Мила Серебрякова. Проклятый дом

   От подушки нещадно несло сыростью и плесенью. Такой запах обычно обитает в старых деревенских или дачных домиках, когда весной хозяева впервые наведываются на свои приусадебные хозяйства. Если не вывесить постель на просушку, запах сырости сам по себе не испарится. Особняк графа мало походил на старый деревенский домик с осевшим фундаментом, но сырости здесь было предостаточно. Катарина сама видела, как в холле на одной стене внизу рос зеленоватый мох. Дом нуждался в ремонте, причем ремонте капитальном.
   Прохаживаясь по спальне, Катарина на что-то наступила. На что-то мягкое. Не успев толком испугаться, она вздрогнула от раздавшегося в сумраке тонкого и до жути мерзкого, дребезжащего голоса:
   – Пожалей меня! Приласкай меня. Люби меня, а я буду любить тебя!
   Шарахнувшись в сторону, Катарина споткнулась, больно ударившись плечом об угол прикроватной тумбочки.
   Что это было?! Кто сейчас с ней разговаривал? Этот ужасный голос – то ли детский, то ли старческий – погрузил Кату в оцепенение. Таращась в темноте, она, боясь пошевелиться, мысленно читала молитву. Они просила у бога помощи, просила, чтобы он поскорее избавил ее от царившего вокруг кошмара.
   На что она могла наступить? Голос раздался почти сразу, как только ступня Катарины соприкоснулась с чем-то мягким.
   – Пожалей меня! Приласкай меня! Люби меня, а я буду любить тебя, – повторил все тот же противный голосок.
   На полу лежало нечто непонятное: светлое, расплывчатое.
   Катка опустилась на колени и поползла к странному существу, как вдруг в коридоре послышались шаги. По всем законам подлости, затихли они возле двери той самой спальни, где пряталась Катарина.
   Кто-то коснулся дверной ручки. Ката стряхнула с себя оцепенение, юркнула под массивную кровать и затаила дыхание. Дверь медленно приоткрылась: сначала образовалась узкая щель, из которой в спальню пробился тусклый свет – одно из двух горевших бра висело аккуратно напротив этой комнаты, – потом дверь открылась шире, и Катка смогла разглядеть то, на что она наступила минутой ранее. Вернее, ту – это ей принадлежал противный голос. Это была Ингрид.

* * *

   – Сегодня устроим себе обжираловку! – заявила Танюшка, когда иномарка Пучковых свернула с главного шоссе и покатила по узкой дорожке в сторону леса. – Ради такого случая можно на денек забыть о диетах. Дим, ты шампуры взял?
   – Сто раз спрашивала, – отозвался муж.
   – Так взял или нет?
   – Он их взял, – засмеялась Катка. – И шампуры, и пластиковую посуду, и бутылку вина…
   – Маленькая поправка: я взял две бутылки вина и водку.
   – Откуда у нас водка? – вытянулось лицо у Тани.
   – Катка в подарок привезла, я лично просил ее прихватить из Москвы сорокаградусную.
   – Ой, можно подумать, здесь водки нет!
   – Такой, конечно, нет. Ностальгия по родимой водочке замучила, вкус-то не забудешь.
   – Ко вкусу этой гадости можно и не привыкать, я понять не могу, как люди пьют водку? Она же невкусная, горькая, фу… гадость!
   – А другие не понимают, как можно пить вино, – парировал Димка.
   – Сравнил вино с водкой. От водки вред, а вино…
   – Смотря сколько выпьешь.
   – Слушайте, – вмешалась в их разговор Ката, – о чем вы спорите? По большому счету, вредно пить и вино, и водку, пользы от них никакой.
   – Даже врачи рекомендуют выпивать по бокалу вина за обедом, – не унималась Танюшка, привыкшая, чтобы все и всегда было «по ее». – Недавно я передачу смотрела, во Франции одна бабулька сто пятый день рождения справила, и что вы думаете?
   – Неужели бухает по-черному? – прыснул Димка.
   – Дурак ты! Она выпивает по бокалу красного вина в день и чувствует себя превосходно.
   – Тань, не горячись. – Ката решила занять сторону Дмитрия. – Не думаешь же ты, что старушка дожила до преклонных лет благодаря красному вину? Скорее всего дело в хорошей наследственности, в генетике, а вино… Очень сомневаюсь, что ежедневные возлияния способны продлить человеку жизнь.
   – Согласен с тобой, Катка.
   Таня надулась.
   – Двое на одного, да? Хорошо, я вам это припомню!
   До самых ворот Татьяна не проронила ни слова, а Катка чувствовала себя виноватой. Наверное, ей следовало занять сторону Танюшки, рассуждала Катка, пока Дмитрий открывал ворота, как-никак она Танина подруга, а он всего-навсего муж подруги. Да и о женской солидарности не стоит забывать. «Хотя, с другой стороны, с мнением Танюшки я в корне не согласна. Н-да, задачка, мне надо было вообще молчать в тряпочку и смотреть в окно».
   Когда машина остановилась возле крыльца, Таня возвестила:
   – Значит, так: Димка занимается разведением огня и шашлыками, а мы с Каткой поднимемся в спальню.
   – Подожди, а овощи кто порежет?
   – Сам нарежешь, не маленький. Подай сумку с постельным бельем. Кат, а ты возьми клетчатую, там плед и подушка. Дим, включи в коридоре свет.
   – А самой не судьба?
   – Я не знаю, где здесь выключатели. Франклин же говорил, что свет в коридорах включается возле каких-то щитков. Скоро стемнеет, по темным коридорам передвигаться не очень-то хочется.
   – А кто собирался в темноте травить страшилки?
   – Включи свет! – приказала мужу Пучкова.
   – На третьем этаже тоже?
   – Везде!
   Взяв сумку, Таня подошла к крыльцу, но спохватилась и, вернувшись к машине, вытащила из салона красивую куклу в бежево-розовом одеянии.
   – Зачем тебе кукла? – спросила Катарина, когда они с Таней вошли в спальню.
   – Она – мой талисман! Хочу, чтобы первую ночь в особняке она спала в нашей спальне. Кстати, познакомьтесь: ее зовут Ингрид.
   Катарина взяла куклу в руки и пропела:
   – Привет, Ингрид! Я Катарина, давай с тобой дружить.
   Таня села на край кровати.
   – Проветрить бы спаленку не мешало, запашок еще тот. Кстати, твоя спальня по соседству, отнеси туда вещи: белье и плед.
   – Позже отнесу. – Ката подошла к окну. – Видон, конечно, не ахти.
   – Приедешь к нам через годик – у тебя челюсть отвиснет. Только представь, у нас будет английская лужайка, отштукатуренный особняк, пруд, клумбы с цветами, кусты, подстриженные в форме животных!
   – Не слишком ли многого ты захотела за один годик?
   – А что, как говорится, все в наших руках.
   – У тебя не сто рук, и ты не Рокфеллер.
   – Да ладно тебе, прям и помечтать нельзя. – Таня чмокнула Ингрид в макушку и тоном строгой учительницы произнесла: – Ингрид, скажи тете Катарине, что занудствовать вредно!
   – Тань, оставь куклу, пойдем Димке поможем.
   – Пусть сам готовкой занимается. Я целый год на него пашу, неужели он с шашлыком не справится? Кат, а хочешь, Ингрид с тобой поговорит?
   – Как это, поговорит?
   – Возьми ее и надави на правую… – закончить фразу Татьяна не успела.
   – А-а-ай! Черт! Танька… – послышался голос Дмитрия.
   Ингрид выпала из рук Пучковой, приземлившись возле кровати. Таня выбежала в коридор. Ката неслась следом.
   В холле первого этажа стоял Димка, его левая ладонь была вся в крови. В правой руке Дмитрий держал длинный шампур.
   – Принеси из машины йод и бинт, – попросил Пучков, – я ладонь шампуром уколол.
   – Уколол или проткнул?
   – Какая разница, неси йод!
   – Как тебя угораздило? – спросила Ката, как только Танюшка выбежала из дома.
   – Сам не пойму, я взял шампур, захотел проверить, острый он или нет, приложил кончик к ладони, а потом… Кат, меня будто кто-то толкнул сзади, и шампур вошел в ладонь, как в масло.
   – Дим, ты же не ребенок, что значит – захотел проверить?
   – Ну, стыдно мне, стыдно! Таньке не говори, а то она опять разорется, ей только повод дай…
   Обработав рану йодом и туго перевязав Димкину ладонь, Танюшка уперла руки в бока:
   – Я так понимаю, шашлык ложится на наши с Каткой плечи? В кои-то веки не хотелось мне заниматься готовкой, но – благодаря твоим стараниям – моей мечте не суждено сбыться.
   – Я не специально руку поранил.
   – Еще не хватало, чтобы ты сделал это специально! Пошли, Кат, займемся чисто мужским делом – огнем, железом и мясом.
   Димка поплелся в кухню, бурча под нос какие-то нечленораздельные фразы.
   Насадив на шампур несколько кусков мяса, Танюшка спохватилась:
   – «Сотик» в спальне оставила! Блин, у меня руки уже в мясе. Кат, поднимись, принеси телефон.
   – Зачем тебе здесь телефон?
   – Вдруг кто-то позвонит, я же не на необитаемом острове, не хочу отвыкать от цивилизации.
   – С тобой все ясно, – улыбнулась Копейкина. – Ни минуты без мобилы, ноутбука и прочих наворотов.
   – Уж какая есть, – ответила Танюшка, вооружившись новым шампуром.
   Сотовый телефон подруги Катарина нашла не сразу. В сумочке его не оказалось, и ей пришлось просмотреть содержимое всей поклажи дважды, а потом она заметила мобильник на подоконнике, он лежал в пыли. Взяв телефон, Катарина вышла из спальни и спустилась во двор. Удивительно, но настроение у нее потихоньку поднималось, особняк уже не казался ей таким мрачным, а ко всему прочему очень Катке захотелось отведать шашлычка! Глотая слюну, Ката вышла на крыльцо и уже хотела крикнуть Танюшке, что ее желудок просит праздника, как вдруг язык ее буквально прирос к небу. Катку затрясло, сотовый выпал из ее рук, соприкоснулся с каменным полом и разлетелся на две части.
   Таня лежала на земле с перерезанным горлом. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – Пучкова мертва!
   Не будучи в силах произнести хоть одно слово, Катка с вытаращенными от ужаса глазами бросилась в холл, а оттуда – прямиком в кухню.
   В дверях огромного тридцатиметрового помещения она остановилась и взвизгнула. Дмитрий лежал на полу. На его шее зияла рана, из которой ручьем хлестала кровь. Пучков тоже был мертв!
   Задыхаясь, Катка выскочила обратно в холл. Она хотела найти свой мобильник, но стук входной двери заставил ее изменить свои планы. Она в доме не одна! Здесь есть еще кто-то. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы угадать, кто именно. В особняке – убийца!
   Слезы хлынули из ее глаз, покатились по щекам, попадая на губы. Чувствуя во рту их соленый привкус, Катка поднялась по лестнице на третий этаж и рванула на себя первую попавшуюся дверь. Она оказалась в библиотеке, вернее, в комнате, служившей ранее библиотекой.
   Запрятавшись в самый дальний угол, она села на корточки, обхватила руками трясущиеся колени и, тихо завывая, до крови закусила губы.

ГЛАВА 3

   Катарина во все глаза смотрела на куклу. Получается, Ингрид умеет разговаривать? Надо же, на вид – обычная тряпичная кукла, а на деле где-то в ее туловище есть местечко, куда вставляются батарейки. Интересно, а почему Таня не сказала, что кукла говорящая? Или она сказала?..
   «А тебе это сейчас так важно знать?!» – завопил Каткин внутренний голос.
   Одернув саму себя, Катарина уставилась на дверной проем. Что она видела? Пожалуй, не так много, как хотелось бы. В спальню Пучковых – хотя вряд ли это помещение можно назвать спальней Танюшки и Димки, они здесь ни разу не ночевали – прошел некто неизвестный. Катарина заметила его ноги, облаченные в черные туфли. А может, туфли были темно-коричневые, в полумгле различить истинный цвет обуви было весьма сложно.
   Шаги неизвестного были неторопливыми, ленивыми, казалось, он прекрасно знает, что под кроватью прячется перепуганная Ката Копейкина, знает – и ждет подходящего момента, чтобы резко нагнуться и завопить: «Я тебя нашел!»
   Катарина прикусила язык. А если он действительно нагнется и заглянет под кровать, что тогда? Она в ловушке: вылезти из-под кровати и дать деру Катка уже не сможет. Ей придет конец!
   Неизвестный остановился в нескольких сантиметрах от Ингрид, а уже через пару мгновений Катка увидела его ладонь. Когда он поднимал с пола куклу, ладонь попала в ее поле зрения, и, надо заметить, Катарине стоило огромных трудов сдержаться и не закричать во весь голос. Ладонь неизвестного была покрыта густыми волосами… или нет, это были не волосы, это была шерсть! Да, да и еще сто раз да – шерсть! До сегодняшнего дня Ката пребывала в полной уверенности, что если хорошенько постараться и заставить серое вещество как следует поработать, то всему можно найти разумное объяснение. Как же она ошибалась! Ей и в голову не приходило, что спустя несколько часов после прибытия в этот дом она увидит человеческую ладонь, покрытую густой шерстью.
   А может, от нервного перенапряжения у Катки начались зрительные галлюцинации? Ну, бывают же галлюцинации у тех, кто бредет по жаркой пустыне без воды, – им начинают мерещиться прудики, речушки, родники… Одним словом – миражи.
   Вдруг Ката тоже увидела мираж? Человеческая рука не может зарасти шерстью, как ни крути, но такое очень маловероятно. Конечно, есть мужчины с развитым волосяным покровом, но не настолько же! Всему должен быть свой предел.
   А если в спальне… не человек? Но он же в брюках – Копейкина отчетливо видит брючины с ровными стрелками – и туфлях. По их блеску можно определить, что туфли кожаные, посему вариант, что она видит вовсе не представителя рода гомо сапиенс, отметается сразу.
   Неизвестный – вот теперь-то Катка нисколечко не сомневалась, что в комнату вошел настоящий Страх, – начал медленно приближаться к окну.
   Когда же он уйдет, стучало у нее в висках, когда выйдет из спальни? Это невыносимо – неподвижно лежать под кроватью, обливаясь холодным потом и цепенея от ужаса! Нервы у нее на пределе, они натянуты, как гитарные струны, и в любой момент, помимо воли Катарины, могут лопнуть. А что тогда? Определенно, ничего хорошего не произойдет, Катка себя рассекретит, она станет уязвима, открыта, и Страх непременно нанесет удар. Он запросто может полоснуть ее ножом по горлу, как уже полоснул Димку и Танюшку, может накинуть на ее шею удавку или задушить руками, покрытыми шерстью, да мало ли что он может с ней сделать!
   Зачем он взял Ингрид? Мог ли Страх из коридора услышать ее голос? Запросто! Значит, в спальню он вошел целенаправленно, чтобы воочию узреть источник шума. Он его узрел: это была кукла. Успокоится ли Страх теперь?
   – Пожалей меня! Приласкай меня. Люби меня, а я буду любить тебя! – вновь заговорила Ингрид.
   И Катарина была готова поклясться, что на этот раз куколка произнесла свою короткую речь более жестко, строго.
   Стоп! Ингрид снова заговорила?! Страх надавил на какую-то часть ее кукольного тельца, и она заговорила? Кошмар! Теперь он поймет, что и в предыдущий раз Ингрид начала разговаривать не просто так – в спальне был кто-то, кто и вызвал куколку на разговор. Во всяком случае, если бы на месте Страха стояла Ката, она бы сразу заподозрила неладное. А что же он? Он заподозрил или нет?
   Пока что он стоит и не шевелится. Что он делает, куда смотрит, к чему прислушивается? Многочисленные вопросы атаковали бедную Катку, и она лежала, прижимаясь к полу, ни жива ни мертва, сканируя взглядом ноги неизвестного.
   – Пожалей меня! Приласкай меня! Люби меня, а я буду любить тебя, – вновь заговорила Ингрид.
   Опять! Ну, сколько можно?! Он издевается! Страх издевается над Катариной.
   В следующую секунду Ингрид отбросили в сторону. Кукла приземлилась на то самое место, откуда он поднял ее несколько минут назад. Так, все ясно, она ему наскучила, надоела, он понял, что кукла не представляет опасности, и поспешил от нее избавиться, а что же дальше? Уйдет? Останется? А вдруг он все-таки нагнется и посмотрит под кровать?
   Страх не уходил, он стоял у окна, а потом ни с того ни с сего одним прыжком он оказался возле кровати и принялся остервенело давить Ингрид ногой. От увиденного у Каты зашевелились на голове волосы; да, ей казалось, что волосы действительно шевелятся. Наверное, это общеизвестное выражение имеет под собой реальную основу.
   Страх давил ни в чем не повинную куклу минуты полторы. За это время Катарина осознала следующее: в спальне – не просто убийца, в спальне находится психически неуравновешенный человек. Ко всему прочему, он еще и псих! Псих! Маньяк!
   В животе кольнуло; Ката попыталась пошевелить правой ногой. Нога затекла, а пальцы свело судорогой. Ну почему именно сейчас и почему именно у нее?! Неужели для судорог нельзя было выбрать другое, более подходящее время?
   Стиснув зубы, Катка продолжала хранить гробовое молчание, прекрасно осознавая, что любой звук может стать последним совершенным ею поступком в этой жизни.
   Чуть погодя, когда силы Катки Копейкиной были уже на исходе, неизвестный все же подошел к двери, постоял с минуту и быстро вышел в коридор. Из груди Копейкиной вырвался вздох облегчения. Честное слово, так хорошо, как сейчас, в эту минуту, в это мгновение, Катке не было никогда в жизни. Она спасена, он ее не заметил. Он ушел! Это было счастье. Теперь Ката знала совершенно точно – для счастья человеку нужно не так уж и много.
   Внезапно какая-то сила заставила Кату вылезти из-под кровати, подойти к двери и выглянуть в коридор. Было ей безумно страшно, Ката и сама до конца не осознавала, зачем ей это понадобилось, она действовала на автомате. Не хотела, но вылезла из-под кровати. Не хотела, но приблизилась к двери. Не хотела, но коснулась ручки и слегка толкнула дверь вперед.
   Отдавала ли она себе отчет в своих действиях – неизвестно; вряд ли, но, очевидно, желание увидеть убийцу со спины было сильнее чувства страха, и Ката решилась. Через узкую щель она увидела убийцу Пучковых. Увидела – и моментально пожалела, что вылезла из-под кровати. Потому что увиденное напоминало кошмарный сон или видение человека, находящегося в бредовом состоянии. По коридору в сторону лестницы медленно шло существо. Именно существо – назвать его человеком язык не повернулся бы.
   Высокий; рост существа достигал примерно метра и девяноста сантиметров, крепкого телосложения, облаченный в брюки, туфли и темную рубашку. Но не это поразило Катку больше всего – не рост, не одежда и даже не его руки, покрытые шерстью. У существа не было головы. Совсем! Ни головы, ни шеи.
   Туловище неизвестного монстра, передвигавшегося на двух ногах, заканчивалось широченными плечами. Вот ноги, руки, тело, а головы – нету.
   У Катарины сперло дыхание. Нет, это уже не мираж, не видение и не галлюцинация, все намного хуже! Катарина Копейкина свихнулась, она сошла с ума, лишилась рассудка. Никто не может жить, не имея на плечах головы. Это нереально! Но, с другой стороны, она же ясно видит безголовое существо. Он передвигается по коридору твердой походкой, причем идет прямо, не сбиваясь с пути.
   Боже! Неужели вот так люди съезжают с катушек? Вроде еще вчера с мозгами у нее был полный порядок, и вдруг – бац! – и она уже свихнулась. Ведь, если Ката сумасшедшая и все происходящее – лишь плод ее больного воображения, ее в обязательном порядке поместят в специализированную клинику. Наденут на нее смирительную рубашку, начнут делать ей уколы, давать таблетки… Нет! Не бывать этому. Это не помешательство, Катарина здорова, она не могла сбрендить, это чудит дом, этот зловещий особняк. Он с привидениями! Пучковы хотели прибрести дом с призраками…
   Голос разума с Каткой не соглашался. Возможно, привидения где-то и существуют, но только не здесь, не в особняке старого графа. Танюшку и Диму убил не фантом, их убил человек. Обычный человек, из плоти и крови.
   Но кто же тогда в коридоре? Где его голова? И как он может видеть, если у него нет глаз? Неизвестный зашел ведь в спальню, поднял с пола куклу Ингрид, потом топтал ее ногами, значит, он все видел. Но каким образом?
   «Бред! Бред! Бред! Я хочу проснуться, – подумала Катарина, – мне надоело находиться на грани, сил не осталось. Выдыхаюсь!»
   Существо ступило на лестницу и начало подниматься на третий этаж. Это хорошо: если он вновь окажется наверху, Ката беспрепятственно сможет спуститься и… Неужели – долгожданная свобода и облегчение? Как хочется в это верить! Только бы все получилось, только бы получилось! Копейкина сжала кулаки и в очередной раз укусила себя за нижнюю губу.
   Выждав минут пять, Катка на свой страх и риск ступила в полутемный коридор. Предварительно она взяла свою сумочку и вытащила из сумки Танюшки ключи от городской квартиры. Зачем? Катарина желала лишь одного: выскочить на улицу, сесть в машину Пучковых, добраться до их квартиры, благо, она запомнила дорогу, а там, собрав свои нехитрые пожитки, отправиться прямиком на вокзал. Татьяне и Диме она уже ничем не поможет, они мертвы, Ката не в состоянии повернуть время вспять, тут она бессильна. Конечно, по большому счету, не мешало бы ей поехать в полицию, рассказать там о пережитом ею ужасе и об этих убийствах, но Катка была настолько вымотана и напугана – безголовое существо ее добило окончательно, – что мечтала поскорее оказаться дома. В Москве! В компании верной Наташки, гламурной Розалии и своей любимой живности.
   Ката двигалась в том же направлении, что и безголовое существо. Она шла и надеялась, что оно не притаилось где-то за поворотом в ожидании новой жертвы.
   Надежды ее оправдались – лестничный пролет оказался пуст. Схватившись за перила, Катарина поспешно сбежала вниз. В холле пахло чем-то кислым. Щами? Да нет, откуда здесь взяться кислым щам? Ерунда! Не об этом сейчас надо думать, все мысли должны быть сконцентрированы на предстоящем побеге из замка ужаса.
   Увы, дверь оказалась закрыта. Катарина подергала ручку, но массивная дубовая дверь не поддалась. Выругавшись, Ката метнулась в гостиную, по пути схватив с полки ключи от авто Дмитрия и сунув их в карман джинсов. Она планировала открыть большое окно в гостиной и выбраться через него наружу. У нее должно получиться, она приложит все силы, наизнанку вывернется, но окно откроет.
   В гостиной горели два торшера: один стоял возле большого комода, второй примостился у длинного дивана. Катарина решительно пересекла гостиную, как вдруг ее будто парализовало. Она обернулась назад, посмотрела на второй торшер, потом перевела взгляд на диван и закричала.
   На диване сидела кукла. Ингрид! Только уже не та, тряпичная, бывшая талисманом Танюшки, а другая. Большая! В человеческий рост. Она была одета в такое же платье, как и Ингрид-маленькая, у нее были такие же волосы, и вообще, сидевшая на диване кукла была близнецом Ингрид. Единственное отличие – она не была тряпичной.
   Катка судорожно моргала, разглядывая гигантскую куклу. Из чего она сделана? Как сюда попала? Что, черт возьми, происходит?!
   Далее у Катарины подкосились ноги. Кукла медленно повернула в сторону Копейкиной белесое лицо и заговорила механическим голосом. Что именно она говорила, Ката не поняла, большая Ингрид вещала не на русском языке. Но и так было ясно, что кукла произносит уже знакомые фразы: «Пожалей меня! Приласкай меня. Люби меня, а я буду любить тебя!»
   Пятясь назад, Катарина машинально обратила внимание на то, что из груди куклы торчит длинная рукоять ножа, а платье ее в нескольких местах запачкано чем-то алым. Рядом с куклой на диване лежал маленький топорик. Лезвие его было перепачкано кровью.
   Катарину стошнило, а кукла все продолжала повторять свои шаблонные фразы.
   В какой-то момент Ингрид умолкла, повернула подрагивающую голову влево, наклонила ее и… Голова ее упала с плеч прямо на пол.
   В голос завизжав, Ката бросилась к открытой двери, ведущей в кабинет.
   Хлопнув дверью, она с удивлением обнаружила, что в кабинете, как и в гостиной, горит торшер. Осмотревшись, Катка попыталась придвинуть к двери тяжелую тумбу. Ей это удалось. Когда с баррикадированием входа было покончено, она обтерла рукавом блузки мокрое лицо и подлетела к окну.
   Ручка повернулась на удивление легко, окно открылось. И сразу же последовало новое разочарование. На окне была решетка.
   – Нет! Я не выдержу этой пытки, – простонала Ката.
   Схватив стул, она со всей силы принялась долбить им по решетке.
   Очевидно, удача решила прийти на помощь бедолаге: после очередного удара у проржавевшей решетки сломался один прут. Он сломался снизу, Ката схватилась за прут правой рукой и попыталась отогнуть его вверх. У нее получилось, но лазейка оказалась слишком узкой. Для того чтобы вырваться из плена, Катарине требовалось сломать как минимум два прута.
   И Катка взялась за дело. Ей уже было наплевать, что удары услышит безголовый, она на все махнула рукой. «Сломать решетку и убежать, – стучало в ее голове. – Убежать! Сломать! Выжить!..»
   Когда второй прут был сломан и отогнут вверх, Ката сделала небольшую передышку. Ее левая ладонь кровоточила, ныло запястье, пот градом скатывался со лба, попадал в глаза, и их начинало сильно щипать.
   Катарина прислушалась. Неизвестно, где именно бродит безголовое существо, но оно почему-то не торопится спускаться сюда, на шум.
   Затаилось? Выжидает?
   – Черт с ним! – Ката тряхнула головой, вновь схватила стул и уже намеревалась замахнуться и ударить им по решетке, как вдруг позади нее послышался слабый скрип.
   Она замерла на месте, не опустив рук. Обернуться она не решалась, страх приковал ее ноги к полу.
   Раздалось какое-то гудение, и Ката ощутила на своей шее капли воды. Бросив стул, она обернулась.