Действуй путчисты в Москве более уверенно, Виктор и Елена Батурины, скорее всего, остались бы без денег и без техники. Да и в остальных начинаниях вряд ли им сопутствовал бы успех. Ведь именно в дни путча Юрий Лужков проявил себя как один из самых преданных и притом эффективных союзников Бориса Ельцина.
   Вопреки требованиям ГКЧП, Лужков отказался выпустить распоряжение о запрете митингов и демонстраций. Начал обзванивать руководителей московских предприятий, требуя от них выделить технику и стройматериалы для строительства баррикад.
   Если бы «путчисты» взяли верх, судьба Юрия Лужкова и его новоприобретенных родственников сложилась бы незавидно.
 
   Между тем Виктор Батурин, узнав в Риге от своего знакомого о введении чрезвычайного положения, тут же сел в машину и уже к утру 20 августа был в Москве. На подъезде к столице он встретил колонны бронетехники. Но спустя пару дней ситуация в Москве разрядилась. Сделки с военным имуществом удалось довести до конца.
   «Этот „бизнес“ принес нам с сестрой в 1991 г. несколько миллионов рублей. Именно с этих „военных“ денег и берет свое начало „Интеко“», – вспоминает сегодня Виктор Батурин.
 
   Впрочем, более существенное для будущего бизнеса «Интеко» событие произошло 6 июня 1992 г. Указом Бориса Ельцина Юрий Лужков, в реальности и так уже полностью контролировавший столичную власть, был назначен мэром Москвы. В этой должности он отработал 18 лет, 3 месяца и 22 дня, лишившись ее лишь в сентябре 2010 г. Ну а Елена Батурина, в 1992 г. – начинающий кооператор, сколотивший на посреднических операциях первый стартовый капитал, – сегодня занимает 27-ю строчку в списке богатейших россиян и владеет состоянием в $2,9 млрд.

Глава II
«Интеко». Первые шаги

   Принимал ли Юрий Лужков участие в бизнесе Елены Батуриной или нет? Был ли он в курсе решений, которые жена хочет принять? Делился ли с Батуриной своим видением положения дел в городе, мыслями о перспективах его развития? Конечно же, да. Странно, если бы было по-другому. И странно, если бы Батурина это отрицала. И она не отрицает.
   «Большую часть жизни мы проводим на работе. Если у меня не запускаются на заводе пресс-формы, поставщики срывают сроки, горит заказ… Не сказать мужу?! И смешно, если Лужков, придя домой, не говорит о существующих в городе проблемах», – заявила Батурина в своем первом большом интервью, которое она дала в 1999 г. «Известиям».
   Другое дело, что следует дальше. Батурина утверждает, что окончательное решение принимает тот, кто должен отвечать за него. Подразумевается, что Лужков не отвечает за дела «семейного» бизнеса. А Батурина – за городское хозяйство Москвы. Но в том-то и дело, что в случае с «Интеко» городское хозяйство сложно отделить от интересов семейной компании, полностью интегрированной в городскую экономику.
   Но об этом чуть позже. А пока небольшой экскурс к истокам. Как и с чего начинал Юрий Лужков, обустраивая свою власть в Москве, систему крепкой и мало чем ограниченной власти?

1

   Еще раз вернемся в август 1991 г.
   Вечером 20-го, когда Виктор Батурин подъезжал к Москве по забитому военной техникой шоссе, в осажденном Белом доме обстановка сгустилась. Ельцин сидел в своем кабинете вдвоем с Русланом Хасбулатовым. Раздался звонок, Ельцин взял трубку. На другом конце провода был российский премьер Иван Силаев: «Руслан Имранович, прощайте, Борис Николаевич, прощайте. Сегодня ночью с нами будет кончено. Это достоверная информация. Пусть берут дома. Прощайте…» Ельцин побледнел. Попытался уговорить Силаева остаться в Белом доме, но тот был непреклонен и положил трубку.
   Вскоре, оставив расстроенного Ельцина в одиночестве, Хасбулатов ушел в свой кабинет. Там его застал звонок от московского мэра Гавриила Попова. В своих воспоминаниях Хасбулатов позже написал: «Попов спрашивал, как быть ему с Лужковым [на тот момент вице-мэром Москвы – М. К.]. Ведь у них никакой защиты. А их скорее всего “возьмут” одними из первых». Хасбулатов предложил им добираться до Белого дома пешком – автомобилем было проехать невозможно из-за военной техники.
 
   «Около девяти часов вечера [20 августа 1991 г. – М. К.] мы получили срочную и настоятельную рекомендацию Белого дома немедленно переехать туда, к ним: обстановка стала резко обостряться», – написал Юрий Лужков в своих воспоминаниях, вышедших практически сразу после подавления путча 1991 г.
   Еще вечером 19 августа Лужков разослал префектам административных округов и председателям райисполкомов телефонограмму, в которой приказал московским чиновникам не подчиняться ГКЧП. Тем, кто будет следовать указаниям путчистов Лужков грозил уголовным преследованием. Той же телефонограммой Лужков призывал к организации бессрочной забастовки, требовал от префектов и председателей исполкомов, чтобы те довели содержание телефонограммы до трудовых коллективов на подведомственной территории.
   Характерная деталь – под телефонограммой стояла подпись именно Юрия Лужкова, исполняющего обязанности мэра Москвы. Его начальник, Гавриил Попов, вернулся из поездки в Киргизию лишь вечером 19 августа.
 
   В общем, действительно, Юрию Лужкову в случае победы ГКЧП светило как минимум лишиться своего кресла. А если бы Янаев и его команда решили разобраться со своими соперниками «по-взрослому», то и не только кресла. Лужков с Поповым ближе к вечеру 20 августа эту перспективу отчетливо себе представляли.
   «Мы всерьез раздумывали, где и каким образом нас могут арестовать: в мэрии или дома, вместе или порознь», – позже писал Лужков. В итоге решили оставаться в мэрии, но связались с Белым домом, чтобы получить инструкции, что делать. Хасбулатов сказал – приезжать.
   Все это время Елена Батурина, молодая жена Лужкова, сидела в их квартире и ждала развития событий. Ехать в Белый дом без нее Лужков отказался. Попову ничего не оставалось, как согласиться. С несколькими охранниками сели в автобус, доехали. Батурина спустилась вниз, вынесла сумки с едой. Дальше добрались до московского зоопарка, там пришлось выйти и пойти пешком.
 
   В кабинет Хасбулатова они втроем – Попов, Лужков и Батурина – зашли спустя примерно два часа после телефонного разговора, мокрые от проливного дождя. Появление вместе с Лужковым его жены было для Хасбулатова неожиданным, а потому хорошо запомнилось. В своих воспоминаниях он упомянул об этом отдельно. Пришедшие подробно рассказали Хасбулатову о состоянии дел на улицах, прилегающих к Белому дому, и в центре Москвы. Сказали, что из надежных источников им известно: штурм намечается где-то в полночь или ближе к утру. Не успев толком дослушать рассказ, Хасбулатов пошел к Ельцину – тот почему-то перестал отвечать на телефонные звонки. О своих гостях председатель Верховного Совета вспомнил лишь спустя пару часов. Куда они делись?
 
   Хасбулатов вспоминал: «Кажется, Сергей Филатов сообщил, что они в подвалах. – “В каких подвалах?” – удивился я. – „Обнаружены огромные подвалы, подземные ходы, ведущие к Кремлю и к Старой площади”, – ответили мне».
   Хасбулатов спустился вниз. Впереди шел охранник и освещал путь электрическим фонариком. Подошли к огромной стальной двери. Чтобы ее открыть, пришлось несколько раз провернуть большое металлическое колесо. Внутри был довольно большой зал, где группками слонялись депутаты. На одной из дверей в зале была табличка с надписью «Председатель Верховного Совета». У двери стояло несколько человек из президентской охраны. Хасбулатов открыл и вошел внутрь. Внутри были Попов, Лужков с Батуриной и президент Ельцин. Все четверо пили чай.
 
   В своих воспоминаниях Юрий Лужков достаточно подробно описал ту самую ночь в бункере под Белым домом. Сняв пиджаки, пишет Лужков, почти «по-мирному» обсуждали новые принципы управления городом: его статус в будущей «новой России», работу строительного комплекса, ситуацию с продовольствием и прочее. Правда, Лужков пишет, что сидели втроем – он, Ельцин и Попов. Елена Батурина, которая, по утверждению Хасбулатова, тоже была в бункере, осталась «за кадром». Но ее присутствие в критический момент путча 1991 г. в Белом доме – вполне характерная деталь.
   Батурина – человек решительный и уже тогда не стояла в стороне от дел мужа. Ключевые для семьи решения они принимали (и, надо полагать, до сих пор принимают) и выполняли (выполняют) вместе. Позже злые языки приписывали Юрию Лужкову, ссылаясь на семейный кодекс, 50 % состояния Елены Батуриной. В таком случае, проведя ночь с 20 на 21 августа 1991 г. в бункере под «Белым домом», Батурина и Лужков поделили пополам и все риски, выпавшие на долю Юрия Лужкова.
 
   Как известно, штурма толком ГКЧПисты организовать не смогли. Промозглым ранним утром 21 августа Лужков, Батурина и двое охранников вышли из Белого дома. Прошли через баррикады, сели в ждавшую у зоопарка машину. Без приключений добрались до дома. Батурина осталась в квартире. Лужков на всякий случай сказал ей никому не открывать, а сам уехал на Тверскую, в мэрию. К вечеру того дня стало понятно, что игра, ставки в которой были столь высоки для Юрия Лужкова, выиграна.
 
   О верности Лужкова Борис Ельцин не забыл. В 1992 г. Попов ушел в отставку. Лужков, по согласованию с Ельциным, занял его должность. И в 1993 г. новоиспеченный московский градоначальник вновь подтвердил свою репутацию верного «ельциниста». После президентского указа о роспуске Верховного Совета России Лужков организовал блокаду Белого дома, отключил все коммуникации, электричество и связь. И когда 3 октября 1994 г. толпа взяла штурмом задние мэрии на Новом Арбате, будь там Лужков, ему бы не поздоровилось. Батурина об этом помнит.
   «В 1993 г. один из участников осады Белого дома со стороны тогдашнего Верховного Совета во все мегафоны приказывал стрелять и орал, что повесит моего мужа. Сейчас он член Совета Федерации, уважаемый многими человек… Но я через наших общих знакомых просила передать, что никогда этому человеку руки не подам и не забуду его обещаний повесить Лужкова», – говорила Елена Батурина в своем интервью 1999 г.
 
   Затем последовал расстрел здания Верхновного Совета из танков, а дальше – роспуск Советов народных депутатов по всей стране, то есть слом системы законодательной власти. В Москве это имело результатом установление региональной «диктатуры» Юрия Лужкова.

2

   Когда в 1992 г. Гавриил Попов подал заявление об отставке, депутаты Моссовета потребовали проведения выборов мэра. Однако в условиях уже разгоравшегося конфликта между вчерашними победителями «путча-1991» Борис Ельцин выборы проводить не стал и назначил Юрия Лужкова на должность мэра Москвы своим указом. Моссовет законность указа пытался оспорить, дважды назначал выборы главы администрации Москвы. Однако оба раза суды признавали решение недействительным. Ни в одном из этих случаев Лужков не пытался выставить свою кандидатуру, с самого начала делая ставку на признание выборов незаконными.
 
   Зато на выборах мэра Москвы 1996 г., объявленных уже Борисом Ельциным, Юрий Лужков выиграл с результатом 89,68 %. На выборах 1999 г. – с результатом 69,89 % голосов. Ни один из конкурентов и близко не смог подобраться к показателям Юрия Лужкова. Свою роль сыграли и харизма Лужкова, и активная социальная политика городских властей. Но есть и другие факторы.
   Ершистый Моссовет был заменен послушной Мосгордумой. Городской парламент возглавил «лоялист» Владимир Платонов. «Сепаратизм» московского самоуправления был в ходе административной реформы ликвидирован вместе с самоуправлением. В 1991 г. столица была разделена на префектуры, а префектуры – на управы. И префекты, и главы управ получают свои должности по распоряжению мэра. Иными словами, вертикаль власти в Москве была выстроена лет на десять раньше, чем на федеральном уровне.
 
   Умение держать под контролем ситуацию в столичном мегаполисе и гарантированная лояльность президенту – все это позволило Лужкову прочно стоять на ногах. И стоять на ногах особняком от других.
   Все 90-е годы Лужкову удавалось сохранять независимость от всесильных тогда «олигархических» бизнес-группировок. Хотя отстроить ситуацию именно так у столичного градоначальника получилось не сразу – в начале 90-х московский мэр близко сошелся с Владимиром Гусинским, хозяином холдинга «Мост». Структуры Гусинского заняли несколько этажей в здании мэрии на Новом Арбате. «Мост-банк» был назначен уполномоченным банком Москвы. На обслуживание в банк Гусинского были переведены счета городского бюджета и бюджетных организаций. «Дружба» закончилась одновременно с одним крайне неприятным для Гусинского инцидентом.
 
   В 9.25 утра в пятницу 2 декабря 1994 г. хозяин «Моста» в сопровождении охраны выехал на работу со своей дачи в подмосковном поселке Успенское. Сразу за воротами поселка за кортежем банкира увязалось четыре машины с вооруженными автоматами людьми в масках. Началась погоня: машины Гусинского старались оторваться, а преследователи вклинивались в кортеж, подрезали, обгоняли колонну, а потом резко тормозили. Через 45 минут Гусинский все-таки доехал до здания московской мэрии на Новом Арбате, где располагался «Мост-банк», и бегом бросился в свой офис.
 
   Еще через семь часов сотрудники службы безопасности президента РФ – именно они оказались людьми в масках – под дулами автоматов укладывали охранников «Моста» в грязный снег прямо на автомобильной стоянке перед зданием мэрии. Перепуганный Гусинский наблюдал за этим из кабинета несколькими этажами выше. Представление длилось до 10 часов вечера, после чего люди в масках сдали задержанных охранников в 43-е отделение милиции и уехали.
   Гусинский после этого эпизода на три месяца уехал за границу. А Юрий Лужков принял решение дистанцироваться от опасного партнера, который ввязался в конфликт со всесильным президентским охранником Александром Коржаковым. Уже в январе 1995 г. Лужков подписал распоряжение о создании московского муниципального банка – Банка Москвы, куда теперь и переводилось большинство бюджетных счетов города.
 
   В дальнейшем вплоть до конца 1998 г. Лужков действовал крайне осторожно. По отношению к Ельцину вел себя подчеркнуто лояльно. С людьми из окружения первого российского президента конфликтов избегал.
   О своей преданности Ельцину Лужков не стеснялся говорить вслух. «Готов во всеуслышание заявить: одна моя любовь – Москва, одна любовь – жена, одна любовь – президент. Никому и никогда не удастся поссорить меня ни с кем из них», – это из интервью Лужкова 1997 г.
   Стабильно-позитивные отношения с Борисом Ельциным позволяли Юрию Лужкову удерживать свою «первую любовь» – Москву и ожесточенно сопротивляться попыткам олигархов внедриться в городское хозяйство. Да и не только олигархам. В Москве была реализована собственная схема приватизации госсобственности.
 
   Начнем с того, что московские органы, осуществлявшие приватизацию, были выведены из-под контроля федеральных. Одним из ключевых отличий московской модели было также то, что на чековые аукционы (в которых теоретически мог участвовать любой владелец ваучеров) выставлялись не 29 % акций предприятий, как в целом по России, а лишь 12–15. За городом при этом сохранялись крупные пакеты акций, которые позднее стали реализовываться на специализированных аукционах и инвестиционных конкурсах.
   Как утверждали московские чиновники, такое решение позволило привлечь инвестиции в реконструкцию и развитие предприятий. Это с одной стороны, а с другой – отсечь неугодных будущих собственников. Ну а инвестиции в приватизированные предприятия… В подавляющем большинстве случаев они остались лишь на бумаге. Кстати сказать, по схеме инвестиционного конкурса один из своих заводов в Москве приобрел и «Интеко».
 
   Между тем в 1995 г. Юрий Лужков добился от Бориса Ельцина специального указа, регламентирующего приватизацию в Москве. В нем в числе прочего была прописана модель 49-летних договоров земельной аренды, которая в дальнейшем стала основной формой земельной «квазисобственности» в столице.
   «Квази» – потому что реальным владельцем и распорядителем земли оставалось московское правительство во главе с Юрием Лужковым. А значит, лишь с его разрешения в Москве стала возможной реализация крупных девелоперских проектов. И лишь избранным счастливцам эти решения даются малой кровью.
 
   Разветвленную систему собственного, отличного от федерального, законодательства московские власти при попустительстве Кремля приняли и в других ключевых для городской жизни сферах.
   Все это время «вторая любовь» Юрия Лужкова, – его жена Елена Батурина могла, имея крепкие тылы, делать свой бизнес.

3

   Первым «регулярным» бизнесом Елены Батуриной стало производство изделий из пластмассы. Здесь Батуриной удалось сформировать пусть и небольшой (на фоне сегодняшних миллиардов «Интеко»), но стабильный финансовый поток.
 
   С чего все начиналось?
   Если верить самому первому из опубликованных интервью Виктора Батурина (газета «Время МН», 1999 г.) – то с создания конструкторского бюро, которое проектировало технологическую оснастку для пластмассового литья.
   Сперва был взят в аренду цех с несколькими термопластами (станками для штамповки изделий из пластика). Затем запущен первый завод. А к 1995 г. «Интеко», как говорил Виктор Батурин в интервью 1999 г., владел уже пятью производствами. Три завода были расположены в Москве, один в Московской области, еще один – в Кирове. Выручка компании, по словам Батурина к 1998 г. достигла нескольких десятков миллионов долларов. А суммы, вложенные компанией в приобретение и развитие производства, составили, как утверждал Батурин, несколько миллионов долларов.
   А вот что говорила примерно в то же время Елена Батурина: «Я не приватизировала нефтяные компании, я не являюсь акционером „Газпрома“, мне не принадлежат банки. Один из своих заводов мы приобретали по инвестиционному конкурсу. Если ЗИЛ приватизировали за 5 млн долларов, то я ”живопырку“ свою (300 человек работающих) приватизировала за 1 млн долларов. Как говорят, почувствуйте разницу».
 
   Чем помогал Лужков? Да ничем, хорошо, если не мешал – в таком смысле отвечает Батурина.
   Виктор Батурин, вплоть до конца 90-х годов владевший 50 % «Интеко», говорит немного по-другому: «Я же не виноват, что моя сестра вышла замуж за мэра. Надо быть круглым идиотом, чтобы отказываться от такого родства. И понятно, что … он [Лужков] косвенное влияние оказывал. Хотя бы то, что в бандитский период на меня не наезжали и не обкладывали данью»[1].
   Но, как бы то ни было, отчетность предприятий, вошедших в состав «Интеко», и столичное законодательство позволяют добавить в эту картину дополнительные штрихи.
 
   Флагманом пластмассового бизнеса «Интеко» стал расположенный в промзоне Котляковского проезда завод «Алмеко».
   Краткая история проекта такова. В 1992 г. на одной из выставок в Москве Юрий Лужков зашел на стенд советско-итальянского совместного предприятия «Совпластитал». СП было создано в 1987 г. на базе Ташкентского предприятия «УзБытПластик». Занималось изготовлением садовой мебели, бижутерии, елочных игрушек и прочих изделий из пластмассы. Из всего ассортимента «Совпластитала» Юрию Лужкову больше всего приглянулись пластиковые стулья и столы. Директор СП Александр Мелкумов тут же пообещал наладить в Москве производство подобных изделий. Свое обещание он выполнил.
   Через три месяца завод «Алмеко», где «Совпластитал» выступил в роли соучредителя и поставщика кадров выпустил первую партию продукции.
 
   Казалось бы, какое дело московским властям до проекта какого-то ташкентского СП? И тем не менее в конце 1992 г. московское правительство выпустило специальное распоряжение, касающееся «Алмеко». Некое НПО «Мосгормаш», как выяснилось, владеет на территории промзоны, выделенной под производство «Алмеко», деревообрабатывающим цехом. В цеху производились деревянные поддоны для хлеба, которые затем поставлялись на хлебокомбинаты. Так вот, документ за подписью вице-мэра Бориса Никольского потребовал от НПО «Мосгормаш» в двухнедельный срок передать цех новому собственнику – акционерному обществу «Алмеко». А вместе со зданием – необходимое оборудование и оборотные средства, чтобы новый хозяин мог, не снижая оборотов, продолжить выпуск. Все договора на поставку лотков были переоформлены на «Алмеко».
 
   С одной стороны, конечно, можно предположить, что распоряжение Никольского преследовало цель сохранить производство важной для городской промышленности продукции. Но более вероятна другая причина – обеспечить пусть и небольшим, но верным доходом новорожденный «Алмеко».
   Возникает вопрос: откуда такое расположение к отдельно взятому проекту? Ответ прост. Все дело в том, что это был не чужой для московской мэрии проект. Наряду с «Совпластиталом» учредителем нового предприятия стал Инновационный фонд мэрии. В 1993 г. фонд (в рамках «совершенствования системы управления научно-техническим развитием в г. Москве») был преобразован в Московский комитет по науке и технологиям (МКНТ).
   Если Инновационный фонд мэрии являлся муниципальным предприятием, то МКНТ – акционерным обществом закрытого типа. В чем разница? Прежде всего в упрощении процедур распоряжения вверенным попечению «инноваторам» муниципальным имуществом.
 
   Совет директоров МКНТ возглавил Владимир Евтушенков. Тот самый Евтушенков, который уже в самое ближайшее время начнет растить свою «империю», известную сегодня под названием АФК «Система» (нынешняя стоимость – около $9 млрд, главный актив – оператор сотовой связи МТС). Генеральным директором «Алмеко» был назначен Евгений Новицкий, один из ближайших соратников Евтушенкова. А среди акционеров завода появились компании, связанные с АФК «Система». Вместе с МКНТ они распоряжались контрольным пакетом «Алмеко».
   Но уже в 1995 г. предприятие от «Системы» и городского МКНТ перешло под управление другой не чуждой столичным властям структуры – «Интеко» Виктора и Елены Батуриных. В 1996 г. доля «Интеко» в акционерном капитале «Алмеко» достигла 53 %.
 
   Производство Батуриных росло быстрыми темпами. Если в 1995 г. «Алмеко» выпустило 271 т продукции, то в 1998-м – 2816 т (восьмой показатель в России). Число занятых на предприятии перевалило за 180 человек. Выручка в 1997 г. составила около $3 млн. В 1998 г., правда, продажи «Алмеко» упали до $1,4 млн. Но здесь виноваты кризис и драматическое падение обменного курса российской национальной валюты. Если же считать в рублях, то выручка «Алмеко» достигла в 1998 г. 29 млн против 18 млн руб. годом раньше.
 
   Итак, что имеем? За семь лет в Москве выросло современное производство, одно из крупнейших в своей отрасли.
   Старт проекту дал оборотистый выходец из Узбекистана, уже имевший опыт выпуска изделий из пластика и хорошо представлявший рынок. Однако практически с самого начала проект попал под тесную опеку московских властей. Александр Мелкумов, предприниматель из Узбекистана, от управления был оттеснен. К 1993 г. кураторство над проектом перешло к группе столичных чиновников во главе с Владимиром Евтушенковым, руководителем Московского комитета по науке и технологиям.
 
   А через пару лет Евтушенков передал опеку над перспективным производством в руки родственников столичного мэра. Где-то по ходу были решены и формальные вопросы собственности. С муниципальных структур контрольный пакет акций «Алмеко» был отписан на «Интеко».
   Как именно была структурирована эта операция и сколько средств смог выручить от этой де-факто приватизационной сделки город? В открытых источниках и доступном для изучения городском законодательстве выяснить это сегодня невозможно.

4

   Однако такие подробности известны относительно другого актива «Интеко» – московского завода «Крион». Расположенное в Южном Чертаново предприятие специализировалось на изготовлении и обслуживании линий по производству пластмассовых изделий. Иными словами, это был критически важный элемент будущего «большого пластмассового бизнеса» «Интеко».
   Могли Виктор и Елена Батурина пройти мимо? Разумеется, нет. В мае 1996 г. на нескольких инвестиционных конкурсах Московский городской комитет по управлению государственным имуществом продал 44 % акций «Криона» двум компаниям Батуриных. 30 % акций купила непосредственно «Интеко». 14 % было приобретено через «Алмеко», где Батурины уже распоряжались контрольным пакетом акций. (Еще 5 % акций предприятий Виктор Батурин оформил на себя, выкупив бумаги у менеджмента компании.) Всего за государственный пакет «Криона» «Интеко» заплатила 234 млн руб. Или $47 тыс. по тогдашнему курсу.
 
   Это много или мало? Для сравнения – месяцем раньше, в апреле 1996 г., Московский комитет по управлению имуществом провел конкурс, на котором было реализовано с десяток ведомственных квартир, ставших ненужными городу. Самый дорогой лот – двухкомнатная квартира (43 кв. м) в Кунцево – был реализован за 124 млн руб. Предприятие с сотней сотрудников, участком земли в 2,5 га и производственной площадью около 10 тыс. кв. м по цене двух «хрущевок»…