Она проделала обратный путь, который дался ей значительно легче (может быть, потому, что спускаться всегда легче, а может, тетя постепенно освоилась с новым телом). Выйдя во двор, она внимательно оценила расположение открытого окна и дерева, стоящего неподалеку. Рысь или пума преодолели бы это расстояние легко и непринужденно. Даже если бы она превратилась в кошку, у нее были бы шансы. Но в качестве жабы… Окно было достаточно высоко, а ей очень хотелось дожить до того момента, когда она снова сможет сказать мужу парочку слов.
   Ее живая активная натура не могла вынести бездеятельности. Хорошо, в комнату проникнуть не удастся, и разбудить дядю, пока он не выспится, не получится. Можно было бы обратиться за помощью, но к кому? Тетя не многим своим знакомым хотела бы показаться в таком виде. Оставалось ждать. Но ждать, ничего не делая, тетя была не способна.
   Другая светлая мысль немедленно пришла ей в голову – нужно написать сообщение дяде, чтобы, проснувшись, он сразу понял, что случилось, и незамедлительно все исправил. Вы, конечно, слыхали выражение – «пишет, как курица лапой». Курица обладает каллиграфическим почерком по сравнению с жабой. После того, как, с трудом найденный, карандаш выпадал из лапок и не держался во рту (посмотрел бы я на вас, когда, держа ручку в зубах, вы попытались бы черкнуть пару строк своей знакомой), тетя отказалась от этой затеи. Но потом ее взгляд упал на полки. Там стояли и перец, и соль, и мука, и не убранная в погреб сметана. Тетушка поняла, что это ее шанс, надо только выбрать подходящий материал для рисования. Перец отпадал сразу. Рассыпать соль – к несчастью, и хотя было сомнительно, что в ближайшее время с ней может произойти большее несчастье, рисковать ей как-то не хотелось. Оставались сметана и мука. Сначала тетя подумала, что сметаной рисовать удобнее, она даже представила, как окунет лапки в прохладную сметану…
   Но затем она вспомнила о котах. Они с дядей очень любили животных, и бездомные коты часто заходили к ним «подкрепиться». Она была твердо уверена, что питомцы узнают ее даже в этом обличье и вреда ей не причинят, но объяснить им то, что сметана, размазанная на полу, для них не предназначена – на это ее педагогического таланта, особенно в нынешних условиях, могло и не хватить.
   Оставалась мука. Она в высоком прыжке свалила банку на пол и, обмакивая лапки в муку, принялась серией прыжков вырисовывать предложение. Она понимала, что на длинную поэму, которая уже почти сложилось в ее голове, ни времени, ни сил не хватит. Поэтому нужна была простая фраза, которая бы все объясняла. Перебрав ряд выражений и решив, что в этот раз можно обойтись без экивоков и жеманства (чем, кстати, тетя почти никогда и не страдала), она остановилась на простой и понятной фразе: «Я ЖАБА!»
   Единственную трудность представляла буква Ж, которая, стоит чуть неправильно прыгнуть или просыпать с лапок муку, сразу превращалась в бесформенную кляксу или бабочку, резко ухудшая понимание смысла всего предложения.
   Наконец, композиция на полу приобрела очертания, устроившие своим эстетичным видом тетушку, и она, умиротворенно сложив лапки, с чувством выполненного долга села рядом с дверью, надеясь немножко отдохнуть.
   Но не тут-то было. Сюжет во сне дяди совершил новый оборот, и действие перенеслось на болото. Вслед за действием на болото стремительно перенеслась и сама тетушка, заключенная в неудобную и эстетически несовершенную форму жабы.
   Дядя, имевший возможность спокойно выспаться без того, чтобы быть разбуженным всякими методами, распространение которых давно пора запретить в цивилизованном обществе, проснулся только через два дня.
   Сначала он спокойно воспринял отсутствие тетушки, но вскоре голод взял свое и дядя пошел ее искать, с целью поинтересоваться, а что у них сегодня на завтрак. Войдя на кухню, увидев учиненный разгром и загадочную надпись, дяде потребовалось совсем не много времени, чтобы понять, что к чему. Во-первых, он припомнил свой сон, а во-вторых, мужчина, когда голоден, способен на чудеса храбрости и сообразительности, лишь бы найти женщину, которая может приготовить ему поесть.
   Не задумываясь ни на секунду, он ринулся к болоту (по счастью, в округе оно было только одно). Но, добравшись туда, он впал в понятную растерянность. Вам никогда не казалось, что все жабы на одно лицо, не говоря уже о всяких лягушках?
   К этому моменту тетя пребывала в глубокой меланхолии и, сидя на кувшинке, ловила мух. Появление дяди не нарушило ее душевное равновесие.
   Дядя не долго пребывал в замешательстве – он все-таки был настоящий маг и ученый, а ученым свойственны изящные решения очевидных проблем. Он решил применить метод последовательного перебора, превращая лягушек в людей до тех пор, пока одна из них не превратится в родную и любимую тетушку.
   Потом, рассказывая эту историю, тетя признавалась, что больше всего ее возмутило не то, что дядя превратил ее в жабу. И даже не то, что он сначала превращал лягушек в прекрасных девушек, а уже затем их целовал, хотя «по науке» надо бы наоборот (дядя, разумеется, оправдывался рассеянностью, тоже свойственной настоящим ученым). Нет, больше всего ее возмутило то, что дядя в глубине души сразу не почувствовал, какая из жаб является его ненаглядной супругой.
   Это стерпеть было нельзя, и тетя жаждала мщения. Дядюшка, чье выражение лица сменилось от блаженной, почти экзальтированной радости от мысли, что мелкое недоразумение уладилось и сейчас его будут кормить, до недоуменной обиды, мол, чем я заслужил такое отношение к себе после того, что я для тебя сделал, уже хотел раскрыть рот, но не успел. Тетушка, кипя благородным гневом, превратила его в соляной столб. Затем, немного подумав, она последовательно превращала его… в сломанную бочку, трухлявое бревно, тупоголового тролля, поляну из лопухов, огородное пугало и вылинявший матрас, пока наконец не подошла к оптимальному, на ее взгляд, варианту – барной стойке.
   Затем, еще немного поразмыслив, она произнесла дополнительное заклинание. В тот же день во всех кабаках, тавернах, трактирах и других заведениях, где хотя бы раз в год могли продавать спиртные напитки, появились новенькие барные стойки, отделанные темным лаком и пахнущие стружкой, лесом и чистотой.
   Разумеется, таковыми они оставались недолго. Хрупкая душа дядюшки страдала всякий раз, если на стойку проливали пиво или царапали ее неловким движением, не говоря уже о том, когда со всего размаху небрежно швыряли кружку на лакированную поверхность. Будучи разделенным на десятки и сотни частей, дядя ежедневно был вынужден смотреть на все мерзости пьянства, даже не имея возможности принять в них участие.
   Кто знает, может быть, восприятие множества событий одновременно так повлияло на дядю или то, во что превратились стойки от повседневного общения с клиентами, а может быть, он просто увидел, как делаются всевозможные коктейли и разбавляются его любимые напитки, но когда через месяц тетушка остыла и вернула дядю в прежнее состояние, он уже был другим человеком. Он стал принципиальным трезвенником, и от одной мысли о возможной выпивке его начинало мутить. Конечно, спать и видеть сны он не перестал, но теперь его фантазии были тихие и спокойные (а тихие и спокойные фантазии почему-то оживают значительно реже, чем буйные и опасные).
   Тетушка была довольна, а жители городка – просто счастливы, они не уставали повторять «святая женщина» и ежедневно упоминали ее в своих молитвах.
   Жизнь городка вернулась в привычную колею.

ГЛАВА 6,
в которой профессора спорят настолько горячо и увлеченно, что почти забывают о предмете спора, умудряясь в итоге все же найти решение, устраивающее практически каждого

   Для объективного решения любого спорного вопроса необходимо выслушивать все заинтересованные стороны.
Козел отпущения

 
ПРЕНИЯ СОВЕТА
 
   – Таким образом, – сказал Эмрал своим слушателям, – мы ясно можем видеть, что недостатки есть у самых замечательных колдунов и волшебников, что не мешает им оставаться известными и почитаемыми магами.
   Половина его слушателей давно дремала, уткнувшись носом в различные магические предметы, типа посоха или книги, другая же, та, которая слышала все эти байки в первый (максимум во второй или третий) раз, бодро хихикала. И те и другие напрочь забыли, зачем же они здесь собрались, чего, собственно, Эмрал и добивался.
   – Поэтому я считаю, – закончил он свое продолжительное выступление, – что юношу надо принять в Школу.
   Поднял голову еще один волшебник – Ээлк (он происходил из племени, где имя родившемуся младенцу давали по первому слову, которое тот произнесет, поэтому большой длиной и разнообразием они не отличались). Все это время он, согнув ноги и скрючившись в замысловатой позе, витал в воздухе примерно на уровне полутора-двух метров от пола. Легкие порывы ветра из окна иногда относили его в сторону, но недалеко, и он вновь возвращался в исходную точку, слегка покачиваясь в воздухе, как воздушный шар.
   – Я считаю, что мальчика надо принять. Он имеет хорошие рекомендации и отлично прошел все тесты. У него хорошая память, трудолюбие и, самое главное, очевидное желание стать магом. Это уже очень немало. В конце концов, всегда есть выпускной экзамен, и если ему не удастся его выдержать, то он хоть сможет остаться в Школе в качестве ассистента преподавателя. По крайней мере, все знают, что Школа плохих магов не выпускает.
   Габил недовольно сморщился и обвел взглядом Совет. Неужели никто не видит, что крысенышу нет места в стенах почтенного заведения, которое заканчивал и сам Габил, и его отец, и отец его отца, вплоть до одного из основателей самой Школы.
   Со своего места поднялся Вертуум, настоящий гигант, с такими широкими плечами, что показалось, когда он встал, будто в комнате сразу стало тесно и темно. Вертуум был не злым, но сравнительно тупым или, точнее, недостаточно гибким. (Конечно, и злость, и тупость измеряются по меркам магов, среднему человеку Вертуум вряд ли показался бы несообразительным, и уж, по крайней мере, он не рискнул бы ему об этом сообщить.)
   Речь его была замедленна, и каждое слово гулко отдавалось в комнате.
   – Помните моего брата? – спросил он. – Он еще всегда заикался, когда волновался. И вот, когда он, еще совсем молодой маг, приехал в город, в котором хотел поселиться, там стояла страшная жара. Была засуха, страдали и люди, и животные, урожай погибал. Узнав, что к ним приехал чародей, с отличием окончивший Школу Магов, жители попросили его наслать дождь. Эта просьба была его первым реальным заданием, он, разумеется, хотел сделать как лучше и очень волновался. Он произносил заклинание дождя и начал заикаться. Обычно брат мог справиться с волнением, но в этот раз людские эмоции и выкрики мешали сосредоточиться и успокоиться. Что случилось в результате – вы все помните. Страшное наводнение, которое чуть не смыло целый город и полностью уничтожило запасы продовольствия за несколько лет.
   – Ты преувеличиваешь, – возразила Ильгендия, женщина необъятных размеров и несокрушимого обаяния. – Во-первых, если мне не изменяет память, твой брат почти сразу помог восстановить город и даже оставался там еще в течение трех лет, помогая своими заклинаниями людям. Он лечил их, давал им еду и защищал от врагов. А во-вторых, это простительные ошибки молодости, которые в той или иной степени совершал каждый из нас. Важно уметь вовремя их исправить.
   Профессора оживились: начиналась перепалка – их любимое развлечение, стихия, в которой они чувствовали себя как рыбы в воде. Многие даже старались подходить как раз к началу дискуссии, ведь новички заведомо не могли сказать ничего интересного, так что и слушать их было незачем, а вот обсудить их выступление было увлекательнейшим занятием.
   – Молодой человек, а голос у вас звучный? – хрипло просипел маг с безумно горящими глазами цвета бешеного огурца. Над его теорией, гласившей, что чем громче произносишь заклинание, тем сильнее будет эффект, втихомолку посмеивалась половина понимающих магов, что только подстегивало его в бесконечных и бесплодных попытках доказать свою правоту. Неожиданно поняв, что даже громовой глас абитуриенту не пойдет впрок, так как произнести заклинание правильно тот все равно не сумеет, волшебник разом потерял к нему всяческий интерес и вновь уткнулся приплюснутым носом в спинку стула.
   – Да вы посмотрите, как он выглядит, – не выдержал холеный красавец с точеным профилем. Он подкрепил свою мысль изящным взмахом безвольно болтающихся рук, будто балаганный шут или уличный попрошайка. – Что люди подумают о магах, случайно столкнувшись с таким экземпляром?
   – Он поседеет раньше, чем сумеет стать магом! – гневно выкрикнул Габил.
   – Против благородной седины возражений не имею, хорошо, давайте примем.
   Габил, совершенно не предполагавший подобной реакции на свою фразу, от огорчения поперхнулся и закашлялся.
   Поднялся тщедушный, благообразный старичок, чей дребезжащий голос каким-то загадочным образом заставлял дрожать стекла на окнах. Пучки волос с его ушей свисали грустными кисточками.
   – И все-таки меня смущают его молодость и неопытность. Вот если бы он мог продемонстрировать нам парочку заклинаний.
   – Да откуда ему их знать, если строжайше запрещено преподавать магию вне стен Школы?
   – Он мог бы подойти и посоветоваться со мной, а я бы подсказал ему книжки, какие стоит почитать, научил бы уму-разуму.
   – Многоуважаемый Хабрим бис Зеер, но как бы он попал на территорию Школы, она хорошо охраняется, а вы уже много лет не выходите наружу?
   – Это меня не касается, хочет учиться – нашел бы способ попасть вовнутрь и посоветоваться со старшими товарищами, способными поделиться своей мудростью и опытом. Я не могу сказать, что я против его принятия в Школу, но не нравится мне его неопытность, не нравится.
   С этого момента перебранка распалась на множество замечаний, каждый говорил сам по себе и слушал только себя. Отдельные фразы, долетавшие до Урчи, иногда и вовсе не имели отношения к предмету дискуссии:
   – Замел он следы корабля своего на воде, и скрылось это быстроходное судно в закатном мире, и доставило в срок султану приворотное зелье.
   – А помнишь того ведьмака, которого поджарили на костре? Оказалось – Фениксово отродье, и он только сильнее стал.
   – Не верю я этим ведунам. Вещуют, вещают, а с чего, почему – непонятно. То ли дело авгуры.
   – Да что тут голосовать! – подал голос еще один волшебник, Куртал. На голове его был остроконечный колпак, который заканчивался маленьким домиком. По обе стороны домика стояли два гнома, поочередно снимавшие свои шапочки в приветственном жесте. – Ээлк правильно сказал. Примем его и посмотрим, как он себя покажет. Способности у парня есть, выгнать мы его всегда успеем, да и вреда вовне он все равно нанести не сумеет, а уж внутри мы как-нибудь с ним справимся.

Часть II
ОБУЧЕНИЕ

ГЛАВА 7,
где от обилия новой информации начинает кружиться голова

   Что вы мне говорите, я здесь каждый день хожу.
Моисей

 
ЗНАКОМСТВО СО ШКОЛОЙ
 
   Первое слово, приходившее на ум при посещении Школы, было «бардак». Причем не просто бардак, а будто необозримый, но спланированный хаос. Хотя начиналось все вполне благопристойно. Переступив порог самого здания (его вид, кстати сказать, сильно менялся в зависимости от времени суток, погоды и настроения учителей), посетитель попадал в просторный и чистый холл, где вежливые и приветливые люди были готовы ответить на любой его вопрос. Ищет ли он заклинания белой или черной магии, желает вылечить чирей или научиться воспламенять усилием воли дрова в камине или просто интересуется волшебными безделушками и сувенирами, здесь ему всегда готовы были помочь.
   Разумеется, в Школе никогда не учили посторонних людей магии (это запрещено и строго наказывается), но всегда рекомендовали способ достичь желаемого. Если человеку уж очень хотелось удивить своих гостей возможностями левитации, ему могли посоветовать волшебную лавочку, где продаются ковры, способные поднимать своего хозяина в воздух на высоту не более метра. Если он не мог справиться со своей лошадью и подозревал, что она одержима злым духом, ему всегда могли порекомендовать хорошего «колдуна» (а по совместительству ветеринара или объездчика лошадей). Каждый получал то, что ему хотелось, поэтому слава о Школе шла исключительно добрая.
   И только в самом дальнем углу светлого холла пряталась маленькая дверь с табличкой «Служебные помещения», под которой располагалось не менее грозное предупреждение «Посторонним вход строго воспрещен». Далее, значительно мельче, была сделана еще одна надпись, которая почему-то бросалась в глаза и запоминалась значительно сильнее, чем все запреты: «Нарушитель будет превращен…» Больше всего, конечно, пугала неопределенность. В кого или во что будет превращен дерзкий нахал, осмелившийся вторгнуться без приглашения, интересовало очень сильно, но ровно настолько, чтобы подговорить войти туда кого угодно, но не рисковать самому.
   В свою очередь, все студенты и учителя Школы, если им случалось выйти из здания (что бывало не так уж и часто), направлялись именно к этой двери.
   Когда Урчи впервые вошел в нее, он увидел длинный коридор, по бокам украшенный какими-то незнакомыми рисунками и сюжетами с участием невиданных животных и странных предметов. Стены казались слегка размытыми и мерцали в дымке.
   По мере того как Урчи двигался по коридору, ему казалось, что у него в области груди или желудка начал играть большой симфонический оркестр, причем особая роль отводилась духовым инструментам, барабанам и литаврам. По мере продвижения в глубь коридора оркестр играл все слаженнее, а в гармонию звуков вплетались звучания бубна и цимбалы.
   Коридор заканчивался маленьким порожком, о который все входящие спотыкались с таким постоянством, что впору было говорить о его заколдованности. Не избежав общей участи и еле устояв на ногах, Урчи попал в само пространство Школы, поднял глаза и остолбенел.
   Чтобы описать зрелище, представшее его глазам, потребуется немалое воображение. Вообразите себе одновременно базар и зверинец. Теперь вообразите, что продавцы и их лавки бегают от покупателей, покупатели пытаются их догнать, а вокруг, гарцуя, ползая, шагая, летая и плавая, перемещаются всевозможные животные, растения и предметы самых разных форм, размеров и расцветок. Весь этот танец движения и красок сопровождает соответствующий праздник звуков и запахов, ввергающий не подготовленного к предъявленному богатству наблюдателя в гипнотический транс.
   Продолжая описывать картину, заметим, что движение происходило не только на полу или, в крайнем случае, в воздухе, что еще было бы объяснимо, но использовались еще стены и потолок, а также пролегающие в пространстве изгибающиеся дорожки. Идущий по ним периодически то оказывался вниз головой, а то и совсем пропадал из виду. К тому же иногда можно было видеть, как человек, окруженный уже знакомой маревой дымкой, продолжал разговор с одним, слегка повернув голову, а его рука уже здоровалась с другим своим знакомым, высовываясь из этой дымки примерно за 30 – 40 шагов от туловища.
   Самое обидное было то, что при взгляде на эту картину полным идиотом, похоже, себя ощущает только вновь прибывший, все же остальные прекрасно знают, что они делают, и великолепно ориентируются в окружающей обстановке.
   Урчи, обладавший живым умом и устойчивой психикой, не был особенно поражен открывшимся зрелищем, он придал лицу выражение уверенного достоинства (это лучше проделывать, прикрыв рот) и подобрал выпавший из рук баул с вещами.
   Неожиданно буквально перед носом Урчи появилась маленькая фея, размером чуть больше кисти его руки. Она висела прямо перед его лицом, одетая в пышное розовое платье, в одной руке она держала веер, а в другой – волшебную палочку.
   – Ты Урчи. Новый студент, – пробурчала она. – Следуй по фиолетовой дорожке с голубой каймой. Она приведет в общежитие. Положишь вещи и ступай на лекции.
   Урчи понял, что его спасительница в этом недружелюбном мире была чем-то расстроена, огорчена или даже раздосадована, и решил выправить положение.
   – Как зовут тебя, добрая фея? – мило поинтересовался он. Напомним, что способ произносить слова был у него весьма специфический, поэтому слушателю требовалось обладать недюжинной интуицией, чтобы догадаться о смысле любой фразы, произнесенной Урчи. Чтобы читателю каждый раз не эксплуатировать свой дар понимания и предвидения, здесь и далее мы будем писать правильный вариант и только в особых случаях приводить фразу героя нашего повествования без изменений.
   Как ни странно, вопрос вызвал явное недовольство и даже агрессию со стороны феи. Впрочем, причина недовольства была скоро разъяснена.
   – Я не фея, я эльф !!! – буквально завопила она (или уже он?).
   Теперь Урчи разглядел, что покрасневшее и злое лицо маленького существа он вряд ли бы принял за лицо прелестной феи. Говоря по правде, на эльфа оно тоже было мало похоже – уж скорее миниатюрный гоблин с дурным характером, к тому же находящийся в скверном расположении духа.
   – Прошу прошения, ни в коей мере не хотел вас обидеть, меня ввело в заблуждение платье.
   – Проклятый чокнутый Стинмалет! – (Вообще-то эльфы не выносят ругани, но это случай исключительный.) – Это он придумал во времена основания школы, что гид, приветствующий вновь прибывших школяров, должен носить профессиональную униформу. А поскольку в те времена гидами вызывались поработать только феи, то и униформа была рассчитана на них. А каково теперь приличному эльфу носить этот наряд со всеми рюшечками и оборочками? А что по этому поводу говорят гномы, тоже работающие вместе со мной, я и повторить-то толком не смогу. Однако вслух возмущаюсь только я один, никто не хочет помочь и поддержать!
   – Но не преувеличиваешь ли ты, ведь не бывает ситуации, когда всех все устраивает, и только одному тебе ничего не нравится, вызывает раздражение и недовольство?
   – Как это не бывает?! А представь, к примеру, что несколько человек делят деньги и твою долю отнимают и распределяют между всеми остальными. Как думаешь, кроме тебя кто-нибудь будет возражать?
   Выговорившись, эльф пришел более-менее в себя, и уже не выглядел как мрачный разгневанный тушканчик в кукольном платьице.
   – Скажи, – спросил Урчи, – а почему вы не переоденетесь в свой привычный наряд, или какое-то специальное магическое заклинание мешает это сделать?
   – Эх, юноша, как ты все-таки молод. Запомни, что ни в коем случае нельзя менять законы, даже если они и не очень соответствуют сегодняшнему дню. Иначе каждый следующий правитель будет придумывать законы под себя, отменяя свершения всех своих предшественников. Поэтому необходимо думать до принятия закона и соблюдать – после.
   – Правильно ли я тебя понял, что вы все вынуждены носить специальный наряд – розовое платье и волшебную палочку?
   – Точно так, и не забудь еще веер.
   – У меня появилась идея. Она, конечно, может не сработать…
   – Говори, говори! – мгновенно закричал эльф. – Хуже, чем сейчас, я и представить не могу.
   Урчи, как раз, в состоянии был представить варианты и похуже, но он предпочел не развивать свою мысль.
   – А что, если, не меняя одеяния, вы попробуете его дополнить? Скажем, зеленый плащ поверх платья, лук и колчан со стрелами за спиной, остроконечная шапочка, сапоги или ботфорты – я однажды видел такие у лесника, – борода или усы. Не знаю, на кого вы будете похожи, но только не на фею.
   – Мысль насчет бороды и усов мне не нравится – терпеть не могу эти излишества, но в целом идея хороша. Это может действительно получиться! По крайней мере, она совсем не противоречит закону, а это главное. Спасибо тебе, и давай знакомиться. Тебя, я уже знаю, зовут Урчи, а я Аэлт. Ты знаешь, наверно, что нас чаще всего называют эльфами или альвами. Иногда зовут «фейри», но к этому наименованию относится очень много различных существ, в том числе и наши дальние родственники – гномы (гмуры). Именно поэтому в эльфийских именах так часто можно встретить буквы «а» и «э» (первые буквы названий, если ты не понял), а иногда, как у меня, например, и обе сразу.