Михайлов Сергей. Трещина

   Борис попятился назад, пока не почувствовал у себя за спиной твердое дерево частокола. Человек пять дикарей полукругом обступили его, но никто не решался напасть на Бориса первым. Честь сразиться со столь опасным врагом по молчаливому согласию предоставили самому сильному из них — Тарану. А Таран медленно надвигался на своего противника, не сводя с него налитых кровью глаз: жажда крови подавила все остальные инстинкты в его примитивном мозгу. Борис понял, что спасти его может только чудо. Краем глаза он заметил, как остальные дикари добрались почти до самого автобуса и вот-вот ворвутся в него. Надо было немедленно спасать положение.
   Отбросив бесполезный теперь арбалет в сторону, Борис схватил лежавшее у основания частокола бревно, приготовленное для строительства дома, размахнулся и с силой обрушил его на ближайшего дикаря. Тот со стоном упал, а бревно, пролетев по инерции еще метр, сшибло с ног следующего туземца.
   В этот момент от автобуса донеслись крики и предсмертный вой пораженных стрелами дикарей, и следом за этим — приближающийся топот множества босых ног, сопровождаемый яростным лаем пса Первого. Дикари отступали.
   — Давай, ребята! — заорал Борис. — Бей голоногих!
   Дикарей, окруживших Бориса, также привлекли крики их соплеменников, и они буквально на одну секунду оглянулись, обратив свои взоры к автобусу. Но этой секунды хватило Борису на то, чтобы с молниеносной быстротой выскочить из ворот и укрыться за частоколом с наружной стороны. Перезарядив арбалет, подхваченный с земли мгновение назад, он снова показался в воротах и увидел несущихся прямо на него в спешке покидающих поле боя дикарей. Выстрелив в самую гущу врагов, он опять схватил бревно и, когда основная масса дикарей поравнялась с воротами, нанес сокрушительный удар по самым первым из них. Хруст ломаемых костей, крики, вопли и стоны падающих людей — все смешалось в один жуткий хаос. Еще несколько воинов племени Людей Огня упали на пыльную сухую землю. Напиравшие сзади дикари сгрудились в кучу, стадный инстинкт, приведший их сначала к отступлению, а затем к беспорядочному бегству, теперь вызвал в их стане панику, которой немало способствовал Борис.
   Сзади, с криками «ура!», бежали колонисты, быстро перехватив инициативу в свои руки.
   — Держись, Борис! Мы идем к тебе на помощь! — орал Климов.
   — А я — к вам! — отвечал гигант, орудуя бревном.
   Больше половины дикарей сумели вырваться из лагеря и, преследуемые отважным псом Первым, скрылись в лесу. Последним из ворот выскочил Таран с дубиной в руке. Увидев Бориса, он остановился, глухо зарычал и занес ее над головой врага. Борис заслонился бревном, но последовавший затем удар был настолько силен, что бревно вырвалось из рук нашего героя, а дубина, переломившись пополам, сильно ударила его по плечу. Борис охнул и упал. Дикарь издал торжествующий вопль и хотел было расправиться с поверженным врагом, но тут из ворот вылетел Николай и буквально в упор выстрелил в дикаря-гиганта. Тот яростно завыл и, унося в спине стрелу водителя, скрылся в лесу. Остальные колонисты выбежали из лагеря и кинулись к лежащему товарищу.
   — Борис, что с тобой?
   Борис застонал.
   — Ч-черт, зацепил все-таки… — с гримасой боли произнес он и, держась за больное плечо, встал.
   — Жив? Кости целы? — участливо спросил Климов, переводя дыхание.
   — Да жив, куда я денусь. У нас все целы?
   — Все, слава Богу. Кажется, обошлось.
   — Как бы не так, — возразил Борис и заскрипел зубами от боли. — А здорово меня саданул этот бродяга… Ох!
   — Пойдемте скорее в лагерь, — вмешался Олег Павлович. — Как бы они не вернулись. Вы идти можете, Борис? Или вам помочь?
   — Могу, спасибо.
   Было около десяти часов вечера. Ночная темнота медленно надвигалась на землю, незаметно вытесняя сумерки. Уставший пес Первый наконец вернулся из леса с рассеченным ухом и, жалобно скуля, уткнулся в колени Николаю. Схватка длилась недолго, но сколько же она изменила в жизни горстки людей!
   Николай и Олег Павлович остались у ворот с арбалетами в руках, готовые встретить врагов, если те, не дай Бог, снова отважатся на приступ, а Борис с Климовым отправились к автобусу, обходя неподвижные тела дикарей. Борис шатался и стонал, опираясь на плечо Климова и доставляя столяру немало хлопот.
   — Борис, — с неожиданной теплотой произнес Климов, кряхтя под тяжестью навалившегося на плечо гиганта, — ты молодец. Я не люблю хвалить и не люблю, когда хвалят меня, но ты сделал такое… Одним словом, ты настоящий мужик. Вот тебе моя рука!
   — Нет, Семен Степанович, вы не правы, — возразил Борис, отвечая на рукопожатие. — Ну что я? Стукнул пару раз… С виду вроде здоровые, а как до дела дошло, так внутри у них труха обнаружилась. Правда, был один… — Борис потер ушибленное плечо, — да и тот сбежал. А вот кто уж действительно молодец, так это вы, Семен Степанович: без ваших самострелов всем нам каюк бы настал.
   — Да чего уж там, — смутился Климов. — Сделать дело нехитрое. Вот уметь пользоваться — это да! А из меня стрелок, надо сказать, никудышный. Стрельнул-то всего два раза.
   — И оба небось в цель…
   — Ну… не без этого, — засмеялся Климов. — Попал, кажется.
   Борис захохотал.
   — За что я вас люблю, Семен Степанович, — произнес он сквозь смех, — так это за вашу скромность. А если один из этих двоих шарахнул бы меня по голове? Выходит, вы, возможно, спасли мне жизнь.
   — Уж кто-кто, а жизнь тебе спас Николай, — возразил Климов. — Вот уж кто действительно герой. Или взять представителя нашей интеллигенции. Он ли не дрался как лев?
   — Бесспорно, у Олега Павловича и котелок варит, и руки на своем месте. Это факт. И Николай — парень не промах. Этого пацана я обещаю целую неделю на руках носить… как только смогу, конечно. А за то, что он свое личное оружие забыл, выговор от меня получит. Это уже как пить дать.
   Мужчины добрались, наконец, до автобуса. Женщины, с тревогой ожидавшие их, помогли Борису взобраться в салон и принялись хлопотать вокруг него. Мария Семеновна со знанием дела осмотрела плечо Бориса.
   — Повезло тебе, голубчик, — авторитетно заявила она. — Простой ушиб, хотя и сильный. Дня через три все пройдет, помяни мое слово.
   — Спасибо вам, мамаша. А знаете, Семен Степанович, мы с вами оба не правы. Ну хорошо, мы, четверо, вступили в схватку с врагом и, кажется, не ударили в грязь лицом, но ведь мы выполняли свой долг. А разве выполнение долга — это героизм? Вот настоящие герои! — и он указал на Марию Семеновну и двух девушек, покрасневших от смущения. — Вот кого мы должны на руках носить! Наших прекрасных женщин!
   — Факт! — согласился Климов.
   — Ишь, чего выдумал, — нарочито сурово заворчала Мария Семеновна, улыбаясь одними глазами. — Нашли героев… — Но не выдержала тона и широко улыбнулась…
   Утро следующего дня выдалось пасмурным и хмурым. К девяти часам пошел мелкий дождь, окончательно испортивший и без того плохое настроение обитателей колонии. Заметно похолодало. Люди попрятались в автобус. Вчерашнее возбуждение несколько улеглось.
   События минувшего дня заставили людей по-новому взглянуть на создавшееся положение.
   Они подверглись нападению врагов, их жизням грозила опасность, причем не воображаемая, как раньше, а самая что ни на есть реальная. Они чуть было не стали жертвами вероломства, и лишь самоотверженность и отвага спасли их от неминуемой гибели. Им объявили войну по законам первобытного мира. Именно теперь, когда их коснулась страшная опасность, люди почувствовали всю серьезность положения, в которое они попали по воле судьбы. Один английский писатель сказал: «Мало знать — надо испытать». И вот они испытали. Люди словно прозрели. Розовая пелена прелести и очарования первобытным миром окончательно спала с их глаз, на смену ей пришли страх и чувство одиночества, оторванность от мира…
   У ворот теперь постоянно дежурили двое мужчин, не отрывая настороженных взглядов от темной массы неприветливого леса. Лес таил в себе множество опасностей, казалось, тысячи незримых врагов скрывались под сенью его деревьев. Малейший шорох, самое незначительное движение по ту сторону частокола заставляло людей крепче сжимать оружие. Невзирая на дождь, колонисты за час наглухо заделали проход в частоколе, отрезав себя от внешнего мира. В трех местах с внутренней стороны частокола на скорую руку соорудили три наблюдательные площадки, где надлежало разместиться дозорным.
   На берегу реки, в рыхлом и мягком песке, вырыли глубокую яму, куда перетащили тела убитых дикарей, и затем вновь засыпали ее.
   — Братская могила, — мрачно пошутил Климов.
   К полудню дождь прекратился, к этому же времени были закончены работы по укреплению лагеря. Только теперь люди вспомнили, что с утра еще ничего не ели.
   Но аппетита не было, и завтрак прошел вяло, без энтузиазма. Дозорным завтрак подали прямо на смотровые площадки.
   После завтрака Олег Павлович собрал всех колонистов у костра и призвал ко вниманию.
   — Вот что, друзья, — сказал он устало, — положение наше в корне изменилось. Оставаться здесь нам больше нельзя. Того и гляди, дикари снова предпримут попытку напасть на нас. Видимо, им нужен автобус, хотя зачем он им, они и сами наверняка не знают. Так или иначе, а в покое нас теперь не оставят. Я предлагаю дождаться хорошей погоды и попытаться в последний раз воспользоваться автобусом и найти все-таки эту проклятую трещину, будь она неладна. Ну, а если не найдем, тогда… Тогда будем действовать сообразно обстоятельствам. Будь что будет, нам теперь терять нечего.
   — Я же говорил, — проворчал Климов, — нужно было ехать раньше.
   Олег Павлович продолжал, не обращая внимания на реплику Климова:
   — А пока мы еще здесь, надо быть предельно бдительными. Во второй раз так не повезет, если мы снова вовремя не обнаружим врага. Я думаю, мы сможем выдержать осаду в течение нескольких дней. Мария Семеновна, как у нас с продовольствием?
   Мария Семеновна на минуту задумалась.
   — С продовольствием у нас порядок. Вяленая рыба, сушеные грибы, копченая оленина и зайчатина — всего этого вдоволь. И вода под боком, пей — не хочу. Так что с продовольствием проблем нет.
   Олег Павлович одобрительно кивнул.
   — Хорошо. Борис, как твое плечо?
   Борис поморщился.
   — Плечо как плечо, кости целы. Обычный ушиб, так что все в норме. Не бойтесь, Олег Павлович, я из строя пока не выбыл и выбывать не собираюсь. А этим гадам я еще не одну шею сверну, помяните мое слово.
   — Боевой дух нашей главной ударной единицы на должной высоте, — полушутя, полусерьезно произнес Климов, затягиваясь папиросой. — Так держать, Борис! Мы им еще покажем!
   — Не до шуток нам теперь, постыдились бы, — с укором, сказала Мария Семеновна.
   — Но и слезы проливать не из-за чего, — возразил Климов. — Все живы-здоровы, жертв с нашей стороны нет… почти нет, противник понес значительные потери, одним словом — одержана первая победа. Да ведь этому радоваться надо, а не горе горевать! А вы… Эх вы!
   — Друзья, — прервал его Олег Павлович, — не будем отвлекаться. Давайте принимать решение. Вы согласны с моим предложением?
   — Да чего уж там, конечно, согласны, — за всех ответил Климов. — А все-таки геройские у нас ребята! Скажете нет, Мария Семеновна?
   — Настоящие герои! — улыбнулась Мария Семеновна.
   — То-то, — самодовольно хмыкнул Климов и вдруг рассмеялся: — А здорово мы их, а?
   — Мне совершенно непонятны, Семен Степанович, — раздраженно произнес Олег Павлович, глядя в глаза Климову, — ваши внезапные переходы от самого мрачного пессимизма к переливающему через край оптимизму. Положение слишком серьезное, чтоб к нему так относиться.
   — А вы думаете, дорогой товарищ инженер, — с внезапной злостью проговорил Климов, — что я сам не знаю, в каком мы положении? Или я прятался за вашими спинами, когда эти бродяги сунулись сюда? А?
   — Прекратите! — оборвала мужчин Мария Семеновна. — Нашли время для ссор… Олег Павлович, мы с вами согласны, здесь нам оставаться больше нельзя. Другого выхода у нас нет.
   Решение было принято. Оставалось только ждать смены погоды.
   Прежде чем разойтись по наблюдательным площадкам, Борис остановил молодого водителя.
   — Николай, — вполголоса спросил он, — где ты похоронил того парня, что хотел нас предупредить о нападении?
   — На берегу, но не со всеми вместе, а отдельно. Сверху камень привалил, чтобы все было по-человечески. Ведь он герой…
   Борис хлопнул Николая по плечу.
   — На верную смерть шел, чтобы спасти нас. Действительно, герой… Эх, жалко парня!
   — А знаешь, Борис, кто его убил? — спросил Николай, вспоминая события вчерашнего вечера. — Тот самый бугай, от которого и тебе досталось.
   Борис заскрипел зубами от злости:
   — Ну, попадется он мне… Я ему его бычью шею сверну, это как дважды два… Кстати, у него я климовский нож видал.
   — Ну да? — удивился Николай.
   — Вот тебе и да. Неясно только, как он к нему попал…
   Таран вернулся в стойбище один. По пути от лагеря пришельцев на горстку оставшихся в живых Людей Огня напали Древесные Люди и всех убили. Остался один Таран. Истекая кровью, со стрелой, глубоко засевшей в мощной спине, он к утру кое-как добрался до родной деревни. Узнав о поражении своих воинов, вождь пришел в неописуемую ярость. Вопя от гнева и злости, он схватил дубинку и начал крушить ею все, что попадалось под руку. И только после того, как одержимый яростью вождь проломил головы трем или четырем воинам из своего окружения, гнев его несколько улегся. Срочно был собран совет старейшин, единодушно решивший отомстить пришельцам за смерть соплеменников. И вождь начал готовиться к новому походу. Ждали только улучшения погоды.

Глава тринадцатая

   На третий день с утра подул юго-западный ветер, разогнавший тучи и принесший долгожданное тепло. Робкое солнце выглянуло из-за холма и озарило землю своим живительным светом. Ему навстречу поднялись тысячи младших его собратьев — головки желтых одуванчиков. Люди, измученные бессонными ночами и постоянными бдениями, облегченно вздохнули, улыбки появились на их лицах. Сегодня должна решиться их судьба: либо они вернутся в двадцатое столетие, либо… Действительно, что будет потом, когда кончится горючее? Куда забросит их жестокая и равнодушная к людским страданиям судьба? И как сложатся тогда их взаимоотношения с местными жителями?
   Каждый из колонистов решал эти вопросы по-своему, но никто не произносил мыслей вслух, боясь показать свое неверие в возвращение. Люди обманывали себя и друг друга, делая вид, что вопрос о возвращении решен и не подлежит сомнению, что вернуться для них — это раз плюнуть, стоит только сесть в автобус. На самом же деле никто толком не верил в такое чудо. И все же в глубине души каждого из этих измученных людей теплилась крохотная надежда — а вдруг? Один лишь Климов, обычно молчаливый и неразговорчивый, теперь болтал без умолку, вытряхивая на слушателей целый ворох несформировавшихся еще, но уже родившихся мыслей о будущем житье колонистов в случае неудачной поездки. То ли желание приободрить упавших духом людей, то ли нервное возбуждение, явившееся результатом трагических событий трехдневной давности, развязало ему язык, — только его голос слышался во всех уголках лагеря с раннего утра до поздней ночи.
   — Ничего, мы им еще покажем, — говорил он, — они еще мириться к нам придут. Ну и что с того, что мы не найдем эту трещину? Нужна она нам очень! Уедем куда-нибудь подальше от этого проклятого места, разобьем новый лагерь и заживем себе припеваючи. Руки у нас есть, головы тоже на плечах у всех имеются, так неужели же мы дадим себя в обиду? Да никогда! За час мы уедем отсюда так далеко, что ни один дикарь нас не найдет. А если и встретим в новых краях какое племя, то сумеем найти с ним общий язык и наладить соответствующий контакт. Они ведь тоже люди, надо только суметь договориться с ними. На первых порах автобус приспособим под жилье. А потом я вам такой дворец отгрохаю, что вы и сами не захотите отсюда уезжать. Не верите? Потом вспомните мои слова. А трещина… Что трещина? Найдем мы ее, никуда она от нас не денется. Дайте только срок.
   Этот монолог, прозвучавший ранним утром в день планируемого отъезда, мало чем отличался от предыдущих словоизлияний неугомонного столяра. Люди слушали его и в душе соглашались. Может быть, действительно, еще не все так плохо?
   Отъезд был назначен на полдень. Зная, что сюда они больше не вернутся, колонисты грузили в автобус все, что могло им пригодиться на новом месте жительства. В задней части автобуса устроили настоящий склад домашнего инвентаря, изготовленного руками колонистов. Здесь была и столовая посуда, и стол со стульями, и разобранный навес, который еле-еле влез в двери автобуса, и многое другое, к чему колонисты привыкли и что так или иначе пришлось бы восстанавливать на новом месте. Климов даже разобрал глиняную печь и, несмотря на бурные протесты водителя, перетаскал ее по частям в автобус.
   — В хозяйстве пригодится, — авторитетно заявил он.
   В половине двенадцатого сборы закончились. Жалко было расставаться с лагерем, который люди с такой любовью возводили, надеясь обрести здесь свой Эдем. Но жить в постоянной тревоге, с минуты на минуту ожидая нападения жестокого врага, они не могли. Надо было ехать. Вдруг им повезет, и сегодня трещина окажется на их пути…
   За исключением Бориса и Олега Павловича, оставшихся охранять лагерь на сторожевых площадках, все колонисты собрались в автобусе.
   — Все готовы? — спросил Климов, хозяйским взором окидывая опустевший лагерь.
   — Все!
   — Тогда — в путь! Николай, выводи автобус на исходную позицию, а я возьму мужиков, и мы освободим проход в частоколе для проезда твоей колымаги.
   В этот момент порыв ветра донес до слуха колонистов далекие глухие удары, и тут же на ближайшем холме, на том берегу реки, показался дым.
   — Что это? — побледнев, спросила Татьяна.
   — Сейчас узнаем, — сказал Климов и выскочил из автобуса.
   — Борис! Олег Павлович! — крикнул он, подбегая к частоколу. — Спускайтесь вниз.
   Дозорные также обратили внимание на странные звуки, доносившиеся из-за реки, и увидели дым. Встревоженные необычным явлением, они вмиг спустились на землю и присоединились к Климову.
   — Что это может быть? — спросил Борис, вглядываясь в противоположный берег.
   — Похоже, мы опоздали, — произнес Олег Павлович. — Смотрите!
   На реке, метрах в пятистах от лагеря, показалось несколько плотов, медленно следовавших один за другим. Климов громко выругался.
   — Надо срочно уезжать, пока еще не поздно! — заторопился Борис. — Олег Павлович, что же вы стоите?
   — Боюсь, что уже поздно, — печально произнес инженер.
   — Прорвемся! — воскликнул Борис.
   Олег Павлович отрицательно покачал головой.
   — Если мы разберем проход в частоколе, — сказал он, — то тем самым откроем им доступ в лагерь, и тогда нас перебьют, как слепых котят.
   — Ольга! Татьяна! — крикнул Климов. — Живо на смотровые площадки!
   Девушки, понимая критичность ситуации, бросились выполнять распоряжения столяра.
   — Будем обороняться, — решил Олег Павлович. — Вы не согласны со мной, друзья?
   Климов ничего не ответил и лишь махнул рукой.
   — Значит, будем, — пожимая богатырскими плечами, сказал Борис. — Я разве против?
   К мужчинам подошли встревоженные Николай и Мария Семеновна.
   — Тогда за дело! Быстро разбирайте сруб и сваливайте бревна у обрыва, — распорядился Олег Павлович. — Наверняка штурм начнется одновременно как со стороны реки, так и со стороны леса. Оружие у всех при себе?
   Последовали утвердительные ответы. Весь лагерь пришел в движение. Люди забегали, засуетились, оглашая воздух грохотом падающих бревен и отрывистыми фразами, причем все делалось четко и быстро. Колонисты понимали, что сейчас им предстоит самое серьезное испытание из тех, что выпадали до сих пор на их долю.
   К Олегу Павловичу подбежала запыхавшаяся Ольга.
   — Там… — запинаясь, произнесла она. — Там люди! Много людей!
   И она указала в сторону леса.
   — Так, — утвердительно кивнул инженер. — Порядок. Татьяна! Спускайся вниз. Семен Степанович! Николай! Смените их. А вы, девушки, будете перезаряжать арбалеты. Сейчас начнется!
   Плоты с дикарями приближались, и с ними вместе приближалась опасность.
   Мария Семеновна, кряхтя, взобралась на третью смотровую площадку, до сих пор пустовавшую.
   — Мария Семеновна, куда вы? — крикнул Борис. — Вас убьют! Спускайтесь сейчас же!
   Пожилая женщина отмахнулась от него, как от назойливой мухи.
   — Сама знаю куда! — проворчала она. — Тоже мне, указчик нашелся!
   Опушка леса кишела вооруженными дикарями. Около тридцати метров отделяло лагерь от леса, и пока что это пространство было свободно от осаждающих. Но вот от деревьев отделилась уродливая фигура рыжего дикаря и в недоумении остановилась у частокола. Лицо его выражало крайнюю степень удивления. Он растерянно крутил своей огромной лохматой головой и, казалось, что-то искал.
   — Чего вытаращился, идиот? — крикнул ему Климов. — Или поджилки затряслись?
   — Проход в лагерь ищет, — отозвался Николай. — В прошлый-то раз он был.
   — А-а… — хмыкнул Климов. — Ищи, ищи, голубчик.
   К этому времени Борис и Олег Павлович перетащили все бревна к обрыву и соорудили некое подобие баррикады. Плоты уже подходили к песчаному пляжу. Вот первый из них коснулся берега, и группа дикарей с криками высыпала на сушу.
   — Началось, — прошептал Олег Павлович и, скрывшись за баррикадой, тщательно прицелился. Плечом к плечу с ним устроился Борис.
   По сигналу рыжего дикаря лавина нападающих с воплями и рычанием бросилась на приступ. Копья взметнулись ввысь и полетели через частокол. Первый ряд дикарей остановился у основания стены, подставив свои спины в качестве опоры для бегущих сзади. Те мигом взобрались на плечи своим товарищам, и вот уже их косматые головы показались над частоколом. В тот час же град ударов обрушился на них, стрелы глубоко вонзились в их обнаженные тела.
   Оглашая воздух предсмертным воем, они падали вниз, но на их место вставали другие, и так без конца.
   Николай, расположившийся на левой смотровой площадке, бил из арбалета по врагу так метко и перезаряжал свое смертоносное оружие настолько быстро, что у его ног, с наружной стороны частокола, образовалась уже целая груда стонущих тел. Но стрелял он только в том случае, если дикари пытались преодолеть стену достаточно далеко от его площадки; если же они показывались в непосредственной близости от него, он сшибал их длинной палкой.
   Справа, осыпая стрелами, бранью и тумаками голоногих туземцев, бился Климов. Он даже пытался что-то спеть, но неудачно.
   Неоценимую помощь оказывали девушки, с невероятной быстротой перезаряжая арбалеты и подавая их наверх, на площадки. В свое время Климов их сделал около двадцати штук, и теперь на каждого приходилось более чем по две единицы стрелкового оружия. Этот факт заметно увеличил скорость стрельбы, освободив стреляющих от процедуры перезарядки арбалетов. Один лишь Николай успевал обслуживать себя сам.
   В другом конце лагеря, у реки, происходила не менее жаркая схватка. У сооруженной наспех баррикады бок о бок бились Борис и Олег Павлович. Четыре плота причалили у песчаной косы, и теперь дикари с криками и воем карабкались на почти отвесный обрыв. Песок осыпался под их ногами, дикари скатывались вниз, но напиравшая сзади толпа заставляла их подниматься и снова бросаться вперед. Ни единый выстрел защитников баррикады не пропадал даром, каждая стрела находила свою цель. Да и мудрено было промахнуться, настолько плотной стеной лезли на приступ дикари. Пораженные стрелами, они падали под ноги наступающим, и те топтали их, влекомые жаждой крови. Их перекошенные лица, горящие безумным огнем глаза, мускулистые руки, сжимающие копья и дубинки, мелькали у основания баррикады, но ни один дикарь пока еще не сумел добраться до двух мужественных людей, отчаянно борющихся за свою жизнь и за жизнь остальных колонистов. Олег Павлович стрелял молча, размеренно и хладнокровно прицеливаясь и выпуская очередную стрелу по врагу, зато Борис изливал свои чувства в потоке брани, наверняка остановившей бы нападающих, пойми они хоть малую часть из его словоизвержения.
   — Олег! — крикнул Борис, отбрасывая арбалет. — Хватай бревно!
   Чувства обоих настолько были обострены, а мысль с такой интенсивностью работала в мозгу, что Олег Павлович мгновенно понял замысел Бориса. Схватив огромное бревно за оба конца, они выпрямились и с криком «Э-эх!» запустили его вниз. Бревно, сметая все на пути, сбросило карабкающихся дикарей с обрыва к самой воде.
   — Давай еще! — скомандовал гигант, и следующее бревно полетело в гущу обезумевших от ярости и ужаса дикарей. Около двух десятков способных двигаться дикарей, оставляя на берегу убитых и раненых соплеменников, в спешке погрузились на плоты и отчалили к противоположному берегу.
   — Уф! — с облегчением вздохнул Борис, вытирая потный лоб тыльной стороной ладони. — Кажется, первый раунд наш.
   — Первый — да, — переводя дыхание, согласился Олег Павлович. — Но наверняка не последний.
   — Без сомнения, будут еще, — сказал Борис. — Это уж как пить дать.
   За их спинами продолжалась схватка остальных колонистов с наседающим беспощадным врагом.
   — Олег, — произнес Борис, всматриваясь в ту сторону, откуда доносились крики и шум сражения, — сиди здесь и смотри в оба, если что — крикнешь, а я — туда! Надо сменить старушку, не по силам ей это мероприятие.