Страница:
Прошёл час.
— Стой!
Дед Мартын крепко держал Игоря за плечо. Их путь пересекала цепочка чьих-то следов.
— Это волки, — чужим голосом произнёс дед и медленно снял с плеча ружьё.
— Волки? Ну и что? — удивился Игорь, вспоминая, что за сегодняшний день они уже не раз пересекали волчьи следы.
— Это жёлтые волки, — глухо пояснил лесник. — Взгляни. Видишь?
Мальчик нагнулся. Следы имели ярко-жёлтый цвет; желтизна окрасила не только сами отпечатки волчьих лап, но и снег вокруг них.
— Осторожнее! — предупредил дед. — Не прикасайся к следам.
Мальчик инстинктивно отдёрнул руку. Он уже знал, чем грозит одно лишь прикосновение к поражённому желтизной предмету.
— Пойдём назад. — Лицо деда Мартына было мрачным и серьёзным. — Будет лучше, если мы вернёмся засветло.
В сторожку вернулись без происшествий. Былой безмятежности больше не было — оба мужчины, и старый, и совсем ещё юный, со всей ясностью вдруг осознали, что страшные метастазы «жёлтого дьявола» дотянулись и до их Богом отмеченного уголка земли.
— Это агония, — прошептал лесник, тяжело опускаясь на грубо сколоченный табурет.
В тот день дед Мартын не проронил больше ни слова.
— Стой!
Дед Мартын крепко держал Игоря за плечо. Их путь пересекала цепочка чьих-то следов.
— Это волки, — чужим голосом произнёс дед и медленно снял с плеча ружьё.
— Волки? Ну и что? — удивился Игорь, вспоминая, что за сегодняшний день они уже не раз пересекали волчьи следы.
— Это жёлтые волки, — глухо пояснил лесник. — Взгляни. Видишь?
Мальчик нагнулся. Следы имели ярко-жёлтый цвет; желтизна окрасила не только сами отпечатки волчьих лап, но и снег вокруг них.
— Осторожнее! — предупредил дед. — Не прикасайся к следам.
Мальчик инстинктивно отдёрнул руку. Он уже знал, чем грозит одно лишь прикосновение к поражённому желтизной предмету.
— Пойдём назад. — Лицо деда Мартына было мрачным и серьёзным. — Будет лучше, если мы вернёмся засветло.
В сторожку вернулись без происшествий. Былой безмятежности больше не было — оба мужчины, и старый, и совсем ещё юный, со всей ясностью вдруг осознали, что страшные метастазы «жёлтого дьявола» дотянулись и до их Богом отмеченного уголка земли.
— Это агония, — прошептал лесник, тяжело опускаясь на грубо сколоченный табурет.
В тот день дед Мартын не проронил больше ни слова.
6.
Ночью Игорь проснулся от каких-то неясных звуков. Кто-то скрёбся то ли в стену сторожки, то ли в окно. Игорь поднялся с постели и прислушался. Всё тихо. Почудилось. Нет, вот опять.
Дед Мартын чуть похрапывал во сне, то и дело ворочаясь с боку на бок. Сон его был явно неспокойным.
Ночь стояла тихая, ясная, безветренная, полная луна роняла на землю холодный мерцающий свет, рождая беспорядочные тени на голубоватом снегу. Полная луна. В такую ночь из могил встают мертвецы. Мальчику стало жутко.
Снаружи доносилось чуть слышное похрустывание — кто-то бродил вокруг сторожки. С замирающим сердцем мальчик приник к окну. Лунный свет сочился сквозь густую хвою гигантских сосен и через пыльное стекло падал на его лицо. На какое-то мгновение Игорю снова показалось, что тайга пустынна и череда ночных звуков — всего лишь галлюцинация, навеянная треволнениями минувшего дня и странными словам деда, но тут что-то тёмное, бесформенное заслонило от него ночное светило. Холодок пробежал по спине мальчика. «Медведь!» — в страхе подумал он. Сквозь стекло блеснули жёлтые, слабо фосфоресцирующие белки глаз. Лохматое, трясущееся существо отпрянуло от окна, и тогда случайный лунный блик, скользнувший по неведомому пришельцу, отчётливо высветил жёлтое лицо мутанта — трёхглазое, с огромными струпьями обвисших ушей. Оно корчилось в судорогах, изнемогая от душившего его беззвучного хохота и повизгивая, будто подбитая собачонка. Завороженный, Игорь не мог оторваться от окна, жуткое зрелище притягивало, парализовало волю. Мутанта он видел впервые.
— Назад! — Кто-то резко отдёрнул его от окна. Это был дед; правой рукой он крепко сжимал двустволку, лицо его было бледно, губы подрагивали. — Не прикасайся к стеклу.
Странное дело: Марса, верного дедова пса, не было слышно, пёс не подавал признаков жизни, хотя жёлтый пришелец барахтался в снегу буквально в двух шагах от его конуры.
Жёсткая складка пролегла между седыми бровями деда Мартына.
— Этого ещё не хватало, — чуть слышно пробормотал он.
Какое-то время мутанта не было видно. Но вот он снова очутился в поле зрения обитателей сторожки. На этот раз он был не один, а тащил за цепь отчаянно упирающегося Марса. Мутант громко сопел, повизгивая от восторга, Марс же, вздыбив всю шерсть так, что стал похож на огромный пушистый шар, с застывшим ужасом в собачьих глазах, выбиваясь из последних сил, нехотя, беззвучно уступал превосходящей силе. Он был обречён, древний инстинкт ясно говорил ему это. Когда скрюченные пальцы мутанта сомкнулись на теле собаки, та исступлённо взвизгнула, жалобно заскулила и вдруг хрипло-хрипло завыла, густая, сочная желтизна в миг покрыла шерсть несчастного животного. Пальцы деда до боли впились в плечо Игоря. Оба мутанта — и человек, и собака — тотчас же скрылись в ночном лесу. Вскоре тайга стихла, оставив лишь жёлтые следы на голубом, испещрённом тенями, снегу.
Рано утром, едва только рассвело, дед Мартын взял ружьё и осторожно выскользнул за дверь, в утреннюю морозную прохладу, строго-настрого запретив Игорю выходить из сторожки. Снег был истоптан множеством жёлтых следов, но основные их скопления обнаружились у крыльца, возлей собачьей конуры (бедный Марс!), теперь сиротливо пустующей, и под одним из окон. Бревенчатый сруб в нескольких местах ярко желтел в лучах утреннего солнца, а на стекле остались длинные жёлтые полосы — словно кто-то провёл по нему грязными пальцами, испачканными в жёлтой краске. Там, где мутанты оставили следы — и на снегу, и на стенах сторожки, и на стекле — желтизна медленно расползалась вширь, охватывая всё новые участки.
Около двух часов потребовалось старому леснику, чтобы огородить заражённые участки — где поленьями дров, где вбитыми в снег колышками, где сухим валежником и еловым лапником. Потом он аккуратно обтесал топором бревенчатые стены, там, где остались жёлтые отметины, внимательно следя за тем, чтобы ни одна стружка, покрытая желтизной, не коснулась его рук, лица и одежды; сгрёб стружки вместе со снегом широкой лопатой, которую обычно использовал для расчистки дорожек и подступов к дому, и высыпал всё в один из огороженных участков. Внимательно оглядел лопату и топор и, выругавшись в бороду, зашвырнул их туда же: несколько ядовито-жёлтых язв проступило на них. Язвы быстро разрастались. Значительно быстрее, чем на снегу или стенах сторожки. В сотни, тысячи раз быстрее. Дед Мартын нахмурился. «Ясно, — догадался он, — эта зараза любит тепло. На холоде, тем более на морозе, она растёт медленно, очень медленно. Лопата и топор лежали в сенях, в тепле, их температура была значительно выше нуля. Вот почему человек… или собака, желтеют практически мгновенно. Живая плоть горяча даже на морозе». Он представил, что произойдёт через несколько дней, когда столбик термометра резко поползёт вверх и перевалит через нулевую отметку — весна есть весна, и приход тёплых дней неизбежен — и его прошиб холодный пот. «Обречены. И нет исхода из этого ада».
Он вернулся в сторожку, скользнул хмурым взглядом по притихшему внуку, подошёл к окну и осторожно вынул раму с жёлтыми разводами. В оконный проём ворвался клуб морозного пара. Так же осторожно, держа раму на вытянутых руках, вынес её из дома и швырнул в поражённый желтизной участок. Стекло жалобно звякнуло, наткнувшись на древко лопаты, и рассыпалось. Потом он снова вернулся в дом и вместе с Игорем залатал оконный проём листом фанеры. «На время сойдёт, — решил дед Мартын, окинув оценивающим взглядом результаты своего труда. — Застеклить можно и позже, если в этом вообще будет надобность», — добавил он мысленно.
Потом ещё раз обошёл свои владения, тщательно высматривая, не остались ли где-нибудь на снегу или срубе незамеченные жёлтые следы. Нет, всё чисто. И только после этого разрешил Игорю покинуть сторожку.
— Запомни, парень, один неосторожный шаг, и ты станешь таким же жёлтым безумцем.
Широко открытыми глазами Игорь смотрел на следы, оставленные ночным пришельцем. Всем нутром своим он ощущал, что над ними тяготеет страшное проклятие, но понять, осознать, постичь это он не мог. Один единственный вопрос вертелся у него на языке, вопрос, который задать деду он так и не решился.
— Пойдём в дом, — сказал дед Мартын, — там и потолкуем. Думаю, пришло время поговорить как мужчина с мужчиной.
Аккуратно поставив ружьё в угол, он уселся за стол и усадил Игоря напротив. Сердце мальчика бешено забилось в груди, когда на нём остановился пристальный взгляд деда.
Дед Мартын долго подыскивал слова, не зная, с чего начать, хмурился и нервно барабанил пальцами по потемневшей от времени дубовой столешнице.
— Послушай, Игорь, и постарайся понять, — сказал он наконец и хрустнул пальцами. — Я не разбираюсь в науках, но за тридцать лет таёжной жизни одну науку я всё же постиг — науку понимать Землю, её нужды, чаяния и боль. За эти годы я стал частью, плоть от плоти и кровь от крови её, проник в самую её душу, и потому твёрдо убеждён: она серьёзно больна. Земля гибнет. Это агония, Игорь. Понимаешь, агония.
Стон вырвался из его груди, глаза гневно блеснули. Он с силой ударил кулаком по столу.
— И повинны в этом люди! Жадные, алчные, злобные, ничтожные, преисполненные ненависти друг к другу, мечтающие лишь о мести и сытом, животном благополучии, это они, они довели планету до гибели! Грядёт конец света, и нет от него спасения! — Лесник судорожно схватился за горло. — Они убили её, нашу Землю, и теперь гибнут сами. Это Апокалипсис, новый и последний Апокалипсис…
— Дедушка! Дедушка!..
Игорю было жутко, таким деда он видел впервые. Но вот взгляд лесника потускнел, голова бессильно опустилась на руки.
— Мои слова пугают тебя, Игорь, прости, но я не хочу скрывать от тебя правды, потому что ты мужчина. Ты должен знать всё, чтобы быть готовым к самому худшему.
Игорь молчал, мысли его путались. Как-то разом исчезли из головы вдруг все вопросы, изо дня в день томившие мальчика, но так и не произнесённые вслух, а на их месте, заслоняя мрачною своей громадой весь свет — и пролетевшее за бетонными стенами «пятьдесят восьмого» детство, и далёких отца с матерью (где вы сейчас, милые?), и даже самого деда Мартына, — восстал из чёрных глубин небытия один единственный, и от единственности своей ещё более жуткий, неотвратимый вопрос: неужели и я тоже? неужели и мне суждено, со всеми вместе? со всей Землёй?.. А ведь так хочется жить…
Нет, не может быть, всё ещё изменится к лучшему, не может не измениться. Дедушка слишком сгущает краски.
— Время вспять не повернуть, — через силу выдавливал слова дед Мартын, словно отвечал на тайные мысли внука. — Земля умирает, это бесспорно, но прежде чем погибнуть самой, она сметёт со своего израненного лика всю эту мерзость, весь этот гнус, сметёт, умоется собственной кровью, вздохнёт в последний раз — и тихо отойдёт.
— Дедушка, не надо! — в ужасе закричал Игорь. — Не говори так! Не надо!
Дед Мартын грустно улыбнулся.
— Я напугал тебя, мой мальчик, снова напугал. Прости старого дурака. — Голос его стал тихим, чуть слышным.
Воцарилось неловкое молчание. Дед тяжёло поднялся и подошёл к окну. Там, за окном, весеннее солнце ярко серебрило снежный покров.
— Ты должен был узнать правду, Игорь. Теперь ты её знаешь. Ведь ты мужчина, так?
Игорь кивнул: да, он мужчина, он смело встретит опасность, лицом к лицу. И всё же…
— Когда же всё это началось? — От постарался придать своему голосу твёрдость и деловитость, но голос предательски дрожал.
Старый лесник обернулся.
— Когда? О, это началось в тот роковой день, когда человек поставил себя над природой, провозгласил себя венцом эволюции и царём Мира. Вот с тех пор и начала гибнуть наша кормилица.
— Я не о том, дедушка…
— Знаю, что не о том, — кивнул дед Мартын. — Помнишь недавнюю катастрофу на Новой Земле? А ядерные испытания в Неваде? Они прогремели одновременно, эти дьявольские взрывы, и Землю насквозь пронзило ядерной стрелой, поразило в самое сердце. Об этом ведь много писали, только никто тогда ничего не понял… да и сейчас мало кто понимает. — Он подошёл к мальчику вплотную и положил жилистые руки, руки былинного русского богатыря, ему на плечи. — Знаешь, паренёк, не ходи больше на озеро.
Игорь удивлённо вскинул брови.
— Но почему?
— Потому, что это опасно. Не ходи, и всё тут, — отрезал дед.
— Ты боишься, что я встречусь с жёлтым человеком?
— И этого тоже. Но ещё больше я боюсь иного, неведомого. Внезапная опасность вдвойне, втройне страшнее ожидаемой, она бьёт наповал, в самый неподходящий момент. Её сила именно в непредсказуемости.
— Откуда же ты знаешь, дедушка, что на озеро ходить опасно?
Дед Мартын задумчиво посмотрел на внука.
— Знаю, Игорь. Назови это интуицией. Пожил бы ты с моё в тайге, понял бы, о чём я толкую. Тянет с озера чем-то нехорошим, что-то с ним неладное творится. Вот и сейчас, чуешь? — Он потянул носом. — Ветер как раз оттуда. Неужели не чуешь?
Игорь с шумом втянул в себя воздух. В нос шибанул терпкий запах хвои и подтаившего снега. И всё, ничего такого, что могло бы внушить опасения. Он растерянно посмотрел на деда.
— А я чую, — сказал тот. — Гадостью какой-то несёт, вроде как нашатырём…
Дед Мартын чуть похрапывал во сне, то и дело ворочаясь с боку на бок. Сон его был явно неспокойным.
Ночь стояла тихая, ясная, безветренная, полная луна роняла на землю холодный мерцающий свет, рождая беспорядочные тени на голубоватом снегу. Полная луна. В такую ночь из могил встают мертвецы. Мальчику стало жутко.
Снаружи доносилось чуть слышное похрустывание — кто-то бродил вокруг сторожки. С замирающим сердцем мальчик приник к окну. Лунный свет сочился сквозь густую хвою гигантских сосен и через пыльное стекло падал на его лицо. На какое-то мгновение Игорю снова показалось, что тайга пустынна и череда ночных звуков — всего лишь галлюцинация, навеянная треволнениями минувшего дня и странными словам деда, но тут что-то тёмное, бесформенное заслонило от него ночное светило. Холодок пробежал по спине мальчика. «Медведь!» — в страхе подумал он. Сквозь стекло блеснули жёлтые, слабо фосфоресцирующие белки глаз. Лохматое, трясущееся существо отпрянуло от окна, и тогда случайный лунный блик, скользнувший по неведомому пришельцу, отчётливо высветил жёлтое лицо мутанта — трёхглазое, с огромными струпьями обвисших ушей. Оно корчилось в судорогах, изнемогая от душившего его беззвучного хохота и повизгивая, будто подбитая собачонка. Завороженный, Игорь не мог оторваться от окна, жуткое зрелище притягивало, парализовало волю. Мутанта он видел впервые.
— Назад! — Кто-то резко отдёрнул его от окна. Это был дед; правой рукой он крепко сжимал двустволку, лицо его было бледно, губы подрагивали. — Не прикасайся к стеклу.
Странное дело: Марса, верного дедова пса, не было слышно, пёс не подавал признаков жизни, хотя жёлтый пришелец барахтался в снегу буквально в двух шагах от его конуры.
Жёсткая складка пролегла между седыми бровями деда Мартына.
— Этого ещё не хватало, — чуть слышно пробормотал он.
Какое-то время мутанта не было видно. Но вот он снова очутился в поле зрения обитателей сторожки. На этот раз он был не один, а тащил за цепь отчаянно упирающегося Марса. Мутант громко сопел, повизгивая от восторга, Марс же, вздыбив всю шерсть так, что стал похож на огромный пушистый шар, с застывшим ужасом в собачьих глазах, выбиваясь из последних сил, нехотя, беззвучно уступал превосходящей силе. Он был обречён, древний инстинкт ясно говорил ему это. Когда скрюченные пальцы мутанта сомкнулись на теле собаки, та исступлённо взвизгнула, жалобно заскулила и вдруг хрипло-хрипло завыла, густая, сочная желтизна в миг покрыла шерсть несчастного животного. Пальцы деда до боли впились в плечо Игоря. Оба мутанта — и человек, и собака — тотчас же скрылись в ночном лесу. Вскоре тайга стихла, оставив лишь жёлтые следы на голубом, испещрённом тенями, снегу.
Рано утром, едва только рассвело, дед Мартын взял ружьё и осторожно выскользнул за дверь, в утреннюю морозную прохладу, строго-настрого запретив Игорю выходить из сторожки. Снег был истоптан множеством жёлтых следов, но основные их скопления обнаружились у крыльца, возлей собачьей конуры (бедный Марс!), теперь сиротливо пустующей, и под одним из окон. Бревенчатый сруб в нескольких местах ярко желтел в лучах утреннего солнца, а на стекле остались длинные жёлтые полосы — словно кто-то провёл по нему грязными пальцами, испачканными в жёлтой краске. Там, где мутанты оставили следы — и на снегу, и на стенах сторожки, и на стекле — желтизна медленно расползалась вширь, охватывая всё новые участки.
Около двух часов потребовалось старому леснику, чтобы огородить заражённые участки — где поленьями дров, где вбитыми в снег колышками, где сухим валежником и еловым лапником. Потом он аккуратно обтесал топором бревенчатые стены, там, где остались жёлтые отметины, внимательно следя за тем, чтобы ни одна стружка, покрытая желтизной, не коснулась его рук, лица и одежды; сгрёб стружки вместе со снегом широкой лопатой, которую обычно использовал для расчистки дорожек и подступов к дому, и высыпал всё в один из огороженных участков. Внимательно оглядел лопату и топор и, выругавшись в бороду, зашвырнул их туда же: несколько ядовито-жёлтых язв проступило на них. Язвы быстро разрастались. Значительно быстрее, чем на снегу или стенах сторожки. В сотни, тысячи раз быстрее. Дед Мартын нахмурился. «Ясно, — догадался он, — эта зараза любит тепло. На холоде, тем более на морозе, она растёт медленно, очень медленно. Лопата и топор лежали в сенях, в тепле, их температура была значительно выше нуля. Вот почему человек… или собака, желтеют практически мгновенно. Живая плоть горяча даже на морозе». Он представил, что произойдёт через несколько дней, когда столбик термометра резко поползёт вверх и перевалит через нулевую отметку — весна есть весна, и приход тёплых дней неизбежен — и его прошиб холодный пот. «Обречены. И нет исхода из этого ада».
Он вернулся в сторожку, скользнул хмурым взглядом по притихшему внуку, подошёл к окну и осторожно вынул раму с жёлтыми разводами. В оконный проём ворвался клуб морозного пара. Так же осторожно, держа раму на вытянутых руках, вынес её из дома и швырнул в поражённый желтизной участок. Стекло жалобно звякнуло, наткнувшись на древко лопаты, и рассыпалось. Потом он снова вернулся в дом и вместе с Игорем залатал оконный проём листом фанеры. «На время сойдёт, — решил дед Мартын, окинув оценивающим взглядом результаты своего труда. — Застеклить можно и позже, если в этом вообще будет надобность», — добавил он мысленно.
Потом ещё раз обошёл свои владения, тщательно высматривая, не остались ли где-нибудь на снегу или срубе незамеченные жёлтые следы. Нет, всё чисто. И только после этого разрешил Игорю покинуть сторожку.
— Запомни, парень, один неосторожный шаг, и ты станешь таким же жёлтым безумцем.
Широко открытыми глазами Игорь смотрел на следы, оставленные ночным пришельцем. Всем нутром своим он ощущал, что над ними тяготеет страшное проклятие, но понять, осознать, постичь это он не мог. Один единственный вопрос вертелся у него на языке, вопрос, который задать деду он так и не решился.
— Пойдём в дом, — сказал дед Мартын, — там и потолкуем. Думаю, пришло время поговорить как мужчина с мужчиной.
Аккуратно поставив ружьё в угол, он уселся за стол и усадил Игоря напротив. Сердце мальчика бешено забилось в груди, когда на нём остановился пристальный взгляд деда.
Дед Мартын долго подыскивал слова, не зная, с чего начать, хмурился и нервно барабанил пальцами по потемневшей от времени дубовой столешнице.
— Послушай, Игорь, и постарайся понять, — сказал он наконец и хрустнул пальцами. — Я не разбираюсь в науках, но за тридцать лет таёжной жизни одну науку я всё же постиг — науку понимать Землю, её нужды, чаяния и боль. За эти годы я стал частью, плоть от плоти и кровь от крови её, проник в самую её душу, и потому твёрдо убеждён: она серьёзно больна. Земля гибнет. Это агония, Игорь. Понимаешь, агония.
Стон вырвался из его груди, глаза гневно блеснули. Он с силой ударил кулаком по столу.
— И повинны в этом люди! Жадные, алчные, злобные, ничтожные, преисполненные ненависти друг к другу, мечтающие лишь о мести и сытом, животном благополучии, это они, они довели планету до гибели! Грядёт конец света, и нет от него спасения! — Лесник судорожно схватился за горло. — Они убили её, нашу Землю, и теперь гибнут сами. Это Апокалипсис, новый и последний Апокалипсис…
— Дедушка! Дедушка!..
Игорю было жутко, таким деда он видел впервые. Но вот взгляд лесника потускнел, голова бессильно опустилась на руки.
— Мои слова пугают тебя, Игорь, прости, но я не хочу скрывать от тебя правды, потому что ты мужчина. Ты должен знать всё, чтобы быть готовым к самому худшему.
Игорь молчал, мысли его путались. Как-то разом исчезли из головы вдруг все вопросы, изо дня в день томившие мальчика, но так и не произнесённые вслух, а на их месте, заслоняя мрачною своей громадой весь свет — и пролетевшее за бетонными стенами «пятьдесят восьмого» детство, и далёких отца с матерью (где вы сейчас, милые?), и даже самого деда Мартына, — восстал из чёрных глубин небытия один единственный, и от единственности своей ещё более жуткий, неотвратимый вопрос: неужели и я тоже? неужели и мне суждено, со всеми вместе? со всей Землёй?.. А ведь так хочется жить…
Нет, не может быть, всё ещё изменится к лучшему, не может не измениться. Дедушка слишком сгущает краски.
— Время вспять не повернуть, — через силу выдавливал слова дед Мартын, словно отвечал на тайные мысли внука. — Земля умирает, это бесспорно, но прежде чем погибнуть самой, она сметёт со своего израненного лика всю эту мерзость, весь этот гнус, сметёт, умоется собственной кровью, вздохнёт в последний раз — и тихо отойдёт.
— Дедушка, не надо! — в ужасе закричал Игорь. — Не говори так! Не надо!
Дед Мартын грустно улыбнулся.
— Я напугал тебя, мой мальчик, снова напугал. Прости старого дурака. — Голос его стал тихим, чуть слышным.
Воцарилось неловкое молчание. Дед тяжёло поднялся и подошёл к окну. Там, за окном, весеннее солнце ярко серебрило снежный покров.
— Ты должен был узнать правду, Игорь. Теперь ты её знаешь. Ведь ты мужчина, так?
Игорь кивнул: да, он мужчина, он смело встретит опасность, лицом к лицу. И всё же…
— Когда же всё это началось? — От постарался придать своему голосу твёрдость и деловитость, но голос предательски дрожал.
Старый лесник обернулся.
— Когда? О, это началось в тот роковой день, когда человек поставил себя над природой, провозгласил себя венцом эволюции и царём Мира. Вот с тех пор и начала гибнуть наша кормилица.
— Я не о том, дедушка…
— Знаю, что не о том, — кивнул дед Мартын. — Помнишь недавнюю катастрофу на Новой Земле? А ядерные испытания в Неваде? Они прогремели одновременно, эти дьявольские взрывы, и Землю насквозь пронзило ядерной стрелой, поразило в самое сердце. Об этом ведь много писали, только никто тогда ничего не понял… да и сейчас мало кто понимает. — Он подошёл к мальчику вплотную и положил жилистые руки, руки былинного русского богатыря, ему на плечи. — Знаешь, паренёк, не ходи больше на озеро.
Игорь удивлённо вскинул брови.
— Но почему?
— Потому, что это опасно. Не ходи, и всё тут, — отрезал дед.
— Ты боишься, что я встречусь с жёлтым человеком?
— И этого тоже. Но ещё больше я боюсь иного, неведомого. Внезапная опасность вдвойне, втройне страшнее ожидаемой, она бьёт наповал, в самый неподходящий момент. Её сила именно в непредсказуемости.
— Откуда же ты знаешь, дедушка, что на озеро ходить опасно?
Дед Мартын задумчиво посмотрел на внука.
— Знаю, Игорь. Назови это интуицией. Пожил бы ты с моё в тайге, понял бы, о чём я толкую. Тянет с озера чем-то нехорошим, что-то с ним неладное творится. Вот и сейчас, чуешь? — Он потянул носом. — Ветер как раз оттуда. Неужели не чуешь?
Игорь с шумом втянул в себя воздух. В нос шибанул терпкий запах хвои и подтаившего снега. И всё, ничего такого, что могло бы внушить опасения. Он растерянно посмотрел на деда.
— А я чую, — сказал тот. — Гадостью какой-то несёт, вроде как нашатырём…
7.
«И ничем таким не пахнет, — час спустя думал Игорь, направляясь к озеру тайком от деда. — Если уж я и в самом деле мужчина, то должен сам убедиться, что с озером что-то происходит».
Всё же он не рискнул спуститься на лёд, а выбрал самый крутой берег, высившийся не только над озером, но и над всей округой — с этой кручи он любил нестись на лыжах вниз, доезжая аж до самой середины озера. Здесь и решил остановиться, чтобы внимательно осмотреть Медвежье.
…Тайга стонала. Только теперь, когда похрустывание снега под лыжами да шум собственного дыхания не нарушали более покой и тишину таёжного леса, он вдруг ясно расслышал, вернее, не расслышал, а скорее уловил тихое, едва различимое постанывание. Стонало всё вокруг — и снег, и вековые деревья, и само небо, и даже солнце, стонало тихо, настолько тихо, что вполне могло сойти за слуховые галлюцинации, навеянные событиями последних дней и мрачными прогнозами деда Мартына. Но Игорь не тешил себя иллюзиями (ведь он мужчина и должен смотреть правде в глаза): сквозь беззаботное щебетанье лесных пичуг и мерное потрескивание длинноствольных сосен он отчётливо различил посторонний звук, исполненный боли и нечеловеческого страдания. Звук, словно взывающий о помощи. Игорю стало не по себе.
Странно. Птицы не решались лететь над озером Медвежьим, а огибали его стороной, по широкой дуге.
Чьё-то присутствие. Сзади. Кто-то протяжно, с подвыванием, зевнул. Игорь напрягся и резко обернулся.
В трёх шагах от него жёлтым монстром маячил Марс, пропавший дедов пёс, и лукаво подмигивал. С языка его стекала жёлтая слюна и тут же жадно впитывалась снегом. Вот и всё, обречённо подумал мальчик, боясь шевельнуть даже пальцем. Сейчас он кинется на меня, и тогда…
Пританцовывающей походкой Марс засеменил к Игорю, тихонько повизгивая, скаля жёлтые зубы в каком-то жутком подобии улыбки, и дружелюбно повиливая пушистым хвостом, но… но передние лапы его вдруг скользнули по твёрдому гладкому насту, оставляя на снегу рваные жёлтые борозды, и пёс кубарем покатился по склону вниз, к озеру. Ледяной волной прошёлся ужас по сердцу мальчика — и тут же отхлынул. Марс исчез. Жёлтый след обрывался у самого льда. Над озером пронёсся судорожный вздох, лёд чуть вздыбился, затрещал, хрустнул и снова осел. В лицо пахнуло зловонным горячим смрадом, что-то едкое и знакомое уловил он в этом тошнотворном запахе. Что-то, о чём говорил дед Мартын.
Аммиак…
Как он очутился в сторожке, Игорь уже не помнил — ноги принесли его сами.
Всё же он не рискнул спуститься на лёд, а выбрал самый крутой берег, высившийся не только над озером, но и над всей округой — с этой кручи он любил нестись на лыжах вниз, доезжая аж до самой середины озера. Здесь и решил остановиться, чтобы внимательно осмотреть Медвежье.
…Тайга стонала. Только теперь, когда похрустывание снега под лыжами да шум собственного дыхания не нарушали более покой и тишину таёжного леса, он вдруг ясно расслышал, вернее, не расслышал, а скорее уловил тихое, едва различимое постанывание. Стонало всё вокруг — и снег, и вековые деревья, и само небо, и даже солнце, стонало тихо, настолько тихо, что вполне могло сойти за слуховые галлюцинации, навеянные событиями последних дней и мрачными прогнозами деда Мартына. Но Игорь не тешил себя иллюзиями (ведь он мужчина и должен смотреть правде в глаза): сквозь беззаботное щебетанье лесных пичуг и мерное потрескивание длинноствольных сосен он отчётливо различил посторонний звук, исполненный боли и нечеловеческого страдания. Звук, словно взывающий о помощи. Игорю стало не по себе.
Странно. Птицы не решались лететь над озером Медвежьим, а огибали его стороной, по широкой дуге.
Чьё-то присутствие. Сзади. Кто-то протяжно, с подвыванием, зевнул. Игорь напрягся и резко обернулся.
В трёх шагах от него жёлтым монстром маячил Марс, пропавший дедов пёс, и лукаво подмигивал. С языка его стекала жёлтая слюна и тут же жадно впитывалась снегом. Вот и всё, обречённо подумал мальчик, боясь шевельнуть даже пальцем. Сейчас он кинется на меня, и тогда…
Пританцовывающей походкой Марс засеменил к Игорю, тихонько повизгивая, скаля жёлтые зубы в каком-то жутком подобии улыбки, и дружелюбно повиливая пушистым хвостом, но… но передние лапы его вдруг скользнули по твёрдому гладкому насту, оставляя на снегу рваные жёлтые борозды, и пёс кубарем покатился по склону вниз, к озеру. Ледяной волной прошёлся ужас по сердцу мальчика — и тут же отхлынул. Марс исчез. Жёлтый след обрывался у самого льда. Над озером пронёсся судорожный вздох, лёд чуть вздыбился, затрещал, хрустнул и снова осел. В лицо пахнуло зловонным горячим смрадом, что-то едкое и знакомое уловил он в этом тошнотворном запахе. Что-то, о чём говорил дед Мартын.
Аммиак…
Как он очутился в сторожке, Игорь уже не помнил — ноги принесли его сами.
8.
Дед Мартын строго отчитал внука за самовольную отлучку, а потом долго прижимал его к своей волосатой щеке и молчал.
Остаток дня прошёл в тягостной тишине: говорить ни о чём не хотелось. Игорь так и не сказал деду о Марсе. Воздух был словно наэлектризован, смутное беспокойство и безотчётная тревога крадучись забирались в сердца мужчин, вселяя страх, рождая первые признаки паники. Оба ждали грозы, грозы последней и неотвратимой. Теперь уже и мальчик знал, что она неизбежна.
Остаток дня прошёл в тягостной тишине: говорить ни о чём не хотелось. Игорь так и не сказал деду о Марсе. Воздух был словно наэлектризован, смутное беспокойство и безотчётная тревога крадучись забирались в сердца мужчин, вселяя страх, рождая первые признаки паники. Оба ждали грозы, грозы последней и неотвратимой. Теперь уже и мальчик знал, что она неизбежна.
Глава четвёртая
Даже если ты восторжествуешь на время, тем хуже для тебя: удар грядёт. он настигнет и повергнет тебя в самый разгар торжества, твоего.
…час этот может быть страшен: огнь, вихрь и буря, гнёт гнева Господнего.
Шри Ауробиндо,
«Час Бога»
1.
Вечером того же дня, сразу после заката, в доме появились гости. Они ввалились в комнату внезапно, сразу всем скопом, словно намереваясь застать хозяев врасплох. Ими оказались трое мужчин, двое в грубых, видавших виды телогрейках и третий в солдатской шинели; у двоих в руках грозно сверкнули новенькие автоматы. Их давно не бритые физиономии и настороженные, оценивающие взгляды заставили деда Мартына собраться и как бы случайно оказаться вблизи от стоявшей в углу двустволки. С минуту пришельцы молча, по-волчьи, озирались по сторонам, потом один из них, ярко-рыжий детина, шагнул вперёд и прохрипел:
— Пустишь нас переночевать, а, хозяин? Мы геологи, от своих отбились. Утром мы уйдём.
Старый лесник ответил не сразу.
— Что ж, — произнёс он наконец, — коли на одну ночь, располагайтесь. Ужинать будете?
— А как же, — за всех ответил рыжий.
— Выпить есть, старик? — спросил тип в шинели, со шрамом на подбородке. — Продрогли мы, погреться не мешало б.
— Спиртного в доме не держу, — сухо ответил дед Мартын.
— Зря, — с досадой бросил тип в шинели.
За стол уселись с оружием. Дед подал им тушёную оленину с грибами. Гости жадно набросились на еду, и какое-то время из-за стола доносились лишь чавканье и голодное сопение. Когда гости слегка насытились, дед Мартын, не сводивший с них пристального взгляда, поинтересовался:
— Что ж вы, граждане геологи, прямо с оружием за стол сели?
— Стволы казённые, мало ли что случится, — не отрываясь от тарелки, проскрипел рыжий.
— А что может случиться в доме старого лесника? — усмехнулся дед Мартын. — Мне ваши стволы не нужны, а чужие здесь не ходят.
Гости не удостоили его ответом.
— Я и не знал, что геологам автоматы положены, — с наивным недоумением произнёс Игорь, до сих пор не проронивший ни слова.
— А ты, малец, много чего не знаешь, — грубо оборвал его тип со шрамом.
— В тайге неспокойно, — пояснил рыжий, обращаясь к деду Мартыну, — говорят, какая-то нечисть по лесам бродит, вот нам и выдали по два ствола на троих, так, на всякий случай, в целях личной самообороны.
— Ясно, — сказал дед, взял двустволку и вышел.
— Куда это он? — резко спросил третий гость, до сего момента хранивший молчание, и схватился за автомат.
— Сиди! — рявкнул рыжий, встал и подошёл к окну. Снаружи поскрипывал снег под сапогами деда Мартына.
— Бродит старый хрен, — буркнул рыжий, вглядываясь в пыльное стекло. — Что-то фонарём высвечивает.
Про Игоря, казалось, все трое и думать забыли.
Родившаяся где-то в подсознании мальчика мысль сразу же при появлении незнакомцев теперь вдруг обрела совершенно чёткий и определённый смысл. «Да никакие они не геологи, — в ужасе подумал Игорь. — Это самые настоящие бандиты! У них на лицах всё написано».
Вернулся дед Мартын.
— Куда ходил, старик? — грубо спросил третий «геолог».
— Я не обязан давать отчёт в своих действиях, — сухо, с достоинством ответил старый лесник, — тем более людям, попросившимся на ночлег.
— Поумерь свой пыл, Иван Иваныч, — цыкнул на третьего рыжий, а затем обратился к деду Мартыну, изображая на своём грубом лице некое подобие примирительной улыбки: — Не обращай на него внимания, хозяин, его вчера ночью чуть было «желтолицый» не облобызал, во сне. Ха-ха-ха! Вот он и дёргается, как уж на сковородке. А так он мужик добрый, покладистый, отличный семьянин и бывший член партии. Верно толкую, Иван Иваныч?
— Да пошёл ты, — огрызнулся тот и бросил злобный взгляд на деда Мартына.
— Нет, а всё же, старик, куда это тебя носило на ночь глядя? — спросил рыжий, прищурившись. Это было не обычное праздное любопытство, а жёсткое требование.
В отличие от внука, дед Мартын распознал в «геологах» беглых зэков сразу же, как только те вошли в дом, а дальнейшее их поведение лишь утвердило его в этой мысли. Но заявлять о своём открытии во всеуслышанье было бы равносильно отпиливанию сука, на котором сидишь — тут же последовало бы ответное действие ночных гостей, могущее привести — кто знает? — к трагическому исходу. Вот если бы здесь не было Игоря, а так… нет, жизнью ребёнка старый лесник рисковать права не имел. Потому-то он и принял версию рыжего «геолога» как нечто очевидное, тем самым признавая право геологов всего мира внешне походить на беглых уголовников, носить автоматы Калашникова (а вовсе не охотничьи ружья) и быть одетыми чёрт знает во что. Впрочем, «геологи» и не питали особых иллюзий по поводу своей внешности, не были они и наивными простачками, чтобы поверить в убедительность своей «легенды», но и им, и деду Мартыну было удобно придерживаться принятой версии — до поры, до времени, по крайней мере. Потому-то, дабы не идти на открытый конфликт с головорезами, и решил старый лесник дать отчёт о своей отлучке из сторожки.
— Вчера ночью, — пояснил он, — к нам пожаловал жёлтый человек, или «желтолицый», как вы его называете, и наследил возле дома. Я ходил проведать, не забрёл ли кто из вас в запретные зоны и не принёс ли заразу в дом.
Игорь видел, как вытянулись и посерели лица «геологов». Они разом вскочили из-за стола и тут же бросились осматривать подметки своих сапог. Дед Мартын усмехнулся.
— К счастью для всех нас, — продолжал он, — вы прошли чисто.
— Старый хрен, — выругался «Иван Иваныч». — Мог бы и раньше сказать, чтоб тебя…
Набив желудки, гости расположились на ночлег, причём двое легли возле окон, а третий — у входной двери, тем самым отрезав деду Мартыну и его внуку путь к выходу из сторожки. Старый лесник лишь усмехнулся принятым мерам, а Игорю, улучив момент, украдкой шепнул:
— Это плохие люди. Остерегайся их. Старайся не показать виду, что знаешь о них правду. Завтра, Бог даст, они уберутся.
— Пустишь нас переночевать, а, хозяин? Мы геологи, от своих отбились. Утром мы уйдём.
Старый лесник ответил не сразу.
— Что ж, — произнёс он наконец, — коли на одну ночь, располагайтесь. Ужинать будете?
— А как же, — за всех ответил рыжий.
— Выпить есть, старик? — спросил тип в шинели, со шрамом на подбородке. — Продрогли мы, погреться не мешало б.
— Спиртного в доме не держу, — сухо ответил дед Мартын.
— Зря, — с досадой бросил тип в шинели.
За стол уселись с оружием. Дед подал им тушёную оленину с грибами. Гости жадно набросились на еду, и какое-то время из-за стола доносились лишь чавканье и голодное сопение. Когда гости слегка насытились, дед Мартын, не сводивший с них пристального взгляда, поинтересовался:
— Что ж вы, граждане геологи, прямо с оружием за стол сели?
— Стволы казённые, мало ли что случится, — не отрываясь от тарелки, проскрипел рыжий.
— А что может случиться в доме старого лесника? — усмехнулся дед Мартын. — Мне ваши стволы не нужны, а чужие здесь не ходят.
Гости не удостоили его ответом.
— Я и не знал, что геологам автоматы положены, — с наивным недоумением произнёс Игорь, до сих пор не проронивший ни слова.
— А ты, малец, много чего не знаешь, — грубо оборвал его тип со шрамом.
— В тайге неспокойно, — пояснил рыжий, обращаясь к деду Мартыну, — говорят, какая-то нечисть по лесам бродит, вот нам и выдали по два ствола на троих, так, на всякий случай, в целях личной самообороны.
— Ясно, — сказал дед, взял двустволку и вышел.
— Куда это он? — резко спросил третий гость, до сего момента хранивший молчание, и схватился за автомат.
— Сиди! — рявкнул рыжий, встал и подошёл к окну. Снаружи поскрипывал снег под сапогами деда Мартына.
— Бродит старый хрен, — буркнул рыжий, вглядываясь в пыльное стекло. — Что-то фонарём высвечивает.
Про Игоря, казалось, все трое и думать забыли.
Родившаяся где-то в подсознании мальчика мысль сразу же при появлении незнакомцев теперь вдруг обрела совершенно чёткий и определённый смысл. «Да никакие они не геологи, — в ужасе подумал Игорь. — Это самые настоящие бандиты! У них на лицах всё написано».
Вернулся дед Мартын.
— Куда ходил, старик? — грубо спросил третий «геолог».
— Я не обязан давать отчёт в своих действиях, — сухо, с достоинством ответил старый лесник, — тем более людям, попросившимся на ночлег.
— Поумерь свой пыл, Иван Иваныч, — цыкнул на третьего рыжий, а затем обратился к деду Мартыну, изображая на своём грубом лице некое подобие примирительной улыбки: — Не обращай на него внимания, хозяин, его вчера ночью чуть было «желтолицый» не облобызал, во сне. Ха-ха-ха! Вот он и дёргается, как уж на сковородке. А так он мужик добрый, покладистый, отличный семьянин и бывший член партии. Верно толкую, Иван Иваныч?
— Да пошёл ты, — огрызнулся тот и бросил злобный взгляд на деда Мартына.
— Нет, а всё же, старик, куда это тебя носило на ночь глядя? — спросил рыжий, прищурившись. Это было не обычное праздное любопытство, а жёсткое требование.
В отличие от внука, дед Мартын распознал в «геологах» беглых зэков сразу же, как только те вошли в дом, а дальнейшее их поведение лишь утвердило его в этой мысли. Но заявлять о своём открытии во всеуслышанье было бы равносильно отпиливанию сука, на котором сидишь — тут же последовало бы ответное действие ночных гостей, могущее привести — кто знает? — к трагическому исходу. Вот если бы здесь не было Игоря, а так… нет, жизнью ребёнка старый лесник рисковать права не имел. Потому-то он и принял версию рыжего «геолога» как нечто очевидное, тем самым признавая право геологов всего мира внешне походить на беглых уголовников, носить автоматы Калашникова (а вовсе не охотничьи ружья) и быть одетыми чёрт знает во что. Впрочем, «геологи» и не питали особых иллюзий по поводу своей внешности, не были они и наивными простачками, чтобы поверить в убедительность своей «легенды», но и им, и деду Мартыну было удобно придерживаться принятой версии — до поры, до времени, по крайней мере. Потому-то, дабы не идти на открытый конфликт с головорезами, и решил старый лесник дать отчёт о своей отлучке из сторожки.
— Вчера ночью, — пояснил он, — к нам пожаловал жёлтый человек, или «желтолицый», как вы его называете, и наследил возле дома. Я ходил проведать, не забрёл ли кто из вас в запретные зоны и не принёс ли заразу в дом.
Игорь видел, как вытянулись и посерели лица «геологов». Они разом вскочили из-за стола и тут же бросились осматривать подметки своих сапог. Дед Мартын усмехнулся.
— К счастью для всех нас, — продолжал он, — вы прошли чисто.
— Старый хрен, — выругался «Иван Иваныч». — Мог бы и раньше сказать, чтоб тебя…
Набив желудки, гости расположились на ночлег, причём двое легли возле окон, а третий — у входной двери, тем самым отрезав деду Мартыну и его внуку путь к выходу из сторожки. Старый лесник лишь усмехнулся принятым мерам, а Игорю, улучив момент, украдкой шепнул:
— Это плохие люди. Остерегайся их. Старайся не показать виду, что знаешь о них правду. Завтра, Бог даст, они уберутся.
2.
Но дед Мартын ошибся: утром «геологи» не ушли. Первым делом они потребовали себе завтрак. Смолотив его в два счёта, заявили, что намерены остаться здесь до вечера.
— Воля ваша, — пожал плечами дед.
— Это уж точно, — ухмыльнулся рыжий.
— А что вы ищете в тайге? — поборов страх, спросил Игорь. Ему казалось, что он очень тонко задал свой вопрос. Интересно, думал он, что ответят эти «разведчики земных недр»? Но перехватив укоризненный взгляд деда, тут же пожалел о своём любопытстве.
— Что мы ищем в тайге? — с мрачной настороженностью переспросил «геолог» со шрамом. — А кто тебе сказал, парень, что мы что-то ищем?
— Молибден мы ищем, мальчик, молибден, — ласково проблеял рыжий и осклабился. — Слыхал о таком камешке? Стратегическое сырьё, поиски строго засекречены. Вопросов лучше не задавать. Так-то.
— Какой ещё к чёрту молибден? — просипел «Иван Иваныч», хмуро глядя на рыжего. — Ты что, спятил, Плохой?
Рыжий, он же Плохой, расхохотался.
— Вот так-так! Видать, Иван Иваныч, тебя и впрямь чмокнул «желтолицый» той ночью, и уж если кто здесь спятил, так это ты. Али забыл, зачем мы здесь, а, приятель?
— Не забыл, — буркнул тот и отвернулся.
— Ну что за память! — воскликнул Плохой. — Ну прямо-таки всё, абсолютно всё помнит. Светлая голова, ясный ум, справочник ходячий, да и только, мать твою.
— Заткнись, — отрезал «Иван Иваныч». Потом, обернувшись к леснику, коротко спросил: — Сколько вёрст до ближайшего посёлка?
— Около сорока, — ответил дед Мартын.
«Геолог» присвистнул.
— Не ближний свет. Хорошую нору ты себе выбрал, дед. Лыжи есть?
— Лыжи-то есть, только… — дед Мартын замялся, но «геолог» грубо перебил его:
— Давай!
— Что ж, коли дело спешное, берите.
— Зачем тебе? — спросил тип со шрамом, хмуря брови. «Иван Иваныч» что-то зашептал ему на ухо; тот буквально расцвёл.
— А ты молоток, Иван Иваныч, — хлопнул он товарища по плечу. — Только гляди, чтоб на хвост не сели.
— Не новичок, поди, — ухмыльнулся тот.
— Что это вы там задумали? — спросил рыжий, косясь на «коллег по работе». Узнав, в чём дело, он согласно кивнул. — Идея неплоха. Но учти: засыпешься — выкручивайся сам.
Встав на лыжи и прихватив пустой рюкзак, «Иван Иваныч» отбыл. Стал собираться и дед Мартын.
— А ты, старик, куда? — насторожился рыжий.
— Пойду, пройдусь по тайге, — как ни в чём не бывало отозвался лесник, вешая двустволку на плечо. — Собирайся, Игорёк, — кивнул он мальчику, — обойдём наши владения.
Игорь ринулся было к деду, но рыжий ловко схватил его за руку чуть выше локтя.
— Э, нет, старик, — медленно протянул он, сощурившись, — малец останется здесь. Неровен час, нарвётесь на «желтолицего» — что тогда? Нет уж, пусть парень посидит в доме, так будет спокойнее. Всем нам.
— Что ж, пускай посидит, — бесстрастно ответил дед Мартын.
— Да и сам ты надолго не задерживайся, — продолжал рыжий, крепко держа мальчика за руку. — Опасно в лесу. Слышишь, дед?
Дед Мартын едва сдерживался, чтобы не ответить должным образом на хамство рыжего головореза, но вид беспомощного внука остановил его.
— Ладно, Игорёк, побудь здесь, — ласково произнёс он. — Я скоро. — И вышел.
Железные тиски разомкнулись, и Игорь, потирая затёкший локоть, отошёл к окну, сел, взял книгу и попытался читать. Но буквы разбегались, словно муравьи, и более одной строчки он так осилить и не смог. Мысль о том, что бандиты сделали его заложником, холодком пробегала по спине и заставляла сжиматься сердце подростка. Сквозь окно ему хорошо было видно, как дед Мартын неспешным, размеренным шагом углублялся в тайгу.
— Рация, — вдруг прохрипел бандит со шрамом и грохнул кулаком по столу.
— Воля ваша, — пожал плечами дед.
— Это уж точно, — ухмыльнулся рыжий.
— А что вы ищете в тайге? — поборов страх, спросил Игорь. Ему казалось, что он очень тонко задал свой вопрос. Интересно, думал он, что ответят эти «разведчики земных недр»? Но перехватив укоризненный взгляд деда, тут же пожалел о своём любопытстве.
— Что мы ищем в тайге? — с мрачной настороженностью переспросил «геолог» со шрамом. — А кто тебе сказал, парень, что мы что-то ищем?
— Молибден мы ищем, мальчик, молибден, — ласково проблеял рыжий и осклабился. — Слыхал о таком камешке? Стратегическое сырьё, поиски строго засекречены. Вопросов лучше не задавать. Так-то.
— Какой ещё к чёрту молибден? — просипел «Иван Иваныч», хмуро глядя на рыжего. — Ты что, спятил, Плохой?
Рыжий, он же Плохой, расхохотался.
— Вот так-так! Видать, Иван Иваныч, тебя и впрямь чмокнул «желтолицый» той ночью, и уж если кто здесь спятил, так это ты. Али забыл, зачем мы здесь, а, приятель?
— Не забыл, — буркнул тот и отвернулся.
— Ну что за память! — воскликнул Плохой. — Ну прямо-таки всё, абсолютно всё помнит. Светлая голова, ясный ум, справочник ходячий, да и только, мать твою.
— Заткнись, — отрезал «Иван Иваныч». Потом, обернувшись к леснику, коротко спросил: — Сколько вёрст до ближайшего посёлка?
— Около сорока, — ответил дед Мартын.
«Геолог» присвистнул.
— Не ближний свет. Хорошую нору ты себе выбрал, дед. Лыжи есть?
— Лыжи-то есть, только… — дед Мартын замялся, но «геолог» грубо перебил его:
— Давай!
— Что ж, коли дело спешное, берите.
— Зачем тебе? — спросил тип со шрамом, хмуря брови. «Иван Иваныч» что-то зашептал ему на ухо; тот буквально расцвёл.
— А ты молоток, Иван Иваныч, — хлопнул он товарища по плечу. — Только гляди, чтоб на хвост не сели.
— Не новичок, поди, — ухмыльнулся тот.
— Что это вы там задумали? — спросил рыжий, косясь на «коллег по работе». Узнав, в чём дело, он согласно кивнул. — Идея неплоха. Но учти: засыпешься — выкручивайся сам.
Встав на лыжи и прихватив пустой рюкзак, «Иван Иваныч» отбыл. Стал собираться и дед Мартын.
— А ты, старик, куда? — насторожился рыжий.
— Пойду, пройдусь по тайге, — как ни в чём не бывало отозвался лесник, вешая двустволку на плечо. — Собирайся, Игорёк, — кивнул он мальчику, — обойдём наши владения.
Игорь ринулся было к деду, но рыжий ловко схватил его за руку чуть выше локтя.
— Э, нет, старик, — медленно протянул он, сощурившись, — малец останется здесь. Неровен час, нарвётесь на «желтолицего» — что тогда? Нет уж, пусть парень посидит в доме, так будет спокойнее. Всем нам.
— Что ж, пускай посидит, — бесстрастно ответил дед Мартын.
— Да и сам ты надолго не задерживайся, — продолжал рыжий, крепко держа мальчика за руку. — Опасно в лесу. Слышишь, дед?
Дед Мартын едва сдерживался, чтобы не ответить должным образом на хамство рыжего головореза, но вид беспомощного внука остановил его.
— Ладно, Игорёк, побудь здесь, — ласково произнёс он. — Я скоро. — И вышел.
Железные тиски разомкнулись, и Игорь, потирая затёкший локоть, отошёл к окну, сел, взял книгу и попытался читать. Но буквы разбегались, словно муравьи, и более одной строчки он так осилить и не смог. Мысль о том, что бандиты сделали его заложником, холодком пробегала по спине и заставляла сжиматься сердце подростка. Сквозь окно ему хорошо было видно, как дед Мартын неспешным, размеренным шагом углублялся в тайгу.
— Рация, — вдруг прохрипел бандит со шрамом и грохнул кулаком по столу.