Страница:
— Знаешь, бьют не по документам, а по морде. Это во-первых. Во— вторых. Боюсь потерять здоровье, жизнь, свободу.
— Если ты останешься в России, ты также можешь потерять жизнь, здоровье и свободу. Ты теперь — вне закона, или забыл про это? Зато, если удастся, то у тебя будет ВСЁ! Ты понимаешь? ВСЕ! Абсолютно все! Ведь ты по своей натуре зверь. Для тебя животные были дороже, чем люди. Вспомни, как ты опоздал на работу, потому что нашел подыхающего щенка и отвез в ветеринарную клинику. Там тебе сказали, что у него перебит позвоночник, и щенок крайне истощен. Врачи тебе предложили усыпить его, но ты отказался, и повез его снова на такси в часть. А по дороге щенок умер. Прямо у тебя на коленях. Ты похоронил его за казармой, у забора, и посадил цветы на его могиле. Так?
— Дальше.
— А вот убить человека для тебя — просто, без сожаления. Раз, и все. Так?
— Дальше.
— Ты — зверюга. Я еще удивляюсь, как с тобой жена столько лет вместе жила? Хотя отец ты заботливый. Сам видел, как ты возился со своей малышкой. Усталый, небритый с полигона приезжал, и только умывшись, ребенок тебе садился на шею, и ты катал ее. У тебя было педагогического терпения и навыков больше, чем у жены. Ребенка ты баловал, позволял из себя вить веревки, но для остальных окружающих ты был зверем. Вспомни, как в Приднестровье тебе попался раненый румын. Он был пленный, но он был снайпером, убившим в твоей роте двух человек. Ты просто пристрелил его. Выстрел в голову. Потом пошел и даже не обернулся. Пристрелил, как муху прихлопнул. Не знаю, что ты в Чечне вытворял, но думаю, что никто из твоих рук живым не вышел. Не зря тебя в кровники записали. Чего-то ты не договариваешь.
— Ты тоже многое скрываешь. Если я такой зверюга, которым ты меня рисуешь, так скажи мне — не боишься, что я тебя прибью, или использую, а потом предам, брошу?
— У тебя есть принципы — не предавать тех, кто с тобой в одной стае. Ты будешь биться до последнего, собой можешь пожертвовать, не бросишь и не продашь. Возвращался сам под обстрелом, чтобы двух бойцов из-под обстрела вытащить. На них ступор напал. Вытащил. Ни царапины — ни у тебя, ни у бойцов. Что ты им сделал? Ничего, только каждому по уху по разу заехал, и все. Потом выпил стакан вина и приказал всем окружающим заткнуться и не вспоминать этот эпизод никогда. Хотя, по большому счету за это надо давать «Героя»...
— Ага, посмертно! — перебил я его. -Ты к чему клонишь?
— Между нами и деньгами лишь несколько сотен километров. Есть еще масса досадных помех, но наш опыт поможет вытащить их. Если бы я не знал наверняка, что там деньги, неужели ты думаешь, что я сам бы полез туда?
— Хрен тебя, Андрей, знает. Откуда я знаю, может, тебе это пригрезилось в чеченском плену, а может, тебе дезу подсунули, и ты ее благополучно схавал? Сколько вы не дошли до места?
— Около тридцати километров.
— А счастье было так близко! — я усмехнулся, выпуская дым к потолку.
— Потеряли бдительность, — Андрей потупил взгляд.
— Вам задавали вопросы про это место?
— Нет. Они сами не знали, что к чему. Если бы знали, то просто прикончили бы нас. У них денег-то должно было быть много, и этот миллион — так, на сигареты.
— Миллион никогда лишним не бывает! — я назидательно погрозил пальцем.
— Так какое решение ты принял? — Андрей настаивал на ответе: — Я могу сам уйти, но могу оттуда уже не выйти, и ты останешься вообще без денег!
— Ой, вот только не надо на меня давить и мелко шантажировать. Не получится, и не мечтай! Сбавь обороты. Ни жалость, ни шантаж здесь не проходят. Здесь нужен трезвый расчет, очень трезвый. Я посмотрю на твою физическую форму, здесь уравнение со многими неизвестными, и как бы ты не рассчитывай, потом вмешается человеческий фактор, и все пойдет прахом.
— Почему так думаешь?
— Потому что знаю людей, от них ничего хорошего не жди, лишь только подлости.
— Ты что, в свои юные годы разочаровался в людях?
— Я слишком долго наблюдал за изнаночной стороной человеческой натуры, чтобы понять, что все люди — дерьмо.
— А ты?
— А я первое дерьмо.
— А я?
— Ты тоже.
— Так зачем же ты помогаешь мне?
— Должно же дерьмо помогать друг другу! — рассмеялся я. — Хлопнул Андрея по плечу: — Не бери в голову. Доверять можно только своим родителям, АКСу и напарнику. Сейчас, получается, что ты мой напарник, поэтому пока можно и тебе доверится, тем паче, что АКСа под рукой нет. Я подумаю, Андрей, подумаю. А ты вспомни, что там в тайнички спрятали твои покойные кореша. Это очень важно. И насколько далеко это от границы, и от нашего Клондайка! Там, где ждет нас богатство, и роскошная, полная пошлости и разврата жизнь! Кстати, о птичках и прочих бабочках, ты монахом не стал? А то я соскучился по женской ласке, пусть продажной, но ласке.
4.
— Если ты останешься в России, ты также можешь потерять жизнь, здоровье и свободу. Ты теперь — вне закона, или забыл про это? Зато, если удастся, то у тебя будет ВСЁ! Ты понимаешь? ВСЕ! Абсолютно все! Ведь ты по своей натуре зверь. Для тебя животные были дороже, чем люди. Вспомни, как ты опоздал на работу, потому что нашел подыхающего щенка и отвез в ветеринарную клинику. Там тебе сказали, что у него перебит позвоночник, и щенок крайне истощен. Врачи тебе предложили усыпить его, но ты отказался, и повез его снова на такси в часть. А по дороге щенок умер. Прямо у тебя на коленях. Ты похоронил его за казармой, у забора, и посадил цветы на его могиле. Так?
— Дальше.
— А вот убить человека для тебя — просто, без сожаления. Раз, и все. Так?
— Дальше.
— Ты — зверюга. Я еще удивляюсь, как с тобой жена столько лет вместе жила? Хотя отец ты заботливый. Сам видел, как ты возился со своей малышкой. Усталый, небритый с полигона приезжал, и только умывшись, ребенок тебе садился на шею, и ты катал ее. У тебя было педагогического терпения и навыков больше, чем у жены. Ребенка ты баловал, позволял из себя вить веревки, но для остальных окружающих ты был зверем. Вспомни, как в Приднестровье тебе попался раненый румын. Он был пленный, но он был снайпером, убившим в твоей роте двух человек. Ты просто пристрелил его. Выстрел в голову. Потом пошел и даже не обернулся. Пристрелил, как муху прихлопнул. Не знаю, что ты в Чечне вытворял, но думаю, что никто из твоих рук живым не вышел. Не зря тебя в кровники записали. Чего-то ты не договариваешь.
— Ты тоже многое скрываешь. Если я такой зверюга, которым ты меня рисуешь, так скажи мне — не боишься, что я тебя прибью, или использую, а потом предам, брошу?
— У тебя есть принципы — не предавать тех, кто с тобой в одной стае. Ты будешь биться до последнего, собой можешь пожертвовать, не бросишь и не продашь. Возвращался сам под обстрелом, чтобы двух бойцов из-под обстрела вытащить. На них ступор напал. Вытащил. Ни царапины — ни у тебя, ни у бойцов. Что ты им сделал? Ничего, только каждому по уху по разу заехал, и все. Потом выпил стакан вина и приказал всем окружающим заткнуться и не вспоминать этот эпизод никогда. Хотя, по большому счету за это надо давать «Героя»...
— Ага, посмертно! — перебил я его. -Ты к чему клонишь?
— Между нами и деньгами лишь несколько сотен километров. Есть еще масса досадных помех, но наш опыт поможет вытащить их. Если бы я не знал наверняка, что там деньги, неужели ты думаешь, что я сам бы полез туда?
— Хрен тебя, Андрей, знает. Откуда я знаю, может, тебе это пригрезилось в чеченском плену, а может, тебе дезу подсунули, и ты ее благополучно схавал? Сколько вы не дошли до места?
— Около тридцати километров.
— А счастье было так близко! — я усмехнулся, выпуская дым к потолку.
— Потеряли бдительность, — Андрей потупил взгляд.
— Вам задавали вопросы про это место?
— Нет. Они сами не знали, что к чему. Если бы знали, то просто прикончили бы нас. У них денег-то должно было быть много, и этот миллион — так, на сигареты.
— Миллион никогда лишним не бывает! — я назидательно погрозил пальцем.
— Так какое решение ты принял? — Андрей настаивал на ответе: — Я могу сам уйти, но могу оттуда уже не выйти, и ты останешься вообще без денег!
— Ой, вот только не надо на меня давить и мелко шантажировать. Не получится, и не мечтай! Сбавь обороты. Ни жалость, ни шантаж здесь не проходят. Здесь нужен трезвый расчет, очень трезвый. Я посмотрю на твою физическую форму, здесь уравнение со многими неизвестными, и как бы ты не рассчитывай, потом вмешается человеческий фактор, и все пойдет прахом.
— Почему так думаешь?
— Потому что знаю людей, от них ничего хорошего не жди, лишь только подлости.
— Ты что, в свои юные годы разочаровался в людях?
— Я слишком долго наблюдал за изнаночной стороной человеческой натуры, чтобы понять, что все люди — дерьмо.
— А ты?
— А я первое дерьмо.
— А я?
— Ты тоже.
— Так зачем же ты помогаешь мне?
— Должно же дерьмо помогать друг другу! — рассмеялся я. — Хлопнул Андрея по плечу: — Не бери в голову. Доверять можно только своим родителям, АКСу и напарнику. Сейчас, получается, что ты мой напарник, поэтому пока можно и тебе доверится, тем паче, что АКСа под рукой нет. Я подумаю, Андрей, подумаю. А ты вспомни, что там в тайнички спрятали твои покойные кореша. Это очень важно. И насколько далеко это от границы, и от нашего Клондайка! Там, где ждет нас богатство, и роскошная, полная пошлости и разврата жизнь! Кстати, о птичках и прочих бабочках, ты монахом не стал? А то я соскучился по женской ласке, пусть продажной, но ласке.
4.
— Без проблем!
— Окреп?
— Давай, зови! Только выпить и закусить возьми побольше, да девчонки пусть будут помоложе и не страшные. И обязательно чтобы русские!
— А то, может, давай чеченок вызовем, заодно отомстишь!
— Да пошел ты! — Андрей со злостью ударил по столу.
Оставшийся вечер и ночь мы провели в объятиях двух очаровательных студенток, подрабатывающих проституцией, по крайней мере, это они так нам заявили. Хорошие девчонки попались. Андрей тоже остался доволен.
Два дня я выпрашивал у Андрея подробности местонахождения сокровищ «Али Дудаева», но он наотрез отказывался сообщать. Лишь указывал приблизительный район.
На местном базаре я купил листы военной карты Чечни. Забавно было читать в верхнем углу карт грозное слово «Секретно». Я только усмехнулся, когда продавец предупредил меня, чтобы я особо не показывал никому карту. Потом купил несколько листов карты-"трехверстки" различных районов Чечни, в том числе и района, где, по словам Андрея, был спрятан бункер чеченского Гарун-аль-Рашида.
Война наложила свой отпечаток на приграничный с Чечней регион. Тут можно было купить и карты и оружие, и еще много чего интересного. Все было очень заманчиво, но нельзя было брать это все с собой, каждая мелочь могла нас погубить.
Теперь мне мои злоключения с ФСБ казались лишь невинной забавой на свежем воздухе. Предстояло то, что называется «билет в один конец».
Погодный фактор тоже имел не последнее значение. Скоро листва полностью сойдет, опадет. Не будет «зеленки». Когда я воевал, то отсутствие зеленой листвы меня радовало, а теперь огорчает. Все в этой жизни меняется. И скоро пойдет снег. В горах он ляжет и будет лежать до весны. Снег — это следы. Которые остаются надолго, даже слишком надолго. А речь идет о скрытом проникновении к объекту и, возможно, на сам объект. Вся эта авантюра мне нравилась все меньше и меньше.
И тем не менее подготовка к предстоящей операции меня захватывала все больше и больше. Что мной двигало? Я держал миллион долларов совсем недавно, и почувствовал всю силу денег. Я мог стать свободным и независимым, вот для чего мне были нужны деньги. Стать свободным и независимым... С другой стороны, я мог снова получить порцию тех ощущений, что получал там, в Чечне, в 1995 году.
Пусть скажут, что я безумец и позер, но тот самый адреналин, вкус жизни, можно получить лишь там. Мирная жизнь пресна и сложна. Там — все просто и понятно. Есть свои и чужие.
Правда, здесь надо внести одну поправку. Моим напарником в данном случае был израильский шпион. Отличный парень. Но еврейский шпион, может, так же как и я шел в Чечню за деньгами, но могли быть у него были и другие мотивы? Кто знает. Поживем — увидим.
Следующим этапом подготовки стала экипировка. На местном рынке я подобрал куртки.
В моде был стиль «милитари», и поэтому полувоенной одежды было много, очень много. Можно было купить полный набор формы как отечественного, так и зарубежного производства, но мы должны изображать мирных корреспондентов правозащитных изданий. А не крутых парней.
Поэтому и подобрал я две серенькие неприметные курточки, утепленные, в грязных абстрактных разводах, последний писк молодежной моды. Сверху материал грубый, немного шуршащий, непромокаемый. Внутри мягкий. Длина — до середины бедер, множество карманов, стоячий воротник, пристегивающийся капюшон, на локтях и плечах пришит второй слой материала. Многие в городе щеголяли в этих куртках. Штаны — из толстого мягкого материала темно синего цвета, на коленях также пришиты куски материи.
Насчет обуви — был велик соблазн взять стандартные военные ботинки с высоким берцем, благо, что и выбор был велик, но тогда уж совсем мы переставали быть похожими на безобидных борзописцев. Поэтому я купил обувь Андрею, сам решил остаться в старых ботинках. Можно было и брюки оставить прежние, но уж больно мне понравились новые.
Оставшиеся деньги разделили поровну, большую их часть спрятали в трусах. Каждый пришил по непромокаемому карману. Никто, ни российский милиционер, ни чеченский бандит не полезет в трусы. Ну, или, по крайне мере, если один погибнет, то второй всегда может забрать у покойного деньги. Мертвому деньги уже ни к чему. Ни я, ни Андрей уже давно не верили в загробную жизнь. А если бы она существовала, эта загробная жизнь, то нас там давно б уже черти со сковородками дожидались.
Продукты брал высококалорийные. Мёд брал засахарившийся, топленное масло, грецкие орехи размололи на хозяйской мясорубке, туда же добавили изюм без косточек в пропорции два к одному. Две части орехов и одна часть изюма. Это помогает, когда устанешь, для поддержки сердца и печени. Стимулятор великолепный. Знаю, что когда с возрастом наступят проблемы с потенцией, то чайная ложка этой смеси перед приемом пищи поможет мне. Сможет помочь, если доживу до такого возраста. Эх, мама, не горюй!
Потом мы долго обсуждали, с какой стороны заходить на чеченскую территорию. Легче всего было бы попробовать со стороны Ставропольского края. Ближе к цели — с Дагестана, но решили с Ингушетии. Через станицу Петропавловскую выходим на Аргун, а затем — вперед, на линию прямого броска до денег. На карте все выглядело просто и заманчиво.
Также было приобретено около полусотни фотографических пленок самой высокой светочувствительности с максимальным количеством кадров. И батареек для фотоаппарата и диктофона полсотни штук. Я был против такого количества — и места много занимают, и вес немалый, и стоят очень-очень прилично. Андрей просил покупать самые дорогие. На мой резонный вопрос, на кой черт ему понадобился такой тяжелый, дорогостоящий и бестолковый груз, Андрей ответил, что, возможно, на месте они нам все пригодятся. Темнит еврейский шпион, ой темнит. Ну, да ладно, будет и на моей улице праздник. Главное, чтобы деньги были, а не очередные сексуальные сказочки про Белоснежку и кучу мужиков маленького роста.
Я привык к планированию, и поэтому прорабатывал кучу вариантов. От того, каким маршрутом мы будем пробираться, до того, какие вопросы задавать во время интервью. Заставил Андрея выучить легенду. Гонял его несколько часов. Чтобы на вопросы он отвечал незамедлительно, без раздумий. Точно так же я изнурял себя. Последние дни мы уделили физической подготовке. И дело не ограничивалось упражнениями с гантелями, отжиманиями и приседаниями. Мы вместе с Андреем стали вспоминать тактику и способы ведения рукопашного боя. Нам не нужен был длительный красивый спарринг. Один удар — одна смерть. Мы тренировались, как использовать то, что находилось под руками. Ремень от фотоаппарата, батарейка, зажатая между костяшками пальцев. Как мгновенно перерезать горло или вену фотопленкой.
У каждого человека в карманах и одежде есть масса предметов, которые могут при правильном использовании стать смертельным орудием.
И поэтому мы телом, мышцами вспоминали и учились заново, как убивать подручными средствами. Ошибка — твоя смерть. Все должно быть быстро и бесшумно. Бесшумно и быстро. Быстрая смерть — безболезненная смерть. Так что мы были гуманистами в некотором роде.
У Андрея была несколько другая тактика. Если я, например, в отрабатываемой схеме старался сразу пробить глаз или гортань, то Андрей сначала бил в пах или ломал ногу, а только потом уже приканчивал. Коронным номером у Андрея было размозжить голову коленом. Кому что нравится. По мне — проще пробить глаз и добраться до мозга. Но надо отдать должное, у Андрея подготовка была лучше. Техника более оточенная, без лишних движений, и конец упражнения заканчивался фиксацией. Смертью его противника. Не хотел бы я с ним повстречаться в бою. Еще неизвестно, чем бы закончилась наша схватка. У меня как-то больше импровизация получалась. Андрей работал больше на «автомате».
— Ты этому в археологической экспедиции научился? — спросил я его в коротком перерыве.
— Понимаешь, некоторые рабочие буянили, с ворами также приходилось работать, — отдуваясь и ничуть не смущаясь ответил Рабинович-Коэн.
— А потом, что с трупами делал? Выдавал за артефакты?
— По обстановке, — Андрей усмехнулся. — Попробуем спарринг?
— Давай.
Бой вдвоем у нас с Андреем получился. Не знаю, что подумали соседи снизу, но пару раз каждый из нас падал с грохотом на пол.
Этот поединок я выиграл. Не знаю, самому мне это удалось, или Андрей поддался, но просто я заметил, что Андрей правый боковой «блок» ставит двумя руками, и только на одном уровне. Этим и воспользовался. Сымитировал удар в голову левой рукой. Когда он ее отбил, то тут же нанес удар в печень, сбил с ног и провел «удушение» воротом одежды старым испытанным приемом из дзю-до.
Конечно, Андрей пытался меня сбросить, и разбить промежность, но я был наготове и душил всерьез. Плюс масса тела помогла. Рабинович не сдавался и не хотел стучать рукой по полу, показывая, что сдается. Он так и бился подо мной, пытался нанести удар мне в лицо, ударить обеими ладонями по ушам, ударить по глазам, сломать нос, но я был настороже, все его попытки прошли впустую.
Вот он ослаб, глаза закатились, я встал, похлопал по его по щекам.
Андрей поднялся, стал растирать шею. Начал кашлять.
— Ну ты, Леха, и садист! — сказал он хриплым голосом в перерыве между кашлем.
— От садиста слышу. Сам тоже провел бы удушающий или болевой, если бы представилась возможность.
— Провел бы, — Андрей согласно кивнул головой.
— Ну вот, видишь. А меня садистом обзываешь. Почему по полу рукой не стучал?
— Не знаю, хотел победить, — Андрей пожал плечами.
Похоже, что он никогда не сдается. И хороший и тревожный знак.
— Что еще можешь показать? — Андрей смотрел на меня уважительно.
А то! Израильского спецназовца «завалил» российский опер! Пардон, бывший опер.
— Однажды пришлось «работать» в идиотской ситуации. Я — с ножом, «дух» — в бронежилете, но без оружия, только палка в руках.
— И что?
— Он замахнулся, я отошел в сторону: палка ударяет в пол, я хватаю левой рукой кисть его правой руки. Дай кисть, — беру кисть правой руки Андрея. — И ножом ра-аз по вене, — провожу пальцем по вене: — Твои действия?
— Конечно, хватаюсь за кисть. Кровь идет. Инстинкт самосохранения. Кровь надо остановить! — после некоторого раздумья ответил Андрей.
— Правильно! Потом легко, плавно, но твердо режу ему сонную артерию справ на шее, тут же — слева. Что ты делаешь?
— Как что — зажимаю порезы! — Андрей попытался зажать «порезы» на шее и руке.
— Точно. Я режу артерию в подмышечной впадине слева, а затем паховые артерии или вены, не разбираюсь в анатомии, слева и справа.
— Охренеть! -Андрей смотрел на меня недоверчиво. — А ну-ка еще раз. Сначала медленно, а потом быстро. Нож возьми на кухне.
— Ну, держись! — я взял нож на кухне, повернул его незаточенной стороной.
— Поехали! — Андрей встал в стойку. Намеренно сделал выпад правой рукой, я перехватил кисть. И повторил «упражнение». Сначала медленно, а потом — быстро.
Андрей ошарашено смотрел на нож и потирал места «порезов», иногда смотрел на руки, не порезал ли я его на самом деле. На лезвие я давил как положено. На шее и руке у него остались красные полосы.
— А почему ему в пах просто не ударить ножом? Болевой шок, и все.
— На нем была модель броника, где яйца закрыты. Если бы не было этого свисающего конца бронежилета, то все было бы проще.
— Сам этот прием придумал? — Андрей смотрел на меня с уважением.
— Нет — врать не буду. В Новосибирске, в «бурсе» обучили. Нашей группе повезло, у нас был препод — фанат холодного оружия и поручных средств. Именно он научил, заставил фантазировать. Говорил, что любая комната наполнена смертельным арсеналом, надо только уметь им воспользоваться. И в карманах у человека всегда полно всякого оружия. Начиная от обычных ключей, расчески, авторучки, заканчивая пачкой сигарет. Один раз мне точно его знания помогли, а то бы не стоял бы я с тобой рядом.
— Научи меня этому приему, как вскрыть вены у товарища за пять секунд, — Андрей усмехнулся.
— Понравилось?
— Сначала надо попробовать.
Я показал Андрею, как это надо делать. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Андрей это сделал не менее тридцати раз, потом очень долго «резал» вены и артерии у воображаемого противника.
— А почему нельзя сразу горло перерезать — и все?
— А ты попробуй, только не на мне, на воображаемом противнике. Видишь, неудобно, и здесь надо наваливаться, можешь получить удар по корпусу или в пах. А так — держишься на расстоянии и несколькими порезами лишаешь противника жизни. Мелочь, а приятно, согласись!
— Согласен.
Рабинович пытался разрезать горло у противника, но всякий раз приходилось приближаться вплотную и «открываться». Он сокрушенно покачал головой.
Андрей показал мне два приема, как ломать ногу человеку. Это очень просто. Главное — угол. И при желании ломаешь на выбор либо голень, либо колено, с бедром потяжелее, но тоже возможно.
Даже небольшого толчка достаточно — и летишь на пол, и нога отнимается. Мне понравился этот способ.
Также мы пришли к согласию, что ломать шею у человека не так просто, как это постоянно демонстрируют в американских боевиках. Я показал, как я это делаю. Хватаю противника за голову сзади, плечо упираю в сочлене череп-шея и резко подныриваю, а в это момент плечо резко идет вверх. Таким образом рвется шейный отдел, противник умирает. Тут, правда, не для слабонервных, у покойного гражданина начинаются конвульсии, судороги. Которые могут продолжаться до пары минут. Но ради сохранения собственной жизни чего не сделаешь!
Андрей показал мне, как он умеет ломать шею. Он это делал коленом, с размаху прыгал на задний отдел шеи. Также он утверждал, что это можно сделать, если рубануть рукой по тому же «стыку» головы и шейного отдела. Но здесь, по его словам, нужен навык, опыт. Видимо, на мумиях тренировался, археолог хренов.
Мы потом еще долго разбирались как эффективно пользоваться радиоприемником — радиостанцией — сканером. Я долго слушал радиоэфир. Пытался уловить знакомые позывные разведчиков наружного наблюдения.
У нас они объект наблюдения называли «кротом», «больным», «шефом». А машину, за которой велось наблюдение — «аварийной». Но не удалось ничего подобного перехватить. Лишь послушали, как пожарные матерились в эфир, когда возвращались уже в пятый раз с ложного вызова. Тут я им посочувствовал. Дураков везде хватает, а пожарные призваны спасть людей и нажитое добро. Пару раз проскакивала иностранная речь.
Андрей навострил уши, весь подобрался. Начал слушать.
— Ну, чего? — я тянул его за рукав.
— Чечены что-то продают неподалеку, вот и переговариваются, озираются и докладывают о подозрительном. Пока тихо.
— Капусту с радиостанциями не продают, — усмехнулся я. — Скорее всего — либо оружие, либо большая партия наркоты...
— Нет, Леха, это заложник, даже два заложника, — у Андрея руки сжались в кулаки, по лбу скатилась крупная капля пота.
— Спокойно, Андрюха, спокойно! — я положил ему руку на плечо.
— Они привезли их в багажниках двух машин, кажется, перевозят с одного места на другое. И это недалеко от нас.
— Почему так решил? — мне не очень хотелось втягиваться в эту авантюру. Сначала Андрей втянул меня в аферу с золотом «партии» Дудаева, а теперь, зная его недавнее прошлое — в освобождение заложников.
— Стационарные посты расположены недалеко — слышно хорошо. Это раз, а во-вторых шумы на улице и шумы в радиостанции одинаковы.
— Дай, послушаю, — я взял сканер.
Подошел к окну, открыл форточку и начал сравнивать. Гортанную, «хекающую» речь я не слушал, лишь помехи, шумы города. Сигналы машин, шум машин совпадали. Почти одновременно. Я начал отслеживать шум проезжающих машин. Вот идет «КАМАЗ», громыхает железом в кузове. Он прошел мимо нашего дома и через полминуты я услышал его лязг в сканере. Рядом, очень рядом. Рассказал Андрею.
— Спокойно, Андрей, спокойно, — я начал разговаривать с ним, чтобы отвлечь.
Андрей уставился в одну точку и лишь слушал эфир.
— Тебя разве не учили, что нельзя отвлекаться от главной задачи? Наша главная задача — золото Чеченской Республики, если ты меня не обманул с ним.
— Не обманул! — голос Андрея был тверд и сосредоточен.
Он схватил бинокль и рванул в комнату, которая выходила на противоположную сторону. Шарил биноклем по улице. Делал это грамотно, через щель между шторами, не приближаясь к окну. Через минут пять он заорал:
— Есть! Попались суки! Смотри, Леха, смотри! — он указал направление. — Видишь закрытый гастроном или что там.
— Вижу. А рядом красная «девятка», стекла тонированные. Рядом с ней пижон «криминальной» национальности. Для форсу очки темные напялил. Руку правую держит на поясе. Могу предположить, что там он прячет пистолет, судя по всему «Макаров». «Стечкина» он бы так не держал. Морда у этого охранника дюже криминальная. Мальчик правое плечо держит выше левого. (В данном случае это, может, ничего и не значило, но по себе знаю, что так получается, когда долгое время таскаешь автомат на правом плече. Мышцы привыкают к нагрузке, и по привычке задирают плечо вверх.)
— Дай я посмотрю, — Андрей выхватил у меня бинокль. — Хороший, кстати, бинокль.
— Да, хоть и написано, что «сделано в Китае». Он японский, просто шиндик, что склепали в Китае.
— Самое главное, не искажает, и каждый монокуляр можно регулировать отдельно. Запиши номерок машинки. А вот и еще пожаловали гости.
Вид на магазин был не под очень удобным углом. Был виден только угол здания. В ворота складского помещения въехала «Волга». Охранник остался на месте. Ждет еще одну машину. О! Он разговаривает с левым рукавом своей куртки. Видимо, насмотрелся боевиков. Проще и удобнее закрепить гарнитуру под воротником свитера. Двигатель у «девятки» работает, возможно, что кто-то в машине.
— Андрей, это делается гораздо проще.
— Как?
— Я схожу и позвоню из уличного телефона-автомата в ментовку, они приедут, освободят заложников, поломают по паре ребер боевикам, закроют их лет на восемь.
— Попробуй. Только подождем, когда привезут второго заложника. Леха, ты не представляешь, каково быть заложником в руках этих ублюдков, — Андрей был возбужден.
— Что, Андрей, руки чешутся сломать пару шей?
— Заметно? — Андрей вытер тыльной стороной пот со лба, но при этом не отрывался от окуляров бинокля.
— Очень.
— Не получится. Я не хочу потерять свои деньги из-за твоего благородного порыва.
— Ты стал таким черствым?
— Бисмарк сказал: «Бойся первого порыва, ибо он самый благородный!» Вдвоем мы с тобой, с голыми руками на толпу вооруженных чеченцев, какие шансы победить? И нет гарантии, что заложники останутся в живых. Я мыслю рационально и удивляюсь на тебя.
— Ты не был в чеченском плену.
— Мне везет. Ну, что там на улице? Второго привезли? И почему ты решил, что там заложники, может, просто груз контрабандных сигарет?
— Когда говорят о сигаретах, спрашивают насчет того, не задохнется ли этот вонючий баран-урус?
— М-да, ребята явно не любят русских...
— Приехали, — Андрей перебил меня.
— Смотри на заднюю подвеску машины, она должна быть перегружена.
— Перегружена. Машина старая, почти багажником скребет по асфальту. Иди звони. Может, твоим бывшим коллегам?
— Не стоит. Они сначала установят внешнее наблюдение, будут присматриваться, принюхиваться, потом окажется, что кто-то из этой банды работает у них «штыком» — стукачом. Они будут долго думать и планировать, как вывести его из-под удара. Потом будут долго и нудно планировать операцию по захвату, согласовывать с Москвой, а тем временем от заложников останутся лишь рожки да ножки. У ментов все быстрее и проще. Приехали, всех повязали, а потом уже выясняют, кто чей агент. Проверено. Я пошел.
Я взял пакет, оделся как человек, отправляющийся за покупками в продуктовый магазин. Прошел расслабленной походкой мимо магазина, запомнил адрес.
Охранник пижонистого вида стоял возле ворот в складское помещение. Внутри стояли две «Волги», я запомнил номера машин. Все номера были «крутыми», начинались с двух нулей. Серия местная. Авторитетные пацаны. Тем больнее им будет падать мордой в асфальт. Жаль, что не смогу поучаствовать в этой операции. Эх, жаль! Руки зачесались непроизвольно, я спрятал их в карманы. Так, что еще?
У красной «девятки» водительское стекло было приспущено, оттуда поднимался дымок от сигареты.
Значит так. В «девятке» — минимум один, в «Волгах» по два человека: один не будет перевозить заложника, грузить и выгружать, а также при необходимости одному несподручно выбрасывать «груз». Плюс наблюдатель у ворот. В эфире было три стационарных поста. Значит, где-то неподалеку еще минимум три человека. В случае большого шухера, они могут предупредить. А где? Где?
— Окреп?
— Давай, зови! Только выпить и закусить возьми побольше, да девчонки пусть будут помоложе и не страшные. И обязательно чтобы русские!
— А то, может, давай чеченок вызовем, заодно отомстишь!
— Да пошел ты! — Андрей со злостью ударил по столу.
Оставшийся вечер и ночь мы провели в объятиях двух очаровательных студенток, подрабатывающих проституцией, по крайней мере, это они так нам заявили. Хорошие девчонки попались. Андрей тоже остался доволен.
Два дня я выпрашивал у Андрея подробности местонахождения сокровищ «Али Дудаева», но он наотрез отказывался сообщать. Лишь указывал приблизительный район.
На местном базаре я купил листы военной карты Чечни. Забавно было читать в верхнем углу карт грозное слово «Секретно». Я только усмехнулся, когда продавец предупредил меня, чтобы я особо не показывал никому карту. Потом купил несколько листов карты-"трехверстки" различных районов Чечни, в том числе и района, где, по словам Андрея, был спрятан бункер чеченского Гарун-аль-Рашида.
Война наложила свой отпечаток на приграничный с Чечней регион. Тут можно было купить и карты и оружие, и еще много чего интересного. Все было очень заманчиво, но нельзя было брать это все с собой, каждая мелочь могла нас погубить.
Теперь мне мои злоключения с ФСБ казались лишь невинной забавой на свежем воздухе. Предстояло то, что называется «билет в один конец».
Погодный фактор тоже имел не последнее значение. Скоро листва полностью сойдет, опадет. Не будет «зеленки». Когда я воевал, то отсутствие зеленой листвы меня радовало, а теперь огорчает. Все в этой жизни меняется. И скоро пойдет снег. В горах он ляжет и будет лежать до весны. Снег — это следы. Которые остаются надолго, даже слишком надолго. А речь идет о скрытом проникновении к объекту и, возможно, на сам объект. Вся эта авантюра мне нравилась все меньше и меньше.
И тем не менее подготовка к предстоящей операции меня захватывала все больше и больше. Что мной двигало? Я держал миллион долларов совсем недавно, и почувствовал всю силу денег. Я мог стать свободным и независимым, вот для чего мне были нужны деньги. Стать свободным и независимым... С другой стороны, я мог снова получить порцию тех ощущений, что получал там, в Чечне, в 1995 году.
Пусть скажут, что я безумец и позер, но тот самый адреналин, вкус жизни, можно получить лишь там. Мирная жизнь пресна и сложна. Там — все просто и понятно. Есть свои и чужие.
Правда, здесь надо внести одну поправку. Моим напарником в данном случае был израильский шпион. Отличный парень. Но еврейский шпион, может, так же как и я шел в Чечню за деньгами, но могли быть у него были и другие мотивы? Кто знает. Поживем — увидим.
Следующим этапом подготовки стала экипировка. На местном рынке я подобрал куртки.
В моде был стиль «милитари», и поэтому полувоенной одежды было много, очень много. Можно было купить полный набор формы как отечественного, так и зарубежного производства, но мы должны изображать мирных корреспондентов правозащитных изданий. А не крутых парней.
Поэтому и подобрал я две серенькие неприметные курточки, утепленные, в грязных абстрактных разводах, последний писк молодежной моды. Сверху материал грубый, немного шуршащий, непромокаемый. Внутри мягкий. Длина — до середины бедер, множество карманов, стоячий воротник, пристегивающийся капюшон, на локтях и плечах пришит второй слой материала. Многие в городе щеголяли в этих куртках. Штаны — из толстого мягкого материала темно синего цвета, на коленях также пришиты куски материи.
Насчет обуви — был велик соблазн взять стандартные военные ботинки с высоким берцем, благо, что и выбор был велик, но тогда уж совсем мы переставали быть похожими на безобидных борзописцев. Поэтому я купил обувь Андрею, сам решил остаться в старых ботинках. Можно было и брюки оставить прежние, но уж больно мне понравились новые.
Оставшиеся деньги разделили поровну, большую их часть спрятали в трусах. Каждый пришил по непромокаемому карману. Никто, ни российский милиционер, ни чеченский бандит не полезет в трусы. Ну, или, по крайне мере, если один погибнет, то второй всегда может забрать у покойного деньги. Мертвому деньги уже ни к чему. Ни я, ни Андрей уже давно не верили в загробную жизнь. А если бы она существовала, эта загробная жизнь, то нас там давно б уже черти со сковородками дожидались.
Продукты брал высококалорийные. Мёд брал засахарившийся, топленное масло, грецкие орехи размололи на хозяйской мясорубке, туда же добавили изюм без косточек в пропорции два к одному. Две части орехов и одна часть изюма. Это помогает, когда устанешь, для поддержки сердца и печени. Стимулятор великолепный. Знаю, что когда с возрастом наступят проблемы с потенцией, то чайная ложка этой смеси перед приемом пищи поможет мне. Сможет помочь, если доживу до такого возраста. Эх, мама, не горюй!
Потом мы долго обсуждали, с какой стороны заходить на чеченскую территорию. Легче всего было бы попробовать со стороны Ставропольского края. Ближе к цели — с Дагестана, но решили с Ингушетии. Через станицу Петропавловскую выходим на Аргун, а затем — вперед, на линию прямого броска до денег. На карте все выглядело просто и заманчиво.
Также было приобретено около полусотни фотографических пленок самой высокой светочувствительности с максимальным количеством кадров. И батареек для фотоаппарата и диктофона полсотни штук. Я был против такого количества — и места много занимают, и вес немалый, и стоят очень-очень прилично. Андрей просил покупать самые дорогие. На мой резонный вопрос, на кой черт ему понадобился такой тяжелый, дорогостоящий и бестолковый груз, Андрей ответил, что, возможно, на месте они нам все пригодятся. Темнит еврейский шпион, ой темнит. Ну, да ладно, будет и на моей улице праздник. Главное, чтобы деньги были, а не очередные сексуальные сказочки про Белоснежку и кучу мужиков маленького роста.
Я привык к планированию, и поэтому прорабатывал кучу вариантов. От того, каким маршрутом мы будем пробираться, до того, какие вопросы задавать во время интервью. Заставил Андрея выучить легенду. Гонял его несколько часов. Чтобы на вопросы он отвечал незамедлительно, без раздумий. Точно так же я изнурял себя. Последние дни мы уделили физической подготовке. И дело не ограничивалось упражнениями с гантелями, отжиманиями и приседаниями. Мы вместе с Андреем стали вспоминать тактику и способы ведения рукопашного боя. Нам не нужен был длительный красивый спарринг. Один удар — одна смерть. Мы тренировались, как использовать то, что находилось под руками. Ремень от фотоаппарата, батарейка, зажатая между костяшками пальцев. Как мгновенно перерезать горло или вену фотопленкой.
У каждого человека в карманах и одежде есть масса предметов, которые могут при правильном использовании стать смертельным орудием.
И поэтому мы телом, мышцами вспоминали и учились заново, как убивать подручными средствами. Ошибка — твоя смерть. Все должно быть быстро и бесшумно. Бесшумно и быстро. Быстрая смерть — безболезненная смерть. Так что мы были гуманистами в некотором роде.
У Андрея была несколько другая тактика. Если я, например, в отрабатываемой схеме старался сразу пробить глаз или гортань, то Андрей сначала бил в пах или ломал ногу, а только потом уже приканчивал. Коронным номером у Андрея было размозжить голову коленом. Кому что нравится. По мне — проще пробить глаз и добраться до мозга. Но надо отдать должное, у Андрея подготовка была лучше. Техника более оточенная, без лишних движений, и конец упражнения заканчивался фиксацией. Смертью его противника. Не хотел бы я с ним повстречаться в бою. Еще неизвестно, чем бы закончилась наша схватка. У меня как-то больше импровизация получалась. Андрей работал больше на «автомате».
— Ты этому в археологической экспедиции научился? — спросил я его в коротком перерыве.
— Понимаешь, некоторые рабочие буянили, с ворами также приходилось работать, — отдуваясь и ничуть не смущаясь ответил Рабинович-Коэн.
— А потом, что с трупами делал? Выдавал за артефакты?
— По обстановке, — Андрей усмехнулся. — Попробуем спарринг?
— Давай.
Бой вдвоем у нас с Андреем получился. Не знаю, что подумали соседи снизу, но пару раз каждый из нас падал с грохотом на пол.
Этот поединок я выиграл. Не знаю, самому мне это удалось, или Андрей поддался, но просто я заметил, что Андрей правый боковой «блок» ставит двумя руками, и только на одном уровне. Этим и воспользовался. Сымитировал удар в голову левой рукой. Когда он ее отбил, то тут же нанес удар в печень, сбил с ног и провел «удушение» воротом одежды старым испытанным приемом из дзю-до.
Конечно, Андрей пытался меня сбросить, и разбить промежность, но я был наготове и душил всерьез. Плюс масса тела помогла. Рабинович не сдавался и не хотел стучать рукой по полу, показывая, что сдается. Он так и бился подо мной, пытался нанести удар мне в лицо, ударить обеими ладонями по ушам, ударить по глазам, сломать нос, но я был настороже, все его попытки прошли впустую.
Вот он ослаб, глаза закатились, я встал, похлопал по его по щекам.
Андрей поднялся, стал растирать шею. Начал кашлять.
— Ну ты, Леха, и садист! — сказал он хриплым голосом в перерыве между кашлем.
— От садиста слышу. Сам тоже провел бы удушающий или болевой, если бы представилась возможность.
— Провел бы, — Андрей согласно кивнул головой.
— Ну вот, видишь. А меня садистом обзываешь. Почему по полу рукой не стучал?
— Не знаю, хотел победить, — Андрей пожал плечами.
Похоже, что он никогда не сдается. И хороший и тревожный знак.
— Что еще можешь показать? — Андрей смотрел на меня уважительно.
А то! Израильского спецназовца «завалил» российский опер! Пардон, бывший опер.
— Однажды пришлось «работать» в идиотской ситуации. Я — с ножом, «дух» — в бронежилете, но без оружия, только палка в руках.
— И что?
— Он замахнулся, я отошел в сторону: палка ударяет в пол, я хватаю левой рукой кисть его правой руки. Дай кисть, — беру кисть правой руки Андрея. — И ножом ра-аз по вене, — провожу пальцем по вене: — Твои действия?
— Конечно, хватаюсь за кисть. Кровь идет. Инстинкт самосохранения. Кровь надо остановить! — после некоторого раздумья ответил Андрей.
— Правильно! Потом легко, плавно, но твердо режу ему сонную артерию справ на шее, тут же — слева. Что ты делаешь?
— Как что — зажимаю порезы! — Андрей попытался зажать «порезы» на шее и руке.
— Точно. Я режу артерию в подмышечной впадине слева, а затем паховые артерии или вены, не разбираюсь в анатомии, слева и справа.
— Охренеть! -Андрей смотрел на меня недоверчиво. — А ну-ка еще раз. Сначала медленно, а потом быстро. Нож возьми на кухне.
— Ну, держись! — я взял нож на кухне, повернул его незаточенной стороной.
— Поехали! — Андрей встал в стойку. Намеренно сделал выпад правой рукой, я перехватил кисть. И повторил «упражнение». Сначала медленно, а потом — быстро.
Андрей ошарашено смотрел на нож и потирал места «порезов», иногда смотрел на руки, не порезал ли я его на самом деле. На лезвие я давил как положено. На шее и руке у него остались красные полосы.
— А почему ему в пах просто не ударить ножом? Болевой шок, и все.
— На нем была модель броника, где яйца закрыты. Если бы не было этого свисающего конца бронежилета, то все было бы проще.
— Сам этот прием придумал? — Андрей смотрел на меня с уважением.
— Нет — врать не буду. В Новосибирске, в «бурсе» обучили. Нашей группе повезло, у нас был препод — фанат холодного оружия и поручных средств. Именно он научил, заставил фантазировать. Говорил, что любая комната наполнена смертельным арсеналом, надо только уметь им воспользоваться. И в карманах у человека всегда полно всякого оружия. Начиная от обычных ключей, расчески, авторучки, заканчивая пачкой сигарет. Один раз мне точно его знания помогли, а то бы не стоял бы я с тобой рядом.
— Научи меня этому приему, как вскрыть вены у товарища за пять секунд, — Андрей усмехнулся.
— Понравилось?
— Сначала надо попробовать.
Я показал Андрею, как это надо делать. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Андрей это сделал не менее тридцати раз, потом очень долго «резал» вены и артерии у воображаемого противника.
— А почему нельзя сразу горло перерезать — и все?
— А ты попробуй, только не на мне, на воображаемом противнике. Видишь, неудобно, и здесь надо наваливаться, можешь получить удар по корпусу или в пах. А так — держишься на расстоянии и несколькими порезами лишаешь противника жизни. Мелочь, а приятно, согласись!
— Согласен.
Рабинович пытался разрезать горло у противника, но всякий раз приходилось приближаться вплотную и «открываться». Он сокрушенно покачал головой.
Андрей показал мне два приема, как ломать ногу человеку. Это очень просто. Главное — угол. И при желании ломаешь на выбор либо голень, либо колено, с бедром потяжелее, но тоже возможно.
Даже небольшого толчка достаточно — и летишь на пол, и нога отнимается. Мне понравился этот способ.
Также мы пришли к согласию, что ломать шею у человека не так просто, как это постоянно демонстрируют в американских боевиках. Я показал, как я это делаю. Хватаю противника за голову сзади, плечо упираю в сочлене череп-шея и резко подныриваю, а в это момент плечо резко идет вверх. Таким образом рвется шейный отдел, противник умирает. Тут, правда, не для слабонервных, у покойного гражданина начинаются конвульсии, судороги. Которые могут продолжаться до пары минут. Но ради сохранения собственной жизни чего не сделаешь!
Андрей показал мне, как он умеет ломать шею. Он это делал коленом, с размаху прыгал на задний отдел шеи. Также он утверждал, что это можно сделать, если рубануть рукой по тому же «стыку» головы и шейного отдела. Но здесь, по его словам, нужен навык, опыт. Видимо, на мумиях тренировался, археолог хренов.
Мы потом еще долго разбирались как эффективно пользоваться радиоприемником — радиостанцией — сканером. Я долго слушал радиоэфир. Пытался уловить знакомые позывные разведчиков наружного наблюдения.
У нас они объект наблюдения называли «кротом», «больным», «шефом». А машину, за которой велось наблюдение — «аварийной». Но не удалось ничего подобного перехватить. Лишь послушали, как пожарные матерились в эфир, когда возвращались уже в пятый раз с ложного вызова. Тут я им посочувствовал. Дураков везде хватает, а пожарные призваны спасть людей и нажитое добро. Пару раз проскакивала иностранная речь.
Андрей навострил уши, весь подобрался. Начал слушать.
— Ну, чего? — я тянул его за рукав.
— Чечены что-то продают неподалеку, вот и переговариваются, озираются и докладывают о подозрительном. Пока тихо.
— Капусту с радиостанциями не продают, — усмехнулся я. — Скорее всего — либо оружие, либо большая партия наркоты...
— Нет, Леха, это заложник, даже два заложника, — у Андрея руки сжались в кулаки, по лбу скатилась крупная капля пота.
— Спокойно, Андрюха, спокойно! — я положил ему руку на плечо.
— Они привезли их в багажниках двух машин, кажется, перевозят с одного места на другое. И это недалеко от нас.
— Почему так решил? — мне не очень хотелось втягиваться в эту авантюру. Сначала Андрей втянул меня в аферу с золотом «партии» Дудаева, а теперь, зная его недавнее прошлое — в освобождение заложников.
— Стационарные посты расположены недалеко — слышно хорошо. Это раз, а во-вторых шумы на улице и шумы в радиостанции одинаковы.
— Дай, послушаю, — я взял сканер.
Подошел к окну, открыл форточку и начал сравнивать. Гортанную, «хекающую» речь я не слушал, лишь помехи, шумы города. Сигналы машин, шум машин совпадали. Почти одновременно. Я начал отслеживать шум проезжающих машин. Вот идет «КАМАЗ», громыхает железом в кузове. Он прошел мимо нашего дома и через полминуты я услышал его лязг в сканере. Рядом, очень рядом. Рассказал Андрею.
— Спокойно, Андрей, спокойно, — я начал разговаривать с ним, чтобы отвлечь.
Андрей уставился в одну точку и лишь слушал эфир.
— Тебя разве не учили, что нельзя отвлекаться от главной задачи? Наша главная задача — золото Чеченской Республики, если ты меня не обманул с ним.
— Не обманул! — голос Андрея был тверд и сосредоточен.
Он схватил бинокль и рванул в комнату, которая выходила на противоположную сторону. Шарил биноклем по улице. Делал это грамотно, через щель между шторами, не приближаясь к окну. Через минут пять он заорал:
— Есть! Попались суки! Смотри, Леха, смотри! — он указал направление. — Видишь закрытый гастроном или что там.
— Вижу. А рядом красная «девятка», стекла тонированные. Рядом с ней пижон «криминальной» национальности. Для форсу очки темные напялил. Руку правую держит на поясе. Могу предположить, что там он прячет пистолет, судя по всему «Макаров». «Стечкина» он бы так не держал. Морда у этого охранника дюже криминальная. Мальчик правое плечо держит выше левого. (В данном случае это, может, ничего и не значило, но по себе знаю, что так получается, когда долгое время таскаешь автомат на правом плече. Мышцы привыкают к нагрузке, и по привычке задирают плечо вверх.)
— Дай я посмотрю, — Андрей выхватил у меня бинокль. — Хороший, кстати, бинокль.
— Да, хоть и написано, что «сделано в Китае». Он японский, просто шиндик, что склепали в Китае.
— Самое главное, не искажает, и каждый монокуляр можно регулировать отдельно. Запиши номерок машинки. А вот и еще пожаловали гости.
Вид на магазин был не под очень удобным углом. Был виден только угол здания. В ворота складского помещения въехала «Волга». Охранник остался на месте. Ждет еще одну машину. О! Он разговаривает с левым рукавом своей куртки. Видимо, насмотрелся боевиков. Проще и удобнее закрепить гарнитуру под воротником свитера. Двигатель у «девятки» работает, возможно, что кто-то в машине.
— Андрей, это делается гораздо проще.
— Как?
— Я схожу и позвоню из уличного телефона-автомата в ментовку, они приедут, освободят заложников, поломают по паре ребер боевикам, закроют их лет на восемь.
— Попробуй. Только подождем, когда привезут второго заложника. Леха, ты не представляешь, каково быть заложником в руках этих ублюдков, — Андрей был возбужден.
— Что, Андрей, руки чешутся сломать пару шей?
— Заметно? — Андрей вытер тыльной стороной пот со лба, но при этом не отрывался от окуляров бинокля.
— Очень.
— Не получится. Я не хочу потерять свои деньги из-за твоего благородного порыва.
— Ты стал таким черствым?
— Бисмарк сказал: «Бойся первого порыва, ибо он самый благородный!» Вдвоем мы с тобой, с голыми руками на толпу вооруженных чеченцев, какие шансы победить? И нет гарантии, что заложники останутся в живых. Я мыслю рационально и удивляюсь на тебя.
— Ты не был в чеченском плену.
— Мне везет. Ну, что там на улице? Второго привезли? И почему ты решил, что там заложники, может, просто груз контрабандных сигарет?
— Когда говорят о сигаретах, спрашивают насчет того, не задохнется ли этот вонючий баран-урус?
— М-да, ребята явно не любят русских...
— Приехали, — Андрей перебил меня.
— Смотри на заднюю подвеску машины, она должна быть перегружена.
— Перегружена. Машина старая, почти багажником скребет по асфальту. Иди звони. Может, твоим бывшим коллегам?
— Не стоит. Они сначала установят внешнее наблюдение, будут присматриваться, принюхиваться, потом окажется, что кто-то из этой банды работает у них «штыком» — стукачом. Они будут долго думать и планировать, как вывести его из-под удара. Потом будут долго и нудно планировать операцию по захвату, согласовывать с Москвой, а тем временем от заложников останутся лишь рожки да ножки. У ментов все быстрее и проще. Приехали, всех повязали, а потом уже выясняют, кто чей агент. Проверено. Я пошел.
Я взял пакет, оделся как человек, отправляющийся за покупками в продуктовый магазин. Прошел расслабленной походкой мимо магазина, запомнил адрес.
Охранник пижонистого вида стоял возле ворот в складское помещение. Внутри стояли две «Волги», я запомнил номера машин. Все номера были «крутыми», начинались с двух нулей. Серия местная. Авторитетные пацаны. Тем больнее им будет падать мордой в асфальт. Жаль, что не смогу поучаствовать в этой операции. Эх, жаль! Руки зачесались непроизвольно, я спрятал их в карманы. Так, что еще?
У красной «девятки» водительское стекло было приспущено, оттуда поднимался дымок от сигареты.
Значит так. В «девятке» — минимум один, в «Волгах» по два человека: один не будет перевозить заложника, грузить и выгружать, а также при необходимости одному несподручно выбрасывать «груз». Плюс наблюдатель у ворот. В эфире было три стационарных поста. Значит, где-то неподалеку еще минимум три человека. В случае большого шухера, они могут предупредить. А где? Где?