— Вы думаете — это в моих интересах?
   — Вы всегда сдаете преступников в милицию.
   — Только тех, которые пытаются меня убить.
   — Мне ваша жизнь на фиг не нужна.
   — Тогда вам не о чем беспокоиться.
   Он положил трубку. Алена ошарашенно оглядела редакцию. Все сотрудники, как и пять минут назад, спокойно занимались своими делами. Для них мир остался прежним. Ну что на это скажешь? Она натолкнулась на нетерпеливый взгляд Бакунина, который теперь стоял возле Вариного стола и махал ей рукой, чтобы она наконец составила ему компанию по распитию кофе.
   — Лешка! — крикнула она ему. — У меня крыша поехала или мы все неожиданно переместились в Лос-Анджелес?
   Он расплылся в добродушной улыбке и развел руками:
   — А с чего такие дикие предположения?!
   — Мне только что попытались впарить непроверенные факты за большие деньги. По-моему, информацию продают в основном на Калифорнийском побережье.
   — Ну что ты, дорогуша. Информацию сейчас продают везде.
   — И все равно мне кажется, что мир перевернулся и я уже не в Москве. — Алене не хотелось шутить.
   — Ты хоть одну звезду Голливуда наблюдаешь поблизости? — резонно вопросил Бакунин и, оглядев проходящего мимо Борисыча, отрицательно мотнул головой (за спиной у него, разумеется, зачем начальника расстраивать). — Нет, Алена! У тебя определенно поехала крыша.
   — Да? — Она его уже не слушала: «Конкина! Зараза. Так подставить!»
   Пальцы судорожно набирали номер редакционного отдела «7 Дней».
   — Ленка! Какого черта?!
   — Аленка, ну извини! — заныла та в трубке.
   — Зачем ты мне такую подлянку подкинула?!
   — Да ты пойми: дело твое стоит на месте, а редактор наш ну просто плешь мне уже проел: «Где материал?» Пришлось выдать хоть что-то, чтоб не уволил.
   — Могла бы предупредить. Я бы тебе о своем детстве рассказала.
   — На хрена мне твое детство сдалось.
   — Ты же мне все карты спутала, идиотка.
   — А ты заметку-то хоть читала?
   — Нет пока, но реакцию на нее уже получила. — Да? Какую? . — Мне теперь маньяки звонят.
   — Круто!
   — Отлично, в следующий раз я буду давать твой телефон. Общайся.
   — Ален, не сердись. Прочти заметку. Там про расследование ни слова. Там только твоя фотография и три предложения: «Известная журналистка Алена Соколова считает, что авария, в которой погиб Андрей Титов, не случайна». И что она, то есть ты, уже очень скоро поведаешь о ходе своего расследования читателям нашего журнала.
   — Хитро придумано. — Алена даже охнула. — Значит, я должна рассказать о результатах расследования не в своей статье, а в твоей?
   — Ну…
   — И не надейся! Мы об этом не договаривались! Она нажала на рычаг и снова набрала номер. Долго никто не отвечал. Наконец она услыхала голос Катерины, причем голос жутко раздраженный:
   — Алло!
   — Ты что-нибудь съела?
   — Ой, Ален, ты, что ли? — Катерина тут же потеплела, похоже, даже улыбнулась.
   — Я.
   — Понимаешь, такая запарка. Ну просто покоя не дают. Постоянно звонят, всем чего-то от меня нужно. Съемки-то послезавтра. В общем, у нас тут такой котел с горячими помоями…
   — Образно. Хочешь, долью еще?
   — А что случилось?
   — Конкина напечатала про меня заметку в своих «7 Днях»…
   — Та-ак, — погрустнела Катька, — беда не приходит одна.
   — Ты еще всего не знаешь: какой-то придурок уже откликнулся, позвонил и предложил продать информацию за десять тысяч долларов.
   — Информацию?
   — Ну! Он-де знает, кто убил Андрея Титова.
   — А может, он знает заодно, кто убил и Джона Кеннеди?
   — Я тоже его об этом спрашивала. Но смеяться, похоже, не придется — говорит, что он и есть тот самый механик, который испоганил машину Титова.
   — Это может наплести любой кретин. Однако проверить не мешало бы.
   — А у тебя есть десять тысяч долларов?
   — Спятила?!
   — Тогда о чем разговор? — Слушай, это же элементарно. Пообещай ему манну небесную, ну поторгуйся для приличия. И пригласи на встречу.
   — Без денег он не расколется. — Но это же был бы такой взрыв! — Катерина помолчала. — Ладно… я тут что-нибудь постараюсь придумать. Когда ты с ним связываешься?
   — Через час.
   — Только не футболь его. Ты хоть понимаешь, чем это пахнет?
   — Конечно, понимаю, — грустно ответила Алена, — это пахнет дерьмом.
   — Дурочка. Это пахнет большим политическим скандалом. Хотя… по части обоняния, может, ты и права…

Глава 27

   Терещенко не смотрел на нее. Он отвернулся к окну и созерцал городской пейзаж в вечерних тонах.
   По всей видимости, созерцал грустным взглядом. Алена нетерпеливо поерзала в кресле:
   — И что?
   Он вздрогнул, потом помолчал еще немного и только тогда заунывным голосом ответил:
   — Не нравится мне это…
   — Достойно! Смахивает на «Плач Ярославны», по тону, во всяком случае! — съехидничала она.
   — А что ты хочешь от меня услышать?! — Он резко развернулся к ней лицом. — Да, дорогая! Я готов переться с тобой на край света, даже туда, где нас поджидает маньяк?! Алена, ведь это может обернуться очень неприятной историей. А что, если тебя просто хотят убить?
   — Просто хотят убить?! — Она подпрыгнула в своем кресле и воззрилась на него с праведным возмущением. — Просто?!
   — Да, без прикрас. Не говоря худого слова возьмут и прирежут в глухом переулке.
   — Зачем?
   Он выразительно пожал плечами:
   — Почем я знаю зачем? Может, у этого деятеля башку снесло, и он решил убивать всех известных журналистов. А начнет с тебя. Может, по другой причине… А может, потому, что ты затеяла сыр-бор с господином Гориным…
   — Горин тут ни при чем.
   — Ну откуда ты знаешь?!
   — Я бы почувствовала. Вадим развел руками:
   — С таким доводом не поспоришь!
   — И потом, — она решила не обращать внимания на его изысканные пассажи в адрес ее чувства самосохранения, — если бы Горин что-то подозревал, он бы просто отказался от участия в передаче. Тут моя смерть ему не поможет.
   — А как насчет маньяка?
   — А если этот «хриплый» и в самом деле механик?
   — Так ведь денег у тебя все равно нет. — У меня есть ты.
   Перед таким душещипательным признанием Терещенко, как всякий нормальный мужчина, не смог устоять. Он подошел и обнял ее:
   — Ален, мне не нравится то, чем ты пытаешься заниматься. Причем не нравится не только потому, что это опасно. Мне не нравится из этических соображений.
   — Да? — Она вывернулась и взглянула на него с вызовом:
   — А чем мои методы хуже ваших, на Петровке? Вы не устраиваете засады, что ли? Или не держите осведомителей? Может быть, они для вас работают бескорыстно? А очные ставки? В чем разница? В том, что вы действуете под прикрытием закона?!
   — Именно в этом, — спокойно ответил Вадим. — И еще, я точно знаю, что прав, когда действую.
   — И я знаю…
   — Нет, ты в этом не уверена. Положа руку на сердце, ты не можешь заявить, что Горин — преступник.
   — Это почему же? Может быть, он не убийца в прямом смысле этого слова, но ведь он вор. Причем не карманник. А то, что ты представитель власти, так ведь и я — представитель власти. Только власти у нас разные: твоя — закон, моя — четвертая власть — СМИ, которая сильнее любых законов. И порядочнее, и справедливее.
   — Себе хоть не лги! — скривился Вадим. — СМИ — штука продажная. Если сомневаешься, советую вспомнить события последней недели. Я, между прочим, тоже газеты читаю и телевизор смотрю. И хорошо себе представляю, сколько получают люди, которые на всю страну ведут информационную войну. Причем факты они предоставляют заведомо жареные, скандальные, громкие…
   — Закон — тоже не слишком чистое оружие. — Алена нахмурилась. — Во всяком случае, если Горин все еще не за решеткой, то так и есть. Однако ты умудряешься при всем этом оставаться честным человеком. Потому что у тебя есть понятие о долге…
   (Разумеется, она все это проговорила от чистого сердца, но не просто так. По ее мнению, Терещенко под конец речи должен был хоть немножечко растаять, опять же как всякий нормальный мужик.) И снова она не ошиблась.
   «Какой же у меня теперь холодный рассудок. Даже противно!»
   Вадим снова ее обнял. Алене стало стыдно за свою вероломность.
   — Хорошо, я схожу с тобой в этот… как там его, Старопосадский…
   — Старосадский, — машинально поправила она.
   — Это где-то в центре.
   — Китай-город. В полночь.
   — Не нравится мне это. Улица небось прямая, со всех сторон просматривается, — он прижал ее к груди.
   — Небось… — промурлыкала Алена, вдыхая запах его одеколона. Не слишком дорогого, как, например, у Панкратова, но такого знакомого, почти родного.
   «Надо бы подарить ему стоящий… тьфу ты, дура! Ну сколько можно критиковать? Попробуй просто расслабиться!»
   — А Катерина, значит, деньги ищет?
   — Она сказала, что постарается принести на место. Может, чуть опоздает.
   У нее встреча в половине одиннадцатого.
   — А мы до ее появления будем этого механика развлекать, что ли?
   — Что-то в этом роде. Будем его убалтывать.
   Старосадский переулок был абсолютно пустым, темным и круто уходил под горку за поворот. Впрочем, вид он имел заброшенный и забытый только по ночам, днем тут народ просто толпился, так как именно в этом переулке находилось огромное здание налоговой инспекции. Может быть, поэтому Алене это место сразу и не понравилось, показалось каким-то зловещим.
   — Ну и зачем мы сюда приперлись? — в который раз вопросил Вадим.
   — Знаешь что! — наконец возмутилась она. — В устах следователя этот вопрос звучит по меньшей мере странно! Неужели тебе не хочется посмотреть на убийцу Андрея Титова? Хотя бы из любопытства?
   — В устах следователя, — ворчливо передразнил ее Терещенко и, сунув руки в карманы куртки, огляделся. — Он не придет.
   — Это почему же?
   — А если и придет, то что толку-то? Твоя подруга ведь позвонила, деньги она не нашла. Так что этот тип все равно ничего не скажет.
   — Может, в нем проснется давно дремлющая совесть… —.неуверенно предположила Алена.
   — Как же! Никакой совести у него и в помине нет.
   — Нужно лучше думать о людях, — она кивнула на темную, какую-то неровную арку, из которой появилась тщедушная фигура мужчины.
   Он вышел на слабо освещенную дорогу, завидев двух человек вместо предполагаемого одного, дернулся было назад, потом все-таки замер и нерешительно переступил с ноги на ногу. Их разделяло метров пятнадцать, поскольку Алена с Вадимом стояли в самом начале переулка, почти на Маросейке.
   — Вы Соколова? — Фигура закашлялась.
   — Да, — голос ее почему-то дрогнул. Вообще сцена была неприятной.
   — Деньги принесли?
   — Нет. — Она решила быть честной до конца и не замечать ухмылок Вадима, который даже отошел от нее шага на три, дабы показать, что он в этой комедии участия не принимает.
   — А почему? — с вызовом поинтересовался механик.
   — Не нашла. — Она хотела добавить: «Извините, так получилось», но он не стал ждать продолжения разговора: повернулся и быстро пошел вниз по переулку.
   — Ой, ну подождите же! — Она кинулась следом. Мужчина оглянулся и остановился.
   — Давайте попробуем договориться. — Алена тоже остановилась и теперь могла разглядеть его как следует. Механик оказался довольно молодым, светловолосым парнем с неприятными, слишком мелкими чертами лица: тонким крючковатым носом и острым подбородком. В общем, с точки зрения эстетики любоваться было особенно нечем.
   — Это кто? — он указал на медленно приближавшегося к ним Вадима.
   — Это… — Она задумалась на мгновение, стоит ли сообщать, что к ним подходит следователь с Петровки, но тут глаза механика наполнились ужасом, и он попятился в тень дома, промямлив:
   — Я ничего не знаю!
   — Да бросьте вы! — Алена попыталась приблизиться, но парень развернулся и побежал вниз по переулку.
   «А я с ним даже целовалась, — удивилась она про себя, пускаясь вдогонку. — Надо же. Никогда бы не подумала, что Терещенко способен наводить на людей такую панику!»
   — Алена! — не своим голосом заорал Вадим. — Алена!
   Остановиться она не могла, ноги несли ее вниз под горку. Позади послышался странный не то свист, не то визг. На мгновение ей показалось, что она попала в эпицентр взрыва — воздух вокруг вспыхнул неестественно желтым.
   Потом ее схватили, резко дернули в тень и больно ударили об асфальт. Мимо пронеслась огромная тень. Она зажмурилась, пытаясь справиться с желанием заорать от боли в ушибленном локте. Где-то впереди снова механически взвизгнуло, потом послышался человеческий крик, глухой удар и наконец удаляющееся шуршание шин. В переулке вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием у нее над ухом.
   — Вот всегда так, — в его голосе послышалась настоящая ярость, — стоит с тобой связаться…
   — Что это было? — Она сморщилась, пытаясь по внутренним ощущениям определить, оторвало ей руку или только покалечило. Судя по непрекращающейся острой боли в локте, рука все-таки осталась на месте.
   — Машина была, которая чуть тебя не сбила. Причем сознательно. — Он лихорадочно ощупал ее голову, шею, плечи, когда дошел до больной руки, она все-таки вскрикнула.
   — Ничего, — успокоил ее Вадим, — только ссадина.
   — А я-то уж преисполнилась гордости за свою рану, — проворчала она и схватилась за локоть. — Зачем ты меня швырнул на асфальт?
   — Жизнь тебе спасал.
   — А что это за машина?
   — Черт ее знает, стояла через дорогу в Армянском переулке, потом медленно поехала. Я и внимания сначала не обратил, понял, что неладно, когда она фары врубила и газу прибавила. Ой! — Он вдруг хлопнул себя по лбу и резко вскочил на ноги. — Идиот!
   — Большое спасибо, — она снова шмякнулась спиной об холодный асфальт.
   — Механик. — Он понесся вниз по переулку. Алена подскочила на слабые ноги и потрусила следом, уже на ходу удивляясь, что довольно резво бежит, если принять во внимание недавнее падение.
   То, что осталось от механика, представляло собой жалкое зрелище: скорченная фигура на асфальте, больше похожая на полупустой холщовый мешок, нежели на человека. Когда она подлетела, Вадим уже пытался обнаружить признаки жизни в этом покалеченном теле. Алена старалась не вглядываться, но даже то, что открылось ее блуждающему взору, оказалось очень неприятным — парня просто размазали по стене дома, черные разводы на штукатурке цокольного этажа показывали, где это произошло. В одном из окон второго этажа зажегся свет, через минуту из форточки выглянула перекошенная спросонья физиономия.
   — Телефон есть? — крикнул появившемуся Вадим, непонятно каким образом умудряющийся не только внимательно осматривать тело, но еще и отмечать иные перемены в пространстве.
   — А як же, — мужчина лет пятидесяти вылез в форточку по пояс и с интересом уставился на них.
   — Вызывай «Скорую» и милицию. Да не торчи ты тут, вызывай!
   — А кто ты такой, раскомандовался? — удивление готово было перерасти в откровенное возмущение.
   — Капитан Терещенко, — бросил ему Вадим. — Давай звони!
   Мужчина проворно залез в квартиру.
   — Ну что? — Алена присела рядом с Терещенко на корточки.
   Он посмотрел на нее с грустью и отрицательно помотал головой.
   В этот момент механик едва слышно прохрипел. Они вздрогнули и оба нагнулись над телом. Хрип повторился. — Что? — Алена едва справилась с накатившейся волной паники. Ей хотелось подхватить этого несчастного и нестись в ближайшую больницу. Может быть, его все-таки удастся спасти. Она даже дернулась в его сторону, но Вадим молча остановил ее и снова отрицательно мотнул головой. Стало понятно, что внезапными порывами жалости механику уже не поможешь. Скорее всего его вообще нельзя трогать.
   В этот момент несчастный вдруг дернулся и слабо застонал. Взгляд его уперся в Алену. Она замерла, чувствуя, как холод смерти проникает в нее через этот прощальный взгляд. Механик медленно моргнул и, борясь с приступом удушья, просипел:
   — Слишком красива!
   Потом его голова безвольно упала на асфальт. Тело обмякло. И дальняя сирена «Скорой помощи» уже не возвещала о приближающемся спасении. Спасать было некого.

Глава 28

   День съемок ознаменовался утренним звонком Налимова.
   — Ну как настроение? — бодро приветствовал он Алену.
   — Да так, — неопределенно протянула она и потерла ушибленный локоть.
   — Мужайтесь! — подбодрил ее Налимов.
   — Угу.
   — Значит, я пришлю за вами машину часам к десяти.
   — Может, не стоит? — Судорога непонятного страха сжала ей горло. Она попыталась напомнить себе, что Налимов не должен желать ей зла. Во всяком случае, до съемок.
   — Отчего же не стоит? Нет уж, позвольте мне это. сделать. И вообще… — Тут он выдержал многозначительную паузу, под завершение которой Алена чуть не свалилась на пол от накатившей слабости. Коленки мелко тряслись. — У меня к вам серьезный разговор после съемок. Вы согласны?
   — Давайте не будем предвосхищать события, — пискнула она.
   В этот момент Вадим подошел сзади и обнял ее. Алена улыбнулась, физически чувствуя, как волна теплой уверенности наполняет ее тело новой силой.
   «Какая я дура! — выругалась про себя она и улыбнулась. — Испугаться Налимова. Случится же такое! Удивительное рядом!»
   — Это кто посмел так тебя растревожить? — шепнул Вадим, когда она положила трубку.
   — Налимов. Очень видный политический деятель.
   — Тот самый, который… ну, я в газете читал…
   — Не продолжай. — Она повернулась и чмокнула его в небритую щеку. — Все, что они с Гориным вылили друг на друга за последние полторы недели, нормальному человеку не должно быть интересно.
   — А кто спорит, — усмехнулся Терещенко. — Может быть, поговорим о тебе?
   Тебе-то, как выяснилось, все это интересно.
   — Какой же ты! — Она оттолкнула его в сторону, но потом схватила за футболку и, снова притянув к себе, жалобно простонала:
   — Скорее бы все закончилось!
   — Признайся, тебе ведь нравится этим заниматься? Ты бурлишь энергией.
   — Тебе признаюсь — я это не-на-ви-жу! — отчеканила Алена. — Мой энтузиазм основан на диком желании поскорее развязаться с этим.
   — А мне нравится, — неожиданно признался Вадим и погладил ее по голове.
   — Опасность снова сблизила нас. А то я уж и не знал, как выгрести из этой ловушки…
   — Какой ловушки?
   — Ну… — Он неопределенно хмыкнул, похоже, покраснел и закончил уже совсем сконфуженно:
   — Потом как-нибудь… если ты захочешь.
   Алена не стала допрашивать его с пристрастием. Настроение было не то. К тому же для серьезных личных разборок времени совсем не оставалось: еще минут пятнадцать — и ее телефон примется жить в режиме непрекращающегося звона.
   — Хорошо, — быстро согласилась она и, нехотя отлепившись от любимого следователя, поплелась в ванную, — но я захочу. На другое и не надейся.
   * * *
   В десять, как было обещано, к ее подъезду, на удивление соседских бабушек, подкатил черный лимузин с мигалкой на крыше. За ним во двор въехало еще два представительных «Мерседеса», тоже черных и тоже с мигалками. В них сидели по четыре охранника. Все как один очень серьезные и сосредоточенные.
   Увидев столь внушительный эскорт, Вадим перевел дух и пожелал ей счастливого пути, наотрез отказавшись садиться с ней в лимузин.
   — Это для VIP-персон. А я просто стою рядом, — ухмыльнулся он. — К тому же у меня дела на Петровке. Но к съемкам я успею.
   На огромном заднем сиденье машины Алена почувствовала себя страшно одинокой, маленькой и какой-то незащищенной. Она съежилась в углу, с ужасом ожидая продолжения дня. Ее присутствие в этой большущей машине было сродни ее присутствию в большой политике. Сходство это выражалось в одной фразе: «Что я тут делаю?!»
   Мысли сами собой перекинулись на несчастного механика. Хотя что там перекинулись — его тощее тело, смятое неизвестной машиной в переулке, постоянно ей мерещилось. Конечно, этот человек сам виноват в своей гибели. Если рассуждать с позиции вселенской справедливости, то ему воздалось по заслугам: он испортил машину Андрея Титова, и испортил именно по злому умыслу. Мало того, он даже не испытывал угрызений совести от сознания того, что отправил человека на тот свет, он еще и денег хотел за это получить вдобавок к полученным от «заказчика» преступления. И все-таки кому понадобилось убивать этого подлого парня? Какой информацией он хотел поделиться с Аленой? Неужели люди Горина настолько перепугались, что все всплывет в разгар газетной шумихи, что решили расправиться с ним посреди Москвы на глазах у журналистки и следователя с Петровки? Вообще очень странное убийство. Почему преступники позволили механику добраться до места встречи и прикончили его только там, ведь есть масса мест, более пригодных для таких актов? Собственная квартира этого мужика, например.
   Выходит, у них не было иного выбора, как совершить преступление в Старосадском переулке. Но почему?
   Вадим тоже не мог дать вразумительный ответ на эти вопросы. По своим каналам он лишь узнал, что механика звали Коля Брыкин, чаще именовался Зюзей и работал в автосервисе, где Титов проверял свою «Тойоту» после оформления документов на покупку. В салоне очень престижном. На этом нить расследования и прервалась. За вчерашний день так и не удалось узнать, кто подговорил Зюзю испортить машину, зачем и когда он это сделал. Дружки Зюзи по цеху только плечами пожимали, мол, работал себе неприметный парнишка, и кто бы мог подумать?! На вопрос, с кем видели Брыкина в последний месяц, все как один отвечали: «С разными людьми». Много к нему ездило народу, потому что Зюзя был неплохим мастером. Да и вообще, руки у него считались золотыми: он и по кузовным работам, и по электрике, и в моторе сек… Директор автосервиса даже посетовал, что погиб такой ценный сотрудник. Словом, кому понадобилось давить Зюзю на глазах у изумленной Алены, так и осталась загадкой.
   Правда, была у нее одна мысль, очень нерадостная. Ей пришло в голову, что убили Брыкина не только ради его вечного молчания, но и чтобы ей, Алене, показать, какой быстрой и жестокой бывает расправа с теми, кто не умеет держать язык за зубами.
   * * *
   В «Останкино» ее моментально охватило смятение: она не знала, куда себя девать. Все сотрудники программы суетились целенаправленно, она же моталась из угла в угол, не зная, может ли кому-нибудь помочь. Или единственная помощь, которую она может сейчас оказать, — это исчезнуть. Роза судорожно вбивала в сценарий тексты от спонсоров, присланные лишь утром, чтобы потом прокручивать их ведущему на суфлере, Лиза в последний раз пыталась успокоить ведущего, который уже без малого месяц находился в состоянии панического страха не только перед прямым эфиром, но и за последствия этого эфира. Продюсер программы мужественно общался с кем-то из руководящего звена канала, уверяя их в том, что все будет хорошо, причем делал это неуверенно, и Алена оставила их группу в момент общего вывода, что все будет плохо. В студии тоже бушевала горячка. Тут Катька проводила репетицию (на профессиональном языке именуемую «трактом»). Она занималась тем, что, сидя за режиссерским пультом на другом этаже, орала на операторов в студии по громкой связи. Выглядело это примерно так:
   — Четвертая камера! Вася, блин, передвинься на два шага вправо. Вправо, идиот! Вот — это твоя точка. Сдвинешься, башку откручу. Что? (Тут Вася, видимо, нашел в себе силы ответить на характерном для операторов полупьяном мате.) — Так, я поняла ваше мнение, — хмыкнула Катька и переключилась на другого:
   — Вторая камера, покажи мне крупный план! В каком Засранске тебя учили такому крупному плану. Крупный план — это по сиськи, понял?! Ну и что «все мужики»?! Что у них, сисек нет?
   Алена тихо вышла из студии. Мимо пронесся администратор Венечка, уже с утра замотанный, глянул на нее непонимающим взглядом, помчался было мимо, потом остановился:
   — Вы Алена? Она кивнула.
   — Там уже зрители начали прибывать, что мне с ними делать: пропускать в телецентр или пусть на улице потолкаются?
   — А где они будут толкаться в телецентре?
   — Не моя забота. Наверное, по барам рассосутся. До съемок еще целый час.
   Тут наконец Алена нашла для себя занятие:
   — Пропускай и препровождай каждого в редакцию. Я их соберу и побеседую.
   — О'кей! — Венечка остался доволен. Спустя минут десять Алена располагала уже пятью бизнесменами, готовыми подтвердить историю с фирмой «Дом». Всех их она хорошо знала, потому как сама уговаривала принять участие в передаче.
   Валерий Карлович Бусляр, расположив свое тело в кресле, увлеченно читал брошюру под названием «Диагностика кармы». Периодически он отрывался от книги и окидывал комнату каким-то странным, отрешенным взглядом, словно не понимал, что он здесь делает. Иван Перепелкин мирно раскладывал за Лизиным компьютером электронный пасьянс, не обращая внимания на суету редакторов. Зато Алексей Кравцов молчаливо и величаво следил за Розиными хаотичными передвижениями по офису, причем по большей части его глаза были опущены на ее стройные ножки, обтянутые бархатными серыми чулочками. Иногда, в моменты особенно изящных Розиных движений, когда она склонялась над столом, он шевелил бровями и интеллигентно причмокивал. В этом не было ничего похотливого — он просто любовался. Роза действительно выглядела на редкость хорошо. А вот Лелик — первый Маринин муж — выглядел подавленным. Он скромно присел в углу на стул и сложил руки на сомкнутых коленях, как тихий троечник.