Летние экспедиционные рейсы «Персея» продолжились и в последующие годы. «Персей» работал в районе Шпицбергена, острова Медвежий, в Баренцевом, Карском и Гренландском морях. Суров был экспедиционный быт. Работать ученым было нелегко: помимо исследовательских способностей, от каждого научного сотрудника требовалось хорошее здоровье, отличные морские качества. В первые годы плавания на «Персее» снабжение экспедиций продуктами не всегда было на высоте – обычно меню состояло из трески и солонины. В своих воспоминаниях участники этих плаваний отмечали, что единственным утешением был чай с клюквенным экстрактом. Но дух самоотверженного служения науке, безраздельно царивший среди экспедиционного отряда, помогал преодолевать все трудности.
   Не случайно именно во время одного из экспедиционных рейсов С. В. Обручев написал бодрые, оптимистические стихи, ставшие гимном «Персея», который пели на мотив популярной в те времена песни «Мы кузнецы отчизны новой.». В стихах Обручев напомнил о древнегреческом герое Персее, победившем страшное чудовище – горгону Медузу и спасшем от гибели красавицу Андромеду. Согласно легенде, Персей и Андромеда были перенесены богами на небо и стали созвездиями. Вот текст гимна «Персея»:
 
На звездном поле воин юный
С Медузой страшною в руках,
С ним вместе нас ведет фортуна,
И чужд опасности нам страх.
Сквозь зыбь волны открыт «Персею»
Весь тайный мир морского дна,
Вперед, «Персей», на норд смелее —
Земля там Гарриса видна.
В тумане слышен вой сирены
И плещут волны через борт,
Слепит глаза седая пена,
А все ж у нас на румбе норд.
Пусть шторм нас девять дней швыряет
И в клочья рвет нам кливера,
Мы путь на север направляем,
Тверда штурвального рука.
Со всех сторон стеснились льдины,
Грозят «Персея» раздавить.
Дрожит весь корпус – миг единый,
Еще удар – и путь открыт.
Нам с кромки льда тюлень ленивый
Кивает круглой головой…
Скорее штурман, мимо, мимо,
На север путь мы держим свой.
И вымпел гордый пусть «Персея»,
Рой звезд и неба синева,
Над всем полярным миром реет
Сегодня, завтра и всегда.
 
   Вот только один штрих, ярко характеризующий условия экспедиционного быта на «Персее», который привел в своих воспоминаниях В. А. Васнецов (речь идет о пополнении запасов пресной воды на Шпицбергене): «Метрах в 50 от уреза воды нашли небольшое озеро. Свободные от вахты матросы и кочегары, штурманы и механики, весь экспедиционный состав ведрами или шайками тащили воду по скользкой обледеневшей гальке к берегу. Потом заходили в море по колено, а по мере наполнения вельбота и глубже, и выливали в вельбот воду. И все это при пронзительном, шквалистом ветре и небольшой волне, которая вот-вот захлестнет в сапоги. Не легче было и доставить воду на судно. Надо было залезать в наполненный водой вельбот, отчего сидеть на банках приходилось на корточках и еще грести до судна мили полторы. С судна спускали приемный шланг, и всю добытую с таким трудом воду «Персей» засасывал в какие-нибудь 4–5 минут». Обычно на обеспечение полного запаса пресной воды уходило более суток напряженной работы.
   Многократная участница экспедиций на «Персее» с 1925 г., одна из основательниц отечественной морской геологии, доктор геолого-минералогических наук Мария Васильевна Кленова вспоминала: «На малых кораблях «Персее» и «Книповиче» мы в полной мере ощущали и штормы, и льды, и отсутствие карт и другого навигационного обеспечения. Много раз приходилось прерывать работы и «штормовать» или менять маршрут, чтобы избежать ледового плена или даже слабыми силами пробиваться через лед».
   Летом 1929 г. Плавморнин был реорганизован в Государственный океанографический институт (ГОИН) и передан в систему Госкомгидромета при Совете Народных Комиссаров СССР. Вместе с этим в ГОИН вошла и Мурманская биологическая станция в качестве Мурманского отделения института. Теперь, имея незамерзающую базу, институт приступил к круглогодичным морским исследованиям.
   22 декабря 1929 г. «Персей» вышел в первое тяжелейшее зимнее исследовательское плавание в Баренцевом море. Подобные плавания неоднократно повторялись в последующие годы. О всех трудностях зимних плаваний в Баренцевом море наглядно свидетельствуют строки дневника начальника экспедиции на «Персее» в 1930 г. В.А.Васнецова: «Утром 29/1 сильнейшая пурга заносит судно сугробами снега. К вечеру ветер усилился до 8 баллов, корабль черпает бортами. Волны стали хлестать чрез носовую рубку, угрожая смыть груз со спардека. В 21 час стали носом на волну, чтобы дополнительно закрепить все находящееся на палубе. Носовая часть судна и правый бортовой проход покрылись толстым слоем снега. Мороз только -4 градуса.
   К вечеру 30/1 ветер немного стих, пошли по курсу. Вахтенные скалывают лед с палубы и бортов. К вечеру похолодало до -6,5 градуса. На следующий день температура понизилась до -12 градусов. Вся носовая часть судна и борта снова обледенели. Палуба покрыта толстым слоем льда со снегом. Дверь бортового трапа из жилой палубы совсем замерзла, не открывается. Почти весь день пурга. Поднятый трал через несколько минут смерзается в ком и примерзает к палубе. С тралом трудно работать при подъеме, очень скользко, ноги не находят опоры. Блок-счетчики замерзают, их приходится подогревать паяльной лампой».
   А вот еще одна характерная февральская запись: «10/2. Ветер утром 10 баллов. Изменив курс, снова стали носом на волну. К полудню ветер 11 баллов, порывы до 12. Волна увеличилась до 8–9 баллов. Судно заливает водой. Носовая рубка и бак обросли толстым слоем льда. Метеорологическая будка превратилась в сплошную ледяную глыбу. Дверь с трапа из жилого трюма на палубу замерзла, никакими усилиями не открыть. Гребни волн налетают на мостик и с силою бьют в стекла рулевой рубки. Их заколотили досками, оставили одно окно. Сходить к обеду в кают-компанию – опасное предприятие. Судно совершенно не имеет хода, лаг повис, как лот, и его выбрали на палубу. Место судна определить невозможно, небо облачно, звезд не видно. От счислимой точки нас снесло далеко. Удары волн о борта и стенки рубок настолько сильны, что сотрясают судно. В моей каюте, расположенной в носовой части надстройки, не то что спать, и лежать невозможно – выбрасывает из койки».
   И даже в таких экстремальных условиях ученые не прекращали проведение исследований! Они понимали, что данных по океанологии, собранных в Баренцевом море в зимние месяцы, чрезвычайно мало, а они важны и необходимы для выяснения картины ледового прогноза, для уточнения условий, в которых зимуют рыбные популяции.
   Почти 20 лет, до своей гибели в 1941 г. в Кольском заливе от попадания фашистских бомб, «Персей» героически выполнял роль плавучего океанографического института. За свою жизнь судно совершило 84 экспедиционных рейса, во время которых было пройдено более 100 000 миль, что составляет примерно 5 земных экваторов. Сотни миль судно прошло во льдах.
   На борту «Персея» была проведена огромная научная работа по изучению гидрологии, химии и биологии вод, геологии дна и побережий островов Баренцева, Белого, Карского и Гренландского морей. Девять раз «Персей» работал у Шпицбергена, причем один раз почти полностью обошел Западный Шпицберген. В 1932 г. при плавании у берегов Шпицбергена «Персей» достиг точки с координатами 81° с. ш. и 19° в. д. – самой северной точки, достигнутой «Персеем» за время его судовой жизни. До «Персея» в этом районе плавали только мощные ледоколы «Ермак» в 1901 г. и «Красин» в 1928 г.
   Пять раз подходил «Персей» к Земле Франца-Иосифа, 12 раз – к побережью Новой Земли. В 1927 г. судно подошло к самому северному мысу Новой Земли – мысу Желания, причем впервые в истории полярных плаваний удалось подойти к нему с востока из Карского моря. До этого к мысу подходило всего несколько судов, но все со стороны Баренцева моря. А в 1932 г. «Персей» обогнул Новую Землю с запада на восток. Во время одного из плаваний «Персей» почти достиг восточного побережья Гренландии и обогнул остров Ян-Майен. Плавая вдоль северного побережья Европы, судно доходило до южных Лофонтенских островов, где были обнаружены и изучены места нереста мурманской сельди.
   Велики заслуги «Персея» и коллективов ученых, работавших на нем, в обеспечении выполнения научной программы Второго международного полярного года (МПГ) в 1932–1933 гг. Именно во время январского рейса 1933 г. «Персей» оказался на краю гибели, когда планировалось сделать разрез от мыса Нордкап – самого северного мыса Европы – до мыса Южного – южной оконечности Шпицбергена.
   У Нордкапа скорость ветра достигала 11 и более баллов. «Персей» отчаянно качало, вода устремлялась на палубу сплошным потоком. Ночью 16 января гигантская волна обрушилась на левый борт судна. Через световой люк на спардеке вода устремилась в машинное отделение. Остановилась главная машина. Качка еще больше усилилась. Волна выбила массивную дверь и проломила переборку кают-компании, которую затопило до потолка.
   Самым страшным было то, что от удара деформировался деревянный борт с набором и переломилась отливная труба циркуляционного насоса, через которую выводилась за борт вода после прокачки холодильника. Из-за этого невозможно было запустить главную паровую машину, а неуправляемое судно в любой момент могло быть перевернуто ударом следующей мощной волны. Только отчаянные усилия механиков позволили устранить поломку и запустить машину. Правда, при этом большая часть охлаждающей воды выливалась не за борт, а в трюм машинного отделения. Оттуда ее удаляли водоотливными насосами.
   «Персей» с трудом добрался до норвежского берега и стал на якорь за высоким мысом, где порывы ветра были слабее. Там и исправили основные повреждения: укрепили отливную трубу, забили досками переборку кают-компании. Тяжелый переход в Мурманск закончился только к вечеру 21 января.
   Всего за время плаваний с борта судна было выполнено 5525 станций и собран большой объем научной информации, главным образом в Баренцевом море. Уже за первые 10 лет своего существования Плавморнин (а затем и ГОИН) изучил огромный район полярных морей от меридиана острова Медвежий (Гренландское море) до меридиана острова Белый (Карское море). На всем огромном пространстве была проведена общая, а в Печорском и Канинском промысловых районах – детальная океанографическая съемка. Много раз «Персей» выполнял океанологические разрезы по Кольскому меридиану (33°30 в. д.), пересекая Нордкапское течение и определяя изменения в его напряженности и тепловом состоянии.
   Были открыты богатые рыбные банки, установлены пути миграции рыбы и морского зверя. В ходе экспедиционных рейсов был заснят и обследован ряд Новоземельских губ, уточненные данные о которых были использованы в дальнейшем при освоении архипелага. Батиметрические съемки позволили исправить и уточнить мореходные карты. А наблюдения надо льдами явились началом систематического изучения ледового режима российских арктических морей. Работы на «Персее» дали возможность установить связь между тепловым режимом нордкапского течения и общей циркуляцией атмосферы и в первую очередь связь между состоянием теплых ответвлений Гольфстрима и ледовым режимом арктических морей.
   Научно-исследовательские работы с борта «Персея» заложили основу отечественной океанологии довоенного периода. Активные участники экспедиций на «Персее» создали фундаментальные океанологические руководства, на которых было воспитано послевоенное поколение отечественных океанологов – гидробиологов, гидрохимиков и морских геологов: «Морские воды и льды» (Н. Н. Зубов), «Физика моря» (В. В. Шулейкин), «Геология Баренцева моря» (М.В.Кленова), «Фауна морей СССР» (Л.А.Зенкевич), «Химия моря» (С. В. Бруевич).
   Да и сам «Персей» стал поистине школой кадров для отечественной науки. Через нее прошло свыше тысячи научных сотрудников и студентов. Создатель Плавморнина И. И. Месяцев сумел привлечь для работы на «Персее» таких крупных ученых, как О. А. Зернов, N. В. Самойлов, А.М.Россолимо, В. К. Солдатов, В.О. Буткевич, Л.А.Зенкевич. Именно они обучали на «Персее» научную и студенческую молодежь, из среды которой выросли многие крупные отечественные ученые. В совместной работе ученые старшего поколения и научная молодежь – гидрологи, физики, химики, биологи, геологи, метеорологи – знакомились с достижениями в родственных отраслях науки, обменивались опытом, обсуждали общие проблемы. Так что недаром Н.Н.Зубов назвал «Персей» своеобразным морским университетом, особенно для плававших на нем студентов различных высших учебных заведений и разных специальностей.

Научно-исследовательский бот «Н. Книпович» открывает тайны полярного моря

   Важную роль в проведении исследований в акватории Баренцева моря в довоенный период сыграли экспедиции на научно-исследовательском боте «Н. Книпович», принадлежавшем ГОИНу. Две из них, которые по праву считаются выдающимися в славной истории отечественных арктических исследований, возглавил начальник гидрологического отдела ГОИН Н. Н. Зубов.
   При планировании экспедиций Зубов основывался на том, что, по его расчетам, ледовитость Баренцева моря в 1930 г. должна быть минимальной: «В августе, – писал Н. Н. Зубов, – не больше 12 процентов всей площади Баренцева моря будет покрыто льдом. Такая малая ледовитость открывает широкие возможности для научно-исследовательских работ на Севере».
   Двухмачтовый бот «Н. Книпович» был небольшим судном длиною 25 м и водоизмещением 100 т, построенным в 1928 г. в Норвегии. Там же закупили оборудование для проведения с борта судна океанологических работ. На боте оборудовали научную лабораторию. Корпус судна был построен с учетом плавания во льдах, он имел дубовую обшивку и прочные крепления.
   Двигатель внутреннего сгорания мощностью 125 л. с. (92 кВт) обеспечивал судну скорость 6–7 узлов. Запас топлива был достаточен для плавания бота в течение 4 недель. Судно отличалось хорошими мореходными качествами. Команда состояла из 11 моряков, научная группа включала до 6 ученых.
   Первоначально Н. Н. Зубов планировал выйти не позднее 10 августа, так как наиболее благоприятное время плавания в высоких широтах арктических морей – август и начало сентября, а позднее начинается новое льдообразование. Но судно оказалось готовым к экспедиции только 3 сентября. Тем не менее Н. Н. Зубов настоял на выходе в плавание.
   Научно-исследовательский бот «Н. Книпович»
   4 сентября 1930 г. «Н. Книпович» вышел из Полярного в Кольском заливе, прошел к мысу Нордкин и направился на север. В пути через каждые 5 миль измеряли глубины, периодически проводили океанологические станции с измерением температуры и солености воды на различных горизонтах.
   8 сентября, не встречая по маршруту льдов, бот прошел к острову Надежды, расположенному в 40 милях южнее Шпицбергена, а на следующий день проследовал к северу проливом Ольги (между Шпицбергеном и островами Земли Короля Карла). 10 сентября судно стало на якорь у юго-западной оконечности острова Белый среди сидевших на мели айсбергов. Остров располагался северо-восточнее основной группы островов Шпицбергена. А ведь всего за 2 года до этого ледокольный пароход «Малыгин» при проведении операции по поиску и спасению итальянской экспедиции генерала Нобиле не мог пробиться сквозь тяжелые льды севернее острова Надежды.
   На острове Белый за месяц до прихода «Н. Книповича» норвежские моряки обнаружили останки участников первой экспедиции на воздушном шаре к Северному полюсу, организованной шведским инженером Саломоном Августом Андре в 1897 г. Н. Н. Зубов считал, что именно исключительно теплое полярное лето 1930 г. и связанное с этим интенсивное таяние снежного покрова острова позволили обнаружить эти останки. По его мнению, участники экспедиции С. А. Андре после аварии воздушного шара оказались на острове Белый и были засыпаны снежной лавиной.
   На следующий день бот прошел вдоль юго-восточного берега острова Белый и повернул на север. И вот моряки в первый раз за это плавание увидели кромку льдов в точке с координатами 81°21 с. ш. и 34°06 в. д.
   Так как навигация в Арктике в это время уже заканчивалась, руководитель экспедиции не стал дальше рисковать, и судно повернуло на юго-восток, а затем, идя вдоль кромки льда, возвратилось в северную часть Баренцева моря.
   14 сентября бот вошел в пролив Найтингел и затем в Британский канал Земли Франца-Иосифа. Льды в канале не позволили судну зайти в бухту тихая на острове Гукера, где уже год работали 11 зимовщиков отечественной полярной обсерватории, и пришлось стать на якорь у острова Уиндворт.
   Через день экспедиция повторила попытку пройти в бухту Тихая, но после получения радиограммы о том, что заход бота к обсерватории не нужен, повернула на юго-запад к островам Земли Короля Карла, там вышла на Кольский меридиан и направилась к югу. 23 сентября бот возвратился в Полярный, выполнив за рейс более 300 промеров и 26 полных океанологических станций.
   Результаты этого необычного исследовательского рейса наглядно показали, что ледовый прогноз Н. Н. Зубова был верен. Небольшой бот свободно плавал в высоких широтах в такое время, в которое до него еще никто не плавал, кроме самого мощного в то время в мире ледокола «Красин». Причем с борта бота непрерывно проводили океанологические работы по измерению температуры и солености воды на различных горизонтах, отлову планктона и извлечению со дна образцов осадочных пород.
   О напряженном рабочем ритме во время этого рейса свидетельствуют записи в дневнике начальника экспедиции: «Станция продолжается час-полтора, потом идут промеры – пять между станциями (с помощью лота – груза на конце проволочного лотлиня, ведь эхолотов на отечественных судах тогда еще не было. – Прим. авт.) – и опять станция. Тут уж все загружены работой полностью. Промежуток между концом одной и началом другой станции при попутном ветре, как это мы имеем сейчас, около пяти часов. Надо приготовиться, надо убраться, надо умыться, и для сна остается немного. В эту работу надо втянуться. Когда дорываются до подушки, все засыпают сразу, и мертвым сном».
   Уже в рейсе Н. Н. Зубов обдумывал план новой экспедиции. Перед поворотом судна на юг он радировал: «Возвращаюсь. Баренцевом море льдов нет. Надо ожидать затянувшуюся осень, мягкую первую половину зимы, благоприятные ледовые условия Карском море будущий год». Он смело давал прогноз и по Карскому морю, куда, по его мнению, должна была переместиться волна тепла из Баренцева моря.
   Ледовый прогноз Н. Н. Зубова на 1931 и 1932 гг. полностью подтвердился. И он лично возглавил экспедицию на «Н. Книповиче» в 1932 г. Профессор Алексей Дмитриевич Добровольский, выполнявший в этой экспедиции обязанности гидролога, позже вспоминал: «Чтобы работать в проливе между Землей Франца-Иосифа и Новой Землей, корабль должен был обойти архипелаг Земля Франца-Иосифа либо с юга, либо с севера. Первый путь был проще, но второй – несравнимо заманчивее: ни один корабль еще не огибал Землю Франца-Иосифа с севера, и о глубинах моря, о температуре и солености вод, омывающих этот архипелаг с севера и востока, ничего не было известно.
   Однако включать в обязательную программу такие наблюдения было слишком рискованно. Поэтому вариант обхода Земли Франца-Иосифа с севера был как бы условным: решили пойти этим путем, если представится возможность. О том, что это возможно, говорил анализ температуры атлантических вод. Температура Нордкапского течения все еще держалась выше средней, и можно было предполагать, что максимум температуры, наблюдавшийся на Кольском меридиане в 1930 г., в 1932 г. продвинется в район между Землей Франца-Иосифа и Северной Землей и значительно уменьшит здесь ледовитость».
   18 августа 1932 г. «Н. Книпович» вышел из Полярного. Уже на следующий день пришлось укрыться от шторма у полуострова Рыбачий. 20 августа бот направился на север, но еще четверо суток сильный северный ветер не позволял производить исследовательские работы. Судно продвигалось на север со скоростью всего 1–2 узла. 27 августа слева на северо-западе показалась кромка льда, а еще через сутки исследователи увидели весь окруженный льдами остров Белый.
   Судно повернуло на восток к острову Виктория, отыскать который оказалось совсем не просто из-за плохой видимости. Да и обозначен он был на карте не совсем верно. Экспедиция обошла остров, описала его и отметила на карте. Высадиться на него было очень трудно. Лед, которым был покрыт остров, обрывался отвесной стеной прямо в море. Исследователи обнаружили на северо-восточной оконечности острова небольшую косу, которая выходила из-подо льда. Вот на нее и высадилась береговая партия, которая в торжественной обстановке впервые подняла Государственный флаг СССР на этом, самом северо-западном острове отечественного сектора Арктики.
   Затем бот прошел далее на восток и 30 августа подошел к Земле Александры – самому западному острову Земли Франца-Иосифа. Так был выполнен океанологический разрез между островом Белым и Землей Франца-Иосифа, характеризующий водообмен Баренцева моря с Центральным арктическим бассейном.
   Используя благоприятную ледовую обстановку, судно направилось к северу по меридиану 42° в. д. и подошло к кромке льдов на параллели 82°05 с. ш. На этой же широте бот встретил льды и в экспедиции 1931 г.
   Судно повернуло на восток и прошло к самому северному острову архипелага – острову Рудольфа, где за 18 лет до этого был похоронен лейтенант Георгий Яковлевич Седов, скончавшийся на пути к Северному полюсу. В 1932 г. на острове по плану Второго МПГ заканчивали постройку полярной метеостанции. Н. Н. Зубов уточнил у полярников, что льдов в проливах между островами Земли Франца-Иосифа в том году было мало и что ледокольный пароход «Малыгин» смог дойти до параллели 82°15 с. ш., не встретив тяжелых льдов. Исходя из предварительного ледового прогноза и учтя новые данные, руководитель экспедиции принял решение следовать далее на восток севернее Земли Франца-Иосифа.
   1 сентября исследователи благодаря исключительной чистоте арктического воздуха и прекрасному солнечному освещению имели возможность наблюдать панораму островов Земли Франца-Иосифа у Британского канала от Земли Георга на южном входе в канал до острова Рудольфа на северном его завершении.
   В ночь с 1 на 2 сентября бот обогнул самую северную точку архипелага – мыс Флигели на острове Рудольфа. Далее судно повернуло на юго-восток и вскоре подошло к Белой Земле — первой земле, увиденной Ф. Нансеном в 1895 г. при возвращении на юг к Земле Франца-Иосифа после неудачной попытки достичь на собачьих нартах Северного полюса по льду.
   Ф. Нансен считал, что Белая Земля состоит из двух островов, названных им в честь жены и дочери – островами Евы и Лив. Экспедиция подошла совсем близко к этой земле и выяснила, что она является одним островом.
   Маршрут плавания бота «Н. Книпович» в 1932 г.
   Исследователи из уважения к заслугам Ф. Нансена решили назвать этот остров объединенным именем Ева-Лив. Судно форсировало ледовые перемычки и продолжило движение на восток. Н. Н. Зубов знал, что в случае необходимости он сможет повернуть в проливы между островами Земли Франца-Иосифа, почти свободные ото льдов, и пройти по ним на юг.
   2 сентября бот подошел к острову Грэм-Белл – самому восточному в архипелаге. Протяженность этого острова по меридиану около 40 миль, так что боту достаточно было для прохода вдоль него на юг 6–7 ч. Но за это время погода могла резко измениться. Сильный ветер мог нагнать льды и надолго задержать в них у берега небольшое судно. Но пока погода оставалась прекрасной, льдов было мало, и Н. Н. Зубов решил не менять курс и двигаться на юг. Как он впоследствии писал: «Риск был, но нельзя же никогда и ничем не рисковать».
   Льды становились все сплоченнее, а у мыса Кользат — самого восточного мыса острова – судно натолкнулось на стену многолетнего припайного льда. Пришлось отходить на восток. Через несколько часов судну удалось выйти в район более легких льдов. Бот направился на юго-восток к берегам Новой Земли, а ученые возобновили океанологические исследования. При следовании на юго-восток к мысу Желания – самому северному мысу Новой Земли – льды становились все сплоченнее. Тогда судно отвернуло на запад.
   5 сентября в тяжелых льдах была сильно повреждена ледовая обшивка судна. Пришлось остановиться и ждать перемены ветра. Действительно, погода стала портиться, подул сильный северо-западный ветер – «ледокол норд-вест», как шутя его называл начальник экспедиции. Льды разредились и появились разводья, направленные к югу. По ним судно и продолжило плавание. Наконец «Н. Книпович» вышел в чистую воду и повернул по ветру к Новой Земле.