Я поднял голову. Келли сидела не шевелясь. Все остальные шуршали бумагами. Похоже, именно мне предстояло разговаривать с Конноли. Я помахал листами со статистикой и спросил:
   – Что это?
   – Моя история, – ответила она, откинулась на спинку дивана и зажмурилась. Она уже не выглядела так, словно ожидала вознаграждения. И ее лицо, и поза выражали глубочайшую, накопившуюся усталость. Говорить она начала с закрытыми глазами. Возможно, таким образом ей было проще сосредоточиться, хотя я в этом сомневаюсь.
   Думаю, она не хотела рисковать и смотреть мне в глаза.
   – Первые официально зарегистрированные случаи обнаружения Келлис-Эмберли произошли в 2014 году. Именно тогда вирусы оказались в биосфере, встретились и им удалось успешно соединиться. Субштаммы являются либо потомками различных первичных случаев Марбург-Эмберли, либо результатом естественных минимальных мутаций, имевших место в изолированных географических областях. Повсюду на Земле вирус гриппа Келлис встретился с Марбург-Эмберли, и в результате возник Келлис-Эмберли. Такое поведение не является естественным. Ни один из вышеуказанных патогенных микроорганизмов не являлся природным вирусом. Келлис-Эмберли оказался устойчивым и удивительно идентичным, поскольку он зародился искусственно.
   Бекс раздраженно спросила:
   – Мы разве просили нам лекцию читать?
   Я поднял руку, чтобы успокоить Бекс. Она фыркнула и промолчала.
   Келли продолжала:
   – Первые случаи официально зарегистрированного поражения «живым» вирусом Келлис-Эмберли отдельных областей организма – так называемые «локализованные поражения» – были зарегистрированы в 2018 году. Возможно, это происходило и раньше, но у нас не было возможности их выявить. В то время медицинская инфраструктура пребывала в слишком плачевном состоянии.
   – Точно, – кивнул я.
   Пробуждение основательно потрепало медицинское сообщество. Первыми оказались инфицированы врачи и медсестры в горячих точках. Госпитали по всему миру остались серьезно недоукомплектованными даже после того, как первые сражения с инфекцией состоялись и была одержана минимальная победа. Хотя трудно назвать конфликт с таким числом потерь «победой». В целом сейчас у нас есть только одно реальное достижение – больницы, медицинское оборудование и незараженные люди.
   Уголки губ Келли снова тронула улыбка.
   – Я могла бы зачитать перечень известных форм локализованных поражений, но думаю, вы не слишком заинтересованы в подобных сведениях. Здесь важно другое. Формы появлялись одна за другой, но при этом не прослеживалось никаких закономерностей. Они были неизлечимы, как и родительский вирус. Вот что главное в моей истории – если у вас есть локализованное поражение, оно останется с вами до конца жизни.
   Она права, – с горечью выговорила Джорджия.
   В детстве у нее выявили поражение глазной сетчатки вирусом Келлис-Эмберли, и сестра страдала от этого вплоть до дня своей гибели. Ребята в старших классах дразнили ее и грозили, что украдут у нее темные очки. Правда, никто на такое не решался. Боялись Келлис-Эмберли.
   Но, между прочим, насчет заразности – это полная ерунда. Активную форму можно подхватить только при прямом контакте, а Джорджия подобных вирусов не имела. Они просто жили у нее в глазах. И ждали того дня, когда обретут свободу и сумеют позабавиться с остальными частями ее тела.
   Так впоследствии и произошло.
   Я заставил себя заговорить снова с большим трудом. Никак не мог отвлечься от воспоминаний о Джорджии. Но наконец я переключился на Келли.
   – Какова же мораль? – спросил я и порадовался тому, что мой голос звучит вполне естественно. – Что, все так плохо?
   – Локализованные поражения представляют собой бесцельное и необъяснимое поведение вируса, – заметил Дейв. Все, кроме Келли, обернулись в его сторону. – До отъезда на Аляску я прослушал пару курсов по вирусологии. Решил, что найду хоть какой-то ориентир и выживу.
   – Понятно, – кивнул я.
   Дейв побывал на Аляске в прошлом году, когда половина наших сотрудников умерли. Наверное, в промерзшей тундре, напичканной зомби, он чувствовал себя безопаснее, чем мы в Сакраменто. В этом была своеобразная ирония. Я помолчал и спросил:
   – Погодите, док. Значит, никто не знает, что происходит при локализованных поражениях?
   – Есть ряд гипотез, – уклончиво проговорила Келли, не открывая глаза.
   Ее лицо стало похожим на маску. Размышлять в данный момент она могла о чем угодно.
   Если она решила в такие игры играть, ей следовало надеть темные очки, – съязвила Джорджия.
   Я решил ждать.
   И Келли продолжила:
   – Последний год я посвятила изучению локализованных поражений. ЦКЗ регистрирует всех, чье состояние вызвано вирусом Келлис-Эмберли, но данными еще не занимались всерьез. Поэтому я приступила к исследованию.
   – Эй, но это неправда, – возразил я. – Джорджию обследовали со всех сторон. То и дело возникал какой-нибудь новый специалист, который хотел проверить состояние ее глаз, испытать очередное лекарство и посмотреть, каков будет результат.
   – Исследования отдельных форм локализованных вирусных поражений проводились, но синдром в целом не рассматривался. – Келли ухитрилась еще сильнее прижаться к спинке дивана. – Но почему это происходит в некоторых частях тела? Нам известно лишь, что у человека, страдающего локализованным поражением, должно немедленно начаться бурное размножение Келлис-Эмберли. Но люди продолжают жить. Абсолютно необъяснимый феномен.
   – Так вы это изучали?
   – Да. И я кое-что обнаружила.
   – Что? – не вытерпел Аларих.
   – Я принесла вам статистику, – спокойно произнесла Келли и запрокинула голову назад. – Первая колонка – численность населения. Вторая – процент населения с зарегистрированными локализованными вирусными поражениями. Форма в данном случае значения не имеет.
   Я прищурился и посмотрел на столбцы чисел. В третьей колонке стояла лишь одна цифра. Но я ее где-то видел. Я рискнул высказать догадку:
   – Третья колонка – число случаев смерти от Келлис-Эмберли за прошлый год?
   – Да.
   – А что означают данные в четвертой колонке?
   Внезапно голос подала Бекс. Хотя собственная сообразительность ее явно не обрадовала. С нескрываемым ужасом она воскликнула:
   – Боже, это число умерших людей с локализованными поражениями?
   Келли молча кивнула.
   Я, в свою очередь, таращился на столбцы и ничего не понимал.
   Только я собрался открыть рот, как Джорджия прошептала:
   Посмотри еще раз на вторую колонку, Шон.
   И меня осенило.
   – Нет, невозможно, – выговорил я, похолодев.
   Локализованные поражения не увеличивали численность случаев активного размножения вируса. Но эти пациенты становились настоящими параноиками, боясь дальнейшего распространения инфекции. Люди вроде Джорджии, которая выходила на зараженную территорию, или Эмили Риман, продолжавшей выращивать лошадей даже после того, как у нее диагностировали вирусное поражение глазной сетчатки, являлись исключением, нежели правилом.
   Внезапно Келли открыла глаза.
   – И я так думала, – заявила она, глядя на меня в упор. – Я постоянно перечитывала данные. Мой интерн шесть раз проверил каждую перепись. Информация точная.
   – Но…
   – Локализованными поражениями страдает менее 11 процентов населения. Но в прошлом году зарегистрировано уже 38 процентов смертельных случаев. Погибли именно эти больные. – Келли помрачнела. С какого-то момента ее усталость и отчаяние стали обретать для меня смысл. – С точки зрения статистики, просто невероятно.
   – Возможно, скачок заболевания? – предположил Дейв. – Ведь аномалии случаются, верно?
   Бекс фыркнула.
   – Как же. И уважаемые доктора из ЦКЗ лихо помогают своим работодателям покрывать смертность за счет клонирования.
   – Здесь приведены данные за десять лет, и они объективны. Каждый год умирает все больше людей, страдающих локализованными поражениями, и никакими статистическими погрешностями этого не объяснить. И погибают они не от спонтанного размножения вируса, собственной глупости или других причин. Мне не за что зацепиться. Никто не обратил на статистику особого внимания. – Келли помедлила. – Поступали предложения начать исследования данного феномена, но проекты быстренько прикрывались. Находились гораздо более важные и неотложные дела. На первый план выходила политика, а локализованные поражения откладывали в сторону.
   – Вы считаете, что это замалчивают намеренно? – спросил Аларих.
   – В прошлом году было выделено несколько миллиардов долларов на исследование нового штамма метициллин-устойчивого золотистого стафилококка, обнаруженного в двух больницах Северной Каролины. На решение проблемы потребовалась бы треть бюджетных средств и половина людских ресурсов штата. Обычная суета. – Келли потерла висок тыльной стороной ладони. Ее отчаяние было откровенным, искренним. – ЦКЗ поддерживается правительством. По идее, мы должны стать независимой организацией, но финансирование так не осуществляется.
   – Тейт к этому причастен?
   Вопрос прозвучал негромко и благоразумно. Я не сразу понял, что задал его я.
   – К исследованию – нет, – ответила Келли.
   У меня мелькнула искорка надежды, но мгновенно угасла. Келли не останавливалась:
   – Он был одним из тех, кто поддерживал продолжение исследований в области лечения рака. Как только мы научились лечить болезнь Келлис-Эмберли, вновь возникла онкологическая угроза. Таким образом, большая часть бюджета ЦКЗ уходит на подобные вещи, а локализованные поражения попросту игнорируются.
   – О каком объеме мы говорим? – спросил Аларих.
   – 11 миллиардов долларов.
   Дейв громко присвистнул.
   – Ничего себе!
   – Именно, – подтвердила Келли. – Получается, что приблизительно 20 процентов всех денег, которые отпускаются на научные исследования, тратятся на заболевания, так или иначе связанные с вирусом Келлис-Эмберли. Остальная сумма перебрасывается на исследования, которые только с виду неплохи. В рамках последних проектов не делается ровным счетом ничего. Такое впечатление, что нам попросту мешают изучать вирус.
   Видимо, так и есть, – услышал я голос Джорджии.
   – Не ожидал, – признался я. – Ведь вы – Центр по контролю заболеваний.
   – И кто-то должен платить по счетам.
   – Точно, – сказал я, резко встал и направился в кухню, держа в одной руке почти полную банку колы, а в другой – стопку бумаг.
   Келли спросила, куда я иду, но ее утихомирила Бекс. Спасибо ей. Бекс вообще понятливая.
   В кухне было прохладно и темно, а самое главное – пусто. Я поставил банку, положил бумаги на стойку, повернулся лицом к стене и принялся методично бить по ней. Звук ударов эхом разносился по помещению. Он звучал громко, словно ружейные выстрелы, и успокаивал меня. На четвертом ударе я разбил в кровь костяшки пальцев. И мое самочувствие значительно улучшилось. Боль рассеивает туман у меня в голове – настолько, что я снова могу мыслить. К тому же, пока я колочу по стенам, я не бью людей.
   Итак, подытожим. Кто-то использовал бюджет ЦКЗ для сдерживания исследовательской работы. Кто-то уводил финансы от изучения вируса Келлис-Эмберли к тем заболеваниям, которые больше не представляли опасной угрозы. И здесь был замешан губернатор Тейт. Человек, убивший мою сестру. Человек, который изменил все. Если он запустил свои маленькие жирные пальчики в большой пирог…
   Если Тейт имел к этому отношение, значит, к делу причастны те, на кого он работал, – вымолвила Джорджия. – Мы должны помочь Келли. У нас появился шанс, Шон. Мы можем добраться до главарей заговора.
   – Угу. – Я перестал мучить стену, судорожно вздохнул и осмотрел новую вмятину, образовавшуюся рядом с десятком прежних. На возврат залога за сохранность имущества рассчитывать уже не приходилось. Плакали наши денежки. – Понимаю.
   Хорошо.
   Если мы будем сотрудничать с Келли, то, вероятно, выясним, кто манипулирует ЦКЗ. Мы найдем заказчиков убийства сестры. А потом…
   Возможно, мы оба – Джорджия и я – успокоимся.
   Я вымыл руки, смазал костяшки мазью с антибиотиком, забинтовал и вернулся в гостиную. Не стоило пугать Келли еще сильнее. Наверняка она слышала звуки ударов.
   – Прошу прощения, – сказал я как ни в чем не бывало. – Мне нужно немного поразмышлять.
   – Отлично, босс, – улыбнулся Дейв.
   Аларих и Бекс согласно кивнули.
   Келли прикусила губу.
   – Вы… в порядке?
   – Не совсем, но можно притвориться. – Я вернулся к своему стулу и с опозданием вспомнил, что банку с колой и бумаги оставил в кухне. Ну и ладно. – Выходит, никто не попытался выяснить, почему так много людей с локализованными поражениями умирает?
   – Хм… – Келли часто заморгала. Похоже, я немного сбил ее с толку своим вопросом, но она быстро вернулась к предыдущей теме. – Недавно у нас начали работать новые интерны. Они полны энтузиазма и жаждут себя проявить. Один из них обратил внимание на статистическую аномалию, когда занимался архивированием файлов, и решил посоветоваться с доктором Уинном. Я присутствовала при их беседе и очень удивилась. Я захотела просмотреть данные. Доктор Уинн сразу согласился.
   – А потом? – спросил Аларих.
   – Сначала я решила, что была допущена техническая ошибка или нечто подобное. Но, когда я осознала, что проблема слишком серьезна, то собрала команду из надежных людей. Мы выяснили: кто-то уничтожает пациентов с изолированными вирусными поражениями в поистине ужасающих количествах. – Келли перевела дыхание. – А когда мы начали расследование, нас тоже начали убивать.
   – Что? – воскликнула Бекс.
   О, черт, – выругалась Джорджия.
   Я безмолвно произнес то же самое.
   – Нас было восемь человек. Теперь жива только я. – Келли шмыгнула носом. Я нисколько не удивился, поняв, что она сейчас расплачется. – Мне нужна помощь. Я не знала, куда еще пойти.
   Мы с Бекс переглянулись. Дейв с Аларихом тоже. А потом все устремили взгляды на меня, словно ждали моего вердикта. Ну, ясное дело. Джорджия мертва. Остался я один.
   Черт.
 
   Похоже, у всех, с кем я работаю, имеется потрясающая история про то, как родня поспособствовала их карьере в новостном бизнесе. Отец Алариха заплатил за его учебу в университете. Никаких условий. Стипендия от папочки – и готово. Дейв родом из большой русской семьи, и родичи им искренне гордятся и всегда поддерживают. Предки Мегги покупают ей все, чего только ни пожелает ее творческая натура. Родители Махира настолько рады тому, чем он занимается, что присылают к нам в офис коробки с гуманитарной помощью. Представляете, прямиком из Англии в офис, где он не работает. Ну и умники.
   Шон ненавидит Мейсонов. Но ведь они не мешали ему делать со своей жизнью то, что он хотел. Никаких балов и обязательных выходов в свет. «О, милая, но это просто месячные!» или «Ну, пожалуйста, дорогая, только один прием!». Один вечер, один танец, одно шелковое платье, а затем – опомниться не успеешь, как станешь очередным продуктом фабрики образцовых жен. Здесь качественную продукцию производили с тех времен, как к берегу Америки причалил корабль «Мэйфлауэр». Я – дипломированная дочь американской революции. Я умею танцевать фокстрот, квикстеп, вальс и танго. Я знаю, как устроить вечернику с коктейлями, могу вести светскую беседу, снисходительно смотрю на мужчин, их манеры и даже на то, какие они грязнули. Главное – происхождение и банковский счет.
   Вот чему меня обучили родители. Меня воспитали в точности, как и моих сестер – милыми, любезными, хорошенькими, готовыми выскочить за того, кто больше даст. Жаль, но у меня имелись свои соображения. Я – позор семьи, черная овца, дурное семя. Мое имя будет тихонечко стерто с фамильного древа в тот же день, когда моя фотография появится на Стене. Я – из тех, кто не хотел тихо играть с другими мальчиками и девочками. Нет, мне непременно нужно было уйти подальше от детской площадки и целиком перепачкаться.
   В такие дни я сильнее всего тоскую по Джорджии. Действительно, я покинула ряды новостников и стала ирвином, как только мне представилась такая возможность. Но Джорджия прекрасно понимала, что я имею в виду, когда я рассказывала ей о своих родных и о том, почему мне совсем не жалко их огорчать. Она была никудышней подругой и превосходным боссом. Нам ее очень не хватает.
   Мама, папа? Все, что я делаю на людях, предназначено исключительно для вас. Очень надеюсь, что вы поперхнетесь.
   Из блога Ребекки Этертон
   «Неискренняя милашка»,
   8 марта 2041 года
 
   Привет, зайчики! Надеюсь, вы готовы к головокружительным романам, сногсшибательным приключениям, трагической любви и загадочным событиям, потому что текущая неделя расписана по часам! Я буду вести живой чат каждый вечер с семи до десяти по Тихоокеанскому времени, и я всегда рада поболтать обо всем, чего желают ваши маленькие сердечки. Я – ваша личная Шехерезада, и я здесь для только того, чтобы рассказывать вам сказки ночь напролет. Добро пожаловать в Дом Ужасов Мегги – надеюсь, вы у меня погостите немного?
   Вы же знаете, я по вас очень скучаю, когда вы уходите.
   Из блога Магдалены Грейс Гарсиа
   «Залежи одуванчиков»,
   11 апреля 2041 года

Четыре

   – Что же нам делать?
   Вопрос задала Бекс, но остальные разом посмотрели на меня с одинаковым выражением нетерпеливого ожидания. Я пытался сдерживаться, чтобы не развернуться и не выбежать из офиса. Все ждали, что я подскажу дорогу, сделаю важный звонок, стану Джорджией, в конце концов.
   – Что же нам делать? – эхом повторил я, надеясь, что присутствующие воспримут вопрос как риторический.
   И Джорджия ответила. Пощады ждать не приходилось.
   Мы выясним, что происходит, а потом прокричим об этом во всю глотку, – заявила сестра.
   Я повторил за ней каждое слово с опозданием на полсекунды. Для меня такая речь с паузами звучала дико, но ребятам было все равно.
   Мы сделаем свою работу. Мы пойдем и раздобудем новости.
   Четверка моих сотрудников не спускала с меня глаз, хотя я уже закончил свой маленький спич (вернее, мы с сестрой). Аларих первым отвел взгляд и, чуть заметно склонив голову, уставился в свой монитор. Когда дело доходит до принятия решений, парню почему-то хочется превратиться в Джорджию. А вот когда это делаю я, Аларих переносит такой поворот плоховато.
   – Замечательно, но нужно кое-что продумать, – заметил Дейв, глубокомысленно подняв указательный палец. – Как нам быть с доком? – Он поднял второй палец. – Если мы не знаем, безопасно ли иметь дело с ЦКЗ, то с чего нам начинать? – Он поднял третий палец. – Что мы скажем остальным сотрудникам сайта? Это уже не крошечная команда, которая легко поместится в микроавтобус. У нас серьезный бизнес. Мы не можем начать погоню за историей, о которой нельзя говорить вслух. Вероятно, нам придется на время залечь на дно, исчезнуть. Но как это воспримут остальные?
   – Позвони Рику, – посоветовала Бекс.
   Я ответил:
   – Не стоит беспокоить вице-президента Соединенных Штатов и говорить: «Привет! Слушай, у нас в гостях мертвый врач из ЦКЗ. Она уверена, что некто пытается помешать ее научной работе». Рику мы обязательно позвоним, но сначала сами начнем расследование.
   Бекс смущенно кивнула. Рик Казенс раньше работал у нас новостником. А теперь он помогает управлять страной. Его положение обеспечивало нам определенную возможность доступа к президенту. Тем не менее, если мы собирались заявить о том, что скоро рухнут небеса, сперва нам нужно было обзавестись реальными доказательствами.
   – А потом? – спросил Дейв.
   – Начнем с третьего из твоих вопросов, – заявил я. – Скажем Махиру, потому что он уже в курсе, и, конечно, Мегги. Попутно будем соображать.
   Дейв нахмурился.
   – Зачем ее впутывать?
   – Она возглавляет наших сочинителей – тех, кто приукрашивает новости. Вдруг дело окажется настолько глобальным, что к нему придется приобщить весь сайт? А у Мегги должно быть время, чтобы быстро создать новую концепцию.
   Помимо всего прочего, это – правильное решение, – добавила Джорджия.
   – Да, конечно, – пробормотал я. – Знаю.
   Никто уже не комментировал мои беседы с сестрой. А Келли оказалась новичком. Нахмурив брови, она спросила:
   – У вас блютуз?
   – Что? – «Вот черт!» – мысленно выругался я. – Нет.
   – Тогда с кем вы разговариваете?
   Выхода не оставалось. Пришлось ответить честно. Я пожал плечами и проговорил:
   – С Джорджией.
   Келли растерялась. Эмоции промчались по ее лицу, словно шайка зомби, погнавшихся за охотничьим отрядом государственных чиновников. Наконец она выбрала самый легкий из возможных ответов.
   – Понятно.
   Колоссального труда мне стоило не заехать ей по физиономии и не учинить скандал. Обычно именно таким образом я разбираюсь с людьми, которые смотрят на меня, как Келли, – с непереносимой смесью изумления, шока и жалости. Полгода назад я бы, пожалуй, сдержаться не сумел. Тогда я соображал гораздо хуже. Наверное, я чокнутый. Но я – тип, который сдерживается до тех пор, пока не уберет все препятствия на своем пути к Царству Небесному.
   – Каждый из нас выживает по-своему, – заявил я. – Дейв, Мегги в онлайне? Можем устроить конференцию прямо сейчас.
   – Пусто, – ответил Дейв после пары секунд молчания. Я удивленно посмотрел на него. Он пожал плечами: – У нее вчера была киношная вечеринка. Она не появится в Сети еще несколько часов.
   – Она действительно «сова» или пытается приучить себя к ночному образу жизни? – спросила Бекс. Уставившись на меня, она добавила: – Не сказала бы, что мне это нравится.
   – Ты имеешь в виду Мегги?
   – Да. А остальные останутся в неведении.
   – Сколько человек работает на наш сайт?
   Бекс нахмурилась.
   – Даже не представляю.
   – Если честно, я тоже не знаю. Вот почему нам приходится действовать так, а не иначе. Я указал на серверную стойку. – Дейв прав. Мы теперь – не крошечная команда. У нас – бизнес. Знаете, почему корпоративный шпионаж процветает, невзирая на огромные штрафы, которые грозят, если тебя поймают за руку?
   – Алчность? – предположил Аларих.
   – Неправильные выводы на основании неадекватных данных? – спросила Келли.
   – Людям все равно, – пробормотал Дейв.
   Я указал на него.
   – Точно. Как только людей в группе становится больше, чем в обычной компании из четырех-пяти человек, с которыми можно пойти выпить, они начинают игнорировать этику. В дело вступает политика. Доверяю ли я всем сотрудникам, с которыми работаю изо дня в день? Да. Я не сомневаюсь ни в одном из ирвинов – они прикроют меня в перестрелке. Я доверюсь каждому из новостников. Мы должны им говорить правду – в зависимости от должностных инструкций. Но когда перед нами появляется не просто сюжет о паре зомби, а спелая вишенка вроде «ЦКЗ занимается нелегальным клонированием», а их умершая сотрудница еще жива, – здесь надо держать ухо востро. И не забудьте, существует заговор с целью создания помех в исследовании вируса Келлис-Эмберли. Короче, кто-нибудь обязательно проболтается. Люди пойдут на такое ради выгоды. Например, им предложат работу покруче на другом сайте, и вообще подобной сенсацией просто грех не поделиться. И каждый сотрудник, которого мы введем в курс дела прежде, чем будем во всеоружии, – лишний шанс утечки информации. Тогда нам это аукнется.
   – Некоторым – посильнее, чем другим, – еле слышно пробормотала Келли.
   – А как же Тейт? – напомнила Бекс.
   – Тогда у нас не было другого выбора и мы не слишком хорошо понимали, что поставлено на карту, – возразил я. – Махиру, Мегги – и хватит. Кто-нибудь всерьез хочет поспорить?
   Никто не пожелал.
   – Отлично, – подытожил я, обведя взглядом присутствующих. – Док? Судя по вашим словам, на ЦКЗ можно поставить крест. Полагаю, обращение в ВОЗ исключено.
   Келли кивнула.
   – И в ВОЗ, и в Армейский центр исследования инфекционных заболеваний. Нет ни малейшей возможности обратиться в эти организации. ЦКЗ моментально станет известно о нашей деятельности. Но…
   Она вдруг растерялась.
   – Что? – спросила Бекс. – Вы уж меня простите, док, но не могли вы явиться сюда с клонами, зомби и заговорами, не зная даже подсказки для нас – откуда начать?
   Келли аккуратно утерла слезы с глаз – даже тушь не растеклась – и ответила:
   – Я уже говорила, что деньги направлялись не на финансирование изучения локализованных вирусных поражений. У моего коллектива было благословение директора, и мы работали на минимальном бюджете. Наших интернов постоянно куда-то переводили, место в лаборатории… В общем, важно другое. Почти все специалисты ушли в частную медицину, чтобы проводить собственные исследования. У меня есть список.
   – Слава тебе, господи, – вырвалось у Дейва.
   Он закатил глаза и запрокинул голову.
   – Дейв, прекрати, – сердито произнес я.
   А Келли держалась лучше, чем я ожидал. Обычно несчастные исследователи бывают весьма растеряны, когда попадают в реальный мир.
   – Вы закончили, док? – спросил я.
   Келли произнесла:
   – За пределами ЦКЗ никто не знал о том, что изучала моя команда.
   В комнате воцарилась тишина. Дейв и Аларих перестали барабанить по клавишам. Мы с Бекс вытаращили глаза. Был момент, когда я не знал, сумею ли сдержаться. Слишком уж было велико искушение проорать: «Почему вы до сих пор молчали?» Была ли Келли виновата? Нет. Но внезапно ее история стала нашей общей проблемой.