Страница:
– Так он же пролетарий, – говорю князю, разглядывая грамоту.
– Ну и что? Его заслуги перед обществом, перед москвичами, перед гражданами так значительны, что мы решили присвоить ему этот титул. (По-моему, не князя, а графа. Точно не помню, врать не буду. Скажу лишь, что графский титул дороже.)
– Я спрашивал знающих людей. Все в один голос утверждают, что правом наделять титулами обладает только государь император. В нашем случае – наследник престола. Кроме того, в Европе полно организаций, подобных вашей. Они что, тоже раздают титулы?
– Раздают. Но они не имеют права. Только мы уполномочены Домом Романовых, и в уставе у нас это записано!
– Да в уставе можно записать все что угодно, я сам сочинил уже не один устав, знаю, что это такое.
– Это беспредметный разговор. Давайте перейдем к делу.
– Давайте.
– Я предлагаю вам приобрести поначалу княжеский титул с последующим превращением его в графский. Хорошо звучит – «его сиятельство граф Михаил Александрович Полятыкин!»
– Звучит действительно неплохо. Но ведь я не пролетарий даже, я – крестьянин. Какой из меня граф? Я и вилку держать не умею.
– Научитесь, не боги горшки обжигают. Отправим вас в Париж, там наши люди помогут вам адаптироваться среди этого общества.
– Я, конечно, вам искренне признателен, но пока не готов принять высокое достоинство. Побуду еще какое-то время крестьянином. А как только внутренне созрею – сразу к вам, – откланялся я.
Надеюсь, что Ю. Лужков с присвоением высокого титула забыл свои замашки «дуче», как называли его когда-то периферийные сотрудники «Химавтоматики» за диктаторский стиль руководства и поведения, перестал поедать голыми руками деликатесы с бумаги в гостиничных номерах и в присутствии замерших в почтении чиновников.
Я не психиатр, но могу предположить, что именно отказ от спиртного превратил бывшего «рубаху-парня», душу любой компании в неуправляемого начальника-монстра, которому все позволено. Быть постоянно нацеленным на карьеру, на достижение результата любой ценой очень даже непросто и очень для психики накладно. Но у Ю. Лужкова цель всегда оправдывает средства. И как умный человек он не может не понимать, что достижение цели безнравственными, преступными средствами, с помощью всепроникающей коррупции, взяточничества и цементирования бюрократического аппарата с его полным, безоговорочным, лакейским подчинением себе любимому не может не отразиться на внутренней сущности, не может не способствовать потере человеческого лица и морального стержня тем, для кого хороши все средства и методы в достижении цели. Даже если она и благая. Или кажется таковой.
Выход энергии, снятие стресса необходимы каждому нормальному человеку, а работающему в режиме перпетуум-мобиле, как Ю. Лужков, особенно. Возможно, именно грубость по отношению к подчиненным спасает его от стрессов.
Вот что он сам говорит по этому поводу:
– Я не могу принять по отношению к себе определение «конфликтный». И жесткость, и конфликтность в характере присутствуют. Однако конфликтую я исключительно в интересах дела, которому служу и которое стараюсь по мере моих сил делать добросовестно. Я не думаю о том, как выгляжу в тот или иной момент на работе, не забочусь о последствиях того или иного шага, если вижу препятствия на пути к цели. Для меня дисциплина исполнения – основа действия, основа продвижения на любом направлении. Принципиально для меня – сделал или не сделал, а молишься ты в православном храме или посещаешь мечеть – для меня безразлично, – подчеркивает он.
Пора, однако, вернуться и к нашим баранам – эпизоду со спиртным.
Было около одиннадцати утра, когда я приехал в дом на Тверской, 13, и почти сразу был принят, поскольку до того встреча не раз откладывалась, переносилась и отступать было некуда – речь шла о беседе, которая должна была послужить дополнительным материалом для одной из глав моей книги «Тореро в кресле мэра».
Ю. Лужков сразу пригласил в комнату отдыха, где стоял наготове электросамовар, чашки, наструганные во множестве бутерброды на любой вкус – лет несколько назад был только один вид – с колбасой. Пока мы разогревались, пока я готовил хозяина подсобки к откровенности в интервью, пришел В. Ресин. Увидев кипящий самовар и накрытый стол, присвистнул.
– Вот это закуска…
На что я быстро отреагировал:
– Да кто ж нальет-то…
– А ты будешь? – спросил хозяин.
– Почему бы мне и не быть? Я не скрываю видимых пороков, но тайных нет при этом у меня, – процитировал я строчки собственных стихов. – И потом – у меня выходной день, имею право.
Ю. Лужков встал, протиснулся между нашими ботинками – боковушка для его масштаба просто крошечная – подошел к холодильнику, достал бутылку «Столичной» с черной этикеткой.
– Мне тащат, а я-то не пью, – не то с гордостью, не то с горечью констатировал он, наливая при этом водку в фужер для шампанского. – Извини, рюмок не держу…
Я с должным уважением отнесся к посудине, в которую налили, мысленно прикидывая, что с этим делать. Выпивал когда-то одним взмахом руки граненый стакан, но с тех пор многое изменилось во мне. Да и вокруг.
Сделал три глотка, поставил, закусил. Включил диктофон и задал первый гадкий вопрос. Сделал еще три глотка, поставил, закусил, задал следующий вопрос. Оценил удобство такого конвейера – не надо отвлекаться на посторонние разговоры типа: подавай стопку, наливать буду, да и самому не надо ее подставлять. Опять же: никто не считает, сколько ты уже опрокинул стопок, и не будет мыть тебе кости по этому поводу. Тот же приятель юности Ю. Лужкова, что рассказал про «Голубой Дунай», до сих пор помнит, как они за один заход принимали по 10 стопок в 50 граммов каждая.
Прошло больше часа. Вошел А. Музыкантский, за ним толпился еще кто-то из тех, кому дозволялось сюда заглядывать, – таковых, кстати, были единицы. Я понял, что пора уходить.
– Все, – говорю, – я пошел, спасибо.
– Ты куда? – спросил хлебосольный хозяин, – а допивать кто будет?
– Да мне не выпить столько…
– А мне что, из фужера обратно в бутылку ее выливать?
И только теперь, взяв в руку бокал, я понял: такое мог сказать только наш человек. Только воспитанный в хорошо и регулярно пьющей среде, только сам познавший вкус, цвет, запах и цену этого исконно русского напитка. Последнее дело среди наших – слить напиток в бутылку и вовсе западло – выплеснуть его в раковину. Короче, я напрягся, выпил, закусывать не стал, вопросов больше не задавал, а быстро ретировался.
Сам непьющий мэр никогда не останавливает других, а иногда предлагает и тосты. Так бывало на приемах правительства Москвы в Кремле, так происходит это и в последнее время, когда приемы устраиваются в Гостином дворе. При этом он точно не лицемерит, как в некоторых мелочах.
Как-то во время чаепития в боковушке он вдруг спросил, по-моему, ни с того ни с сего:
– Что тебе подарить?
– Ничего мне не надо! – опешил я от неожиданности, а он между тем из стопки разного рода блокнотов, календарей и прочей муры уже вытащил один, достал из картонной упаковки. С золотым образом, с застежкой, блокнот смотрелся красиво.
– Держи, – протянул его Лужков, я поблагодарил, а когда стал заталкивать подарок в дипломат, нечаянно загремел бутылками – прихватил в надежде поменять на полные, а поскольку не удалось, так и таскал пустые с собой.
– Что там у тебя? – спросил он.
– Да вот бутылки таскаю, водки купить не могу. В баню собрался, а спиртного нет…
Он открыл холодильник, покопался в его недрах и достал бутылку армянского коньяка «Двин» десятилетней выдержки, который я, честно говоря, ни разу в жизни не пробовал.
Когда писал первую книгу о нем – совершенно искреннюю по тому времени и по моему тогдашнему отношению к нему – предложил поделиться гонораром на вполне законных основаниях. Он наотрез отказался, заявив, что работает не за гонорары. Я удивился, поскольку к тому времени уже знал, что он получал на домашний адрес по улице Александра Невского гонорары за подготовленные и подписанные псевдонимом «Б. Яковлев» материалы в «Вечерке» об августовском 1991 года путче под общим названием «Момент истины». Потом он издаст книжку на деньги В. Евтушенкова и на гонорар, как сам же неоднократно доказывал дотошным журналистам из недружественных изданий, будет обучать в Швейцарии младшего сына. Каким же должен быть этот гонорар?
Мало примеров лицемерия? Совсем свежий. У всех на слуху неоднократные заявления Ю. Лужкова о том, какой он законопослушный представитель исполнительной власти. А если что-то где-то кто-то в правительстве России считает, что это не так, что он поступает противозаконно, – на такой случай есть самый гуманный, самый справедливый российский суд – пусть он решает. Так говорит на публике. И вдруг на заседании градостроительного совета, где речь шла о восстановлении спаленного Манежа, когда кто-то из ученых мужей заикнулся о необходимости соблюдения закона, Ю. Лужков заявил:
– Что такое закон? Закон – не догма. Закон – это повод пофилософствовать…
Похоже, и в самом деле ничего и никого не боится, а на общественное мнение ему вообще-то наплевать.
Этот законопослушный руководитель нарушает все, что можно и что нельзя. Трудовое законодательство, постановления собственного правительства и свои как мэра распоряжения. Конечно, исключительно в случаях, когда ему это необходимо и выгодно.
Вы не поверите, но меня до сих пор – а прошло 10 лет с того момента, как я покинул кресло главного редактора газеты «Тверская, 13», – не уволили по закону. Согласно постановлению правительства и уставу редакции главный редактор назначается и освобождается постановлением правительства Москвы. Так вот, постановление о назначении есть, а об освобождении – так и нет. Во всяком случае я его не видел и не расписывался в том, что ознакомлен.
Не существует в природе и акта приемки-передачи предприятия «Редакция газеты «Тверская, 13» от одного руководителя другому, как это предусмотрено всеми существующими нормами и правилами.
Я нанимал адвоката, судился, но, как вы понимаете, проиграл. Во-первых, опоздал по болезни с подачей искового заявления, во-вторых, адвокат – не буду называть его фамилию, поскольку он уже умер, – попросту испугался приглашать тех людей из аппарата мэрии, которых я хотел представить как свидетелей. Да и они сами не горели желанием засветиться в суде на таком процессе. Бывший заместитель заведующего секретариатом Ю. Лужкова, старейший аппаратчик – сидел еще при В. Промыслове – В. Шаповалов так в лоб и заявил:
– Я против Лужкова никогда не пойду.
И правильно, подумал я, куда попрешь, если после ухода из секретариата пристроили на должность председателя Союза театральных деятелей, поди плохо. Чтобы изобразить правосудие, суд только с четвертого захода постановил не восстанавливать меня в должности – и на том спасибо.
В том, что Юрий Михайлович – хозяин своего слова, захочет – даст слово, захочет – отберет его обратно, убеждает сюжет, показанный по одному из центральных каналов. Когда ему доложили о преимуществе учебников на электронных носителях, он как человек прогрессивный сразу принял решение начать в школах Москвы эксперимент по внедрению этого прогрессивного типа учебников и во всеуслышание заявил об этом.
Но вот наступил новый учебный год. К нему в кабинет вошел гендиректор ОАО «Московские учебники» С. Линович и доказал, что если перейти на электронику, то вся полиграфическая база, которая кормится от издания учебников на бумаге, останется без работы. А это породит новые проблемы. Юрий Михайлович передумал и свое решение об эксперименте отменил. И правильно сделал. Потому что 70 процентов акций этого на 2/3 госпредприятия, которое получает кучу денег из бюджета, принадлежит – кому? Правильно – Е. Батуриной.
– С детства расквашенный нос и синяки нисколько меня не смущали, – утверждает Ю. Лужков. – У нас на Москве-Товарной ценились смелость, верность и умение терпеть. Теперь это называется держать удар.
Свидетельствую: он умел это делать и совсем недавно. Не говорю «умеет», поскольку фактически ожидать удара ему до недавнего времени было неоткуда. Разве что по ногам во время футбольных баталий членов правительства Москвы. Как-то после очередного матча он с видимым удовольствием сложил два кулака и сказал:
– Вот такой синячище у меня на ноге! Но мы победили…
И столько было гордости в этой фразе, столько азарта и самодовольства от того, что «синячище», и от того, что победили. И в этом он весь: готов лечь костьми, но победить.
Футбол – его страсть. Он ездил на тренировки в Лужники чуть свет и по субботам не для того, чтобы, как неоднократно утверждал, сплотить свою правительственную команду и чтобы все «игроки» были в хорошей физической форме, а скорее для того, чтобы удовлетворить эту свою страсть. Однажды в боковушке в стакан с кипятком бросил не заварку, а какой-то порошок.
– Что это? – чуть не в один голос вскрикнули мы с приятелем, который напросился со мной к нему на прием.
– Не знаю, лекарство какое-то. Третий день уже температура, черт знает что…
– Небось на стадионе простудились…
– Да нет. Хотя в футбол играл.
– И зря. Нельзя с температурой.
Много раз приходилось слышать от госслужащих и предпринимателей разговоры о том, что надо как-то вклиниться в футбольную команду к Лужкову, – неважно, играть «за» или «против», лишь бы на поле. В таком разе гораздо проще будет решать проблемы продвижения по службе и бизнеса. Предлагали воспользоваться этой замочной скважиной и мне.
– Я, во-первых, не футболист, а журналист, а во-вторых, себя уважаю и решать проблемы через сауну не намерен, унизительно это.
Ходили и разговоры, что членов своей спортивной команды он бережет и обороняет. Но после очередных выборов уволил префекта В. Систера, который с ним играл, и А. Брячихина, который в мяч – ни в зуб ногой. Вот и пойми его…
А что до продвижения по службе «футболистов», то лично мне наверняка известен один случай: вратарь М. Щербаченко из заместителей руководителя пресс-центра мэрии выбился – думаю, со 100-процентной протекцией С. Цоя, имеющего огромное влияние на мэра неизвестного происхождения, – в руководители Департамента по телекоммуникациям и СМИ. Правда, музыка играла недолго, он быстро проворовался и ретировался. Но Ю. Лужков такие «свои» кадры не бросает и не сдает – вратарю придумали должность – «руководитель издательских проектов».
Это он сочиняет то, что успевает украсть у других авторов, стоял и, скорее всего, стоит у кормушки с грантами, на которые, например, издательство «Олма-пресс» выпускает книги самого Ю. Лужкова и М. Щербаченко – о нем. А все обыскались протекционизма и коррупционизма. Упрям Ю. Лужков в достижении цели. Он добьется разгона комиссии Ю. Болдырева, в то время Главного госинспектора контрольного управления администрации президента, которой так и не позволит влезть в тонкости махинаций со столичной собственностью, устранит главного редактора «Российской газеты» Н. Полежаеву за критические выступления, приручит «Новую газету» и прочие СМИ. На этом месте можно ненадолго остановиться и оглянуться. Если бы в то время Ю. Лужков не стал так рьяно отстаивать своих подчиненных, не лег бы грудью на эту амбразуру, то сегодня мы бы имели в Москве совершенно иную картину. Его не изгнали бы с должности с позором, коррупция не пустила бы такие глубокие корни в тело власти, и префекты округов не становились бы в одночасье ворами и взяточниками, а руководители районных управ не кидались бы с первых дней отбивать суммы, которые они отдали за должность – из первых уст знаю, что не так давно эта должность стоила «всего» 100 тысяч долларов. Думаю, теперь она гораздо дороже.
Наверное, новоиспеченный мэр заступался за «своих» не из корыстных побуждений, а исключительно в силу той черты своего характера, которая не позволяла кому бы то ни было влезать в его «хозяйство». Типа сами наследили, сами и вытрем. Не вытерли. А люди при больших и малых креслах поняли, что у них появилась такая спина, которая может прикрыть всех и вся, списать любые безобразия и оборонить от любых наскоков.
Подоспела к этому моменту и инициатива Г. Попова о поощрении чиновников, которые помогают внедряться бизнесу. Именно он на одном из заседаний правительства предложил оплачивать услуги госслужащих в размере 10 процентов от суммы заключаемого договора или сделки. Так родился в городе Москве «откат», отцом которого является Г. Попов. Каким выбухал его ребеночек теперь, все знают, только никто не может понять, что теперь с этим дитятей делать – слишком большой, слишком умный, слишком изворотлив, слишком сладок. Из «откатика» родился «откат», из «отката» – «откатище». А дальше нас ждет геометрическая прогрессия и гомерический хохот над властью, выпустившей джинна из бутылки, тех, кто никогда и ни под каким видом не откажется от блюда под названием «откат».
– Если я стану утверждать, что люблю критику, вы ведь мне все равно не поверите, – говорит Ю. Лужков. – И, по-моему, любовь к критике – это патология. Совершенно нормально, что ее не любят все, и я не исключение. Тем не менее признаю объективную, основанную на фактах, конструктивную критику. Ту, которая в перспективе помогает принять правильное решение, найти верный ход.
Скажем, за плохие дороги и мусор во дворах нас только ленивый не критикует, да и мы сами, как я однажды заметил, уже люди с понятием, видим недоработки и прилагаем максимум усилий, чтобы навести здесь порядок. И сдвиги есть.
Злобную же, злопыхательскую субъективную, позерскую и хамскую критику не приемлю и никогда не приму. Я почти никогда не отвечаю на такую критику в печати, считая это ниже своего достоинства, и стараюсь не делать рекламу хамству от пера. Зато в судах мои иски к различным изданиям, в том числе и зарубежным, рассматривались неоднократно, и ни в одном мне не было отказано, все дела я с моими адвокатами выиграл.
– Было бы странно, если бы вы их проиграли…
– Почему? Ведь все меняется, меняется и судопроизводство, и сегодня можно уверенно говорить о заметном прогрессе в рассмотрении дел, когда судьи не заглядывают в анкеты сторон, а руководствуются буквой закона. И я подобные изменения только приветствую. Никогда правового государства нам не построить, если третья власть будет бесправной и безвластной, – уверен Ю. Лужков.
И как правильно говорит! Но лукавит, Парамоша, ох как лукавит!
Но давайте послушаем дальше:
– Я могу оценить моральный ущерб от критики и в 500 миллионов – его ведь руками потрогать нельзя. Что если для меня моя нынешняя должность – это единственная возможность реализовать себя, добиться успеха в жизни? Мне на материальные блага, скажем, наплевать, я могу в другом месте заработать больше. Но я очень щепетилен до того, что касается чести и достоинства. Обливание помоями в печати образует вокруг моего имени вакуум, я теряю точку опоры, я надломлен, не могу продолжить исполнение обязанностей в полном объеме. Нет, моральный ущерб дорого стоит…
Смелость, граничащую с хамством, он продемонстрировал в свое время на трибуне Верховного Совета России, рассмеявшись в лицо депутатам, грозившим снять его с должности, – с того исторического момента он стал известен всей России.
А не боялся потому, что знал: депутаты с ним ничего поделать не смогут – не они его выбирали и не им его снимать. Именно безнаказанность определила его тогдашнее поведение. Позже Ю. Лужков признается, что только развитие демократии в стране и самоуправление допускают такие выходки, о которых прежде и подумать было невозможно. Подобное бесстрашие мог бы продемонстрировать в те времена любой большой чиновник, однако самому Ю. Лужкову страх присущ так же, как и нам, простым смертным.
– Шеф никогда не садится на переднее сиденье и никогда не разрешает открывать окна, – сказал как-то его телохранитель.
Не знаю, с какого момента он ездит именно так, как сказал охранник, возможно, после инцидента в Останкине, когда его машину остановила толпа человек этак в 300. Он ехал на свою любимую передачу про самого себя, любимого, и якобы про город, сидел на заднем сиденье «Волги» справа, я – в центре, Цой – слева, а впереди – охранник с рацией. В те времена его не сопровождали мигалки и джипы, позади нас плелся «жигуленок» с опером и тогдашним председателем КГБ по Москве и области В. Савостьяновым. С ним, кстати, Ю. Лужков поддерживал теплые отношения – гулял у него на 45-летии в Жуковке, назначил командовать Московским нефтеперерабатывающим заводом.
Толпа показалась недалеко от телецентра – с транспарантами, красными, черными и желто-черными флагами. Все напряглись в нашей машине. Охранник нажал на все кнопки дверей, водитель то ли от незнания, то ли с перепугу свернул за толпой – и тут же выяснилось, что нам ехать надо было прямо.
Захолодало, когда двое шпанистых парней прямо перед машиной остановили трамвай. Мне и самому было хреновато, а Ю. Лужкову, видно, еще хуже. Он весь напрягся и побледнел. Наверное, подумал, что это заранее спланированная акция и сейчас его начнут вытряхивать из машины. Скорее всего, так бы оно и случилось, если бы он тогда катался с мэрскими знаками отличия, а так – все обошлось. Из машины сопровождения вышел мент, прогнал трамвай, и мы двинулись дальше. И в передаче он выглядел молодцом.
В общем-то, отношения с телевидением у Ю. Лужкова складывались постепенно, и на наших глазах прошли все этапы развития – от неприятия до любви взасос и аж до «мочилова». Что до использования этого мощного инструмента промывания мозгов и политического воздействия, то об этом чуть позже, а здесь я хочу остановиться на тех нюансах, которые подчеркивают всю противоречивость характера Ю. Лужкова.
В самом начале своего восшествия на столичный престол в глазах публики старался выглядеть демократом и революционером, и у него это неплохо получалось. В. Познер – не нынешний, хотя и теперь он его приглашал, а давнишний, скажем, «ранний» на российском телевидении Познер пригласил Юрия Михайловича в свою передачу сразу после утверждения его на посту премьера. Ю. Лужков пришел на передачу чуть ли не со всем своим кабинетом, а когда ведущий пригласил желающего – одного из них – на «кресло истины», где надо было отвечать на гадкие и каверзные вопросы умного и по-доброму въедливого Познера и телезрителей, уселся в него сам. Но мог ведь и не садиться! У него одних первых заместителей уже тогда было несколько, не говоря о прочих. Но в нем, видно, живет неистребимый дух, неистребимая жажда испытать себя в различных ипостасях, проверить судьбу-злодейку на всех «плахах», которые подворачиваются на тернистом пути руководителя такого ранга. Которые при любом режиме будут нужны и при верховенстве любой партии будут подставляться под народное возмущение в первую очередь.
Ю. Лужков умело отбивался от наседающих зрителей, уворачивался от вопросов ведущего, поскольку предмет знал, в клоаку плодоовощного комплекса и хитросплетения городского хозяйства вник настолько, что мог не бояться любых вопросов. Конечно, никто не постиг истину на этой передаче, и кресло ждало очередного испытуемого, но Ю. Лужков доказал: могу и здесь.
Вспоминаю и еще одну передачу, она шла по российскому уже каналу и называлась «Без ретуши». Человек 10 журналистов клевали Лужкова разными гадкими вопросами типа: «Зачем вы набрали в правительство прежних аппаратчиков?» Юрий Михайлович выглядел молодцом. Он вообще-то берет в большинстве подобных случаев откровенностью и напором, не говоря, конечно, о скорости соображения и умении сформулировать мысль.
Мне особенно понравился ответ на вопрос, не кажется ли ему его карьера головокружительной. На что он, опять же, по-моему, совершенно искренне, ответил, что каждый вечер ложится спать и встает утром с чувством глубокой неудовлетворенности собой и тем, что удалось накануне сделать. (Да и вопрос звучал походя, что-то вроде: «За последние годы вы четырежды ложились спать в одном качестве, а просыпались в другом, в новой уже должности?»)
Потом ведущий решил напомнить всем, что он здесь хозяин и имеет потому первоочередное право задавать вопросы. И спросил, почему, дескать, в вашем коррумпированном городском правительстве никого до сих пор не посадили?
Надо было видеть, как вскинулся Лужков! И надо знать его характер, чтобы понять или предвидеть реакцию на такой провокационный, по его мнению, вопрос.
– А где факты? – спросил он возмущенно и затем уже заговорил о том, что для подобных заявлений надо иметь хотя бы немногое: объективные факты.
На что ведущий вяло – явно не ожидал такого отпора – парировал: «А дело Трегубова? Он ведь даже еще не отсидел свой срок…»
– Я в то время даже в Мосгорисполкоме не работал, – среагировал премьер, и его противнику крыть стало нечем.
Передача в результате оказалась смазанной и оставила неприятное впечатление.
Короче, когда он после встречи с американцами в Белом зале Моссовета вошел в приемную и кивнул – пошли, дескать, – разговор завязался сразу вокруг передачи. В нем участвовали первый вице-премьер Б. Никольский, депутаты О. Орлов, управделами В. Шахновский.
– Ну и что? Его заслуги перед обществом, перед москвичами, перед гражданами так значительны, что мы решили присвоить ему этот титул. (По-моему, не князя, а графа. Точно не помню, врать не буду. Скажу лишь, что графский титул дороже.)
– Я спрашивал знающих людей. Все в один голос утверждают, что правом наделять титулами обладает только государь император. В нашем случае – наследник престола. Кроме того, в Европе полно организаций, подобных вашей. Они что, тоже раздают титулы?
– Раздают. Но они не имеют права. Только мы уполномочены Домом Романовых, и в уставе у нас это записано!
– Да в уставе можно записать все что угодно, я сам сочинил уже не один устав, знаю, что это такое.
– Это беспредметный разговор. Давайте перейдем к делу.
– Давайте.
– Я предлагаю вам приобрести поначалу княжеский титул с последующим превращением его в графский. Хорошо звучит – «его сиятельство граф Михаил Александрович Полятыкин!»
– Звучит действительно неплохо. Но ведь я не пролетарий даже, я – крестьянин. Какой из меня граф? Я и вилку держать не умею.
– Научитесь, не боги горшки обжигают. Отправим вас в Париж, там наши люди помогут вам адаптироваться среди этого общества.
– Я, конечно, вам искренне признателен, но пока не готов принять высокое достоинство. Побуду еще какое-то время крестьянином. А как только внутренне созрею – сразу к вам, – откланялся я.
Надеюсь, что Ю. Лужков с присвоением высокого титула забыл свои замашки «дуче», как называли его когда-то периферийные сотрудники «Химавтоматики» за диктаторский стиль руководства и поведения, перестал поедать голыми руками деликатесы с бумаги в гостиничных номерах и в присутствии замерших в почтении чиновников.
Я не психиатр, но могу предположить, что именно отказ от спиртного превратил бывшего «рубаху-парня», душу любой компании в неуправляемого начальника-монстра, которому все позволено. Быть постоянно нацеленным на карьеру, на достижение результата любой ценой очень даже непросто и очень для психики накладно. Но у Ю. Лужкова цель всегда оправдывает средства. И как умный человек он не может не понимать, что достижение цели безнравственными, преступными средствами, с помощью всепроникающей коррупции, взяточничества и цементирования бюрократического аппарата с его полным, безоговорочным, лакейским подчинением себе любимому не может не отразиться на внутренней сущности, не может не способствовать потере человеческого лица и морального стержня тем, для кого хороши все средства и методы в достижении цели. Даже если она и благая. Или кажется таковой.
Выход энергии, снятие стресса необходимы каждому нормальному человеку, а работающему в режиме перпетуум-мобиле, как Ю. Лужков, особенно. Возможно, именно грубость по отношению к подчиненным спасает его от стрессов.
Вот что он сам говорит по этому поводу:
– Я не могу принять по отношению к себе определение «конфликтный». И жесткость, и конфликтность в характере присутствуют. Однако конфликтую я исключительно в интересах дела, которому служу и которое стараюсь по мере моих сил делать добросовестно. Я не думаю о том, как выгляжу в тот или иной момент на работе, не забочусь о последствиях того или иного шага, если вижу препятствия на пути к цели. Для меня дисциплина исполнения – основа действия, основа продвижения на любом направлении. Принципиально для меня – сделал или не сделал, а молишься ты в православном храме или посещаешь мечеть – для меня безразлично, – подчеркивает он.
Пора, однако, вернуться и к нашим баранам – эпизоду со спиртным.
Было около одиннадцати утра, когда я приехал в дом на Тверской, 13, и почти сразу был принят, поскольку до того встреча не раз откладывалась, переносилась и отступать было некуда – речь шла о беседе, которая должна была послужить дополнительным материалом для одной из глав моей книги «Тореро в кресле мэра».
Ю. Лужков сразу пригласил в комнату отдыха, где стоял наготове электросамовар, чашки, наструганные во множестве бутерброды на любой вкус – лет несколько назад был только один вид – с колбасой. Пока мы разогревались, пока я готовил хозяина подсобки к откровенности в интервью, пришел В. Ресин. Увидев кипящий самовар и накрытый стол, присвистнул.
– Вот это закуска…
На что я быстро отреагировал:
– Да кто ж нальет-то…
– А ты будешь? – спросил хозяин.
– Почему бы мне и не быть? Я не скрываю видимых пороков, но тайных нет при этом у меня, – процитировал я строчки собственных стихов. – И потом – у меня выходной день, имею право.
Ю. Лужков встал, протиснулся между нашими ботинками – боковушка для его масштаба просто крошечная – подошел к холодильнику, достал бутылку «Столичной» с черной этикеткой.
– Мне тащат, а я-то не пью, – не то с гордостью, не то с горечью констатировал он, наливая при этом водку в фужер для шампанского. – Извини, рюмок не держу…
Я с должным уважением отнесся к посудине, в которую налили, мысленно прикидывая, что с этим делать. Выпивал когда-то одним взмахом руки граненый стакан, но с тех пор многое изменилось во мне. Да и вокруг.
Сделал три глотка, поставил, закусил. Включил диктофон и задал первый гадкий вопрос. Сделал еще три глотка, поставил, закусил, задал следующий вопрос. Оценил удобство такого конвейера – не надо отвлекаться на посторонние разговоры типа: подавай стопку, наливать буду, да и самому не надо ее подставлять. Опять же: никто не считает, сколько ты уже опрокинул стопок, и не будет мыть тебе кости по этому поводу. Тот же приятель юности Ю. Лужкова, что рассказал про «Голубой Дунай», до сих пор помнит, как они за один заход принимали по 10 стопок в 50 граммов каждая.
Прошло больше часа. Вошел А. Музыкантский, за ним толпился еще кто-то из тех, кому дозволялось сюда заглядывать, – таковых, кстати, были единицы. Я понял, что пора уходить.
– Все, – говорю, – я пошел, спасибо.
– Ты куда? – спросил хлебосольный хозяин, – а допивать кто будет?
– Да мне не выпить столько…
– А мне что, из фужера обратно в бутылку ее выливать?
И только теперь, взяв в руку бокал, я понял: такое мог сказать только наш человек. Только воспитанный в хорошо и регулярно пьющей среде, только сам познавший вкус, цвет, запах и цену этого исконно русского напитка. Последнее дело среди наших – слить напиток в бутылку и вовсе западло – выплеснуть его в раковину. Короче, я напрягся, выпил, закусывать не стал, вопросов больше не задавал, а быстро ретировался.
Сам непьющий мэр никогда не останавливает других, а иногда предлагает и тосты. Так бывало на приемах правительства Москвы в Кремле, так происходит это и в последнее время, когда приемы устраиваются в Гостином дворе. При этом он точно не лицемерит, как в некоторых мелочах.
Как-то во время чаепития в боковушке он вдруг спросил, по-моему, ни с того ни с сего:
– Что тебе подарить?
– Ничего мне не надо! – опешил я от неожиданности, а он между тем из стопки разного рода блокнотов, календарей и прочей муры уже вытащил один, достал из картонной упаковки. С золотым образом, с застежкой, блокнот смотрелся красиво.
– Держи, – протянул его Лужков, я поблагодарил, а когда стал заталкивать подарок в дипломат, нечаянно загремел бутылками – прихватил в надежде поменять на полные, а поскольку не удалось, так и таскал пустые с собой.
– Что там у тебя? – спросил он.
– Да вот бутылки таскаю, водки купить не могу. В баню собрался, а спиртного нет…
Он открыл холодильник, покопался в его недрах и достал бутылку армянского коньяка «Двин» десятилетней выдержки, который я, честно говоря, ни разу в жизни не пробовал.
Когда писал первую книгу о нем – совершенно искреннюю по тому времени и по моему тогдашнему отношению к нему – предложил поделиться гонораром на вполне законных основаниях. Он наотрез отказался, заявив, что работает не за гонорары. Я удивился, поскольку к тому времени уже знал, что он получал на домашний адрес по улице Александра Невского гонорары за подготовленные и подписанные псевдонимом «Б. Яковлев» материалы в «Вечерке» об августовском 1991 года путче под общим названием «Момент истины». Потом он издаст книжку на деньги В. Евтушенкова и на гонорар, как сам же неоднократно доказывал дотошным журналистам из недружественных изданий, будет обучать в Швейцарии младшего сына. Каким же должен быть этот гонорар?
Мало примеров лицемерия? Совсем свежий. У всех на слуху неоднократные заявления Ю. Лужкова о том, какой он законопослушный представитель исполнительной власти. А если что-то где-то кто-то в правительстве России считает, что это не так, что он поступает противозаконно, – на такой случай есть самый гуманный, самый справедливый российский суд – пусть он решает. Так говорит на публике. И вдруг на заседании градостроительного совета, где речь шла о восстановлении спаленного Манежа, когда кто-то из ученых мужей заикнулся о необходимости соблюдения закона, Ю. Лужков заявил:
– Что такое закон? Закон – не догма. Закон – это повод пофилософствовать…
Похоже, и в самом деле ничего и никого не боится, а на общественное мнение ему вообще-то наплевать.
Этот законопослушный руководитель нарушает все, что можно и что нельзя. Трудовое законодательство, постановления собственного правительства и свои как мэра распоряжения. Конечно, исключительно в случаях, когда ему это необходимо и выгодно.
Вы не поверите, но меня до сих пор – а прошло 10 лет с того момента, как я покинул кресло главного редактора газеты «Тверская, 13», – не уволили по закону. Согласно постановлению правительства и уставу редакции главный редактор назначается и освобождается постановлением правительства Москвы. Так вот, постановление о назначении есть, а об освобождении – так и нет. Во всяком случае я его не видел и не расписывался в том, что ознакомлен.
Не существует в природе и акта приемки-передачи предприятия «Редакция газеты «Тверская, 13» от одного руководителя другому, как это предусмотрено всеми существующими нормами и правилами.
Я нанимал адвоката, судился, но, как вы понимаете, проиграл. Во-первых, опоздал по болезни с подачей искового заявления, во-вторых, адвокат – не буду называть его фамилию, поскольку он уже умер, – попросту испугался приглашать тех людей из аппарата мэрии, которых я хотел представить как свидетелей. Да и они сами не горели желанием засветиться в суде на таком процессе. Бывший заместитель заведующего секретариатом Ю. Лужкова, старейший аппаратчик – сидел еще при В. Промыслове – В. Шаповалов так в лоб и заявил:
– Я против Лужкова никогда не пойду.
И правильно, подумал я, куда попрешь, если после ухода из секретариата пристроили на должность председателя Союза театральных деятелей, поди плохо. Чтобы изобразить правосудие, суд только с четвертого захода постановил не восстанавливать меня в должности – и на том спасибо.
В том, что Юрий Михайлович – хозяин своего слова, захочет – даст слово, захочет – отберет его обратно, убеждает сюжет, показанный по одному из центральных каналов. Когда ему доложили о преимуществе учебников на электронных носителях, он как человек прогрессивный сразу принял решение начать в школах Москвы эксперимент по внедрению этого прогрессивного типа учебников и во всеуслышание заявил об этом.
Но вот наступил новый учебный год. К нему в кабинет вошел гендиректор ОАО «Московские учебники» С. Линович и доказал, что если перейти на электронику, то вся полиграфическая база, которая кормится от издания учебников на бумаге, останется без работы. А это породит новые проблемы. Юрий Михайлович передумал и свое решение об эксперименте отменил. И правильно сделал. Потому что 70 процентов акций этого на 2/3 госпредприятия, которое получает кучу денег из бюджета, принадлежит – кому? Правильно – Е. Батуриной.
– С детства расквашенный нос и синяки нисколько меня не смущали, – утверждает Ю. Лужков. – У нас на Москве-Товарной ценились смелость, верность и умение терпеть. Теперь это называется держать удар.
Свидетельствую: он умел это делать и совсем недавно. Не говорю «умеет», поскольку фактически ожидать удара ему до недавнего времени было неоткуда. Разве что по ногам во время футбольных баталий членов правительства Москвы. Как-то после очередного матча он с видимым удовольствием сложил два кулака и сказал:
– Вот такой синячище у меня на ноге! Но мы победили…
И столько было гордости в этой фразе, столько азарта и самодовольства от того, что «синячище», и от того, что победили. И в этом он весь: готов лечь костьми, но победить.
Футбол – его страсть. Он ездил на тренировки в Лужники чуть свет и по субботам не для того, чтобы, как неоднократно утверждал, сплотить свою правительственную команду и чтобы все «игроки» были в хорошей физической форме, а скорее для того, чтобы удовлетворить эту свою страсть. Однажды в боковушке в стакан с кипятком бросил не заварку, а какой-то порошок.
– Что это? – чуть не в один голос вскрикнули мы с приятелем, который напросился со мной к нему на прием.
– Не знаю, лекарство какое-то. Третий день уже температура, черт знает что…
– Небось на стадионе простудились…
– Да нет. Хотя в футбол играл.
– И зря. Нельзя с температурой.
Много раз приходилось слышать от госслужащих и предпринимателей разговоры о том, что надо как-то вклиниться в футбольную команду к Лужкову, – неважно, играть «за» или «против», лишь бы на поле. В таком разе гораздо проще будет решать проблемы продвижения по службе и бизнеса. Предлагали воспользоваться этой замочной скважиной и мне.
– Я, во-первых, не футболист, а журналист, а во-вторых, себя уважаю и решать проблемы через сауну не намерен, унизительно это.
Ходили и разговоры, что членов своей спортивной команды он бережет и обороняет. Но после очередных выборов уволил префекта В. Систера, который с ним играл, и А. Брячихина, который в мяч – ни в зуб ногой. Вот и пойми его…
А что до продвижения по службе «футболистов», то лично мне наверняка известен один случай: вратарь М. Щербаченко из заместителей руководителя пресс-центра мэрии выбился – думаю, со 100-процентной протекцией С. Цоя, имеющего огромное влияние на мэра неизвестного происхождения, – в руководители Департамента по телекоммуникациям и СМИ. Правда, музыка играла недолго, он быстро проворовался и ретировался. Но Ю. Лужков такие «свои» кадры не бросает и не сдает – вратарю придумали должность – «руководитель издательских проектов».
Это он сочиняет то, что успевает украсть у других авторов, стоял и, скорее всего, стоит у кормушки с грантами, на которые, например, издательство «Олма-пресс» выпускает книги самого Ю. Лужкова и М. Щербаченко – о нем. А все обыскались протекционизма и коррупционизма. Упрям Ю. Лужков в достижении цели. Он добьется разгона комиссии Ю. Болдырева, в то время Главного госинспектора контрольного управления администрации президента, которой так и не позволит влезть в тонкости махинаций со столичной собственностью, устранит главного редактора «Российской газеты» Н. Полежаеву за критические выступления, приручит «Новую газету» и прочие СМИ. На этом месте можно ненадолго остановиться и оглянуться. Если бы в то время Ю. Лужков не стал так рьяно отстаивать своих подчиненных, не лег бы грудью на эту амбразуру, то сегодня мы бы имели в Москве совершенно иную картину. Его не изгнали бы с должности с позором, коррупция не пустила бы такие глубокие корни в тело власти, и префекты округов не становились бы в одночасье ворами и взяточниками, а руководители районных управ не кидались бы с первых дней отбивать суммы, которые они отдали за должность – из первых уст знаю, что не так давно эта должность стоила «всего» 100 тысяч долларов. Думаю, теперь она гораздо дороже.
Наверное, новоиспеченный мэр заступался за «своих» не из корыстных побуждений, а исключительно в силу той черты своего характера, которая не позволяла кому бы то ни было влезать в его «хозяйство». Типа сами наследили, сами и вытрем. Не вытерли. А люди при больших и малых креслах поняли, что у них появилась такая спина, которая может прикрыть всех и вся, списать любые безобразия и оборонить от любых наскоков.
Подоспела к этому моменту и инициатива Г. Попова о поощрении чиновников, которые помогают внедряться бизнесу. Именно он на одном из заседаний правительства предложил оплачивать услуги госслужащих в размере 10 процентов от суммы заключаемого договора или сделки. Так родился в городе Москве «откат», отцом которого является Г. Попов. Каким выбухал его ребеночек теперь, все знают, только никто не может понять, что теперь с этим дитятей делать – слишком большой, слишком умный, слишком изворотлив, слишком сладок. Из «откатика» родился «откат», из «отката» – «откатище». А дальше нас ждет геометрическая прогрессия и гомерический хохот над властью, выпустившей джинна из бутылки, тех, кто никогда и ни под каким видом не откажется от блюда под названием «откат».
– Если я стану утверждать, что люблю критику, вы ведь мне все равно не поверите, – говорит Ю. Лужков. – И, по-моему, любовь к критике – это патология. Совершенно нормально, что ее не любят все, и я не исключение. Тем не менее признаю объективную, основанную на фактах, конструктивную критику. Ту, которая в перспективе помогает принять правильное решение, найти верный ход.
Скажем, за плохие дороги и мусор во дворах нас только ленивый не критикует, да и мы сами, как я однажды заметил, уже люди с понятием, видим недоработки и прилагаем максимум усилий, чтобы навести здесь порядок. И сдвиги есть.
Злобную же, злопыхательскую субъективную, позерскую и хамскую критику не приемлю и никогда не приму. Я почти никогда не отвечаю на такую критику в печати, считая это ниже своего достоинства, и стараюсь не делать рекламу хамству от пера. Зато в судах мои иски к различным изданиям, в том числе и зарубежным, рассматривались неоднократно, и ни в одном мне не было отказано, все дела я с моими адвокатами выиграл.
– Было бы странно, если бы вы их проиграли…
– Почему? Ведь все меняется, меняется и судопроизводство, и сегодня можно уверенно говорить о заметном прогрессе в рассмотрении дел, когда судьи не заглядывают в анкеты сторон, а руководствуются буквой закона. И я подобные изменения только приветствую. Никогда правового государства нам не построить, если третья власть будет бесправной и безвластной, – уверен Ю. Лужков.
И как правильно говорит! Но лукавит, Парамоша, ох как лукавит!
Но давайте послушаем дальше:
– Я могу оценить моральный ущерб от критики и в 500 миллионов – его ведь руками потрогать нельзя. Что если для меня моя нынешняя должность – это единственная возможность реализовать себя, добиться успеха в жизни? Мне на материальные блага, скажем, наплевать, я могу в другом месте заработать больше. Но я очень щепетилен до того, что касается чести и достоинства. Обливание помоями в печати образует вокруг моего имени вакуум, я теряю точку опоры, я надломлен, не могу продолжить исполнение обязанностей в полном объеме. Нет, моральный ущерб дорого стоит…
Смелость, граничащую с хамством, он продемонстрировал в свое время на трибуне Верховного Совета России, рассмеявшись в лицо депутатам, грозившим снять его с должности, – с того исторического момента он стал известен всей России.
А не боялся потому, что знал: депутаты с ним ничего поделать не смогут – не они его выбирали и не им его снимать. Именно безнаказанность определила его тогдашнее поведение. Позже Ю. Лужков признается, что только развитие демократии в стране и самоуправление допускают такие выходки, о которых прежде и подумать было невозможно. Подобное бесстрашие мог бы продемонстрировать в те времена любой большой чиновник, однако самому Ю. Лужкову страх присущ так же, как и нам, простым смертным.
– Шеф никогда не садится на переднее сиденье и никогда не разрешает открывать окна, – сказал как-то его телохранитель.
Не знаю, с какого момента он ездит именно так, как сказал охранник, возможно, после инцидента в Останкине, когда его машину остановила толпа человек этак в 300. Он ехал на свою любимую передачу про самого себя, любимого, и якобы про город, сидел на заднем сиденье «Волги» справа, я – в центре, Цой – слева, а впереди – охранник с рацией. В те времена его не сопровождали мигалки и джипы, позади нас плелся «жигуленок» с опером и тогдашним председателем КГБ по Москве и области В. Савостьяновым. С ним, кстати, Ю. Лужков поддерживал теплые отношения – гулял у него на 45-летии в Жуковке, назначил командовать Московским нефтеперерабатывающим заводом.
Толпа показалась недалеко от телецентра – с транспарантами, красными, черными и желто-черными флагами. Все напряглись в нашей машине. Охранник нажал на все кнопки дверей, водитель то ли от незнания, то ли с перепугу свернул за толпой – и тут же выяснилось, что нам ехать надо было прямо.
Захолодало, когда двое шпанистых парней прямо перед машиной остановили трамвай. Мне и самому было хреновато, а Ю. Лужкову, видно, еще хуже. Он весь напрягся и побледнел. Наверное, подумал, что это заранее спланированная акция и сейчас его начнут вытряхивать из машины. Скорее всего, так бы оно и случилось, если бы он тогда катался с мэрскими знаками отличия, а так – все обошлось. Из машины сопровождения вышел мент, прогнал трамвай, и мы двинулись дальше. И в передаче он выглядел молодцом.
В общем-то, отношения с телевидением у Ю. Лужкова складывались постепенно, и на наших глазах прошли все этапы развития – от неприятия до любви взасос и аж до «мочилова». Что до использования этого мощного инструмента промывания мозгов и политического воздействия, то об этом чуть позже, а здесь я хочу остановиться на тех нюансах, которые подчеркивают всю противоречивость характера Ю. Лужкова.
В самом начале своего восшествия на столичный престол в глазах публики старался выглядеть демократом и революционером, и у него это неплохо получалось. В. Познер – не нынешний, хотя и теперь он его приглашал, а давнишний, скажем, «ранний» на российском телевидении Познер пригласил Юрия Михайловича в свою передачу сразу после утверждения его на посту премьера. Ю. Лужков пришел на передачу чуть ли не со всем своим кабинетом, а когда ведущий пригласил желающего – одного из них – на «кресло истины», где надо было отвечать на гадкие и каверзные вопросы умного и по-доброму въедливого Познера и телезрителей, уселся в него сам. Но мог ведь и не садиться! У него одних первых заместителей уже тогда было несколько, не говоря о прочих. Но в нем, видно, живет неистребимый дух, неистребимая жажда испытать себя в различных ипостасях, проверить судьбу-злодейку на всех «плахах», которые подворачиваются на тернистом пути руководителя такого ранга. Которые при любом режиме будут нужны и при верховенстве любой партии будут подставляться под народное возмущение в первую очередь.
Ю. Лужков умело отбивался от наседающих зрителей, уворачивался от вопросов ведущего, поскольку предмет знал, в клоаку плодоовощного комплекса и хитросплетения городского хозяйства вник настолько, что мог не бояться любых вопросов. Конечно, никто не постиг истину на этой передаче, и кресло ждало очередного испытуемого, но Ю. Лужков доказал: могу и здесь.
Вспоминаю и еще одну передачу, она шла по российскому уже каналу и называлась «Без ретуши». Человек 10 журналистов клевали Лужкова разными гадкими вопросами типа: «Зачем вы набрали в правительство прежних аппаратчиков?» Юрий Михайлович выглядел молодцом. Он вообще-то берет в большинстве подобных случаев откровенностью и напором, не говоря, конечно, о скорости соображения и умении сформулировать мысль.
Мне особенно понравился ответ на вопрос, не кажется ли ему его карьера головокружительной. На что он, опять же, по-моему, совершенно искренне, ответил, что каждый вечер ложится спать и встает утром с чувством глубокой неудовлетворенности собой и тем, что удалось накануне сделать. (Да и вопрос звучал походя, что-то вроде: «За последние годы вы четырежды ложились спать в одном качестве, а просыпались в другом, в новой уже должности?»)
Потом ведущий решил напомнить всем, что он здесь хозяин и имеет потому первоочередное право задавать вопросы. И спросил, почему, дескать, в вашем коррумпированном городском правительстве никого до сих пор не посадили?
Надо было видеть, как вскинулся Лужков! И надо знать его характер, чтобы понять или предвидеть реакцию на такой провокационный, по его мнению, вопрос.
– А где факты? – спросил он возмущенно и затем уже заговорил о том, что для подобных заявлений надо иметь хотя бы немногое: объективные факты.
На что ведущий вяло – явно не ожидал такого отпора – парировал: «А дело Трегубова? Он ведь даже еще не отсидел свой срок…»
– Я в то время даже в Мосгорисполкоме не работал, – среагировал премьер, и его противнику крыть стало нечем.
Передача в результате оказалась смазанной и оставила неприятное впечатление.
Короче, когда он после встречи с американцами в Белом зале Моссовета вошел в приемную и кивнул – пошли, дескать, – разговор завязался сразу вокруг передачи. В нем участвовали первый вице-премьер Б. Никольский, депутаты О. Орлов, управделами В. Шахновский.