Наконец директор КВБ вышел из оцепенения. Протянув руку, он нажал несколько клавиш на панели управления. Экран снова ожил. На этот раз на нем появилась компиляция из всех сколько-нибудь важных донесений, полученных в последнее время со всех уголков Синдиката Дракона и Внутренней Сферы. Запросил сводку сообщений с Диерона и ввел ключевые слова «Черный Дракон».
   На экране появилось сообщение о тайном сборище рядовых членов Кокурю-кай, на котором присутствовал агент мецуке; разговор, как всегда, шел о «плохих советниках», сбивающих благородного Координатора с пути истинного. Слишком активный вербовщик Черных Драконов погиб в результате несчастного случая, катаясь на горных лыжах, — выделенные слова «следствие закрыто» указывали на то, что все поверили в несчастный случай.
   Но не было никаких упоминаний о том, что агитаторы Черных Драконов распространяют слухи, будто Теодор Курита лично убил своего отца Такаши. Что было очень странно, так как один из «Сыновей Дракона», работающий на Диероне, согласно полученному вчера приказу передал такое сообщение по стандартным каналам КВБ. Час назад Сабхаш по своей личной линии получил зашифрованное подтверждение, что необходимое сообщение отправлено.
   Значит, эта вспыльчивая, непочтительная, но очень способная девчонка права. Права в том, что Корпус Внутренней Безопасности поражен гнилью предательства, и права в том, что Кокурю-кай замешана в крупномасштабном заговоре, в котором изменники из числа КВБ завязли по уши. Разум Индрахара, по-прежнему такой же гибкий и быстрый, как полстолетия назад, рассмотрел и другие возможности, но тотчас же отбросил их Сотни мелочей, в свое время отметенных как случайные совпадения, внезапно слились воедино в весомое доказательство болезни спецслужбы.
   Сабхаш заглянул внутрь себя. Тотчас же последовал однозначный ответ: «Я был слеп».
   Точно так же, как только что его мучил холод, сейчас Индрахар ощутил волну тепла, разливающуюся по усталому телу, солнечным ожогом щиплющую онемевшие члены.
   «Я допустил, что меня обвели вокруг пальца. Я пережил свой срок, и теперь от меня больше нет никакого толку…»
   Сабхашу показалось, что с его высохших, поникших плеч сняли груз весом в целую планету.
   Развернув механическое кресло-каталку, «Сама Улыбка» подкатился к дверям, бесшумно раздвинувшимся при его приближении, и выехал в тускло освещенный коридор цитадели КВБ. Агенты, технические сотрудники, административные работники, встречавшиеся у него на пути, приветствовали директора почтительными поклонами. Он не обращал на них внимания.
   «Кто?» — гадал он, катясь куда глаза глядят по подземному комплексу. Нинью Кераи Сабхаш отбросил сразу же. Преданность мальчишки — а он до сих пор смотрел на своего приемного сына как на мальчика, хотя тому уже было за пятьдесят, — не вызывала никаких сомнений. Нинью Кераи, если так можно выразиться, был чересчур предан Сабхашу Индрахару. И самое главное, вместо того чтобы торопить события, рыжеволосый Нинью, наоборот, делал все возможное, чтобы оттянуть тот момент, когда ему придется сменить своего отца на посту директора КВБ. Вероятно, именно упрямая настойчивость Кераи, утверждавшего, что он еще недостоин встать во главе разведслужбы Дракона, удерживала все последние годы душу Сабхаша в изношенном бесполезном теле.
   В таком случае кто? Такуру Мигаки Индрахар исключил практически так же быстро, как и своего приемного сына. Остальные начальники отделов KB Б недолюбливали и даже открыто презирали директора «Голоса Дракона». Он был излишне мягким, потакал собственным слабостям. По иронии судьбы, именно этот человек с революционными взглядами и привычками занимался проповедованием ортодоксальных устоев Синдиката Дракона. Лишь Оми Дашани, казалось, принимала Мигаки, но она, с ее точки зрения, была самым бескомпромиссным и независимым человеком, старавшимся держаться подальше от предпочтений и предубеждений. По правде говоря, он и сам считал своего шефа пропаганды излишне легкомысленным, но работу свою директор «Голоса Дракона» выполнял безукоризненно, а это было главным.
   Отвращение, питаемое Мигаки к бремени ответственности, граничило с манией. Работа нравилась ему постольку, поскольку она позволяла осуществлять его творческие замыслы. На самом деле Такура Мигаки хотел быть импресарио. В последнее время он проявлял поразительную активность, но было это не опасным признаком стремления продвинуться вверх в иерархии тайной полиции, а просто проявлением желания поскорее покинуть КВБ и основать собственную студию, снимающую развлекательные голофильмы. Говорят, как-то раз Мигаки сказал, что скорее лишится руки, чем станет директором Корпуса Внутренней Безопасности.
   С точки зрения Индрахара, Оми Дашани также едва ли могла быть предателем. Больше всего ей хотелось заниматься тем, чем она занималась: двигать своими бесчисленными мецуке, словно фигурами в сложной, запутанной игре, накапливать безбрежный океан данных и купаться в нем. Как это ни странно, именно Дашани назначил бы Сабхаш своим преемником после Нинью Кераи: за ее дотошность, методичность, стремление к совершенству. Конечно, в отличие от Кераи, она не смогла бы воодушевлять оперативников своими собственными подвигами — Корпус еще хранил в памяти легендарные деяния, совершенные в молодости самим Сабхашем. Однако Дашани обеспечила бы безотказную работу своих подчиненных.
   «Сама Улыбка» имел две фундаментальные теории касательно причин, побуждающих человека действовать, и опыт всей его долгой жизни лишь подтверждал их верность.
   Согласно первой, люди стремятся добиться желаемого так же, как несется вниз по горному склону поток воды. Пути, которые они избирают, часто кажутся стороннему наблюдателю нерациональными и даже тупиковыми нередко потому, что таковыми они и являются на самом деле. Вожделенная цель, бывает, приносит человеку, достигшему ее, одни неприятности. Но что бы ни думали, что бы ни говорили другие, именно это движет большинством людей.
   Другая теория заключалась в том, что на втором месте после личных интересов среди сил, движущих человеком, стоят неприязнь или страсть, причем преимущественно первое: зависть, ревность, жажда отмщения.
   Сабхаш понимал, что его теория своекорыстия, сметающего все на своем пути, подрывает устои общества, защите которых он посвятил всю свою жизнь. Впрочем, если бы законы на самом деле соответствовали человеческим устремлениям, разве Дракону была бы нужна такая совершенная тайная полиция, не так ли?..
   Оми Дашани осуществляла свои самые заветные желания, занимая свою должность. Став директором КВБ, она получит лишь ненужную головную боль.
   Вопрос относительно трех остальных заместителей был более проблематичен. Например, Дэниел Рамака просто обязательно должен был каким-то образом иметь отношение к искажению потока информации, просеиванию донесений, поступающих к Сабхашу и назначенному им наследнику. Отделение внутренней безопасности помимо прочего сортировало данные, поступающие в центральное управление, и имело практически неограниченный доступ к локальной компьютерной сети. Это давало еще одну причину снять все подозрения с Дашани: единственным сильным чувством, которое когда-либо демонстрировала глава мецуке, была скрытая, но смертельная ненависть к человеку, известному всем под прозвищем Крыса.
   Дэниел Рамака был жестоким садистом; это качество «Сама Улыбка» находил вредным и отвратительным. Кроме того, начальник отделения внутренней безопасности был законченным трусом. Как это ни парадоксально, именно в трусости заключалась его ценность для Синдиката в целом. Исключительно по этой причине «Сама Улыбка» назначил Рамаку одним из своих заместителей. Поскольку все мыслимые и немыслимые враги Дракона — Штайнер, Дэвион, Кланы, внутренние диссиденты, — захватив власть, первым делом повесили бы Дэниела Рамаку на ближайшем фонарном столбе, он отождествлял свою личную безопасность с безопасностью Синдиката и поэтому служил Дракону с примерным рвением.
   Вследствие своего немыслимого эгоизма Рамака был полностью неспособен беззаветно служить Координатору и Дракону, и поэтому его кандидатура никогда не рассматривалась в качестве преемника Индрахара. Хотя это обстоятельство задевало тщеславие Рамаки, он был не из тех, кто готов самостоятельно скинуть директора КВБ. Во-первых, Рамака не мог вести за собой кого бы то ни было. Кроме того, любые действия, направленные на смещение Индрахара, таили в себе слишком большой риск. А Дэниел Рамака, мягко говоря, просто как одержимый старался избежать любого риска.
   Однако, если бы Рамака пришел к выводу, что «Сама Улыбка» начинает выпускать дело из рук — а с этим предположением сейчас уже соглашался сам, — он, вполне возможно, примкнул бы к тому, кого счел бы способным скинуть главу КВБ.
   Что снова приводило к двум самым беспокойным помощникам Индрахара: Констанции Ходжире, главе отдела тайных операций, и одноглазому генералу Хохиро Кигури. Оба входили в число «Сыновей Дракона»; обоим Сабхаш доверял настолько, насколько это было возможно при сложившихся обстоятельствах.
   Архиконсервативно настроенный Кигури презирал проводимые Теодором реформы. Он не одобрял то, что основной упор Координатор делал на борьбу с Кланами, в первую очередь поскольку из-за этого упускалась возможность расправиться с извечными противниками Дома Куриты — Штайнерами и Дэвионами, в настоящий момент ослабленными внутренними раздорами. Элитные командос боготворили своего бесстрашного и хитрого командира: никто, в том числе и сам Теодор Курита, не нанес такое количество ощутимых ударов врагам Дракона, как одноглазый генерал. Однако человеку, занимающему должность директора Корпуса Внутренней Безопасности, требовалось быть не просто бесшабашным рубакой. Хохиро Кигури также не мог мечтать о продвижении по службе.
   Впрочем, он никогда и не выказывал особого желания занять место директора. Однако его недовольство Теодором может оказаться настолько сильным, что толкнет его на предательство. А даже самый бесстрашный храбрец не мог и мечтать о том, чтобы устранить Теодора Куриту, оставив в живых Индрахара.
   Кроме того, Кигури был хищником и просто инстинктивно нападал на слабых и беззащитных.
   В свою очередь, Ходжира бесконечно далека от политики — слишком далека, чтобы быть хорошим главой КВБ. Курита все-таки поставил бы ее в очереди своих преемников следом за Нинью и Дашани, поскольку Констанция была достаточно способной, хотя и обладала ограниченным воображением. Большую часть жизни — после того как она убила своего отца, зверски расправившегося прямо у нее на глазах с ее возлюбленным-якудзой, — Ходжира по-собачьи преданно служила Сабхашу Индрахару. Однако со временем возомнила, что в будущем ей предстоит занять место «Самой Улыбки». Назначение преемником Нинью Кераи явилось для Констанции страшным ударом, последствия которого ей не удалось скрыть.
   Так что оба имеют мотивы для предательства: одна — разочарование, другой — честолюбие и убеждения. Гипертрофированный традиционализм Кигури легко найдет общий язык с консерватизмом Кокурю-кай. А у Ходжиры прочные связи с якудзой.
   Сколько ни размышлял, ему не удалось выбрать между двумя подозреваемыми. Он был уверен — употреблять слово «убежден» Сабхаш не любил — только в одном: Ходжира и Кигури не действуют заодно. Гордые до безумия, они уже много лет непримиримо враждовали друг с другом. Ни один из них не потерпит подчинения другому.
   Остановившись, поймал себя на том, что поднялся вверх на два этажа от своего кабинета и оказался рядом с отделом обработки информации. Он прикоснулся к клавиатуре, вмонтированной в рукоятку кресла-каталки.
   — Хай, — ответил неприветливый голос Нинью Кераи.
   — Нинью, — сказал Индрахар, — немедленно зайди ко мне в кабинет.
   — Хай, Сабхаш-сама!


XXIII


   Район Йошивара
   Имперская столица Люсьен
   Военный округ Пешт
   Синдикат Дракона
   28 июня 3058 года

 
   — Наглая неверная сучка!..
   Получив отпор, грузный рыжебородый дзаки, гангстер низкого пошиба в пестром пиджаке с подложенными плечами, развернулся и, пошатываясь, направился к сцене. Там женщина в полосатом цилиндре, галстуке-бабочке, туфлях на высоком каблуке и с фальшивой улыбкой через все лицо исполняла модный танец.
   Касси, убедившись с помощью радара, что дзаки не собирается напасть на нее сзади, тотчас же забыла о нем. Он ничего не знал; она буквально физически ощущала его тупость. Сейчас у нее не было времени.
   Дело происходило в танцевальном баре, расположенном в тесном подвале здания в Йошиваре, районе развлечений. Именно в таких забегаловках, дешевых подделках под эротические клубы среднего класса, и предпочитали обделывать свои делишки якудза. Касси изображала из себя иностранку, прибывшую откуда-то из космических далей за пределами пространства Синдиката, чтобы поглазеть на спектакль, до которого осталось всего два дня. На ней была видавшая виды куртка из шкуры какой-то крупной твари с Тауна. В этой куртке оказалось очень жарко и неуютно в душном баре, нагретом теплом множества тел, однако под ней можно было запросто спрятать пистолет. И не один.
   Тело Касси буквально дрожало от нетерпения. То, что она ищет, где-то здесь. Она почувствовала это, будто ощутила языком вкус тропического плода, уже через полминуты после того, как распахнула дверь, на которой он был нарисован. Но разведчице никак не удавалось ухватить это нечто, неуловимое, словно капля ртути в пригоршне.
   Касси почувствовала слабую вибрацию в нагрудном кармане рубашки, надетой под курткой. Словно приглаживая волосы, она вставила в левое ухо крошечный наушник на сверхтонких проводах, затем, нагнувшись вперед, прижала микрофон размером с монетку к гортани, сделав вид, что устала и положила подбородок на руку.
   — Абтакха, — беззвучно произнесла Касси.
   Ей достаточно было лишь воспроизводить движения голосовых связок: микрофон улавливал колебания, и крохотный передатчик в кармане пересылал ее речь в эфир.
   — Касси, — услышала она голос С-2 Семнадцатого полка. — «Грусть» нашли.
   — Нашли?..
   Касси почувствовала холодок в груди. Сама она практически отказалась от поисков, придя к выводу, что след холодный, будто обратная сторона Ориенталиса.
   — Вечером, перед самым заходом солнца, ее труп обнаружили два сотрудника Службы поддержания общественного порядка. «Грусть»… над ней издевались и надругались.
   Закрыв глаза, Касси выслушала все до конца.
   — Такура Мигаки приказал держать полк взаперти в казармах до утра дня торжеств. Тебе лучше вернуться.
   — Не могу, святой отец. У меня еще полно работы.
   Ее ухо услышало новые слова. Вскинув голову, Касси открыла глаза.
   Рядом с ней стояла встревоженная официантка.
   — Мисс, с вами все в порядке?
   — Я… да-да. Все прекрасно. Просто спазм желудка. Время от времени со мной такое бывает.
   — Вы не привезли с собой из других миров какую-нибудь диковинную болезнь?
   — Что вы! Я же прошла санитарный карантин. Это на нервной почве. Следствие стресса.
   — Как скажете…
   Официантка удалилась.
   — Касси? Ты меня слышишь? — донесся голос отца Боба.
   — А?..
   Вдруг до Касси запоздало дошло, что она разговаривала с официанткой по-японски, хотя по сегодняшней легенде не владела этим языком. Разведчица встревожилась. Такие оплошности были для нее крайне редки.
   — Прошу прощения, — беззвучно пошевелила губами она. — Пришлось играть роль.
   — Роль? Ах да, понял. Послушай, Кассиопея, мне не хотелось бы переходить на язык приказов, но…
   — Капитан Боб, вам известно первое правило командира? Не отдавай приказы, которые не будут выполнены.
   — Но, Касси… Префект полиции имперской столицы издал распоряжение открывать огонь на поражение по всем замеченным на улицах лицам, имеющим отношение к Семнадцатому полку…
   — Меня не заметят.
   Пригубив коктейль, Касси огляделась вокруг. Ничто в баре не привлекало ее внимания.
   — Мне жаль, что с «Грустью» все так вышло… Я ее искала, но у меня ничего не получилось. Я очень старалась, честное слово… Однако сейчас смертельная угроза нависла над всем полком. Я это чувствую. Это все равно что… все равно что электричество в воздухе перед грозой.
   Молчание.
   — Тебе известно, Кассиопея, что я верю твоей интуиции.
   — А сейчас она мне говорит, что тучи сгущаются, скапливаются, словно заряды в конденсаторах гауссовой пушки. Вся сложность в том, что Черные Драконы действуют очень осторожно. У их руководства хватило ума до самой последней секунды не посвящать в планы простых кобунов и даже начальников низшего звена. Но когда нужное слово все-таки будет произнесено, я хочу быть здесь, чтобы его услышать. Я должна быть здесь.
   Подвыпивший мужчина средних лет в дорогом костюме, наткнувшись на стол, окинул Касси одобрительным взглядом. Благородный господин, решивший пощекотать нервы.
   Очевидно, не настоящий цу, потому что завсегдатай района укийо должен был знать, что это не простой ночной клуб, а настоящий гангстерский притон.
   Якудза уважали иерархические устои государства, но, как и все граждане Синдиката, еще больше они уважали деньги. Хлыщ, судя по внешнему виду, имел в кармане шелковой рубашки пухлую пачку купюр, и ребята Инагавы были не прочь его потрясти.
   Оглядев мужчину с ног до головы, Касси скривила нос и отвернулась. Хлыщ пестрым облаком завис над столом.
   —…Очень опасно, Кассиопея, — говорил ей в ухо отец Боб.
   — Oigame, padre[14]. Есть хорошая старая пословица: «Хороший разведчик — мертвый разведчик». Ничье везение не длится вечно. Возможно, придет день, когда я выполню свою работу, превратившись в облачко розового тумана, показывающее vatos[15], куда не надо идти.
   — Заклинаю именем Господа, Кассиопея, перестань так говорить.
   — Послушайте, это неотъемлемое качество моей профессии. Вашей и моей. Я сознательно иду на риск. Рано или поздно разведчики гибнут. Отче, вы должны с этим смириться. Касси связь закончила.
   Она встала. В баре для нее больше не осталось ничего интересного. Пора поискать что-то новое.
   Покачивающийся благородный господин неуверенно улыбнулся.
   — Видишь вон того верзилу? — спросила Касси, указывая своему поклоннику на рыжебородого якудзу, упрямо отказывающегося дать на чай танцовщице в полосатом цилиндре. — Он сказал, что любит тебя.
   Она ушла, а хлыщ остался стоять у столика, недоуменно моргая.
   — Известно ли тебе о том, что Франклин Сакамото, порученный опеке шо-шо Хидейоши, бесследно исчез? — спросил Индрахар.
   На лице Нинью Кераи Индрахара не дрогнул ни один мускул. Однако от взгляда «Самой Улыбки» не укрылось, что у его приемного сына чуть расширились зрачки.
   — Да, отец.
   — Мне бы хотелось, чтобы ты лично занялся его поисками. Очень важно найти и вернуть его до начала торжеств по случаю дня рождения Координатора.
   — Я обязательно отыщу его, Сабхаш-сама.
   Рыжеволосый поклонился и вышел.
   Индрахар, откинувшись на спинку кресла-каталки, закрыл глаза. Несмотря на усталость, он испытывал необъяснимый подъем.
   Много десятилетий назад Нинью Кераи убил женщину и ее маленького сына. Женщина когда-то была возлюбленной Теодора Куриты. Мальчик, однако, оказался двойником, которым женщина подменила своего сына — и сына Теодора. Лишь по прошествии многих лет, когда открылась тайна рождения Франклина Сакамото, стало известно, что Нинью промахнулся — что случалось с ним всего несколько раз за всю жизнь.
   Сабхаш, отдавший приказ уничтожить женщину и мальчика после того, как Такаши сообщили о женитьбе его сына Теодора на Томое Сакаде, отнесся к случившемуся с философским спокойствием. Незыблемое правило Дома Куриты гласило, что, если у наследника престола появлялся законнорожденный ребенок, все побочные ветви лишались права на жизнь: распри по поводу наследования могли ослабить Синдикат Дракона перед лицом его могущественных врагов. Но все закончилось хорошо: Сакамото, отказавшись от всяких притязаний на престол Дракона, служил Синдикату верой и правдой, сражаясь с Кланами на Сомерсете в составе Ударного отряда под командованием Адама Штайнера.
   Но неудача по-прежнему глодала сердце Нинью Кераи. Он страстно желал довести до конца начатое дело. Несмотря на то что приемный отец приказал ему «вернуть» исчезнувшего Сакамото — предположительно, живым и невредимым, — он вышел на охоту. Всегда оставались разные возможности.
   «Сакамото-сан, если Нинью тебя найдет, надеюсь, твоя душа меня простит…»
   Если только, конечно, к исчезновению незаконнорожденного сына Координатора не приложили каким-то образом руку Черные Драконы. В этом случае Сакамото, по всей видимости, уже мертв, и ему не станет хуже оттого, что по его следу идет Нинью Кераи. У Кокурю-кай с Франклином Сакамото давние счеты. Его на престоле Синдиката Черные Драконы хотели видеть не больше, чем принца Виктора Дэвиона.
   У директора КВБ были две причины на то, чтобы пустить своего приемного сына по ложному следу. Во-первых, если бы Нинью Кераи узнал о заговоре против своего отца, он бы просто убил без колебаний и Кигури, и Ходжиру, а также всех тех, на кого упала бы хоть тень подозрения. Директор надеялся на то, что, как только на плечи Нинью ляжет бремя управления тайной полицией Синдиката, мальчик успокоится, станет более уравновешенным, менее подверженным внезапным порывам. В общем-то в этом и заключалась главная причина, по которой Нинью Кераи всячески откладывал свое продвижение по службе: он не желал чем-то связывать себя. Однако, если мальчик узнает об угрозе его отцу, он будет действовать без оглядки. А Синдикат в этот час тяжелых испытаний не может потерять сразу и Ходжиру, и Кигури. Сабхашу Индрахару требовалось время для того, чтобы отсечь наверняка одну виновную голову.
   Во-вторых, если Нинью Кераи заподозрит, что происходит, он вмешается и не позволит приемному отцу осуществить задуманное. А он этого не мог допустить.
   Открыв глаза, «Сама Улыбка» окинул взглядом тускло освещенное помещение. Время поджимало. Он продолжит вести свое личное расследование, моля о том, чтобы Касси его не подвела.
   Солнце уже опускалось к небоскребам, расположенным между районом Йошивара и горами Кийомори, а Касси все еще рыскала по улицам имперской столицы, присматриваясь и прислушиваясь. Разведчица проводила без сна третьи сутки подряд. Время поджимало; трехдневные торжества по случаю дня рождения Координатора начнутся завтра. На первое июля, собственно день рождения Теодора Куриты, намечен парад. В преддверии такого большого события столица Люсьена была переполнена приезжими; нечего было и думать о том, чтобы найти место для ночлега, даже самое убогое. Впрочем, нервы Касси были натянуты до предела, так что она все равно не смогла бы заснуть. Сделав небольшой перерыв в бесплодных поисках, молодая женщина, покинув ликующую толпу, заглянула в аптеку. Только фанатичное стремление оградить от опасности полк — семью — позволяло Касси сохранять работоспособность. В этом заключалась принципиальная разница между понятиями «не спать» и «эффективно работать».
   Касси шла вдоль рядов высоких шкафов, заполненных палочками благовоний и бенгальскими огнями, запасы которых уже подходили к концу, — лечебных трав и лекарственных средств в пестрых коробочках и пузырьках. В Синдикате Дракона относились с недоверием к искусственным препаратам поддержания жизненного тонуса, отдавая предпочтение табаку и алкоголю, двум любимым продуктам истинного самурая. Напротив, таблеток кофеина было полно в самой разнообразной расфасовке. Сгодится все, что поможет рабочим с ясной головой продержаться шестнадцатичасовую смену.
   Найдя то, что ей нужно, Касси собралась уже уходить, но тут услышала обрывок разговора двух проституток, выбиравших тени для глаз в соседнем отделе.
   — Энгус Курита? Никогда о нем не слышала!
   — Ш-ш!.. — шикнула на нее подруга. — Не так громко! Это считается большой тайной.
   — И твоя сестра говорит, он приезжает сюда?
   — Для его кузена, нашего Координатора, это будет сюрпризом. Теодор считает, что Энгус по-прежнему грызет гранит науки в академии имени Сунь Яня на Новом Самарканде.
   — Ого! Готова поспорить, твоя сестра знает, как он его грызет!
   — Замолчи! Не говори так. По словам Терезы, Энгус очень учтив. Он ухаживает за ней.
   — Здорово! А цветы он ей дарит?
   — Иногда.
   — Ай-яй! И он принадлежит роду Курита? Мечта!
   — Ну… он довольно дальний родственник Координатора.
   — Все равно, Курита — это Курита. А ты с ним… ну…
   — Не говори глупостей! Я его ни разу не видела и вряд ли увижу. Ты думаешь, когда мы вернемся домой, меня там будет ждать приглашение во дворец Единства?
   — Ну… а разве сестра не рассказывала Энгусу про тебя? Ты такая хорошенькая, и клиенты всегда тобой довольны. А он только что перенес длительное космическое путешествие…
   — Я… не знаю. Но только помни: об этом никому ни слова!..
   Вечерние сумерки в комнате рассеивались лишь дымчатым светом двух бумажных фонарей. За окном на квартал, населенный преимущественно семьями рабочих, которым посчастливилось получить дом в наследство, опускалась ночь. Милая чопорная старая дама бесшумно удалилась. Даже Касси, чьи нервы, и без того чувствительные, будто тончайшая стенка мыльного пузыря, растянутого до предела зарядом адреналина, не услышала ни звука. Запоздало у нее мелькнула мысль, что происходит с «Сыновьями Дракона», когда они становятся слишком старыми, чтобы гоняться за людьми по свалкам.