Страница:
Минаков Василий Иванович
Гневное небо Тавриды
Минаков Василий Иванович
Гневное небо Тавриды
Аннотация издательства: Документальная повесть и очерки о действиях морской авиации в боях за освобождение Крыма, о подвигах отважных воздушных бойцов-черноморцев, многие из которых, как и сам автор - в то время командир звена бомбардировщиков-торпедоносцев, - удостоились высшего признания Родины звания Героя Советского Союза. Для массового читателя.
Содержание
СО СТОРОНЫ СОЛНЦА. Крымская тетрадь
Первый шаг
Над Эльтигеном - Литвинчук с товарищами
Тихая работа
От Бориса Громова
Летучие минеры
Победы и утраты
С рассвета до рассвета
В боевом содружестве
Комбинированный, одновременный
Первый, второй...
На нашем счету "Тейя"
У пилотов морских...
Крым свободен!
ГВАРДЕЙСКИЙ ХАРАКТЕР. К портретам друзей
Пятый боевой...
Командир "счастливой девятки"
Стрелок-радист Андрей Засула
Штурман Василий Галухин
Пятнадцать вылетов Дмитрия Старикова
"Мы - рязанские!"
Снайперский экипаж
Комэск Николай Николаев
Награжденный посмертно
К строкам летной книжки
И еще один друг
Полет в бессмертие
И СНОВА ВЕСНА... Эпилог
СО СТОРОНЫ СОЛНЦА. Крымская тетрадь
Первый шаг
Дощатый, с облупленной довоенной побелкой барак, служивший нам попеременке то клубом, то классом, то временным штабом для разработки очередного удара, напоминал в этот вечер до отказа забитый вагон-теплушку. На уплотненных рядах скамеек, на приставленных к ним табуретах и чурбаках плечо к плечу стиснулись летчики и штурманы. Стрелки-радисты и воздушные стрелки по привычке расположились в "заднем отсеке" - на составленных в два этажа столах. Экипажи, прибывшие с аэродрома последними, - прямо на полу, привалившись к стене, протянув под скамейки натруженные в кабинах ноги. Эти парились в летном - в регланах и яловых сапогах, с планшетами и шлемофонами на коленях. Туго надышанный воздух с гарью от крупнокалиберных гильз - штабных "катюш" - едва не грозил взрывом. В разборе полетов участвовал сам комдив. По обычаю это означало одно из двух. Или полковник доволен работой полка и почитает своим непременным долгом лично поблагодарить отличившихся, или весьма недоволен, что также предпочитает выразить в устной форме. Пока готовится в штабе приказ.
И то и другое им делалось с блеском, запоминалось надолго, передавалось из уст в уста. Как, впрочем, и все, что ему доводилось делать в авиации: имя Героя Советского Союза Николая Александровича Токарева было известно каждому из присутствующих еще с незабвенных курсантских времен.
К настоящему случаю, однако, ни один из двух вариантов не подходил. Экипажи высотных и низких торпедоносцев, как это явствовало из обстоятельного доклада начштаба и сдержанных выводов командира полка, действовали в сегодняшнем бою грамотно, атаковали продуманно и смело, в результате чего уничтожили вражеский транспорт и нанесли повреждения охранявшим его кораблям. Но это гвардейцам давно уже было не внове. Учинять же разнос оснований и вовсе не находилось.
Полковник взял слово последним. Коротко высказав несколько замечаний по тактике проведенного боя, пытливо вгляделся в тонущие во тьме ряды.
- Попробуем, однако, взглянуть пошире, - бережно передвинул одну из взрывоопасных "катюш", так чтобы свет ее падал на карту. - Предпринятое в конце прошлого месяца - сентября сорок третьего года - наступление войск Южного, ныне 4-го Украинского, фронта на сильно укрепленную оборонительную линию противника по реке Молочная встретило ожесточенное сопротивление и было приостановлено во избежание лишних потерь. До 9 октября длилась оперативная пауза: наши войска перегруппировывались и пополнялись всем необходимым для новой попытки прорыва "Восточного вала". Гитлеровское командование, со своей стороны, стремясь любой ценой удержать этот важный рубеж - опору южного фланга всего Восточного фронта, - спешно организовало переброску сюда значительных подкреплений. За три недели в район Мелитополя было передислоцировано - в основном из Крыма - до восьми свежих дивизий противника...
Плавно текущая в русле военных приказов речь вызвала поначалу у слушателей лишь любование. Но оно вскоре сменилось недоумением: с чего это вздумалось комдиву отбивать хлеб у замполита? Южный фронт в стороне, его поддерживает 8-я воздушная армия...
Полковник сделал паузу. Неторопливо достал из кармана вчетверо сложенный безукоризненной белизны платок, щурясь на жаркий огонь коптилок, провел по сухому, без капельки пота, лбу.
- До восьми, повторил. - За неполные три недели.
Дальнейший ход операции, надеюсь, известен. Возобновив наступление и вновь натолкнувшись на сильное сопротивление, командование фронта предприняло смелый маневр. Искусно перегруппировав войска в ходе сражения, перенесло основные усилия на вспомогательное направление, где наметился наибольший успех. В результате оборона врага на участке южней Мелитополя была окончательно сломлена, и под угрозой потери коммуникаций он начал общее отступление. Стремительно развивая успех в степных просторах Северной Таврии... Комдив вновь оторвался от карты, пощурился в настоявшуюся тьму.
- Северной Таврии, - повторил. - Собственно же Таврией, или Тавридой, в древности именовался... Старший лейтенант Киценко, какое значение для противника имеет Крым?
В замершем, как по коварному уговору, бараке раздался ничем не прикрытый всхрап, стук контактов упавшего шлемофона.
- Стратегическое! - бухнул порядком осипший, но неожиданно бодрый бас.
Полковник помедлил, как бы обдумывая ответ. В напрягшейся тишине было слышно потрескивание соли в заправленных авиационным бензином "катюшах".
- Во! - поднял вверх палец. - Опыт! Поставив себя на место противника, Киценко представил, что тот спит и видит...
Хлипкие стены барака потряс богатырский хохот. Затем новый взрыв: кто-то из задремавших в заднем отсеке стрелков загремел с перепугу с "балкона" в "партер".
- Виноват, товарищ полковник, - словно сквозь бурю пробился голос обескураженного Киценко. Лицо комдива вновь стало серьезным.
- Садись, Иван Иванович, садись, дорогой! Уж если кому извиняться... Хорош командир, одно слово - отец! Мало, что не дает отдохнуть после многочасового полета... Не обижайся, пожалуйста, пришлось за твой счет встряхнуть хлопцев. А то от моей академии...
Вот он, Токарев! А? Не отец? Какая уж тут обида. Ивана сейчас хоть обратно к румынскому берегу посылай. Да что его - любого!
- И правильно - стратегическое! И политическое! Сосредоточив в Крыму почти двухсоттысячную армию,
фашистская Германия оказывает давление на Турцию, удерживает в своем блоке Румынию и Болгарию. Центральное положение Крыма на черноморском театре военных действий позволяет противнику осуществлять быстрые маневры живой силой и техникой. С выходом войск 4-го Украинского фронта к низовьям Днепра и Крымскому перешейку вся эта группировка будет захлопнута, как в мышеловке. В этих условиях решающее значение для врага приобретут морские коммуникации...
Головы летчиков больше не опускались. В самом деле, ну разве стал бы комдив их задерживать попусту? Что-то тут было, сверх всех этих слов...
Это мы узнали буквально через несколько часов.
В ночь на 1 ноября 1943 года части 318-й Новороссийской стрелковой дивизии и батальон морской пехоты, погрузившись на катера и вспомогательные суда, совершили дерзкий бросок через штормовой Керченский пролив и высадились на крымский берег в районе рыбачьего поселка Эльтиген...
Наутро наш прифронтовой Геленджикский аэродром напоминал растревоженный улей. В небо один за другим взмывали истребители 11-го гвардейского, тяжело взбирались наши нагруженные "линкоры", над горизонтом выстраивались в боевые четверки и шестерки бронированные "утюги" соседей - штурмовиков...
Метеообстановка не благоприятствовала полетам: низкая облачность, резкий, порывистый ветер с дождем. Однако бывалые черноморские асы давно привыкли к капризам осенней погоды в здешних местах. А главное, понимали: помочь десантникам кроме них некому...
А десант зацепился. Своими глазами видели, кто летал. Отбил себе клочок берега, окопался, сумел организовать огонь...
Появились и первые слухи. Рассказывали о слепящих лучах, о сплошь засверкавшем навстречу береге, о какой-то "сестричке", отчаянно бросившейся впереди всех: "За мной, братишки!.."
Постепенно все прояснялось.
...Отчалившие от Таманского полуострова вереницы мелких суденышек катеров, сейнеров, мотоботов, до отказа забитых людьми, вооружением, боеприпасами, - отважно устремились в штормовой, бурлящий пролив. Их заливало волнами, кидало друг на дружку и на не видные в кромешной тьме мины. Многие потонули. Но большая часть дошла. И - сколько раз приходилось на фронте дивиться правдивости самых, казалось, невероятных слухов - были и резанувшие по глазам лучи мощных прожекторов, и засверкавший сотнями орудийных и пулеметных вспышек - до самого неба, казалось, - берег... Но только чуть после, время врагом было упущено. Пехотинцы и моряки уже бросались с палуб в ледяные прибойные волны, плыли, брели, выбирались на отмель, не успев отдышаться, бежали наверх, врывались в окопы, разили фашистов огнем в упор, штыками, прикладами, кулаками...
Была и "сестричка" - санинструктор батальона моряков главстаршина Галя Петрова, - был и призыв:
"Пошли, братишки!" Галина первой бросилась со своего катера в воду, первой выбралась на берег, взяла на себя командование группой бойцов. За этот подвиг отважная девушка была представлена к званию Героя Советского Союза...
Затем начались контратаки. По пятнадцать, по двадцать раз в день до зубов вооруженные гитлеровцы бросались на занятый храбрецами клочок земли - пять километров по фронту, два в глубину, - пытаясь во что бы то ни стало сбросить их в море...
Десант устоял.
А в ночь на 3 ноября был высажен и второй - основной - десант 56-й армии, у поселка Маяк, северо-восточнее Керчи...
Первый шаг в Крым был сделан.
Над Эльтигеном - Литвинчук с товарищами
2 ноября. Второй день боев за плацдарм у Эльтигена. И метеообстановка на круглую двойку - низкая облачность, резкий, порывистый ветер с дождем...
Да, но люди-то ведь летают! Вот это всего и досаднее... Тьфу! Летают, конечно, а как не летать. Ведь кроме авиации, помочь десантникам некому: до противоположного берега тридцать километров, а вражеские катера и быстроходные баржи наглухо блокируют подходы, артиллерия прицельно простреливает...
Вот что досадней всего - прицельно. И всех досаднее это нам. Из всех оставшихся по эту сторону Керченского пролива. Прицельно простреливают, гады, и прилагают все силы, чтобы сбросить десантников в море, вводят все новые и новые резервы, а силы ребят иссякают, а мы...
Мы сидим. Сидим и лежим, и встаем, и ходим, что вообще-то для нас все равно. Полное отупение, до этих вот двоек, до злости на тех, кто летает, а мы...
Мы - это экипаж морского бомбардировщика Ил-4, и нас четыре, а наш бортовой номер - пять. С рассвета вчерашнего дня загораем в готовности к взлету. Под фюзеляжем пара УХАП-500 - приборчики по полтонны. В них, в свернутом виде, двухкилометровая занавесь, что должна сейчас висеть у Эльтигена, прикрывая подход наших катеров с подкреплением, от цейсовских окуляров, направленных на пролив поверх узкой полоски суши, занятой десантниками.
Дней десять назад мы прошли специальную подготовку. Не зная, конечно, еще для чего. Но уже это одно говорит об ответственности задачи. Как и то, о чем вслух поминать не пристало, - что выбрали именно наш экипаж. После летних потерь мы в полку "старички", ветераны.
Дело освоили хорошо. Да и не хитрое, в общем-то, дело. Одна и забота, считай, - высота. Не оставить "подзор" между дымзавесой и водой, не размазать нижний край полосы, что дает возможность вражеским наблюдателям просматривать пролив с прибрежных высот.
Об остальном думать не приходилось. Ясно, что самолет-дымзавесчик движущаяся мишень. И с берега, и с воды по нему без помех будут бить "эрликоны", орудия всех калибров и назначений, пулеметные установки всех комбинаций и всех систем. А ты - как на тросе. Маневр исключен. Кому нужен путаный серпантин над морем?
Ждали сигнала. Больше с неба, чем с вышки дежурного: пустить дымок на ветер толку и вовсе мало.
Сначала сидя. На парашютах, на свернутых самолетных чехлах, то и дело оборачиваясь в сторону сигнальной вышки. Затем полулежа, раскинув чехлы и стащив парашютные лямки, спинами привалившись друг к другу, прикрывшись воротниками от ненавистных налетов ветра. Потом вовсе улегшись, глядя то в небо, то на крыло нашей виды видавшей "пятерки", считая заплаты и вспоминая историю каждой - где, чем пробило, когда, почему...
Шторм не стихал, сигнала не поступало.
Ожидание изматывает хуже, чем сам полет. Сколько раз мысленно прохожу в гуще черных разрывов, вдоль ощетинившегося сотнями трасс берега, над поворачивающимися стволами орудий на палубах вражеских катеров, сколько новых пробоин с рваными звездчатыми краями успело привидеться на изученном до последней заклепки крыле. Вот она вспучилась, плоскость, у основания, поплыла чуть заметно назад, между ней и обшивкой фюзеляжа возникла зубчатая щель, пошла раздвигаться, как лезвия ножниц...
Сел, покрутил головой, встряхнулся.
- Вздремнули, командир? - Саша Жуковец, воздушный стрелок. В покрасневших от ветра глазах беспокойство. - Хотел вас спросить насчет этих... топмачтовиков. Вчера тут один из тридцать шестого. Говорит, капониры для них уже строют...
Золото парень. Молчать в таких случаях - гроб. На что ни смотри, о чем ни вспоминай - о "мессерах" над Дунаем или о первом свидании над Кумой, - все это поверху, скользом пойдет, а в душе-то одна все веселенькая картинка.
- С торпедной атакой и то, говорят, не сравнить!
- Кто говорит? - уточняет ревниво стрелок-радист Коля Панов, начисто игнорируя в таком деле возможность подначки. - Тот, кто с торпедами не летал?
О топмачтовом бомбометании слухи в дивизии ходят давно, но достоверно известно не многое. Новый способ атаки плавсредств, никем еще не виданный. На Черном море, по крайней мере.
- А ты сам представь! Воображение-то имеешь? Это на сколько сблизиться надо, чтобы бомба в корабль рикошетом... А высота? Чтобы скользнула и не зарылась?
В самом деле невероятное что-то. Ближе четырехсот мы с торпедой не подходили, а и то возвращались все в дырках.
- А выход? Чтобы мачты у фрица не повредить. И ястребкам не снилось!
- Ну, ястребкам-то, положим... Или про "цирк" позабыл?
Жуковец сделал вид, что и вовсе не слышал. Намек ясен- очередь подключаться мне. Одним из главных "циркачей" был мой друг Борис Литвинчук.
- В самом начале войны, учти, было!
- Да, это учесть нелишне...
Штурман Коля Прилуцкий. Не говорун. Зато, как всегда, в точку. В том-то и дело, что в самом начале. Немцы хозяева были в небе. Но ведь теперь-то - мы? Или и не такой уж отчаянный трюк это топмачтовое, или...
- Двести тысяч в Крыму. Фюрер прикажет стоять до последнего. И нам нет расчета их выпускать. С суши навесить замочек на Крым - это, конечно, дело. Но если с моря всех дыр не заткнуть...
- Стратегия, штурман! - я Жуковцу мигаю. Долго на ней, мол, не просидишь.
- Правда, лучше про "цирк", командир! Ведь вы же с Литвинчуком...
Все четверо в сговоре. Против кого? Глупый вопрос. Против фрица, конечно. Против шторма проклятого, что не дает от земли оторваться, помочь ребятам...
- Вон он, Литвинчук!
Даже я вздрогнул. Хоть видел Бориса не далее как вчера.
Над аэродромом красивой параболой взмыли два ястребка - как связанные паутинкой. Не нужен и штурманский глаз Прилуцкого - эту-то пару по почерку не узнать! Борис и его верный "щит" Жора Колонтаенко. Вместе летают с тех памятных... Незапамятных? Сколько прошло с тех пор времени? Сколько его должно было. пройти, чтобы действительность стала легендой?
Именно, что в начале... Да нет же, нет! В том-то и дело, что до войны еще! Как это раньше-то в голову не пришло? Значит, кто-то предвидел... Инженер Вахмистров, например, что разработал технику этого немыслимого трюка...
В конце сорокового сформировали специальную эскадрилью, командиром назначили капитана Шубикова, героя боев в Испании. Первыми освоили необычайный полет лейтенанты Борис Литвинчук и Евграф Рыжов, обучили товарищей.
И тут - война. С первых часов - жесточайшие схватки. Неравенство в силах приходилось восполнять нечеловеческим напряжением, беззаветной отвагой. Взлетали по пять раз на дню. Победы, потери. Об эксперименте и думать забыли...
И вдруг - приказ. Четырем самолетам эскадрильи Шубикова нанести удар по нефтеперегонному заводу и нефтехранилищам в военно-морской базе Констанца.
"Ишачкам" - на Констанцу? Им, на нее. Запасная цель - корабли в гавани. Ведущим группы истребителей И-16 назначается комэск капитан Шубиков, его заместителем - лейтенант Литвинчук.
И вот два огромных ТБ-3 выруливают на взлетную полосу. На каждом в движении шесть винтов: четыре своих, два - "пассажиров". Подвешенные под плоскостями летучего авианосца "ишачки" питаются горючим из его объемистых баков. Собственный запас - на выполнение задания и обратный путь на ближайший аэродром.
На летном поле весь полк. Все взоры -- на стартовую площадку. Сигнал! Первая из двухэтажных громоздких сцепок взревывает шестью моторами, набирает разбег...
"Странное чувство! - вспоминал Борис. - Будто в детстве на карусели. Я всегда "самолет" выбирал, очередь пропускал, если видел, что кто-то его уже занял..."
Странное и само дело. Задание - на бомбардировку? Ну так вот же бомбардировщик, еще и какой! Взял бы сам бомбы и полетел, разбомбил.
Брали, летали... Но их там и ждали. Задолго до цели встречали заградогнем, атаками истребителей. Тихоходные, маломаневренные ТБ, выйдя за радиус действия своих ястребков, становились для "мессеров" легкой добычей...
"Мы с Шубиковым летели на подвеске у Серафима Гаврилова - летчик что надо, еще до войны нас катал. Под вторым ТБ-3, Николая Огнева, тоже опытного "возницы", - "ишачки" Филимонова и Самарцева. Мы с Арсением видим друг друга, объясняемся знаками. Над морем опробовали пулеметы - работают "на большой". Опять делать нечего, только следить за режимом моторов да друг за другом, чтоб не заснуть. Хорошенькое было бы дело! Но вот и береговая черта. "Внимание!" вспыхивает сигнальная лампочка над козырьком. "Есть, внимание!" - тем же способом отвечаю Гаврилову. "Срыв!" - сигнал на щитке под плоскостью бомбардировщика. Киваю Шубикову, рывком поворачиваю ручку отцепки заднего замка. Чувствую: самолет обрел одну свободную ось. Ручку управления от себя полная отцепка, истребитель плавно скользит носом вниз. Все, свободен! Спасибо Сергеичу, отличную придумал системку..."
Сергеич - упомянутый выше конструктор Вахмистров, тезка и довоенный знакомый Литвинчука, не раз бывал в их эскадрилье.
Как и ожидалось, противник принял их за своих: откуда здесь взяться советским истребителям? Шубиков и Литвинчук точно спикировали на нефтебазу, Филимонов с Самарцевым - на порт. Только когда внизу заполыхали разрывы сброшенных ими фугасных бомб, вражеские зенитки открыли беспорядочный огонь. Поздно! Юркие ястребки, выйдя из почти отвесного пике, на малой высоте проскочили к морю.
С ближайшего аэродрома взмыла пара "мессеров". Но тут-то уж Шубиков с Литвинчуком были в своей стихии. После каскада умопомрачительных маневров устремились в лобовую. Ошеломленные гитлеровцы в панике отвернули...
Затем вся четверка соединилась и благополучно долетела до промежуточного аэродрома под Одессой. Пока самолеты заправляли горючим, возбужденные летчики обменивались впечатлениями. "Задали фрицам задачку!" - подвел итог Арсений Шубиков.
Начало было положено. И хоть "задачку" немцы вскоре разгадали, бороться с истребителями-бомбардировщиками у себя в глубоком тылу им надо было еще научиться.
В следующий раз полетели шестеркой, ночью. На рассвете накрыли корабли в порту. Отбомбившись, вступили в неравный бой с "мессерами". В Одессу первыми прилетели Шубиков и Литвинчук. Минут через десять сели еще двое. А Серафима Кузьмина и Дмитрия Скрынника не дождались. Поклялись за них отомстить...
Случай для этого вскоре представился: эскадрилья получила задание разрушить Черноводский мост на Дунае. Важнейший, стратегический, можно сказать, объект. Бомбардировщики не раз ходили на него, но отлично прикрытая узкая цель оставалась неуязвимой. С большой высоты, горизонтальным бомбометанием, поразить ее было практически невозможно.
Решили лететь вчетвером: Шубиков, Литвинчук, Филимонов, Каспаров. Тщательно подготовились: изучили по снимкам конструкцию моста, подходы к нему, расположение средств обороны. Вылетели глубокой ночью. Каждый из истребителей нес две двухсотпятидесятикилограммовые авиабомбы (самостоятельно с таким грузом излететь "ишачку" - нечего было и думать) и дополнительный бензобак: отцепляться от авианосцев решили задолго до подхода к цели.
Однако внезапно появиться у моста не удалось: противовоздушная оборона противника находилась в постоянной боеготовности. Шквалы огня взметнулись навстречу тяжело нагруженным ястребкам. Орудия, "эрликоны", пулеметы ощетинились огнем с обоих берегов Дуная, с островов, со специальных люлек, подвешенных к фермам моста, даже с вершин этих ферм, находящихся на семидесятипятиметровой высоте...
Тем не менее прорвались. Вошли в пике. Лента моста стремительно полетела навстречу. Четыреста метров. Бомбы несутся вниз...
Есть! В центральный пролет! Гигантская стальная ферма переламывается, как шея жирафа, утыкается во вспененную воду. Из перебитого нефтепровода под настилом хлещет горящая нефть, вниз по течению на воде - сплошное бушующее пламя...
Все четыре машины целы. Скользнув над плавнями, уходят в сторону Одессы. Посадка, осмотр матчасти. Самолеты имеют пробоины, но до Крыма дотянут. Заправились, уселись в кабины. И тут на аэродром поступило сообщение: на одесский порт идет группа вражеских бомбардировщиков. Взлетели с местными истребителями. После короткого боя "мессеры" были отогнаны, "юнкерсы", оставшись без прикрытия, беспорядочно побросали бомбы в море.
Опять посадка, заправка. И наконец-то - домой! Там их ждало начальство. Командующий военно-воздушными силами флота поздравил с успешным выполнением ответственной задачи, обещал представить к наградам. Вскоре комэску Шубикову был вручен орден Ленина, Литвинчуку, Филимонову и Каспарову - Красного Знамени.
Спустя два дня налет на Черноводский мост повторили. Шестерка И-16, отцепившись от трех ТБ-3, вновь сумела пробиться к цели и снайперски положить бомбы...
Слава об отважных маленьких пикировщиках вышла за пределы флота. По просьбе армейского командования два доставленных авианосцем "ишачка" - Бориса Литвинчука и Павла Данилина - под прикрытием двадцати шести истребителей нанесли удар по мосту через Днепр. Несмотря на плотный заградогонь и беспрерывные атаки "мессершмиттов", задача была выполнена блестяще.
Затем той же паре было поручено атаковать тяжелую артиллерийскую батарею, сильно досаждавшую нашим поискам, обороняющим Перекоп. На прикрытие вылетел сам комэск. В районе цели их встретила группа "мессеров". Арсений с ходу связал фашистов боем, но силы были слишком неравны. В жестокой схватке Арсений Васильевич Шубиков погиб как герой...
Сколько с тех пор прошло времени? И по какому счету? Что успел перечувствовать, передумать, накопить в памяти, в сердце - по счету души? Или по счету жизни - насколько стал опытнее, мудрей, что обрел, чем нужнее стал людям? А по отсчету войны, потерь?
Арсений погиб, прикрывая его, Бориса. Борис его заменил. Трудно заменить хорошего командира, еще трудней - любимого всеми человека. Борису это удалось. Потому, наверно, что он сам больше всех любил Шубикова. Эскадрилья славится на весь флот, командир в ней не только командир, но и лучший боец, первый по числу сбитых вражеских самолетов. В любой "карусели", где "мессеров" больше, сражается Литвинчук. Каждый ведущий бомбардировщиков, торпедоносцев, идя на задание, просит: "Дайте Литвинчука!" Пока группу сопровождает Борис со своими ребятами, за "воздух" можно не волноваться...
...Поползла вправо стрелка указателя скорости. Литвинчук оглянулся, больше для порядка: от Жорика и захочешь, не убежишь. Шли междугорьем, то и дело приподнимаясь над гривами устоявшегося в ущельях тумана. Спускались до бреющего, осматривались, взмывали вновь.
- В Крыму, может, погодка получше, а, Жора? Чем на Кавказе у нас?
- Шикарно живем, командир! Летаем себе с курорта да на курорт...
- Не очень поддавайся курортному настроению, Жор". А то фрицы такую тебе процедурку назначат...
Пересекли пролив, вышли в район Эльтигена. Над плацдармом - разорванная облачность. Сквозь мутную смесь из тумана и дыма просвечивают вспышки орудийных выстрелов, багрово-черные костры...
Избрали высоту - круговая видимость. Ждать долго не пришлось.
- Жора, засек? Считай!
Из-за горизонта поплыли черные точки. Один ряд, второй...
- "Юнкерсы", командир! Позади - "мессеры"! Бомбардировщики шли тремя группами, по девятке в каждой. "Мессершмитты" вились чуть сзади и выше.
- Атакуем первую! - принял решение Литвинчук, вызвав с земли подкрепление.
Неожиданный удар ошеломил противника. Несколько метких очередей, и пикировщики Ю-87 начали в панике освобождаться от бомб. "Мессеры" прозевали не только атаку, но и стремительный выход из нее дерзкой пары советских истребителей.
Гневное небо Тавриды
Аннотация издательства: Документальная повесть и очерки о действиях морской авиации в боях за освобождение Крыма, о подвигах отважных воздушных бойцов-черноморцев, многие из которых, как и сам автор - в то время командир звена бомбардировщиков-торпедоносцев, - удостоились высшего признания Родины звания Героя Советского Союза. Для массового читателя.
Содержание
СО СТОРОНЫ СОЛНЦА. Крымская тетрадь
Первый шаг
Над Эльтигеном - Литвинчук с товарищами
Тихая работа
От Бориса Громова
Летучие минеры
Победы и утраты
С рассвета до рассвета
В боевом содружестве
Комбинированный, одновременный
Первый, второй...
На нашем счету "Тейя"
У пилотов морских...
Крым свободен!
ГВАРДЕЙСКИЙ ХАРАКТЕР. К портретам друзей
Пятый боевой...
Командир "счастливой девятки"
Стрелок-радист Андрей Засула
Штурман Василий Галухин
Пятнадцать вылетов Дмитрия Старикова
"Мы - рязанские!"
Снайперский экипаж
Комэск Николай Николаев
Награжденный посмертно
К строкам летной книжки
И еще один друг
Полет в бессмертие
И СНОВА ВЕСНА... Эпилог
СО СТОРОНЫ СОЛНЦА. Крымская тетрадь
Первый шаг
Дощатый, с облупленной довоенной побелкой барак, служивший нам попеременке то клубом, то классом, то временным штабом для разработки очередного удара, напоминал в этот вечер до отказа забитый вагон-теплушку. На уплотненных рядах скамеек, на приставленных к ним табуретах и чурбаках плечо к плечу стиснулись летчики и штурманы. Стрелки-радисты и воздушные стрелки по привычке расположились в "заднем отсеке" - на составленных в два этажа столах. Экипажи, прибывшие с аэродрома последними, - прямо на полу, привалившись к стене, протянув под скамейки натруженные в кабинах ноги. Эти парились в летном - в регланах и яловых сапогах, с планшетами и шлемофонами на коленях. Туго надышанный воздух с гарью от крупнокалиберных гильз - штабных "катюш" - едва не грозил взрывом. В разборе полетов участвовал сам комдив. По обычаю это означало одно из двух. Или полковник доволен работой полка и почитает своим непременным долгом лично поблагодарить отличившихся, или весьма недоволен, что также предпочитает выразить в устной форме. Пока готовится в штабе приказ.
И то и другое им делалось с блеском, запоминалось надолго, передавалось из уст в уста. Как, впрочем, и все, что ему доводилось делать в авиации: имя Героя Советского Союза Николая Александровича Токарева было известно каждому из присутствующих еще с незабвенных курсантских времен.
К настоящему случаю, однако, ни один из двух вариантов не подходил. Экипажи высотных и низких торпедоносцев, как это явствовало из обстоятельного доклада начштаба и сдержанных выводов командира полка, действовали в сегодняшнем бою грамотно, атаковали продуманно и смело, в результате чего уничтожили вражеский транспорт и нанесли повреждения охранявшим его кораблям. Но это гвардейцам давно уже было не внове. Учинять же разнос оснований и вовсе не находилось.
Полковник взял слово последним. Коротко высказав несколько замечаний по тактике проведенного боя, пытливо вгляделся в тонущие во тьме ряды.
- Попробуем, однако, взглянуть пошире, - бережно передвинул одну из взрывоопасных "катюш", так чтобы свет ее падал на карту. - Предпринятое в конце прошлого месяца - сентября сорок третьего года - наступление войск Южного, ныне 4-го Украинского, фронта на сильно укрепленную оборонительную линию противника по реке Молочная встретило ожесточенное сопротивление и было приостановлено во избежание лишних потерь. До 9 октября длилась оперативная пауза: наши войска перегруппировывались и пополнялись всем необходимым для новой попытки прорыва "Восточного вала". Гитлеровское командование, со своей стороны, стремясь любой ценой удержать этот важный рубеж - опору южного фланга всего Восточного фронта, - спешно организовало переброску сюда значительных подкреплений. За три недели в район Мелитополя было передислоцировано - в основном из Крыма - до восьми свежих дивизий противника...
Плавно текущая в русле военных приказов речь вызвала поначалу у слушателей лишь любование. Но оно вскоре сменилось недоумением: с чего это вздумалось комдиву отбивать хлеб у замполита? Южный фронт в стороне, его поддерживает 8-я воздушная армия...
Полковник сделал паузу. Неторопливо достал из кармана вчетверо сложенный безукоризненной белизны платок, щурясь на жаркий огонь коптилок, провел по сухому, без капельки пота, лбу.
- До восьми, повторил. - За неполные три недели.
Дальнейший ход операции, надеюсь, известен. Возобновив наступление и вновь натолкнувшись на сильное сопротивление, командование фронта предприняло смелый маневр. Искусно перегруппировав войска в ходе сражения, перенесло основные усилия на вспомогательное направление, где наметился наибольший успех. В результате оборона врага на участке южней Мелитополя была окончательно сломлена, и под угрозой потери коммуникаций он начал общее отступление. Стремительно развивая успех в степных просторах Северной Таврии... Комдив вновь оторвался от карты, пощурился в настоявшуюся тьму.
- Северной Таврии, - повторил. - Собственно же Таврией, или Тавридой, в древности именовался... Старший лейтенант Киценко, какое значение для противника имеет Крым?
В замершем, как по коварному уговору, бараке раздался ничем не прикрытый всхрап, стук контактов упавшего шлемофона.
- Стратегическое! - бухнул порядком осипший, но неожиданно бодрый бас.
Полковник помедлил, как бы обдумывая ответ. В напрягшейся тишине было слышно потрескивание соли в заправленных авиационным бензином "катюшах".
- Во! - поднял вверх палец. - Опыт! Поставив себя на место противника, Киценко представил, что тот спит и видит...
Хлипкие стены барака потряс богатырский хохот. Затем новый взрыв: кто-то из задремавших в заднем отсеке стрелков загремел с перепугу с "балкона" в "партер".
- Виноват, товарищ полковник, - словно сквозь бурю пробился голос обескураженного Киценко. Лицо комдива вновь стало серьезным.
- Садись, Иван Иванович, садись, дорогой! Уж если кому извиняться... Хорош командир, одно слово - отец! Мало, что не дает отдохнуть после многочасового полета... Не обижайся, пожалуйста, пришлось за твой счет встряхнуть хлопцев. А то от моей академии...
Вот он, Токарев! А? Не отец? Какая уж тут обида. Ивана сейчас хоть обратно к румынскому берегу посылай. Да что его - любого!
- И правильно - стратегическое! И политическое! Сосредоточив в Крыму почти двухсоттысячную армию,
фашистская Германия оказывает давление на Турцию, удерживает в своем блоке Румынию и Болгарию. Центральное положение Крыма на черноморском театре военных действий позволяет противнику осуществлять быстрые маневры живой силой и техникой. С выходом войск 4-го Украинского фронта к низовьям Днепра и Крымскому перешейку вся эта группировка будет захлопнута, как в мышеловке. В этих условиях решающее значение для врага приобретут морские коммуникации...
Головы летчиков больше не опускались. В самом деле, ну разве стал бы комдив их задерживать попусту? Что-то тут было, сверх всех этих слов...
Это мы узнали буквально через несколько часов.
В ночь на 1 ноября 1943 года части 318-й Новороссийской стрелковой дивизии и батальон морской пехоты, погрузившись на катера и вспомогательные суда, совершили дерзкий бросок через штормовой Керченский пролив и высадились на крымский берег в районе рыбачьего поселка Эльтиген...
Наутро наш прифронтовой Геленджикский аэродром напоминал растревоженный улей. В небо один за другим взмывали истребители 11-го гвардейского, тяжело взбирались наши нагруженные "линкоры", над горизонтом выстраивались в боевые четверки и шестерки бронированные "утюги" соседей - штурмовиков...
Метеообстановка не благоприятствовала полетам: низкая облачность, резкий, порывистый ветер с дождем. Однако бывалые черноморские асы давно привыкли к капризам осенней погоды в здешних местах. А главное, понимали: помочь десантникам кроме них некому...
А десант зацепился. Своими глазами видели, кто летал. Отбил себе клочок берега, окопался, сумел организовать огонь...
Появились и первые слухи. Рассказывали о слепящих лучах, о сплошь засверкавшем навстречу береге, о какой-то "сестричке", отчаянно бросившейся впереди всех: "За мной, братишки!.."
Постепенно все прояснялось.
...Отчалившие от Таманского полуострова вереницы мелких суденышек катеров, сейнеров, мотоботов, до отказа забитых людьми, вооружением, боеприпасами, - отважно устремились в штормовой, бурлящий пролив. Их заливало волнами, кидало друг на дружку и на не видные в кромешной тьме мины. Многие потонули. Но большая часть дошла. И - сколько раз приходилось на фронте дивиться правдивости самых, казалось, невероятных слухов - были и резанувшие по глазам лучи мощных прожекторов, и засверкавший сотнями орудийных и пулеметных вспышек - до самого неба, казалось, - берег... Но только чуть после, время врагом было упущено. Пехотинцы и моряки уже бросались с палуб в ледяные прибойные волны, плыли, брели, выбирались на отмель, не успев отдышаться, бежали наверх, врывались в окопы, разили фашистов огнем в упор, штыками, прикладами, кулаками...
Была и "сестричка" - санинструктор батальона моряков главстаршина Галя Петрова, - был и призыв:
"Пошли, братишки!" Галина первой бросилась со своего катера в воду, первой выбралась на берег, взяла на себя командование группой бойцов. За этот подвиг отважная девушка была представлена к званию Героя Советского Союза...
Затем начались контратаки. По пятнадцать, по двадцать раз в день до зубов вооруженные гитлеровцы бросались на занятый храбрецами клочок земли - пять километров по фронту, два в глубину, - пытаясь во что бы то ни стало сбросить их в море...
Десант устоял.
А в ночь на 3 ноября был высажен и второй - основной - десант 56-й армии, у поселка Маяк, северо-восточнее Керчи...
Первый шаг в Крым был сделан.
Над Эльтигеном - Литвинчук с товарищами
2 ноября. Второй день боев за плацдарм у Эльтигена. И метеообстановка на круглую двойку - низкая облачность, резкий, порывистый ветер с дождем...
Да, но люди-то ведь летают! Вот это всего и досаднее... Тьфу! Летают, конечно, а как не летать. Ведь кроме авиации, помочь десантникам некому: до противоположного берега тридцать километров, а вражеские катера и быстроходные баржи наглухо блокируют подходы, артиллерия прицельно простреливает...
Вот что досадней всего - прицельно. И всех досаднее это нам. Из всех оставшихся по эту сторону Керченского пролива. Прицельно простреливают, гады, и прилагают все силы, чтобы сбросить десантников в море, вводят все новые и новые резервы, а силы ребят иссякают, а мы...
Мы сидим. Сидим и лежим, и встаем, и ходим, что вообще-то для нас все равно. Полное отупение, до этих вот двоек, до злости на тех, кто летает, а мы...
Мы - это экипаж морского бомбардировщика Ил-4, и нас четыре, а наш бортовой номер - пять. С рассвета вчерашнего дня загораем в готовности к взлету. Под фюзеляжем пара УХАП-500 - приборчики по полтонны. В них, в свернутом виде, двухкилометровая занавесь, что должна сейчас висеть у Эльтигена, прикрывая подход наших катеров с подкреплением, от цейсовских окуляров, направленных на пролив поверх узкой полоски суши, занятой десантниками.
Дней десять назад мы прошли специальную подготовку. Не зная, конечно, еще для чего. Но уже это одно говорит об ответственности задачи. Как и то, о чем вслух поминать не пристало, - что выбрали именно наш экипаж. После летних потерь мы в полку "старички", ветераны.
Дело освоили хорошо. Да и не хитрое, в общем-то, дело. Одна и забота, считай, - высота. Не оставить "подзор" между дымзавесой и водой, не размазать нижний край полосы, что дает возможность вражеским наблюдателям просматривать пролив с прибрежных высот.
Об остальном думать не приходилось. Ясно, что самолет-дымзавесчик движущаяся мишень. И с берега, и с воды по нему без помех будут бить "эрликоны", орудия всех калибров и назначений, пулеметные установки всех комбинаций и всех систем. А ты - как на тросе. Маневр исключен. Кому нужен путаный серпантин над морем?
Ждали сигнала. Больше с неба, чем с вышки дежурного: пустить дымок на ветер толку и вовсе мало.
Сначала сидя. На парашютах, на свернутых самолетных чехлах, то и дело оборачиваясь в сторону сигнальной вышки. Затем полулежа, раскинув чехлы и стащив парашютные лямки, спинами привалившись друг к другу, прикрывшись воротниками от ненавистных налетов ветра. Потом вовсе улегшись, глядя то в небо, то на крыло нашей виды видавшей "пятерки", считая заплаты и вспоминая историю каждой - где, чем пробило, когда, почему...
Шторм не стихал, сигнала не поступало.
Ожидание изматывает хуже, чем сам полет. Сколько раз мысленно прохожу в гуще черных разрывов, вдоль ощетинившегося сотнями трасс берега, над поворачивающимися стволами орудий на палубах вражеских катеров, сколько новых пробоин с рваными звездчатыми краями успело привидеться на изученном до последней заклепки крыле. Вот она вспучилась, плоскость, у основания, поплыла чуть заметно назад, между ней и обшивкой фюзеляжа возникла зубчатая щель, пошла раздвигаться, как лезвия ножниц...
Сел, покрутил головой, встряхнулся.
- Вздремнули, командир? - Саша Жуковец, воздушный стрелок. В покрасневших от ветра глазах беспокойство. - Хотел вас спросить насчет этих... топмачтовиков. Вчера тут один из тридцать шестого. Говорит, капониры для них уже строют...
Золото парень. Молчать в таких случаях - гроб. На что ни смотри, о чем ни вспоминай - о "мессерах" над Дунаем или о первом свидании над Кумой, - все это поверху, скользом пойдет, а в душе-то одна все веселенькая картинка.
- С торпедной атакой и то, говорят, не сравнить!
- Кто говорит? - уточняет ревниво стрелок-радист Коля Панов, начисто игнорируя в таком деле возможность подначки. - Тот, кто с торпедами не летал?
О топмачтовом бомбометании слухи в дивизии ходят давно, но достоверно известно не многое. Новый способ атаки плавсредств, никем еще не виданный. На Черном море, по крайней мере.
- А ты сам представь! Воображение-то имеешь? Это на сколько сблизиться надо, чтобы бомба в корабль рикошетом... А высота? Чтобы скользнула и не зарылась?
В самом деле невероятное что-то. Ближе четырехсот мы с торпедой не подходили, а и то возвращались все в дырках.
- А выход? Чтобы мачты у фрица не повредить. И ястребкам не снилось!
- Ну, ястребкам-то, положим... Или про "цирк" позабыл?
Жуковец сделал вид, что и вовсе не слышал. Намек ясен- очередь подключаться мне. Одним из главных "циркачей" был мой друг Борис Литвинчук.
- В самом начале войны, учти, было!
- Да, это учесть нелишне...
Штурман Коля Прилуцкий. Не говорун. Зато, как всегда, в точку. В том-то и дело, что в самом начале. Немцы хозяева были в небе. Но ведь теперь-то - мы? Или и не такой уж отчаянный трюк это топмачтовое, или...
- Двести тысяч в Крыму. Фюрер прикажет стоять до последнего. И нам нет расчета их выпускать. С суши навесить замочек на Крым - это, конечно, дело. Но если с моря всех дыр не заткнуть...
- Стратегия, штурман! - я Жуковцу мигаю. Долго на ней, мол, не просидишь.
- Правда, лучше про "цирк", командир! Ведь вы же с Литвинчуком...
Все четверо в сговоре. Против кого? Глупый вопрос. Против фрица, конечно. Против шторма проклятого, что не дает от земли оторваться, помочь ребятам...
- Вон он, Литвинчук!
Даже я вздрогнул. Хоть видел Бориса не далее как вчера.
Над аэродромом красивой параболой взмыли два ястребка - как связанные паутинкой. Не нужен и штурманский глаз Прилуцкого - эту-то пару по почерку не узнать! Борис и его верный "щит" Жора Колонтаенко. Вместе летают с тех памятных... Незапамятных? Сколько прошло с тех пор времени? Сколько его должно было. пройти, чтобы действительность стала легендой?
Именно, что в начале... Да нет же, нет! В том-то и дело, что до войны еще! Как это раньше-то в голову не пришло? Значит, кто-то предвидел... Инженер Вахмистров, например, что разработал технику этого немыслимого трюка...
В конце сорокового сформировали специальную эскадрилью, командиром назначили капитана Шубикова, героя боев в Испании. Первыми освоили необычайный полет лейтенанты Борис Литвинчук и Евграф Рыжов, обучили товарищей.
И тут - война. С первых часов - жесточайшие схватки. Неравенство в силах приходилось восполнять нечеловеческим напряжением, беззаветной отвагой. Взлетали по пять раз на дню. Победы, потери. Об эксперименте и думать забыли...
И вдруг - приказ. Четырем самолетам эскадрильи Шубикова нанести удар по нефтеперегонному заводу и нефтехранилищам в военно-морской базе Констанца.
"Ишачкам" - на Констанцу? Им, на нее. Запасная цель - корабли в гавани. Ведущим группы истребителей И-16 назначается комэск капитан Шубиков, его заместителем - лейтенант Литвинчук.
И вот два огромных ТБ-3 выруливают на взлетную полосу. На каждом в движении шесть винтов: четыре своих, два - "пассажиров". Подвешенные под плоскостями летучего авианосца "ишачки" питаются горючим из его объемистых баков. Собственный запас - на выполнение задания и обратный путь на ближайший аэродром.
На летном поле весь полк. Все взоры -- на стартовую площадку. Сигнал! Первая из двухэтажных громоздких сцепок взревывает шестью моторами, набирает разбег...
"Странное чувство! - вспоминал Борис. - Будто в детстве на карусели. Я всегда "самолет" выбирал, очередь пропускал, если видел, что кто-то его уже занял..."
Странное и само дело. Задание - на бомбардировку? Ну так вот же бомбардировщик, еще и какой! Взял бы сам бомбы и полетел, разбомбил.
Брали, летали... Но их там и ждали. Задолго до цели встречали заградогнем, атаками истребителей. Тихоходные, маломаневренные ТБ, выйдя за радиус действия своих ястребков, становились для "мессеров" легкой добычей...
"Мы с Шубиковым летели на подвеске у Серафима Гаврилова - летчик что надо, еще до войны нас катал. Под вторым ТБ-3, Николая Огнева, тоже опытного "возницы", - "ишачки" Филимонова и Самарцева. Мы с Арсением видим друг друга, объясняемся знаками. Над морем опробовали пулеметы - работают "на большой". Опять делать нечего, только следить за режимом моторов да друг за другом, чтоб не заснуть. Хорошенькое было бы дело! Но вот и береговая черта. "Внимание!" вспыхивает сигнальная лампочка над козырьком. "Есть, внимание!" - тем же способом отвечаю Гаврилову. "Срыв!" - сигнал на щитке под плоскостью бомбардировщика. Киваю Шубикову, рывком поворачиваю ручку отцепки заднего замка. Чувствую: самолет обрел одну свободную ось. Ручку управления от себя полная отцепка, истребитель плавно скользит носом вниз. Все, свободен! Спасибо Сергеичу, отличную придумал системку..."
Сергеич - упомянутый выше конструктор Вахмистров, тезка и довоенный знакомый Литвинчука, не раз бывал в их эскадрилье.
Как и ожидалось, противник принял их за своих: откуда здесь взяться советским истребителям? Шубиков и Литвинчук точно спикировали на нефтебазу, Филимонов с Самарцевым - на порт. Только когда внизу заполыхали разрывы сброшенных ими фугасных бомб, вражеские зенитки открыли беспорядочный огонь. Поздно! Юркие ястребки, выйдя из почти отвесного пике, на малой высоте проскочили к морю.
С ближайшего аэродрома взмыла пара "мессеров". Но тут-то уж Шубиков с Литвинчуком были в своей стихии. После каскада умопомрачительных маневров устремились в лобовую. Ошеломленные гитлеровцы в панике отвернули...
Затем вся четверка соединилась и благополучно долетела до промежуточного аэродрома под Одессой. Пока самолеты заправляли горючим, возбужденные летчики обменивались впечатлениями. "Задали фрицам задачку!" - подвел итог Арсений Шубиков.
Начало было положено. И хоть "задачку" немцы вскоре разгадали, бороться с истребителями-бомбардировщиками у себя в глубоком тылу им надо было еще научиться.
В следующий раз полетели шестеркой, ночью. На рассвете накрыли корабли в порту. Отбомбившись, вступили в неравный бой с "мессерами". В Одессу первыми прилетели Шубиков и Литвинчук. Минут через десять сели еще двое. А Серафима Кузьмина и Дмитрия Скрынника не дождались. Поклялись за них отомстить...
Случай для этого вскоре представился: эскадрилья получила задание разрушить Черноводский мост на Дунае. Важнейший, стратегический, можно сказать, объект. Бомбардировщики не раз ходили на него, но отлично прикрытая узкая цель оставалась неуязвимой. С большой высоты, горизонтальным бомбометанием, поразить ее было практически невозможно.
Решили лететь вчетвером: Шубиков, Литвинчук, Филимонов, Каспаров. Тщательно подготовились: изучили по снимкам конструкцию моста, подходы к нему, расположение средств обороны. Вылетели глубокой ночью. Каждый из истребителей нес две двухсотпятидесятикилограммовые авиабомбы (самостоятельно с таким грузом излететь "ишачку" - нечего было и думать) и дополнительный бензобак: отцепляться от авианосцев решили задолго до подхода к цели.
Однако внезапно появиться у моста не удалось: противовоздушная оборона противника находилась в постоянной боеготовности. Шквалы огня взметнулись навстречу тяжело нагруженным ястребкам. Орудия, "эрликоны", пулеметы ощетинились огнем с обоих берегов Дуная, с островов, со специальных люлек, подвешенных к фермам моста, даже с вершин этих ферм, находящихся на семидесятипятиметровой высоте...
Тем не менее прорвались. Вошли в пике. Лента моста стремительно полетела навстречу. Четыреста метров. Бомбы несутся вниз...
Есть! В центральный пролет! Гигантская стальная ферма переламывается, как шея жирафа, утыкается во вспененную воду. Из перебитого нефтепровода под настилом хлещет горящая нефть, вниз по течению на воде - сплошное бушующее пламя...
Все четыре машины целы. Скользнув над плавнями, уходят в сторону Одессы. Посадка, осмотр матчасти. Самолеты имеют пробоины, но до Крыма дотянут. Заправились, уселись в кабины. И тут на аэродром поступило сообщение: на одесский порт идет группа вражеских бомбардировщиков. Взлетели с местными истребителями. После короткого боя "мессеры" были отогнаны, "юнкерсы", оставшись без прикрытия, беспорядочно побросали бомбы в море.
Опять посадка, заправка. И наконец-то - домой! Там их ждало начальство. Командующий военно-воздушными силами флота поздравил с успешным выполнением ответственной задачи, обещал представить к наградам. Вскоре комэску Шубикову был вручен орден Ленина, Литвинчуку, Филимонову и Каспарову - Красного Знамени.
Спустя два дня налет на Черноводский мост повторили. Шестерка И-16, отцепившись от трех ТБ-3, вновь сумела пробиться к цели и снайперски положить бомбы...
Слава об отважных маленьких пикировщиках вышла за пределы флота. По просьбе армейского командования два доставленных авианосцем "ишачка" - Бориса Литвинчука и Павла Данилина - под прикрытием двадцати шести истребителей нанесли удар по мосту через Днепр. Несмотря на плотный заградогонь и беспрерывные атаки "мессершмиттов", задача была выполнена блестяще.
Затем той же паре было поручено атаковать тяжелую артиллерийскую батарею, сильно досаждавшую нашим поискам, обороняющим Перекоп. На прикрытие вылетел сам комэск. В районе цели их встретила группа "мессеров". Арсений с ходу связал фашистов боем, но силы были слишком неравны. В жестокой схватке Арсений Васильевич Шубиков погиб как герой...
Сколько с тех пор прошло времени? И по какому счету? Что успел перечувствовать, передумать, накопить в памяти, в сердце - по счету души? Или по счету жизни - насколько стал опытнее, мудрей, что обрел, чем нужнее стал людям? А по отсчету войны, потерь?
Арсений погиб, прикрывая его, Бориса. Борис его заменил. Трудно заменить хорошего командира, еще трудней - любимого всеми человека. Борису это удалось. Потому, наверно, что он сам больше всех любил Шубикова. Эскадрилья славится на весь флот, командир в ней не только командир, но и лучший боец, первый по числу сбитых вражеских самолетов. В любой "карусели", где "мессеров" больше, сражается Литвинчук. Каждый ведущий бомбардировщиков, торпедоносцев, идя на задание, просит: "Дайте Литвинчука!" Пока группу сопровождает Борис со своими ребятами, за "воздух" можно не волноваться...
...Поползла вправо стрелка указателя скорости. Литвинчук оглянулся, больше для порядка: от Жорика и захочешь, не убежишь. Шли междугорьем, то и дело приподнимаясь над гривами устоявшегося в ущельях тумана. Спускались до бреющего, осматривались, взмывали вновь.
- В Крыму, может, погодка получше, а, Жора? Чем на Кавказе у нас?
- Шикарно живем, командир! Летаем себе с курорта да на курорт...
- Не очень поддавайся курортному настроению, Жор". А то фрицы такую тебе процедурку назначат...
Пересекли пролив, вышли в район Эльтигена. Над плацдармом - разорванная облачность. Сквозь мутную смесь из тумана и дыма просвечивают вспышки орудийных выстрелов, багрово-черные костры...
Избрали высоту - круговая видимость. Ждать долго не пришлось.
- Жора, засек? Считай!
Из-за горизонта поплыли черные точки. Один ряд, второй...
- "Юнкерсы", командир! Позади - "мессеры"! Бомбардировщики шли тремя группами, по девятке в каждой. "Мессершмитты" вились чуть сзади и выше.
- Атакуем первую! - принял решение Литвинчук, вызвав с земли подкрепление.
Неожиданный удар ошеломил противника. Несколько метких очередей, и пикировщики Ю-87 начали в панике освобождаться от бомб. "Мессеры" прозевали не только атаку, но и стремительный выход из нее дерзкой пары советских истребителей.