Она уже перестала плакать, хотя продолжала изредка всхлипывать. То, что ее считали взрослой, конечно же, меняло дело. Взрослым плакать не подобает.
   — Как же ты здесь будешь без меня? — спросила она, шмыгая носом.
   — Плохо, Катюша. Очень плохо. Я буду без тебя очень-очень скучать. Но ты ведь уже большая и должна понимать, что иногда приходится делать такие вещи, которые тебе не очень нравятся. Понимаешь, у взрослых такая жизнь…
   — Ну, у детей, положим, жизнь ничуть не лучше, — рассудительно и серьезно заявила Катюша, уже окончательно перестав плакать. — То то нельзя, то это нельзя. Кругом одни запреты. Ну скажи, разве это жизнь?
   Он невольно улыбнулся. Она неожиданно улыбнулась в ответ — и ее милое заплаканное личико расцвело вдруг сотнями, тысячами, миллиардами крохотных улыбочек.
   — Понимаешь, папа, — совсем уже «по-взрослому» заявила она, — я ведь не о себе беспокоюсь, а о тебе. Как ты тут будешь без меня, совсем один? Справишься?
   — Я буду очень-очень стараться, — заверил он ее.
   Тут в разговор вмешалась Тамара Павловна, у которой, к слову сказать, глаза тоже были на мокром месте:
   — Не волнуйся, Катенька, я за твоим папой пригляжу.
   — Обещаете, тетя Тамара?
   — Обещаю, девочка.
   — Ну тогда ладно, — сдалась, наконец, Катюша. — Давайте, что ли, собираться, а то поезд ждать не будет. А дядя Коля, он какой?
   — Он тебе понравится, дочка. Вот увидишь, — сказал Сергей, осторожно снимая Катюшу с колен.
   На сборы ушло около получаса.
   Теперь оставалось сделать самое главное.
   Сергей отвел Тамару Павловну в сторону и вполголоса сказал:
   — Ее нужно нарядить под мальчика. Никто не должен знать, что она выходила из подъезда, понимаете? Иначе все наши труды напрасны.
   Она внимательно посмотрела на него и кивнула.
   — Понимаю. Я ее сейчас постригу.
   — Как вы ей объясните эту метаморфозу?
   — Не волнуйся, Сережа, я найду, что ей сказать. Это я беру на себя. И одежду ей подберу. У меня кое-что осталось от сына, когда он еще был таким же сорванцом, как и твоя Катенька. Берегу, сама не знаю зачем.
   Сергей кивнул: никто не справится с этой задачей лучше чем женщина.
   Тамара Павловна увела Катюшу в соседнюю комнату. А через полчаса они вновь предстали перед нетерпеливо ожидавшим их Сергеем.
   — Да вы просто волшебница, Тамара Павловна! — невольно воскликнул он, глядя на совершенно незнакомого мальчишку, лукаво улыбавшемуся ему из-под козырька старенькой бейсболки.
   — Ну как, папочка, я тебе в новом наряде? — спросил «мальчишка» и рассмеялся звонким Катюшиным смехом.
   — Просто класс! — Сергей был в восторге от свершившейся метаморфозы.
   Катюша снова убежала в соседнюю комнату, чтобы вдоволь повертеться перед зеркалом. Ей эта новая игра явно была по душе.
   Сергей так никогда и не узнал, какие доводы привела «тетя Тамара», чтобы заставить его своенравную дочурку изменить свой облик. Уж наверняка доводы были весьма и весьма убедительными: Катюша с презрением относилась к своим сверстникам противоположного пола.
   Он еще раз поблагодарил Тамару Павловну за мастерски проведенную «операцию по изменению пола».
   — А теперь последние инструкции. Вот вам деньги, — он вынул из кармана заранее приготовленные пять стодолларовых купюр и протянул их Тамаре Павловне, — отдайте их проводнику того вагона, в котором поедет Катюша, и попросите его присмотреть за нею в дороге.
   Тамара Павловна с трепетом взяла доллары; по всему ее виду нетрудно было понять, что такую огромную сумму она держит в руках впервые. Сергею вдруг стало стыдно: то, что делала для него сейчас эта пожилая женщина, стоило в десятки, сотни раз больше, чем эти жалкие пятьсот баксов — однако он до сих пор не дал ей ни копейки, прекрасно зная, что она все равно ничего не возьмет, да еще и обидится в придачу. Ну ничего, придет время, и он ее сполна отблагодарит. За все то добро, что она сделала, делает и еще наверняка сделает для него. Для него и Катюши.
   — Второе, — продолжал он. — Как только посадите Катюшу в вагон и убедитесь, что поезд отошел, тут же отправьте телеграмму моему другу. Он ее встретит. Его адрес и текст телеграммы я вам сейчас напишу. В телеграмме укажете номер поезда, номер вагона, фамилию проводника — постарайтесь ее у него узнать, а также время прибытия поезда на место. Кстати, вы узнали, когда поезд прибывает в Огни?
   — Во вторник, в 12.35 пополудни.
   Сергей что-то прикинул в уме. Значит, поезд будет в пути около двух суток.
   — Прекрасно. Сейчас я вам все напишу.
   Он торопливо написал на тетрадном листке все, что считал нужным, и передал листок Тамаре Павловне.
   — Не потеряйте, это очень важно. Вещи уже упаковали?
   — Не беспокойся, Сережа, все необходимые вещи в чемодане.
   Он решительно замотал головой.
   — Нет, чемодан не годится — слишком бросается в глаза. Чемодан может привлечь их внимание и навести на подозрение, и тогда весь наш камуфляж с переодеванием пойдет прахом. Нужна какая-нибудь легкая сумка. Брать только самое необходимое.
   — Хорошо, Сережа, я сейчас что-нибудь поищу.
   За полтора часа до отхода поезда все приготовления были, наконец, закончены.
   — Присядем на дорожку, — сказала Тамара Павловна. — А то дороги не будет.
   Все трое были торжественно серьезны, и даже Катюша, наряженная мальчиком, была не по-детски деловита.
   Сергей шумно выдохнул и резко поднялся.
   — Ну, с Богом. Езжайте, Тамара Павловна, поезд ждать не будет.
   Катюша хлопала своими большущими глазенками и не отрываясь смотрела на отца.
   — Папа, а ты разве с нами не поедешь? — спросила она с надеждой.
   Сергей привлек ее к себе и крепко поцеловал в мягкую пухленькую щечку.
   — Нет, Катюша, вы поедете вдвоем.
   — Жалко, — отозвалась она после некоторого раздумья. — Ладно, папочка, нам пора. А то мы и правда опоздаем.
   Она чмокнула его в ухо, отвернулась и направилась к двери, на ходу незаметно смахивая случайную слезинку.
   Тамара Павловна поднялась.
   — Пора.
   Они наскоро простились. Когда дверь вот-вот готова была уже захлопнуться, Сергей увидел обращенные к нему большие печальные глаза Катюши, а под ними — две предательски блеснувшие мокрые дорожки.
   Он немного подождал и осторожно выглянул из-за занавески на улицу. Вскоре Тамара Павловна и Катюша вышли из подъезда и не торопясь направились в сторону метро.
   Нужно было быть как минимум ясновидящим, чтобы заподозрить в этой неспешной прогулке бабушки с внуком заранее спланированную и тщательно разработанную попытку к бегству.
   Вымотанный и опустошенный, Сергей в бессилии упал на стул.
   Маленькая, хрупкая, беззащитная девочка!… И совсем, совсем одна…
   Жуткая, бездонная пустота проникла в его душу — и захватила ее всю, без остатка…
   Тамара Павловна вернулась только к вечеру.
   Все прошло благополучно, сообщила она. Катюшу в поезд посадила, с проводником договорилась, телеграмму послала.
   Сергей молча кивнул и ушел к себе.
   Он был мрачен и раздражителен, смутная тревога сжимала его сердце, ядом вливалась в мозг.
   Так надо, так надо, так надо , неустанно твердил он самому себе. Не надо, не надо, не надо , слышался ему в ответ стук колес уносившего маленькую Катюшу поезда.
   В десять позвонил Орлов. Позвонил сам, не прибегая к помощи своих секретарей и помощников. Намеченное торжество, сообщил он, состоится во вторник, в три часа пополудни. Желал видеть «господина Ростовского» у себя в особняке.
   Думая о своем, Сергей машинально ответил согласием. Положив трубку, тут же прикинул: в этот час Катюша уже будет в Огнях, под надежной защитой доктора.
   Дай-то Бог, чтобы с нею ничего не случилось!..


Глава девятнадцатая


   Мысли о Катюше преследовали его весь понедельник и половину вторника. А потом другие проблемы захватили его целиком.
   Сообщив Антонову о времени встречи у Орлова, он к 15.00 уже подъезжал к особняку «нефтяного короля». На этот раз он добирался сам, воспользовавшись своим верным и безотказным «фольксвагеном».
   Гости только-только начали съезжаться, однако на стоянке близ парадного подъезда уже выстроилась вереница роскошных иномарок, среди которых выделялись два неестественно длинных лимузина: один белый, с кремовым отливом, и второй — иссиня-черный, ярко блестевший на солнце своими лакированными боками. Старенький «фольксваген» Сергея на фоне этой роскоши казался каким-то уродцем-недомерком, гадким утенком, случайно залетевшим в стаю великолепных лебедей.
   Его провели в богато убранный зал, где сам хозяин особняка лично засвидетельствовал ему свое почтение и представил некоторым из своих гостей: нескольким директорам компаний и банков, двум министрам, четырем генералам, занимающим видные посты в генштабе, а также двум-трем президентам каких-то крупных общественных объединений и фондов.
   Общество здесь собралось куда более солидное, чем на чествовании юбиляра, где они были на пару с Антоновым двумя неделями раньше. Было еще одно отличие: никто из средств массовой информации сюда допущен не был. «Узкий» круг друзей Орлова и его партнеров по бизнесу явно не желал «светиться» в прессе и по ТВ. Орлов был верен своему слову: встреча была неофициальной. А это значило, что вся эта внушительная шатия-братия «сильных мира сего» в конце концов перепьется и к ночи значительную часть светского лоска заметно порастеряет. Однако это мало волновало его: не позже восьми вечера он отсюда уберется.
   И была еще одна особенность: здесь совершенно не было представительниц прекрасного пола, что еще раз свидетельствовало о том, что весь этот великовозрастный «мальчишник» собирается «оторваться» на полную катушку. Гульнуть, так сказать, по полной программе.
   А программу, следует заметить, Орлов для своих гостей приготовил весьма обширную: чревоугодие плавно должно было перейти в посещение финской сауны и бассейна — здесь же, на территории резиденции «короля», — а для любителей бильярда, тенниса и других элитных спортивных увеселений были оборудованы специальные помещения, теннисные корты и спортивные залы — и все это блистало роскошью и чрезмерным великолепием.
   В половине пятого гостей пригласили в соседний зал, где были накрыты праздничные столы. По толпе приглашенных пронесся вздох восхищения. Такого изобилия и разнообразия блюд, такой изысканной сервировки, такого великолепия Сергею видеть еще не доводилось — как, впрочем, и многим из присутствовавших здесь гостей, хотя все они, как понял Сергей, были завсегдатаями подобных «встреч на высшем уровне». Что и говорить — Орлов знал, как шокировать эту сановную публику.
   Сергей плохо помнил, как пролетели следующие два часа. Все происходящее было окутано для него каким-то ирреальным туманом, словно он присутствовал здесь лишь частью своего "я", кусочком своего сознания.
   Все мысли его снова вертелись вокруг Катюши. Как она добралась? Встретил ли ее доктор? Все ли у нее в порядке?
   Он вяло ковырялся вилкой в своей тарелке: вид великолепной копченой астраханской осетрины явно не вызывал у него аппетита. Из напитков налегал только на минералку и спрайт, а к спиртному, верный своей клятве, не притронулся вовсе.
   Зато остальные гости поглощали горячительные напитки литрами, ведрами и цистернами. Здесь, вдалеке от посторонних глаз, им стесняться было некого. Пустые бутылки то и дело исчезали со столов, уносимые невидимыми официантами, а на их месте тут же появлялись полные. Водка всевозможных сортов, дорогие вина и шампанское лилось рекой. Гости напивались буквально на глазах, а некоторые из них к семи часам уже успели нализаться до поросячьего визга. Услужливые распорядители бережно сносили их в специально приготовленное для этих нужд помещение, где им оказывалась необходимая «медицинская помощь».
   А потом появились цыгане. Орлов, дабы блеснуть своей приверженностью исконно русским традициям, выписал цыганский хор из театра «Ромэн», и те теперь услаждали непритязательный сановный слух изрядно захмелевших гостей душещипательными романсами и зажигательными старинными песнями. Кто-то из гостей пустился в пляс, кто-то, фальшивя, подвывал смуглоликой очаровательной солистке. Словом, Орлов прекрасно знал, как угодить «узкому» кругу своих друзей и партнеров.
   Все это зрелище вызывало у Сергея только чувство тошноты. Пожалуй, до восьми он вряд ли протянет. Еще минут пятнадцать-двадцать — и он незаметно, по-английски, исчезнет.


Глава двадцатая


   Он скорее спинным мозгом почувствовал, чем услышал, что за плечами у него кто-то стоит.
   — Что же вы ничего не пьете, разлюбезнейший Сергей Александрович? — услышал он из-за спины чей-то голос — голос, заставивший его всего напрячься. — Или наше общество вам не по нраву?
   Он попытался было обернуться, но чья-то рука властно легла ему на плечо и пригвоздила к месту.
   — Не надо оборачиваться, Ростовский, — шепнул тот же голос в самое его ухо.
   Он замер. Попытался собраться с мыслями. И тут увидел — нет, скорее почувствовал, всем нутром своим ощутил, как чей-то взгляд буравит его мозг. Сергей перехватил его — и встретился глазами с Орловым.
   Тот сидел достаточно далеко от него, их разделяло не менее трети зала. Орлов смотрел на Сергея сквозь все это пространство и буквально сверлил его своим цепким, немигающим взглядом — взглядом человека-вампира. Смотрел не из-под нависших бровей, как обычно, а прямо, открыто, широко распахнув глаза — так смотрит на жертву удав, намереваясь ее проглотить. Легкая, чуть заметная усмешка скользнула по плотно сжатым губам «короля» — и тут же исчезла.
   Что все это значит, черт побери?!
   Смутная, страшная догадка начала вызревать в его мозгу.
   Ощущение руки на плече исчезло. Сергей резко обернулся. Никого. И лишь вдалеке, в противоположном конце зала он увидел спину человека, быстро удалявшегося в сторону одного из многочисленных коридоров, ведущих из зала.
   Он вскочил, намереваясь последовать за неизвестным, однако тут же сообразил, что открытое преследование может вызвать нездоровый интерес к его персоне со стороны охранников, которых здесь — Сергей прекрасно знал это — все равно что кур нерезаных. Значит, нужно действовать осмотрительно.
   Разыграв из себя заметно подвыпившего человека, которому вдруг срочно потребовалось в туалет, он, шатаясь, поспешил вслед за давно уже скрывшимся незнакомцем. Уже у самого выхода из зала он наткнулся на официанта, по одному виду которого нетрудно было догадаться, что тот прекрасно владеет приемами карате, дзюдо и айкидо вместе взятыми.
   — Мне в туалет, приятель, — заплетающимся языком произнес Сергей.
   «Приятель» молча кивнул и отошел в сторону, освобождая проход в коридор. Сергей не преминул воспользоваться столь вежливым «приглашением».
   Он должен найти того типа. Найти во что бы то ни стало. Сегодня или никогда.
   Как и все в этом доме, коридор, по которому мчался Сергей, отличался роскошью: стены, отделанные панелями из красного дерева; полы, устланные дорогим ковролином с таким длинным ворсом, что для передвижения по нему требовались какие-то особые таланты, которыми Сергей явно не обладал — дважды он едва не растянулся посреди коридора; вдоль стен тянулась вереница хрустальных светильников. И еще одна замечательная особенность бросилась ему в глаза: целый сонм телекамер зорко прощупывал каждый кубический сантиметр всего коридорного пространства.
   Через несколько шагов коридор свернул вправо. В конце следующего пролета Сергей вновь увидел всю ту же спину. Он прибавил шаг, однако тот исчез прежде, чем Сергей успел догнать его.
   То и дело ему попадались заплутавшие гости, выписывающие ногами замысловатые кренделя и пытающиеся боднуть стену своими убеленными сединами головами, а один генерал, подперев стену спиной, медленно сползал на пол.
   Путь его, в частности, пролегал через помещение бильярдной; на зеленом сукне одного из столов сладко похрапывал толстый господин в костюме-тройке и сбившемся набок галстуке, а рядом, упершись кием в стену для поддержания шаткого равновесия, набычившись и угрюмо сопя, стоял другой — в этом втором Сергей узнал весьма важного банкира.
   Еще дважды Сергей упускал из виду неуловимого незнакомца, сворачивая то в один, то в другой пролет, пока, наконец, не очутился в коридоре, который заканчивался тупиком.
   Там, в дальнем конце коридора, стоял здоровенный тип в цивильном костюме и скучающе пялился на заблудившегося гостя. За официанта он явно себя выдавать не собирался. Сергей прошел еще несколько шагов, остановился и осмотрелся. Незнакомец исчез, словно сквозь землю провалился.
   Упустил!
   Выругав себя за свою нерасторопность, Сергей повернул было назад, но неожиданно обнаружил, что у поворота в следующий пролет — тот, откуда он только что пришел — скучает еще один здоровяк в точно таком же цивильном костюме-униформе.
   Его загнали в ловушку! Они отрезали ему все пути к отступлению, и теперь, в этом безлюдном аппендиксе, запросто могут расправиться с ним. Сергей попытался оценить свои шансы на успех, если вдруг придется схватиться с этими типами, однако оценка ситуации не вселила в него оптимизм. Да, с такими качками будет не так-то легко справиться.
   Охранники тем временем, все так же скучая, начали сближаться, медленно зажимая Сергея в клещи.
   Что им от меня нужно?
   Независимо от ответа на этот казалось бы тривиальный вопрос, ему следовало как-то выбираться из этого положения, и чем быстрее, тем лучше. А анализом ситуации можно будет заняться и после — если, конечно, он останется в живых.
   Однако выхода он не видел. Выхода просто не было.
   Расстояние между ним и его противниками медленно, но верно сокращалось. Что ж, раз выбора у него нет, придется принимать вызов. Хотя махать кулаками он сейчас был совершенно не настроен.
   И тут он заметил дверь — единственную в этом безлюдном аппендиксе. Из-под двери пробивалась чуть заметная полоска света.
   А почему бы и нет? В конце концов, это шанс. Как знать, может быть эта дверь выведет его из тупика, в котором он оказался по собственной неосторожности.
   В два шага он очутился возле двери, резко распахнул ее и шагнул вперед. И тут же за его спиной встали те два качка, отрезав тем самым путь к отступлению.
   Он стоял на пороге небольшого помещения, добрую половину которого занимал обширный письменный стол. Из-за стола навстречу ему поднялся невысокого роста человек с приветливой, словно приклеенной, улыбкой на остром, как у хорька, лице.
   Это был тот самый человек, которого Сергей только что преследовал.
   Это был тот самый человек, чьи стеклянные глаза преследовали его самого на протяжении всей прошлой недели.
   Это был человек, которого он где-то когда-то уже встречал. Когда-то давно…
   — Наконец-то, Ростовский, — произнес незнакомец. — Долго же вы меня искали.
   И еще голос… Этот голос он уже слышал, и не один раз.
   Незнакомец сделал рукой едва заметный жест, и двое охранников молча удалились, не забыв плотно закрыть за собой дверь.
   — Позвольте представиться, — учтиво продолжал незнакомец, сияя лучезарной улыбкой. — Свирский, Герман Людвигович. Прошу любить и жаловать.


Глава двадцать первая


   Странно, но Сергей поймал себя на мысли, что был готов к такому повороту событий. То, что тот таинственный незнакомец, который то и дело вставал у него на пути, был именно Свирским, казалось ему теперь само собой разумеющимся. Откровением для него стало совсем другое.
   Орлов. Именно Орлов и был тем человеком, который год назад завладел его почкой!
   Это, действительно, явилось для него полной неожиданностью.
   Весь тот сумбур обрывочных сведений, хранящихся в его голове, неожиданно обрел конкретные очертания, четкую логическую стройность. Все вдруг встало на свои места.
   Свирский, продолжая улыбаться, внимательно следил за реакцией своего «гостя».
   — Да-да, Ростовский, — кивнул он, — вы на верном пути. Я и есть тот самый Свирский, которого вы с таким упорством ищете уже более месяца. Еще день-два, и вы бы сами на меня вышли. Следует отдать должное вашим друзьям в Огнях: они поработали на славу. Однако, Ростовский, вы переступили грань, переступать которую вам не следовало. Поэтому я вынужден был предвосхитить события. Я привык контролировать ситуацию и направлять ее в нужное мне русло. Вы здесь потому, что так хочу я.
   Сергей уже оправился от первого потрясения.
   — Это вы делали мне операцию? — глухо спросил он.
   — По изъятию почки? Разумеется, я.
   Пелена, окутывающая его память, окончательно прорвалась. Сергей наконец вспомнил, где видел эти бесцветные, неподвижно-стеклянные глаза.
   …я лежу на операционном столе, сознание слабой затухающей ниточкой пульсирует в моем мозгу… яркий белый свет бьет в лицо… чей-то силуэт склоняется надо мной… нижняя часть лица скрыта за белой марлевой повязкой, на голове — хирургический колпак, низко надвинутый на брови… видна только узкая полоска глаз… тех самых глаз… в вену у локтевого сгиба впивается игла… по телу разливается сладкая, удивительная истома… я проваливаюсь в глубокую, бездонную яму… погружаюсь во тьму, которая окутывает мое сознание плотным саваном… тьма… ничего, кроме тьмы… и только глаза продолжают слепить своей стеклянной неподвижностью…
   Звук голоса Свирского вернул его к действительности.
   — Довольно, Ростовский. Вечер воспоминаний мы устроим после. А сейчас — к делу. Надеюсь, вы понимаете, что мне известен каждый ваш шаг, каждое ваше телодвижение? Если вы этого еще не поняли, то смею вас заверить, что это именно так. Скажу больше: я не только контролирую ваши действия, но и в большинстве случаев направляю их. Если хотите, я — генератор вашей судьбы. — Он снова расплылся в слащавой улыбке. — Красиво звучит, не так ли? Но оставим лирику. — Он взял небольшую паузу. — К слову сказать, господин Антонов именно вам должен быть благодарен за ту чудесную «случайность», сведшую его с Владимиром Анатольевичем Орловым. Или вы до сих пор наивно полагаете, что встретиться с Орловым вот так запросто, с глазу на глаз, под силу простому смертному? Глубоко заблуждаетесь, Ростовский. Для Владимира Анатольевича ваш Антонов — все равно что назойливая муха, от которой в лучшем случае можно отмахнуться, в худшем же — просто прихлопнуть. Думаю, вы уже поняли: вся эта операция полностью спланирована и осуществлена вашим покорным слугой. Кстати, насчет операции. — Он снова выдержал паузу. — Да, я хирург, и хирург, смею вас заверить, высокой квалификации. И как хирург я провел не один десяток сложнейших операций, в том числе и по трансплантации органов. Вот этими самыми пальчиками, Ростовский. Однако меня всегда привлекали операции более широкого масштаба — операции, далеко выходящие за рамки чисто медицинских аспектов. Именно потому я и здесь, а не в какой-нибудь грязной, вонючей клинике.
   — Еще бы! — с сарказмом заметил Сергей. — Здесь и платят, поди, не в пример больше.
   — Разумеется, — тут же ответил Свирский, пропуская сарказм мимо ушей. — Мой талант стоит больших денег, Ростовский. Я привык, чтобы мой труд оплачивался сполна. Впрочем, вас это не касается, — закончил он резко.
   Сергей невольно сжал кулаки.
   Как же мне хочется тебе врезать! Размазать твою поганую улыбочку по стенам твоего паршивого кабинета!..
   Свирский, похоже, уловил это желание во взгляде своего «гостя», однако и ухом не повел.
   — Что вы от меня хотите? — в упор спросил Сергей, едва себя сдерживая.
   — Вопрос по существу, и вы получите на него ответ — но позже. Замечу лишь, что вы представляете для нас определенный интерес. Согласитесь, что в противном случае с вами никто церемониться бы не стал. И в первую очередь — я.
   Сергей попытался было что-то возразить, однако Свирский пресек эту попытку движением руки.
   — У меня мало времени, Ростовский, да и вам пора убираться отсюда. Закончим этот разговор. Теперь вы знаете достаточно, чтобы сделать соответствующие оргвыводы. Правильные выводы, Ростовский. Можете ехать. Мои люди проводят вас.
   Дверь распахнулась, и на пороге вновь возникли «качки» из личной охраны господина Свирского.
   Что ж, расквитаться с ним, видимо, придется в следующий раз.
   Сергею ничего не оставалось делать, как направиться к выходу. Им овладела какая-то странная, до нелепости абсурдная мысль: почему-то казалось, что Свирский сейчас возьмет и скажет: «Проводите-ка заключенного в его камеру».
   Однако Свирский напутствовал его совсем иначе:
   — И помните, Ростовский, день сюрпризов для вас только начался…
   Если бы Сергей не пропустил этих последних слов мимо ушей, возможно, он как-то сумел бы подготовиться к тому страшному удару, который ждал его дома.


Глава двадцать вторая


   В половине десятого он был уже дома. Вернее, возле дома, так как до квартиры дойти так и не успел. Поставив машину под своими окнами — везти ее в гараж просто не было сил: за день он устал, как собака, — у входа в подъезд Сергей совершенно неожиданно столкнулся со знакомой почтальоншей, которая обычно обслуживала их район. Она окинула его суровым взглядом и проворчала:
   — Ну наконец-то! Я к вам уже третий раз захожу. Делать мне больше нечего, как в свой выходной по ночам телеграммы разносить!