«Ну что ж, они меня бросили, и я буду жить здесь, и найду себе среди аборигенов достойную подругу. У нас будет много детей, маленьких бурых крысят, и мы создадим свой род – смелых и гордых крыс…»
Маленькое храброе существо, с крепко прижатыми ушками и крупной, не по туловищу, головой, стояло у необъятных водных просторов, и мелкая серебристая зыбь на темной журчащей воде от легкого дуновения свежего ветерка, и прекрасные картины светлого будущего – всё это, сменяя друг друга, веселым калейдоскопом проносилось перед его счастливым взором. Широкое основание челюсти, завершавшее треугольник мордочки, придавало ему выражение мечтательной задумчивости и, одновременно, волевого своенравия.
Убежденный в силе своих челюстей, хотя и не уверенный в быстроте своих коротких лап, он имел несносную привычку не убегать от противника, а непременно вступать с ним в бой даже тогда, когда силы были явно не равны. Никогда не отступать! – вот его девиз.
В стае его уважали за это качество, но и врагов он нажил немало.
Постояв немного у воды, Дарли решил пойти поохотиться. Пробираясь в пучках морского укропа, он вдруг увидел широкую рваную тень, необычайно быстро двигавшуюся по равнине. Жара стояла адская, но Дарли внезапно почувствовал противный холодок в животе и кончиках лап. Это опасность! – подумал он, даже не поднимая головы. Что ж, задний ход…
И он опрометью бросился к тоннелю. Вж-ж-жик! – и он уже вне опасности. Однако, едва его дрожащие лапки скрылись в норе, как острые когти хищника уже вцепились в корни травы у самого входа в жилище. Но поздно!
Ястреб, вне себя от досады, стал рвать когтями репейник, но долго предаваться отчаянию он не мог – надо искать другую жертву.
Не повезло в этот раз, повезет в другой – мало ли зевак скачет и летает вокруг?
Ну а Дарли в это время всё мчался и мчался вперед, как безумный, всё ещё чувствуя кончиком хвоста ястребиный коготь.
В тоннеле не было абсолютной темноты, там и сям сквозь корни трав пробивался тусклый серый свет. Дно тоннеля было основательно разрыхлено лапками и зубами множества болотных крыс и землероек, чьими ходами Дарли и воспользовался, рои свои спасительные тоннели. Во все стороны шли боковые дорожки – это был безвыходный лабиринт, подземное царство крысиного и мышиного народа.
Опасность осталась далеко позади, но Дарли мчался вперед, подальше от воды, в самую глубь земли, мечтая только об одном: подальше уйти от места ужасного приключения.
В честном бою он не раз жертвовал безопасностью, подвергая свою жизнь смертельному риску. И не было страх! Но когда тебя выслеживают – это уже совсем другое дело. С этим трудно что-либо поделать – страх побеждал разум и волю. Сильная духом крыса пасовала перед внезапной опасностью.
Но что такое – дух? Это симбиоз души и тела. Сколь ни сильна душа, но тело трепещет, если есть угроза его существованию.
Но вот навстречу ему попалась землеройка. Она была меньше Дарли, но отличалась, судя по её отчаянному виду, неприветливым, вздорным нравом. Показав долотообразные резцы, она вмиг схватила Дарли за ухо и тут же растрепала его в клочья. Но как же она заблуждалась, надеясь на снисходительность со стороны крысы! Дарли, дико взвыв скорее от ярости и раздражения, чем от боли, решительно схватил нахалку за шиворот, сильно куснул её и, хрякнув пару раз оземь с большим старанием, швырнул подальше от себя и поспешил дальше, всё ещё досадуя за вынужденную остановку.
Наконец он добрался до своего уютного гнезда в самой глубине норы, почти у края плотины, и только тогда к нему вернулось его прежнее спокойствие. Он облегченно перевел дух и даже впал в некоторую философскую задумчивость. «Вот наша жизнь! – думал он. – Каким бы храбрым ты ни был, но всегда найдётся хищник, который повергает тебя в ужас одним своим видом, потому что… таков закон природы?»
В этот день на ужин пришлось довольствоваться лишь пучком сухих кореньев, что было чрезвычайно не вкусно.
…Наступало опасное время, но Дарли, проживший всю свою сознательную жизнь в усадьбе, об этом пока не догадывался. Конечно, и ему приходилось бывать в поле, за овином, но все эти случайные вылазки не могли, конечно, дать ему настоящего знания о жизни, со всеми её сложностями и хитросплетениями причин и следствий.
Близилась осень, и с её приходом задули сильные северо-восточные ветры. Они-то и загоняли воду в конец трубы-воронки шлюза. Шла пора августовских ливней и наводнений.
На этот раз вода поднялась так высоко, как не поднималась в этих местах никогда. Когда первые потоки мутной стихии поглотили стенки русла и бесшумно покатились в тоннель, поднялась невообразимая сумятица. Маленькие обитатели подземки были захвачены врасплох. Писк и визг стоял такой, что у Дарли в ушах что-то неприятно затрещало, и он, боясь окончательно потерять слух, быстро почесал задней лапой в ушной раковине – треск прекратился. «Ой-ё-ёй!» – недовольно подумал Дарли, отчаянно вертя головой во все стороны. Теперь было ясно и ежу – грядут весьма грозные испытания.
Мириады коричневых и оранжевых кузнечиков, пестрых жирных жуков, длинных лоснящихся червяков и мохнатых цветных гусениц, тесня и толкая друг друга взбирались вверх по стебелькам травы, спасаясь от надвигавшейся воды. Батальоны мышей, крыс, землероек, негодуя на бушующую стихию и трясясь от страха и ужаса одновременно, спешили выбраться из тоннелей. И вся эта лавина мелкой живности дружно устремилась к плотине.
Дарли ещё спал, когда его разбудил сильный страх шум наверху. Прочистив уши, он всё ещё надеялся, что ничего страшного не произошло, и снова улегся на мягкую подстилку, чтобы доснить приятный сон.
Но не успел он прикрыть глаза и сладко зевнуть, как вынужден был принять бодрый ледяной душ. Холодная вода окатила его всего – от розового кончика носа до кончика серого чешуйчатого хвоста. Едва не захлебнувшись, Дарли ринулся наверх и … с разбегу свалился прямо в холодную воду. Вот тут только он заметил, что творится нечто ужасное.
Дарли неплохо плавал (в усадьбе был чудный пруд, в котором часто лунными ночами кутались молодые крысята), но в данную минуту ему вовсе не хотелось водных процедур, он уже неделю покашливал и очень опасался двусторонней пневмонии. Именно поэтому, оказавшись вдруг в воде, он раздосадованно крикнул – чёрт бы всё это побрал!
Так, сердито вереща и отчаянно вертя шеей, сидел он на задних лапках и брезгливо наблюдал ту невообразимую сумятицу, что устроили несчастные животные, силясь спасти свои шкурки и панцири. «Настоящее вавилонские столпотворение!» – изрек он, ни к кому, собственно, не обращаясь и решив для себя, что всё это беснование природы не спроста…
С первыми потоками наводнения налетели болотные ястребы, проживавшие неподалёку, – наводнение готовило им сытное угощение. Вслед за ними явились нахальные вороны, громко и картаво орущие. Они закрыли полнеба, солнце и все пути к отступлению. Хищные птицы носились над обезумевшей от страха живностью, жадно хватая добычу, беззащитно лепившуюся у плотины, и тут же взмывая в высь.
О, как это подействовало на тонкую, открытую впечатлениям душу Дарли! Выгнув спину дугой, перескочил он через дюжину неопытных беглецов и очутился в самой гуще землероек и мышей – на них ястребы не бросались, увлеченные более крупной и жирной добычей. Мелюзга, однако, не пришла в восторг от непрошенного вторжения и дружно возмутилась. Дарли примирительно поднял лапу – время ли сводить счеты?
Однако расслабляться не было времени. Укрывшись от ястребов, он тут же увидел злые глаза планирующей прямо на него вороны. Он просто пришел в ярость от неслыханной наглости птицы – а этих злодеек он глубоко презирал, считая, что слухи об их уме явно преувеличены. Взметнувшись к небу в олимпийском прыжке, он злобно вцепился в мощное бедро воровской птицы и сильно рванул её вниз, на себя, рухнув вместе с ней в самую середину орущих и вопящих грызунов. Ворона испустила гортанный карк и стала ожесточенно бить своим смертоносным клювом направо и налево. Горы трупов росли на глазах…
На помощь Дарли уже спешили три землеройки крутого нрава. Приблизившись, они перемигнулись с отважной крысой и тут же взобрались на крылья вороны. Они с ожесточением, вообще-то несвойственным столь малому народцу, принялись рвать когтями и зубами твердую радужную оболочку тесно прижатых друг к другу перьев – надежный панцирь, предохранявший тело птицы от ран. И грызуны одолели бы незадачливую птицу, не приди ей на помощь лихие товарки. Минуты две-три ещё длился поединок вороны с диким племенем грызунов, и вот уже порядком растрепанная птица освобождена. Взмахнув помятыми крыльями, она тяжело взмыла над плотиной, сплошь усеянной изодранными в клочья мохнатыми тушками.
Взъерошенная и вся покрытая кровью и грязью, безумно сверкая глазами, крыса, виновница всей этой кутерьмы, скользнула через край плотины и незаметно нырнула под защиту зеленой травы.
Здесь, на зеленом лугу, тимофеевка и клевер росли намного выше, и были вкуснее и сочнее, чем грубые стебли на солончаке. Подземные тоннели на лугах вообще не сооружались, крытые ходы делали очень просто – подгрызая стебли у самого корня. Сейчас в этих беседках и аллеях было полно путников, но Дарли, всё ещё под впечатлением пережитого, совершенно не обращал на них внимания и только изредка для порядка покусывал тех, кто не хотел уступать ему дорогу или слишком медленно это делал.
Так добрался он до речки, сильно петлявшей в этих местах, и теперь уже спокойно уселся под корнем густого куста дикого розмарина. «Вау! Знакомые места!» – воскликнул он обрадовано. Да, это была именно та нора, с которой и началось его здешнее житье.
Однако норка была занята маленькой землеройкой, и это сильно не понравилось бывшему хозяину дома. Дарли, строго придерживаясь закона о правах собственника, решил немедленно вступить во владение норой. Непрошеная хозяйка – любительница дармовщины, была тут же с позором изгнана.
«Халява кончилась!» – крикнул он ей вслед, но ещё долго над лугом разносились её нелепые угрозы и крики, громкие и заковыристые, но совершенно не опасные для Дарли.
Прошло несколько дней, и ветры стихли. Вода ушла и разместилась в своих прежних границах, большинство переселенцев вернулись в свои покинутые жилища. Однако Дарли так и остался жить под розмариновым кустом. И даже пристрастился к тимофеевке и клеверу!
Луг кишел бурыми сверчками и вкусными зелеными кузнечиками. О пропитании можно было не заботиться – обильная снедь сама шла к нему в рот.
Было и ещё одно обстоятельство – в жаркие он любил поплавать в речке, вблизи берега, опасаясь углубляться в темные водоросли, а то ведь можно нарваться на скандал – там, на глубине, крутилась страшная щука. Она особенно любила охотиться у плотины, как раз там, где было когда-то его роскошное жилье.
Нора под розмарином была не то чтобы узкой, но всё же не такой комфортной, как ему, уже избалованному квартирным вопросом, теперь хотелось бы. Конечно же, в ней нашлось место и для прелестной подруги, одетой в изящную шелковистую шубку цвета густого какао. Наступила брачная идиллия.
Лето было уже на излете, когда в одно, теперь уже не такое знойное, хотя и теплое утро все измелись в одночасье. На окраине луг раздались громкие голоса людей, лошадиное ржанье и топ. Все эти, некогда знакомые и привычные, звуки уже давно не тревожили Дарли, и он подумал, не снится ли ему страшный сон? Он поспешно выпрыгнул из норы и замер столбиком, обескураженный открывшимся ему кошмаром. Люди и лошади – это ужасно, но и это было ещё не всё! Вместе с людьми и собаками появились какие-то красные машины, запряженные парой лошадей. Вдруг одна из машин крикнула – и это было странно и страшно, так могут крикнуть десять миллионов цикад, если сделают это одновременно. Но действительно страшное началось после – к великому ужасу удивленных обитателей луга трава после этого крика смиренно полегла длинными рядами…
Что означала опасность наводнения по сравнению с надвигавшимся кошмаром!
Болотные водяные крысы, землеройки, мускусные крысы и кровожадные ласки – вся эта беззащитная живность, спокойно проживавшая в густой траве, опрометью понеслась прочь. Те же, кто не успел скрыться, на своё несчастливое счастье, даже не успели понять, что с ними произошло…
Большие ножи, быстрые, как молния, срезали траву у самой земли, захватывая и мгновенно убивая замешкавшуюся мелюзгу.
Когда Дарли услышал крик смертоносной машины, он тотчас же шмыгнул на дно своей норы и бросился плашмя на пол, дрожа всем телом и стараясь не думать о бренности существования. Подруга его оказалась при ближайшем рассмотрении довольно вздорной мадам – она с самого начала взяла за принцип во всем придерживаться противоположных взглядов, и в этой убийственной ситуации она не замедлила проявить свой вздорный нрав. Она выскочила из норы, нырнула в реку и поплыла к противоположному берегу.
«Постой!» – кричал ей вслед Дарли, но куда там! Она даже не оглянулась…
Когда стук машин затих, Дарли осторожно выбрался из норы. До чего же унылая предстала перед его взором картина! На земле лежали длинные кучи травы, а в этой спутанной траве галдели шмели и кузнечики, вконец, обезумев от страха.
Одаренный не только храбрым сердцем, но и толикой здравого смысла, Дарли, подбодрив себя криком «профити лёказьён!» (а так всегда провозглашал молодой хозяин усадьбы, когда подворачивалась халява), он принялся хватать беспомощных насекомых и жадно поедать их тут же, не унося в укромное место. Это было невыразимым удовольствием – охотиться, не подвергая себя ни малейшей опасности! Ястребы и вороны, напуганные крикливыми машинами, ещё не скоро сюда вернутся.
Наевшись до отвала и лёжа на своей мягкой подстилке, он вдруг вспомнил о своей неразумной подруге в такой приятной на ощупь шелковой шубке…
Странно – но ему стало немного грустно! Чтобы там ни говорили опытные многоженцы, но первая любовь ни с чем не сравнится!
Однако что-то надо было делать. Теперь и это место становилось опасным.
Дарли видел, как грызуны большой толпой куда-то направляются. Он незаметно пристроился в последние ряды. Они шли туда, где лежала длинными рядами скошенная трава. Три дня они питались головками увядающего, и поэтому особенно сладкого клевера, но вот на четвертый сено стали сгребать и складывать в копны, и бесприютные граждане луга спешно перекочевали туда, но уже на следующий день оказались под проливным дождем, потому что копны с раннего утра начали увозить в село на повозках.
Но какая беда пришла вместе с этими злосчастными повозками! Огромная собака, сущий терьер, бросилась на то место, где только что стояла копна, укрывшая Дарли, с отвратительным громким лаем принялась уничтожать малый народец…
Дарли с детства ненавидл собак за их услужливый нрав и привычку пресмыкаться перед двуногими уродами, не имевших своих собственных шубок и по этой причине считавших себя вправе нападать на пушных зверей.
Дарли, едва увернувшись от прожорливого пса, захромал подальше. Больная нога особенно ныла в сырую погоду.
Он вернулся в свою нору под розмариновый куст и впредь пользовался только теми ходами, которые сам прорыл между корневищами. Луг же теперь был открыт всем ветрам и врагам малых народов, и вечно голодные вороны сразу смекнули, что их сильные клювы без труда пробьют не слишком плотные крыши тоннелей и неглубоких нор.
Но вот и зима завьюжила, и выпал обильный снег, густой и противно холодный. Снег – лютый враг всего звериного народа, но верный друг крыс и мышей. Туннели в снегу устраивались легко, эта работа была приятной. Пищи под снегом всем хватало – сытные корни и сухие стебли трав хранились там в изобилии. Днём крысы не выходили на волю, остерегаясь врагов, но зато ночью, совершенно обезумев от яркого света полной луны и забыв об опасности, затевали веселые игры, как на огромной сцене, прямо на покрытом ледяной корочкой снеге, в душе смеясь над глупыми воронами, а те в столь поздний час сладко спали, и не догадываясь о том, что отменный корм в изобилии резвится неподалеку.
Однако не все враги крысиного народа видели сны в это время. Неизвестно откуда вдруг появлялись толстые бесшумные совы, набегали откуда ни возьмись лисицы и ласки. Дикий разгул крысиного народа на освещенной луной равнине то и дело прерывался кровавыми трагедиями, но опасное развлечение продолжалось всё тем же рискованным способом. Пушистые батальоны необузданно резвящихся крыс редели с поразительной быстротой.
Дарли был цел и невредим в своём заснеженном кусте розмарина, который прилично разросся за лето и почти на метр возвышался над снегом. Место легкомысленной и своенравной подруги заняла другая крыса, не имевшая, правда, такой красивой шелковистой шубки, но зато обладавшая множеством других, не менее ценных качеств, которые он с возрастом начинал ценить выше, нежели прелесть блестящей шелковой шубки…
Новая супруга была хозяйственной и рачительной крысой, обладавшей спокойным покладистым нравом, что вполне устраивало Дарли с его склонностью к ипохондрии. К тому же, он был порядком измучен вечными страхами вольного житья.
Семьи рождались и вырастали в родительской норе, потом уходили в лабиринт, и вскоре образовался целый легион крыс из рода Дарли. Они рождались каждые три месяца по десять-пятнадцать крысят в одну беременность, а через три месяца молодые самки уже сами становились мамами…
Его легкомысленная подруга, исчезнувшая так внезапно, о себе вестей не подавала, и Дарли так и не смог узнать подробности её дальнейшей жизни. Ему даже иногда казалось, что она просто воспользовалась случаем, короче – профити лёказьён…
Возможно, у неё на том берегу были давние шашни с каким-нибудь прохиндеем. У крыс разводы ещё не вошли в моду, вот и приходилось хитрить в меру собственной испорченности тем, кто стоял за свободу самовыражения. Однако Дарли не терзался запоздалой ревностью, ему было просто любопытно, и не более того.
Приближался конец зимы, на редкость злой и вьюжной. И вот тут-то, на пороге долгожданной весны, когда снова в меню появятся живые кузнечики и свежие стебельки мятлика, с Дарли случилось самое ужасное за этот год происшествие…
Избегая, по своему обычаю, игр на открытом снегу, он приучил себя забавляться и отыскивать пищу под «одеялом безопасности» – снежным покровом, вблизи привычного уже куста розмарина. Однако, главным его развлечением было купанье – он искусно плавал и нырял, отыскивая под ледяной водой свежие корни водяных лилий, ракушки, улиток и различных личинок. Всё это шло в пищу.
В замерзающей реке вода поднялась высоко, а потом, охладившись, сжалась и немного отстала ото льда – так между ледяной крышей и не замерзшей водой образовалось небольшое воздушное пространство. Дарли прорыл к своей купальне ещё один тоннель, который шёл сюда прямо от куста розмарина.
Но и здесь, под водой тоже не было совсем безопасно. И здесь были свои враги.
Неподалеку от купальни жила большая выдра. По характеру она была заносчива и деспотична, и Дарли, зная это не понаслышке, осмотрительно остерегался её. Опасность грозила и от другого врага – большой пятнистой щуки, обитательнице темного логова в небольшом пруду под плотиной – бучиле. Дарли видел её только раз, но и этого было достаточно. Издали её можно было принять за длинную палку грязно-серого цвета. Дарли, затаив дыхание, проплывал опасное место быстро, как торпеда. Но вот однажды, когда он спешил домой и подплывал уже к своему замаскированному входу, его встревожил громкий незнакомый стук – трак-трак-трак! Стучали по поверхности льда, как раз там, где и был вход в тоннель. Похоже, кто-то пробивает отверстие во льду – подумал Дарли. Теперь уже отчетливо было слышно частое постукивание топора. Он поплыл назад, подальше от опасного места. Но ему всё казалось, что стук топора, эхом разносившийся под водой, следует за ним по пятам. Немного выждав, он снова двинулся назад, все-таки хотелось поскорее оказаться вне опасности. Уже приближаясь к дому, он увидел круглое пятно света на дне реки. Ил будто вздыбился над этим местом…
Но самое чудное было вот что – в середине светлого пятна висел, медленно раскачиваясь в темной воде, большой кусок пахучего свиного мяса! Дарли ещё не забыл вкус этого лакомства, и тотчас же голодный спазм жестокой болью свел желудок с утра не евшей крысы.
Он балансировал на месте, лишь слегка подгребая воду лапками и маневрируя хвостом, потом всё же решил подплыть немного к чудесному лакомству, заранее ощущая его божественное тепло в своем пустом желудке. Он плыл очень осторожно, прислушиваясь к различным шорохам и звукам, всё было тихо, но что-то всё же подсказало ему, что сзади таится опасность. Он резко оглянулся, и… противная дрожь пробежала по спине.
Да! Это была она, чудовищная щука – огромная жуткая уродина, каких поискать. Она тенью скользила за ним…
Дарли – превосходный пловец, но сейчас он плыл так, как никогда ещё в жизни не плавал. Это была шаровая молния, стремительно рассекавшая ледяную воду. Из-под его меха крошечными пузырьками выходил воздух, он поднимался наверх и разбивался о ледяную крышу.
Но как ни скоро плавал Дарли, проклятая щука плыла быстрее, и расстояние между ними стремительно сокращалось.
Вот Дарли почти уже поравнялся с куском мяса и – стремительно проплыл мимо неизвестно на что надеясь и хорошо понимая, что щуку провести не удастся. Мясо его уже не слишком волновало. Жизнь или сытый желудок – такой дилеммы здесь стояло.
Но вот внезапно он увидел прямо перед собой подводный вход в нору, а он ещё так и не очутился в пасти щуки! Удивительное – рядом, с надеждой подумал он и осторожно оглянулся.
Её сзади не было. Огромная туша теперь помещалась в середине того самого света, который лился из отверстия во льду. Однако лакомый кусочек бесследно исчез – и Дарли это сильно огорчило.
Внимание его теперь было приковано к туше страшной щуки. С ней происходили странные и ужасные превращения – туловище вдруг вытянулось почти вертикально и стало качаться, наподобие маятника, который внезапно сошел с ума. Жуткие челюсти судорожно двигались из стороны в сторону. Присмотревшись, Дарли увидел во рту у щуки тонкую веревку, которая тянулась вверх и уходила из отверстия во льду куда-то дальше.
Ещё минута – и щука совсем исчезла, подпрыгнув высоко надо льдом.
Дарли, дрожа от ужаса и неизвестности, некоторое время не шевелился, испытывая такой страх, какого ещё ни разу в жизни не испытывал. Весь мокрый и блестящий под холодными лучами зимнего солнца, он выбрался, наконец, из воды и направился в нору. Он пока ничего не понял в той трагедии, что произошла под водой, но поразмышлять о смысле жизни у него теперь явно имелся повод.
Она, эта огромная щука, могла съесть любого речного обитателя, но вот этот, такой аппетитный и с виду совсем безобидный кусочек свинины убил её!
Больше о страшной щуке в этих местах не слышали, что тоже, если отвлечься от философского смысла происшедшего, было совсем не плохо.
Иногда в сладкой дреме, свернувшись клубочком в теплой уютной норе, сквозь полузакрытые ресницы он наблюдал за размеренными движениями свой домовитой супруги и вспоминал о жизни в амбаре, о своей дружбе с вожаком и последнем с ним конфликте…
Это уже стало совсем, совсем прошлой жизнью и почти не травмировало самолюбие.
Его теперешняя жизнь была полна опасных приключений, но он не сожалел о том, что ему выпал столь суровый жребий. С тех пор, как он покинул стаю, он стал полновластным хозяином своей судьбы. Над ним был властен только случай, но это и вовсе не обидная кабала!
Он с некоторым скептицизмом думал теперь о своих юношеских заблуждениях, надеждах и мечтах. Его окончательный вердикт был оплачен высоким риском и потому имел силу закона – «всё тлен, кроме свободы».
Да и могло ли быть иначе? В противном случае мы имели бы дело с другой крысой…
16
Маленькое храброе существо, с крепко прижатыми ушками и крупной, не по туловищу, головой, стояло у необъятных водных просторов, и мелкая серебристая зыбь на темной журчащей воде от легкого дуновения свежего ветерка, и прекрасные картины светлого будущего – всё это, сменяя друг друга, веселым калейдоскопом проносилось перед его счастливым взором. Широкое основание челюсти, завершавшее треугольник мордочки, придавало ему выражение мечтательной задумчивости и, одновременно, волевого своенравия.
Убежденный в силе своих челюстей, хотя и не уверенный в быстроте своих коротких лап, он имел несносную привычку не убегать от противника, а непременно вступать с ним в бой даже тогда, когда силы были явно не равны. Никогда не отступать! – вот его девиз.
В стае его уважали за это качество, но и врагов он нажил немало.
Постояв немного у воды, Дарли решил пойти поохотиться. Пробираясь в пучках морского укропа, он вдруг увидел широкую рваную тень, необычайно быстро двигавшуюся по равнине. Жара стояла адская, но Дарли внезапно почувствовал противный холодок в животе и кончиках лап. Это опасность! – подумал он, даже не поднимая головы. Что ж, задний ход…
И он опрометью бросился к тоннелю. Вж-ж-жик! – и он уже вне опасности. Однако, едва его дрожащие лапки скрылись в норе, как острые когти хищника уже вцепились в корни травы у самого входа в жилище. Но поздно!
Ястреб, вне себя от досады, стал рвать когтями репейник, но долго предаваться отчаянию он не мог – надо искать другую жертву.
Не повезло в этот раз, повезет в другой – мало ли зевак скачет и летает вокруг?
Ну а Дарли в это время всё мчался и мчался вперед, как безумный, всё ещё чувствуя кончиком хвоста ястребиный коготь.
В тоннеле не было абсолютной темноты, там и сям сквозь корни трав пробивался тусклый серый свет. Дно тоннеля было основательно разрыхлено лапками и зубами множества болотных крыс и землероек, чьими ходами Дарли и воспользовался, рои свои спасительные тоннели. Во все стороны шли боковые дорожки – это был безвыходный лабиринт, подземное царство крысиного и мышиного народа.
Опасность осталась далеко позади, но Дарли мчался вперед, подальше от воды, в самую глубь земли, мечтая только об одном: подальше уйти от места ужасного приключения.
В честном бою он не раз жертвовал безопасностью, подвергая свою жизнь смертельному риску. И не было страх! Но когда тебя выслеживают – это уже совсем другое дело. С этим трудно что-либо поделать – страх побеждал разум и волю. Сильная духом крыса пасовала перед внезапной опасностью.
Но что такое – дух? Это симбиоз души и тела. Сколь ни сильна душа, но тело трепещет, если есть угроза его существованию.
Но вот навстречу ему попалась землеройка. Она была меньше Дарли, но отличалась, судя по её отчаянному виду, неприветливым, вздорным нравом. Показав долотообразные резцы, она вмиг схватила Дарли за ухо и тут же растрепала его в клочья. Но как же она заблуждалась, надеясь на снисходительность со стороны крысы! Дарли, дико взвыв скорее от ярости и раздражения, чем от боли, решительно схватил нахалку за шиворот, сильно куснул её и, хрякнув пару раз оземь с большим старанием, швырнул подальше от себя и поспешил дальше, всё ещё досадуя за вынужденную остановку.
Наконец он добрался до своего уютного гнезда в самой глубине норы, почти у края плотины, и только тогда к нему вернулось его прежнее спокойствие. Он облегченно перевел дух и даже впал в некоторую философскую задумчивость. «Вот наша жизнь! – думал он. – Каким бы храбрым ты ни был, но всегда найдётся хищник, который повергает тебя в ужас одним своим видом, потому что… таков закон природы?»
В этот день на ужин пришлось довольствоваться лишь пучком сухих кореньев, что было чрезвычайно не вкусно.
…Наступало опасное время, но Дарли, проживший всю свою сознательную жизнь в усадьбе, об этом пока не догадывался. Конечно, и ему приходилось бывать в поле, за овином, но все эти случайные вылазки не могли, конечно, дать ему настоящего знания о жизни, со всеми её сложностями и хитросплетениями причин и следствий.
Близилась осень, и с её приходом задули сильные северо-восточные ветры. Они-то и загоняли воду в конец трубы-воронки шлюза. Шла пора августовских ливней и наводнений.
На этот раз вода поднялась так высоко, как не поднималась в этих местах никогда. Когда первые потоки мутной стихии поглотили стенки русла и бесшумно покатились в тоннель, поднялась невообразимая сумятица. Маленькие обитатели подземки были захвачены врасплох. Писк и визг стоял такой, что у Дарли в ушах что-то неприятно затрещало, и он, боясь окончательно потерять слух, быстро почесал задней лапой в ушной раковине – треск прекратился. «Ой-ё-ёй!» – недовольно подумал Дарли, отчаянно вертя головой во все стороны. Теперь было ясно и ежу – грядут весьма грозные испытания.
Мириады коричневых и оранжевых кузнечиков, пестрых жирных жуков, длинных лоснящихся червяков и мохнатых цветных гусениц, тесня и толкая друг друга взбирались вверх по стебелькам травы, спасаясь от надвигавшейся воды. Батальоны мышей, крыс, землероек, негодуя на бушующую стихию и трясясь от страха и ужаса одновременно, спешили выбраться из тоннелей. И вся эта лавина мелкой живности дружно устремилась к плотине.
Дарли ещё спал, когда его разбудил сильный страх шум наверху. Прочистив уши, он всё ещё надеялся, что ничего страшного не произошло, и снова улегся на мягкую подстилку, чтобы доснить приятный сон.
Но не успел он прикрыть глаза и сладко зевнуть, как вынужден был принять бодрый ледяной душ. Холодная вода окатила его всего – от розового кончика носа до кончика серого чешуйчатого хвоста. Едва не захлебнувшись, Дарли ринулся наверх и … с разбегу свалился прямо в холодную воду. Вот тут только он заметил, что творится нечто ужасное.
Дарли неплохо плавал (в усадьбе был чудный пруд, в котором часто лунными ночами кутались молодые крысята), но в данную минуту ему вовсе не хотелось водных процедур, он уже неделю покашливал и очень опасался двусторонней пневмонии. Именно поэтому, оказавшись вдруг в воде, он раздосадованно крикнул – чёрт бы всё это побрал!
Так, сердито вереща и отчаянно вертя шеей, сидел он на задних лапках и брезгливо наблюдал ту невообразимую сумятицу, что устроили несчастные животные, силясь спасти свои шкурки и панцири. «Настоящее вавилонские столпотворение!» – изрек он, ни к кому, собственно, не обращаясь и решив для себя, что всё это беснование природы не спроста…
С первыми потоками наводнения налетели болотные ястребы, проживавшие неподалёку, – наводнение готовило им сытное угощение. Вслед за ними явились нахальные вороны, громко и картаво орущие. Они закрыли полнеба, солнце и все пути к отступлению. Хищные птицы носились над обезумевшей от страха живностью, жадно хватая добычу, беззащитно лепившуюся у плотины, и тут же взмывая в высь.
О, как это подействовало на тонкую, открытую впечатлениям душу Дарли! Выгнув спину дугой, перескочил он через дюжину неопытных беглецов и очутился в самой гуще землероек и мышей – на них ястребы не бросались, увлеченные более крупной и жирной добычей. Мелюзга, однако, не пришла в восторг от непрошенного вторжения и дружно возмутилась. Дарли примирительно поднял лапу – время ли сводить счеты?
Однако расслабляться не было времени. Укрывшись от ястребов, он тут же увидел злые глаза планирующей прямо на него вороны. Он просто пришел в ярость от неслыханной наглости птицы – а этих злодеек он глубоко презирал, считая, что слухи об их уме явно преувеличены. Взметнувшись к небу в олимпийском прыжке, он злобно вцепился в мощное бедро воровской птицы и сильно рванул её вниз, на себя, рухнув вместе с ней в самую середину орущих и вопящих грызунов. Ворона испустила гортанный карк и стала ожесточенно бить своим смертоносным клювом направо и налево. Горы трупов росли на глазах…
На помощь Дарли уже спешили три землеройки крутого нрава. Приблизившись, они перемигнулись с отважной крысой и тут же взобрались на крылья вороны. Они с ожесточением, вообще-то несвойственным столь малому народцу, принялись рвать когтями и зубами твердую радужную оболочку тесно прижатых друг к другу перьев – надежный панцирь, предохранявший тело птицы от ран. И грызуны одолели бы незадачливую птицу, не приди ей на помощь лихие товарки. Минуты две-три ещё длился поединок вороны с диким племенем грызунов, и вот уже порядком растрепанная птица освобождена. Взмахнув помятыми крыльями, она тяжело взмыла над плотиной, сплошь усеянной изодранными в клочья мохнатыми тушками.
Взъерошенная и вся покрытая кровью и грязью, безумно сверкая глазами, крыса, виновница всей этой кутерьмы, скользнула через край плотины и незаметно нырнула под защиту зеленой травы.
Здесь, на зеленом лугу, тимофеевка и клевер росли намного выше, и были вкуснее и сочнее, чем грубые стебли на солончаке. Подземные тоннели на лугах вообще не сооружались, крытые ходы делали очень просто – подгрызая стебли у самого корня. Сейчас в этих беседках и аллеях было полно путников, но Дарли, всё ещё под впечатлением пережитого, совершенно не обращал на них внимания и только изредка для порядка покусывал тех, кто не хотел уступать ему дорогу или слишком медленно это делал.
Так добрался он до речки, сильно петлявшей в этих местах, и теперь уже спокойно уселся под корнем густого куста дикого розмарина. «Вау! Знакомые места!» – воскликнул он обрадовано. Да, это была именно та нора, с которой и началось его здешнее житье.
Однако норка была занята маленькой землеройкой, и это сильно не понравилось бывшему хозяину дома. Дарли, строго придерживаясь закона о правах собственника, решил немедленно вступить во владение норой. Непрошеная хозяйка – любительница дармовщины, была тут же с позором изгнана.
«Халява кончилась!» – крикнул он ей вслед, но ещё долго над лугом разносились её нелепые угрозы и крики, громкие и заковыристые, но совершенно не опасные для Дарли.
Прошло несколько дней, и ветры стихли. Вода ушла и разместилась в своих прежних границах, большинство переселенцев вернулись в свои покинутые жилища. Однако Дарли так и остался жить под розмариновым кустом. И даже пристрастился к тимофеевке и клеверу!
Луг кишел бурыми сверчками и вкусными зелеными кузнечиками. О пропитании можно было не заботиться – обильная снедь сама шла к нему в рот.
Было и ещё одно обстоятельство – в жаркие он любил поплавать в речке, вблизи берега, опасаясь углубляться в темные водоросли, а то ведь можно нарваться на скандал – там, на глубине, крутилась страшная щука. Она особенно любила охотиться у плотины, как раз там, где было когда-то его роскошное жилье.
Нора под розмарином была не то чтобы узкой, но всё же не такой комфортной, как ему, уже избалованному квартирным вопросом, теперь хотелось бы. Конечно же, в ней нашлось место и для прелестной подруги, одетой в изящную шелковистую шубку цвета густого какао. Наступила брачная идиллия.
Лето было уже на излете, когда в одно, теперь уже не такое знойное, хотя и теплое утро все измелись в одночасье. На окраине луг раздались громкие голоса людей, лошадиное ржанье и топ. Все эти, некогда знакомые и привычные, звуки уже давно не тревожили Дарли, и он подумал, не снится ли ему страшный сон? Он поспешно выпрыгнул из норы и замер столбиком, обескураженный открывшимся ему кошмаром. Люди и лошади – это ужасно, но и это было ещё не всё! Вместе с людьми и собаками появились какие-то красные машины, запряженные парой лошадей. Вдруг одна из машин крикнула – и это было странно и страшно, так могут крикнуть десять миллионов цикад, если сделают это одновременно. Но действительно страшное началось после – к великому ужасу удивленных обитателей луга трава после этого крика смиренно полегла длинными рядами…
Что означала опасность наводнения по сравнению с надвигавшимся кошмаром!
Болотные водяные крысы, землеройки, мускусные крысы и кровожадные ласки – вся эта беззащитная живность, спокойно проживавшая в густой траве, опрометью понеслась прочь. Те же, кто не успел скрыться, на своё несчастливое счастье, даже не успели понять, что с ними произошло…
Большие ножи, быстрые, как молния, срезали траву у самой земли, захватывая и мгновенно убивая замешкавшуюся мелюзгу.
Когда Дарли услышал крик смертоносной машины, он тотчас же шмыгнул на дно своей норы и бросился плашмя на пол, дрожа всем телом и стараясь не думать о бренности существования. Подруга его оказалась при ближайшем рассмотрении довольно вздорной мадам – она с самого начала взяла за принцип во всем придерживаться противоположных взглядов, и в этой убийственной ситуации она не замедлила проявить свой вздорный нрав. Она выскочила из норы, нырнула в реку и поплыла к противоположному берегу.
«Постой!» – кричал ей вслед Дарли, но куда там! Она даже не оглянулась…
Когда стук машин затих, Дарли осторожно выбрался из норы. До чего же унылая предстала перед его взором картина! На земле лежали длинные кучи травы, а в этой спутанной траве галдели шмели и кузнечики, вконец, обезумев от страха.
Одаренный не только храбрым сердцем, но и толикой здравого смысла, Дарли, подбодрив себя криком «профити лёказьён!» (а так всегда провозглашал молодой хозяин усадьбы, когда подворачивалась халява), он принялся хватать беспомощных насекомых и жадно поедать их тут же, не унося в укромное место. Это было невыразимым удовольствием – охотиться, не подвергая себя ни малейшей опасности! Ястребы и вороны, напуганные крикливыми машинами, ещё не скоро сюда вернутся.
Наевшись до отвала и лёжа на своей мягкой подстилке, он вдруг вспомнил о своей неразумной подруге в такой приятной на ощупь шелковой шубке…
Странно – но ему стало немного грустно! Чтобы там ни говорили опытные многоженцы, но первая любовь ни с чем не сравнится!
Однако что-то надо было делать. Теперь и это место становилось опасным.
Дарли видел, как грызуны большой толпой куда-то направляются. Он незаметно пристроился в последние ряды. Они шли туда, где лежала длинными рядами скошенная трава. Три дня они питались головками увядающего, и поэтому особенно сладкого клевера, но вот на четвертый сено стали сгребать и складывать в копны, и бесприютные граждане луга спешно перекочевали туда, но уже на следующий день оказались под проливным дождем, потому что копны с раннего утра начали увозить в село на повозках.
Но какая беда пришла вместе с этими злосчастными повозками! Огромная собака, сущий терьер, бросилась на то место, где только что стояла копна, укрывшая Дарли, с отвратительным громким лаем принялась уничтожать малый народец…
Дарли с детства ненавидл собак за их услужливый нрав и привычку пресмыкаться перед двуногими уродами, не имевших своих собственных шубок и по этой причине считавших себя вправе нападать на пушных зверей.
Дарли, едва увернувшись от прожорливого пса, захромал подальше. Больная нога особенно ныла в сырую погоду.
Он вернулся в свою нору под розмариновый куст и впредь пользовался только теми ходами, которые сам прорыл между корневищами. Луг же теперь был открыт всем ветрам и врагам малых народов, и вечно голодные вороны сразу смекнули, что их сильные клювы без труда пробьют не слишком плотные крыши тоннелей и неглубоких нор.
Но вот и зима завьюжила, и выпал обильный снег, густой и противно холодный. Снег – лютый враг всего звериного народа, но верный друг крыс и мышей. Туннели в снегу устраивались легко, эта работа была приятной. Пищи под снегом всем хватало – сытные корни и сухие стебли трав хранились там в изобилии. Днём крысы не выходили на волю, остерегаясь врагов, но зато ночью, совершенно обезумев от яркого света полной луны и забыв об опасности, затевали веселые игры, как на огромной сцене, прямо на покрытом ледяной корочкой снеге, в душе смеясь над глупыми воронами, а те в столь поздний час сладко спали, и не догадываясь о том, что отменный корм в изобилии резвится неподалеку.
Однако не все враги крысиного народа видели сны в это время. Неизвестно откуда вдруг появлялись толстые бесшумные совы, набегали откуда ни возьмись лисицы и ласки. Дикий разгул крысиного народа на освещенной луной равнине то и дело прерывался кровавыми трагедиями, но опасное развлечение продолжалось всё тем же рискованным способом. Пушистые батальоны необузданно резвящихся крыс редели с поразительной быстротой.
Дарли был цел и невредим в своём заснеженном кусте розмарина, который прилично разросся за лето и почти на метр возвышался над снегом. Место легкомысленной и своенравной подруги заняла другая крыса, не имевшая, правда, такой красивой шелковистой шубки, но зато обладавшая множеством других, не менее ценных качеств, которые он с возрастом начинал ценить выше, нежели прелесть блестящей шелковой шубки…
Новая супруга была хозяйственной и рачительной крысой, обладавшей спокойным покладистым нравом, что вполне устраивало Дарли с его склонностью к ипохондрии. К тому же, он был порядком измучен вечными страхами вольного житья.
Семьи рождались и вырастали в родительской норе, потом уходили в лабиринт, и вскоре образовался целый легион крыс из рода Дарли. Они рождались каждые три месяца по десять-пятнадцать крысят в одну беременность, а через три месяца молодые самки уже сами становились мамами…
Его легкомысленная подруга, исчезнувшая так внезапно, о себе вестей не подавала, и Дарли так и не смог узнать подробности её дальнейшей жизни. Ему даже иногда казалось, что она просто воспользовалась случаем, короче – профити лёказьён…
Возможно, у неё на том берегу были давние шашни с каким-нибудь прохиндеем. У крыс разводы ещё не вошли в моду, вот и приходилось хитрить в меру собственной испорченности тем, кто стоял за свободу самовыражения. Однако Дарли не терзался запоздалой ревностью, ему было просто любопытно, и не более того.
Приближался конец зимы, на редкость злой и вьюжной. И вот тут-то, на пороге долгожданной весны, когда снова в меню появятся живые кузнечики и свежие стебельки мятлика, с Дарли случилось самое ужасное за этот год происшествие…
Избегая, по своему обычаю, игр на открытом снегу, он приучил себя забавляться и отыскивать пищу под «одеялом безопасности» – снежным покровом, вблизи привычного уже куста розмарина. Однако, главным его развлечением было купанье – он искусно плавал и нырял, отыскивая под ледяной водой свежие корни водяных лилий, ракушки, улиток и различных личинок. Всё это шло в пищу.
В замерзающей реке вода поднялась высоко, а потом, охладившись, сжалась и немного отстала ото льда – так между ледяной крышей и не замерзшей водой образовалось небольшое воздушное пространство. Дарли прорыл к своей купальне ещё один тоннель, который шёл сюда прямо от куста розмарина.
Но и здесь, под водой тоже не было совсем безопасно. И здесь были свои враги.
Неподалеку от купальни жила большая выдра. По характеру она была заносчива и деспотична, и Дарли, зная это не понаслышке, осмотрительно остерегался её. Опасность грозила и от другого врага – большой пятнистой щуки, обитательнице темного логова в небольшом пруду под плотиной – бучиле. Дарли видел её только раз, но и этого было достаточно. Издали её можно было принять за длинную палку грязно-серого цвета. Дарли, затаив дыхание, проплывал опасное место быстро, как торпеда. Но вот однажды, когда он спешил домой и подплывал уже к своему замаскированному входу, его встревожил громкий незнакомый стук – трак-трак-трак! Стучали по поверхности льда, как раз там, где и был вход в тоннель. Похоже, кто-то пробивает отверстие во льду – подумал Дарли. Теперь уже отчетливо было слышно частое постукивание топора. Он поплыл назад, подальше от опасного места. Но ему всё казалось, что стук топора, эхом разносившийся под водой, следует за ним по пятам. Немного выждав, он снова двинулся назад, все-таки хотелось поскорее оказаться вне опасности. Уже приближаясь к дому, он увидел круглое пятно света на дне реки. Ил будто вздыбился над этим местом…
Но самое чудное было вот что – в середине светлого пятна висел, медленно раскачиваясь в темной воде, большой кусок пахучего свиного мяса! Дарли ещё не забыл вкус этого лакомства, и тотчас же голодный спазм жестокой болью свел желудок с утра не евшей крысы.
Он балансировал на месте, лишь слегка подгребая воду лапками и маневрируя хвостом, потом всё же решил подплыть немного к чудесному лакомству, заранее ощущая его божественное тепло в своем пустом желудке. Он плыл очень осторожно, прислушиваясь к различным шорохам и звукам, всё было тихо, но что-то всё же подсказало ему, что сзади таится опасность. Он резко оглянулся, и… противная дрожь пробежала по спине.
Да! Это была она, чудовищная щука – огромная жуткая уродина, каких поискать. Она тенью скользила за ним…
Дарли – превосходный пловец, но сейчас он плыл так, как никогда ещё в жизни не плавал. Это была шаровая молния, стремительно рассекавшая ледяную воду. Из-под его меха крошечными пузырьками выходил воздух, он поднимался наверх и разбивался о ледяную крышу.
Но как ни скоро плавал Дарли, проклятая щука плыла быстрее, и расстояние между ними стремительно сокращалось.
Вот Дарли почти уже поравнялся с куском мяса и – стремительно проплыл мимо неизвестно на что надеясь и хорошо понимая, что щуку провести не удастся. Мясо его уже не слишком волновало. Жизнь или сытый желудок – такой дилеммы здесь стояло.
Но вот внезапно он увидел прямо перед собой подводный вход в нору, а он ещё так и не очутился в пасти щуки! Удивительное – рядом, с надеждой подумал он и осторожно оглянулся.
Её сзади не было. Огромная туша теперь помещалась в середине того самого света, который лился из отверстия во льду. Однако лакомый кусочек бесследно исчез – и Дарли это сильно огорчило.
Внимание его теперь было приковано к туше страшной щуки. С ней происходили странные и ужасные превращения – туловище вдруг вытянулось почти вертикально и стало качаться, наподобие маятника, который внезапно сошел с ума. Жуткие челюсти судорожно двигались из стороны в сторону. Присмотревшись, Дарли увидел во рту у щуки тонкую веревку, которая тянулась вверх и уходила из отверстия во льду куда-то дальше.
Ещё минута – и щука совсем исчезла, подпрыгнув высоко надо льдом.
Дарли, дрожа от ужаса и неизвестности, некоторое время не шевелился, испытывая такой страх, какого ещё ни разу в жизни не испытывал. Весь мокрый и блестящий под холодными лучами зимнего солнца, он выбрался, наконец, из воды и направился в нору. Он пока ничего не понял в той трагедии, что произошла под водой, но поразмышлять о смысле жизни у него теперь явно имелся повод.
Она, эта огромная щука, могла съесть любого речного обитателя, но вот этот, такой аппетитный и с виду совсем безобидный кусочек свинины убил её!
Больше о страшной щуке в этих местах не слышали, что тоже, если отвлечься от философского смысла происшедшего, было совсем не плохо.
Иногда в сладкой дреме, свернувшись клубочком в теплой уютной норе, сквозь полузакрытые ресницы он наблюдал за размеренными движениями свой домовитой супруги и вспоминал о жизни в амбаре, о своей дружбе с вожаком и последнем с ним конфликте…
Это уже стало совсем, совсем прошлой жизнью и почти не травмировало самолюбие.
Его теперешняя жизнь была полна опасных приключений, но он не сожалел о том, что ему выпал столь суровый жребий. С тех пор, как он покинул стаю, он стал полновластным хозяином своей судьбы. Над ним был властен только случай, но это и вовсе не обидная кабала!
Он с некоторым скептицизмом думал теперь о своих юношеских заблуждениях, надеждах и мечтах. Его окончательный вердикт был оплачен высоким риском и потому имел силу закона – «всё тлен, кроме свободы».
Да и могло ли быть иначе? В противном случае мы имели бы дело с другой крысой…
16
Как всё просто с ней! С ней очень сложно…
Это про Майю – оба утверждения верны, парадокс личности. Вся как на ладони, и… её душа – потемки.
Но Милева она видит насквозь. Меня, впрочем, тоже.
Милев – очень пафосная личность. Принял её поначалу за простушку, а когда вник, то страшно разозлился.
«Она хитрая и подлая», – констатировал он. – «Почему же?» – заинтересовался я, удивляясь тому, как Милев завелся на ровном месте. – «Видит всю ситуацию – и молчит!» – «Какое бессердечие!» – посочувствовал я.
И вот такая девушка сидит у меня в печенках. Да! Она меня взяла за что-то и взлюбила! Это приятно, это щекочет самолюбие.
Но!
Вот с этого «но» вообще-то и надо начинать.
Зафиксировав это открытие – её горячую пионерскую любовь ко мне, я как-то незаметно для себя расслабился в приятных ощущениях самодовольства и любви к себе, и … очень скоро привык! К Майе, к её любви ко мне, к себе любимому, такому душке и симпатяге…
И вот случилось. Я уже не мыслил жизни без всего этого «джентльменского набора».
Если бы я был дешевый волокита, теряющий дыхание при первой же возможности запасть, то и вопросов бы не было. Я был в этом смысле нормальный оболтус.
Это про Майю – оба утверждения верны, парадокс личности. Вся как на ладони, и… её душа – потемки.
Но Милева она видит насквозь. Меня, впрочем, тоже.
Милев – очень пафосная личность. Принял её поначалу за простушку, а когда вник, то страшно разозлился.
«Она хитрая и подлая», – констатировал он. – «Почему же?» – заинтересовался я, удивляясь тому, как Милев завелся на ровном месте. – «Видит всю ситуацию – и молчит!» – «Какое бессердечие!» – посочувствовал я.
И вот такая девушка сидит у меня в печенках. Да! Она меня взяла за что-то и взлюбила! Это приятно, это щекочет самолюбие.
Но!
Вот с этого «но» вообще-то и надо начинать.
Зафиксировав это открытие – её горячую пионерскую любовь ко мне, я как-то незаметно для себя расслабился в приятных ощущениях самодовольства и любви к себе, и … очень скоро привык! К Майе, к её любви ко мне, к себе любимому, такому душке и симпатяге…
И вот случилось. Я уже не мыслил жизни без всего этого «джентльменского набора».
Если бы я был дешевый волокита, теряющий дыхание при первой же возможности запасть, то и вопросов бы не было. Я был в этом смысле нормальный оболтус.