Страница:
современников, понимал, что известная ему наука об измерении пространства
основывала свои выводы на опытах, которые ставились лишь в пределах Земли. А
ведь наша планета, понимал он, только ничтожная песчинка во Вселенной. Кроме
того, опыты проводились на малых отрезках времени: жизнь человека ограничена
естественными пределами. Сохранятся ли законы геометрии для более крупных
участков пространства, соизмеримых с межзвездными расстояниями? Именно таков
был вопрос, который дерзнул поставить Лобачевский. Он посягнул на
правильность геометрических теорем, которые всем казались незыблемыми. И
сумел показать, что эти теоремы верны лишь приблизительно, для малых
участков пространства. Для галактических же масштабов нужна новая геометрия.
От Лобачевского Икаров перешел в мыслях к Черной звезде.
Сознание Икарова временами мутилось, но он пришпоривал его, как всадник
норовистого коня.
Кто впервые обнаружил "белого карлика"? Да, это был Бессель... Он
изучал ярчайшую из звезд земного неба -- Сириус. И был удивлен, обнаружив
отклонение светлейшего Сириуса от расчетного пути. Оказалось, что возмущает
движение гигантской звезды ее небольшой спутник. Обнаружить его в телескоп
было непросто. Во-первых, тогда не было достаточно хороших телескопов...
вроде того, из астрономического отсека, который, наверно, уже влился
ручейком в реку огня, толкающего "Пион"... Во-вторых, спутник Сириуса
светился очень слабо -- в несколько сотен раз слабее нашего Солнца... А вот
Тритон совсем не светится... Правда, в отличие от Тритона спутник Сириуса
позже все-таки разглядели. Но самое удивительное было впереди... По величине
возмущений в движении Сириуса астрономы подсчитали, что масса маленького
спутника... примерно такая же, как у Солнца.
Почему же спутник так слабо светился? Это и был главный вопрос,
взволновавший Бесселя и его коллег. Было выдвинуто несколько гипотез --
Икаров припомнил их в том порядке, в каком их излагали на лекциях по истории
астрономии в Звездной академии.
Одни говорили: спутник слабо светится, потому что очень мал по
размерам. Другие утверждали, что спутник просто холоден, поскольку
представляет собой умершую звезду. Третьи говорили еще что-то...
Прошло немного времени, и астрономы научились определять температуру
звезды -- речь идет о ее поверхности -- спектральным методом. Оказалось, что
предположение о холодности спутника Сириуса было ошибочным: температура на
его поверхности достигала восьми тысяч градусов, то есть была на две тысячи
градусов выше температуры поверхности Солнца. Значит, правы оказались те,
кто считал, что спутник Сириуса чрезвычайно мал по своим размерам. Но зато
плотность у него была огромной, хотя и не такой, как у Черной звезды. Один
кубический сантиметр вещества карлика весил... Икаров несколько секунд
мучительно вспоминал. Да, кубический сантиметр карлика весил более
шестидесяти килограммов. Такая звезда с большой силой стремится удержать
все, что попадет в сферу ее тяготения -- от корабля и до частицы света --
фотона. Притяжение спутника Сириуса хотя и велико, но недостаточно, чтобы
удержать световые кванты. Тем не менее фотоны, вырываясь из тисков "белого
карлика", теряют часть своей энергии и выходят ослабленными в открытый
космос.
Икаров подумал, что для получения Тритона нужно было бы сложить вместе
миллионы таких "белых карликов". И тогда собственное тяготение погубит
звезду... то самое тяготение, на которое замахнулся человек.
...Медленно выплыл из тумана головной отсек, полный фантастических
контуров. На пульте мигал красный глазок вызова. С экрана смотрел Энквен. Он
сообщил капитану, что астроотсек сожжен полностью.
-- Сжигайте лабораторию,-- по биосвязи распорядился капитан. Это был
отсек, аналогичный тому, который пришлось отделить от корабля и бросить в
космосе после нашествия "изумрудного вещества" -- бактерий.
-- Что сжигать потом, капитан? -- спросил Энквен.
-- Сжигайте шлюпку,-- велел капитан.
Экран погас. Видимо, Энквен включал его, не сумев переговорить с
капитаном по биосвязи.
Икаров с трудом переводил дыхание. Будто и впрямь на груди лежали плиты
из давешнего кошмара. Унизительное чувство -- ощущать собственное бессилие,
лежать почти без движения в этом дурацком коконе, изнемогая под тяжестью
собственного тела. Уже теперь любое пустяковое движение стоило капитану
огромных усилий.
Короткая передышка кончилась. На командный пульт то и дело поступали
сигналы белковых с разных участков корабля.
Один докладывал, что бомбардировка античастицами внешней обшивки
приняла опасный характер, так как при движении "Пиона" быстрые частицы,
описывая замысловатые траектории, минуют магнитные ловушки. Капитан сказал,
как следует перестроить ловушки.
Другой -- это был Кельзав -- жаловался, что навигационные приборы при
ускоренном движении по спирали снова стали давать неправильные сведения, и
капитан подсказывал, какие поправки следует брать.
У третьего не ладилось с гироскопом, фиксирующим устойчивость
корабля...
И каждому требовался немедленный совет капитана.
Икаров знал, что скоро руки откажутся ему повиноваться и он не сможет
дотянуться до командного пульта. Что ж, тогда он воспользуется изобретением
Вана Каро. Только бы сознание не покинуло.
Число в окошечке превратилось в трехзначное, затем в четырехзначное, но
до спасения было еще далекоВременами капитану чудилось, что "Пион" дрожит.
Но он понимал, что этого не может быть: при таком ускорении в случае
вибрации корабль рассыпался бы на части за несколько секунд.
Иногда капитан переводил взгляд на экран внешнего обзора, но небо
Тритона по-прежнему оставалось черным. Выпуклая поверхность казалась
огромным незрячим глазом. Ни звездочки, ни искорки, ни проблеска. Это
значило, что "Пион" все еще идет в мощных силовых полях, не выпускающих из
своих объятий ни единого кванта.
Окно в открытое пространство было по-прежнему наглухо закрыто.
Икаров старался пореже смотреть на хронометр. Медлительная стрелка
действовала на нервы, да и работы у капитана хватало.
Удаление корабля по радиусу от Черной звезды росло. Счет пошел на
миллионы километров. В последний раз в заветном окошечке красовалась цифра
"273". Капитан с нетерпением ждал, когда удаленность "Пиона" перевалит за
триста миллионов. По предварительным расчетам, за этим барьером поле Тритона
должно было существенно ослабнуть. Выждав, по его мнению, достаточное время,
капитан глянул на пульт... В окошке светилось все то же число. Это означало,
что "Пион" снова стал вращаться по замкнутой орбите, не удаляясь от Тритона
ни на шаг. Под действием огромного притяжения витки спирали как бы слиплись.
"Пион" напоминал белку в колесе. Притяжение Тритона гасило все усилия
фотонных дюз.
Стены отсека вдруг замигали с непостижимой быстротой, затем начали
вращаться вокруг манипулятора, в котором лежал капитан.
-- Энквен, ко мне,-- последним усилием воли успел мысленно позвать
капитан.
Когда он пришел в себя, в отсеке пахло только что промчавшейся грозой.
Над ним склонилось лицо Энквена.
-- Я пустил кислород,-- сказал робот.
-- Чувствую.
-- Шлюпка сожжена, капитан.
-- Сколько времени работают двигатели?
Энквен выпрямился.
-- Тридцать шесть часов,-- сказал он.
-- "Пион" идет не по спирали, Энквен,-- негромко произнес Икаров.
Робот подошел к пульту. На Энквене почти не сказывались перегрузки.
Только при ходьбе он сильно подавался вперед, как человек, идущий против
ветра.
Капитан шевельнулся. Незримые плиты давили так, что каждый вздох
давался с огромным усилием.
Они думали теперь об одном и том же, и один понимал мысли другого.
-- У нас есть еще одна возможность...-- еле слышно прошептал капитан.
-- Дюзы маневра?
-- Да.
Энквен повернулся к капитану.
-- Если мы сожжем их заряд, "Пион" не сможет маневрировать,-- сказал
робот.
-- Об этом подумаем потом. Главное сейчас -- разлепить витки спирали,
оторваться от Тритона,-- произнес Икаров.
Энквен покачал головой. Икаров отлично понимал, что его смущало.
-- Двигатели маневра работают всего тридцать секунд,-- сказал Икаров.
-- Это много, капитан.
-- Кратковременные перегрузки человек переносит легче.
-- Ты можешь быть раздавлен, капитан.
-- Я натренирован...
Энквен медлил.
-- Это приказ,-- хрипло прошептал капитан, решив идти на все.
Робот, бросив "Есть!", выскользнул в люк.
Икаров чувствовал корабль, как самого себя. И не глядя на экран
внутреннего обзора, он видел, как Энквен выскочил в центральный ствол...
стал на бегущую ленту эскалатора... На повороте покачнулся и схватился за
поручень... Спускается в ствол шахты, ведущей к аннигиляционному отсеку...
Ствол прямой, как стрела, но Энквену чудится, что он. движется по дуге
окружности. Вот уже Энквен, должно быть, вошел в отсек двигателей. Что же он
медлит?
"Внимание! Включаю двигатели маневра",-- прозвучало в мозгу капитана.
Еще одна плита навалилась на Икарова. Вздохнуть не было сил. И когда
капитан почувствовал, что еще миг -- и он задохнется, огненное ожерелье,
окольцовывавшее на экране большой круг фотонного отражателя, погасло. Прошло
полминуты -- двигатели маневра выдохнули в пространство весь свой запас
пламени, накопленный перед началом спирального пути корабля.
Голова раскалывалась. Когда туман в глазах немного рассеялся, Икаров
посмотрел на пульт. В квадрате светилась цифра "312". Однако радоваться было
рано: новая цифра не хотела меняться столь же упорно, как ее
предшественница.
Корабль снова вращался по кругу, в центре которого дремала Черная
звезда, терпеливо ожидая, когда обессиленная жертва упадет на ее
поверхность.
...Как ни странно, он жив еще. Жив, хотя в любую минуту может
погибнуть, раздавленный собственной тяжестью. Единственной нитью,
поддерживающей сознание Икарова, были думы о Земле. Какие годы, какие века
проходят там, пока на "Пионе" тянутся медлительные часы? Или, быть может,
"Пион" догнал во времени Землю?
Разобраться в клубке "время-пространство", в которое попал корабль,
было непросто. Одни факторы, такие, как скорость "Пиона", замедляли ход
времени, другие его ускоряли. Но что получилось в итоге? Ответить на этот
вопрос можно будет только после того, как корабль вырвется в плоское
пространство.
Какой год теперь на Земле?
Какой век?
Где берут космический разгон
И мезоны, и Медведиц туши,
Угадай незыблемый закон,
Улови планет живые души.
-- Рабочее вещество на исходе, капитан,-- услышал Икаров по биосвязи
голос Энквена.
Перед капитаном на экране светился "Пион", вернее то, что осталось от
корабля. Почти все отсеки были сожжены. Дико и непривычно было видеть
центральный ствол, который уже не окружали гроздья шаровидных отсеков. Река
пламени, изливавшаяся из фотонного отражателя, стала заметно более прямой:
притяжение Черной звезды постепенно падало. Взгляд капитана, скользнув по
экрану вдоль центрального ствола, остановился на сиротливо поблескивающем
шаре -- оранжерейном отсеке.
-- Готовьте оранжерейный отсек,-- распорядился по биосвязи капитан:
разговаривать он уже не мог.
-- Как быть с зеленью, капитан? -- деловито спросил Энквен.
-- Все, что можно, разместите в оставшейся части корабля,-- сказал
капитан.
-- Осталась твоя рубка и фотонный отсек.
-- Гидропонные и аэропонные установки переместите в центральный
ствол... Блоки информации -- в головную рубку,-- мысленно распорядился
капитан.
Вскоре, прогибаясь под действием огромных перегрузок, в отсек бесшумно
вошла шагающая тележка-манипулятор. Не обращая внимания на капитана, она
деловито приблизилась к стеллажу, минуя загромождения из приборов, сваленных
сюда из всех сожженных отсеков, и принялась вставлять в свободные гнезда
патроны информационных блоков, доставленных из обреченного отсека.
Скосив глаза на экран внутреннего обзора, капитан увидел, как другие
манипуляторы, руководимые роботами, разрезают оранжерейный отсек лазерным
огнем.
Потом Икаров посмотрел, как старательно выполняет кибермеханизм
задание, данное ему Энквеном. Ловкие щупальца, похожие на осьминожьи, один
за другим вставляли патроны. Разгрузившись, манипулятор удалился. Шагал он,
раскачиваясь, неуверенно: фотоэлементы говорили, что путь впереди свободен,
но манипулятор делал шаг -- и натыкался на препятствие.
Когда люк за манипулятором захлопнулся, Икаров, сосредоточившись,
вызвал Энквена.
-- Мы ни на шаг не удаляемся от Тритона, Энквен,-- сказал Икаров.
-- Не удаляемся, капитан,-- подтвердил робот.
-- Повысь мощность двигателей до предела,-- велел капитан и с
замиранием сердца стал ждать ответ.
Какую-то долю секунды Энквен размышлял над сказанным.
-- Нет,-- сказал он после паузы.-- Возрастут перегрузки, и ты
погибнешь, капитан.
-- Но зато будет спасена информация, которую мы собрали... Спасется
экипаж "Пиона", -- сказал Икаров. Он старался воздействовать на Энквена
логикой.
-- Нет,-- повторил Энквен.
-- Это приказ.
-- Приказ невыполним, капитан,-- отрезал Энквен.
Этого еще недоставало -- бунт на корабле!
Икаров попытался трезво оценить положение. О том, чтобы добраться
самому до аннигиляционного отсека, не может быть и речи. В манипуляторе он
сохраняет положение, строго перпендикулярное к движению "Пиона". Если
немного изменить угол, лопнут кровеносные сосуды, он погибнет. Снова
cвязываться с Энквеном бессмысленно. Он не станет производить действия,
ставящие под удар жизнь Икарова, теперь это ясно.
Будь у Энквена ограничители, дело было бы проще: можно было бы просто
отдать команду...
Привлечь на помощь других белковых? Ничего не получится: они, наверно,
солидарны с Энквеном.
По-своему Энквен, конечно, прав: его выжидательная тактика может на
какое-то время продлить жизнь капитана.
Нужно действовать. Икаров сосредоточился на мысленном приказе: "Всем
свободным манипуляторам собраться в головной рубке". Биотоки, многократно
усиленные, оживили чуткую радиосхему, передатчик включился, и сигналы
команды разнеслись по всем уцелевшим отсекам "Пиона" (их было совсем
немного). У манипуляторов была своя частота приема сигналов, отличная от
частоты, на которой могли переговариваться белковые роботы. В данном случае
это способствовало замыслу Икарова.
Через несколько минут в головном отсеке, и без того заставленном
приборами и инфорблоками, стало совсем тесно. Огромные, неуклюжие на вид
шары с бесчисленными тонкими отростками, шагающие тележки с гибкими
щупальцами, очень похожие на манипулятор башни безмолвия, летающие пирамиды,
ведающие магнитными ловушками "Пиона"... Каждый манипулятор был предназначен
для определенной работы. Не обладая универсальностью белковых роботов,
манипуляторы зато обладали -- каждый в своей области -- высокой степенью
совершенства.
Сгрудившись вокруг капитана, манипуляторы в молчании ожидали дальнейших
команд.
-- Капитан... -- голос Энквена звучал встревоженно, и его волнение
передалось капитану. -- Манипуляторы исчезли из двигательного отсека.
-- Я вызвал их, Энквен,-- сказал капитан.
-- Мне нужны манипуляторы, капитан...
-- Сейчас они возвратятся к тебе,-- торопливо сказал Икаров.
Отобрав четыре манипулятора, капитан велел остальным разойтись по
местам. Вмиг рубка опустела. Исполнительны, ничего не скажешь! Но если бы
Икарову пришлось выбирать между манипуляторами и белковыми роботами, он, не
задумываясь, остановил бы выбор на последних.
В течение нескольких минут Икаров тщательно втолковывал манипуляторам
необычное задание. Ничего подобного за все годы полета им делать не
доводилось, и манипуляторы переспрашивали у капитана чуть не каждое слово,
произносимое мысленно.
-- Можно ли нам применить лазерный луч, капитан? -- спросил один
манипулятор.
-- Нет, нельзя.
-- А если нам будет грозить опасность уничтожения?
-- Это не меняет дела,-- сказал Икаров.
В конце концов Икаров добился того, что на вопрос, ясен ли приказ,
каждый из манипуляторов ответил: "Ясен".
-- Приступайте к выполнению,-- велел капитан.
Оставшись один, он выждал немного, затем включил по внутреннему обзору
аннигиляционный отсек. На экране хорошо было видно, как отворился люк и
четыре манипулятора вошли в отсек к Энквену. Робот обернулся к ним, что-то
сказал. Не отвечая, манипуляторы окружили его. Встревоженный Энквен сделал
шаг назад, к регулятору ускорения, инстинктивно защищая жизненно важный узел
корабля. В тот же момент одна из тележек подскочила и бросилась ему под
ноги. Энквен подпрыгнул, и тележка, пролетев по дуге над полом, врезалась в
угол отсека. Многотонный удар смял платформу. Навстречу Энквену протянулись
щупальца, как бы моля о пощаде, но робот, видимо, боялся лазерной вспышки.
Мгновенно подняв покареженную тележку, он грохнул ее о пол. Многократно
усиленная тяжесть сделала свое дело. Щупальца дрогнули и опали. Механизм
вышел из строя.
Остальные три манипулятора замерли от неожиданности, словно безмолвно
совещаясь между собой. Конечно, каждый из них получил приказ капитана, но, с
другой стороны, им был привит могучий инстинкт самосохранения. Без этого
инстинкта, как известно, любой кибермеханизм слеп, и в космосе ему делать
нечего. Он выполнит одно или два задания, а на третьем погибнет.
Энквен все еще не догадывался, в чем дело. Он решил, что от перегрузок
у погибшего манипулятора разладилась регулировка. Но робот был настороже.
Икаров видел, как Энквен снова стал спиной к пульту ускорения.
Энквен отдал манипуляторам какую-то команду, указывая рукой на выход. В
тот же миг манипуляторы одновременно ринулись на него с трех сторон.
Завязалась рукопашная. Энквен самоотверженно оборонялся. Манипулятор в форме
высокого конуса вдруг резко перегнулся, почти сложившись вдвое, и,
распрямившись, прыгнул на Энквена. Рассчитанным движением робот перехватил
его и перебросил через себя. Упав на пол, конус каким-то чудом умудрился
удержать равновесие, но от удара сдвинулся люк, который прикрывал воронку,
ведущую к аннигилятору. И тут случилось ужасное: Энквен сильным и ловким
ударом столкнул манипулятор в воронку. Жалобный вскрик, испущенный в
последний момент защитной системой охваченного пламенем манипулятора, резнул
слух Икарова. Разумный механизм, созданный руками человека, встретился со
струей, состоящей из частиц антивещества, и тотчас распылился на мириады
фотонов. "Лучшей смерти я бы не желал",-- мелькнуло у Икарова.
Оставшиеся два манипулятора продолжали борьбу с Энквеном, на которую их
толкнул капитан. Борьбу явно неравную: ведь они в целях самосохранения не
могли применить главное свое оружие -- лазерный луч, в то время как Энквен
использовал во всем блеске полный арсенал приемов, разученных в Зеленом
городке.
Предпоследний из манипуляторов погиб, перешибленный надвое страшным
ударом Энквена. Но при этом Энквен немного замешкался, отрывая запутавшиеся
щупальца врага. Промедление было мгновенно наказано. Последний оставшийся
невредимым манипулятор -- тележка с шестью щупальцами -- встал на дыбы и
плашмя опрокинулся на Энквена. Прежде чем Энквен, ослепший на миг от ярости,
сумел сориентироваться, манипулятор обвил щупальцами его конечности. Энквен
как подкошенный рухнул на металлический пол отсека. Манипулятор, не теряя
времени, обвил вокруг робота еще несколько щупалец. Теперь Энквен был
беспомощен, как младенец или как капитан.
-- Капитан! -- услышал Икаров его крик.-- Берегись манипуляторов: они
вышли из строя...
Между тем последний манипулятор продолжал действовать по программе,
никак не отреагировав на гибель своих собратьев. Он бережно и ловко намотал
на Энквена кислородный змеевик, лишив робота способности двигаться, взвалил
огромный кокон на собственную платформу и поспешно направился к выходу, в то
время как Энквен продолжал отчаянно сигналить, предупреждая капитана о новой
опасности.
Икаров, не отрывавший глаз от экрана, содрогнулся, представив вес
кокона с Энквеном.
Между тем, оставив свою барахтающуюся ношу в безопасном месте,
манипулятор вернулся в аннигиляционную рубку. Одним гигантским прыжком
покрыл он расстояние до пульта ускорений. В памяти манипулятора не хранилась
система регулировки двигателей "Пиона" (это было ни к чему), но он получил
от капитана подробные инструкции. "Не дай бог, что-нибудь перепутает", --
подумал Икаров, следя, как победитель колдует у пульта. Последнее, что успел
заметить капитан,-- это целый океан пламени, вдруг затопивший экран внешнего
обзора.
"Пион" из последних сил продолжал борьбу, карабкаясь по крутой спирали.
Так же трудно выкарабкивался капитан из глубокого обморока. Он не
может, не имеет права терять сознание. И капитан продолжал направлять
действия белковых, в то время как автоматика корабля в условиях
искривленного пространства оставалась мертвым грузом.
Это была пытка, длящаяся вечность. Тело онемело, капитан перестал его
чувствовать. "Конец", -- мелькнула мысль. Жила только голова с
сосредоточенной в ней болью, запекшейся сгустком. Отсек то набухал до
невероятных размеров, словно астролаборатория с колонией бактерий, когда ее
отторгли от "Пиона", то сжимался, железным обручем сдавливая голову. Каждый
раз, когда капитану удавалось на миг приоткрыть глаза, он смотрел на цифру в
окошке. И каждый раз она оказывалась больше предыдущей. Но поверхность
экрана-иллюминатора по-прежнему оставалась черной...
Капитан очнулся. Огненные волны словно лизали обнаженный мозг. Головная
рубка вращалась вокруг капитана. Экраны поблескивали, кроме одного, до краев
налитого бездонной чернотой.
В ушах бился чей-то далекий голос. Это он вывел капитана из забытья.
Икаров прислушался.
-- Капитан, капитан! Откликнись, -- без устали звал, повторяясь, голос.
-- Кто это? -- мысленно спросил капитан.
-- Кельзав.
-- Говори.
-- Система жизнеобеспечения "Пиона" под угрозой, -- быстро произнес
Кельзав.
-- Что случилось?
-- По твоему приказу регенератор был помещен в центральном стволе
корабля. Метеорит пробил обшивку и перекрытие.
-- Пробоину заделали?
-- Да.
-- Что с регенератором?
-- После удара о перегородку метеорит распылился, в регенераторе
несколько тысяч пробоин. Все их заделать невозможно. Уровень воды в
коридорном отсеке повышается,-- доложил обстановку Кельзав.
Капитан понимал, что, поскольку в корабле невесомости не было,
вытекающая из регенератора вода скапливается слоем на полу. Обладая
чудовищным весом в условиях перегрузок, она легко может просочиться вдоль
центрального ствола...
-- Каков уровень воды? -- спросил капитан.
-- Метр.
-- Почему только сейчас обратился?
-- Капитан, я обращался к тебе неоднократно по всем каналам связи, --
сказал Кельзав. -- Ты не отвечал. Не отвечает почему-то и Энквен. Покинуть
свой участок я не могу.
-- Какие принял меры?
-- Обратился к электронному мозгу, -- произнес Кельзав. -- Он
посоветовал мне...
-- Ни в коем случае не следуй советам электронного мозга,-- перебил
капитан.
-- Но электронный мозг корабля...
-- В условиях искривленного пространства он может работать неправильно,
особенно при таких перегрузках,-- пояснил капитан.
-- Но ты же работаешь, капитан.
-- Как ты борешься с наводнением? -- спросил Икаров, косясь на черный
экран.
-- Установил насос.
-- Куда откачиваешь воду?
-- В переходную камеру.
Перед мысленным взором Икарова мелькнула узкая переходная камера. Она
наполняется водой, на волнах покачивается скафандр, в котором капитан
выходил на поверхность корабля, в открытое пространство...
-- Это совет электронного мозга? -- спросил капитан.
-- Да.
-- Немедленно выключи насос. Мы удаляемся от Тритона, и кривизна
пространства меняется. Если камера перехода будет полной, она может лопнуть,
как мыльный пузырь, и "Пион" переломится надвое,-- сказал капитан.
-- Насос выключил,-- доложил Кельзав после короткой паузы.-- Вода
прибывает.
-- Там должны быть пустые контейнеры для взятия проб,-- сказал капитан.
-- Имеются. Их выгрузили из оранжерейного отсека,-- откликнулся
Кельзав.
-- Собирай в них воду и отправляй по ленте в аннигиляционный отсек,--
распорядился капитан.-- Двигатели нуждаются в рабочем веществе.
-- Капитан, я не могу этого сделать...
-- Лента заклинилась?
-- Лента в порядке, капитан. Энквен не отвечает. Капитан, разреши мне
спуститься в двигательный отсек и выяснить, что с Энквеном,-- попросил
Кельзав.
-- Оставайся на месте.
-- Я быстро...
-- Выполняй приказ,-- отрезал Икаров.
-- Один не справлюсь.
-- Вызови свободные манипуляторы, -- сказал капитан. Кельзав
отключился.
Итак, разрушен регенератор. Починить его можно только в условиях
плоского пространства. Но до него еще надо добраться... Ему уж, видно, не
дожить до этого дня.
Последние минуты Федор хотел побыть рядом с Лин. Мысленным усилием он
включил патрон с записью ее голоса. Он берег его, как последний глоток воды.
"На кремнистой тропе, на чужом перевале..." -- зазвучал в капитанской
рубке голос Лин. Строки о спиральном пути человечества Икаров знал наизусть
-- строки, которые подсказали ему, где искать выход из ловушки, в которой
очутился "Пион". Капитан впитывал каждое слово Лин, каждую ее .интонацию, и
основывала свои выводы на опытах, которые ставились лишь в пределах Земли. А
ведь наша планета, понимал он, только ничтожная песчинка во Вселенной. Кроме
того, опыты проводились на малых отрезках времени: жизнь человека ограничена
естественными пределами. Сохранятся ли законы геометрии для более крупных
участков пространства, соизмеримых с межзвездными расстояниями? Именно таков
был вопрос, который дерзнул поставить Лобачевский. Он посягнул на
правильность геометрических теорем, которые всем казались незыблемыми. И
сумел показать, что эти теоремы верны лишь приблизительно, для малых
участков пространства. Для галактических же масштабов нужна новая геометрия.
От Лобачевского Икаров перешел в мыслях к Черной звезде.
Сознание Икарова временами мутилось, но он пришпоривал его, как всадник
норовистого коня.
Кто впервые обнаружил "белого карлика"? Да, это был Бессель... Он
изучал ярчайшую из звезд земного неба -- Сириус. И был удивлен, обнаружив
отклонение светлейшего Сириуса от расчетного пути. Оказалось, что возмущает
движение гигантской звезды ее небольшой спутник. Обнаружить его в телескоп
было непросто. Во-первых, тогда не было достаточно хороших телескопов...
вроде того, из астрономического отсека, который, наверно, уже влился
ручейком в реку огня, толкающего "Пион"... Во-вторых, спутник Сириуса
светился очень слабо -- в несколько сотен раз слабее нашего Солнца... А вот
Тритон совсем не светится... Правда, в отличие от Тритона спутник Сириуса
позже все-таки разглядели. Но самое удивительное было впереди... По величине
возмущений в движении Сириуса астрономы подсчитали, что масса маленького
спутника... примерно такая же, как у Солнца.
Почему же спутник так слабо светился? Это и был главный вопрос,
взволновавший Бесселя и его коллег. Было выдвинуто несколько гипотез --
Икаров припомнил их в том порядке, в каком их излагали на лекциях по истории
астрономии в Звездной академии.
Одни говорили: спутник слабо светится, потому что очень мал по
размерам. Другие утверждали, что спутник просто холоден, поскольку
представляет собой умершую звезду. Третьи говорили еще что-то...
Прошло немного времени, и астрономы научились определять температуру
звезды -- речь идет о ее поверхности -- спектральным методом. Оказалось, что
предположение о холодности спутника Сириуса было ошибочным: температура на
его поверхности достигала восьми тысяч градусов, то есть была на две тысячи
градусов выше температуры поверхности Солнца. Значит, правы оказались те,
кто считал, что спутник Сириуса чрезвычайно мал по своим размерам. Но зато
плотность у него была огромной, хотя и не такой, как у Черной звезды. Один
кубический сантиметр вещества карлика весил... Икаров несколько секунд
мучительно вспоминал. Да, кубический сантиметр карлика весил более
шестидесяти килограммов. Такая звезда с большой силой стремится удержать
все, что попадет в сферу ее тяготения -- от корабля и до частицы света --
фотона. Притяжение спутника Сириуса хотя и велико, но недостаточно, чтобы
удержать световые кванты. Тем не менее фотоны, вырываясь из тисков "белого
карлика", теряют часть своей энергии и выходят ослабленными в открытый
космос.
Икаров подумал, что для получения Тритона нужно было бы сложить вместе
миллионы таких "белых карликов". И тогда собственное тяготение погубит
звезду... то самое тяготение, на которое замахнулся человек.
...Медленно выплыл из тумана головной отсек, полный фантастических
контуров. На пульте мигал красный глазок вызова. С экрана смотрел Энквен. Он
сообщил капитану, что астроотсек сожжен полностью.
-- Сжигайте лабораторию,-- по биосвязи распорядился капитан. Это был
отсек, аналогичный тому, который пришлось отделить от корабля и бросить в
космосе после нашествия "изумрудного вещества" -- бактерий.
-- Что сжигать потом, капитан? -- спросил Энквен.
-- Сжигайте шлюпку,-- велел капитан.
Экран погас. Видимо, Энквен включал его, не сумев переговорить с
капитаном по биосвязи.
Икаров с трудом переводил дыхание. Будто и впрямь на груди лежали плиты
из давешнего кошмара. Унизительное чувство -- ощущать собственное бессилие,
лежать почти без движения в этом дурацком коконе, изнемогая под тяжестью
собственного тела. Уже теперь любое пустяковое движение стоило капитану
огромных усилий.
Короткая передышка кончилась. На командный пульт то и дело поступали
сигналы белковых с разных участков корабля.
Один докладывал, что бомбардировка античастицами внешней обшивки
приняла опасный характер, так как при движении "Пиона" быстрые частицы,
описывая замысловатые траектории, минуют магнитные ловушки. Капитан сказал,
как следует перестроить ловушки.
Другой -- это был Кельзав -- жаловался, что навигационные приборы при
ускоренном движении по спирали снова стали давать неправильные сведения, и
капитан подсказывал, какие поправки следует брать.
У третьего не ладилось с гироскопом, фиксирующим устойчивость
корабля...
И каждому требовался немедленный совет капитана.
Икаров знал, что скоро руки откажутся ему повиноваться и он не сможет
дотянуться до командного пульта. Что ж, тогда он воспользуется изобретением
Вана Каро. Только бы сознание не покинуло.
Число в окошечке превратилось в трехзначное, затем в четырехзначное, но
до спасения было еще далекоВременами капитану чудилось, что "Пион" дрожит.
Но он понимал, что этого не может быть: при таком ускорении в случае
вибрации корабль рассыпался бы на части за несколько секунд.
Иногда капитан переводил взгляд на экран внешнего обзора, но небо
Тритона по-прежнему оставалось черным. Выпуклая поверхность казалась
огромным незрячим глазом. Ни звездочки, ни искорки, ни проблеска. Это
значило, что "Пион" все еще идет в мощных силовых полях, не выпускающих из
своих объятий ни единого кванта.
Окно в открытое пространство было по-прежнему наглухо закрыто.
Икаров старался пореже смотреть на хронометр. Медлительная стрелка
действовала на нервы, да и работы у капитана хватало.
Удаление корабля по радиусу от Черной звезды росло. Счет пошел на
миллионы километров. В последний раз в заветном окошечке красовалась цифра
"273". Капитан с нетерпением ждал, когда удаленность "Пиона" перевалит за
триста миллионов. По предварительным расчетам, за этим барьером поле Тритона
должно было существенно ослабнуть. Выждав, по его мнению, достаточное время,
капитан глянул на пульт... В окошке светилось все то же число. Это означало,
что "Пион" снова стал вращаться по замкнутой орбите, не удаляясь от Тритона
ни на шаг. Под действием огромного притяжения витки спирали как бы слиплись.
"Пион" напоминал белку в колесе. Притяжение Тритона гасило все усилия
фотонных дюз.
Стены отсека вдруг замигали с непостижимой быстротой, затем начали
вращаться вокруг манипулятора, в котором лежал капитан.
-- Энквен, ко мне,-- последним усилием воли успел мысленно позвать
капитан.
Когда он пришел в себя, в отсеке пахло только что промчавшейся грозой.
Над ним склонилось лицо Энквена.
-- Я пустил кислород,-- сказал робот.
-- Чувствую.
-- Шлюпка сожжена, капитан.
-- Сколько времени работают двигатели?
Энквен выпрямился.
-- Тридцать шесть часов,-- сказал он.
-- "Пион" идет не по спирали, Энквен,-- негромко произнес Икаров.
Робот подошел к пульту. На Энквене почти не сказывались перегрузки.
Только при ходьбе он сильно подавался вперед, как человек, идущий против
ветра.
Капитан шевельнулся. Незримые плиты давили так, что каждый вздох
давался с огромным усилием.
Они думали теперь об одном и том же, и один понимал мысли другого.
-- У нас есть еще одна возможность...-- еле слышно прошептал капитан.
-- Дюзы маневра?
-- Да.
Энквен повернулся к капитану.
-- Если мы сожжем их заряд, "Пион" не сможет маневрировать,-- сказал
робот.
-- Об этом подумаем потом. Главное сейчас -- разлепить витки спирали,
оторваться от Тритона,-- произнес Икаров.
Энквен покачал головой. Икаров отлично понимал, что его смущало.
-- Двигатели маневра работают всего тридцать секунд,-- сказал Икаров.
-- Это много, капитан.
-- Кратковременные перегрузки человек переносит легче.
-- Ты можешь быть раздавлен, капитан.
-- Я натренирован...
Энквен медлил.
-- Это приказ,-- хрипло прошептал капитан, решив идти на все.
Робот, бросив "Есть!", выскользнул в люк.
Икаров чувствовал корабль, как самого себя. И не глядя на экран
внутреннего обзора, он видел, как Энквен выскочил в центральный ствол...
стал на бегущую ленту эскалатора... На повороте покачнулся и схватился за
поручень... Спускается в ствол шахты, ведущей к аннигиляционному отсеку...
Ствол прямой, как стрела, но Энквену чудится, что он. движется по дуге
окружности. Вот уже Энквен, должно быть, вошел в отсек двигателей. Что же он
медлит?
"Внимание! Включаю двигатели маневра",-- прозвучало в мозгу капитана.
Еще одна плита навалилась на Икарова. Вздохнуть не было сил. И когда
капитан почувствовал, что еще миг -- и он задохнется, огненное ожерелье,
окольцовывавшее на экране большой круг фотонного отражателя, погасло. Прошло
полминуты -- двигатели маневра выдохнули в пространство весь свой запас
пламени, накопленный перед началом спирального пути корабля.
Голова раскалывалась. Когда туман в глазах немного рассеялся, Икаров
посмотрел на пульт. В квадрате светилась цифра "312". Однако радоваться было
рано: новая цифра не хотела меняться столь же упорно, как ее
предшественница.
Корабль снова вращался по кругу, в центре которого дремала Черная
звезда, терпеливо ожидая, когда обессиленная жертва упадет на ее
поверхность.
...Как ни странно, он жив еще. Жив, хотя в любую минуту может
погибнуть, раздавленный собственной тяжестью. Единственной нитью,
поддерживающей сознание Икарова, были думы о Земле. Какие годы, какие века
проходят там, пока на "Пионе" тянутся медлительные часы? Или, быть может,
"Пион" догнал во времени Землю?
Разобраться в клубке "время-пространство", в которое попал корабль,
было непросто. Одни факторы, такие, как скорость "Пиона", замедляли ход
времени, другие его ускоряли. Но что получилось в итоге? Ответить на этот
вопрос можно будет только после того, как корабль вырвется в плоское
пространство.
Какой год теперь на Земле?
Какой век?
Где берут космический разгон
И мезоны, и Медведиц туши,
Угадай незыблемый закон,
Улови планет живые души.
-- Рабочее вещество на исходе, капитан,-- услышал Икаров по биосвязи
голос Энквена.
Перед капитаном на экране светился "Пион", вернее то, что осталось от
корабля. Почти все отсеки были сожжены. Дико и непривычно было видеть
центральный ствол, который уже не окружали гроздья шаровидных отсеков. Река
пламени, изливавшаяся из фотонного отражателя, стала заметно более прямой:
притяжение Черной звезды постепенно падало. Взгляд капитана, скользнув по
экрану вдоль центрального ствола, остановился на сиротливо поблескивающем
шаре -- оранжерейном отсеке.
-- Готовьте оранжерейный отсек,-- распорядился по биосвязи капитан:
разговаривать он уже не мог.
-- Как быть с зеленью, капитан? -- деловито спросил Энквен.
-- Все, что можно, разместите в оставшейся части корабля,-- сказал
капитан.
-- Осталась твоя рубка и фотонный отсек.
-- Гидропонные и аэропонные установки переместите в центральный
ствол... Блоки информации -- в головную рубку,-- мысленно распорядился
капитан.
Вскоре, прогибаясь под действием огромных перегрузок, в отсек бесшумно
вошла шагающая тележка-манипулятор. Не обращая внимания на капитана, она
деловито приблизилась к стеллажу, минуя загромождения из приборов, сваленных
сюда из всех сожженных отсеков, и принялась вставлять в свободные гнезда
патроны информационных блоков, доставленных из обреченного отсека.
Скосив глаза на экран внутреннего обзора, капитан увидел, как другие
манипуляторы, руководимые роботами, разрезают оранжерейный отсек лазерным
огнем.
Потом Икаров посмотрел, как старательно выполняет кибермеханизм
задание, данное ему Энквеном. Ловкие щупальца, похожие на осьминожьи, один
за другим вставляли патроны. Разгрузившись, манипулятор удалился. Шагал он,
раскачиваясь, неуверенно: фотоэлементы говорили, что путь впереди свободен,
но манипулятор делал шаг -- и натыкался на препятствие.
Когда люк за манипулятором захлопнулся, Икаров, сосредоточившись,
вызвал Энквена.
-- Мы ни на шаг не удаляемся от Тритона, Энквен,-- сказал Икаров.
-- Не удаляемся, капитан,-- подтвердил робот.
-- Повысь мощность двигателей до предела,-- велел капитан и с
замиранием сердца стал ждать ответ.
Какую-то долю секунды Энквен размышлял над сказанным.
-- Нет,-- сказал он после паузы.-- Возрастут перегрузки, и ты
погибнешь, капитан.
-- Но зато будет спасена информация, которую мы собрали... Спасется
экипаж "Пиона", -- сказал Икаров. Он старался воздействовать на Энквена
логикой.
-- Нет,-- повторил Энквен.
-- Это приказ.
-- Приказ невыполним, капитан,-- отрезал Энквен.
Этого еще недоставало -- бунт на корабле!
Икаров попытался трезво оценить положение. О том, чтобы добраться
самому до аннигиляционного отсека, не может быть и речи. В манипуляторе он
сохраняет положение, строго перпендикулярное к движению "Пиона". Если
немного изменить угол, лопнут кровеносные сосуды, он погибнет. Снова
cвязываться с Энквеном бессмысленно. Он не станет производить действия,
ставящие под удар жизнь Икарова, теперь это ясно.
Будь у Энквена ограничители, дело было бы проще: можно было бы просто
отдать команду...
Привлечь на помощь других белковых? Ничего не получится: они, наверно,
солидарны с Энквеном.
По-своему Энквен, конечно, прав: его выжидательная тактика может на
какое-то время продлить жизнь капитана.
Нужно действовать. Икаров сосредоточился на мысленном приказе: "Всем
свободным манипуляторам собраться в головной рубке". Биотоки, многократно
усиленные, оживили чуткую радиосхему, передатчик включился, и сигналы
команды разнеслись по всем уцелевшим отсекам "Пиона" (их было совсем
немного). У манипуляторов была своя частота приема сигналов, отличная от
частоты, на которой могли переговариваться белковые роботы. В данном случае
это способствовало замыслу Икарова.
Через несколько минут в головном отсеке, и без того заставленном
приборами и инфорблоками, стало совсем тесно. Огромные, неуклюжие на вид
шары с бесчисленными тонкими отростками, шагающие тележки с гибкими
щупальцами, очень похожие на манипулятор башни безмолвия, летающие пирамиды,
ведающие магнитными ловушками "Пиона"... Каждый манипулятор был предназначен
для определенной работы. Не обладая универсальностью белковых роботов,
манипуляторы зато обладали -- каждый в своей области -- высокой степенью
совершенства.
Сгрудившись вокруг капитана, манипуляторы в молчании ожидали дальнейших
команд.
-- Капитан... -- голос Энквена звучал встревоженно, и его волнение
передалось капитану. -- Манипуляторы исчезли из двигательного отсека.
-- Я вызвал их, Энквен,-- сказал капитан.
-- Мне нужны манипуляторы, капитан...
-- Сейчас они возвратятся к тебе,-- торопливо сказал Икаров.
Отобрав четыре манипулятора, капитан велел остальным разойтись по
местам. Вмиг рубка опустела. Исполнительны, ничего не скажешь! Но если бы
Икарову пришлось выбирать между манипуляторами и белковыми роботами, он, не
задумываясь, остановил бы выбор на последних.
В течение нескольких минут Икаров тщательно втолковывал манипуляторам
необычное задание. Ничего подобного за все годы полета им делать не
доводилось, и манипуляторы переспрашивали у капитана чуть не каждое слово,
произносимое мысленно.
-- Можно ли нам применить лазерный луч, капитан? -- спросил один
манипулятор.
-- Нет, нельзя.
-- А если нам будет грозить опасность уничтожения?
-- Это не меняет дела,-- сказал Икаров.
В конце концов Икаров добился того, что на вопрос, ясен ли приказ,
каждый из манипуляторов ответил: "Ясен".
-- Приступайте к выполнению,-- велел капитан.
Оставшись один, он выждал немного, затем включил по внутреннему обзору
аннигиляционный отсек. На экране хорошо было видно, как отворился люк и
четыре манипулятора вошли в отсек к Энквену. Робот обернулся к ним, что-то
сказал. Не отвечая, манипуляторы окружили его. Встревоженный Энквен сделал
шаг назад, к регулятору ускорения, инстинктивно защищая жизненно важный узел
корабля. В тот же момент одна из тележек подскочила и бросилась ему под
ноги. Энквен подпрыгнул, и тележка, пролетев по дуге над полом, врезалась в
угол отсека. Многотонный удар смял платформу. Навстречу Энквену протянулись
щупальца, как бы моля о пощаде, но робот, видимо, боялся лазерной вспышки.
Мгновенно подняв покареженную тележку, он грохнул ее о пол. Многократно
усиленная тяжесть сделала свое дело. Щупальца дрогнули и опали. Механизм
вышел из строя.
Остальные три манипулятора замерли от неожиданности, словно безмолвно
совещаясь между собой. Конечно, каждый из них получил приказ капитана, но, с
другой стороны, им был привит могучий инстинкт самосохранения. Без этого
инстинкта, как известно, любой кибермеханизм слеп, и в космосе ему делать
нечего. Он выполнит одно или два задания, а на третьем погибнет.
Энквен все еще не догадывался, в чем дело. Он решил, что от перегрузок
у погибшего манипулятора разладилась регулировка. Но робот был настороже.
Икаров видел, как Энквен снова стал спиной к пульту ускорения.
Энквен отдал манипуляторам какую-то команду, указывая рукой на выход. В
тот же миг манипуляторы одновременно ринулись на него с трех сторон.
Завязалась рукопашная. Энквен самоотверженно оборонялся. Манипулятор в форме
высокого конуса вдруг резко перегнулся, почти сложившись вдвое, и,
распрямившись, прыгнул на Энквена. Рассчитанным движением робот перехватил
его и перебросил через себя. Упав на пол, конус каким-то чудом умудрился
удержать равновесие, но от удара сдвинулся люк, который прикрывал воронку,
ведущую к аннигилятору. И тут случилось ужасное: Энквен сильным и ловким
ударом столкнул манипулятор в воронку. Жалобный вскрик, испущенный в
последний момент защитной системой охваченного пламенем манипулятора, резнул
слух Икарова. Разумный механизм, созданный руками человека, встретился со
струей, состоящей из частиц антивещества, и тотчас распылился на мириады
фотонов. "Лучшей смерти я бы не желал",-- мелькнуло у Икарова.
Оставшиеся два манипулятора продолжали борьбу с Энквеном, на которую их
толкнул капитан. Борьбу явно неравную: ведь они в целях самосохранения не
могли применить главное свое оружие -- лазерный луч, в то время как Энквен
использовал во всем блеске полный арсенал приемов, разученных в Зеленом
городке.
Предпоследний из манипуляторов погиб, перешибленный надвое страшным
ударом Энквена. Но при этом Энквен немного замешкался, отрывая запутавшиеся
щупальца врага. Промедление было мгновенно наказано. Последний оставшийся
невредимым манипулятор -- тележка с шестью щупальцами -- встал на дыбы и
плашмя опрокинулся на Энквена. Прежде чем Энквен, ослепший на миг от ярости,
сумел сориентироваться, манипулятор обвил щупальцами его конечности. Энквен
как подкошенный рухнул на металлический пол отсека. Манипулятор, не теряя
времени, обвил вокруг робота еще несколько щупалец. Теперь Энквен был
беспомощен, как младенец или как капитан.
-- Капитан! -- услышал Икаров его крик.-- Берегись манипуляторов: они
вышли из строя...
Между тем последний манипулятор продолжал действовать по программе,
никак не отреагировав на гибель своих собратьев. Он бережно и ловко намотал
на Энквена кислородный змеевик, лишив робота способности двигаться, взвалил
огромный кокон на собственную платформу и поспешно направился к выходу, в то
время как Энквен продолжал отчаянно сигналить, предупреждая капитана о новой
опасности.
Икаров, не отрывавший глаз от экрана, содрогнулся, представив вес
кокона с Энквеном.
Между тем, оставив свою барахтающуюся ношу в безопасном месте,
манипулятор вернулся в аннигиляционную рубку. Одним гигантским прыжком
покрыл он расстояние до пульта ускорений. В памяти манипулятора не хранилась
система регулировки двигателей "Пиона" (это было ни к чему), но он получил
от капитана подробные инструкции. "Не дай бог, что-нибудь перепутает", --
подумал Икаров, следя, как победитель колдует у пульта. Последнее, что успел
заметить капитан,-- это целый океан пламени, вдруг затопивший экран внешнего
обзора.
"Пион" из последних сил продолжал борьбу, карабкаясь по крутой спирали.
Так же трудно выкарабкивался капитан из глубокого обморока. Он не
может, не имеет права терять сознание. И капитан продолжал направлять
действия белковых, в то время как автоматика корабля в условиях
искривленного пространства оставалась мертвым грузом.
Это была пытка, длящаяся вечность. Тело онемело, капитан перестал его
чувствовать. "Конец", -- мелькнула мысль. Жила только голова с
сосредоточенной в ней болью, запекшейся сгустком. Отсек то набухал до
невероятных размеров, словно астролаборатория с колонией бактерий, когда ее
отторгли от "Пиона", то сжимался, железным обручем сдавливая голову. Каждый
раз, когда капитану удавалось на миг приоткрыть глаза, он смотрел на цифру в
окошке. И каждый раз она оказывалась больше предыдущей. Но поверхность
экрана-иллюминатора по-прежнему оставалась черной...
Капитан очнулся. Огненные волны словно лизали обнаженный мозг. Головная
рубка вращалась вокруг капитана. Экраны поблескивали, кроме одного, до краев
налитого бездонной чернотой.
В ушах бился чей-то далекий голос. Это он вывел капитана из забытья.
Икаров прислушался.
-- Капитан, капитан! Откликнись, -- без устали звал, повторяясь, голос.
-- Кто это? -- мысленно спросил капитан.
-- Кельзав.
-- Говори.
-- Система жизнеобеспечения "Пиона" под угрозой, -- быстро произнес
Кельзав.
-- Что случилось?
-- По твоему приказу регенератор был помещен в центральном стволе
корабля. Метеорит пробил обшивку и перекрытие.
-- Пробоину заделали?
-- Да.
-- Что с регенератором?
-- После удара о перегородку метеорит распылился, в регенераторе
несколько тысяч пробоин. Все их заделать невозможно. Уровень воды в
коридорном отсеке повышается,-- доложил обстановку Кельзав.
Капитан понимал, что, поскольку в корабле невесомости не было,
вытекающая из регенератора вода скапливается слоем на полу. Обладая
чудовищным весом в условиях перегрузок, она легко может просочиться вдоль
центрального ствола...
-- Каков уровень воды? -- спросил капитан.
-- Метр.
-- Почему только сейчас обратился?
-- Капитан, я обращался к тебе неоднократно по всем каналам связи, --
сказал Кельзав. -- Ты не отвечал. Не отвечает почему-то и Энквен. Покинуть
свой участок я не могу.
-- Какие принял меры?
-- Обратился к электронному мозгу, -- произнес Кельзав. -- Он
посоветовал мне...
-- Ни в коем случае не следуй советам электронного мозга,-- перебил
капитан.
-- Но электронный мозг корабля...
-- В условиях искривленного пространства он может работать неправильно,
особенно при таких перегрузках,-- пояснил капитан.
-- Но ты же работаешь, капитан.
-- Как ты борешься с наводнением? -- спросил Икаров, косясь на черный
экран.
-- Установил насос.
-- Куда откачиваешь воду?
-- В переходную камеру.
Перед мысленным взором Икарова мелькнула узкая переходная камера. Она
наполняется водой, на волнах покачивается скафандр, в котором капитан
выходил на поверхность корабля, в открытое пространство...
-- Это совет электронного мозга? -- спросил капитан.
-- Да.
-- Немедленно выключи насос. Мы удаляемся от Тритона, и кривизна
пространства меняется. Если камера перехода будет полной, она может лопнуть,
как мыльный пузырь, и "Пион" переломится надвое,-- сказал капитан.
-- Насос выключил,-- доложил Кельзав после короткой паузы.-- Вода
прибывает.
-- Там должны быть пустые контейнеры для взятия проб,-- сказал капитан.
-- Имеются. Их выгрузили из оранжерейного отсека,-- откликнулся
Кельзав.
-- Собирай в них воду и отправляй по ленте в аннигиляционный отсек,--
распорядился капитан.-- Двигатели нуждаются в рабочем веществе.
-- Капитан, я не могу этого сделать...
-- Лента заклинилась?
-- Лента в порядке, капитан. Энквен не отвечает. Капитан, разреши мне
спуститься в двигательный отсек и выяснить, что с Энквеном,-- попросил
Кельзав.
-- Оставайся на месте.
-- Я быстро...
-- Выполняй приказ,-- отрезал Икаров.
-- Один не справлюсь.
-- Вызови свободные манипуляторы, -- сказал капитан. Кельзав
отключился.
Итак, разрушен регенератор. Починить его можно только в условиях
плоского пространства. Но до него еще надо добраться... Ему уж, видно, не
дожить до этого дня.
Последние минуты Федор хотел побыть рядом с Лин. Мысленным усилием он
включил патрон с записью ее голоса. Он берег его, как последний глоток воды.
"На кремнистой тропе, на чужом перевале..." -- зазвучал в капитанской
рубке голос Лин. Строки о спиральном пути человечества Икаров знал наизусть
-- строки, которые подсказали ему, где искать выход из ловушки, в которой
очутился "Пион". Капитан впитывал каждое слово Лин, каждую ее .интонацию, и