Мильтон Джон. Самсон-борец

   И вымолил прощение себе?
   Самсон
   Да, о прощенье я молю, но жизни
   Не нужно мне. Когда-то, полн надежды,
   Высоких помыслов, отваги юной,
   Для подвига предызбранный с рожденья,
   Меж смертными сильнейший и уже
   Столь громкие деяния свершивший,
   Что славою затмил сынов Енака,
   Бесстрашием подобен полубогу,
   Во всех вселяя страх и восхищенье,
   Я проходил по вражеской земле,
   Где не дерзал никто принять мой вызов.
   И я же, обезумев от гордыни,
   Попался в сеть притворных слов и ласк,
   Размяк от сладострастья и почил
   Челом, увенчанным святой порукой
   Моей дотоль несокрушимой мощи,
   На похотливом лоне лживой шлюхи,
   Которою, как валух, был острижен,
   Обезоружен, сил былых лишен
   И недругам на поруганье выдан.
   Хор
   Но ты же подавил в себе любовь
   К вину, что стольких воинов сразило,
   И жажду, не прельщаясь ароматом
   Рубинового этого напитка,
   Что веселит богов и человеков,
   Лишь ключевой водою утолял.
   Самсон
   Да, лишь холодной и прозрачной влагой
   Тем молоком природы, что алеет
   В ручьях и реках под лучом багряным
   Проснувшегося дня, я освежался,
   Чуждаясь тех, кто голову себе
   Хмельным и буйным соком лоз дурманит.
   Хор
   О, безрассуден тот, кто почитает
   Вино залогом нашего здоровья,
   И своему сильнейшему бойцу
   Бог запретил его вкушать недаром,
   Из всех напитков разрешив лишь воду.
   Самсон
   А смысл какой в воздержности моей,
   Коль худшему соблазну я поддался?
   Что толку защищать одни ворота,
   Врага из бабьей трусости в другие
   Впуская? Чем могу я, ослепленный,
   Поруганный, раздавленный, бессильный,
   Полезен быть народу своему
   И делу, мне порученному небом?
   Не тем ли, что сидеть у очага,
   Как трутень, буду, жалость возбуждая
   В прохожих людях кудрями густыми,
   Нагробьем жалким сил моих былых,
   Пока от неподвижности под старость
   Не онемеют члены у меня?
   Нет, здесь хочу я спину гнуть, покуда
   Не подавлюсь дурандой, рабским кормом,
   Иль паразиты не сожрут меня
   И не положит смерть предел желанный
   Страданиям и горестям моим.
   Mаной
   Ужель врагам поставишь ты на службу
   Тот дар, что получил, чтоб им вредить?
   Нет, лучше уж не то что будь лентяем
   В параличе лежи, но только дома.
   Однако тот, кто ямину разверз
   В сухой земле, чтоб после жаркой битвы
   Тебя не погубила жажда, властен
   В твоих очах опять затеплить свет,
   Чтоб лучше ты служил творцу, чем прежде.
   Зачем иначе снова у тебя
   Источник силы - кудри отросли бы?
   Верь, божья мощь не зря в тебе жива
   Господний дар без цели не дается.
   Самсон
   Нет, тайный голос шепчет мне другое;
   В пустых моих глазницах свет не вспыхнет,
   И жизни свет во мне померкнет тоже,
   И скоро я уйду в двойную ночь.
   Мой дух надломлен, не сбылись надежды,
   Всем естеством я от себя устал.
   Прошел стезею славы и позора
   Я до конца и ныне твердо знаю:
   Уже не долго отдыха мне ждать.
   Mаной
   Не верь дурным предчувствиям, внушенным
   Той черной меланхолией, которой
   Напитаны все помыслы твои.
   А я, мой сын, отцовский долг исполню
   И вызволю тебя - или за выкуп,
   Или иначе. Будь же поспокойней
   И утешеньям дружеским вонми.
   Самсон
   О, живет моя боль не только
   В ранах и язвах плоти,
   В неисчислимых недугах
   Сердца, чрева, груди
   Ею душа полна.
   Тайно она
   Вкралась в мысли наичистейшие,
   В самые недра сознанья,
   Словно кости и члены,
   Пытке невидимо и безгласно
   Их подвергая всечасно.
   Горе снедает меня
   Всякой хвори быстрей,
   Ибо жжет оно и заражает,
   Словно рана смертельная,
   Дух мой, который уже
   Черным тленьем смердит.
   Жалят мысли, мои мучители,
   Сердце там, где оно уязвимей,
   В нем распаляя жар, которого
   Не остудят травы целебные,
   Снадобья лекарей и весенний
   Ветер с вершин, снегами покрытых.
   Сон себе могу я вернуть
   Лишь всезаглушающим опием смерти,
   Коей, покинутый небом,
   Я в отчаянье жду.
   Стал я еще во чреве матери
   Божьим избранником,
   Как было предсказано дважды ангелом.
   В строгой воздержности
   Я возрастал под оком господа.
   Вел он меня в сражениях
   С полчищем необрезанцев
   К подвигам, непосильным для смертных,
   Ныне ж меня он забыл и выдал
   Недругам, на которых
   Шел я войной по его веленью.
   Зренья навеки лишенный, беспомощный,
   Я оставлен в живых для того лишь,
   Чтоб язычникам быть посмешищем.
   Мне надежд - и тех не даровано;
   Нет от моих страданий лекарства.
   Лишь об одном небеса я молю
   Чтоб моим бедам несчетным
   Смерть поскорей предел положила.
   Хор
   Сотни раз уже повторено
   Мудрецами наших дней и древности,
   Что терпенье - высшая из доблестей,
   Что должны мы стойки быть в превратностях
   Быстротечной жизни человеческой.
   В книгах мы находим
   Доводы, советы, наставления
   Страждущим в облегчение,
   Только все слова их благозвучные
   Праздным краснобайством кажутся
   Или раздирают слух несчастному,
   Коль не находит он
   Сам в себе тот ключ утешения,
   Чьею влагою дух подавленный
   Освежает и подкрепляет.
   Боже, странен жребий людской!
   Длань твоя то строго, то кротко
   Дней наших бег короткий
   То ускоряет, то замедляет,
   Чем отличает нас
   Как от ангелов, так и от беззаботных
   Глупых животных.
   Что говорить о людях обычных,
   Суетных, безличных,
   В мир пришедших, чтоб сгинуть бесследно,
   Как однодневные мотыльки,
   Коль и от тех, кто твоею милостью
   Взысканы, ибо тобой предызбраны
   К подвигам ради блага
   Веры твоей, твоего народа,
   Часто в самый полдень их славы
   Вдруг отвращаешь ты
   Лик и десницу свою, словно сам же к ним
   Не был прежде столь щедр,
   Словно тебе они плохо служили?
   Стоит хоть малость им оступиться,
   Ты за ошибку казнишь жестоко:
   Взлет их высок был, но глубже падение
   В пропасть забвения,
   Дна которой не видит око,
   Часто ты обрекаешь их
   Плену или мечу язычников,
   Иль суду выдаешь неправому,
   Иль толпе дозволяешь неблагодарной
   Бросить останки их псам и стервятникам.
   Если же смерти они избегли,
   Им в удел назначаешь ты
   Старость до срока, недуги
   И нищету.
   Хоть наказанье ими заслужено,
   Их оправданье - в его чрезмерности,
   Ибо и к правым, и к виноватым,
   Господи, ты равно беспощаден.
   Смилуйся же над своим воителем,
   Славы и мощи твоей воплощением,
   Участь его облегчи, коль возможно,
   Призри на горе его безысходное,
   Дай ему отдых от долгой муки.
   Кто это? Женщина иль виденье?
   К нам она движется,
   Как ладья величавая,
   Что из Тарса путь
   Держит к островам
   Иавана иль
   В отдаленный Гадес,
   С гордо разубранной палубой,
   Под парусами, вздутыми
   Ветром угодливым и попутным.
   Запах амбры о ней возвещает.
   Вслед ей толпой прислужницы шествуют.
   Знатной она филистимлянкой кажется.
   Это жена твоя, это Далила,
   Мы узнали ее.
   Самсон
   Моя жена? Изменницу гоните!
   Хор
   Как гнать ее, коль, глянув на тебя,
   Она челом склонилась долу, словно
   Росою переполненный цветок,
   И ей уста раскрыть мешают слезы,
   Бегущие по шелку покрывала?
   Но тсс! Сейчас она заговорит.
   Далила
   Колеблясь, робким шагом шла сюда я
   К тебе, Самсон: меня пугал твой гнев,
   Который, спору нет, заслужен мною,
   Хоть я и не предвидела последствий
   Поступка своего. Но коль слезами
   Грех можно искупить, я за него
   Сторицей заплатила. Не считаю
   Я это оправданием, и все ж
   Поверь, что лишь супружеской любовью,
   Сомнения и страх преодолевшей,
   Приведена я в этот дом темничный,
   Чтоб вновь твой лик увидеть, чтоб узнать,
   Как можно облегчить твои страданья
   И заслужить прощение твое
   За все, чему виной мое безумство,
   А более всего - судьбина злая.
   Самсон
   Гиена, прочь! Оставь свои уловки,
   Оружье лживых женщин, что сперва
   Нас предают и клятвы преступают,
   А после с покаянным видом молят
   Простить их и с притворными слезами
   Блаженство нам сулят лишь для того,
   Чтоб вызнать, где предел долготерпенью
   Мужчины и каким путем играть
   На слабостях его иль силе можно.
   Затем, но осторожней и ловчей,
   Они вновь начинают строить козни,
   Дурача самых мудрых между нами,
   Кому не позволяет доброта
   Ответить на раскаянье отказом.
   Вот так и чахнем мы до смерти в кольцах
   Змеи, что на своей груди пригрели,
   А то и сразу погибаем в них,
   Как я погиб - потомству в назиданье.
   Далила
   Нет, выслушай меня, Самсон. Не тщусь
   Я грех свой извинить иль преуменьшить,
   Но если ты оценишь беспристрастно
   Всю совокупность обстоятельств дела
   Не только против, но и за меня,
   Я полагаю, ты меня простишь
   Иль хоть поменьше будешь ненавидеть.
   Во-первых, за свершенный мной проступок
   В ответе любопытство и болтливость,
   Две слабости, что вечно побуждают
   Наш женский пол выведывать сперва,
   А после разглашать чужие тайны.
   И разве сам не проявил ты слабость,
   Настойчивости женской уступив
   И мне назвав своей источник силы?
   Ты сам пример мне подал. Виновата
   Я в том, что тайну выдала врагам;
   Ты - в том, что женщине ее доверил.
   Ты - первый враг себе, я - лишь вторая.
   Так пусть же слабость оправдает слабость,
   Затем что обе суть родные сестры,
   И чтоб тебя за слабость не корили,
   Не упрекай и ты меня за то,
   Что не сильней тебя я оказалась.
   А вдруг поступок мой был продиктован
   Не злобой, как ты мнишь, а лишь любовью
   И ревностью, которые и мне,
   Как прочим смертным, свойственны? Я знала,
   Сколь ты непостоянен, и хотела,
   Боясь быть брошенной, как та фимнафка,
   Тебя любой ценою удержать,
   А для того в твою проникнуть тайну
   И ключ к неуязвимости твоей
   Держать в своих руках. Зачем, - ты спросишь,
   Я предала тебя? Мне поклялись
   Те, кто меня подбил, что жаждут только
   Схватить тебя и содержать в плену,
   Решила я, что, будучи свободен,
   Ты вновь уйдешь опасностей искать,
   И мне от страха за тебя слезами
   Кропить придется дома вдовье ложе,
   Тогда как здесь в плену ты у меня,
   А вовсе не у филистимлян будешь
   И я, ни с кем тобою не делясь,
   Смогу твоей любовью наслаждаться,
   Как ни нелепы доводы такие,
   Всерьез их принимает суд любви,
   Которая из лучших побуждений
   Нередко зло творит, но за него
   Всегда прощенье получает. Стань же
   Как все и милосердием смягчи
   Сталь мышц и непоколебимость воли.
   Сильней других, но не гневливей будь.
   Самсон
   Так ловко ты, колдунья, умаляешь
   Свою вину, чтоб отягчить мою,
   Что вижу я? сюда приведена
   Ты злобой - не раскаяньем. Твердишь ты,
   Что подал я тебе пример. Упрек
   Жесток, но справедлив. Я первым предал
   Себя, и я готов тебя простить.
   Но если ты со мною так сурова,
   Так беспристрастно судишь мой проступок,
   Ты и свои мольбы должна признать
   Уловкою коварной. Нет, напрасно
   На слабость не ссылайся! это слабость
   К чеканным филистимским золотым.
   И разве оправданьем эта ссылка
   Не служит святотатцам и убийцам?
   Порок всегда есть слабость. За нее
   Не жди от бога и людей прощенья,
   Любовью извинять себя не смей:
   Тебе знакома не она - лишь похоть.
   Любовь всегда к взаимности стремится,
   А ты прибегла к средству, что могло
   Лишь ненависть к тебе вселить мне в сердце,
   Не тщись бесстыдство прикрывать бесстыдством
   Себя ты этим только обличаешь,
   Далила
   Коль скоро - в осуждение себе
   Ты слабость не считаешь оправданьем,
   Подумай, сколько выслушать пришлось
   Мне уговоров, лести, наставлений,
   Решительнейший из мужчин - и тот,
   Им уступив, себя не посрамил бы.
   Сказав, что я на золото польстилась,
   Ошибся ты. Правители, а также
   Князья моей страны ко мне пришли,
   Моля, повелевая, заклиная
   И долгом филистимлянки, и верой
   Свершить высокий и почетный подвиг
   Предать в их руки общего врага,
   Сразившего столь многих наших братьев.
   От них не отставали и жрецы,
   Твердя мне, сколь богам я угодила б,
   Хулителя и недруга Дагона
   В сеть уловив. Что противопоставить
   Я столь весомым доводам могла?
   Одно - любовь к тебе. Она упрямо
   Всем убеждениям сопротивлялась,
   Пока я не склонилась наконец
   Пред истиной, в бесспорности которой
   Вовек не усомнились мудрецы:
   Там, где заходит речь о благе общем,
   Смолкают наши личные пристрастья.
   И я нашла, что долг и добродетель
   Велят мне эту заповедь блюсти.
   Самсон
   Я знал, змея, что все твои извивы
   Ведут лишь к лицемерью и обману!
   Будь искренней твоя любовь ко мне,
   Как ты твердишь, совсем иные мысли
   И действия она тебе внушила б.
   Тебе, кто предпочтен мной дочерям
   Народа моего, женою назван,
   Кого любил я, как сама ты знаешь,
   Не потому свою открыл я тайну,
   Что легкомыслен был, а потому,
   Что отказать ни в чем не мог любимой.
   Сейчас ты видишь недруга во мне.
   Зачем же раньше избрала в супруги
   Врага одноплеменников своих?
   Жена должна отречься ради мужа
   От родины. Я был меж филистимлян
   Чужим и лишь себе принадлежал,
   И ты не им, а мне принадлежала.
   Они, злоумышляя на меня,
   Просить тебя о помощи не смели
   Законам и природы и людей
   Противно это. Счесть должна была ты
   Их шайкой заговорщиков, для коих
   Отечество - и то лишь звук пустой,
   А не повиноваться им. Но тщилась
   Ты угодить своим богам, хоть боги,
   Прибегшие в борьбе к безбожным средствам,
   С идеей божества столь несовместным,
   Суть идолы, которых не пристало
   Страшиться, почитать и защищать.
   Как без одежды оправданий лживых
   Ты в наготе своей вины мерзка!
   Далила
   С мужчиной споря, женщина всегда
   Неправой остается.
   Самсон
   Не хватает
   Ей слов или дыханья, как тебе,
   Когда меня ты плачем изводила.
   Далила
   Я безрассудно просчиталась там,
   Где на успех надеялась. Прости же
   Меня, Самсон, и научи, как мне
   Загладить вред, что нанесла тебе я,
   Дурным советам вняв. Не надо только
   Так сокрушаться о непоправимом
   И так себя корить. Лишен ты зренья,
   Но в жизни много есть иных утех
   Их нам даруют остальные чувства
   У очага домашнего, в покое,
   Где не страшны опасность и тревоги,
   Что в мире дальнем зрячему грозят.
   Я обращусь к владельцам филистимским,
   Которые наверняка дозволят
   Из этой отвратительной темницы
   Мне увести тебя к себе домой,
   Где будешь ты со мною, для которой
   Стеречь тебя - не труд, а наслажденье,
   До старости жить в счастье и довольстве,
   Имея все, чем возместить могу
   Я то, что ты из-за меня утратил.
   Самсон
   Нет, нет, без нужды мне твои заботы!
   К чему они, коль мы давно чужие?
   Не почитай меня глупцом, который
   Вновь, как когда-то, ступит в твой силок.
   Познал я слишком дорогой ценою,
   Сколь ты искусно расставляешь сети.
   Твой голос колдовской, волшебный кубок
   И чары больше надо мной не властны:
   Я научился уши затыкать,
   Чтоб не могла ты в них шипеть, ехидна.
   Коль я, твой муж, в расцвете лет и сил,
   Когда меня все чтили и боялись,
   Тебе внушил лишь ненависть и злобу,
   То как же ты со мной поступишь ныне,
   Когда я слеп и малого ребенка
   Беспомощнее? Как ты будешь мною
   Пренебрегать, гнушаться, помыкать?
   Каким я оскорблениям подвергнусь,
   Став у жены рабом и приживалом,
   О чьем поступке каждом, каждом слове
   Своим князьям ты будешь доносить?
   Нет, даже рядом с этою темницей
   Твой дом, куда я не войду, - тюрьма.
   Далила
   Дай мне припасть к твоей руке хотя бы.
   Самсон
   Не смей, коль жизнью дорожишь, иначе
   Тебя, взъярясь, порву я на куски!
   Прими издалека мое прощенье
   И уходи. Оплачь свою измену,
   Равно как достохвальные дела,
   Которыми меж знаменитых женщин
   Стяжала место ты. Пусть золотые
   Тебя утешат во вдовстве. Прощай!
   Далила
   Я вижу, к просьбам глух ты, словно ветер
   Иль море. Но и ветер, утомясь,
   Мир заключает с морем, море - с сушей;
   В тебе же гнев вскипает вновь и вновь,
   Как буря, что вовек неукротима.
   Затем ли я искала примиренья,
   Чтоб мне ответом ненависть была
   И со стыдом ушла я, унося
   На имени своем клеймо позора?
   Ничто нас больше не соединяет.
   Тебя я отрекаюсь - так мне лучше.
   Умеет двуязычная молва
   Трубить одно и то же на два лада:
   И превозносит и чернит она
   Одновременно наши имена.
   Мое, среди обрезанцев, в коленах
   Иуды, Дана, как и в остальных,
   Во все века пребудет воплощеньем
   Бесчестья и супружеской измены,
   Предметом осужденья и проклятий.
   Зато в моей отчизне, - что важней,
   В Екроне, Газе, Гефе и Азоте
   Я знаменитой женщиною стану.
   На празднествах, при жизни и посмертно,
   Мне будут петь хвалу за то, что я
   Спасла, презрев супружеские узы,
   От грозного врага страну родную.
   Мой прах, цветами гроб увив, восславят,
   Как на горе Ефремовой Дебора
   Воспела Иаиль, чья длань Сисаре
   Во время сна вонзила кол в висок.
   Не так уж худо видеть, как повсюду
   Тебя признательностью окружают
   За преданность и за любовь к отчизне,
   Которые ты делом доказала!
   Кому в обиду это, пусть клянет
   Свою судьбу, а я своей довольна.
   Хор
   Как кроткою змея ни притворялась,
   А выпустила жало, уползая!
   Самсон
   Пускай уходит. Бог прислал ее,
   Чтоб усугубить стыд глупца, который
   Такому аспиду святую тайну,
   Поруку сил и дней своих, доверил.
   Хор
   Как властна красота! Пусть даже ей
   Уже не воскресить любовь былую,
   Нас все равно она, как встарь, волнует,
   И мысль о ней мы отгоняем прочь
   Лишь с тайным сожалением и болью.
   Самсон
   Любви подчас размолвка не вредит,
   Но брак вовек с изменой несовместен.
   Хор
   Ни одному мужчине не дал бог
   Так много красоты, ума и силы,
   Чтоб женщина ему не изменила.
   Как угадать, что нужно ей?
   Ты б сам не мог
   Друзьям фимнафки иль Далилы
   Задать загадку потрудней
   На трех- иль семидневный срок.
   Разве могла б иначе фимнафка
   С брачным другом твоим,
   Столь в сравненье с тобою ничтожным,
   Столь поспешно возлечь;
   И, вслед за нею, Далила,
   Брачный обет презрев, у супруга
   Снять с головы роковую жатву?
   Не оттого ль так у жен ведется,
   Что, наделив их прелестью внешней,
   Мало ума им дала природа,
   В силу чего они не умеют
   Благо злу предпочесть?
   Иль оттого, что они чрезмерно
   Склонны сами себя любить,
   Значит, неспособны и быть
   Вовсе иль долго другому верны?
   Женщина под покрывалом девичьим
   Наимудрейшим из нас представляется
   Ангелом кротости;
   В браке ж она подобна занозе,
   Коей ничем не извлечь из сердца.
   В браке она - это яд тлетворный,
   Враг, к добродетели путь преградивший
   И греховной стезей
   Нас влекущий вслед за собой
   С помощью чар и соблазнов плотских.
   Как корабль не разбить капитану,
   Коль такой рулевой у кормила?
   Редкостно счастлив тот,
   Чья способна жена
   Быть достойной подругой!
   Миром он наслаждается, ибо
   Где добродетель сильней соблазнов,
   Там блаженный покой царит,
   Там свет неземной на земле горит.
   Власть не зря над женой
   Мужу господом вручена:
   Эта власть, любою ценой,
   Безраздельно им быть должна
   Сохранена,
   Чтоб свой краткий путь земной
   Он прошел не рабом,
   Гнущим хребет под семейным ярмом.
   Не удалиться ль нам? Гроза идет.
   Самсон
   Да, ведро часто переходит в бурю.
   Хор
   Речь не о буре тут.
   Самсон
   Так объяснитесь.
   Пора загадок для меня прошла.
   Хор
   Не жди теперь медоточивых слов
   Речь погрубей услышишь ты. Шагает
   Сюда Гарафа, исполин из Гефа,
   Спесивец, что огромен, как корабль.
   Каким его сюда пригнало ветром?
   Что он тебе несет? Ответ на это
   Нам дать трудней, чем было угадать,
   Зачем ладьей плыла к тебе Далила.
   По платью судя - мир, по виду - вызов.
   Самсон
   Мир он несет иль нет - мне все равно.
   Хор
   Корабль пришел. Сейчас мы груз увидим.
   Гарафа
   Я прибыл не оплакивать твой жребий,
   Как эти люди, - я тебе не друг,
   Хоть мне тебя и жалко. Я из Гефа,
   Гарафою зовусь и родом знатен,
   Как Ог, или Енак, или Емимы,
   Что жили древле в Караифаиме.
   Теперь меня ты знаешь. Я наслышан
   О силе и делах твоих, хотя
   Их баснями считаю и жалею,
   Что нам сойтись не довелось в бою,
   Чтоб силой мы помериться могли
   В единоборстве или в общей схватке.
   Сюда пришел я, чтоб взглянуть, насколько
   Права была молва, когда трубила
   О всепобедной мощи мышц твоих.
   Самсон
   А что на них глядеть? Попробуй тронуть.
   Гарафа
   Ты вызов мне бросаешь? Видно, мало
   Тебе цепей и жернова. О, если б
   Мы там схватились, где творил, по слухам,
   Ты челюстью ослиной чудеса,
   С тебя я сбил бы спесь и, словно падаль,
   Твой труп швырнул на мертвого осла!
   Тогда б былая слава к Палестине
   Вернулась: у обрезанцев презренных,
   Меж коих был ты самым знаменитым,
   Я гордость бы их отнял, без сомненья,
   Когда б ты не был ослеплен и этим
   Победу не похитил у меня.
   Самсон
   Деяньем несвершенным не кичись,
   А лучше соверши его сегодня.
   Гарафа
   Я со слепцом не бьюсь. К тому ж тебя
   Сперва помыть - потом уж трогать надо.
   Самсон
   Обязан этим я, измены жертва,
   Правителям достопочтенным вашим,
   Которых, одинок и безоружен,
   Страшил настолько, что они не смели
   Ни с целым войском подступить ко мне,
   Ни дома приготовить мне засаду,
   Ни взять меня во сне, пока за деньги
   Им женщина не выдала меня,
   Супружеский обет поправ. Вели
   Отгородить нам место, да поуже,
   Где зренье ни в бою, ни в бегстве льготы
   Тебе не даст. Потом надень доспехи:
   Ножные латы, панцирь, рукавицы,
   Шишак и налокотники; возьми
   Щит семислойный и копье стальное,
   А я тебя с простой дубиной встречу
   И выбью ею из твоей брони
   Такую музыку, что ты оглохнешь
   И будешь перед смертью сожалеть,
   Зачем покинул Геф, где без опаски
   Кичиться мог победой над Самсоном,
   Которую намерен одержать.
   Гарафа
   Ты б не дерзнул осмеивать оружье,
   Оплот и украшение героев,
   Когда б тебя какой-то чародей
   Не укреплял заклятьями своими.
   Ты уверяешь, будто сила божья
   Живет с рожденья в волосах твоих,
   Но это невозможно, даже если б
   Ты был покрыт щетиной, как кабан,
   Иль иглами, как дикобраз, утыкан.
   Самсон
   Я с чернокнижьем незнаком. Опорой
   Мне служит не оно, а бог живой,
   Который с колыбели дал мне силу,
   Разлитую в моих костях и мышцах,
   Покуда не стригу себе я кудри,
   Обета моего святой залог.
   Тебе не трудно в этом убедиться.
   Ступай в дагонов храм и, припадая
   К подножью истукана, умоляй,
   Чтоб идол твой, своей же ради славы,
   Помог тебе в борьбе с тем чародейством,
   Что я господней мощью именую,
   Бросая вызов твоему кумиру
   В твоем лице, его поборник смелый.
   Тогда ты и увидишь, а верней,
   Почувствуешь, глупец, себе на горе,
   Чей бог сильнее - твой иль мой.
   Гарафа
   На бога,
   Каков бы ни был он, не уповай.
   Ты им забыт, от племени отторгнут
   И предан в руки недругов, которым
   Позволил он лишить тебя очей
   И заточить в тюрьму, где ты вращаешь,
   С рабами и ослами вместе, жернов
   И где твои воинственные кудри
   Тебе без нужды. Нет, ты не противник
   Для воина, которому невместно
   Меч благородный пачкать об того,
   С кем ножницами справится цирюльник.
   Самсон
   Я вижу в оскорблениях твоих
   И муках, мной терпимых по заслугам,
   Лишь справедливую господню кару,
   Но верю, что простит вину мне тот,
   Чье око и чей слух не отвратятся
   От грешника, который покаянно
   К нему взывает. С этою надеждой
   Я вновь тебя зову на смертный бой,
   Чтобы решить, чей бог есть вправду бог
   Твой или бог потомков Авраама.
   Гарафа
   Какая честь для бога твоего,
   Что за него готов на поединок
   Разбойник, бунтовщик и душегуб!
   Самсон
   Я? Чем, хвастун, ты это подтвердишь?
   Гарафа
   Да разве твой народ не в подчиненье
   У нашего? И разве не признались
   В том сами же правители его,
   Когда за нарушенье договора
   Ты ими к нам был отведен? Не ты ль
   У тридцати безвинных аскалонцев
   Жизнь отнял и, как вор, унес их платье?
   Виновен, нарушитель договора,
   Лишь ты один, что войско филистимлян
   К вам вторглось. Нам был нужен только ты,
   А прочим мы обид не причинили.
   Самсон
   Я в жены филистимлянку избрал,
   А значит, не был вам врагом. И свадьбу
   Сыграл я в вашем городе, но злое
   Замыслили правители его
   И тридцать соглядатаев своих
   Назначили мне брачными друзьями,
   А эти люди смертью пригрозили
   Невесте, если у меня она