Тот циклон, который я наблюдал в иллюминаторе мирохода, всходил над горами на юге. Над выветренными вершинами показался край бело-серого диска. Вдоль его кромки сверкали беззвучные грозы. На западе висели две луны, в зените – одна, на севере – еще одна, окруженная тусклым кольцом.
   Вообще, небо было – как на картине художника-фантаста. Те любят нагородить всего сразу: кучу лун и планет, одна из которых обязательно будет с широкими кольцами, несколько спиральных галактик и разноцветных туманностей…
   Потом до меня дошло, что луны Целлиона – не луны вовсе, а другие планеты. Просто расстояния в этой солнечной системе несравнимо меньшие, чем в нашей. Может быть такое? Ну, если принять на веру существование газовой среды, тогда здесь может быть все. Буквально – все. И малые астрономические расстояния, и с планеты на планету – на дирижабле, и космические штормы с ветром и дождем, и анабиоз при помощи гипноза посвященных… Путь, наверное, все равно долгий. Как кругосветное путешествие на паруснике в эпоху географических открытий. Естественно, очень удобно – держать пассажиров усыпленными да под замком, чтоб не мешались под ногами и не опустошали запасы провианта. Мироходы же летают с планеты на планету вдоль окружности того самого Колеса, в оборотах которого здесь измеряют время.
   Мне бы найти кого-то, кто разбирается в мироустройстве, и порасспросить его хорошенько. Может, тогда станет ясно, что делать дальше.
   И смогу ли я вернуться обратно…
   В обледеневший модуль на Старшей?
   Лучше не тешить себя надеждами. Назад дороги, скорее всего, нет, и возвращаться некуда. Я должен действовать, я должен выжить, я должен найти свое место в этом мире, а не стоять истуканом, вытаращившись на небо. Нравы тут крутые, всегда стоит опасаться удара в спину.
   Не спи, в общем, астролетчик! Вот тебе твой космос – неоткрытый и опасный…
   – Эй, уважаемый! – развязано обратился я к сердобольному засранцу. – Скажи мне, где отдыхают асуры?
   Тот ощерился.
   – Асуры? Э-э-э, дорогой… – протянул он, разглядывая меня. – Двери в этот дивный уголок под Взором закрыты для тех, кто ступает ногами по грязной земле. Тебе не позволят даже прикоснуться к дверной ручке.
   Я сунул в его грязную, потную ладонь медную монетку.
   – Просто покажи это место.

Глава 3

   Я ожидал, что придется вернуться и пройтись торговыми рядами до решетчатых ворот, что виднелись за рынком. Но засранец в засаленном халате повел меня через пустырь в сторону неприглядных лабазов. Второй тип тоже натянул залатанные шаровары и поспешил за нами, сохраняя дистанцию.
   Как будто я не замечу!
   Обычно тому, кто взбирается по скале, не советуют смотреть вниз, иначе закружится голова. Я же не разрешал себе смотреть вверх, на парадоксальное небо. Под ногами хрустели ракушки, глиняные черепки и чьи-то кости. Пахло не очень приятно; плохое было место, донельзя замусоренное, словно городской пляж в разгар лета. Судя по звуку, над нашими головами то и дело проносились бипланы. Суетливый день был в разгаре, и Глаз пригревал, не жалея тепла.
   Засранец что-то бормотал на неизвестном языке, улыбался и поторапливал, стоило мне хоть на секунду сбавить шаг. Я уже понимал, что плакали мои денежки, но сильно не расстраивался. Я был достаточно зол, чтобы совершать не очень хорошие поступки.
   Мы дошли до ощетинившейся ржавой арматурой кучи строительного мусора. Засранец вынул из-под халата массивный пистолет с магазином, размещенным перед спусковым крючком.
   – Деньги давай! – без обиняков заявил он мне. Его подельник ускорил шаг, желая присоединиться к потехе.
   Отобрать у засранца пистолет оказалось не сложнее, чем пресловутые монетки – у безропотной Ситы. В одно мгновение оружие сменило владельца, а абориген очутился на земле. Оказалось, что Сандро Урия обладает всеми качествами, необходимыми, чтобы не сплоховать в уличном бою. Он был очень быстр и силен, как слон. В молодости, полагаю, Урия задавал жару. Да и сейчас… чего уж там!
   Второй абориген выхватил револьвер. Поднял его двумя руками и направил ствол так, словно намеревался попасть мне непременно между глаз. Я нащупал на моем оружии предохранитель, решительно отогнул его и стиснул пусковой крючок на долю секунды раньше, чем бандюган. Пистолет разразился не одиночным выстрелом, а лающей очередью; этого я, конечно, не ожидал и с перепуга выпустил рукоятку. Абориген рухнул лицом в пыль, одновременно на землю брякнулся мой пистолет. Я наклонился, чтобы подобрать оружие, и едва не поплатился жизнью.
   Первый попытался всадить мне в спину нож. Я услышал, как он вскочил на ноги, но успел лишь чуть-чуть отклониться. Что, впрочем, меня и спасло… вместе с толщиной сукна, из которого был пошит сюртук, и толщиной сала на моих боках. Лезвие, идущее вскользь, увязло в этих слоях, как шальная пуля – в бронежилете.
   От боли я вовсе рассвирепел. Выбил ногой нож, сломав заодно засранцу запястье. Врезал тяжелым, словно молот, кулачищем по зубам. А когда абориген опять оказался на земле, наподдал под дых.
   Присел, направил на перхающего кровью разбойника пистолет. Красный туман перед глазами постепенно редел. Теперь можно было и побеседовать.
   – Далеко до города? – спросил я раненого.
   Тот вздумал строить из себя героя.
   – Слышь, ты – мертвец! Мы тебя найдем, ты слышишь? – пролепетал он, бледнея, а потом прижал к груди сломанную руку и принялся ее баюкать.
   Я ткнул дымящимся стволом в перебитое запястье, требуя, чтоб он чуть серьезнее отнесся к моим словам.
   – Ты знаешь, кто я? – спросил своим коронным ледяным тоном.
   – И кто? – без интереса переспросил засранец и сплюнул кровь вместе с обломками зубов.
   – Я – Сандро Урия!
   Наверное, называть свое имя было опрометчиво. Но какое-то неожиданное и совершенно ненужное бахвальство овладело мной.
   Абориген выпучил глаза. А затем заерзал всем телом, суча ногами и руками, словно хотел зарыться, как перепуганный навозный жук.
   – Я не знал, Шакаджи! Не убивай, Шакаджи, я не знал! – частил он, и кровь брызгала из его рта на замызганный халат.
   Тут я опять дал маху.
   – Кто такой Шакаджи? – спросил почти машинально.
   Абориген протянул здоровую руку. Я увидел, что на ней не хватает мизинца и безымянного пальца. В ту же секунду рука разбойника превратилась в серую клешню Бакхи. Я почувствовал, что падаю. Запоздало подумал о торчащей в разные стороны арматуре…
   А потом земля прогнулась подо мной и обволокла, точно трясина.
   Постепенно материализовались стальные переборки жилого отсека Временной. Я смотрел на мир, который пылал в ядерном огне, а снаружи в стекло обзорного купола стучалась и что-то беззвучно кричала моя жена. Я взглянул на себя ее глазами и увидел труп с вываленным языком и покрытыми инеем волосами.
   …Пришел в себя на ходу. Споткнулся и едва не упал, обалдев от происходящего.
   Оказывается, я куда-то бегу.
   Куда? Зачем? Где я?
   Перешел на шаг. Осмотрелся.
   Вокруг – серые стены лабазов. Дорожки вымощены мелким щебнем. Нависают и отбрасывают разнонаправленные тени фермы подъемных кранов. Огромный мироход плывет, чтобы состыковаться с причальной башней.
   Значит, я не убежал далеко. Повезло.
   Да что со мной вообще происходит!
   Я собрался протереть глаза, но увидел, что руки – в крови. Потом понял, что потерял порезанный разбойником сюртук, и на мне лишь грязная, липкая сорочка и такие же грязные панталоны. Туфли я тоже потерял, бреду теперь в порванных чулках, как последний оборванец. А за поясом у меня – пистолет.
   Выхватил пушку, снял магазин. Сердце тревожно забилось. Вроде патроны на месте. Слава Глазу! Если и стрелял, то немного…
   Как меня назвал тот выродок?
   Шакаджи, по-моему.
   И еще глаза так выпучил. Мол, очень ему страшно. Мол, очень меня боится.
   Неужели я прикончил полудурка?..
   Я привалился спиной к стене лабаза, перевел дух. Огляделся и понял, что забрел в тупик. Дорогу мне преграждал штабель необработанных бревен высотою локтей в десять. Нужно было вернуться к развилке, попробовать другую дорожку. Отдохнуть бы для начала пару минут…
   Урчали двигатели мирохода, скрипели тросы подъемных кранов, громыхало мое сердце. Потом я расслышал отдаленное пение: где-то за лабазами, среди причальных башен, несколько сотен глоток тянули минорную мелодию.
   Что ж, стоит пойти на пение. На космодроме я найду тех, кто сможет рассказать о мироходах и газовой среде. Или просто подскажет, где найти навигаторов и пилотов. Я – космонавт, они – тоже космонавты, уверен, мы найдем общий язык. Ничего другого не придумать, поэтому будем работать с тем, что имеется.
   Скрипнул щебень, взлетели над плоскими крышами странные, похожие на взлохмаченные парики птахи.
   Кто-то крался за мной. Кто-то преследовал, стараясь не выдавать себя лишним шумом. Тем не менее я спохватился вовремя.
   Покой нам только снится…
   Оттолкнулся от стены, подбежал к бревнам. Заставил старика-рабовладельца подпрыгнуть, ухватиться за край штабеля и поработать чуть-чуть мышцами. Старик-рабовладелец, оказывается, только и ждал, когда ему дадут возможность вспомнить молодость и размять кости. Без особых усилий я закинул свое массивное тело наверх.
   С другой стороны была улочка, которая выходила на бетонное поле. Над бетонкой колыхалось жаркое марево, искажая силуэты бипланов, стоящих в отдалении.
   Зашелестел щебень, в тупик вбежал мой преследователь. Я, вместо того чтобы спрыгнуть со штабеля и дать деру, задержался на бревнах. Врага надо знать в лицо…
   Отогнул предохранитель, приготовился стрелять… но в следующий миг вернул скобу на место.
   За мной гнался Бакхи. Его худосочная грудь ходила ходуном, он был весь в поту, даже набедренная повязка напиталась влагой, хоть снимай и выжимай. Длинные волосы свалялись в неприятные, липкие на вид сосульки.
   Первым делом Бакхи подбежал к стене, возле которой я переводил дух. Обнюхал ее, затем опустил нос к земле, несколько раз с шумом втянул воздух. И лишь после поглядел на штабель бревен.
   Я заметил, что к правому предплечью старика примотан ремнем маленький арбалет. Его тетива была натянута, на ложе поблескивал заряд. Бакхи-Бакхи, а еще верный слуга…
   Сидеть на бревнах и дальше смысла не было. Я скатился вниз, побежал по щебню, дорывая чулки, к концу улицы.
   – Стой, кем бы ты ни был! – заорал Бакхи из тупика. – Стой, глупец! Ты всех нас погубишь!
   Ну конечно. Я остановлюсь, а он в меня – из арбалета. Иглой или стрелой, чем там у него было заряжено? Не разглядел толком…
   На пустынную бетонку я выруливать не стал, зачем облегчать Бакхи погоню? Побежал вдоль, лавируя между оставленных машин. От них пахло мазутом и соляркой, у меня не было времени знакомиться с конструкцией каждой, но аналогии я находил на ходу. Вот – топливозаправщик, вот – буксир, вот – погрузчик.
   Тут же я начал натыкаться на людей. На меня удивленно взирали чумазые рабы и служащие в желтой униформе: коротких штанах и куртках нараспашку. Купцы проворно отступали, рефлекторно хватаясь за кошельки, прикрепленные к поясам халатов или панталон. Никто не посмел заступить мне дорогу, и немного погодя я понял почему. Я ведь бежал, не выпуская из рук пистолет. Наверное, обо мне сразу сообщили кому следует, вот только никто не рискнул задержать вооруженного здоровяка с глазами загнанной в угол крысы. Так получилось, что я опережал на несколько драгоценных минут всех, кто в тот момент охотился за моей головой.
   Один складской двор, затем второй. Не сразу удается найти проход в строе разновеликих контейнеров. Гудят тали, неспешно разворачиваются подъемные краны, чихают дизельные двигатели автопогрузчиков…
   Я решил, что Бакхи теперь не скоро меня нагонит, и перешел на шаг. Сунул пистолет за пояс, прикрыл сверху сорочкой. Пригладил растрепанные волосы. Мне казалось, что я уже не так сильно привлекаю к себе внимание.
   Я прошел перед раскрытыми воротами эллинга – колоссальной пещеры из гофрированного металла. Внутри, окруженный строительными лесами, лежал мироход. На лесах и внизу, у гондол, возились похожие на желтых муравьев люди. В обшивке мирохода застрял – ну кто бы мог подумать? – астероид величиной с грузовик. Двое дельцов в роскошных халатах и чалмах вели беседу с высокопоставленным асуром. Все трое перебрасывали костяшки счет (у каждого имелись свои) и посмеивались. Из обрывка разговора я понял, что доход от продажи астероида несколько раз покроет затраты, связанные с ремонтом и простоем мирохода. Редкоземельные металлы ценятся повсюду!
   Снова склады и технические постройки. Снова удивление, а затем – испуг в чужих глазах. Идет Шакаджи в окровавленной одежде, как будто никогда не умирал, как будто ничто под Взором не в силах остановить этого огневолосого демона, будь он трижды проклят, душегуб и старый греховодник!
   Тамтамы ведут бешеный ритм. Звучит заунывное, монотонное пение, четыре сотни ног поднимают цементную пыль. Двести или около того туземцев подтягивают очередной мироход к причальной башне. Инерция толкает воздушную махину с оболочкой тигровой окраски на лабазы, двигатели мотогондол работают на реверсе, туземцы упираются босыми ногами в бетон, стискивая канаты, сброшенные с мирохода. Из одежды – лишь бусы и ремни. На миг мне становится дурно, а Шакаджи весело – он уже видел такую картину, причем не раз. Дело в том, что у дикарей отрезаны губы, а зубы – заострены. На лицах цвета темной бронзы всегда звериный оскал. Зачем? Наверное, чтоб вводить в ужас недругов. Ну и заодно – пришельцев из других миров.
   Неподалеку стоит, опираясь на копье, мальчик-туземец. На плечах – шкура какого-то зверя, но, несмотря на меха, несмотря на жару, мальчика сильно знобит. Страшная рана на лице еще не успела зажить и сочится лимфой. На Шакаджи он глядит без страха, только мутны от боли и слез глаза, и в ответ на любые вопросы юный охотник лишь стучит изуродованными напильником зубами.
   Но вот туземцам удается перебороть инерцию, мироход деликатно трется оболочкой о причальную башню, наверху звучат довольные возгласы. Через секунду или две мироход надежно стыкуется, винты мотогондол замирают. Даже с земли слышно, как грохочут каблуки пассажиров по многочисленным палубам. Человеческий поток начинает перетекать из брюха космического дирижабля внутрь башни.
   …Я оказался возле задней стены павильона – брата-близнеца того, в котором сегодня устроил первую заварушку на Целлионе. Естественно, тут же обнаружились несколько входов-выходов для техперсонала. И через некоторое время под Взор вывалила компания в черных сюртуках и тюрбанах, возглавляемая полунагим посвященным. К асурам присоединилась группка портовых служащих. Минут десять они разговаривали, то и дело поглядывая на мироход. Служащие обращались к асурам с очевидным почтением.
   Что ж, кастовое расслоение общества – налицо. Не по душе мне такие правила игры, но что поделаешь, если уже вляпался?
   К асурам подкатил автокар, за которым волочились пять деревянных вагончиков без крыш. Кабриолет по-целлионски на тарахтящем дизеле. Водитель автокара вышел и раскланялся, асуры стали занимать вагончики, рассаживаясь на установленные внутри скамьи. Я понял, что сейчас эту компанию увезут в гостиницу, и мне снова придется битый час ждать, пока выпадет очередной шанс пообщаться с водителями мироходов.
   Я выбрался из-за контейнера с мусором, за которым прятался до последнего момента, побежал к «паровозику».
   – Почтенные асуры! Позвольте поговорить с вами! – прокричал я на ходу, стараясь, чтобы в моем голосе прозвучала и положенная учтивость, и, одновременно, фирменная властность Сандро Урии. Проклятый дизель грохотал так, что асурам не довелось оценить ни того, ни другого. Они оглянулись; в их глазах, наверное, я выглядел немолодым босоногим психом в покрытой подозрительными бурыми пятнами одежде.
   Старший из портовых служащих ругнулся на непонятном мне наречии. Может, конечно, не ругнулся. Может, сказал: «Добро пожаловать!», только очень-очень недовольным тоном. В следующий миг, пока его молодые коллеги хлопали ушами, он метнулся наперерез. Бросился мне под ноги, намереваясь повалить на бетон. У меня с реакцией было все в порядке, поэтому я просто перепрыгнул служащего и врезался всей массой в последний вагончик, да так, что тот пошел юзом.
   Пренебрежительность асуров сменилась гневом. Посвященный наставил на меня свой третий глаз, собираясь вырубить при помощи гипноза. Я же зачастил, стараясь перекричать дизель:
   – Позвольте с вами поговорить! Я разбираюсь в воздухоплавании, я могу быть полезен! Я могу рассказать о таком воздухоплавании…
   На меня навалились портовые служки. Да, всей толпой. Притиснули к деревянному борту, заломили руки. Я стоял беспомощный, дурак дураком, ощущая, как в пузо давит рукоять оставшегося за поясом пистолета.
   – Выслушайте же, – твердил я, ощущая ненависть к себе, к ним, к этому Глазу и всем мирам, что вращаются вокруг него. Мне бы только спокойное местечко, мне бы только толковых объяснений, мне бы только уцепиться за что-нибудь… А пока я падал со свистом в ушах, проносясь сквозь события и время, абсолютно чужой в чужом мире под змеиным Взором. – Есть миры, в которых неведомо о газово… о дыхании Брахмы. Я могу рассказать о них.
   Один из асуров кинул мне в лицо косточкой от персика. Второй поморщился и указал пальцем на ухо, мол, все равно не слышно, можешь не стараться. Трое других поспешно отвернулись, не желая наблюдать неприятное зрелище – расправу надо мной.
   Я хотел сказать посвященному о реактивных двигателях, о гироскопах, аэродинамике и электронных системах. Но слова застревали в горле, они были слишком тягучими, многосложными, почти непроизносимыми на здешнем языке.
   Он, наверное, что-то понял. Поднял руку, звеня нанизанными на жилистое запястье браслетами, щелкнул пальцами. Служки крякнули, приподняли меня и перекинули через борт, как мешок с песком. Так я был удостоен аудиенции. И снова мой взгляд оказался прикованным к татуированному лбу посвященного. Несомненно, на желтокожем челе был изображен тот самый Глаз, который зрит во все стороны и на всех поплевывает с высокой колокольни.
   Асур, запустивший косточкой, поспешил пересесть в другой вагончик. Я же примостился на скамью напротив посвященного.
   – Ты смотришь на меня? – спросил тот, точь-в-точь как его собрат с мирохода, доставившего меня на Целлион.
   – Да, посвященный, – безвольно булькнул я.
   – Трогай! – рука с браслетами снова поднялась. Водитель автокара только этого и ждал. Заскрежетала трансмиссия, «паровозик» погнал по бетонке мимо шеренги безгубых аборигенов.
   – Открой мне свой разум!
   Вытатуированный глаз подмигнул. Его змеиный зрачок, его мутная склера ожили и засияли, затмевая дневной свет. Шеренга аборигенов стала темным и расплывчатым частоколом, ровная бетонка обернулась черной бездной. Был лишь свет Глаза и тьма мира, а бесстрастный голос настойчиво требовал от меня откровений:
   – Открой мне свой разум…
   Я почему-то начал рассказ с книжки о Стаффе – первом астролетчике Мира, которую мне подарил в детстве ее автор, как выяснилось в дальнейшем – довольно известный писатель, эксперт в области истории и теории космонавтики. Наша семья познакомилась с ним на одном из Южных пляжей в бархатный сезон. Мой отец был авиаинженером и мастером спорта по планеризму, так что с писателем он спорил со знанием дела. Поедая арбузы и внимая их диспутам, я все больше проникался идеей когда-нибудь оказаться в числе первопроходцев солнечной системы…
   – …и в тех мирах смерть находит человека много раз.
   На этой фразе я окончательно пришел в себя.
   По-моему, посвященный успел наговорить всякого. Вот только записалось все куда-то на подкорку, просто так не вспомнишь.
   Дизельный «паровозик» стоял возле распахнутых ворот, у КПП слонялись два бородатых солдата в форме бежевого цвета, белых чалмах и сандалиях. Солдаты отгоняли мух от бород, лениво поглядывая в сторону «паровозика». За воротами виднелось поле растрескавшейся, спеченной земли, а за ним – размытые жаркой дымкой очертания городских построек.
   – Асуры могут… мне помочь? – спросил я, едва елозя одеревеневшим языком. – Мне нужно разобраться, как я здесь оказался…
   – Чужак ли ты или сумасшедший ахавит, на тебе нет знака, а значит, нам не по пути… – мне показалось, что в бесцветном голосе посвященного позвучала нотка сожаления. – Асуры не примут тебя и не помогут. Каждый из тех, кто живет в мирах Зрака, верит в переселение душ. Но душа твоя пришла из тьмы. А во тьме нет ничего и никого, кроме хаоса и демонов.
   – Какие демоны?.. – я сжал кулаки. – Вы ведь – водители мироходов. Вы – высшая каста! Как вы можете оставаться такими зашоренными?
   – Есть одно существо, которое поможет тебе разобраться с тем, кто ты есть, – сказал посвященный. – Это – король браминов, имя которому – Исчадие.
   Я насупился. Я им о космосе, о ракетах, а они мне – о браминах и демонах из хаоса.
   – Где я могу отыскать этого человека? – поинтересовался на всякий случай.
   – Исчадие – не человек, – ответил посвященный, открывая мне дверцу. – Все дороги на Целлионе ведут к королю браминов. Становись на любую и иди вперед.
   – Кто мне может рассказать о Глазе и о мирах Колеса? – спросил я, уже не особенно надеясь услышать что-то толковое.
   – Отыщи в городе Даорака, он – знаток сфер, живет за проспектом Узорчатых Башен, – посвященный захлопнул дверцу, поднял руку, тряхнул браслетами. – Но вначале реши для себя: быть может, оставаться Шакаджи не так уж и плохо?
   Водитель выжал педаль газа. Дизель, словно рассерженный спрут, вычихнул черное облако, «паровозик» рванул с места в карьер.
   – Как называется город? – выкрикнул я вслед этой нелепой конструкции.
   – Джавдат, дорогой, – прозвучало за спиной.
   Я обернулся. На меня глазели, меланхолически пожевывая жвачку и отмахиваясь от мух, солдаты.
   – Ну, спасибо, – ответил, не понимая еще, как следует себя вести. – Пройти дадите?
   В случае чего – у меня ведь пистолет за поясом. Только не хотелось бы снова за него хвататься, я ведь не Сандро Урия какой-нибудь, я – цивилизованный человек…
   – Почему не дадим? Конечно, дадим! – искренне, как мне показалось, удивились солдаты. – Только куда ты, брат, собрался – босой и с раной в боку? Сцапают шакахи на полдороге, не дойдешь до города.
   – Не стоит беспокоиться, братцы, – ответил я в тон, – дойду как-нибудь.
   – Не-е-е, дорогой, – протянул один из бойцов, – я сейчас тебе дам свой старый халат и сандалии. Вот наденешь это все, брат, тогда и пойдешь себе, куда глаза глядят.
   – Да какой халат… – отмахнулся я.
   – Снимай сорочку, – приказал второй, – сейчас поправим тебе бок, а то вся жизнь в песок вытечет, Глаз зрит!
   Ну что тут поделаешь!
   – Снимай-снимай, – поддержал товарища первый, – пушку положи на землю, заберешь потом, не нужна нам она. Свои – ха-ха! – надоели.
   Меня все еще не покидало ощущение, что это – обман, но один из бородачей уже сбегал на КПП и принес оттуда полосатый халат, сандалии и сумку. Второй же вынул бинт, широкий обрезок ткани, пузырек с бесцветной жидкостью.
   Вот уж правда: не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Хрен разберешься в местной культуре-мультуре. Я положил пистолет на землю, стянул заскорузлую от засохшей крови и грязи рубаху. Прозрачная жидкость в пузырьке оказалась спиртом, бок ожгло, но на сердце полегчало.
   Не обманывают, пожалели.
   На рану наложили тугую повязку, накинули на плечи халат, намотали ткань на голову – получился тюрбан. Я заметил, что на запястьях у солдат одинаковые татуировки – скрещенные молнии. Кастовый знак, скорее всего.
   – Носи на здоровье, – сказал хозяин халата и сандалий. – Не гляди, что не новое. Зато чистое: обе жены халат стирали со щелочью.
   – Спасибо, братцы, – все еще обескуражено пробормотал я. – Ну, я пойду?
   – Иди-иди, – ответили мне, – жены-дети есть?
   Есть, конечно. Жена – Псица, сын – Паршивый Сорванец. Ждут дома.
   – Привет им передавай! Скажи, кшатры Нагиз и Тактай добра пожелали!
   Я еще раз поблагодарил, спрятал пистолет под халатом, вышел за ворота. Вот что значит ездить в одном вагончике с асурами. Честь тебе и почет со всех сторон.

Глава 4

   До города было миль пять. По иссушенной Глазом земле шагалось легко, как по асфальту. Впереди клубилось жаркое марево, плечи и спину припекало.
   Неожиданно подумалось: а я ведь не ел с тех пор, как разлепил веки на мироходе! Полагаю, солидные отложения на боках любезно приютившего меня господина Урии не дадут скончаться от голода. Ух, я выжму из этой ходячей горы все соки, заставлю заново обрасти мускулами. Слава Глазу, тут хороший задел по массе.
   Из марева вынырнули искаженные фигурки всадников. Кто-то ехал мне навстречу со стороны города. Я остановился, чтобы смахнуть пот с лица, затем опять зашагал вперед. Естественно, на душе стало тревожно. Поле-то – огромно, а эти едут в мою сторону.
   По мере приближения всадников дурные предчувствия крепчали.
   «Шакахи! – думал я. – Вот они какие: шакахи!»
   Всадники носили шлемы в виде шакальих голов. Такие себе люди-псы в стеганых доспехах, вооруженные ружьями и ятаганами. Восседали они на высоких тонконогих животных, лишь отдаленно похожих на лошадей. Скорее – на короткошеих жирафов с пятнистыми шкурами и рожками на головах. Шакахи объехали меня с двух сторон, затем прошлись по кругу, опустив песьи носы. Чего им было нужно, я понятия не имел; на грабителей эти люди не походили. Следом за всадниками ступали два мохнатых ящера, запряженные в телегу. На телегу была водружена клетка, в которой сидели три чумазых оборванца. На груди у одного из них висела деревянная табличка с полустертым словом «ахави…».