Тут Кролик задумчиво почесал за ухом и сказал, что ведь если Винни-Пуха втолкнуть в нору, то он там останется насовсем. И что хотя он, Кролик, всегда безумно рад видеть Винни-Пуха, но всё-таки, что ни говори, одним полагается жить на земле, а другим под землёй, и…
   — По-твоему, я теперь никогда-никогда не выйду на волю? — спросил Винни-Пух жалобно.
   — По-моему, если ты уже наполовину вылез, жаль останавливаться на полпути, — сказал Кролик.
   Кристофер Робин кивнул головой.
   — Выход один, — сказал он, — нужно подождать, пока ты опять похудеешь.
   — А долго мне нужно худеть? — испуганно спросил Пух.
   — Да так, с недельку.
   — Ой, да не могу же я торчать тут целую неделю!
   — Торчать-то как раз ты отлично можешь, глупенький мой мишка. Вот вытащить тебя отсюда — это дело похитрее!
   — Не горюй, мы будем читать тебе вслух! — весело воскликнул Кролик. — Только бы снег не пошёл… Да, вот ещё что, — добавил он, — ты, дружок, занял у меня почти всю комнату… Можно, я буду вешать полотенца на твои задние ноги? А то они торчат там совершенно зря, а из них выйдет чудесная вешалка для полотенец!
   — Ой-ой-ой, целую неделю! — грустно сказал Пух. — А как же обедать?!
   — Обедать, мой дорогой, не придётся! — сказал Кристофер Робин. — Ведь ты должен скорей похудеть! Вот читать вслух — это мы тебе обещаем!
   Медвежонок хотел вздохнуть, но не смог — настолько крепко он застрял. Он уронил слезинку и сказал:
   — Ну, уж вы тогда хотя бы читайте мне какую-нибудь удобоваримую книгу, которая может поддержать и утешить несчастного медвежонка в безвыходном положении…
   И вот целую неделю Кристофер Робин читал вслух именно такую удобоваримую, то есть понятную и интересную, книжку возле Северного Края Пуха, а Кролик вешал выстиранное бельё на его Южный Край… и тем временем Пух становился всё тоньше, и тоньше, и тоньше.
   А когда неделя кончилась, Кристофер Робин сказал:
   — Пора!
   Он ухватился за передние лапы Пуха, Кролик ухватился за Кристофера Робина, а все Родные и Знакомые Кролика (их было ужасно много!) ухватились за Кролика и стали тащить изо всей мочи.
   И сперва Винни-Пух говорил одно слово:
   — Ой!
   А потом другое слово:
   — Ох!
   И вдруг — совсем-совсем вдруг — он сказал:
   — Хлоп! — точь-в-точь как говорит пробка, когда она вылетает из бутылки.
   Тут Кристофер Робин, и Кролик, и все Родные и Знакомые Кролика сразу полетели вверх тормашками!
   А на верху этой кучи очутился Винни-Пух — свободный!
   Винни-Пух важно кивнул своим друзьям в знак благодарности и с важным видом отправился гулять по Лесу, напевая свою песенку.
   А Кристофер Робин посмотрел ему вслед и ласково прошептал:
   — Ах ты глупенький мой мишка!
 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой Пух и Пятачок отправились на охоту и чуть-чуть не поймали Буку

   Лучший друг Винни-Пуха, крошечный поросёнок, которого звали Пятачок, жил в большом-пребольшом доме, в большом-пребольшом дереве. Дерево стояло в самой середине Леса, дом был в самой середине дерева, а Пятачок жил в самой середине дома. А рядом с домом стоял столбик, на котором была прибита поломанная доска с надписью, и тот, кто умел немножко читать, мог прочесть:
 
     ПОСТОРОННИМ В.
 
   А больше никто ничего не мог прочесть, даже тот, кто умел читать совсем хорошо.
   Как- то Кристофер Робин спросил у Пятачка, что тут, на доске, написано. Пятачок сразу же сказал, что тут написано имя его дедушки и что эта доска с надписью — их фамильная реликвия, то есть семейная драгоценность.
   Кристофер Робин сказал, что не может быть такого имени — Посторонним В., а Пятачок ответил, что нет, может, нет, может, потому что дедушку же так звали! И «В» — это просто сокращение, а полностью дедушку звали Посторонним Вилли, а это тоже сокращение имени Вильям Посторонним.
   — У дедушки было два имени, — пояснил он, — специально на тот случай, если он одно где-нибудь потеряет.
   — Подумаешь! У меня тоже два имени, — сказал Кристофер Робин.
   — Ну вот, что я говорил! — сказал Пятачок. — Значит, я прав!
   Был чудесный зимний день. Пятачок, разметавший снег у дверей своего дома, поднял голову и увидел не кого иного, как Винни-Пуха. Пух медленно шёл куда-то, внимательно глядя себе под ноги, и так глубоко задумался, что когда Пятачок окликнул его, он не подумал остановиться.
 
 
   — Эй, Пух! — закричал Пятачок. — Здорово, Пух! Ты что там делаешь?
   — Охочусь! — сказал Пух.
   — Охотишься? На кого?
   — Выслеживаю кого-то! — таинственно ответил Пух.
   Пятачок подошёл к нему поближе:
   — Выслеживаешь? Кого?
   — Вот как раз об этом я всё время сам себя спрашиваю, — сказал Пух. — В этом весь вопрос: кто это?
   — А как ты думаешь, что ты ответишь на этот вопрос?
   — Придётся подождать, пока я с ним встречусь, — сказал Винни-Пух. — Погляди-ка сюда. — Он показал на снег прямо перед собой. — Что ты тут видишь?
   — Следы, — сказал Пятачок. — Отпечатки лап! — Пятачок даже взвизгнул от волнения. — Ой, Пух! Ты думаешь… это… это… страшный Бука?!
   — Может быть, — сказал Пух. — Иногда как будто он, а иногда как будто и не он. По следам разве угадаешь?
   Он замолчал и решительно зашагал вперёд по следу, а Пятачок, помедлив минутку-другую, побежал за ним.
   Внезапно Винни-Пух остановился и нагнулся к земле.
   — В чём дело? — спросил Пятачок.
   — Очень странная вещь, — сказал медвежонок. — Теперь тут, кажется, стало два зверя. Вот к этому — Неизвестно Кому — подошёл другой — Неизвестно Кто, и они теперь гуляют вдвоём. Знаешь чего, Пятачок? Может быть, ты пойдёшь со мной, а то вдруг это окажутся Злые Звери?
   Пятачок мужественно почесал за ухом и сказал, что до пятницы он совершенно свободен и с большим удовольствием пойдёт с Пухом, в особенности если там Настоящий Бука.
   — Ты хочешь сказать, если там два Настоящих Буки, — уточнил Винни-Пух, а Пятачок сказал, что это всё равно, ведь до пятницы ему совершенно нечего делать. И они пошли дальше вместе.
   Следы шли вокруг маленькой ольховой рощицы… и, значит, два Буки, если это были они, тоже шли вокруг рощицы, и, понятно, Пух и Пятачок тоже шли вокруг рощицы.
 
 
   По пути Пятачок рассказывал Винни-Пуху интересные истории из жизни своего дедушки Посторонним В. Например, как этот дедушка лечился от ревматизма после охоты и как он на склоне лет начал страдать одышкой, и всякие другие занятные вещи.
   А Пух всё думал, как же этот дедушка выглядит.
   И ему пришло в голову, что вдруг они сейчас охотятся как раз на двух дедушек, и интересно, если они поймают этих дедушек, можно ли будет взять хоть одного домой и держать его у себя, и что, интересно, скажет по этому поводу Кристофер Робин.
   А следы всё шли и шли перед ними…
   Вдруг Винни-Пух снова остановился как вкопанный.
   — Смотри! — закричал он шёпотом и показал на снег.
   — Куда? — тоже шёпотом закричал Пятачок и подскочил от страха. Но чтобы показать, что он подскочил не от страха, а просто так, он тут же подпрыгнул ещё разика два, как будто ему просто захотелось попрыгать.
   — Следы, — сказал Пух. — Появился третий зверь!
   — Пух, — взвизгнул Пятачок, — ты думаешь, это ещё один Бука?
   — Нет, не думаю, — сказал Пух, — потому что следы совсем другие… Это, может быть, два Буки, а один, скажем… скажем, Бяка… Или же, наоборот, два Бяки, а один, скажем… скажем, Бука… Надо идти за ними, ничего не поделаешь.
   И они пошли дальше, начиная немного волноваться, потому что ведь эти три Неизвестных Зверя могли оказаться Очень Страшными Зверями. И Пятачку ужасно хотелось, чтобы его милый дедушка Посторонним В. был сейчас тут, а не где-то в неизвестном месте… А Пух думал о том, как было бы хорошо, если бы они вдруг, совсем-совсем случайно, встретили Кристофера Робина, — конечно, просто потому, что он, Пух, так любит Кристофера Робина!…
   И тут совершенно неожиданно Пух остановился в третий раз и облизал кончик своего носа, потому что ему вдруг стало страшно жарко. Перед ним были следы четырёх зверей!
   — Гляди, гляди, Пятачок! Видишь? Стало три Буки и один Бяка! Ещё один Бука прибавился!…
   Да, по-видимому, так и было! Следы, правда, немного путались и перекрещивались друг с другом, но, совершенно несомненно, это были следы четырёх комплектов лап.
   — Знаешь что? — сказал Пятачок, в свою очередь облизав кончик носа и убедившись, что это очень мало помогает. — Знаешь что? По-моему, я что-то вспомнил. Да, да! Я вспомнил об одном деле, которое я забыл сделать вчера, а завтра уже не успею… В общем, мне нужно поскорее пойти домой и сделать это дело.
   — Давай сделаем это после обеда, — сказал Пух, — я тебе помогу.
   — Да, понимаешь, это не такое дело, которое можно сделать после обеда, — поскорее сказал Пятачок. — Это такое специальное утреннее дело. Его обязательно надо сделать утром, лучше всего часов в… Который час, ты говорил?
   — Часов двенадцать, — сказал Пух, посмотрев на солнце.
   — Вот, вот, как ты сам сказал, часов в двенадцать. Точнее, от двенадцати до пяти минут первого! Так что ты уж на меня не обижайся, а я… Ой, мама! Кто там?
   Пух посмотрел на небо, а потом, снова услышав чей-то свист, взглянул на большой дуб и увидел кого-то на ветке.
   — Да это же Кристофер Робин! — сказал он.
   — А-а, ну тогда всё в порядке, — сказал Пятачок, — с ним тебя никто не тронет. До свиданья!
   И он побежал домой что было духу, ужасно довольный тем, что скоро окажется в полной безопасности. Кристофер Робин не спеша слез с дерева.
   — Глупенький мой мишка, — сказал он, — чем это ты там занимаешься? Я смотрю, сначала ты один обошёл два раза вокруг этой рощицы, потом Пятачок побежал за тобой, и вы стали ходить вдвоём… Сейчас, по-моему, вы собирались обойти её в четвёртый раз по своим собственным следам!…
   — Минутку, — сказал Пух, подняв лапу.
   Он присел на корточки и задумался — глубокоглубоко.
   Потом он приложил свою лапу к одному следу… Потом он два раза почесал за ухом и поднялся.
   — Н-да… — сказал он. — Теперь я понял, — добавил он. — Я даже не знал, что я такой глупый простофиля! — сказал Винни-Пух. — Я самый бестолковый медвежонок на свете!
   — Что ты! Ты самый лучший медвежонок на свете! — утешил его Кристофер Робин.
   — Правда? — спросил Пух. Он заметно утешился. И вдруг он совсем просиял: — Что ни говори, а уже пора обедать, — сказал он. И он пошёл домой обедать.
 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ,
в которой Иа-Иа теряет хвост, а Пух находит

   Старый серый ослик Иа-Иа стоял один-одинёшенек в заросшем чертополохом уголке Леса, широко расставив передние ноги и свесив голову набок, и думал о Серьёзных Вещах. Иногда он грустно думал: «Почему?», а иногда: «По какой причине?», а иногда он думал даже так: «Какой из этого следует вывод?» И не удивительно, что порой он вообще переставал понимать, о чём же он, собственно, думает.
   Поэтому, сказать вам по правде, услышав тяжёлые шаги Винни-Пуха, Иа очень обрадовался, что может на минутку перестать думать и просто поздороваться.
   — Как самочувствие? — по обыкновению, уныло спросил он.
   — А твоё как? — спросил Винни-Пух. Иа покачал головой.
   — Не очень как! — сказал он. — Или даже совсем никак. Мне кажется, я уже очень давно не чувствовал себя как.
   — Ай-ай-ай, — сказал Винни-Пух, — очень грустно! Дай-ка я на тебя посмотрю.
   Иа-Иа продолжал стоять, понуро глядя в землю, и Винни-Пух обошёл вокруг него.
   — Ой, что это случилось с твоим хвостом? — спросил он удивлённо.
   — А что с ним случилось? — сказал Иа-Иа.
   — Его нет!
   — Ты не ошибся?
   — Хвост или есть, или его нет. По-моему, тут нельзя ошибиться. А твоего хвоста нет.
   — А что же тогда там есть?
   — Ничего.
   — Ну-ка, посмотрим, — сказал Иа-Иа.
 
 
   И он медленно повернулся к тому месту, где недавно был его хвост; затем, заметив, что ему никак не удаётся его догнать, он стал поворачиваться в обратную сторону, пока не вернулся туда, откуда начал, а тогда он опустил голову и посмотрел снизу и наконец сказал, глубоко и печально вздыхая:
   — Кажется, ты прав.
   — Конечно, я прав, — сказал Пух.
   — Это вполне естественно, — грустно сказал Иа-Иа. — Теперь всё понятно. Удивляться не приходится.
   — Ты, наверно, его где-нибудь позабыл, — сказал Винни-Пух.
   — Наверно, его кто-нибудь утащил… — сказал Иа-Иа. — Чего от них ждать! — добавил он после большой паузы.
   Пух почувствовал, что он должен сказать что-нибудь полезное, но не мог придумать, что именно. И он решил вместо этого сделать что-нибудь полезное.
   — Иа-Иа, — торжественно произнёс он, — я, Винни-Пух, обещаю тебе найти твой хвост.
   — Спасибо, Пух, — сказал Иа. — Ты настоящий друг. Не то, что некоторые!
   И Винни-Пух отправился на поиски хвоста.
   Он вышел в путь чудесным весенним утром. Маленькие прозрачные облачка весело играли на синем небе. Они то набегали на солнышко, словно хотели его закрыть, то поскорее убегали, чтобы дать и другим побаловаться.
   А солнце весело светило, не обращая на них никакого внимания, и сосна, которая носила свои иголки круглый год не снимая, казалась старой и потрёпанной рядом с берёзками, надевшими новые зелёные кружева. Винни шагал мимо сосен и ёлок, шагал по склонам, заросшим можжевельником и репейником, шагал по крутым берегам ручьёв и речек, шагал среди груд камней и снова среди зарослей, и вот наконец, усталый и голодный, он вошёл в Дремучий Лес, потому что именно там, в Дремучем Лесу, жила Сова.
   Сова жила в великолепном замке «Каштаны». Да, это был не дом, а настоящий замок. Во всяком случае, так казалось медвежонку, потому что на двери замка был и звонок с кнопкой, и колокольчик со шнурком. Под звонком было объявление:
 
     ПРОШУ НАЖАТЬ ЭСЛИ НЕ АТКРЫВАЮТ
 
   А под колокольчиком другое объявление:
 
     ПРОШУ ПАДЁРГАТЬ ЭСЛИ НЕ АТКРЫВАЮТ 
 
   Оба эти объявления написал Кристофер Робин, который один во всём Лесу умел писать. Даже Сова, хотя она была очень-очень умная и умела читать и даже подписывать своё имя — Сава, и то не сумела бы правильно написать такие трудные слова.
   Винни-Пух внимательно прочёл оба объявления, сначала слева направо, а потом — на тот случай, если что-нибудь он пропустил, — справа налево.
   Потом, для верности, он нажал кнопку звонка и постучал по ней, а потом подёргал шнурок колокольчика и крикнул очень громким голосом:
   — Сова! Открывай! Пришёл Медведь!
   Дверь открылась, и Сова выглянула наружу.
   — Здравствуй, Пух, — сказала она. — Какие новости?
   — Грустные и ужасные, — сказал Пух, — потому что Иа-Иа, мой старый друг, потерял свой хвост, и он очень убивается о нём. Будь так добра, скажи мне, пожалуйста, как мне его найти?
   — Ну, — сказала Сова, — обычная процедура в таких случаях нижеследующая…
   — Что значит Бычья Цедура? — сказал Пух. — Ты не забывай, что у меня в голове опилки и длинные слова меня только огорчают.
   — Ну, это означает то, что надо сделать.
   — Пока она означает это, я не возражаю, — смиренно сказал Пух.
   — А сделать нужно следующее: во-первых, сообщи в прессу. Потом…
   — Будь здорова, — сказал Пух, подняв лапу. — Так что мы должны сделать с этой… как ты сказала? Ты чихнула, когда собиралась сказать.
 
 
   — Я не чихала.
   — Нет, Сова, ты чихнула.
   — Прости, пожалуйста, Пух, но я не чихала. Нельзя же чихать и не знать, что ты чихнул.
   — Ну и нельзя знать, что кто-то чихнул, когда никто не чихал.
   — Я начала говорить: сперва сообщи…
   — Ну вот ты опять! Будь здорова, — грустно сказал Винни-Пух.
   — Сообщи в печать, — очень громко и внятно сказала Сова. — Дай в газету объявление и пообещай награду. Надо написать, что мы дадим что-нибудь хорошенькое тому, кто найдёт хвост Иа-Иа.
   — Понятно, понятно, — сказал Пух, кивая головой. — Кстати, насчёт «чего-нибудь хорошенького», — продолжал он сонно, — я обычно как раз в это время не прочь бы чем-нибудь хорошенько подкре… — И он покосился на буфет, стоявший в углу комнаты Совы. — Скажем, ложечкой сгущённого молока или ещё чем-нибудь, например, одним глоточком мёду…
   — Ну вот, — сказала Сова, — мы, значит, напишем наше объявление, и его расклеят по всему Лесу.
   «Ложечка мёду, — пробормотал медвежонок про себя, — или… или уж нет, на худой конец».
   И он глубоко вздохнул и стал очень стараться слушать то, что говорила Сова.
   А Сова говорила и говорила какие-то ужасно длинные слова, и слова эти становились всё длиннее и длиннее… Наконец она вернулась туда, откуда начала, и стала объяснять, что написать это объявление должен Кристофер Робин.
   — Это ведь он написал объявления на моей двери. Ты их видел, Пух?
   Пух уже довольно давно говорил по очереди то «да», то «нет» на всё, что бы ни сказала Сова. И так как в последний раз он говорил «да, да», то на этот раз он сказал: «нет, нет, никогда!» — хотя не имел никакого понятия, о чём идёт речь.
   — Как, ты их не видел? — спросила Сова, явно удивившись. — Пойдём, посмотрим на них.
   Они вышли наружу, и Пух посмотрел на звонок и на объявление под ним и взглянул на колокольчик и шнурок, который шёл от него, и чем больше он смотрел на шнурок колокольчика, тем больше он чувствовал, что он где-то видел что-то очень похожее. Где-то совсем в другом месте, когда-то раньше…
   — Красивый шнурок, правда? — сказала Сова.
   Пух кивнул.
   — Он мне что-то напоминает, — сказал он, — но я не могу вспомнить что. Где ты его взяла?
   — Я как-то шла по лесу, а он висел на кустике, и я сперва подумала, что там кто-нибудь живёт, и позвонила, и ничего не случилось, а потом я позвонила очень громко, и он оторвался, и, так как он, по-моему, был никому не нужен, я взяла его домой, и…
   — Сова, — сказал Пух торжественно, — он кому-то очень нужен.
   — Кому?
   — Иа. Моему дорогому другу Иа-Иа. Он… он очень любил его.
   — Любил его?
   — Был очень привязан к нему, — грустно сказал Винни-Пух.
   С этими словами он снял шнурок с крючка и отнёс его хозяину, то есть Иа, а когда Кристофер Робин прибил Хвост на место, Иа-Иа принялся носиться по Лесу, с таким восторгом размахивая хвостом, что у Винни-Пуха защекотало во всём теле и ему пришлось поскорее побежать домой и немножко подкрепиться.
   Спустя полчаса, утирая губы, он гордо спел:
 
Кто нашёл хвост?
Я, Винни-Пух!
Около двух
(Только по-правдашнему было около одиннадцати!)
Я нашёл хвост!
 

ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой Пятачок встречает Слонопотама

   Однажды, когда Кристофер Робин, Винни-Пух и Пятачок сидели и мирно беседовали, Кристофер Робин проглотил то, что у него было во рту, и сказал, как будто между прочим:
   — Знаешь, Пятачок, а я сегодня видел Слонопотама.
   — А чего он делал? — спросил Пятачок.
   — Ну, просто слонялся, — сказал Кристофер Робин. — По-моему, он меня не видел.
   — Я тоже одного как-то видел, — сказал Пятачок. — По-моему, это был он. А может, и нет.
   — Я тоже, — сказал Пух, недоумевая. «Интересно, кто же это такой, Слонопотам?» — подумал он.
   — Их не часто встретишь, — небрежно сказал Кристофер Робин.
   — Особенно сейчас, — сказал Пятачок.
   — Особенно в это время года, — сказал Пух.
   Потом они заговорили о чём-то другом, и вскоре пришла пора Пуху и Пятачку идти домой. Они пошли вместе. Сперва, пока они плелись по дорожке на краю Дремучего Леса, оба молчали; но когда они дошли до речки и стали помогать друг другу перебираться по камушкам, а потом бок о бок пошли по узкой тропке между кустов, у них завязался Очень Умный Разговор. Пятачок говорил: «Понимаешь, Пух, что я хочу сказать?» А Пух говорил: «Я и сам так, Пятачок, думаю». Пятачок говорил: «Но с другой стороны, Пух, мы не должны забывать».
   А Пух отвечал: «Совершенно верно, Пятачок. Не понимаю, как я мог упустить это из виду».
   И вот, как раз когда они дошли до Шести Сосен, Пух огляделся кругом и, убедившись, что никто не подслушивает, сказал весьма торжественным тоном:
   — Пятачок, я что-то придумал.
   — Что ты придумал, Пух?
   — Я решил поймать Слонопотама.
   Сказав это, Винни-Пух несколько раз подряд кивнул головой. Он ожидал, что Пятачок скажет: «Ну да!», или «Да ну?», или: «Пух, не может быть!», или сделает какое-нибудь другое полезное замечание в этом духе, но Пятачок ничего не сказал.
   По правде говоря, Пятачок огорчился, что не ему первому пришла в голову эта замечательная мысль.
 
 
   — Я думаю поймать его, — сказал Пух, подождав ещё немножко, — в западню. И это должна быть очень Хитрая Западня, так что тебе придётся помочь мне, Пятачок.
   — Пух, — сказал Пятачок, немедленно утешившись и почувствовав себя вполне счастливым, — я тебе, конечно, помогу. — А потом он сказал: — А как мы это сделаем?
   И Пух сказал:
   — В этом-то вся соль — как?
   Они сели, чтобы обдумать своё предприятие.
   Первое, что пришло Пуху в голову, — вырыть Очень Глубокую Яму, а потом Слонопотам пойдёт гулять и упадёт в эту яму и…
   — Почему? — спросил Пятачок.
   — Что — почему? — сказал Пух.
   — Почему он туда упадёт?
   Пух потёр нос лапой и сказал, что, наверно, Слонопотам будет гулять, мурлыкая себе под нос песенку и поглядывая на небо — не пойдёт ли дождик, вот он и не заметит Очень Глубокой Ямы, пока не полетит в неё, а тогда ведь будет уже поздно.
   Пятачок сказал, что это, конечно, очень хорошая Западня, но что, если дождик уже будет идти?
   Пух опять почесал свой нос и сказал, что он об этом не подумал. Но тут же просиял и сказал, что, если дождь уже будет идти, Слонопотам может посмотреть на небо, чтобы узнать, скоро ли дождь перестанет, вот он опять и не заметит Очень Глубокой Ямы, пока не полетит в неё!… А ведь тогда будет уже поздно.
   Пятачок сказал, что теперь всё ясно, и, по его мнению, это очень-очень Хитрая Западня.
   Пух был весьма польщён, услышав это, и почувствовал, что Слонопотам уже всё равно что пойман.
   — Но, — сказал он, — осталось обдумать только одно, а именно: где надо выкопать Очень Глубокую Яму?
   Пятачок сказал, что лучше всего выкопать яму перед самым носом Слонопотама, как раз перед тем, как он в неё упадёт!
   — Но ведь он тогда увидит, как мы её будем копать, — сказал Пух.
   — Не увидит! Ведь он будет смотреть в небо!
   — А вдруг он случайно посмотрит вниз? — сказал Пух. — Тогда он может обо всём догадаться…
   Он долго размышлял, а потом грустно добавил:
   — Да, это не так просто, как я думал. Наверно, поэтому Слонопотамы так редко попадаются…
   — Наверно, поэтому, — согласился Пятачок. Они вздохнули и поднялись, а потом, вытащив друг из друга немножко колючек, опять сели, и всё это время Пух говорил себе: «Эх, эх, если бы только я умел думать!…» Винни в глубине души был уверен, что поймать Слонопотама можно, надо только, чтобы у охотника в голове был настоящий ум, а не опилки…
   — Предположим, — сказал он Пятачку, — ты бы хотел поймать меня. Как бы ты за это взялся?
   — Ну, — сказал Пятачок, — я бы вот как сделал: я бы сделал западню, и я бы поставил туда приманку — горшок мёду. Ты бы его учуял и полез бы за ним, и…
   — Да, я бы полез за ним туда, — взволнованно сказал Пух, — только очень осторожно, чтобы не ушибиться, и я бы взял этот горшок с мёдом, и сперва я бы облизал только края, как будто там больше мёда нет, а там отошёл бы в сторону и подумал о нём немножко, а потом я бы вернулся и начал бы лизать с самой середины горшка, а потом…
   — Ну ладно, успокойся, успокойся. Главное — ты был бы в ловушке, и я бы мог тебя поймать. Так вот, первым делом надо подумать о том, что любят Слонопотамы. По-моему, жёлуди, верно? У нас сейчас их очень много… Эй, Пух, очнись!
   Пух, который тем временем совсем размечтался о мёде, очнулся и даже подскочил и сказал, что мёд гораздо приманочней, чем жёлуди. Пятачок был другого мнения, и они чуть было не поспорили об этом, но Пятачок вовремя сообразил, что если они будут класть в ловушку жёлуди, то жёлуди придётся собирать ему, Пятачку, а если решат поставить туда мёд, то его принесёт Пух. Поэтому он сказал: «Очень хорошо, значит, мёд!» — в тот самый момент, когда Пух тоже об этом подумал и собирался сказать: «Очень хорошо, значит, жёлуди».
   — Значит, мёд, — повторил Пятачок для верности. — Я выкопаю яму, а ты сходишь за мёдом.
   — Отлично, — сказал Пух и побрёл домой. Придя домой, он подошёл к буфету, влез на стул и достал с верхней полки большой-пребольшой горшок мёду. На горшке было написано «Миот», но, чтобы удостовериться окончательно, Винни-Пух снял с него бумажную крышку и заглянул внутрь. Там действительно был мёд.
   — Но ручаться нельзя, — сказал Пух. — Я помню, мой дядя как-то говорил, что он однажды видел сыр точь-в-точь такого же цвета.
   Винни сунул в горшок мордочку и как следует лизнул.
   — Да, — сказал он, — это он. Сомневаться не приходится. Полный горшок мёду. Конечно, если только никто не положил туда на дно сыру — просто так, шутки ради. Может быть, мне лучше немного углубиться… на случай… На тот случай, если Слонопотам не любит сыру… как и я… Ах! — И он глубоко вздохнул. — Нет, я не ошибся. Чистый мёд сверху донизу!
   Окончательно убедившись в этом, Пух понёс горшок к западне, и Пятачок, выглянув из Очень Глубокой Ямы, спросил: «Это всё, что у тебя осталось?» А Пух сказал: «Да», потому что это была правда.