов вошел следом и сразу увидел невысокую женщину в круглых очках, расставлявшую на пластмассовом поддоне металлические рамки. Перед ней лежала груда сине-красных магнитиков и валялось несколько медных катушек.
– Зинаида Ильинишна, у товарища есть к вам вопросы, – с ходу заявила директриса, садясь на черный коленкоровый стул, стоявший возле входа.
– Да? – с готовностью обернулась лаборантка, воззрившись на следователя поверх очков. – Слушаю.
– Когда последний раз пользовались химической посудой для изготовления соляной кислоты? – спросил он.
– Если не ошибаюсь, в начале года.
– А потом?
– Не припоминаю.
– У вас свой ключ от кабинета?
– Да, вот он. – Лаборантка продемонстрировала ключ на пластмассовом брелоке.
– Вы его не теряли?
– Нет.
– Я ведь говорила, ключи есть в учительской, – с легким раздражением напомнила директриса.
– Да, верно, – кивнул Смирнов, притворно смутившись. – Ладно, спасибо.
– Что-нибудь еще? – осведомилась директриса, когда они вышли.
Следователь открыл было рот, чтобы ответить, что хотел бы поговорить с учащимися шестого «А», но в этот момент распахнулась дверь кабинета напротив, и из него вышел Николай Дмитриевич. Заметив директрису и полицейского, он кивнул, а затем стал запускать детей в класс.
Наблюдая за этим, Смирнов подумал о том, что кабинет классного руководителя шестого «А» расположен в непосредственной близости от лаборантских, и тот мог спокойно зайти в одну из них и воспользоваться посудой или позаимствовать соляную кислоту. А пропажу части жидкости замаскировать, долив в остаток воду.
– Ну так что? – нетерпеливо проговорила директриса, выводя Смирнова из задумчивости.
– Могу я поговорить с учащимися шестого «А»?
– Не думаю. При этом должен присутствовать представитель детской комнаты милиции, а также необходимо согласие родителей.
– Понимаю, но я имею в виду неофициальную беседу. В конце концов, вы сами можете задавать вопросы, а я только поприсутствую.
– Что вы хотите узнать? – недовольно спросила директриса.
– Как они относятся к Ратникову и Мироновой.
– Зачем это?
– Дети тонко чувствуют, если у их товарищей дома проблемы, – тут же сочинил Смирнов.
– Вы психолог?
– Немного. Профессия обязывает. Ну так как?
Директриса задумалась.
– Хорошо, – согласилась она через несколько секунд. – Напишите свои вопросы. Пойдемте в кабинет, там будет удобнее.
Они быстро спустились на второй этаж.
– Сколько учеников вызывать? – осведомилась она, занимая место за столом.
– Всех. Но по одному. И хорошо бы сделать так, чтобы они после разговора со мной друг с другом не общались.
Директриса нахмурилась.
– Ладно, пишите пока вопросы. – Она протянула Смирнову бумагу и ручку. – А я все организую.
С этими словами она встала и вышла, оставив Смирнова в одиночестве. Следователь быстро накидал десяток вопросов и откинулся на спинку стула.
Школа произвела на него двойственное впечатление. С одной стороны, было заметно, что район ее спонсирует. Об этом свидетельствовали и стеклопакеты, и линолеум, и пальмы в кадках, и дерматиновые диванчики в рекреациях. С другой стороны, явно ощущалась зацикленность на спорте. Читая развешанные на стенах кабинета грамоты и дипломы, Смирнов не заметил ни одного, врученного за победу в олимпиаде по литературе, русскому, истории или математике. Повсюду только строевые, эстафеты, смотры и так далее. Казалось, школа буквально пышет здоровьем. Смирнов решил, что должен повидать учителя физкультуры.
Вошла директриса.
– Все в порядке, – сообщила она, поманив следователя за собой. – Мы пойдем в актовый зал, оттуда есть другой выход. Дети не встретятся друг с другом.
– Отлично. – Смирнов поспешно поднялся.
Через пять минут он уже сидел за партой, поставленной в центре актового зала. По другую сторону парты поставили стулья для учеников и директрисы. Здесь было прохладно, отсутствие плакатов на стенах создавало ощущение пустоты. Покрытый ламинатом пол блестел в лучах утреннего солнца, падавших через три больших окна.
Дверь напротив Смирнова открылась, и в зал вошел шестиклассник в сопровождении директрисы. Она указала ему на следователя:
– Тебе зададут несколько вопросов.
Когда они оба сели, Смирнов придвинул листок с вопросами директрисе. Та взяла его и принялась изучать.
– Представься, пожалуйста, – проговорила она, не поднимая глаз.
Мальчик неуверенно взглянул на нее.
– Давай, Андрей, у нас мало времени.
– Меня зовут Андрей, – послушно сказал шестиклассник.
– Фамилия? – бросила директриса.
– Егоров.
– Ты хорошо знаком с Мироновой и Ратниковым? – Это она уже начала зачитывать вопросы Смирнова.
Следователь взял ручку, записал имя и фамилию шестиклассника и приготовился делать пометки.
– Немного, – ответил мальчик.
– Что думаешь о Вите?
Шестиклассник пожал плечами.
– Отвечай честно, – строго сказала директриса.
– Он странный какой-то.
– Что это значит? Объясни.
– Ну, не знаю. Придурошный. – Мальчик с опаской взглянул на директрису.
– Поподробней, Андрей. Неужели из тебя все придется клещами вытягивать?
– Шутки глупые любит, смеется как больной. Пристает ко всем.
– С кем он дружит?
– С Валькой Щупловым.
– А еще?
– Больше, по-моему, ни с кем.
– А что скажешь про Сашу Миронову?
– Она хорошая.
– Почему ты так считаешь?
Но мальчик не сумел объяснить своей симпатии. Не сумели толком ничего рассказать и другие пятеро детей, которых по очереди приглашала в зал директриса. Все они были замкнуты, терялись и говорили примерно одно и то же.
Зато во время разговора с Валентином Щупловым Смирнов исписал почти целый листок блокнота.
– Ты дружишь с Витей Растоповым? – задала ему вопрос директриса, едва он сел напротив Смирнова.
– Да.
Мальчик был полноват, круглоголов, вокруг маленького носа желтели веснушки. Торчащие уши делали его похожим на игрушку ваньку-встаньку. Темные круги под глазами придавали ему утомленный и болезненный вид.
– А правда, что его маму убили? – поинтересовался шестиклассник, не дожидаясь следующего вопроса.
Директриса воззрилась на Смирнова. Как мальчик мог узнать об убийстве?
– Кто тебе об этом сказал? – спросил следователь, нарушая обещание предоставить директрисе самой задавать вопросы. Та, впрочем, не возражала.
– Витя. Я ему звонил сегодня утром.
– Что ты можешь рассказать о нем?
Шестиклассник задумался. Над его бровями тонкой складкой легла четкая морщинка.
– Это из-за него! – вдруг выпалил он тихо.
– Из-за кого? – встряла директриса, видимо недовольная, что у нее попытались отобрать инициативу.
Когда он закончил, был почти полдень. Затушив в пепельнице четвертую сигарету, Казимов перечитал сделанные пометки. Набралось не так уж много и при этом ничего определенного.
Во-первых, он записал, что в китайской «Книге ритуалов» девятка означает девять основных ритуалов, в число которых входит жертвоприношение. Это едва ли имело отношение к молчанию, но пока не стоило пренебрегать ничем. В конце концов, то, что убийца отрезал женщинам язык, чтобы наказать за болтливость, – не более чем предположение. С той же вероятностью он мог засунуть их во влагалища, намекая на нетрадиционную сексуальную ориентацию убитых. Может быть, они были лесбиянками и какому-нибудь поборнику нравственности это не давало покоя.
Во-вторых, Казимов пометил, что в разных религиях девятка символизирует ад. Кроме того, это число считалось мужским и ассоциировалось с маскулинным началом. А в почерке убийцы так или иначе проявлялся интерес к женским гениталиям, положительный или отрицательный – должны сказать психологи.
Далее Казимов записал, что в иудаизме девятка – символ правды, истины.
На первый взгляд ничего из этого не подходило. Возможно, он руководствовался при отборе неверными критериями? Казимов решил набрать в поисковике полный текст послания: «Memento 9». Безрезультатно. Тогда он перевел фразу на русский: «Помни 9». Напрасно. Еще одна попытка: «Помни о девяти». Казимов достал новую сигарету и закурил. Он так ничего и не смог выяснить. Либо число девять имело значение лишь для убийцы, либо он не понимал, где искать. Казимов сидел и курил, выпуская дым через ноздри, пытаясь понять, кому могло быть адресовано послание. Если полиции, то его смысл должен быть очевиден. Если же это предупреждение другим потенциальным жертвам, то ему едва ли удастся догадаться, что оно означает. Оставался еще третий вариант: убийца мог оставить послание самим жертвам. Так сказать, бросить им последний укор.
На столе зазвонил телефон. Дознаватель поднял трубку.
– Лейтенант Казимов слушает, – проговорил он.
– Это я, – услышал он голос Смирнова. – Через десять минут буду в отделе. Ты там?
– Да. Узнал что-нибудь?
– Как сказать. Есть кое-что необычное. Думаю, тебе понравится. А у тебя как дела?
– По нулям. Прошерстил Интернет, но, по-моему, ничего подходящего не нашел.
– Ладно, подъеду и вместе посмотрим.
– Давай.
Казимов повесил трубку. Он испытывал что-то вроде ревности: Смирнов вернется с уловом – следователь намекнул на странности, которые обнаружил в школе. А он зря просидел утро в кабинете. Дознаватель еще раз перечитал записи в блокноте и с отвращением отодвинул его на край стола.
Расставшись с Казимовым, Смирнов отправился в школу, где учились дети обеих убитых женщин. Это было серое здание, позади которого находилось новое футбольное поле с искусственной травой, обнесенное железной сеткой, а перед фасадом – детская площадка с фанерной пожарной машиной, красной горкой и прочими развлечениями.
Смирнов припарковался на дорожке справа и пару минут наблюдал за зданием. Детей видно не было – уроки еще не кончились. Его взгляд привлекли стеклопакеты на всех окнах – школа явно была не бедная.
Следователь вышел из машины и направился к входу. Однако открыть дверь ему не удалось – она была заперта. Зато рядом имелась кнопка звонка. Смирнов нажал ее и услышал приглушенный сигнал.
– Что вы хотите? – раздался голос из динамика – оказалось, что под звонком есть еще решетка, вроде тех, что делаются в домофонах.
– Старший лейтенант Смирнов, полиция.
Электронный замок щелкнул, и следователь потянул дверь. Через пять секунд он стоял перед турникетом.
– Удостоверение можно? – проговорил дюжий охранник в сером камуфляже, явно бывший военный.
Смирнов достал корочки.
– Вы к директору? – поинтересовался охранник, снимая трубку стоявшего перед ним телефона.
– Да. Как его зовут?
– Людмила Борисовна. Минуточку. – Охранник быстро нажал несколько кнопок. – Алло, это Виктор. К вам из полиции. – Короткая пауза. – Не знаю. Хорошо. Проходите, – кивнул охранник, вешая трубку.
Он нажал под столом на кнопку, и турникет загорелся зеленым.
– Спасибо, – поблагодарил Смирнов.
Он был заинтригован. С виду школа выглядела вполне обычной, но оказалось, что попасть в нее не так уж просто.
– Как у вас все строго, – заметил он, не торопясь уходить.
– Да, – согласился охранник. – Кабинет директора на втором этаже. Вот по этой лестнице.
– Ясно. – Взгляд Смирнова упал на сенсорные экраны турникета. – Вы пропускаете детей по карточкам?
– Да.
– Здорово. А если ребенок ее забыл?
– Забираю дневник, – нехотя ответил охранник. Беседа его явно тяготила.
Кивнув, Смирнов направился к лестнице.
Правую стену фойе занимал прозрачный стеллаж, на полках которого стояли многочисленные кубки и лежали сафьяновые коробочки с медалями. Похоже, школа могла похвастаться значительными спортивными успехами. Смирнов притормозил и прочитал пару надписей на подставках. «За строевую подготовку», «За спортивное ориентирование», «За победу в военном смотре». Странные номинации.
Он обернулся, чтобы расспросить охранника, но наткнулся на его тяжелый взгляд и передумал: лучше поговорить с директором. Она наверняка не откажет себе в удовольствии похвастаться успехами учеников. А из этого типа каждое слово придется клещами вытаскивать.
Следователь открыл пластиковую дверь и начал подниматься на второй этаж. На лестнице слегка пахло хлоркой – должно быть, ее недавно помыли. В коридоре было пусто. Из какого-то кабинета доносилась музыка.
Кабинет директора находился напротив лестницы – обшитая рейками коричневая дверь с белой табличкой посередине. Фамилия, имя, отчество директора, дни и время приема.
Смирнов постучал и открыл дверь.
Директриса была женщиной лет пятидесяти, с копной черных волос, уложенных наподобие птичьего гнезда. Худощавая, в сером костюме, она напоминала функционера советского аппарата.
– Доброе утро, – проговорил Смирнов, оглядываясь по сторонам.
Кабинет, как и фойе, походил на зал славы. Здесь был забитый кубками шкаф, на стенах висели медали и дипломы в рамках. Никак не меньше двух десятков. Смирнову пришло в голову, что это, наверняка, далеко не все награды, которыми может похвастаться школа.
– Присаживайтесь, – предложила директриса, указав на один из свободных стульев.
– Благодарю. – Смирнов разместился за столом, который стоял перпендикулярно к столу, за которым сидела директриса.
– Я лейтенант Смирнов. – Следователь вытащил удостоверение и протянул хозяйке кабинета.
– Я вам верю, – отказалась та смотреть документ. – Что случилось?
– За два дня – вчера и сегодня – убиты две женщины, – начал Смирнов серьезным, деловым тоном. – Дети обеих – ученики вашей школы.
На лице директрисы отобразилось изумление.
– И кто? – проговорила она изменившимся голосом.
Смирнов достал блокнот, хотя отлично помнил фамилии обеих убитых.
– Растопова и Миронова.
Директриса на пару секунд задумалась.
– Помню таких, – проговорила она медленно. – Из шестого «А». – Она явно имела в виду детей, а не их родительниц.
– Что, оба? – невольно вырвалось у Смирнова.
– Да. Секунду. – Директриса взяла мобильник. – Сейчас я вызову классного руководителя.
Она набрала номер и прижала трубку к уху.
– Алло! Николай Дмитриевич, спуститесь ко мне. – Пауза. – Ну, так дайте им задание, и пусть сидят делают. Все, я вас срочно жду!
Директриса захлопнула «раскладушку» и подняла глаза на следователя:
– Как они погибли?
– Трудно сказать… в интересах следствия эта информация пока не разглашается.
Директриса понимающе кивнула:
– Да-да, конечно.
Она взглянула на дверь и нетерпеливо побарабанила пальцами по столу.
– Я вижу, у вашей школы много наград, – вежливо заметил Смирнов.
– Стараемся, – дежурно улыбнулась директриса.
– Много у вас учителей? – поинтересовался следователь, просто чтобы занять время.
– Пятьдесят восемь.
Паузу нарушил мужчина лет сорока, приоткрывший дверь кабинета.
– Вызывали? – спросил он, переступая порог.
– Да-да, – оживилась директриса. – Входите, Николай Дмитриевич.
Учитель сел на стул напротив Смирнова. Следователь обежал его глазами. Лысоватый, в очках с толстой черной оправой и сером костюме. Из кармана торчит ручка.
– Вот, Николай Дмитриевич, в вашем классе ЧП, – проговорила директриса, указывая почему-то на следователя.
Мужчина перевел на Смирнова вопросительный взгляд.
– Убиты две… родительницы, – продолжала директриса, – ваших учеников. Растопова и Миронова.
На лице преподавателя отразилось смятение. Он явно не понимал, при чем здесь он.
– Дети сейчас где? – спросила директриса.
– Миронова в школе, а Растопова отпросила сестра, – проговорил классный руководитель. – Сказала, что у них семейные обстоятельства.
– Вам известно что-нибудь о матерях этих учеников? – вмешался Смирнов.
– Да так, общие сведения, – растерянно отозвался учитель.
– Можете предположить, кто имел на них зуб?
– Нет. Я с ними знаком постольку-поскольку.
– Что это значит?
– На собраниях видел.
– Дети проблемные?
– Растопов состоит на школьном учете.
– Значит, с его матерью вы виделись часто?
– Ну да. Примерно раз в месяц, иногда два. Сейчас мальчик поспокойнее стал, а раньше приходилось чуть ли не каждую неделю звонить домой.
Директриса при этих словах кивнула.
– Непростой ребенок, – подтвердила она. – Мать его как воспитатель совершенный ноль.
– Почему? – заинтересовался Смирнов.
– Ей очень хотелось, чтобы Витя был как дрессированная собачка. – В голосе директрисы появились сочувственные нотки. – Сделай то, не делай этого. А ребенок – личность, он не может действовать как робот.
– Вы рекомендовали ей обратиться к психологу? – сам не зная почему, брякнул Смирнов.
Классный руководитель усмехнулся.
– Что? – насторожился следователь.
– Рекомендовали, – ответила за учителя директриса. – Она заявила, что ей стало еще труднее справляться с ребенком. Якобы психологи его испортили.
– Ясно, – сказал Смирнов. – Она подавала официальную жалобу?
– Да, в прокуратуру. Можете там узнать, если хотите. У вас есть вопросы к Николаю Дмитриевичу?
– Даже не знаю. Могу я попросить вас показать мне школу? – обратился следователь к учителю.
Тот вопросительно взглянул на директрису.
– Конечно, покажите, – отозвалась та. – У вас ведь сейчас окно будет?
– Вообще-то нет, – проговорил мужчина. – Да и класс у меня оставлен…
– Давайте я покажу. – Директриса поднялась с кресла. – Идите, Николай Дмитриевич, работайте.
– До свидания, – попрощался классный руководитель с явным облегчением.
– Что вас интересует? – спросила директриса, когда тот вышел.
– От погибших поступали жалобы на школу или учителей? – спросил Смирнов, проводив мужчину взглядом.
Повисла короткая пауза, затем директриса резко сказала, снова садясь в кресло:
– Да. На Николая Дмитриевича от Растоповой и на Диану Евгеньевну от Мироновой.
– Диана Евгеньевна – это кто?
– Учитель биологии.
– Когда поступили жалобы?
– От Растоповой в прошлом году, а от Мироновой – полтора месяца назад.
– Тоже в прокуратуру?
– Нет, в Комитет образования.
– И на что она жаловалась?
– Миронова-то? – Директриса усмехнулась. – Дочка ни черта не делает, так она была в претензии, что ей оценки ставят, видите ли, плохие. Радовалась бы, что на второй год не оставили!
Она явно была возмущена, хотя и старалась держать себя в руках. Должно быть, та история не прошла гладко, решил Смирнов.
– Приезжали из комитета?
– А как же!
– Ну и как?
– Все в порядке. Жалоба признана необоснованной. Диана Евгеньевна – прекрасный педагог.
– А на что жаловалась Растопова?
– На то, что классный руководитель не обеспечивает безопасность ее ребенку, – ответила директриса мрачно. – Бред на самом деле. Витя очень трудный мальчик и скорее сам представляет опасность для других учеников.
– Драки? – уточнил Смирнов.
– Да. Были и травмы. Но в тот раз ему самому досталось. Вот мамаша и взвилась. Наверное, думала, что, если она нажалуется, ему тут же троек наставят вместо двоек! – Директриса фыркнула.
– Наставили?
– Как бы не так! Исправлял свои оценки как миленький.
– Но и эта история закончилась благополучно, в конце концов, верно?
Директриса кивнула:
– Да, конечно. А как же иначе? У нас тут нет телохранителей.
– С тех пор Витя вел себя нормально?
– Когда как. Но вообще немного успокоился, в себя пришел.
– Почему?
– Понятия не имею.
Было заметно, что директрису это нисколько не интересует.
– Вы сказали, что готовы провести для меня экскурсию, – улыбнулся Смирнов.
– Да, идемте. – Женщина поднялась.
Они вышли из кабинета, и директриса указала направо:
– Там библиотека и кабинет истории. Вообще на втором этаже располагаются младшие классы. Внизу спортзал и столовая. Что вас все-таки интересует?
– Кабинеты технических дисциплин.
– Труда, что ли?
– Нет, химии и физики.
Директриса нахмурилась.
– Зачем вам это?
– Просто хотел бы взглянуть.
– Тайна следствия?
Смирнов усмехнулся, давая понять, что принимает это за шутку.
– Допустим.
– Хорошо. Тогда нужно подняться на четвертый этаж.
Через три минуты директриса указала на дверь:
– Вот кабинет физики. Это лаборантская, – добавила она, берясь за ручку двери поменьше. – Будете смотреть?
– А где кабинет химии?
– Здесь, рядом. – Директриса указала на соседнюю дверь.
Зазвенел звонок, заставив Смирнова вздрогнуть от неожиданности. Тут же в дальнем конце коридора распахнулась дверь, и из нее высыпала орава вопящих учеников.
– Давайте посмотрим, – поспешно сказал следователь, желая как можно быстрее укрыться от несущейся на него лавины.
Директриса открыла дверь, и они вошли в узкое помещение с одним окошком. Вдоль стен стояли шкафы и столы, на которых размещались коробки, штативы и химическая посуда.
– Это лаборантская, – пояснила директриса. – Ума не приложу, что тут интересного!
Она остановилась на пороге, сложив руки на груди. Смирнов прошелся по комнате, осторожно заглянул в пару коробок, обнаружив там наборы колб и пробирок, открыл один за другим шкафы, прочитал надписи на этикетках попавшихся на глаза реактивов.
– Кто имеет сюда доступ? – спросил он.
– Учитель и лаборант.
– И больше никто?
Директриса усмехнулась.
– В учительской есть набор запасных ключей. При желании любой может взять нужный и войти сюда.
– Я заметил в коридоре видеокамеры. Они снимают эту часть коридора?
– Конечно.
– Можно посмотреть записи?
– Какие записи?
– Вы же ведете видеосъемку?
Директриса приподняла брови.
– Разумеется, нет. На это никаких винчестеров не хватит. Камеры здесь только для наблюдения. Я могу, конечно, включить запись, но никогда этого не делала.
– Значит, мониторы стоят в вашем кабинете?
– Да.
– Я их не заметил.
– Они в соседней комнате.
Смирнов подошел к двери, ведущей в коридор. Снаружи доносились вопли и топот ног.
– В чем дело? – спросила директриса. – Какое отношение к убийствам имеет кабинет химии?
– Мне нужно поговорить с учителем, – вместо ответа сказал Смирнов.
– Александр Павлович! – Директриса сделала шаг к двери в кабинет и приоткрыла ее. – Зайдите, пожалуйста.
Через десять секунд перед полицейским предстал внушительных габаритов мужчина в сером свитере, красном галстуке и брюках свободного покроя, заправленных в сапоги на шнуровке – сменной обувью он явно пренебрегал.
– Я старший лейтенант Смирнов, – представился, опережая директрису, следователь. – Могу я задать вам несколько вопросов?
– А в чем дело? – нахмурился великан. Его рыжеватые брови сошлись на переносице, образовав прямую линию.
– Мне поручено дело… об убийствах. Погибли две женщины, матери учеников вашей школы.
– Какой класс?
– Шестой.
– Я у них не веду.
– Понимаю. Но это касается реактивов.
– Как?
– У вас есть соляная кислота?
– Конечно. – Химик шагнул к одному из шкафов, распахнул дверцу и достал с верхней полки склянку объемом семьсот миллилитров. – Пожалуйста. – Он протянул ее полицейскому.
– Это все?
– Ну да. Если будет надо, еще сделаю.
– У вас есть необходимая аппаратура? – Смирнов понимал, что есть, но должен был задать этот вопрос для очистки совести.
Химик кивнул.
– Где она?
– В этой коробке. – Учитель указал на ближайший стол.
– Не могли бы вы проверить, на месте ли она.
Химик пожал плечами, но коробку открыл.
– Да, все здесь.
– Давно вы ею пользовались? – поинтересовался Смирнов, подходя ближе.
– Уже и не помню. В сентябре, наверное.
– Посмотрите, нет ли на ней каких-нибудь следов.
– Что значит следов?
– Мог кто-нибудь воспользоваться ею без вас?
Учитель вздохнул и достал несколько предметов.
– Все чистое, сухое, – проговорил он, разглядев их на свет. – По-моему, никто не брал. Да и зачем?
– До которого часа работаете вы и лаборант? – спросил в свою очередь Смирнов, игнорируя вопрос учителя.
– Я до четырех, а она до пяти.
– Где она сейчас?
– Не знаю. Может быть, в кабинете физики.
– У нас одна лаборантка на два кабинета, – пояснила директриса.
– Ладно, спасибо. – Смирнов кивнул химику. – Теперь я бы хотел поговорить с лаборанткой.
– Пойдемте, – вздохнула директриса.
Они вышли в коридор. Перемена еще не закончилась, и повсюду были дети. Взгляд Смирнова упал на камеры под потолком. Он невольно вздрогнул: эти были самые опасные, они следили за людьми, поджидая, пока те оступятся. Его бы воля, он бы этих…
– Сюда, – сухо сказала директриса, открывая дверь.
Смирнов вошел следом и сразу увидел невысокую женщину в круглых очках, расставлявшую на пластмассовом поддоне металлические рамки. Перед ней лежала груда сине-красных магнитиков и валялось несколько медных катушек.
– Зинаида Ильинишна, у товарища есть к вам вопросы, – с ходу заявила директриса, садясь на черный коленкоровый стул, стоявший возле входа.
– Да? – с готовностью обернулась лаборантка, воззрившись на следователя поверх очков. – Слушаю.
– Когда последний раз пользовались химической посудой для изготовления соляной кислоты? – спросил он.
– Если не ошибаюсь, в начале года.
– А потом?
– Не припоминаю.
– У вас свой ключ от кабинета?
– Да, вот он. – Лаборантка продемонстрировала ключ на пластмассовом брелоке.
– Вы его не теряли?
– Нет.
– Я ведь говорила, ключи есть в учительской, – с легким раздражением напомнила директриса.
– Да, верно, – кивнул Смирнов, притворно смутившись. – Ладно, спасибо.
– Что-нибудь еще? – осведомилась директриса, когда они вышли.
Следователь открыл было рот, чтобы ответить, что хотел бы поговорить с учащимися шестого «А», но в этот момент распахнулась дверь кабинета напротив, и из него вышел Николай Дмитриевич. Заметив директрису и полицейского, он кивнул, а затем стал запускать детей в класс.
Наблюдая за этим, Смирнов подумал о том, что кабинет классного руководителя шестого «А» расположен в непосредственной близости от лаборантских, и тот мог спокойно зайти в одну из них и воспользоваться посудой или позаимствовать соляную кислоту. А пропажу части жидкости замаскировать, долив в остаток воду.
– Ну так что? – нетерпеливо проговорила директриса, выводя Смирнова из задумчивости.
– Могу я поговорить с учащимися шестого «А»?
– Не думаю. При этом должен присутствовать представитель детской комнаты милиции, а также необходимо согласие родителей.
– Понимаю, но я имею в виду неофициальную беседу. В конце концов, вы сами можете задавать вопросы, а я только поприсутствую.
– Что вы хотите узнать? – недовольно спросила директриса.
– Как они относятся к Ратникову и Мироновой.
– Зачем это?
– Дети тонко чувствуют, если у их товарищей дома проблемы, – тут же сочинил Смирнов.
– Вы психолог?
– Немного. Профессия обязывает. Ну так как?
Директриса задумалась.
– Хорошо, – согласилась она через несколько секунд. – Напишите свои вопросы. Пойдемте в кабинет, там будет удобнее.
Они быстро спустились на второй этаж.
– Сколько учеников вызывать? – осведомилась она, занимая место за столом.
– Всех. Но по одному. И хорошо бы сделать так, чтобы они после разговора со мной друг с другом не общались.
Директриса нахмурилась.
– Ладно, пишите пока вопросы. – Она протянула Смирнову бумагу и ручку. – А я все организую.
С этими словами она встала и вышла, оставив Смирнова в одиночестве. Следователь быстро накидал десяток вопросов и откинулся на спинку стула.
Школа произвела на него двойственное впечатление. С одной стороны, было заметно, что район ее спонсирует. Об этом свидетельствовали и стеклопакеты, и линолеум, и пальмы в кадках, и дерматиновые диванчики в рекреациях. С другой стороны, явно ощущалась зацикленность на спорте. Читая развешанные на стенах кабинета грамоты и дипломы, Смирнов не заметил ни одного, врученного за победу в олимпиаде по литературе, русскому, истории или математике. Повсюду только строевые, эстафеты, смотры и так далее. Казалось, школа буквально пышет здоровьем. Смирнов решил, что должен повидать учителя физкультуры.
Вошла директриса.
– Все в порядке, – сообщила она, поманив следователя за собой. – Мы пойдем в актовый зал, оттуда есть другой выход. Дети не встретятся друг с другом.
– Отлично. – Смирнов поспешно поднялся.
Через пять минут он уже сидел за партой, поставленной в центре актового зала. По другую сторону парты поставили стулья для учеников и директрисы. Здесь было прохладно, отсутствие плакатов на стенах создавало ощущение пустоты. Покрытый ламинатом пол блестел в лучах утреннего солнца, падавших через три больших окна.
Дверь напротив Смирнова открылась, и в зал вошел шестиклассник в сопровождении директрисы. Она указала ему на следователя:
– Тебе зададут несколько вопросов.
Когда они оба сели, Смирнов придвинул листок с вопросами директрисе. Та взяла его и принялась изучать.
– Представься, пожалуйста, – проговорила она, не поднимая глаз.
Мальчик неуверенно взглянул на нее.
– Давай, Андрей, у нас мало времени.
– Меня зовут Андрей, – послушно сказал шестиклассник.
– Фамилия? – бросила директриса.
– Егоров.
– Ты хорошо знаком с Мироновой и Ратниковым? – Это она уже начала зачитывать вопросы Смирнова.
Следователь взял ручку, записал имя и фамилию шестиклассника и приготовился делать пометки.
– Немного, – ответил мальчик.
– Что думаешь о Вите?
Шестиклассник пожал плечами.
– Отвечай честно, – строго сказала директриса.
– Он странный какой-то.
– Что это значит? Объясни.
– Ну, не знаю. Придурошный. – Мальчик с опаской взглянул на директрису.
– Поподробней, Андрей. Неужели из тебя все придется клещами вытягивать?
– Шутки глупые любит, смеется как больной. Пристает ко всем.
– С кем он дружит?
– С Валькой Щупловым.
– А еще?
– Больше, по-моему, ни с кем.
– А что скажешь про Сашу Миронову?
– Она хорошая.
– Почему ты так считаешь?
Но мальчик не сумел объяснить своей симпатии. Не сумели толком ничего рассказать и другие пятеро детей, которых по очереди приглашала в зал директриса. Все они были замкнуты, терялись и говорили примерно одно и то же.
Зато во время разговора с Валентином Щупловым Смирнов исписал почти целый листок блокнота.
– Ты дружишь с Витей Растоповым? – задала ему вопрос директриса, едва он сел напротив Смирнова.
– Да.
Мальчик был полноват, круглоголов, вокруг маленького носа желтели веснушки. Торчащие уши делали его похожим на игрушку ваньку-встаньку. Темные круги под глазами придавали ему утомленный и болезненный вид.
– А правда, что его маму убили? – поинтересовался шестиклассник, не дожидаясь следующего вопроса.
Директриса воззрилась на Смирнова. Как мальчик мог узнать об убийстве?
– Кто тебе об этом сказал? – спросил следователь, нарушая обещание предоставить директрисе самой задавать вопросы. Та, впрочем, не возражала.
– Витя. Я ему звонил сегодня утром.
– Что ты можешь рассказать о нем?
Шестиклассник задумался. Над его бровями тонкой складкой легла четкая морщинка.
– Это из-за него! – вдруг выпалил он тихо.
– Из-за кого? – встряла директриса, видимо недовольная, что у нее попытались отобрать инициативу.