Страница:
Миллер Генри
Астрологическое фрикассе
Генри Миллер
Астрологическое фрикассе
рассказ
пер. Н.Казакова
Я познакомился с Джеральдом в фойе театра в антракте. Не успели нас представить друг другу, как он поинтересовался датой моего рождения.
-- Двадцать шестого декабря 1891 года.. днем, в половине первого... В Нью-Йорк Сити... При стечении Марса, Урана и Луны в восьмой фазе. Устраивает?
Он просиял.
-- Вы разбираетесь в астрологии, -- обрадовался он, растроганно глядя на меня, словно я был его лучшим учеником.
Наша беседа была прервана появлением очаровательной молодой особы, радостно приветствовавшей Джеральда. Он торопливо познакомил нас.
-- 26 декабря и 4 апреля... Козерог с Овном.. Вы прекрасно подходите друг другу.
Я так и не узнал, как зовут очаровательную даму, впрочем, она также не знала моего имени. Для Джеральда это не имело никакого значения. Люди существовали для него лишь постольку, поскольку они подтверждали его астрологические выкладки. Он заранее знал, кто есть кто, -- на лету схватывая самую суть. В каком-то смысле он был сродни врачу-рентгенологу. Моментально высвечивал ваш астральный скелет. Там, где непосвященным виделся Млечный путь, Джеральд наблюдал созвездия, планеты, астероиды, падающие звезды и туманности.
-- Не затевайте ничего серьезного в ближайшие дни, -- мог сказать он. -- Лягте на дно. Ваш Марс сходится с Меркурием. Воздержитесь от принятия решений. Дождитесь полнолуния... Вы человек импульсивный, склонный к необдуманным поступкам, я правильно угадал? -- Испытующе лукаво он поглядывал на свою жертву, словно предупреждая: "Меня не проведешь, я вижу тебя насквозь".
В антракте все высыпали в фойе, дружно пожимая друг другу руки. Каждого представляли по имени его знака Зодиака. Среди присутствующих в большинстве оказались Рыбы -- прохладные, слегка замороженные, в меру доброжелательные, безликие создания, все как на подбор с глазами навыкате, вялые и флегматичные, у которых, казалось, в жилах вместо крови течет вода. Меня больше тянуло к Скорпионам и Львам, особенно это касалось представительниц прекрасного пола. Водолеев я старался избегать.
Когда в тот же вечер мы с Джеральдом сидели в ресторане, я уяснил для себя одну важную вещь. Хоть убей, не вспомню, был он Близнецом или Девой, но с уверенностью могу сказать -- увертливости и апломба ему было не занимать. Было в нем что-то андрогинное. Присутствие Весов, Львов и Стрельцов вызывало в нем нездоровый ажиотаж. Он то и дело, словно мимоходом, ронял какие-то двусмысленности о Козерогах, -- осторожно, словно исподтишка сыпал соль на птичий хвост.
Он без умолку говорил о различных органах человеческого тела, суставах, мускулах, слизистой оболочке и прочих жизненно важных частях организма. Он посоветовал хозяину, которого недавно сбил грузовик, быть поосторожней со своей коленной чашечкой в следующем месяце. Молодой даме слева от меня следовало поберечь почки -- из одного из близлежащих домов исходит какое-то пагубное влияние, которое действует на почки и железы внутренней секреции. Интересно, каким астральным сложением обладал он сам -- с нездоровым цветом лица, свидетельствующим о плохой печени, и почему бы ему самому не посоветоваться хотя бы с местным фармацевтом.
Я уже проглотил три коктейля с шампанским и соображал довольно туго. То ли он говорил, что следующая неделя обещает быть удачной в финансовых отношениях, то ли что надо опасаться переломанных костей. Но надо сказать, меня это и не особенно интересовало. Любые влияния Сатурна, обнаруженные в моем гороскопе, значат для меня больше, чем все вместе взятые милости великодушного благодетеля Юпитера. Я заметил, что о Венере не было сказано ни единого слова. Похоже, сферу личных отношений он ни в грош не ставил. Он был мастак по части несчастных случаев, прибавок к жалованью, путешествий. Разговор принял вкус давно остывшей яичницы в клинике для ревматиков. Я пытался было завести разговор о Плутоне, потому что эта планета и ее тайны более остальных занимали меня, но он не поддержал меня, напротив, как-то сразу помрачнел и замкнулся. Больше всего он оживлялся, когда ему задавали сугубо земные вопросы, например:
-- Как вы считаете, мне не повредит немного спагетти?
-- Можно мне заниматься гимнастикой в данное время суток?
-- Как насчет этой вакансии в Сан-Франциско? Не пора ли подсуетиться?
На подобные вопросы у него всегда был готов ответ. Его самонадеянность не знала границ. Время от времени, желая придать своим словам больший вес и драматизм, он закрывал глаза, словно окидывая мысленным взором астральную карту звездного неба. Он мог предсказывать будущее, правда, довольно неохотно, но странное дело: пока мы разговаривали, ему, как и простому смертному, пришлось купить утреннюю газету, чтобы узнать, что творится на русском фронте. Спроси я его о положении дел на бирже (не упал ли, допустим, уровень цен), вряд ли он проявил бы большую осведомленность, нежели я. Спустя несколько недель ожидалось затмение Луны, и он зорко следил за всевозможными землетрясениями и колебаниями почвы; к счастью, какая-то богом забытая сейсмографическая станция зафиксировала колебания почвы в пяти-шести тысячах миль от берега в Тихом Океане. Никто не пострадал, разве что какие-нибудь глубоководные чудища...
Где-то через неделю Джеральд позвонил мне и пригласил на новоселье. Он пообещал мне встречу с восхитительной Стрельчихой с грудью, как налитые яблоки, и губами цвета спелой малины.
-- Вы очень скоро вступите в фазу повышенной активности, -- выпустил Джеральд на прощанье стрелу. В его устах это прозвучало весьма многообещающе. Однако, поразмыслив, я пришел к выводу, что активность сама по себе вещь крайне бессмысленная. Муравьи с пчелами тоже активны, причем, постоянно и что с того? К тому же меня раздражала сама идея активности. Я жил в мире с самим собой и хотел, чтобы все оставалось, как есть, по крайней мере, пока.
Ближе к вечеру мы подъехали к дому Джеральда. Я прихватил с собой двух друзей, Весы и Стрельца. По обеим сторонам улицы вдоль всего квартала тянулась вереница авто, -- преимущественно лимузинов -- глянцево сверкающих в лучах заходящего солнца. Между холеными, "ливрейными" шоферами уже установились вполне панибратские отношения. Когда мы вылезли из двухместного "фордика", нас удостоили критическими взглядами, смерив с головы до ног.
Новое обиталище Джеральда находилось в милом, небольшом особнячке. Я бы сказал, приятно никаком. Здесь мог жить и состоятельный хиромант, и преуспевающий виолончелист. Гостиная кишела людьми, они сидели, стояли, разговаривали, пили чай, жевали пирожные. Когда мы вошли, Джеральд устремился нам навстречу и стал поочередно представлять своим гостям: Весы -- Близнецы, Стрелец -- Водолей, Лев -- Козерог и так далее. Мы чувствовали почти то же самое, что и Алиса, когда она попала в Страну Чудес, а Джеральд при ближайшем рассмотрении был как две капли воды похож на Даму Червей.
Когда все перезнакомились, я пристроился в уголке у окна и огляделся. Интересно, кто пристанет первым. Долго ждать не пришлось.
-- Вы увлекаетесь астрологией? -- поинтересовалась бледная личность с запавшими глазами и впалыми щеками, безуспешно пытаясь подняться с дивана, где была зажата между двумя дамами с одутловатыми расплывшимися лицами, одетыми так, словно они долго рылись в бабушкиных сундуках.
-- Весьма относительно, -- ответил я, пожимая его вялую руку.
-- Мы все просто без ума от Джеральда. Он настоящий волшебник! Не представляю, что бы мы без него делали. Я промолчал, повисла неловкая пауза. Он продолжал:
-- Вы живете в Голливуде, мистер... Простите, запамятовал ваше имя. Меня зовут Хелблингер, Джулиус Хелблингер.
Я еще раз пожал ему руку.
-- Рад познакомиться, мистер Хелблингер. Нет, я живу не здесь. Я пришел в гости.
-- Вы адвокат, да?
-- Нет, я писатель.
-- Писатель! Ах, как интересно! В самом деле? Если не секрет, о чем вы пишете?
Тут как нельзя более кстати подоспел Джеральд -- он подслушивал разговор и торопливо порхнул к нам, весь трепеща от возбуждения.
-- Ни в коем случае не читайте его книги, -- начал он, протягивая безвольно болтавшуюся кисть, с которой, будто переломанные, свисали пальцы. -- У него извращенный склад ума, не правда ли, Двадцать Шестое Декабря?
Одна из каракатиц пыталась подняться с дивана, опираясь на тонкую трость с золотым набалдашником. Увидев, что она плюхнулась, словно снулая рыба, на мягкое, я поспешил ей на помощь. Случайно мой взгляд упал на ее ноги, похожие на две щепки. Судя по всему, она никогда не ходила дальше, чем от машины до подъезда. На одутловатом белом лице выделялись маленькие птичьи глазки. Проблеск сознания в них отсутствовал, разве что иногда вспыхивал алчный огонек обжорства. Она могла быть сестрой-близнецом Кэрри Нейшн кисти Гранта Вуда, создавшего ее в момент сатанинского просветления. Я без труда представлял ее на лужайке возле собственного дома в Пасадене, поливающую цветы из дырявой лейки. Наверное она проводит день, посещая парикмахера, потом астролога, от астролога направляется к хироманту, потом идет в чайную, где после второй чашки чая начинает ощущать легкое брожение в кишечнике, и поздравляет себя с тем, что ей больше не нужно принимать ежедневно слабительное. Высшее счастье для нее, -- это, без сомнения, хороший стул. Я несильно сдернул ее с дивана, поставил на ноги, слыша, как стучит ее грязное сердце, подражая ржавому хрипу неисправного движка.
-- Вы так любезны, -- поблагодарила она, тщетно пытаясь изобразить на высеченном из чугуна лице очаровательную улыбку. -- Увы, мой дорогой, мои бедные ножки совсем меня не слушаются. Джеральд говорит, что у меня Марс противостоит Сатурну. Приходится нести свой крест. А вы кто. Овен? Хотя нет, дайте подумать... вы Близнец, угадала?
-- Совершенно верно, я Близнец, а также моя мать и сестра. Забавно, не правда ли?
-- Действительно, -- из ее груди рвался хриплый свист, она безуспешно пыталась справиться с головокружением. Кровь хлюпала в ее жилах, словно слизь просачивалась через промокашку.
-- Джеральд говорит, что я принимаю все слишком близко к сердцу... А что мне остается, когда правительство сжирает весь доход. Я ни секунды не сомневаюсь, что мы выиграем войну, но, голубчик, с чем мы останемся, когда она закончится? Я, знаете ли, не становлюсь моложе. У меня осталась только одна машина, и неизвестно еще, не придется ли расстаться и с ней. А каково ваше мнение об этой войне, молодой человек? Эта нескончаемая бойня просто ужасна. Одному богу известно, уцелеем ли мы. Не удивлюсь, если эти япошки вторгнутся в Калифорнию и уведут побережье прямо у нас из-под носа. Что скажете? Вы так терпеливо слушаете... Простите мою болтливость. Старость, дорогой мой! Что вы сказали?
Я не произнес ни слова. Я только улыбался ей, может быть, немного грустно.
-- Вы иностранец? -- вдруг спохватилась она, на ее лице отразилась паника.
-- Американец всего-навсего.
-- Откуда вы? Средний Запад?
-- Нет, Нью-Йорк. Я там родился.
-- Вы уехали оттуда, да? Я не осуждаю вас, там невозможно жить... все эти иностранцы. Я уехала отсюда тридцать лет назад. И никогда не вернулась бы... Oh, леди Эстенброк... Как я рада снова видеть вас. Вы давно приехали?. Я не знала, что вы в Калифорнии.
Я стоял, как дурак, с тростью в руках. Старая сука, казалось, забыла обо мне, хотя я был совсем рядом, готовый в любую минуту подхватить ее трясущуюся бренную оболочку, если она споткнется или грохнется наземь. Наконец, заметив, что леди Эстенброк бросает на меня явно недоуменные взгляды, она слегка шевельнула проржавевшими суставами и легким движением, почти незаметным, дала мне понять, что я не забыт.
-- Леди Эстенброк, позвольте представить вам мистера... Прошу прощения, не скажете ли вы еще раз, как вас зовут?
-- А я и не говорил вам, -- бесцветно ответил я. И выдержав приличествующую паузу, добавил:
-- Химмельвейс... Август Химмельвейс.
Леди Эстенброк скривилась, заслышав это жуткое тевтонское имя. Она протянула мне два ледяных пальца, которые я радостно стиснул в непристойно крепком и бодром пожатии. Но не моя экспансивность обеспокоила леди Эстенброк, а та дерзость, с которой мои глаза изучали три вишенки, свисавшие с ее немыслимой шляпки. Только безумная из высшего английского общества могла напялить на себя такое. Она была похожа на даму с портрета подвыпившего Гейнсборо, последние мазки на котором сделал Марк Шагал. Для пущего присутствия имперского духа не хватало лишь букетика спаржи, воткнутого между обвисших пустых грудей. Ее грудь! Мои глаза машинально блуждали по тому месту, где должна быть грудь. Я подозревал, что в последний момент она подложила туда немного эксельсиора (амер. -- мягкая упаковочная стружка), возможно, тогда, когда выжимала последнюю каплю духов из пульверизатора. Готов ручаться, она ни разу в жизни никогда не видела своих гениталий. Омерзительное, должно быть, зрелище. Всегда было омерзительным... Если бы не приходилось иногда писать, то про них вообще можно было бы забыть...
-- Леди Эстенброк -- автор книг о Уинни Уимпл, -- поторопилась сообщить пасаденовская рептилия. Я понимал, что меня просто хотели ввести в курс дела, так сказать, au courant, но мне было абсолютно начхать, что из себя представляет эта дама, будь она известной писательницей или чемпионом по крокету. Я равнодушно и спокойно ответил:
-- Прошу прощения, но я первый раз в жизни слышу о Уинни Уимпл.
Это прозвучало как гром среди ясного неба.
-- Позвольте, мистер...
-- Химмельвейс, -- пробубнил я.
-- Позвольте, мистер Химмельвейс, не хотите же вы сказать, что никогда не слышали о Уинни Уимпл. Этого не может быть, все читали про Уинни Уимпл. Где же вы были все это время? Вы что, с луны свалились? Дорогуша, это неслыханно!
Леди Эстенброк снисходительно произнесла:
-- Мистер Химмельвейс вероятно читает Томаса Манна, Кроче, Унамуно. Ничего обидного в этом нет. Я ведь сама пишу лишь для того, чтобы не умереть от скуки. И вряд ли когда-нибудь удосужусь прочитать свою писанину. Это же примитив.
-- Что вы, дорогая леди Эстенброк, как вы можете говорить такие вещи! Ваши книги восхитительны! Я перечитываю каждую из них по нескольку раз! Каждую! Какая прихотливость! Столько очарования! Не представляю, что бы мы делали без вашей Уинни Уимпл, я серьезно. Барон Хафнейджел! Я должна поздороваться с ним! Прошу прощения, леди Эстенброк!
Она заковыляла в другой конец комнаты, истошно вереща:
-- Барон Хафнейджел! Барон Хафнейджел! Леди Эстенброк с осторожностью, словно у нее была хрустальная задница, опустилась на софу. Я предложил ей чаю с пирожными, но она не слышала меня. Стеклянными глазами она уставилась на стоящую на столике фотографию страстной, полураздетой блондинки. Я слегка отодвинулся и тут же уперся в округлые прелести увядающей актрисы. Я хотел было извиниться, но услышал сухой надтреснутый смешок, напоминавший хруст слюды.
-- Это всего лишь я... Не стоит извинений, -- прожурчала она. -Эскимосы, знаете ли, трутся носами... -- Очередной короткий взрыв смеха, словно вызванный падением с лестницы Галли Курчи. Дальше последовало неизбежное:
-- Я -- Двенадцатое Ноября, а вы?
-- Двадцать Шестое Декабря, -- ответил я. -- Самый настоящий козел с парой рогов.
-- Как мило! А я не знаю, кто я, то ли змея, то ли сороконожка. Во мне есть что-то дьявольское и страшно сексуальное.
Она похотливо прищурила фарфоровые глазки.
-- Вам не кажется, -- она теснее прижалась ко мне, -- что надо найти что-нибудь выпить, а? Я все ждала, что вон тот гусь, -- жест в сторону Джеральда, -- соизволит поухаживать за мной, но, похоже, не дождусь. А что здесь творится? Намечается скандал, или что? Кстати, меня зовут Пегги. А вас?
Я назвался своим именем.
-- Официально меня здесь знают как Химмельвейса. -- В моем сознании возник образ подмигивающей лошади.
-- Официально, -- эхом откликнулась она. -- Не понимаю. Официально что?
-- Бредятина, полный бред. -- Я постучал себя по голове.
-- Понятно. Я попала на сборище мудаков. Я сразу так и подумала. Послушайте, а из-за чего сыр-бор? Зачем он их собрал? Хочет вытрясти из них монету? Пусть начнет с меня, я устрою ему небольшой сюрприз.
-- Вряд ли он станет приставать к вам. Во всяком случае таким образом. -- Снова образ подмигивающей лошади.
-- Ах, даже так! Все ясно! -- Она холодным взглядом окинула собравшихся. -- Выбор невелик. Слепцы' -- Она смерила презрительным взглядом, явно желая поддразнить, столпившихся вокруг ведьм.
-- А вы чем занимаетесь? -- неожиданно поинтересовалась она.
-- Чем занимаюсь? Пишу...
-- А дальше? В самом деле? А что вы пишете? История? Биология?..
-- Непристойные книжки. -- Я постарался изобразить на лице смущение.
-- В каком смысле непристойные? Непристойные-непристойные или просто неприличные?
-- Мне кажется просто неприличные.
-- Вроде истории леди Чаттерби или Чаттерсли, как там ее звали? Надеюсь, не такое дерьмо? Я засмеялся.
-- Нет, нет, совсем другое... Просто порнокнижки. Вы же знаете все эти вещи: душки-крошки-страсти-мордасти...
-- Тише! Не забывайте, где находитесь! -- она оглянулась украдкой.
-- А почему бы нам не найти уголок, где можно спокойно посидеть и поговорить. А что еще вы знаете? Начало прозвучало многообещающе. Как вы сказали, вы -- козел, да? Ну, в смысле Стрелец?
-- Козерог.
-- Козерог. Отлично, пошли! Я забыла, когда вы родились? Я хочу запомнить... Все Козероги такие, как вы? Боже правый, я-то думала, что я невероятно сексуальна, но, похоже, мне предстоит многому научиться. Пошли туда, где нас никто не услышит. Итак, все сначала. Что вы пишете? Неприкрытые что?
-- Душки-крошки-чмок-трах...
Она взглянула на меня, словно собираясь благословить. Потом протянула мне руку.
-- Дайте вашу пять, дружище! Мы говорим на одном языке. А теперь попробуйте это немного приукрасить, с того места, где вы остановились. Хорошо было сказано, чистая монета. Расскажите-ка мне о каких-нибудь любовных штучках. Давайте! Смелее! У меня уже намокли штанишки! Придумайте что-нибудь! Немного фантазии! Мать вашу, встретить такого человека! И где! Здесь! Надо выпить! Только не приносите эту прокисшую ослиную мочу! Лучше бурбон, если, конечно, найдете. Подождите, не убегайте. Скажите что-нибудь перед уходом. Начните с крошек, -- как в прошлый раз. Только прибавьте что-нибудь этакое. Мы с вами еще прогремим сегодня. Только не говорите таких слов, хорошо? Это слишком грубо. Подойдите, я хочу шепнуть вам кое-что на ухо.
Наклоняясь к ней, я заметил Джеральда, направляющегося прямо к нам.
-- Прогоните его, -- прошептала моя спутница, -- он похож на кусок триппера.
-- О чем это вы шепчетесь? -- игриво осведомился Джеральд, сияя, как близнецы ХеХе*.
-- Э, братец мой, никогда не догадаетесь... Не догадаетесь ведь? -- она развязно рассмеялась. По выражению лица Джеральда я понял, что смех получился слишком громким.
Джеральд низко навис над нами и спросил sotto:
-- Надеюсь, не о сексе?
Женщина изумленно воззрилась на него, в ее взгляде сквозил притворный ужас.
-- Вы ясновидящий! Как вы догадались? Прочитали по губам?
-- По вашим губам я могу читать даже в темноте. -- Джеральд смерил ее испепеляющим взором.
-- Надеюсь, вы не опуститесь до оскорблений. Я и сама немного разбираюсь в этих фокусах. Пусть я и не сильна в астрологии, но вас я раскусила. Ваш номер не пройдет.
-- Ш-ш-ш, тише, -- Джеральд прижал палец к губам. -- Умоляю, только не здесь. Вы ведь не станете меня разоблачать перед всеми!
-- Не стану, если вы раздобудете что-нибудь выпить.
-- В Китае -- символ счастья
Где ваши запасы? Я принесу. Скажите только, где взять. А то от вас только лимонада и можно дождаться.
Джеральд начал было опять что-то нашептывать ей на ухо, но в этот момент его ухватила за полы пиджака только что впорхнувшее очаровательное создание.
-- Диана! Вы? Вот радость-то! Я и мечтать не мог о вашем приходе! -Он, вальсируя, увлек ее в дальний угол комнаты, не потрудившись даже представить нам гостью. И наверное поздравляя себя с нежданным избавлением.
-- Грязный, дешевый потаскун, -- процедила сквозь зубы блондинка. -Так и не сказал, где хранится выпивка. Голову, видите ли, потерял от этой Дианы... Ха! Да он грохнется в обморок при виде ... -- этой, ну понимаете, о чем я, -- мохнатенькой...
В таких местах не дадут спокойно посидеть, обязательно кто-нибудь привяжется. Пока Пегги шарила в буфете в поисках ликера, норвежка с лицом старой девы, разливавшая чай в соседней комнате, решительно направилась ко мне, таща за собой известного психоаналитика -- Водолея, явно обойденного вниманием Венеры. Он был похож на дантиста, превратившегося в одинокую крысу. Вставные зубы голубовато поблескивали из-под налипшей жевательной резинки. Рот был растянут в приклеенной улыбке, попеременно выражавшей удовлетворение, подозрение, восторг и омерзение. Норвежка, бывшая медиумом, взирала на него с благоговейным трепетом, ловя каждый вздох, каждый звук, срывавшийся с его губ. Она была классической Рыбой, в ее жилах текло молоко сострадания ближнему. Ей хотелось, чтобы все исстрадавшиеся души приходили излечиваться к доктору Бландербассу. "Это -- уникум", -- захлебываясь от восторга, рассказывала она, когда доктор откланялся. Она сравнивала его с Парацельсом, с Пифагором и даже с Гермесом Трисмегистом. Слово за слово мы незаметно затронули тему реинкарнации. Она помнила три своих перевоплощения, в одном из которых ей довелось быть мужчиной. Это было во времена фараонов, задолго до того, как церковники извратили древнюю мудрость. Она не спеша плела свою карму, свято веря, что лет так через миллион ей удастся вырваться из колеса жизни и смерти.
-- Время -- ничто, -- полуприкрыв глаза, бормотала она. -- Столько нужно сделать... столько дел... Почему вы не пробуете пирожные? Сама пекла.
Она взяла меня под руку и повела в соседнюю комнату, где разливала чай престарелая дама, чей возраст вполне позволял ей быть Дочерью Революции.
-- Миссис фарквар, -- сказала моя спутница, продолжая держать меня за руку, -- этот джентльмен хочет попробовать наши пирожные. Мы только что имели грандиозную беседу с доктором Бландербассом, не правда ли? -- она заискивающе посмотрела мне в глаза взглядом дрессированного пуделя.
-- Миссис Фарквар -- настоящая ясновидица, -- продолжала она, протягивая мне восхитительное пирожное и чашку чая. -- Она дружила с самой мадам Блаватской. Вы, конечно, читали "Тайную доктрину"? Да что я спрашиваю... вы же наш.
Я заметил, что миссис фарквар как-то странно поглядывает на меня. Она смотрела не в глаза, а куда-то поверх, откуда у меня начинали расти волосы на голове. Я решил, что сзади стоит леди Эстенброк, и над моей головой раскачиваются три вишенки.
Тут миссис Фарквар раскрыла рот.
-- Какая изумительная аура! Лиловая с цикламеновым оттенком! Только взгляните! -- с этими словами она бесцеремонно дернула норвежку за руку, буквально силой заставив ее упасть на колени и тыкая пальцем в пятно на стене, дюйма на три повыше моих сильно поредевших волос.
-- Норма, видишь? Сощурь один глаз. Теперь видишь?.. Да вот же она!
Норма скрючилась в три погибели, изо всех сил прищурившись, но была вынуждена признаться, что ничего не видит.
-- Это же видно невооруженным взглядом. Ее просто нельзя не увидеть. Смотри-смотри. Сейчас и ты увидишь.
Теперь вокруг меня столпилось уже несколько женщин, квохтая, как наседки, и извиваясь, силились разглядеть сияние, окутавшее мой череп. Одна из них клялась и божилась, что видит его вполне отчетливо, но оказалось, что в зеленых и черных тонах -- вместо лилового с цикламеном. Это окончательно вывело миссис Фарквар из равновесия. Она принялась столь яростно разливать чай, что опрокинула полную до краев чашку с горячей жидкостью на свое лавандовое платье. Норма страшно переполошилась. Она бестолково суетилась вокруг миссис Фарквар, ну вылитая мокрая курица.
Когда миссис фарквар выпрямилась, все увидели ужасное пятно. Можно было подумать, что миссис Фарквар, закрутившись с делами, совсем забылась... Я стоял, не сводя глаз с пятна, и непроизвольно провел рукой над головой, словно желая окунуть ее в лиловое сияние собственной ауры.
Откуда ни возьмись появился гладковыбритый, представительный декоратор интерьеров, типичный "голубой" понимающе улыбнулся мне и вкрадчивым бархатным голосом сказал, что у меня просто сногосшибательная аура.
-- Я не видел ничего подобного уже целую вечность! -- воскликнул он, небрежным жестом набирая полную горсть домашних пирожных. -- Моя собственная настолько безобразна, что о ней даже говорить не хочется... Во всяком случае, мне так говорили. У вас, должно быть, прекрасный характер. От остальных я отличаюсь лишь тем, что я яснослышащий. Моя мечта -- иметь дар ясновидения, а вы? или вы им обладаете? Мне кажется, что вы... ах, как глупо с моей стороны спрашивать. С такой аурой, как ваша... -- Он слегка придвинулся и игриво вильнул бедрами. Я подумал, что он сейчас взмахнет рукой и закричит "Йо-хо-хо!" Но этого не произошло.
-- Вы художник? -- отважился спросить я, когда прекратились заигрывания.
-- Пожалуй, можно сказать и так, -- ответил он, скромно потупившись. -Я люблю прекрасное. И ненавижу точные науки, цифры... Разумеется, большую часть жизни я провел за границей, -- это развивает вкус, согласны? Вы бывали во Флоренции? А в Равенне? Флоренция -- очаровательное местечко? Зачем мы воюем? Просто голова кругом идет! Кровь! Грязь! Хоть бы англичане пощадили Равенну. Эти ужасные бомбы! Тьфу!..
К нашей беседе присоединилась стоявшая рядом женщина. Удача, пожаловалась она, отвернулась от нее семь лет назад, когда ей гадали по руке на Майорке. К счастью, она отложила кругленькую сумму на черный день -миллион -- не моргнув глазом, уточнила она. С тех пор, как она занялась посреднической деятельностью, дела заметно улучшились. Именно благодаря деньгам она смогла заработать себе репутацию. Она только что провернула одно дельце, подыскала кому-то хорошее место за три тысячи в неделю. Еще так будет продолжаться, то голодная смерть ей не грозит. Работой она довольна. Каждый должен найти себе какое-нибудь занятие, чтобы мозги не сохли. Все лучше, чем торчать дома и мучаться вопросом, что еще придумает правительство с твоими денежками.
Астрологическое фрикассе
рассказ
пер. Н.Казакова
Я познакомился с Джеральдом в фойе театра в антракте. Не успели нас представить друг другу, как он поинтересовался датой моего рождения.
-- Двадцать шестого декабря 1891 года.. днем, в половине первого... В Нью-Йорк Сити... При стечении Марса, Урана и Луны в восьмой фазе. Устраивает?
Он просиял.
-- Вы разбираетесь в астрологии, -- обрадовался он, растроганно глядя на меня, словно я был его лучшим учеником.
Наша беседа была прервана появлением очаровательной молодой особы, радостно приветствовавшей Джеральда. Он торопливо познакомил нас.
-- 26 декабря и 4 апреля... Козерог с Овном.. Вы прекрасно подходите друг другу.
Я так и не узнал, как зовут очаровательную даму, впрочем, она также не знала моего имени. Для Джеральда это не имело никакого значения. Люди существовали для него лишь постольку, поскольку они подтверждали его астрологические выкладки. Он заранее знал, кто есть кто, -- на лету схватывая самую суть. В каком-то смысле он был сродни врачу-рентгенологу. Моментально высвечивал ваш астральный скелет. Там, где непосвященным виделся Млечный путь, Джеральд наблюдал созвездия, планеты, астероиды, падающие звезды и туманности.
-- Не затевайте ничего серьезного в ближайшие дни, -- мог сказать он. -- Лягте на дно. Ваш Марс сходится с Меркурием. Воздержитесь от принятия решений. Дождитесь полнолуния... Вы человек импульсивный, склонный к необдуманным поступкам, я правильно угадал? -- Испытующе лукаво он поглядывал на свою жертву, словно предупреждая: "Меня не проведешь, я вижу тебя насквозь".
В антракте все высыпали в фойе, дружно пожимая друг другу руки. Каждого представляли по имени его знака Зодиака. Среди присутствующих в большинстве оказались Рыбы -- прохладные, слегка замороженные, в меру доброжелательные, безликие создания, все как на подбор с глазами навыкате, вялые и флегматичные, у которых, казалось, в жилах вместо крови течет вода. Меня больше тянуло к Скорпионам и Львам, особенно это касалось представительниц прекрасного пола. Водолеев я старался избегать.
Когда в тот же вечер мы с Джеральдом сидели в ресторане, я уяснил для себя одну важную вещь. Хоть убей, не вспомню, был он Близнецом или Девой, но с уверенностью могу сказать -- увертливости и апломба ему было не занимать. Было в нем что-то андрогинное. Присутствие Весов, Львов и Стрельцов вызывало в нем нездоровый ажиотаж. Он то и дело, словно мимоходом, ронял какие-то двусмысленности о Козерогах, -- осторожно, словно исподтишка сыпал соль на птичий хвост.
Он без умолку говорил о различных органах человеческого тела, суставах, мускулах, слизистой оболочке и прочих жизненно важных частях организма. Он посоветовал хозяину, которого недавно сбил грузовик, быть поосторожней со своей коленной чашечкой в следующем месяце. Молодой даме слева от меня следовало поберечь почки -- из одного из близлежащих домов исходит какое-то пагубное влияние, которое действует на почки и железы внутренней секреции. Интересно, каким астральным сложением обладал он сам -- с нездоровым цветом лица, свидетельствующим о плохой печени, и почему бы ему самому не посоветоваться хотя бы с местным фармацевтом.
Я уже проглотил три коктейля с шампанским и соображал довольно туго. То ли он говорил, что следующая неделя обещает быть удачной в финансовых отношениях, то ли что надо опасаться переломанных костей. Но надо сказать, меня это и не особенно интересовало. Любые влияния Сатурна, обнаруженные в моем гороскопе, значат для меня больше, чем все вместе взятые милости великодушного благодетеля Юпитера. Я заметил, что о Венере не было сказано ни единого слова. Похоже, сферу личных отношений он ни в грош не ставил. Он был мастак по части несчастных случаев, прибавок к жалованью, путешествий. Разговор принял вкус давно остывшей яичницы в клинике для ревматиков. Я пытался было завести разговор о Плутоне, потому что эта планета и ее тайны более остальных занимали меня, но он не поддержал меня, напротив, как-то сразу помрачнел и замкнулся. Больше всего он оживлялся, когда ему задавали сугубо земные вопросы, например:
-- Как вы считаете, мне не повредит немного спагетти?
-- Можно мне заниматься гимнастикой в данное время суток?
-- Как насчет этой вакансии в Сан-Франциско? Не пора ли подсуетиться?
На подобные вопросы у него всегда был готов ответ. Его самонадеянность не знала границ. Время от времени, желая придать своим словам больший вес и драматизм, он закрывал глаза, словно окидывая мысленным взором астральную карту звездного неба. Он мог предсказывать будущее, правда, довольно неохотно, но странное дело: пока мы разговаривали, ему, как и простому смертному, пришлось купить утреннюю газету, чтобы узнать, что творится на русском фронте. Спроси я его о положении дел на бирже (не упал ли, допустим, уровень цен), вряд ли он проявил бы большую осведомленность, нежели я. Спустя несколько недель ожидалось затмение Луны, и он зорко следил за всевозможными землетрясениями и колебаниями почвы; к счастью, какая-то богом забытая сейсмографическая станция зафиксировала колебания почвы в пяти-шести тысячах миль от берега в Тихом Океане. Никто не пострадал, разве что какие-нибудь глубоководные чудища...
Где-то через неделю Джеральд позвонил мне и пригласил на новоселье. Он пообещал мне встречу с восхитительной Стрельчихой с грудью, как налитые яблоки, и губами цвета спелой малины.
-- Вы очень скоро вступите в фазу повышенной активности, -- выпустил Джеральд на прощанье стрелу. В его устах это прозвучало весьма многообещающе. Однако, поразмыслив, я пришел к выводу, что активность сама по себе вещь крайне бессмысленная. Муравьи с пчелами тоже активны, причем, постоянно и что с того? К тому же меня раздражала сама идея активности. Я жил в мире с самим собой и хотел, чтобы все оставалось, как есть, по крайней мере, пока.
Ближе к вечеру мы подъехали к дому Джеральда. Я прихватил с собой двух друзей, Весы и Стрельца. По обеим сторонам улицы вдоль всего квартала тянулась вереница авто, -- преимущественно лимузинов -- глянцево сверкающих в лучах заходящего солнца. Между холеными, "ливрейными" шоферами уже установились вполне панибратские отношения. Когда мы вылезли из двухместного "фордика", нас удостоили критическими взглядами, смерив с головы до ног.
Новое обиталище Джеральда находилось в милом, небольшом особнячке. Я бы сказал, приятно никаком. Здесь мог жить и состоятельный хиромант, и преуспевающий виолончелист. Гостиная кишела людьми, они сидели, стояли, разговаривали, пили чай, жевали пирожные. Когда мы вошли, Джеральд устремился нам навстречу и стал поочередно представлять своим гостям: Весы -- Близнецы, Стрелец -- Водолей, Лев -- Козерог и так далее. Мы чувствовали почти то же самое, что и Алиса, когда она попала в Страну Чудес, а Джеральд при ближайшем рассмотрении был как две капли воды похож на Даму Червей.
Когда все перезнакомились, я пристроился в уголке у окна и огляделся. Интересно, кто пристанет первым. Долго ждать не пришлось.
-- Вы увлекаетесь астрологией? -- поинтересовалась бледная личность с запавшими глазами и впалыми щеками, безуспешно пытаясь подняться с дивана, где была зажата между двумя дамами с одутловатыми расплывшимися лицами, одетыми так, словно они долго рылись в бабушкиных сундуках.
-- Весьма относительно, -- ответил я, пожимая его вялую руку.
-- Мы все просто без ума от Джеральда. Он настоящий волшебник! Не представляю, что бы мы без него делали. Я промолчал, повисла неловкая пауза. Он продолжал:
-- Вы живете в Голливуде, мистер... Простите, запамятовал ваше имя. Меня зовут Хелблингер, Джулиус Хелблингер.
Я еще раз пожал ему руку.
-- Рад познакомиться, мистер Хелблингер. Нет, я живу не здесь. Я пришел в гости.
-- Вы адвокат, да?
-- Нет, я писатель.
-- Писатель! Ах, как интересно! В самом деле? Если не секрет, о чем вы пишете?
Тут как нельзя более кстати подоспел Джеральд -- он подслушивал разговор и торопливо порхнул к нам, весь трепеща от возбуждения.
-- Ни в коем случае не читайте его книги, -- начал он, протягивая безвольно болтавшуюся кисть, с которой, будто переломанные, свисали пальцы. -- У него извращенный склад ума, не правда ли, Двадцать Шестое Декабря?
Одна из каракатиц пыталась подняться с дивана, опираясь на тонкую трость с золотым набалдашником. Увидев, что она плюхнулась, словно снулая рыба, на мягкое, я поспешил ей на помощь. Случайно мой взгляд упал на ее ноги, похожие на две щепки. Судя по всему, она никогда не ходила дальше, чем от машины до подъезда. На одутловатом белом лице выделялись маленькие птичьи глазки. Проблеск сознания в них отсутствовал, разве что иногда вспыхивал алчный огонек обжорства. Она могла быть сестрой-близнецом Кэрри Нейшн кисти Гранта Вуда, создавшего ее в момент сатанинского просветления. Я без труда представлял ее на лужайке возле собственного дома в Пасадене, поливающую цветы из дырявой лейки. Наверное она проводит день, посещая парикмахера, потом астролога, от астролога направляется к хироманту, потом идет в чайную, где после второй чашки чая начинает ощущать легкое брожение в кишечнике, и поздравляет себя с тем, что ей больше не нужно принимать ежедневно слабительное. Высшее счастье для нее, -- это, без сомнения, хороший стул. Я несильно сдернул ее с дивана, поставил на ноги, слыша, как стучит ее грязное сердце, подражая ржавому хрипу неисправного движка.
-- Вы так любезны, -- поблагодарила она, тщетно пытаясь изобразить на высеченном из чугуна лице очаровательную улыбку. -- Увы, мой дорогой, мои бедные ножки совсем меня не слушаются. Джеральд говорит, что у меня Марс противостоит Сатурну. Приходится нести свой крест. А вы кто. Овен? Хотя нет, дайте подумать... вы Близнец, угадала?
-- Совершенно верно, я Близнец, а также моя мать и сестра. Забавно, не правда ли?
-- Действительно, -- из ее груди рвался хриплый свист, она безуспешно пыталась справиться с головокружением. Кровь хлюпала в ее жилах, словно слизь просачивалась через промокашку.
-- Джеральд говорит, что я принимаю все слишком близко к сердцу... А что мне остается, когда правительство сжирает весь доход. Я ни секунды не сомневаюсь, что мы выиграем войну, но, голубчик, с чем мы останемся, когда она закончится? Я, знаете ли, не становлюсь моложе. У меня осталась только одна машина, и неизвестно еще, не придется ли расстаться и с ней. А каково ваше мнение об этой войне, молодой человек? Эта нескончаемая бойня просто ужасна. Одному богу известно, уцелеем ли мы. Не удивлюсь, если эти япошки вторгнутся в Калифорнию и уведут побережье прямо у нас из-под носа. Что скажете? Вы так терпеливо слушаете... Простите мою болтливость. Старость, дорогой мой! Что вы сказали?
Я не произнес ни слова. Я только улыбался ей, может быть, немного грустно.
-- Вы иностранец? -- вдруг спохватилась она, на ее лице отразилась паника.
-- Американец всего-навсего.
-- Откуда вы? Средний Запад?
-- Нет, Нью-Йорк. Я там родился.
-- Вы уехали оттуда, да? Я не осуждаю вас, там невозможно жить... все эти иностранцы. Я уехала отсюда тридцать лет назад. И никогда не вернулась бы... Oh, леди Эстенброк... Как я рада снова видеть вас. Вы давно приехали?. Я не знала, что вы в Калифорнии.
Я стоял, как дурак, с тростью в руках. Старая сука, казалось, забыла обо мне, хотя я был совсем рядом, готовый в любую минуту подхватить ее трясущуюся бренную оболочку, если она споткнется или грохнется наземь. Наконец, заметив, что леди Эстенброк бросает на меня явно недоуменные взгляды, она слегка шевельнула проржавевшими суставами и легким движением, почти незаметным, дала мне понять, что я не забыт.
-- Леди Эстенброк, позвольте представить вам мистера... Прошу прощения, не скажете ли вы еще раз, как вас зовут?
-- А я и не говорил вам, -- бесцветно ответил я. И выдержав приличествующую паузу, добавил:
-- Химмельвейс... Август Химмельвейс.
Леди Эстенброк скривилась, заслышав это жуткое тевтонское имя. Она протянула мне два ледяных пальца, которые я радостно стиснул в непристойно крепком и бодром пожатии. Но не моя экспансивность обеспокоила леди Эстенброк, а та дерзость, с которой мои глаза изучали три вишенки, свисавшие с ее немыслимой шляпки. Только безумная из высшего английского общества могла напялить на себя такое. Она была похожа на даму с портрета подвыпившего Гейнсборо, последние мазки на котором сделал Марк Шагал. Для пущего присутствия имперского духа не хватало лишь букетика спаржи, воткнутого между обвисших пустых грудей. Ее грудь! Мои глаза машинально блуждали по тому месту, где должна быть грудь. Я подозревал, что в последний момент она подложила туда немного эксельсиора (амер. -- мягкая упаковочная стружка), возможно, тогда, когда выжимала последнюю каплю духов из пульверизатора. Готов ручаться, она ни разу в жизни никогда не видела своих гениталий. Омерзительное, должно быть, зрелище. Всегда было омерзительным... Если бы не приходилось иногда писать, то про них вообще можно было бы забыть...
-- Леди Эстенброк -- автор книг о Уинни Уимпл, -- поторопилась сообщить пасаденовская рептилия. Я понимал, что меня просто хотели ввести в курс дела, так сказать, au courant, но мне было абсолютно начхать, что из себя представляет эта дама, будь она известной писательницей или чемпионом по крокету. Я равнодушно и спокойно ответил:
-- Прошу прощения, но я первый раз в жизни слышу о Уинни Уимпл.
Это прозвучало как гром среди ясного неба.
-- Позвольте, мистер...
-- Химмельвейс, -- пробубнил я.
-- Позвольте, мистер Химмельвейс, не хотите же вы сказать, что никогда не слышали о Уинни Уимпл. Этого не может быть, все читали про Уинни Уимпл. Где же вы были все это время? Вы что, с луны свалились? Дорогуша, это неслыханно!
Леди Эстенброк снисходительно произнесла:
-- Мистер Химмельвейс вероятно читает Томаса Манна, Кроче, Унамуно. Ничего обидного в этом нет. Я ведь сама пишу лишь для того, чтобы не умереть от скуки. И вряд ли когда-нибудь удосужусь прочитать свою писанину. Это же примитив.
-- Что вы, дорогая леди Эстенброк, как вы можете говорить такие вещи! Ваши книги восхитительны! Я перечитываю каждую из них по нескольку раз! Каждую! Какая прихотливость! Столько очарования! Не представляю, что бы мы делали без вашей Уинни Уимпл, я серьезно. Барон Хафнейджел! Я должна поздороваться с ним! Прошу прощения, леди Эстенброк!
Она заковыляла в другой конец комнаты, истошно вереща:
-- Барон Хафнейджел! Барон Хафнейджел! Леди Эстенброк с осторожностью, словно у нее была хрустальная задница, опустилась на софу. Я предложил ей чаю с пирожными, но она не слышала меня. Стеклянными глазами она уставилась на стоящую на столике фотографию страстной, полураздетой блондинки. Я слегка отодвинулся и тут же уперся в округлые прелести увядающей актрисы. Я хотел было извиниться, но услышал сухой надтреснутый смешок, напоминавший хруст слюды.
-- Это всего лишь я... Не стоит извинений, -- прожурчала она. -Эскимосы, знаете ли, трутся носами... -- Очередной короткий взрыв смеха, словно вызванный падением с лестницы Галли Курчи. Дальше последовало неизбежное:
-- Я -- Двенадцатое Ноября, а вы?
-- Двадцать Шестое Декабря, -- ответил я. -- Самый настоящий козел с парой рогов.
-- Как мило! А я не знаю, кто я, то ли змея, то ли сороконожка. Во мне есть что-то дьявольское и страшно сексуальное.
Она похотливо прищурила фарфоровые глазки.
-- Вам не кажется, -- она теснее прижалась ко мне, -- что надо найти что-нибудь выпить, а? Я все ждала, что вон тот гусь, -- жест в сторону Джеральда, -- соизволит поухаживать за мной, но, похоже, не дождусь. А что здесь творится? Намечается скандал, или что? Кстати, меня зовут Пегги. А вас?
Я назвался своим именем.
-- Официально меня здесь знают как Химмельвейса. -- В моем сознании возник образ подмигивающей лошади.
-- Официально, -- эхом откликнулась она. -- Не понимаю. Официально что?
-- Бредятина, полный бред. -- Я постучал себя по голове.
-- Понятно. Я попала на сборище мудаков. Я сразу так и подумала. Послушайте, а из-за чего сыр-бор? Зачем он их собрал? Хочет вытрясти из них монету? Пусть начнет с меня, я устрою ему небольшой сюрприз.
-- Вряд ли он станет приставать к вам. Во всяком случае таким образом. -- Снова образ подмигивающей лошади.
-- Ах, даже так! Все ясно! -- Она холодным взглядом окинула собравшихся. -- Выбор невелик. Слепцы' -- Она смерила презрительным взглядом, явно желая поддразнить, столпившихся вокруг ведьм.
-- А вы чем занимаетесь? -- неожиданно поинтересовалась она.
-- Чем занимаюсь? Пишу...
-- А дальше? В самом деле? А что вы пишете? История? Биология?..
-- Непристойные книжки. -- Я постарался изобразить на лице смущение.
-- В каком смысле непристойные? Непристойные-непристойные или просто неприличные?
-- Мне кажется просто неприличные.
-- Вроде истории леди Чаттерби или Чаттерсли, как там ее звали? Надеюсь, не такое дерьмо? Я засмеялся.
-- Нет, нет, совсем другое... Просто порнокнижки. Вы же знаете все эти вещи: душки-крошки-страсти-мордасти...
-- Тише! Не забывайте, где находитесь! -- она оглянулась украдкой.
-- А почему бы нам не найти уголок, где можно спокойно посидеть и поговорить. А что еще вы знаете? Начало прозвучало многообещающе. Как вы сказали, вы -- козел, да? Ну, в смысле Стрелец?
-- Козерог.
-- Козерог. Отлично, пошли! Я забыла, когда вы родились? Я хочу запомнить... Все Козероги такие, как вы? Боже правый, я-то думала, что я невероятно сексуальна, но, похоже, мне предстоит многому научиться. Пошли туда, где нас никто не услышит. Итак, все сначала. Что вы пишете? Неприкрытые что?
-- Душки-крошки-чмок-трах...
Она взглянула на меня, словно собираясь благословить. Потом протянула мне руку.
-- Дайте вашу пять, дружище! Мы говорим на одном языке. А теперь попробуйте это немного приукрасить, с того места, где вы остановились. Хорошо было сказано, чистая монета. Расскажите-ка мне о каких-нибудь любовных штучках. Давайте! Смелее! У меня уже намокли штанишки! Придумайте что-нибудь! Немного фантазии! Мать вашу, встретить такого человека! И где! Здесь! Надо выпить! Только не приносите эту прокисшую ослиную мочу! Лучше бурбон, если, конечно, найдете. Подождите, не убегайте. Скажите что-нибудь перед уходом. Начните с крошек, -- как в прошлый раз. Только прибавьте что-нибудь этакое. Мы с вами еще прогремим сегодня. Только не говорите таких слов, хорошо? Это слишком грубо. Подойдите, я хочу шепнуть вам кое-что на ухо.
Наклоняясь к ней, я заметил Джеральда, направляющегося прямо к нам.
-- Прогоните его, -- прошептала моя спутница, -- он похож на кусок триппера.
-- О чем это вы шепчетесь? -- игриво осведомился Джеральд, сияя, как близнецы ХеХе*.
-- Э, братец мой, никогда не догадаетесь... Не догадаетесь ведь? -- она развязно рассмеялась. По выражению лица Джеральда я понял, что смех получился слишком громким.
Джеральд низко навис над нами и спросил sotto:
-- Надеюсь, не о сексе?
Женщина изумленно воззрилась на него, в ее взгляде сквозил притворный ужас.
-- Вы ясновидящий! Как вы догадались? Прочитали по губам?
-- По вашим губам я могу читать даже в темноте. -- Джеральд смерил ее испепеляющим взором.
-- Надеюсь, вы не опуститесь до оскорблений. Я и сама немного разбираюсь в этих фокусах. Пусть я и не сильна в астрологии, но вас я раскусила. Ваш номер не пройдет.
-- Ш-ш-ш, тише, -- Джеральд прижал палец к губам. -- Умоляю, только не здесь. Вы ведь не станете меня разоблачать перед всеми!
-- Не стану, если вы раздобудете что-нибудь выпить.
-- В Китае -- символ счастья
Где ваши запасы? Я принесу. Скажите только, где взять. А то от вас только лимонада и можно дождаться.
Джеральд начал было опять что-то нашептывать ей на ухо, но в этот момент его ухватила за полы пиджака только что впорхнувшее очаровательное создание.
-- Диана! Вы? Вот радость-то! Я и мечтать не мог о вашем приходе! -Он, вальсируя, увлек ее в дальний угол комнаты, не потрудившись даже представить нам гостью. И наверное поздравляя себя с нежданным избавлением.
-- Грязный, дешевый потаскун, -- процедила сквозь зубы блондинка. -Так и не сказал, где хранится выпивка. Голову, видите ли, потерял от этой Дианы... Ха! Да он грохнется в обморок при виде ... -- этой, ну понимаете, о чем я, -- мохнатенькой...
В таких местах не дадут спокойно посидеть, обязательно кто-нибудь привяжется. Пока Пегги шарила в буфете в поисках ликера, норвежка с лицом старой девы, разливавшая чай в соседней комнате, решительно направилась ко мне, таща за собой известного психоаналитика -- Водолея, явно обойденного вниманием Венеры. Он был похож на дантиста, превратившегося в одинокую крысу. Вставные зубы голубовато поблескивали из-под налипшей жевательной резинки. Рот был растянут в приклеенной улыбке, попеременно выражавшей удовлетворение, подозрение, восторг и омерзение. Норвежка, бывшая медиумом, взирала на него с благоговейным трепетом, ловя каждый вздох, каждый звук, срывавшийся с его губ. Она была классической Рыбой, в ее жилах текло молоко сострадания ближнему. Ей хотелось, чтобы все исстрадавшиеся души приходили излечиваться к доктору Бландербассу. "Это -- уникум", -- захлебываясь от восторга, рассказывала она, когда доктор откланялся. Она сравнивала его с Парацельсом, с Пифагором и даже с Гермесом Трисмегистом. Слово за слово мы незаметно затронули тему реинкарнации. Она помнила три своих перевоплощения, в одном из которых ей довелось быть мужчиной. Это было во времена фараонов, задолго до того, как церковники извратили древнюю мудрость. Она не спеша плела свою карму, свято веря, что лет так через миллион ей удастся вырваться из колеса жизни и смерти.
-- Время -- ничто, -- полуприкрыв глаза, бормотала она. -- Столько нужно сделать... столько дел... Почему вы не пробуете пирожные? Сама пекла.
Она взяла меня под руку и повела в соседнюю комнату, где разливала чай престарелая дама, чей возраст вполне позволял ей быть Дочерью Революции.
-- Миссис фарквар, -- сказала моя спутница, продолжая держать меня за руку, -- этот джентльмен хочет попробовать наши пирожные. Мы только что имели грандиозную беседу с доктором Бландербассом, не правда ли? -- она заискивающе посмотрела мне в глаза взглядом дрессированного пуделя.
-- Миссис Фарквар -- настоящая ясновидица, -- продолжала она, протягивая мне восхитительное пирожное и чашку чая. -- Она дружила с самой мадам Блаватской. Вы, конечно, читали "Тайную доктрину"? Да что я спрашиваю... вы же наш.
Я заметил, что миссис фарквар как-то странно поглядывает на меня. Она смотрела не в глаза, а куда-то поверх, откуда у меня начинали расти волосы на голове. Я решил, что сзади стоит леди Эстенброк, и над моей головой раскачиваются три вишенки.
Тут миссис Фарквар раскрыла рот.
-- Какая изумительная аура! Лиловая с цикламеновым оттенком! Только взгляните! -- с этими словами она бесцеремонно дернула норвежку за руку, буквально силой заставив ее упасть на колени и тыкая пальцем в пятно на стене, дюйма на три повыше моих сильно поредевших волос.
-- Норма, видишь? Сощурь один глаз. Теперь видишь?.. Да вот же она!
Норма скрючилась в три погибели, изо всех сил прищурившись, но была вынуждена признаться, что ничего не видит.
-- Это же видно невооруженным взглядом. Ее просто нельзя не увидеть. Смотри-смотри. Сейчас и ты увидишь.
Теперь вокруг меня столпилось уже несколько женщин, квохтая, как наседки, и извиваясь, силились разглядеть сияние, окутавшее мой череп. Одна из них клялась и божилась, что видит его вполне отчетливо, но оказалось, что в зеленых и черных тонах -- вместо лилового с цикламеном. Это окончательно вывело миссис Фарквар из равновесия. Она принялась столь яростно разливать чай, что опрокинула полную до краев чашку с горячей жидкостью на свое лавандовое платье. Норма страшно переполошилась. Она бестолково суетилась вокруг миссис Фарквар, ну вылитая мокрая курица.
Когда миссис фарквар выпрямилась, все увидели ужасное пятно. Можно было подумать, что миссис Фарквар, закрутившись с делами, совсем забылась... Я стоял, не сводя глаз с пятна, и непроизвольно провел рукой над головой, словно желая окунуть ее в лиловое сияние собственной ауры.
Откуда ни возьмись появился гладковыбритый, представительный декоратор интерьеров, типичный "голубой" понимающе улыбнулся мне и вкрадчивым бархатным голосом сказал, что у меня просто сногосшибательная аура.
-- Я не видел ничего подобного уже целую вечность! -- воскликнул он, небрежным жестом набирая полную горсть домашних пирожных. -- Моя собственная настолько безобразна, что о ней даже говорить не хочется... Во всяком случае, мне так говорили. У вас, должно быть, прекрасный характер. От остальных я отличаюсь лишь тем, что я яснослышащий. Моя мечта -- иметь дар ясновидения, а вы? или вы им обладаете? Мне кажется, что вы... ах, как глупо с моей стороны спрашивать. С такой аурой, как ваша... -- Он слегка придвинулся и игриво вильнул бедрами. Я подумал, что он сейчас взмахнет рукой и закричит "Йо-хо-хо!" Но этого не произошло.
-- Вы художник? -- отважился спросить я, когда прекратились заигрывания.
-- Пожалуй, можно сказать и так, -- ответил он, скромно потупившись. -Я люблю прекрасное. И ненавижу точные науки, цифры... Разумеется, большую часть жизни я провел за границей, -- это развивает вкус, согласны? Вы бывали во Флоренции? А в Равенне? Флоренция -- очаровательное местечко? Зачем мы воюем? Просто голова кругом идет! Кровь! Грязь! Хоть бы англичане пощадили Равенну. Эти ужасные бомбы! Тьфу!..
К нашей беседе присоединилась стоявшая рядом женщина. Удача, пожаловалась она, отвернулась от нее семь лет назад, когда ей гадали по руке на Майорке. К счастью, она отложила кругленькую сумму на черный день -миллион -- не моргнув глазом, уточнила она. С тех пор, как она занялась посреднической деятельностью, дела заметно улучшились. Именно благодаря деньгам она смогла заработать себе репутацию. Она только что провернула одно дельце, подыскала кому-то хорошее место за три тысячи в неделю. Еще так будет продолжаться, то голодная смерть ей не грозит. Работой она довольна. Каждый должен найти себе какое-нибудь занятие, чтобы мозги не сохли. Все лучше, чем торчать дома и мучаться вопросом, что еще придумает правительство с твоими денежками.