Миронов Вячеслав. Капище

   — Сколько хочешь?
   — Хочу сто тысяч, но готов торговаться до пятидесяти тысяч.
   — Шекелей?
   — Ты мне еще бусы предложи или огненной воды! Долларов и только долларов, можно и фунтов стерлингов, но сумма изменению не подлежит.
   — А что ты будешь делать с такими деньгами? Поверь, это большие деньги, очень большие, я таких денег не видел.
   — Эх, Андрюха, Андрюха! У меня в руках миллион был. Правда, чужой, но был. Поэтому эти пятьдесят тысяч на его фоне смотрятся как нищему подачка. А вообще хочу уехать к морю, купить домик, жить, просто жить. Без спецслужб, чтобы они все провалились, без чеченцев. Там, куда я планирую, будет восемь месяцев в году тихо и спокойно, и четыре месяца будет шумно. И тогда не будет национальностей, все будут приезжими. А кто они — плевать, лишь бы платили за поднаем комнат.
   — Был соблазн присвоить миллион долларов?
   — Был. Врать не буду. Был. Эх, миллион! Как он сладко пахнет. Ты даже не можешь себе представить. Я вот не стою миллиона. А ты стоишь. Твое правительство его отвалило.
   — Не я стою, а то, что я знаю, хотя осознать толком не могу, что же я знаю. Видимо, что-то важное, раз заплатили миллион.
   — Слушай, а зачем фамилию менял? Что Рабинович, что Коэн, — а по-русски Коган — одинаково. Что в лоб, что по лбу.
   — Коэн очень похожа на английскую, меньше вопросов. По-английски немного умею говорить, поэтому можно сойти за англоговорящего еврея, а это иногда лучше, чем русскоговорящий еврей.
   — Ясно. Человек-загадка. Шпион, стоящий миллион долларов. Я не стою и десяти тысяч долларов. Чудны дела твои, Господи!
   Я уже начал клевать носом, хотелось спать.
   — Давай, Андрей, еще по одной, и спать. Я что-то устал.
   — Давай.
   Выпили. Пошли спать. Я разместился в зале, Андрей — в спальне. На всякий случай я поставил пару пустых бутылок на стул, что подпирал входную дверь. Поможет проснуться, если что. А вот только что толку. Если будет штурм, то не отбиться от спецназа. Порвут как Тузик тряпку. Уповать на Бога лишь остается, и на госпожу Удачу-Фортуну, хотя, наверное, это одно и то же. Я старался спать чутко. Андрей в соседней комнате ворочался, часто просыпался, что-то кричал во сне, пару раз вскакивал, потом скатился с кровати и начал забиваться под нее, что-то кричал на непонятном мне языке.
   Я разбудил его и снова уложил на кровать. Он был весь мокрый от холодного пота. Он снова забылся тревожным сном. Всхлипы его чередовались с агрессивными криками. Был смех, были слезы. Тяжело Андрею, тяжело. Чеченский плен никому еще на пользу не шел. Ну ничего, на его Родине есть толковые врачи, в том числе и психологи, они его подлечат, поставят в строй, будет снова Рабинович-Коэн работоспособным шпионом.

Часть вторая

1.

   Пока я отмывал руки от его пота, вспомнил, как сам так же просыпался ночью, после командировки в Чечню, искал под диваном автомат... Часто снился один и тот же сон, будто вновь прикрываю отход своих, как тогда, когда мы под Гудермесом напоролись на засаду. Прикрывал отход группы двадцать минут. Ушел не потому что отбил противника, а просто остался один магазин с патронами. И меня начали обкладывать гранатами от подствольника.
   А потом я три часа выбирался один по лесу к своим. Хотел сбить духов со следа основной группы, да и сам, не желая того, — заблудился.
   Это снилось мне особенно долго. Даже не сам бой, а вот как я пробирался по заминированному лесу. И как нашел пару солдатских трупов, свежих трупов в лохмотьях, все, что осталось от десантного обмундирования. Их пытали, следы были видны, а потом загнали на растяжку. Или они сами попробовали рвануть, но попали на растяжку. Ф-1, в народе — «лимонка», штука чересчур серьезная. Парни еще пытались отползти, но потом умерли от контрольных выстрелов. Это был верх милосердия. Избавили духи парней от мучений.
   Все это ясно читалось по совсем свежим следам, максимум суточной давности. Что эти двое делали вдали от своего подразделения неизвестно. Документов при них не было, лишь металлические, штатные жетоны были на шеях, я их срезал и забрал с собой.
   Мне повезло больше, я вышел к своим, вышел прямо на позиции своей части, а не соседей. Повезло. А то бы всю душу вымотали, устанавливая мою личность.
   Вот этот поход по лесу мне и снился.
   Тогда, в том бою, было у нас трое раненых, а всего десять человек. Разведотделение разведроты, командир разведчиков и я. Пошли проверять информацию, которую получили разведчики. Всегда говорил, что мало у них оперативного опыта работы. Не верили мне, а поверили духу, пошли ликвидировать схрон с оружием и боеприпасами, а напоролись на эту организованную засаду, еще чудом ушли. Благо, что парни были подготовленные, и бывали во многих переделках.
   Они не докладывали о своем «проколе», я тоже молчал. Раненые подтвердили, что были ранены, когда отбивали атаку духов на наши позиции.
   За мое молчание разведчики мне были очень благодарны.
   Потом разведчики искали этого агента, но его и след простыл, а на чердаке его дома обнаружили следы лёжки пары раненых. Наши не могли у него отлеживаться, мирным мы оказывали первую медицинскую помощь. Значит, это могли быть только духи.
   Разведчики от злости за своих раненых взорвали его дом, а потом проверили деревню. Я им подарил оперативную информацию. Нашли десяток автоматов у «мирных», да пару ящиков с артиллерийскими минами на кладбище. Когда мы начали раскапывать могилу, на надгробном камне была повязана зеленая лента, значит — шахид. Душман, который погиб от рук неверных. Попросту говоря, наши убили духа. Не отомщенный. Только пошли мы на кладбище, тут же собралась вся деревня. Пришлось отгонять их автоматными очередями поверх голов.
   Когда из земли показались зеленые армейские ящики, подозвали старейшин. Чтобы те посмотрели. Они крайне неохотно и с опаской подошли. Потом что-то сказали своим односельчанам., те тут же отошли метров на триста.
   Вытаскивать, а тем более открывать ящики мы не стали. Привязали к крышке веревку, дернули...
   Ахнуло так, что половина памятников на деревенском мусульманском кладбище завалилась. А останки шахида, которые по Корану должны пахнуть мускусом, раскидало по всему кладбищу.
   Толпа местных тут же тихо покинула кладбище.
   Крышка была заминирована, а еще часто духи под ящики ставили гранату без чеки. Поднял, и все — привет родителям, да еще и груз в ящике мог взорваться.
   Так что тот дух погиб зазря, и его товарищи по оружию не оставили в покое его тело после смерти. Смрад, кстати, был сильный. М-да, были дела! Была работа, настоящая мужская работа, все было ясно и понятно, и денег не надо было тогда, а сейчас?..
   Кто сейчас Леха, кто? Наемник? Предатель? Спасатель? Не знаю, не знаю... Поживем — увидим, что из этого роя получится.
   Остаток ночи я спал плохо, ворочался, Андрей всю ночь с кем-то воевал. Мешал русские слова с другими. Была и английская речь и молдавская, были слова на чеченском языке и на арабском.
   Интересная штука — человеческий мозг. Постоянно всплывают ассоциации. Когда мозг не загружен ситуационной обстановкой, цепляется за любой внешний раздражитель и сам себе придумывает работу.
   Вот и сейчас, когда я услышал арабскую речь, вспомнил, как поймали чеченца, поймали с оружием — связник. Шел от одной банды к другой. Поймали при обычном рядовом досмотре на блок-посту. Мужику было лет под шестьдесят. Идет, бредет дедок. Насторожила мозоль на указательном пальце правой руки. У него итак руки в мозолях трудовых были, а тут особенная мозоль, специфическая. Она появляется от постоянной стрельбы из стрелкового оружия. Потом правое плечо посмотрели. И на одежде и на теле — следы от ношения оружия — автомата. А когда уже начали его раздевать, он попытался выдернуть пистолет из-за спины. Был спрятан за поясом брюк. Потом мы его допросили
   Молчал дед недолго. Много интересного узнали. А когда он понял, что он нам больше не нужен, то попросил прочитать молитву, мы ему показали, где Восток. Вот тогда я и услышал, как звучит молитва на арабском языке. Я бы язык сломал, наверное.
   Эх, Андрей, Андрей, я-то думал, что уже забыл все это. Не забыл, не забыл. Жаль, если бы мог, то многие вещи из своей памяти стер бы, как ластиком-резинкой текст на бумаге, раз — и все. И пиши по новой, что-нибудь поверх стертого.
   Наутро я долго, очень долго смотрел за двором через тюль. Все спокойно, все тихо. Обычный двор старого дама, где выросло уже не одно поколение, и все друг друга знают. Знают они и все про каждого. А я здесь новое лицо. Непривычное. Одежда, походка, говор, манеры, мгновенно выдают, что я чужой. Для меня это дополнительная опасность и сложность, хотя и работа наблюдателей затрудняется.
   В бригадах наружного наблюдения почти всегда есть женщины. Молодые и не очень. Женщина всегда, а это правило, вызывает меньше подозрений у мужчины. Принято считать, что они слабее. Заблуждение, стереотип, который сгубил немало отчаянных голов.
   Женщина по своей сути более коварна, более изощренна, изворотлива и хитра. И зачастую более целеустремленна. Взять хотя бы мою бывшую жену. Классически ободрала до нитки, «кинула». Я бы не смог, а она смогла. Теперь женщинам нет доверия.
   Я смотрел на двор. Обычная идиллическая картинка среднестатистического российского двора. Три бабушки сидят и что-то обсуждают. Молодые мамаши в количестве четырех штук выгуливают своих ненаглядных отпрысков в возрасте от грудного до начавших ходить. Этот возраст у своей дочери я пропустил. Постоянно был на службе и в командировках на войнах.
   Все тихо. Слишком тихо.
   Хотя какая-нибудь из этих бабулек элементарно может быть обладателем значка «Почетный чекист». А мамашка запросто может находиться в декретном отпуске, но призвали на несколько дней, за что она получит премию на питание для малыша. Никому верить нельзя. И территория здесь чужая, я не знаю ни проходных дворов, ни проходных подъездов, ни подвалов, не знаю ничего. И я даже не турист, а дичь, которая находится на чужой территории. Вдобавок ко всему, у меня еще на руках изможденный, психически неуравновешенный русский еврей с измененной фамилией. М-да, Алексей, ситуация! Но не сидеть же здесь сиднем до скончания века.
   Я поднялся на последний этаж. Замка на чердачном люке не было, это хорошо. Надо будет обследовать, и будем иметь в виду. Так, на всякий случай. А случай действительно может быть всякий.
   С праздным видом я вышел на улицу. Настороженный человек всегда вызывает подозрение. Пошел в спортивном костюме. Идет жилец или гость в магазин.
   Кроме приличного запаса продуктов и вина взял успокаивающие капли и таблетки, объяснил, что бабушка приехала, спит плохо. Теперь Андрюху будем каждый вечер валить спать внушительной дозой безвредного успокаивающего. Хотя, если всю эту гадость выпить, то можно и коньки отбросить. Это запросто. Надо посмотреть, чтобы он этого не сделал. И жалко мужика и денег моих тоже жалко. И что же я потом буду с трупом делать?
   В Конторе скажут, мол, миллион ты сбросил, а почему этого не отдал? И припишут связь с импортной разведкой. Теперь Андрея надо беречь. У него сейчас — как он там называется? — а, «посттравматический синдром». Вспомнил. Самого после Чечни «ломало»; рассказывали, что кто-то жизнь самоубийством кончал, и это при том, что мужики были у себя дома. Медицина, друзья, семья. Почет, уважение, слава, все, что душе угодно. А вот Андрей без медицины и на чужой территории. Он — дичь. Более лакомая, чем я, но все равно — дичь. И при захвате мной можно пожертвовать, а вот голову шпионскую будут беречь, и если что — будут лечить не тюремной больнице, а в лучшей клинике Москвы. Это такой же факт, как и то, что Земля вертится! Тюремная больница для таких как я.
   К дичи мелкого сорта и отношение соответственное. «Идет охота на волков, идет охота, на хищников матерых и щенков...» — вспомнились слова из песни Высоцкого. Если до приобретения в свою собственность Андрея я был матерым хищником, то теперь я стал щенком. Дела...
   Я заходил по дороге во многие магазины, проверялся. Не заметил особой оживленности вокруг моей фигуры. Не заметил. Неужели мне удалось обмануть Систему? Похоже на то. Мне удалось обмануть Систему!!! Неужели это вообще возможно? Получается так. Я! Именно Я обманул Систему!!! Я обманул Контору!!!
   Я ликовал, я упивался собой. Я любовался собой. И когда я смотрел, как в дешевом кино, в витрины магазинов, я наблюдал не только за обстановкой на улице, но и смотрел на себя. Какой же я молодец!!!
   Могут выставить наблюдение и на контрольных точках, но не видел я ничего подозрительного. Не видел и все тут! Я хотел увидеть, но не видел!
   Метки на внешней стороны двери квартиры были целы. Сор возле двери тоже не был потревожен. И во дворе, когда, заходил, тоже все тихо.
   Открываю дверь ключом. В ванной льется вода, Рабинович что-то напевает. Прислушался, поёт по-русски.
   На кухне начинаю готовить супчик из курочки. Пусть Андрей поправляется. Он моется долго, я не тороплю его. Он долго уже не видел горячей воды, пусть расслабится, получит удовольствие от такой банальной, на первый взгляд, вещи, как горячая вода. После всех своих командировок по войнам я тоже любил полежать, отмокнуть в ванне. Баня хорошо, но ее нет в моей квартире. А здесь родная ванна. Еще люблю в ванной выкурить сигаретку-другую, бутылочку-другую пива выпить, почитать книгу. Когда последнее время жил один, то любил полежать в ванной, потом спустить воду, обсохнуть и, обмотавшись полотенцем, шлепать мокрыми ногами по квартире. М-да, были времена, были.
   Ничего, Лёха, ничего! Скоро купишь себе домик у моря и будешь купаться, а осенью, когда отдыхающие уедут в свои северные города, будешь бродить по пустому пляжу в гордом одиночестве, и никто не будет тебе мешать думать. И не будет ни «наружки», ни «прослушки»! Только ты и море.
   Курица почти сварилась, я добавил в бульон лапши, картошки, лука, посолил. Ну вот, почти все готово.
   Вышел Андрей. Он хорошо выглядел. Лицо посвежело, вид отдохнувший.
   — Здорово, мужик!
   — Привет.
   — Как водичка?
   — Ох, хороша! Чудо, а не вода. Так хорошо просто полежать, понежиться в горячей ванне.
   — Тебе что, духи не устраивали баню?
   — Нет, конечно, я же для них был куском мяса, не более того.
   — Ничего себе — кусок мяса! Кусок мяса, стоимостью в миллион долларов. Самое дорогое мясо! Если бы они знали, кто ты на самом деле, то оценили бы дороже. А еще могли просто продать арабам. Те бы отвалили побольше.
   — Алексей, я всего лишь простой археолог...
   — Ну-ну, — перебиваю я его. — Знавал я одного такого археолога.
   — Как его звали? — Андрей заинтересовался.
   — Индиана Джонс.
   — Ты просто пересмотрел кинофильмов, — он смеется. — Как там на улице?
   — На улице хорошо, даже очень хорошо, но, извини, тебе туда хода нет.
   — Понимаю. Но там тихо?
   — Очень тихо. Мне кажется, боюсь сглазить, тьфу, тьфу, тьфу, что мне удалось обмануть Систему! — я горд.
   — Систему обмануть нельзя! — голос Андрея неожиданно тверд. — Нельзя! Можно обмануть одного человека из Системы, можно даже обмануть сто человек из Системы, можно их убить, но саму Систему нельзя ни обмануть, ни убить.
   — Так система состоит из людей, из человеков, — обманул их, значит, обманул и Систему. Причинно-следственная связь.
   — Нет, ты не понял. Что есть государство? Государство — система взаимоотношений. Тут масса взаимоотношений и между людьми и между классами и так далее. Система госбезопасности всего лишь маленькая подсистема в огромной Системе. На языке программистов — это подпрограмма. Маленький кирпичик в большой стене-мозаике. Русскому человеку противоречит сама система, ее название, ее суть, ее соль, если хочешь. Что смотришь на меня так удивленно? Я на три четверти русский. И прожил большую часть своей жизни здесь, в Российской Империи. Мне это название нравится больше, чем СССР. Русский человек постоянно бунтарит, сопротивляется Системе. Возьми хотя бы русские народные сказки.
   — Ну, ты загнул! Русские народные сказки!
   — Возьми, к примеру, Иванушку-дурачка. Он противостоит Системе. Он своими действиями, поступками, образом мыслей противопоставляет себя всем и вся. Его поведенческие функции противоречат всему. И он побеждает, он обманывает людей, он обманывает систему, он побеждает систему, он становится выше Системы, и в конце концов он побеждает ее. Вот это и есть подспудное желание и мечта русского человека. Победить Систему, встать над ней. Это, так сказать, идея-фикс всего русского народа! Так что видишь, Систему победить можно, конечно, но только в сказках. В жизни Система всегда победит тебя. И ты был человеком Системой, у тебя это называется «человек Конторы». И что? Тебя выбросили как отработанный материал. Ты злишься и бредишь, что можешь победить Контору или Систему. Не обижайся, Алексей, не получится.
   — Но ведь побеждали же!
   — На короткое время. Ее не побеждали, а корректировали. Так было в 1917 году, потом пришел Сталин, и все вернулось на круги своя, потом, чтобы больше не было попыток корректировки, были репрессии. Была попытка в 91-м, да, систему подкорректировали, и привели в соответствие с мировой системой. Если раньше система российская стояла на отшибе, то сейчас она стала всего лишь подсистемой, подпрограммой мировой системой. И не более того. Как бы тебе ни было от этого обидно, но увы. Это так.
   — И что же теперь делать? — я был обескуражен речами Андрея.
   — Ничего, — Рабинович-Коэн пожал плечами. — Ты не можешь изменить систему, не можешь оказать на нее значимого влияния, а значит надо просто покориться, вжиться, привыкнуть к новой твоей роли. И если ты полагаешь, что победил систему — ошибаешься. А действовать на основании ложных посылок — опасно. Можно провалиться под лед.
   — Андрей, по-моему, только не обижайся, у тебя «башню» сорвало капитально после посещения чеченского плена. И у тебя мироощущение сдвинулось.
   — Может быть и так. А может и не так, — Андрей пожал плечами.
   Пока Андрей говорил о глобальных проблемах, я накрыл на стол. Разлил запашистый супчик, хорошо получился! Зелень, колбаска, хлеб, лук, чеснок, вино и водка. Водочки я взял специально для Андрея. Доза меньше. Эффект сбивания с ног и выключения его мозгов быстрее. Пусть лучше спит от водки, чем от таблеток. Здоровее будет. Тем более, что сам говорит, что на три четверти русский. Так что водка для него генетически привычное лекарство.
   Выпили, закусили. Супец отменный получился. Потом по второй. Пили водочку, вино пока отставили в сторону.
   — Андрей, а в Израиле, там тоже много разных наций, или все евреи?
   — Много. Ведь евреи, или те, кто сейчас косит под евреев, жили не только в России, но и в Молдавии, на Украине, в Грузии, в Армении; кстати, ты в курсе, что в Чечне есть кланы, которые имеют еврейские корни?
   — Да пошел ты... Чеченский тейп с еврейскими корнями? Андрей, видимо, тебе там, в плену, по голове хорошо приложили прикладом, что такая херня в голову залезла. Еврейский чеченец. Слушай, из этой фразы может получится хороший анекдот.
   — Бери, дарю. Но на самом деле это так.
   — Докажи.
   — Плохо ты, Леша, знаешь историю Чечни. Хоть там и воевал, да вот времени, наверное, не было подучиться. В Чечне порядка ста сорока тейпов. Есть чисто чеченские, а есть и потомки хазаров. Они такие же евреи, как и те, что живут в Израиле. Они официально мусульмане, но это все — фикция. Плевать они хотели на все это. Истинная вера — иудейская.
   — По-моему, Андрюха, тебе башку там вообще отшибли.
   — Смейся, смейся, но это чистая правда.
   — Стар я уже стал для этих игр. Еще немного — и окажется, что миф о всемирном еврейском заговоре — чистая правда, и что война в Чечне — это дело рук Израиля. Не заставляй меня скатываться на позиции полоумных, которые на каждом углу кричат, что жиды продали Россию.
   — Никто Россию не продавал, сами все профукали.
   — Знаю, знаю. Кого избрали, тот и продал, вернее его Свита. Не король делает свиту, а Свита делает короля. Каждый народ имеет то правительство, которое его имеет. И так далее.
   — Хорошо сказал.
   Раздался звонок в дверь. Хмель разом вылетел из головы.
   Сердце бешено заколотилось. Началось! А я надеялся, что обманул Систему Конторскую!
   Но нет, приехал Виталий Черепанов. Я вытер мокрый от пота лоб тыльной стороной ладони. Пронесло. Уф! Тот самый чудо-казак, который спас Рабиновича, подобрав его на чеченском поле, а потом спрятал от посторонних глаз на этой квартире. Хороший мужик. Замечательный мужик.
   — Ну что, крестничек, — обратился он к Рабиновичу-Коэну, — как здоровье-то? Смотрю, стал ты выглядеть гораздо лучше, а то до этого был доходяга доходягой. Молодец! И Алексей тоже постарался. Эк он все провернул! А как вырвался из ЧК?
   — Повезло, просто повезло. Дуракам и пьяницам везет. — я был сама скромность.
   Виталия пригласили за стол. От супа он отказался, — недавно пообедал, а вот от стопочки водки отнекиваться не стал.
   — Ну что, хлопцы, за здоровье и вашу дружбу! — Виталий встал, мы последовали его примеру.
   Казак степенно взял стопочку, она просто утонула в его громадной ручище, пальцами левой убрал волосы усов и бороды от губ и не спеша вылил водку в рот. Потом так же степенно подхватил пучок зеленого лука, обмакнул его в соль и закусил. Взял кусочек черного хлеба, обмазал его горчицей и не торопясь прожевал.
   Я до этого ел эту горчицу, слезы бежали из глаз и дыхание перебивало, уж больно ядреная она была. Я ждал, что Черепанов сейчас схватится за горло и начнет показывать, что ему нужна вода. Ничего подобного! Он спокойно пожал нам руки, пошел в коридор и принес пакет, из него вынул знакомый сверток.
   Тот самый, что я спрятал в под станицей Красново, когда вытаскивал Андрея.
   — Я его не разворачивал, — пояснил Черепанов, — ты человек хитрый, мог что-нибудь туда засунуть. И могло получиться как с дедом, который твою сумку открыл. Сгорел человек. Царство ему небесное, — Виталий осенил себя крестом размашисто, во всю свою широкую грудь. — Хоть и гад был. Прости меня, Господи!
   — Да неужто я б тебя не предупредил. А за деда что, осуждаешь? — спросил я, глядя исподлобья, разливая водку.
   — Нет, — подполковник запаса ответил просто, не задумываясь. — И человек плохой и противнику помогал. И у тебя, Алексей Михайлович, не было в тот момент другого способа вытащить друга от бандитов.
   — Это точно, — я кивнул головой. — Извини, у нас это уже третий тост будет, для тебя второй.
   — Третий, он и есть третий, — Черепанов молча встал, шумно вздохнул, что-то подумал свое, перекрестился, и так же картинно красиво выпил водку. — Третий тост — он святой. — Вытер усы, и не садясь, попрощался с нами.
   Уже в коридоре он сказал:
   — Живите, не спешите съезжать, вчера я звонил родственникам, они еще на пару месяцев там задержатся, на своих Северах.
   — Что мы должны?
   — А, пустое, — он махнул рукой. — Мне денег не надо, того, что дал, хватит надолго. Перед отъездом положите в холодильник еды, да хозяину сто грамм оставьте. А я буду периодически приезжать, на вас поглядеть. Поговорим, сейчас тороплюсь очень. Ну все, прощевайте. Да, чуть не забыл, тут вот картошки-моркошки привез, со своего огорода. Все чистое, без всякой химии! — последнею фразу он произнес с гордостью.
   Я пожал ему руку, моя ладонь в очередной раз просто утонула в его лапище. Не дай бог повстречаться с ним в драке, кулак, что молот, головенку быстро размозжит.
   Потом мы вернулись к столу.
   — Расскажи, Андрей, как ты стал археологом — я сам когда-то мечтал им стать.
   — Да ну? — Андрей был удивлен.
   — Маленьким еще был — прочитал про Шлимана. Человек всю жизнь посвятил поиску Трои, еще в детстве изучив «Одиссею» Гомера. И нашел-таки, стал знаменитым и богатым...
   — Он плохо закончил жизнь.
   — Знаю, умер на улице. В быту был скромен, одежду скромную носил, хотя был богат и прославлен. Но случился какой-то приступ, вот и умер. Так что одеваться, Андрей, надо хорошо, чтобы «Скорую» тебе вызвали, а не бросили подыхать.
   — Вот давай за это и выпьем!
   Выпили, закусили. Андрей уминал уже третью тарелку супа. Пусть ест, лишь бы на пользу пошло. А то будет худой как велосипед.
   —Ну, так как ты стал гробокопателем?
   — Просто, очень просто. Нужны были деньги. Семью кормить надо, они же, сволочи, кушать хотят. И кушать хотят каждый день. Я же не могу в этой жизни ничего, кроме как воевать. Военный до мозга костей. Ну вот... Обращался в местный военкомат. Не берут, старый уже по меркам военкоматовских работников. Да и двое ребятишек. Работал всем, кем приходилось, всем, где платили деньги. Ты даже не можешь себе представить какое это ощущение. Не защищен, никому не нужен. Не нужен вообще! Вот ты тут недавно говорил про Систему. Я тоже был человеком системы — военнослужащим. Воевал сначала на стороне одних, потом, так жизнь сложилась, на стороне других. Если в первом случае — за идею, «веру, царя и Отечество», то во втором случае за банальные деньги. И воевал, поверь, не абы как. В полный рост. Довоевался до подполковника. Но закончилось мое время, закончилось время наших ребят. Мавр сделал свое дело — мавр может уходить. Обидно. И тогда и потом был в Системе. А потом, вроде, кругом свои. Никто не говорит тебе с презрением, что ты еврей, я в принципе никогда и не обращал на это внимание. Русский я, русский. Не нацист я, но не нравятся мне кафры...