— К себе, соснуть, — Свен, остановившись, кивнул в сторону высокого купола, светящегося коричневым светом.
   — Счастливец, — вздохнул окликнувший, — а у меня три новых вызова, хотя смена кончилась. Вылетаю.
   — Далеко? — из вежливости поинтересовался Свен.
   — Порядком. Только что искатели сообщили координаты. Один — у Коровьей пустоши. Агент подозревает, что беглец спрятался на соседнем кладбище, в семейном склепе. Второй, дурачок, зарылся в городском сквере, возле фонтана.
   — Как же так?
   — Наверное, ночью зарыли.
   — И никто не видел?
   — Если кто и видел, так разве донесет? Видно, здорово торопились дружки. Шпур шел через сквер, видит — а уголок-то торчит из-под земли! Третий… А, да что там! — Говоривший махнул рукой.
   — Желаю улова! — крикнул вслед Свен и отправился к себе. Идя в свою клетушку по бесконечному коридору, Свен нащупал в кармане записную книжку Харви. Первым делом он заперся и затем начал разбирать каракули ушедшего друга…
   «Вчера допоздна разговаривали с С. Спорили.
   — Жизнь стала невыносимой, — заметил я.
   — Как же быть? Ее не переделаешь, — заметил С.».
   «С. — это я», — осенило Свена. Он припомнил свой давний спор с Харви и стал жадно разбирать дальше корявые, падающие вниз строки.
   «… — Остается одно, — сказал я. — Нырнуть в жидкий гелий и вынырнуть лет эдак через двести-триста.
   — А кто сказал, что тогда будет лучше? Может быть, будет еще хуже, чем теперь? — усмехнулся С.
   — Могу поручиться: хуже не будет.
   — Почему?
   — Очень просто — хуже не может быть.
   — Оставь свои шутки, — рассердился С. — Вполне возможно, что через два века ты, выйдя из своего гроба с двойными стенками, застанешь голую пустыню, отравленную атомной радиацией…»
   «Вовсе я не рассердился на него, — подумал Свен, — обычная мнительность Харви».
   В коридоре послышались шаги, и Свен поспешно припрятал записную книжку.
   Однако дочитать ее в этот вечер ему так и не пришлось: последовал еще один вызов, затянувшийся до глубокой ночи…
   Страховое общество «Титан и Венера» пребывало в величайшей панике. Третьего дня к окошку выдачи подошел бледный вкладчик. Он протянул через барьер листок погашения. Девица заученным движением подхватила листок.
   — Все сразу? Или часть? — не глядя на посетителя, прощебетала она.
   — Все, — коротко бросил клиент.
   Девица положила перед собой листок… и глаза ее полезли на лоб: в графе «расход» красовалась цифра… Нет, это ни с чем не сообразно!
   — Вы ошиблись, — кротко сказала она, возвращая бланк. — В сумме несколько лишних нулей.
   За восемь лет службы в «Титане и Венере» Мимит привыкла к разного рода казусам.
   — Нет, все правильно, — возразил странный посетитель, возвращая листок. — Проверьте мою карточку.
   Сумма в самом деле оказалась правильной. Все объяснялось просто: необычный посетитель был в этих стенах в последний раз без малого двести лет тому назад. Тогда же он положил на текущий счет довольно внушительную сумму, не превосходящую, однако, обычного вклада.
   Остальное сделали сложные проценты и время…
   — Прошу подождать, — пролепетала Мимит и на цыпочках подошла к широкой дубовой двери.
   — Двести лет? — переспросил член правления. — Мисс, а вы не заглядывали утром в стакан?
   — Цифры не подлежат сомнению, — сухо произнесла Мимит, обиженно опустив очи долу.
   — Двести лет. Мистика какая-то. Как мог он урвать у господ такой жирный кусок? Мне шестидесяти нет, а я уже собираюсь в дальнюю дорогу. — Шеф задумался.
   — Прикажете выдать? — напомнила Мимит.
   — А мы с чем останемся?
   Шеф поднялся и прихрамывая подошел к калькулятору. Однако все было правильно. Коварные проценты на проценты сделали свое дело. Получалось нечто похожее на прогрессию, которая, как известно, растет лавинообразно.
   Впервые за всю жизнь растерявшийся шеф припомнил некстати притчу о индийском принце Сираме, к которому пришел изобретатель шахмат. Безвестный гений в награду за увлекательную игру попросил, казалось бы, совсем немного: за первый квадрат шахматной доски — одно зернышко риса, за второй — два зернышка, за третий — четыре, за четвертый — восемь и так далее. И что же? Всех житниц принца не хватило на то, чтобы рассчитаться с изобретателем. В итоге принц разорился дотла.
   В общем, со сложными процентами шутки плохи! Позвонить в Центр? Шеф потянулся к видеотелефону, но тут же раздумал. Они, конечно, заинтересуются клиентом столь почтенного возраста, но… О вмешательстве полиции прослышат другие клиенты, шила в мешке не утаишь. А как же тайна вклада, которая гарантируется «Титаном и Венерой»? Нет уж, потеря доверия вкладчиков — последнее дело. Что угодно, только не это. Надо выплатить. Можно извернуться: приостановить другие платежи…
   Шеф вышел, чтобы посмотреть на уникума. Бледный посетитель терпеливо ждал у окна. «На вид ему и сотни не дашь. Вот негодяй! Наверно, вегетарианец», — подумал член правления «Титана и Венеры», с ненавистью глядя на дурно выбритого клиента.
   Итак, почтенное общество, поднатужившись, выполнило желание таинственного вкладчика и погасило его счет.
   Но дело на том не кончилось. Через три дня после столь же необычного, сколь и прискорбного для общества события к окошку кассы подошел румяный толстяк. Он также выразил желание получить обратно свой вклад, внесенный ни много, ни мало… двести пятьдесят лет назад.
   В последующие дни к злополучному окошку явилось еще несколько странных Мафусаилов.
   В итоге страховые компании и банки начали лопаться, словно дождевые пузыри. Тревожные сообщения поступали из разных концов республики. Неизвестно откуда появились бодрые люди трехсотлетнего возраста и во всеуслышание заявляли о своих правах.
   С каждым днем пришельцев становилось все больше. С трудом достигнутое равновесие полетело ко всем чертям. Транспорт переполнился. Попасть в подземку стало невозможно, даже в мертвые дневные часы. Цены в меблирашках подскочили до космических высот: некоторые пришельцы сорили деньгами, ни с чем не считаясь.
   В одной газете появилась карикатура, из облаков вываливалась вереница седобородых пришельцев. Передний кричит.
   — Эй, люди! Мы прибыли. Не освободите ли место?..
   Газеты спорили, какими путями достигается феноменальное массовое долголетие.
   — Диета! — утверждали одни.
   — Спячка с помощью сильнодействующих снотворных, — предполагали другие.
   — Гипноз! — надрывались третьи.
   Однако истину в те блаженные дни еще никто не знал.
   Венс вышел из старых, потемневших от времени ворот — малая песчинка среди тысяч таких же, как он, рабочих и инженеров, гнущих спину на всемогущую компанию «Уэстерн». Хмурые лица, озабоченные глаза, одинаковые фирменные робы…
   В толпе кто-то пребольно наступил Венсу на ногу. Венс поднял голову, чтобы выругаться — перед ним стоял приятель из административного корпуса. Хоран сделал Венсу таинственный знак. Кое-как они выбрались из толчеи на тихую улочку.
   Полуразвалившиеся дома, в которых никто давно не жил, грустно смотрели на них выбитыми окнами. Впрочем, некоторые из них были наспех застеклены и тщательно затянуты тряпьем.
   — Я тут каждый день хожу, — сказал Хоран. — Каждый день застекленных окон прибавляется. Скоро и здесь тоже будет полно. Вот увидишь…
   — Новенькие?
   — А кто же еще? Пришельцы из неведомого прошлого, назойливые гости, смертельные конкуренты нашей цивилизации, или как их там еще прозывают в газетах.
   — Оставь их в покое, — сказал Венс. — Они такие же люди, как и мы с тобой.
   — Ты уверен в этом?
   Венс пожал плечами.
   — В таком случае можешь поблагодарить своих новоявленных братцев…
   Венс молча озирался по сторонам. Он по опыту знал, что Хорану нужно дать возможность выговориться.
   — У меня для тебя новость, — продолжал Хоран.
   — Люблю новости.
   — Новость, к сожалению, невеселая. На днях готовится новое увольнение. И тебя внесли в списки.
   — Но мне же обещали…
   — Обещали… — иронически повторил Хоран. — Грош цена этим обещаниям. Среди твоих новоявленных братиков, видишь ли, попадаются довольно неплохие инженеры. Причем эти пришельцы из прошлого готовы работать за гроши.
   — Но они же богачи? — возразил Венс.
   — Враки! Богачей среди них считанные единицы, а у большинства ничего за душой. У них нет ни одежды, ни крова над головой, если не считать эти трущобы, ни куска хлеба — ничего!
   — Откуда они взялись? — вырвалось у Венса.
   — Ты хочешь, чтобы я ответил тебе на вопрос, над которым ломают голову лучшие умы республики, — улыбнулся Хоран. — Но у меня есть на этот счет собственная гипотеза. Кажется, я напал на разгадку. — Он взял Венса под руку и, таинственно понизив голос, продолжал: — Мне кажется, это пришельцы из космоса.
   — Из космоса… — разочарованно протянул Венс. — Поумнее ты ничего не мог придумать?
   — Дослушай, а потом говори, — горячо зашептал приятель. — Они, конечно, такие, как мы, да не совсем; они хитрее нас.
   — Ты сегодня говоришь загадками, — сказал Венс.
   — Вовсе нет! Понимаешь, если человек летит в ракете, то время для него замедляется, разумеется, с точки зрения тех, кто остался на Земле, — быстро проговорил Хоран.
   — Эта премудрость мне известна еще со времен колледжа, — заметил Венс.
   — Погоди, смеяться будешь потом. Все очень просто. Странно, что никто еще не догадался, в чем дело. Человек садится в ракету и разгоняется до субсветовой скорости. Время для него замедляется. Причем необязательно лететь в другую Галактику, можно кружить даже вокруг старушки Земли.
   — И что же дальше?
   — На ракете, допустим, прошли сутки, а на Земле — целый год! Это уже в зависимости от скорости. И вот хитрецы, достаточно покружившись, возвращаются — и, пожалуйста! Перед ними далекое будущее Земли, к которому они — глупцы! — так стремились.
   — Я, к сожалению, не физик, но думаю, что это чушь, — решительно отрезал Венс. — Представляешь, Сколько надо энергии, чтобы разогнать ракету до субсветовой скорости?
   — Не представляю, — чистосердечно сознался приятель. — Но это неважно, можно взять с запасом…
   Венс, как ни мерзко было у него на душе, против воли усмехнулся.
   — Послушай, — начал Хоран. Он опасливо оглянулся и понизил голос до шепота: — Давай убежим, а?
   Опешивший от неожиданного предложения, Венс в первую минуту не нашелся что ответить.
   — У меня есть кое-какие сбережения, — продолжал Хоран. — Подержанная двухместка стоит недорого, я узнавал.
   — Гм… недорого. А кто ее подталкивать будет — мы с тобой? Расход ракетного топлива контролируется Центром.
   — Фотонное топливо раздобудем на военном складе, — прошептал Хоран. — За деньги все можно.
   — Но я в жизни не управлял ракетой, — пожал плечами Венс, делая вид, что всерьез принимает предложение взбалмошного приятеля.
   — Это ни к чему, — горячо задышал в ухо Хоран. — Слава богу, мы живем в век автоматизации. Век, когда рабочий обходится дешевле машин… Но я не о том, — спохватился Хоран. — Наша задача только наполнить баки, сесть в кабину и нажать кнопку. Остальное сделает кибернетика. Ну? Решайся!
   — Не пойму одного, — задумчиво произнес Венс. — Отчего тебе так хочется удрать? И непременно в будущее? Допустим, я еще куда ни шло. Быть безработным удовольствия мало. Но ты? У тебя, по-моему, верный кусок хлеба с маргарином…
   — Был, — лаконично заметил Хоран.
   — Как, и тебя тоже?
   Хоран кивнул.
   — Компания и для меня подыскала заместителя. Разумеется, из пришельцев. Согласен получать на пятнадцать монет меньше, чем я. Вот так. А меня на улицу. Двадцать лет Хоран гнул спину на «Уэстерн», а пришло время — и выгоняют, как старую собаку. Только этих чужаков не хватало на нашу голову! Негодяи, — лицо Хорана перекосилось, — всех бы их поставить под пулемет! Венс, я уже третью ночь не сплю, все думаю, голова кругом идет. Давай убежим, а?
   — Убежим, а что же дальше?
   — Накрутим вокруг Земли хоть полсотни лет.
   — Допустим.
   — А потом спустимся на Землю. Как эти самые пришельцы.
   — И кто-нибудь выразит горячее желание поставить нас под дуло лучемета. Не так ли?
   — За пятьдесят лет у нас многое изменится, — сказал Хоран. — Не будет безработицы. Люди перестанут ненавидеть друг друга…
   — Кто это тебе поручился, что через пятьдесят лет будет лучше, чем сейчас? — спросил Венс.
   — Во всяком случае, хуже не будет, — убежденно произнес Хоран.
   — Почему?
   — Да потому, что хуже быть не может.
   — Железный аргумент! — расхохотался Венс, хотя ему было совсем невесело.
   Они миновали район трущоб и распрощались у набережной Пешеходов. Говорят, набережная получила свое название еще в те времена, когда автоматизация бурно развивалась. В те дни и отвели набережную для чудаков, желающих ходить пешком. «Даже не верится, что когда-то техника достигла такого уровня», — подумал Венс.
   — Ты фантазер, Хоран, — сказал он приятелю на прощанье.
   А сам Венс, разве не был он фантазером? Разве не грезил о переустройстве жизни, так, чтобы всем было хорошо?
   У входа в подземку собралась огромная толпа. Венсу, всю жизнь проведшему среди городского безлюдья, было непривычно видеть такое сборище людей.
   Зрелище массы людей из пришельцев, которыми «Уэстерн» оперативно заменил более дорогие автоматы, также было для Венса диким и непривычным.
   Подходы к подземке были забиты.
   Сначала Венс решил, что случилось какое-нибудь сногсшибательное уличное происшествие, притягивающее, как магнит, бездельников из всех закоулков. Но, подойдя поближе, он понял, что ошибся. Озлобленные, хмурые люди думали об одном: поскорее протиснуться к ненасытному турникету. Из вожделенных дверей вырывались клубы пара, фиолетового в вечернем тумане, и тянуло сырым теплом. «Сплошные пришельцы», — подумал Венс, усиленно работая локтями. Он вспомнил нелепую теорию Хорана о происхождении пришельцев и усмехнулся. Прежде всего, огромные ускорения сплющат человека в лепешку, если разгонять корабль вокруг Земли до субсветовой скорости. Но даже если отвлечься от этого… Могло ли такое количество ракет приземлиться, не будучи замечено постами противовоздушной обороны?
   Венс жил на окраине, в домике, доставшемся ему по наследству. Жил один, замкнутость характера также досталась ему от праотцев.
   Днем прошел дождь, размыв старый тротуар, поэтому ступать приходилось не спеша и осмотрительно.
   На лавочке возле дома кто-то сидел. Когда Венс подошел, навстречу ему поднялась высокая мужская фигура. «Пришелец, — наметанным взглядом определил Венс. — Не он ли станет завтра на мое место?»
   В свете дугового лампиона лицо незнакомца казалось неживым.
   — Простите… Вы здесь живете? — спросил человек, делая ударение на слове «вы».
   — Я, — подтвердил Венс, останавливаясь.
   Незнакомец, видимо, волновался, с трудом подыскивая слова. Венс обратил внимание на его странный выговор. Да и одет он был необычно. Серая хламида, видимо, не спасала от холода, пришелец дрожал, кутаясь в нее.
   — Мне… нужен… один человек… который живет… — жил здесь, — с усилием проговорил незнакомец.
   — Здесь живу только я, — сказал Венс.
   — Давно?
   — Двадцать лет.
   — Двадцать лет! — повторил незнакомец со странной улыбкой. — Срок, конечно, немалый… А вы случайно не знаете… тут раньше жил мой друг…
   — Как его звали?
   — Свен… Свен — мудрая голова…
   — Свен? Так звали моего предка… прадеда… Но это было давно. Кажется, в Безлюдном веке… — Венс почувствовал нобъяснимое волнение.
   — Очень рад, — сказал незнакомец все с той же странной улыбкой. — Мне, можно сказать, повезло. — После чего сделал жест, смутивший Венса: шагнул к нему и крепко пожал руку, которую юноша не успел отдернуть. Ладонь незнакомца была холодна, как лед.
   — Вы… оттуда? — Венс и сам не смог бы объяснить, что означает его вырвавшееся «оттуда».
   Незнакомец осторожно кивнул, словно боялся, что отвалится голова.
   — Прошу, — спохватился Венс и гостеприимно распахнул дверь.
   Лицо пришельца с самого начала показалось Венсу знакомым. Где мог он видеть эти суровые, резкие черты, словно высеченные из камня? Этот орлиный, с горбинкой, нос?
   Незнакомец потер ладонью широкий лоб. Губы его были плотно сжаты. Он с волнением оглядывал комнату и вдруг с хриплым криком подскочил к стене. Там, в углу, над окном, висело древнее цветное фото в обшарпанном багете. Незнакомец сорвал фото и долго вглядывался в него, беззвучно шевеля губами.
   Венс перевел взгляд с посетителя на портрет… Неужели это одно лицо? Похоже на то… Только лицо на фото выглядит более свежим и румяным, чем оригинал.
   — Это я, я — Харви, — сказал незнакомец, указывая на выцветшее фото.
   — Харви?
   — Да, так звали меня… раньше.
   …В эту ночь подслеповатые оконца домика на глухой окраине светились до самого рассвета. Диковинные вещи услышал Венс от своего гостя. И с каждой фразой он наливался новой для себя решимостью. Зло могуче, но не всесильно.
   Далекое, отшумевшее прошлое, скрытое за перевалом двух веков, вдруг приоткрыло перед Венсом свою завесу, сотканную долгими десятилетиями лжи и недомолвок. И Настоящее озарилось Прошлым, наметив контуры Будущего…
   Говорить о прошлом в республике запрещалось под страхом суровой кары. И растаявшие годы мало-помалу забывались, теряясь в сумерках времен. Да что там далекое прошлое! Даже относительно недавние события, отделенные от нынешних дней каким-нибудь десятком лет, быстро тускнели в памяти, приобретая налет сказочной недостоверности. Может, они и разыгрывались, эти дела, а быть может, это плод фантазии сказителей, кто знает? Во всяком случае, о них нигде не прочтешь…
   Что же касается слухов о странных событиях, происходивших двести лет назад, то они, глухие слухи, давно замерли, и отголоски их сохранились лишь в сказках да песнях, где говорилось о том, как в один черный год вдруг начали исчезать люди неведомо куда. Наверно, они, сумев миновать неприступное кольцо гор, окаймляющих республику, убежали во внешний мир и нашли другую страну, более счастливую…
   В страну, на знамени которой начертано: свобода. Страну, над которой не висит дамокловым мечом безработица.
   В страну, которая не открещивается от всего прошлого. В страну, которая уверенно и спокойно смотрит в будущее…
   В той стране, говорят, место в жизни завоевывается собственным трудом.
   Человек там не может претендовать на привилегии по мотивам собственного происхождения, или родственных связей, или чего-либо подобного…
   И всем хватает места под солнцем, которое, говорят, благосклонно к той стране…
   Однако как достичь земли обетованной?
   Как попасть в ту далекую страну?
   Никто не знает, пели сказители, вдоль каких пиков вились, какие пропасти пересекали неторные тропы смельчаков. Но вскоре тропы были перекрыты, а пойманных беглецов ждали пытки и каторга. И волшебная калитка во внешний мир захлопнулась, чтобы никогда больше не отворяться, а дорога к ней заросла, затерялась в сером вереске…
   Долгое время из уст в уста передавалась мифическая песня, которую якобы сочинили беглецы. Венс припомнил печальный напев и горькие слова:
 
К закату легла от порога,
Простерлась по чистой земле,
Темнит и петляет дорога
И тает в испуганной мгле.
Мы горные рубим ступени,
Дорога во тьме нелегка,
Ложатся бессонные тени
И черная ночь на века…
 
   Странные слова… странная песня… Только теперь для Венса начал проясняться ее темный смысл.
   — …Это был какой-то психоз, — продолжал Харви свой рассказ. — Люди отдавали все за такие коробки с двойным дном, за несколько десятков галлонов жидкого гелия… Открывался такой заманчивый путь! Дорога во внешний мир заказана, ее стерегут хищные скалы. А тут так просто!.. Погружаешься в жидкий гелий и замерзаешь, чтобы воскреснуть, я хочу сказать — проснуться, — поправился Харви, — через двести лет. Но как я ошибся! Как ошиблись все эти несчастные, — тихо проговорил Харви и закрыл лицо руками.
   — Сжиженный гелий… Но это же смертельно, — сказал Венс.
   — Минус двести шестьдесят девять градусов.
   — Почти космический холод! Ткани должны погибнуть, — недоуменно заметил Венс.
   — Наоборот, только при такой температуре они могут сохраниться, — возразил Харви. — Все зависит от способа погружения. Я знаю секрет. Раздобыть его было не так-то просто.
   — Человек ложился в ванну и замерзал. Что же дальше? — спосил Венс.
   — Потом друзья беглеца прятали контейнер в укромном местечке, заранее облюбованном.
   — Но они могли запрятать его так, что оттаявший потом, через двести лет, мог бы и не выбраться?
   — Ну… — Харви пустил колечко синего дыма. — Контейнер если закапывали, так совсем неглубоко, по сути, только маскировали тонким слоем почвы. Если замуровывали в стену, то ограничивались дюймом штукатурки. Если прятали — в полу, то покрывали только пленкой линолеума… Конечно, из-за всего этого ищейкам легче было разыскать беглецов. Но что нам было делать?
   — За два века многое могло измениться. На пустыре мог вырасти многоэтажный дом, башня космосвязи, да мало ли что? — сказал Венс. — Наконец, пыль, обычная пыль, оседая, могла за это время образовать новый слой почвы в много метров толщиной. Каково же беглецу очнуться и вдруг оказаться заживо похороненным… Неужели вы не подумали об этом?
   — Думали, — махнул рукой Харви, — думали мы и об этом. Но выхода у нас не было, и люди шли на риск. Впрочем, насколько я успел заметить вчера, когда выбрался из тайника, строений в этом городе не очень-то прибавилось…
   — Потому что население почти не росло, — пояснил Венс.
   — Возможно, — кивнул Харви. — Что же касается тех, которые, очнувшись, так и не смогли выбраться на волю… Что ж! Может быть, им лучше, чем вам…
   Венс внутренне содрогнулся от каменного равнодушия, которым повеяло от этих слов. Лицо Харви было неживым, глаза упорно глядели в одну точку.
   — Как действовал механизм «воскрешения»? — спросил Венс.
   — Очень просто. В каждом контейнере устанавливалось реле времени. Через положенный срок, скажем, через два века оно срабатывало. Открывался маленький клапан, и гелий начинал капля по капле испаряться. При этом температура медленно, в течение трех лет, повышалась до тех пор, пока достигала двенадцати градусов выше нуля.
   — Три года…
   — Если нагрев происходит быстрей, кровеносные и лимфатические сосуды могут полопаться, и человек погибнет, — терпеливо пояснил Харви.
   Венс побарабанил пальцами по столу.
   — Итак, бегство в будущее, — сказал он. — Причем таким простым и относительно удобным способом. Непонятно только, почему все вы тогда не сбежали?
   — Это было не так-то просто, — покачал головой Харви.
   — Негде спрятаться?
   — Не то. Сжиженный гелий стоил недешево. Люди готовы были отдать все сбережения, но их часто не хватало.
   — А друзья, которые закапывали… Ну, в общем, прятали беглеца… — Венс не договорил.
   — Они рисковали жизнью, — просто сказал Харви.
   — Вот вас, например… Кто спрятал?
   Вопрос этот Харви оставил без ответа. По лицу пришельца из глубокого прошлого скользнула тень. Видимо, горько ему было вспоминать далекого друга, давнымдавно уснувшего в безвестной могиле.
   В окна комнаты пробивался робкий рассвет. Бледный свет, мешаясь с желтым пламенем полупогасших стенных панелей, окрашивал все предметы в фантастические цвета.
   — Достать контейнер было трудно, — вздохнул Харви. — Существовали потайные мастерские, владельцы которых, рискуя головой, выполняли заказы состоятельных беглецов. Большинство беглецов при этом становилось нищими. Впрочем, у некоторых оставались еще деньги.
   — Что же, они брали их с собой, в свой временный гроб? — поинтересовался Венс.
   — Нет. Насколько помню, они вкладывали капиталы в страховые общества и банки. Уж не знаю, какая судьба постигла эти вклады…
   Венс хотел что-то сказать, но гость опередил его:
   — Я, собственно, не успел еще толком прийти в себя: прошли только сутки, как сознание ко мне возвратилось и я вышел на берег реки времени.
   — Не каждый, наверное, может решиться на бегство во времени, — задумчиво произнес Венс, глядя в окно и думая о чем-то своем.
   — Разумеется, — согласился Харви. — Тогда, два века назад, ложась в ледяную ванну, человек не знал, выйдет ли он из нее… когда-нибудь. А вдруг низкая температура убьет наиболее чувствительные клетки головного мозга и человек, оттаяв, потеряет полностью память? Поэтому самые дальновидные покрывали свой саркофаг иероглифами.
   — Иероглифами? — не понял Венс.
   — Да, это был самодеятельный, наспех придуманный шифр. В этих письменах были закодированы основные данные о владельце ковчега.
   — Придумано неплохо.
   — Конечно, заманчиво, вынырнув в туманном будущем, иметь при себе эдакое памятное письмо. Но зато представляете себе, что было, когда такого надписанного беглеца перехватывали длинноухие?
   — Длинноухие?
   — Так называли ищеек правительства.
   — А много их было, этих ищеек?
   — Порядком. А сказать точнее — чуть не каждый второй. По крайней мере, мне так казалось.
   За долгую беседу Венс почти привык к необычному выговору Харви, и он уже не казался ему странным. Правда, встречались отдельные слова, которые были непонятны, но их было немного, и Харви объяснял каждое.