Страница:
Голос ее лишь подтвердил мои мысли: все тот же, с хрипотцой, голос, который никак нельзя было назвать молодым.
Действительно, надо было решать немедля. Да, собственно, тут могло быть только одно решение. Не оставаться же здесь в самом деле одному, лишив себя возможности объясняться даже через переводчика. Но это не было главным; основное заключалось в том, что мы с нею вроде бы уже разобрались в обстановке и поняли, что надо делать. Но такие задачи лучше решать в команде, пусть она состоит даже всего из двух человек. Даже в дуэте каждый может вести свою партию, и музыка получается вовсе не такой, как если ты сам пытаешься петь на два голоса. А кроме того – похоже, что у Лизы возник более или менее конкретный план ухода из-под ареста, а у меня пока ничего подобного не сложилось. И я откликнулся на ее предупреждение:
– Ты имеешь в виду, что я должен вернуться в свой облик?
– Не в мой же! – послышалось в ответ. – С моим ты бы не справился.
Я не удержался от колкости:
– Конечно. Мой жизненный опыт куда скромнее. Ладно, будь по-твоему. Начинаю. Только тут даже зеркала нет.
– Ну да, а без него ты не можешь. Скромный опыт сказывается.
– Не могу.
– Ладно. Сейчас я закончу, получишь все, что нужно. Пока – давай разогревайся как следует, чтобы не слишком болело…
Похоже, что моя переводчица имела представление о том, как происходит преображение: знала, что сперва нужно добиться сильного прилива крови к лицу, а главное – подать нужные сигналы костям, чтобы они повиновались воздействию. Разогрев хорошо проводить, когда твоя безопасность обеспечена, потому что пока идет этот процесс, становишься совершенно беспомощным и из тебя можно, как говорится, хоть веревки вить. Я на всякий случай спросил, уже устроившись в кресле поудобнее, перед тем как начать:
– Не слишком ли опасно – без страховки…
– Я уже почти готова, в случае чего смогу прикрыть.
– Без оружия?
– У тебя в нагрудном кармашке сюрприз. Я возьму, если не возражаешь.
Углядела, значит, единственным глазом тот третий предмет вооружения, что я заимствовал в укрытии. Да, такую, как она, голыми руками взять будет, наверное, трудновато даже для этих – как бы много их ни оказалось.
Почти успокоенный, я закрыл глаза и занялся своими скулами и всем прочим, что создавало мой инский облик. Хорошо, что после моего преобразования прошло не так уж много времени: полное затвердение происходит только на вторые сутки, так что сейчас вся подготовка займет вдвое меньше времени, чем потребовала бы, скажем, завтра. Очень не хотелось закрывать глаза, это сразу делает человека уязвимым, однако держать их открытыми во время разогрева лица просто невозможно. Слезы текут рекой. Пришлось смежить веки.
Но слух оставался в порядке, и я хорошо слышал, как она сделала несколько шагов по комнате, приблизилась ко мне. Я вытащил из кармана сюрприз и вытянул руку с ним перед собой.
– Возьми и неси вахту.
Сюрприз внешне был лишь обычной расческой, только при внимательном осмотре зубья ее можно было счесть слишком уж остро заточенными, да показалось бы странным, что каждый из них не составлял единое целое с инструментом для причесывания, а сидел в своем отдельном гнездышке; при нажиме в нужном месте он вылетал из этого гнезда и поразить цель мог на расстоянии до десяти метров. Оружие ближнего боя, пока, к счастью, еще не очень широко распространенное, поэтому люди из «Многих» его и не опознали. Я почувствовал, как его мягко вынимают из моих пальцев.
И тут я совершил что-то, совершенно неожиданное для меня самого. Выпустив из пальцев сюрприз, я не убрал руку, а сделал резкое движение и схватил Лизу за кисть. И выпустил не сразу. Хотя сама она не сделала попытки высвободить руку, только хмыкнула и проговорила насмешливо:
– Если любишь – так и скажи, а не хватай руками.
– Прости, – сказал я. – Случайно получилось. Чем это от тебя несет?
– Несет? – повторила она. – Не узнал? Хотя откуда тебе… «Лекруа», номер шесть. Впечатляет?
Название впечатлило. Я сказал:
– Сама покупаешь? Или дарят?
– Бывает по-всякому, – ответила она неопределенно. – Разогрелся?
– Заканчиваю.
– Держи зеркало.
– Нет, ты держи, иначе как я смогу смотреться?
– Держать станешь сам, и смотреться тоже сам. А работать буду я. Сделаю быстрее твоего. Да и лучше. Ты только будешь подсказывать.
– Вот еще! – искренне возмутился я.
– Юноша! – сказала она. – Ты внукам своим будешь рассказывать с гордостью, что над твоей заурядной физиономией однажды работал не кто-нибудь, а…
Договаривать она не стала. Мое разогретое лицо ощутило прикосновение ее пальцев. Нежных. Благоухающих. И очень уверенных.
– Можешь смотреть.
Я послушно открыл глаза.
И ничего не понял. Смог только спросить:
– Ты кто?
Потому что глаза, два огромных глаза, парившие (именно таким было впечатление) в полуметре перед и надо мною, да и все лицо, не побоюсь сказать, прекрасное, молодое, в какое можно влюбиться с первого взгляда, – все это было совершенно незнакомым. Это было выше моего понимания. Уже потом, позже, я сообразил, что, видимо, в те мгновения просто не мог воспринимать окружающее нормально, потому что на самом деле ничего сверхъестественного в происходившем не было. В конце концов, и меня самого в облике Орро вряд ли узнал бы кто-нибудь даже из хорошо знающих меня людей. Другое дело, что преображенное лицо, каким я обладал сегодня, вряд ли произвело бы на любого человека сколько-нибудь приятное впечатление. А тут два фактора – неожиданность и красота – сдвоенным ударом совершенно лишили меня способности мыслить логически. Вместо логики какой-то восторженный страх овладел мною, и ничего более умного я спросить не смог.
Правда, это продолжалось, думаю, не более нескольких секунд. Не потому, что я сразу пришел в себя. Просто пальцы склонившейся надо мной женщины уже принялись за работу, и знакомая, но от этого не ставшая приятной боль оттеснила все другие ощущения. Правда, когда я занимался преображением сам, болело сильнее; искусство женщины, работавшей надо мной, безусловно, намного превосходило мое. И я вдруг поверил, что все будет в порядке; это означало, что внутренне, подсознательно я готов был признать ее главенство надо мной. Странно: боль не помешала мне пожелать в те минуты, чтобы операция подольше не кончалась и я мог бы еще и еще смотреть не в зеркало на мое возвращающееся к своему истинному виду лицо, но на женщину, вдыхать ее аромат и ощущать исходившие от ее пальцев тепло и силу. Так что ей пришлось окрикнуть:
– Следи – а то я из тебя невесть что вылеплю – героя моей мечты!
Голос ее чуть не помог мне справиться с наваждением: все то же немолодое и хрипловатое контральто, к какому я успел привыкнуть. И тем не менее…
– Я бы не против, – пробормотал я невольно.
– Ты быстро пожалел бы, – откликнулась она. – Да помолчи, не двигай челюстью. Я еще не доделала.
Но все завершилось даже быстрее, чем я ожидал. Моя обычная, маловыразительная физиономия, успевшая надоесть за годы, сочувственно глянула на меня из зеркала. Я поскорее положил его на стол и снова уставился на Елизавету. Похоже, что такое внимание было для нее не в диковинку; значит, не впервые она пользовалась обликом, в каком явилась сейчас.
Она стояла передо мной, держа руки на уровне плеч, сгибая и разгибая их в кистях, шевеля пальцами – на них пришлась немалая нагрузка, мое лицо все-таки было недостаточно разогрето. Лиза тоже смотрела на меня – но, как я понимал, не потому, что это доставляло ей удовольствие, а просто оценивая сделанную работу. Чтобы сообщить ей мою оценку, я поднял большие пальцы, от разговора мне следовало еще воздержаться хоть несколько минут, пока кости обретали нужную жесткость.
– Да, вроде бы приемлемо, – согласилась она. – Ну что: еще несколько минут – и двинемся. Я как раз успею закончить себя.
Я поднял брови так высоко, как только мог, чтобы выразить удивление: по-моему, у нее ничто больше не нуждалось в исправлении. Она поняла, и по губам ее проскользнула улыбка.
– Я сохранила голос, чтобы сразу не напугать тебя до смерти. Сейчас ты в норме, значит… – она положила ладони на свое горло, одну над другой, и попросила: – Не смотри, пожалуйста, я не привыкла заниматься собой на глазах у мужчин.
Неохотно, но я все же отвел глаза. Еще старухе я нашел бы что возразить, но спорить с такой женщиной было совершенно невозможно. «Все-таки, они вертят нами, как хотят, – подумалось мне ни с того ни с сего. – Недаром говорят, что красота – это власть. Единственная власть, которой подчиняешься с радостью…»
Мысль мелькнула – и пропала, вспугнутая чужими шагами. Они послышались за дверью, приближаясь все более. Уверенные шаги двух человек. Это, наверное, шли за нами.
– Лиза…
– Слышу.
Это был уже другой голос. Он…
– Встань к двери. Я встречу. Твой гребешок убойный?
– Нет. Парализатор только. Не люблю…
– Я тоже. Тсс!
Я уже занял указанное место. Лиза остановилась перед дверью, метрах в полутора, в позе модели на подиуме. Замок исполнил свою примитивную песенку. Дверь распахнулась, прикрывая меня. Двое шагнули внутрь.
И наступила полная тишина. Целую секунду она казалась мне бесконечной. Потом прозвучало изумленное:
– А?..
И оборвалось, прерванное двумя едва слышными металлическими щелчками. За ними последовало ожидаемое:
– О!
Я выскочил из-за двери вовремя, чтобы принять на руки падающее тело и опустить его на пол почти совершенно бесшумно. Со вторым одновременно со мной управилась Елизавета. Похоже, в ее стройной фигурке таилась немалая сила. Она кивнула мне. Вышла за дверь. Глянула по сторонам. Повернулась ко мне. Кивнула. И я не колеблясь последовал за ней. Так и не дождавшись ответа на вопрос «кто ты?».
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Действительно, надо было решать немедля. Да, собственно, тут могло быть только одно решение. Не оставаться же здесь в самом деле одному, лишив себя возможности объясняться даже через переводчика. Но это не было главным; основное заключалось в том, что мы с нею вроде бы уже разобрались в обстановке и поняли, что надо делать. Но такие задачи лучше решать в команде, пусть она состоит даже всего из двух человек. Даже в дуэте каждый может вести свою партию, и музыка получается вовсе не такой, как если ты сам пытаешься петь на два голоса. А кроме того – похоже, что у Лизы возник более или менее конкретный план ухода из-под ареста, а у меня пока ничего подобного не сложилось. И я откликнулся на ее предупреждение:
– Ты имеешь в виду, что я должен вернуться в свой облик?
– Не в мой же! – послышалось в ответ. – С моим ты бы не справился.
Я не удержался от колкости:
– Конечно. Мой жизненный опыт куда скромнее. Ладно, будь по-твоему. Начинаю. Только тут даже зеркала нет.
– Ну да, а без него ты не можешь. Скромный опыт сказывается.
– Не могу.
– Ладно. Сейчас я закончу, получишь все, что нужно. Пока – давай разогревайся как следует, чтобы не слишком болело…
Похоже, что моя переводчица имела представление о том, как происходит преображение: знала, что сперва нужно добиться сильного прилива крови к лицу, а главное – подать нужные сигналы костям, чтобы они повиновались воздействию. Разогрев хорошо проводить, когда твоя безопасность обеспечена, потому что пока идет этот процесс, становишься совершенно беспомощным и из тебя можно, как говорится, хоть веревки вить. Я на всякий случай спросил, уже устроившись в кресле поудобнее, перед тем как начать:
– Не слишком ли опасно – без страховки…
– Я уже почти готова, в случае чего смогу прикрыть.
– Без оружия?
– У тебя в нагрудном кармашке сюрприз. Я возьму, если не возражаешь.
Углядела, значит, единственным глазом тот третий предмет вооружения, что я заимствовал в укрытии. Да, такую, как она, голыми руками взять будет, наверное, трудновато даже для этих – как бы много их ни оказалось.
Почти успокоенный, я закрыл глаза и занялся своими скулами и всем прочим, что создавало мой инский облик. Хорошо, что после моего преобразования прошло не так уж много времени: полное затвердение происходит только на вторые сутки, так что сейчас вся подготовка займет вдвое меньше времени, чем потребовала бы, скажем, завтра. Очень не хотелось закрывать глаза, это сразу делает человека уязвимым, однако держать их открытыми во время разогрева лица просто невозможно. Слезы текут рекой. Пришлось смежить веки.
Но слух оставался в порядке, и я хорошо слышал, как она сделала несколько шагов по комнате, приблизилась ко мне. Я вытащил из кармана сюрприз и вытянул руку с ним перед собой.
– Возьми и неси вахту.
Сюрприз внешне был лишь обычной расческой, только при внимательном осмотре зубья ее можно было счесть слишком уж остро заточенными, да показалось бы странным, что каждый из них не составлял единое целое с инструментом для причесывания, а сидел в своем отдельном гнездышке; при нажиме в нужном месте он вылетал из этого гнезда и поразить цель мог на расстоянии до десяти метров. Оружие ближнего боя, пока, к счастью, еще не очень широко распространенное, поэтому люди из «Многих» его и не опознали. Я почувствовал, как его мягко вынимают из моих пальцев.
И тут я совершил что-то, совершенно неожиданное для меня самого. Выпустив из пальцев сюрприз, я не убрал руку, а сделал резкое движение и схватил Лизу за кисть. И выпустил не сразу. Хотя сама она не сделала попытки высвободить руку, только хмыкнула и проговорила насмешливо:
– Если любишь – так и скажи, а не хватай руками.
– Прости, – сказал я. – Случайно получилось. Чем это от тебя несет?
– Несет? – повторила она. – Не узнал? Хотя откуда тебе… «Лекруа», номер шесть. Впечатляет?
Название впечатлило. Я сказал:
– Сама покупаешь? Или дарят?
– Бывает по-всякому, – ответила она неопределенно. – Разогрелся?
– Заканчиваю.
– Держи зеркало.
– Нет, ты держи, иначе как я смогу смотреться?
– Держать станешь сам, и смотреться тоже сам. А работать буду я. Сделаю быстрее твоего. Да и лучше. Ты только будешь подсказывать.
– Вот еще! – искренне возмутился я.
– Юноша! – сказала она. – Ты внукам своим будешь рассказывать с гордостью, что над твоей заурядной физиономией однажды работал не кто-нибудь, а…
Договаривать она не стала. Мое разогретое лицо ощутило прикосновение ее пальцев. Нежных. Благоухающих. И очень уверенных.
– Можешь смотреть.
Я послушно открыл глаза.
И ничего не понял. Смог только спросить:
– Ты кто?
Потому что глаза, два огромных глаза, парившие (именно таким было впечатление) в полуметре перед и надо мною, да и все лицо, не побоюсь сказать, прекрасное, молодое, в какое можно влюбиться с первого взгляда, – все это было совершенно незнакомым. Это было выше моего понимания. Уже потом, позже, я сообразил, что, видимо, в те мгновения просто не мог воспринимать окружающее нормально, потому что на самом деле ничего сверхъестественного в происходившем не было. В конце концов, и меня самого в облике Орро вряд ли узнал бы кто-нибудь даже из хорошо знающих меня людей. Другое дело, что преображенное лицо, каким я обладал сегодня, вряд ли произвело бы на любого человека сколько-нибудь приятное впечатление. А тут два фактора – неожиданность и красота – сдвоенным ударом совершенно лишили меня способности мыслить логически. Вместо логики какой-то восторженный страх овладел мною, и ничего более умного я спросить не смог.
Правда, это продолжалось, думаю, не более нескольких секунд. Не потому, что я сразу пришел в себя. Просто пальцы склонившейся надо мной женщины уже принялись за работу, и знакомая, но от этого не ставшая приятной боль оттеснила все другие ощущения. Правда, когда я занимался преображением сам, болело сильнее; искусство женщины, работавшей надо мной, безусловно, намного превосходило мое. И я вдруг поверил, что все будет в порядке; это означало, что внутренне, подсознательно я готов был признать ее главенство надо мной. Странно: боль не помешала мне пожелать в те минуты, чтобы операция подольше не кончалась и я мог бы еще и еще смотреть не в зеркало на мое возвращающееся к своему истинному виду лицо, но на женщину, вдыхать ее аромат и ощущать исходившие от ее пальцев тепло и силу. Так что ей пришлось окрикнуть:
– Следи – а то я из тебя невесть что вылеплю – героя моей мечты!
Голос ее чуть не помог мне справиться с наваждением: все то же немолодое и хрипловатое контральто, к какому я успел привыкнуть. И тем не менее…
– Я бы не против, – пробормотал я невольно.
– Ты быстро пожалел бы, – откликнулась она. – Да помолчи, не двигай челюстью. Я еще не доделала.
Но все завершилось даже быстрее, чем я ожидал. Моя обычная, маловыразительная физиономия, успевшая надоесть за годы, сочувственно глянула на меня из зеркала. Я поскорее положил его на стол и снова уставился на Елизавету. Похоже, что такое внимание было для нее не в диковинку; значит, не впервые она пользовалась обликом, в каком явилась сейчас.
Она стояла передо мной, держа руки на уровне плеч, сгибая и разгибая их в кистях, шевеля пальцами – на них пришлась немалая нагрузка, мое лицо все-таки было недостаточно разогрето. Лиза тоже смотрела на меня – но, как я понимал, не потому, что это доставляло ей удовольствие, а просто оценивая сделанную работу. Чтобы сообщить ей мою оценку, я поднял большие пальцы, от разговора мне следовало еще воздержаться хоть несколько минут, пока кости обретали нужную жесткость.
– Да, вроде бы приемлемо, – согласилась она. – Ну что: еще несколько минут – и двинемся. Я как раз успею закончить себя.
Я поднял брови так высоко, как только мог, чтобы выразить удивление: по-моему, у нее ничто больше не нуждалось в исправлении. Она поняла, и по губам ее проскользнула улыбка.
– Я сохранила голос, чтобы сразу не напугать тебя до смерти. Сейчас ты в норме, значит… – она положила ладони на свое горло, одну над другой, и попросила: – Не смотри, пожалуйста, я не привыкла заниматься собой на глазах у мужчин.
Неохотно, но я все же отвел глаза. Еще старухе я нашел бы что возразить, но спорить с такой женщиной было совершенно невозможно. «Все-таки, они вертят нами, как хотят, – подумалось мне ни с того ни с сего. – Недаром говорят, что красота – это власть. Единственная власть, которой подчиняешься с радостью…»
Мысль мелькнула – и пропала, вспугнутая чужими шагами. Они послышались за дверью, приближаясь все более. Уверенные шаги двух человек. Это, наверное, шли за нами.
– Лиза…
– Слышу.
Это был уже другой голос. Он…
– Встань к двери. Я встречу. Твой гребешок убойный?
– Нет. Парализатор только. Не люблю…
– Я тоже. Тсс!
Я уже занял указанное место. Лиза остановилась перед дверью, метрах в полутора, в позе модели на подиуме. Замок исполнил свою примитивную песенку. Дверь распахнулась, прикрывая меня. Двое шагнули внутрь.
И наступила полная тишина. Целую секунду она казалась мне бесконечной. Потом прозвучало изумленное:
– А?..
И оборвалось, прерванное двумя едва слышными металлическими щелчками. За ними последовало ожидаемое:
– О!
Я выскочил из-за двери вовремя, чтобы принять на руки падающее тело и опустить его на пол почти совершенно бесшумно. Со вторым одновременно со мной управилась Елизавета. Похоже, в ее стройной фигурке таилась немалая сила. Она кивнула мне. Вышла за дверь. Глянула по сторонам. Повернулась ко мне. Кивнула. И я не колеблясь последовал за ней. Так и не дождавшись ответа на вопрос «кто ты?».
Глава 17
Все же инерция мышления – могучая вещь. Направляясь к выходу из негостеприимной обители «Многих», мы встретили немало народу, нас видели, на Лизу так прямо глазели, кто-то даже пытался заговорить – но ни один не попытался остановить нас, задержать, хотя среди них наверняка были и такие, кто точно знал о задержанных ине и старухе. И многие, надо полагать, что-то слышали о возможности преобразования внешности, применяемого уже достаточно давно – но только в узких, как говорится, кругах, к которым «Многие» явно не принадлежали. Так что выйти нам удалось без осложнений.
Хотя нельзя сказать, что освободились без потерь. И наиболее ощутимой из них была утрата наших агриндиков, отобранных при задержании. Мы даже не пытались вернуть их: риск не был бы оправдан. Однако это означало, что самый быстрый и в общем безопасный способ передвижения – воздушный – сейчас оказался для нас недоступным. Передвигаться можно было лишь по поверхности – или под нею, в общественном транспорте. Но мы понимали, что если не сию минуту, то, во всяком случае, очень скоро «Многие» поднимут тревогу, а поскольку их действительно могло быть много, то, пока мы доберемся до ближайшей остановки, весь транспорт уже окажется под контролем. Нам необходимо было как можно скорее отыскать какое-то убежище, чтобы прийти в себя и выстроить план реальных и необходимых действий, хотя бы на остаток этих суток. Я спросил, с удовольствием выговаривая слова родного языка:
– У тебя есть где залечь?
– В таком виде меня никто не знает. Нет. А у тебя?
У меня тоже не было ничего – если не считать укрытия в Луна-парке. Не находись оно в столь опасном соседстве с точкой «Многих»… Хотя в этом было и свое достоинство: там нас станут искать в самую последнюю очередь, даже если об этом убежище им что-нибудь станет известно. Ну, что же…
– Есть местечко. Но до него надо добираться. Оно не рядом. Пешком – исключено. Общими средствами – рискованно.
Елизавета сказала, как о само собою разумеющемся:
– Значит – частные средства.
– Тоже риск: если владелец окажется любителем пения – место, где он нас высадит, станет быстро известно. А нам нужно некоторое время, чтобы…
– Постой, – перебила она. – А кто говорит о владельце?
– Ах, ты хочешь…
– Не хочу. Но придется.
– А ты умеешь?
– Главное – чтобы ты умел. Работать придется тебе. Я стала слишком заметной. И если я стану садиться в чужой скользун, меня заподозрят. А тебя – нет.
Я не воспринял эти слова как комплимент моей внешности. Странно: до сих пор мне было, в общем, безразлично, кто и как оценивает мой облик. А вот сейчас… Но она была права: меня увидят и забудут, еще не успев отвернуться. А ее – да она потом будет сниться по ночам…
– Ты права. Рабочего времени осталось около трех часов. Так что первая же стоянка у большого офиса – наша. Я захожу, а ты не светишься, ждешь за выездом. Так?
– Лучше бы, конечно, эркар…
– Верно. Но два возражения. В воздухе мне тебя не подобрать, значит, надо садиться вместе, и тебя запомнят. И второе: я не уверен, что знаю, где у эркара отключается защита.
– С защитой проблем не возникнет. А что до посадки… Ты не забыл, как я тебя вывела из той забегаловки? Вот и сейчас: на стоянку летунов поднимемся вместе, ты будешь висеть на мне и всячески показывать, что тебе не терпится поиграть со мною в папу-маму. Сможешь так, чтобы у тебя слюна текла и это каждый видел?
Слюны у меня уже сейчас оказался полон рот, едва лишь я представил себе, как мы… Пришлось тут же одернуть себя: опомнись, она теперешняя – это ведь лишь видимость, искусство преображения, на деле же это все та же старая, морщинистая… Я проглотил комок.
– А ты не боишься, что я могу слишком уж войти в образ?
– Да ты только что все представил, – сказала она. – И успокоился. Ты ведь умный мальчик. Верно?
– Ладно, – сказал я. – Значит, берем эркар.
– Летун, – сказала она. – Я привыкла к такому названию.
– Ага, – согласился я. – Учту.
Все получилось нормально. Для того чтобы подняться на стоянку летунов, пришлось воспользоваться лифтом, что было естественно: если человек имеет эркар, зачем ему нужен агриндик? В лифте мы были не одни, и там я облапил Лизу так, что рука моя остановилась, можно сказать, на грани приличия; она, в свою очередь, сыграла великолепно, ее прекрасное лицо выражало две эмоции: равнодушие и жадность. Даже я поверил бы, не будь уже знакомым с нею. Соседи в лифте поглядывали на нас искоса, большинство же вообще делало вид, что нас тут нет. Наверху мы вышли последними и направились туда, куда не пошел никто из приехавших с нами.
Пошли между двумя рядами машин, каждая в своем квадрате. Лиза сказала:
– Медленнее… Я их просматриваю. Разные способы защиты. Есть и очень сложные, я не уверена… А, вот этот можно брать. Он вообще не подстрахован. Только заперт.
– Лиза, это ведь патрульная машина…
– Тем лучше. Быстрее доберемся. Открывай.
К счастью, отмыкатель у меня сохранился, и батарейка его была заряжена. Все заняло секунды.
– Прошу, мадам.
– Благодарю вас, любезный.
Чертовски естественно.
Взлетели. Я набрал высоту, слегка даже нарушая, но на то я и патруль. Сориентировался на гигантское обзорное колесо увеселительного парка и дунул напрямик. Посадил рядом с Луна-парком. Задал машине «возврат» с последующим стиранием маршрута.
– Сейчас придется пережить немалый испуг – в «пещере ужасов», – предупредил я.
– О, – сказала она не без насмешки, – чего мне бояться с таким защитником!
А может, это она и всерьез сказала? Гм…
– Ты как-нибудь… скромнее держись, что ли, – поколебавшись, попросил я. – Чтобы на тебя не так пялились. Нас же искать станут.
– Нет уж, – ответила она. – Наскромничалась – на весь остаток жизни. Надоело. Искать? Конечно. Облегчат нам задачу. Или ты уже домой собрался? Рано.
Хотя нельзя сказать, что освободились без потерь. И наиболее ощутимой из них была утрата наших агриндиков, отобранных при задержании. Мы даже не пытались вернуть их: риск не был бы оправдан. Однако это означало, что самый быстрый и в общем безопасный способ передвижения – воздушный – сейчас оказался для нас недоступным. Передвигаться можно было лишь по поверхности – или под нею, в общественном транспорте. Но мы понимали, что если не сию минуту, то, во всяком случае, очень скоро «Многие» поднимут тревогу, а поскольку их действительно могло быть много, то, пока мы доберемся до ближайшей остановки, весь транспорт уже окажется под контролем. Нам необходимо было как можно скорее отыскать какое-то убежище, чтобы прийти в себя и выстроить план реальных и необходимых действий, хотя бы на остаток этих суток. Я спросил, с удовольствием выговаривая слова родного языка:
– У тебя есть где залечь?
– В таком виде меня никто не знает. Нет. А у тебя?
У меня тоже не было ничего – если не считать укрытия в Луна-парке. Не находись оно в столь опасном соседстве с точкой «Многих»… Хотя в этом было и свое достоинство: там нас станут искать в самую последнюю очередь, даже если об этом убежище им что-нибудь станет известно. Ну, что же…
– Есть местечко. Но до него надо добираться. Оно не рядом. Пешком – исключено. Общими средствами – рискованно.
Елизавета сказала, как о само собою разумеющемся:
– Значит – частные средства.
– Тоже риск: если владелец окажется любителем пения – место, где он нас высадит, станет быстро известно. А нам нужно некоторое время, чтобы…
– Постой, – перебила она. – А кто говорит о владельце?
– Ах, ты хочешь…
– Не хочу. Но придется.
– А ты умеешь?
– Главное – чтобы ты умел. Работать придется тебе. Я стала слишком заметной. И если я стану садиться в чужой скользун, меня заподозрят. А тебя – нет.
Я не воспринял эти слова как комплимент моей внешности. Странно: до сих пор мне было, в общем, безразлично, кто и как оценивает мой облик. А вот сейчас… Но она была права: меня увидят и забудут, еще не успев отвернуться. А ее – да она потом будет сниться по ночам…
– Ты права. Рабочего времени осталось около трех часов. Так что первая же стоянка у большого офиса – наша. Я захожу, а ты не светишься, ждешь за выездом. Так?
– Лучше бы, конечно, эркар…
– Верно. Но два возражения. В воздухе мне тебя не подобрать, значит, надо садиться вместе, и тебя запомнят. И второе: я не уверен, что знаю, где у эркара отключается защита.
– С защитой проблем не возникнет. А что до посадки… Ты не забыл, как я тебя вывела из той забегаловки? Вот и сейчас: на стоянку летунов поднимемся вместе, ты будешь висеть на мне и всячески показывать, что тебе не терпится поиграть со мною в папу-маму. Сможешь так, чтобы у тебя слюна текла и это каждый видел?
Слюны у меня уже сейчас оказался полон рот, едва лишь я представил себе, как мы… Пришлось тут же одернуть себя: опомнись, она теперешняя – это ведь лишь видимость, искусство преображения, на деле же это все та же старая, морщинистая… Я проглотил комок.
– А ты не боишься, что я могу слишком уж войти в образ?
– Да ты только что все представил, – сказала она. – И успокоился. Ты ведь умный мальчик. Верно?
– Ладно, – сказал я. – Значит, берем эркар.
– Летун, – сказала она. – Я привыкла к такому названию.
– Ага, – согласился я. – Учту.
Все получилось нормально. Для того чтобы подняться на стоянку летунов, пришлось воспользоваться лифтом, что было естественно: если человек имеет эркар, зачем ему нужен агриндик? В лифте мы были не одни, и там я облапил Лизу так, что рука моя остановилась, можно сказать, на грани приличия; она, в свою очередь, сыграла великолепно, ее прекрасное лицо выражало две эмоции: равнодушие и жадность. Даже я поверил бы, не будь уже знакомым с нею. Соседи в лифте поглядывали на нас искоса, большинство же вообще делало вид, что нас тут нет. Наверху мы вышли последними и направились туда, куда не пошел никто из приехавших с нами.
Пошли между двумя рядами машин, каждая в своем квадрате. Лиза сказала:
– Медленнее… Я их просматриваю. Разные способы защиты. Есть и очень сложные, я не уверена… А, вот этот можно брать. Он вообще не подстрахован. Только заперт.
– Лиза, это ведь патрульная машина…
– Тем лучше. Быстрее доберемся. Открывай.
К счастью, отмыкатель у меня сохранился, и батарейка его была заряжена. Все заняло секунды.
– Прошу, мадам.
– Благодарю вас, любезный.
Чертовски естественно.
Взлетели. Я набрал высоту, слегка даже нарушая, но на то я и патруль. Сориентировался на гигантское обзорное колесо увеселительного парка и дунул напрямик. Посадил рядом с Луна-парком. Задал машине «возврат» с последующим стиранием маршрута.
– Сейчас придется пережить немалый испуг – в «пещере ужасов», – предупредил я.
– О, – сказала она не без насмешки, – чего мне бояться с таким защитником!
А может, это она и всерьез сказала? Гм…
– Ты как-нибудь… скромнее держись, что ли, – поколебавшись, попросил я. – Чтобы на тебя не так пялились. Нас же искать станут.
– Нет уж, – ответила она. – Наскромничалась – на весь остаток жизни. Надоело. Искать? Конечно. Облегчат нам задачу. Или ты уже домой собрался? Рано.
Глава 18
Пока, во всяком случае, не нашли – с облегчением установил я, когда мы оказались в том самом укрытии, которое я покинул считаные часы тому назад, хотя казалось – давным-давно. Похоже было, что здесь течение времени прекращалось; во всяком случае, все до мелочей выглядело так, как было, когда я уходил через второй выход. Убедившись в этом, я сказал Елизавете:
– Можно расслабиться. Но ненадолго. Успокоить нервы. И решить – что и в каком порядке будем делать.
Она словно бы и не слушала меня. Завидев зеркало, то самое, перед которым я преображался перед уходом, подошла к нему, остановилась и на минуту-другую застыла, как окаменела, только глаза двигались, сканируя изображение вдоль и поперек. На лице сперва возникло выражение удовлетворенности, казалось, еще чуть – и она замурлычет, как кошечка. Но уже через минуту губы поджались, демонстрируя озабоченность, брови нахмурились – что-то, наверное, оказалось не так, Лиза повернулась, достала из сумки косметичку и уже всерьез погрузилась в тончайшую работу по совершенствованию своего облика – работу, женщине никогда не надоедающую.
Я с удовольствием смотрел и на нее, и на изображение, хотя видеть одновременно двух таких женщин – для нормального человека уже перебор, удар по психике. Мне хотелось запомнить ее как можно точнее, потому что я понимал: это ведь очень ненадолго, вскоре придется ей возвращаться в свой истинный облик, и такой откат, конечно, окажется для нее такой травмой, что снесет ее с рельсов надолго. А для работы ей следовало находиться в наилучшем расположении духа. Да и мне самому тоже; очень большая разница – работаешь ты в паре с потрепанной старушенцией или с женщиной в расцвете души и тела. Я надеялся, что ее реверс произойдет уже после моего убытия, когда все дела будут сделаны. И как-то непроизвольно проговорил:
– И долго ты так можешь?
Отражение в зеркале стрельнуло в меня глазами.
– Ну, если всерьез, то часа полтора, не меньше.
– Я не об этом. Какой у тебя предел возврата?
На сей раз она поняла и чуть запнулась, прежде чем ответить:
– Оставалось еще три дня.
– Нет, теперь, теперь каким временем располагаешь?
Сейчас уже не отражение, а сама она повернулась. Глянула странно.
– Вопрос не ко мне. Да к чему это тебе?
На этот раз промедлил я. Не говорить же было, что я хотел бы долго, очень долго любоваться ею – такой, какова она была сейчас. И вообще, надо было поскорее сменить кристалл, не то могла бы заиграть такая музыка, что…
– Так, прости. Любопытство всего лишь. Ладно, можем говорить по делу? Или не хочешь отвлекаться?
– Говори.
– Я тут прикинул. И получается, что у нас осталось три задачи. Или, если угодно, одна в трех ипостасях. Найти шар. Найти Орро. И найти Бемоля.
– Тебе что – и поиски Бемоля поручены?
– Не то чтобы буквально – однако в подтексте такое было. И если найдем и его – хотя бы следы, то в обиде на нас не будут. Все-таки Бемоль – фигура!
– Знаком? – Что-то странное прозвучало в голосе Елизаветы.
– Встречаться не встречался, но знаю кое-что. А ты?
Она ответила не сразу – может быть, потому, что в это время как раз занималась губами, при помощи обычного карандаша чуть меняя их очертания. Но все же сказала с какой-то, как мне показалось, печальной лихостью:
– Любимый человек.
Удар ниже пояса.
– Хочешь сказать – ты его любила? Был… был роман?
Целая гамма выражений пробежала по ее лицу – настолько бегло, что я не успел в них разобраться.
– Был. И есть. И будет – наверное… наверное, пока я жива. К сожалению.
Вот так. И обжалованию не подлежит. А я-то!.. Хотя – надо работать, и ничего лишнего.
– Почему же – с такой горечью? Безответная любовь, да?
Тут она чему-то усмехнулась, отвечая:
– Да нет, очень даже ответная.
– Значит, тем более – надо его найти. Поставим эту задачу первой.
—Нет.
С таким выражением она никогда еще не говорила. Не слово, а выстрел в упор. Но, в конце концов, это она придана мне, а не наоборот. И решать тут буду я.
– Надо найти. Потому что с его участием мы остальные задачи решим легче – и быстрее. Помощь такого профессионала…
Лиза не позволила договорить:
– Да перестань ты! Бемоль, Бемоль… Легенда. Сказочки. Почему не Бекар? Вот действительно достойный человек – и профессионал высокой марки. И тоже провалился куда-то. Почему не его искать?
– О Бекаре мне ничего не говорилось. Да ведь он и не на Сальте пропал, где-то в другом месте. Не знаю, не информирован. А вот Бемоль…
– Опять? Знаешь, я сейчас завою!
– Очень обидел тебя, да?
– Совершенно ничуть. Просто… поверь, искать не надо – Бемоль возникнет самостоятельно, когда понадобится. Не сомневайся: я знаю, что говорю. Кстати… откровенно говоря, мне эта любовь уже надоела! Был бы кто-нибудь другой, кто меня любил – может, я нашла бы силы ответить. Ах, ладно, перестань, это вообще не тема. Давай о других задачах.
Это – возраст, решил я. Не забывай ее подлинный облик – он все объясняет. И почему они с Бемолем не вместе. И… все вообще. Хотя бы то, что вот меня она в упор не видит, я даже не «кто-нибудь другой», я вообще – пустое место. Я для нее действительно «молодой человек», не более. А жаль. Но она права: надо о задачах.
– Значит, так. Если ты считаешь, что Бемоль выносится за скобки…
– Именно так.
– …то остается сдвоенная задача: найти Орро, а с ним и шар. Я считаю, что в общем мы уже взяли след. Все упирается в «Могучих». Он – у них, а где шар, – известно только ему.
– Считаешь, он еще не сдал товар им?
– Думаю, нет. Орро ведет какую-то свою игру… да и тут простой расчет: раз он под их контролем, то понимает, что стоит отдать им товар – и вместо денег он получает пулю в затылок. Он может завершить сделку, только находясь вне их власти. Каким-то образом ему удается затянуть весь розыгрыш – пока.
– Ну, это как раз ясно, – сказала Лиза, заканчивая работу над своим лицом. – Он ведь не случайно подставил тебя, как хранителя товара, пустил их по твоим следам; пока тебя ищут – он, в общем, в безопасности, как резерв. А вот если «Могучим» удастся взять тебя живым – Орро придет конец. Тогда станут колоть тебя, и сколько ни тверди, что никогда не знал и не знаешь, где шар, – тебе не поверят. Зато если тебя живым не возьмут, тогда снова возьмутся за него. Кстати, тогда им придется искать хорошего переводчика с инского. Скажи, он знает, где ты можешь укрываться?
– Это место ему неизвестно.
– И на том спасибо. Симон, и все-таки… у меня такое ощущение, что с его посланием мы не разобрались. Что-то в нем есть, чего мы пока прочесть не смогли. Поэтому у меня предложение: если тут мы более или менее в безопасности, давай потратим еще час-другой на этот текст. Должна там быть, обязана быть какая-то настоящая наводка. Не веришь?
Я пожал плечами:
– Нам все равно надо тут пересидеть какое-то время. Так что можем вернуться к тексту. Имеешь идеи?
– Еще нет, – призналась она. – Но они уже где-то рядом, идеи. Покажи еще раз текст, пожалуйста.
– Можно расслабиться. Но ненадолго. Успокоить нервы. И решить – что и в каком порядке будем делать.
Она словно бы и не слушала меня. Завидев зеркало, то самое, перед которым я преображался перед уходом, подошла к нему, остановилась и на минуту-другую застыла, как окаменела, только глаза двигались, сканируя изображение вдоль и поперек. На лице сперва возникло выражение удовлетворенности, казалось, еще чуть – и она замурлычет, как кошечка. Но уже через минуту губы поджались, демонстрируя озабоченность, брови нахмурились – что-то, наверное, оказалось не так, Лиза повернулась, достала из сумки косметичку и уже всерьез погрузилась в тончайшую работу по совершенствованию своего облика – работу, женщине никогда не надоедающую.
Я с удовольствием смотрел и на нее, и на изображение, хотя видеть одновременно двух таких женщин – для нормального человека уже перебор, удар по психике. Мне хотелось запомнить ее как можно точнее, потому что я понимал: это ведь очень ненадолго, вскоре придется ей возвращаться в свой истинный облик, и такой откат, конечно, окажется для нее такой травмой, что снесет ее с рельсов надолго. А для работы ей следовало находиться в наилучшем расположении духа. Да и мне самому тоже; очень большая разница – работаешь ты в паре с потрепанной старушенцией или с женщиной в расцвете души и тела. Я надеялся, что ее реверс произойдет уже после моего убытия, когда все дела будут сделаны. И как-то непроизвольно проговорил:
– И долго ты так можешь?
Отражение в зеркале стрельнуло в меня глазами.
– Ну, если всерьез, то часа полтора, не меньше.
– Я не об этом. Какой у тебя предел возврата?
На сей раз она поняла и чуть запнулась, прежде чем ответить:
– Оставалось еще три дня.
– Нет, теперь, теперь каким временем располагаешь?
Сейчас уже не отражение, а сама она повернулась. Глянула странно.
– Вопрос не ко мне. Да к чему это тебе?
На этот раз промедлил я. Не говорить же было, что я хотел бы долго, очень долго любоваться ею – такой, какова она была сейчас. И вообще, надо было поскорее сменить кристалл, не то могла бы заиграть такая музыка, что…
– Так, прости. Любопытство всего лишь. Ладно, можем говорить по делу? Или не хочешь отвлекаться?
– Говори.
– Я тут прикинул. И получается, что у нас осталось три задачи. Или, если угодно, одна в трех ипостасях. Найти шар. Найти Орро. И найти Бемоля.
– Тебе что – и поиски Бемоля поручены?
– Не то чтобы буквально – однако в подтексте такое было. И если найдем и его – хотя бы следы, то в обиде на нас не будут. Все-таки Бемоль – фигура!
– Знаком? – Что-то странное прозвучало в голосе Елизаветы.
– Встречаться не встречался, но знаю кое-что. А ты?
Она ответила не сразу – может быть, потому, что в это время как раз занималась губами, при помощи обычного карандаша чуть меняя их очертания. Но все же сказала с какой-то, как мне показалось, печальной лихостью:
– Любимый человек.
Удар ниже пояса.
– Хочешь сказать – ты его любила? Был… был роман?
Целая гамма выражений пробежала по ее лицу – настолько бегло, что я не успел в них разобраться.
– Был. И есть. И будет – наверное… наверное, пока я жива. К сожалению.
Вот так. И обжалованию не подлежит. А я-то!.. Хотя – надо работать, и ничего лишнего.
– Почему же – с такой горечью? Безответная любовь, да?
Тут она чему-то усмехнулась, отвечая:
– Да нет, очень даже ответная.
– Значит, тем более – надо его найти. Поставим эту задачу первой.
—Нет.
С таким выражением она никогда еще не говорила. Не слово, а выстрел в упор. Но, в конце концов, это она придана мне, а не наоборот. И решать тут буду я.
– Надо найти. Потому что с его участием мы остальные задачи решим легче – и быстрее. Помощь такого профессионала…
Лиза не позволила договорить:
– Да перестань ты! Бемоль, Бемоль… Легенда. Сказочки. Почему не Бекар? Вот действительно достойный человек – и профессионал высокой марки. И тоже провалился куда-то. Почему не его искать?
– О Бекаре мне ничего не говорилось. Да ведь он и не на Сальте пропал, где-то в другом месте. Не знаю, не информирован. А вот Бемоль…
– Опять? Знаешь, я сейчас завою!
– Очень обидел тебя, да?
– Совершенно ничуть. Просто… поверь, искать не надо – Бемоль возникнет самостоятельно, когда понадобится. Не сомневайся: я знаю, что говорю. Кстати… откровенно говоря, мне эта любовь уже надоела! Был бы кто-нибудь другой, кто меня любил – может, я нашла бы силы ответить. Ах, ладно, перестань, это вообще не тема. Давай о других задачах.
Это – возраст, решил я. Не забывай ее подлинный облик – он все объясняет. И почему они с Бемолем не вместе. И… все вообще. Хотя бы то, что вот меня она в упор не видит, я даже не «кто-нибудь другой», я вообще – пустое место. Я для нее действительно «молодой человек», не более. А жаль. Но она права: надо о задачах.
– Значит, так. Если ты считаешь, что Бемоль выносится за скобки…
– Именно так.
– …то остается сдвоенная задача: найти Орро, а с ним и шар. Я считаю, что в общем мы уже взяли след. Все упирается в «Могучих». Он – у них, а где шар, – известно только ему.
– Считаешь, он еще не сдал товар им?
– Думаю, нет. Орро ведет какую-то свою игру… да и тут простой расчет: раз он под их контролем, то понимает, что стоит отдать им товар – и вместо денег он получает пулю в затылок. Он может завершить сделку, только находясь вне их власти. Каким-то образом ему удается затянуть весь розыгрыш – пока.
– Ну, это как раз ясно, – сказала Лиза, заканчивая работу над своим лицом. – Он ведь не случайно подставил тебя, как хранителя товара, пустил их по твоим следам; пока тебя ищут – он, в общем, в безопасности, как резерв. А вот если «Могучим» удастся взять тебя живым – Орро придет конец. Тогда станут колоть тебя, и сколько ни тверди, что никогда не знал и не знаешь, где шар, – тебе не поверят. Зато если тебя живым не возьмут, тогда снова возьмутся за него. Кстати, тогда им придется искать хорошего переводчика с инского. Скажи, он знает, где ты можешь укрываться?
– Это место ему неизвестно.
– И на том спасибо. Симон, и все-таки… у меня такое ощущение, что с его посланием мы не разобрались. Что-то в нем есть, чего мы пока прочесть не смогли. Поэтому у меня предложение: если тут мы более или менее в безопасности, давай потратим еще час-другой на этот текст. Должна там быть, обязана быть какая-то настоящая наводка. Не веришь?
Я пожал плечами:
– Нам все равно надо тут пересидеть какое-то время. Так что можем вернуться к тексту. Имеешь идеи?
– Еще нет, – призналась она. – Но они уже где-то рядом, идеи. Покажи еще раз текст, пожалуйста.
Глава 19
Опять пришлось вывешивать проклятое «Уро ам изор онури а иномо унэ».
Лиза с минуту любовалась текстом, потом закрыла глаза и просидела в неподвижности очень долго – не менее пяти минут. Затем встрепенулась.
– Господи, и как я сразу не сообразила? Да и ты хорош! Все так просто!
Я почувствовал себя задетым. Сомнению подвергалась единственная ценность, какой я обладал: мой профессиональный уровень. Но я постарался внешне не проявить обиды. Напротив, проговорил очень доброжелательно:
– Ну, что же: вперед! На штурм!
– Ты тоже догадался, да?
– Ты продолжай, продолжай!
– Уро – это ведь еще и скала, так? Следовательно, и крепость, и тюрьма, арест, задержание…
– По-моему, у меня это ясно сказано.
– Да, но изор – и склад, и секрет… Тут не хватает значка удвоения, а на самом деле читать надо уро изор изор: секретный склад. Это указывает на то, что уроперед ними выступает как глагол: «приказываю». И тут же усиливающее ам. А если учесть смежные значения, то ясно, что он требует освободить его из секретного склада или базы, и…
– Да это и раньше было ясно, – возразил я. – Что же тут нового? Если бы тут было хоть малейшее указание на то, где находится эта база…
– Терпение, друг мой. В том-то и дело, что это указание тут есть. А мы с тобой его просто проглядели.
Вот еще! «Мы проглядели!» Щадит мое самолюбие? Не нужно.
– Никто ничего не проглядел. Указание было совершенно ясное – на «Многих». То есть, сюда.
– А вот и нет! Ты обрати внимание на последние два слова: иномо унэ.
– По-моему, совершенно ясно…
– Симон, ты истолковывал их каждое по отдельности, потому что тут нет значка «третий смысл», как и всех прочих немых. На самом деле он тут должен быть, и тогда оба этих слова вместе составляют третье и означают «Могучие»!
Черт! А ведь она, скорее всего, права! И как это я ухитрился упустить из виду эту возможность? Скорее всего потому, что в разговорной речи ею никогда не пользуются, это чисто академическая комбинация. Но она и на самом деле существует.
Не то чтобы новое прочтение показалось мне более убедительным, чем оба предыдущих; однако и серьезных возражений у меня не нашлось – потому, может быть, что я уже как-то поверил в инскую эрудицию Лизы. Хотя оставаться Елизаветой ей предстояло уже недолго. Кстати…
– Лиза, а как тебя называть завтра?
Она пожала плечами:
– Завтра и узнаешь. Если понадобится.
Сказано это было совершенно равнодушно, и мне, откровенно говоря, от этого веселее не стало. Нет, надо заниматься делами – так подумал я, – как только разговор грозит уйти в личное, меня сразу осаживают, как забаловавшую лошадь. Ладно, мадам, пусть будет по-твоему.
Лиза с минуту любовалась текстом, потом закрыла глаза и просидела в неподвижности очень долго – не менее пяти минут. Затем встрепенулась.
– Господи, и как я сразу не сообразила? Да и ты хорош! Все так просто!
Я почувствовал себя задетым. Сомнению подвергалась единственная ценность, какой я обладал: мой профессиональный уровень. Но я постарался внешне не проявить обиды. Напротив, проговорил очень доброжелательно:
– Ну, что же: вперед! На штурм!
– Ты тоже догадался, да?
– Ты продолжай, продолжай!
– Уро – это ведь еще и скала, так? Следовательно, и крепость, и тюрьма, арест, задержание…
– По-моему, у меня это ясно сказано.
– Да, но изор – и склад, и секрет… Тут не хватает значка удвоения, а на самом деле читать надо уро изор изор: секретный склад. Это указывает на то, что уроперед ними выступает как глагол: «приказываю». И тут же усиливающее ам. А если учесть смежные значения, то ясно, что он требует освободить его из секретного склада или базы, и…
– Да это и раньше было ясно, – возразил я. – Что же тут нового? Если бы тут было хоть малейшее указание на то, где находится эта база…
– Терпение, друг мой. В том-то и дело, что это указание тут есть. А мы с тобой его просто проглядели.
Вот еще! «Мы проглядели!» Щадит мое самолюбие? Не нужно.
– Никто ничего не проглядел. Указание было совершенно ясное – на «Многих». То есть, сюда.
– А вот и нет! Ты обрати внимание на последние два слова: иномо унэ.
– По-моему, совершенно ясно…
– Симон, ты истолковывал их каждое по отдельности, потому что тут нет значка «третий смысл», как и всех прочих немых. На самом деле он тут должен быть, и тогда оба этих слова вместе составляют третье и означают «Могучие»!
Черт! А ведь она, скорее всего, права! И как это я ухитрился упустить из виду эту возможность? Скорее всего потому, что в разговорной речи ею никогда не пользуются, это чисто академическая комбинация. Но она и на самом деле существует.
Не то чтобы новое прочтение показалось мне более убедительным, чем оба предыдущих; однако и серьезных возражений у меня не нашлось – потому, может быть, что я уже как-то поверил в инскую эрудицию Лизы. Хотя оставаться Елизаветой ей предстояло уже недолго. Кстати…
– Лиза, а как тебя называть завтра?
Она пожала плечами:
– Завтра и узнаешь. Если понадобится.
Сказано это было совершенно равнодушно, и мне, откровенно говоря, от этого веселее не стало. Нет, надо заниматься делами – так подумал я, – как только разговор грозит уйти в личное, меня сразу осаживают, как забаловавшую лошадь. Ладно, мадам, пусть будет по-твоему.